Текст книги "Последний день на том свете. Между живым и любимым…"

Она вся дрожала. Казалось, что дотронусь я до нее, и она рассыплется, как песчаный замок.

– Ох, глупышка… Элен, послушай, ты словно маленькая лампочка в темной, холодной пещере, освещаешь мой путь и мне хочется наполнить твою жизнь смыслом, а свою тобой. Мне никто так не западал глубоко в сердце… Ты самое яркое в моей жизни событие… Все, что ты мне сейчас рассказала – это ужасно и я даже наполовину не могу понять, как тебе было тяжело и плохо, но я буду рядом, я не дам тебе снова натворить глупостей, я буду беречь тебя!

Лицо Элен наполнилось теперь не только слезами, но и улыбкой. Странное зрелище – я и в правду ей нужен, а она нужна мне, особенно сейчас…

– Ты действительно этого хочешь?

– Я уверен в этом, таких эмоций и чувств раньше я не испытывал – это много значит для меня, я хочу быть с тобой!

После этого, в полной темноте, я взял ее за плечо, а затем медленно приблизился к ее лицу. По правде говоря, я никогда не целовался, и меня обуревает страх перед неизвестным и так получилось, что Элен это заметила и, крепко обхватив меня, поцеловала прямо в губы. Винсент говорил, что все произойдет само собой и особо напрягаться по этому поводу не стоит – так и произошло – я слился с ней в страстном поцелуе, удивительное тепло стало обуревать меня, такое нежное и приятное. Каждая часть тела словно испытала электрический разряд, правда было немного мокро, слезы с ее глаз не переставали капать ни на секунду, мы долго целовались; я не осознавал, что меня в тот момент укусило, но я решил, что будет продолжение банкета. Я осторожно положил ее на больничную койку и спросил:

– Ты хочешь…?

Она тихо засмеялась, глаза перестали мокнуть, в них тоже появилась решительность. Элен стала расстегивать мокрую от дождя кофту, мне понадобилось секунд десять на осознание всего, а дальше Элен начала снимать свои брюки, ее мягкая, бархатная кожа, пахнущая чем-то действительно вкусным, коснулась моего тела. Я опустился лицом в ее тонкую, изящную шею и стал опускаться ниже…

Все происходило словно бы в другой реальности, она тихо стонала, мое дыхание сбилось. Пожалуй, то, что я испытывал – самое приятное событие в моей жизни, соединение двух наполненных пылкой страстью друг с другом тел в единое целое показалось лучше, чем дышать…

Когда мы достигли пика удовольствия, она крепко сжала мою спину и издала поистине возбуждающий звук. Я словно растворился в бассейне блаженства, даже нестерпимая боль в ребрах ушла на второй план. Чувства переполняли меня, я благодарил ту злостную машину за предоставленную мне возможность стать мужчиной, я даже на какое-то мгновение полностью перестал думать о том, что сказал мне врач.

После нашей страсти, Элен лежала у меня на груди и, обхватив своими упругими ногами, спросила:

– Все же будет хорошо?

В этот момент мне стало так тоскливо, что я словно спустился обратно в тот чертов морской омут. Я не стал ее расстраивать, не время сейчас, поэтому просто соврал.

– Конечно, моя радость…

Элен улыбнулась и еще крепче обняла меня.

Прошло часа два, я не спал, не мог спать, мне просто хотелось трепать ее волосы всю жизнь. Комнату наполнили серо-синие пастельные тона, похоже, солнце начинает свой поход в новый день. Девушка, охватившая меня всем своим прелестным телом, крепко спала, и я аккуратно вылез из-под одеяла, охраняющего нашу любовь. Я надел свою сорочку и вышел из палаты. Пустые коридоры больницы напоминали сцену из фильмов ужасов. На стене рядом с палатой висел план больницы, мне нужна была комната с вещами пациентов – это помещение находилось на этаже ниже. Я пошел прямо по коридору и обнаружил лестницу. Когда я спустился, моему взору открылась картина: в приемной на кресле сидела пухлая, лет сорока женщина, по всей видимости, она работала тут – на ней была синяя форма, как у медсестер. Она крепко спала и иногда даже похрапывала, а прямо за ней была дверь с надписью «вещи пациентов» – на весь коридор горела лишь одна лампа, которая как раз и освещала приемную, я увидел имя этой женщины на форме «Хлоя». Но это не так уж и важно, важно было перелезть через этот v-образный стол, не разбудив Хлою, тихо проникнуть в заветную дверку, взять свои вещи и сбежать.

Я стал перелезать через стол, на ногах у меня были белые больничные тапочки, а под сорочкой совсем ничего, мне стало даже немного холодно в интимных зонах. Перелезая через ресепшен, я коснулся чего-то ногой и уже слишком поздно понял – это была стопка каких-то бумаг, и она достаточно громко упала на пол. Я замер, моя голова повернулась вправо – Хлоя, которая спала в кресле, даже не пошевелилась, она и дальше продолжала сладко похрапывать с чуть открытым ртом и глуповатой физиономией. Мне вспомнилось, как в детстве я часто любил ходить на кухню ночью и брать что-нибудь вкусненькое, но была проблема – дверь в моей комнате очень сильно скрипела, и мне приходилось неимоверно напрягаться, чтобы открыть ее бесшумно, а если все-таки скрип был, я замирал, словно опоссум, впадая в анабиоз. Мама просыпалась со словами: «Джеймс, почему ты не спишь»?». Я до смерти пугался и в один прыжок оказывался в своей постели, делая вид, что никакой двери я и не пытался открыть. Вот сейчас я чувствовал себя примерно так же: состояние напряжения, тревоги и полного сосредоточения, мне даже стало слышно свое сердцебиение. Путь до заветной двери я проделал без особых трудностей. Стоя перед ней, я еще раз окинул взглядом медсестру и вошел.

Помещение было небольшим, все заставлено огромными полками, на которых были расставлены коробки с надписями имен пациентов. Я прошел почти в самый конец и увидел коробку, из которой торчал кусок порванной серой кофты – это была коробка с моим именем. Заглянув в нее, мне стало не по себе. Кофта была запятнана кровью, только сейчас я понял, что все это время на голове у меня была повязка, похоже, удар пришелся об асфальт, и я действительно потерял много крови. Кстати, в зеркало я еще себя не видел, от этого стало страшнее и холоднее внутри. Вдруг авария сделала из меня урода…

«Хотя такого красавчика ничего не испортит» – сказал я шепотом сам себе.

В коробке были мои кеды, оборванная одежда, ключи, но самое главное – в кармане кофты лежала пачка сигарет, ради этого я сюда и добирался. Я взял кеды и сигареты, хотел уже направиться к выходу, как вдруг осознал, что тут так много вещей еще можно найти и будет кощунством не воспользоваться этим; вполне возможно, что многие хозяева этих коробок уже давно мертвы, им не понадобится, а я пока что живой.

Прошло минут двадцать моих поисков в этом коробочном мире, после чего я обзавелся узкими клетчатыми брюками от некоего «Матис, улица Свободы, дом 7, квартира 46», и новой черной толстой кофтой, она была на размер два больше, но это, наоборот, еще больше мне шло. Спасибо этому парню.

Выходя обратно, я обратил внимание, что в кресле, где спала женщина, уже никого не было, а по коридору стали ходить уборщицы, все это доставляло мне дискомфорт. Я вышел из-за ресепшена и направился к лестнице, ведущей к моей палате. По пути я встретил уборщицу, мы обменялись взглядами, и она спросила:

– Ты почему в такой ранний час по больнице бродишь, тебе что тут нужно?

– Я пациент, – спокойно сказал я. – Мне нужно было узнать, есть ли в больнице что-нибудь поесть, не спится сегодня что-то…

Уборщицей была старушка лет шестидесяти, с морщинами на лице и крашеными рыжими волосами, она стояла со шваброй, как Наполеон, с саблей и глядела на меня исподлобья.

– Бедный парень, я вижу, у тебя на голове бардак полный, болит, наверно? – спросила бабуля.

– Не буду скрывать, дискомфорт ощущается…

– На первом и последнем этажах есть автоматы с кофе и перекусами, а столовая откроется только в восемь утра – гаркнула бабушка.

Что-то есть в таких людях, вроде, ничем не примечательны или на вид даже агрессивны, но на самом деле очень доброжелательны.

Я поблагодарил ее и прошел к своей палате.

Когда я зашел, мое лицо расплылось в глупой улыбке. На койке, закутавшись в белое одеяло, лежала обнаженная девушка, такая прекрасная и мирная. Она спала, обняв подушку своими изящными руками, будто их нарисовал лучший художник эпохи Ренессанса, каждый мазок был написан именно в том месте, где нужно. Я подошел к окну, отодвинул жалюзи и открыл их. По ощущениям мы находились на этаже шестом, было видно сонные улицы и пару птиц в небе.

Высунув голову наружу, я вдохнул этот дивный запах, влажный запах ночи, которая слилась с утром. Из рта шел пар, я полез в карман и достал пачку сигарет.

Чувство, когда не курил так долго, и рецепторы уже забыли эти ощущения, как будто в первый раз. Я помню его, было лето, и мы с друзьями нашли у моей мамы в шкафу сигареты, мне стало интересно, и я закурил, но у меня болела голова, и тогда я счел это глупым занятием. Но буквально через месяц со мной случился небольшой казус. Тогда я угодил в передрягу, до нас с Винсентом докопалась куча омерзительных парней сигарет. Я ответил, что не курю. После этого нас дружно отпинали и обыскали все карманы, забрав жалкую горсть монет. После этого я чувствовал себя паршиво, меня стыдила мысль, что я не смог постоять за себя, хотя сил мне хватало, но я просто растерялся и оцепенел. Я не выходил на улицу недели две, но в один дождливый день мне захотелось прогуляться. Я прошел пару улиц до ларька, где продавали алкоголь и сигареты людям всех возрастов, взял себе пачку и начал курить. Боже… Мне стало легче, проблемы будто улетели вместе с дымом, не знаю почему, но мне стало спокойнее, как бы там ни было – груз упал с плеч. Пока я вспоминал об этом, половина табака уже сгорела, я услышал сзади шорох – Элен проснулась. Она, закутавшись по шею в одеяло, подошла ко мне и прижалась к моей спине.

– Доброе утро, – сказала она так ласково, что у меня поползли мурашки по коже.

– Доброе…

– Я вижу, ты приоделся, давно встал?

– Не ложился, это было бы преступлением: спать, пока рядом со мной спит такая принцесса.

Она смущенно улыбнулась, ее короткие волосы примерно по шею были такие густые и мягкие. Элен напоминала мне чем-то миленькую овечку, которая зачем-то решила дружить с волком.

– Ты действительно так думаешь? – спросила Элен.

– Я тебя люблю. – Вот дурак, брякнул не подумав.

– И я тебя люблю, Джеймс, – она сказала это с такой теплотой в голосе, что у меня подкосились ноги. – Дай сигарету, не курила полгода, страсть как хочется.

Я не был правильным человеком, если кому-то также, как и мне, нравится убивать свое здоровье, то я не стану никого останавливать..Сделав еще затяжку, я передал своей новоиспеченной пассии сигарету. Взяв ее своими миниатюрными пальцами, она поднесла фильтр ко рту и вдохнула канцерогенный дым, а затем полезла ко мне под руку, и мы стояли так, пока не вылез рассвет.

Мы общались о всякой ерунде: школе, природе, книгах, фильмах, но в один момент я спросил:

– О чем ты мечтаешь?

Элен задумалась, ее гладкий лобик образовал несколько небольших складок, и она ответила:

– Уехать отсюда куда-нибудь на край света, жить на берегу моря, где нас будет окружать лишь ветер, пришедший с полей, по вечерам мы бы разводили костер, смотрели на звезды, обнимались и целовались до самого утра…. Знаю, все это звучит банально, но самые искренние желания и чувства на самом деле так просты и понятны…

– Мы обязательно придем к этому, наши мечты похожи, – сказал я, и в теле у меня засветился яркий фонарик, жизнь заиграла в других тонах, но лишь на какое-то время…

Я погладил ее по лицу и поцеловал, на мой взгляд, уже лучше, чем было до этого.

Глава VI

В обед ко мне пришла мама, она все знала…

– Как ты себя чувствуешь, мальчик мой?

– Честно сказать, паршиво…

Глаза у нее были заплаканные, руки дрожали, но она старалась держаться на присущем ей позитиве.

– Мы будем пробовать все варианты лечения, главное – не сдаваться, я всегда с тобой, ты же мой самый любимый на свете сын, и у тебя вся жизнь впереди!

– Надеюсь… Мне немного страшно, но я постараюсь бороться ради тебя и себя, конечно же, рано мне еще умирать, – сказал я без особого энтузиазма в голосе. Эти слова были сказаны больше для мамы, точнее, только для нее.

– Даже не думай так, а говорить уж тем более не смей, врачи сказали, что на сорок процентов все зависит от твоего настроя!

Я не стал огорчать маму понапрасну, ей сейчас тоже тяжело, я не люблю, когда она волнуется.

Потом мы крепко обнялись.

– Тебе чего-нибудь принести? – спросила мама.

– Спасибо, ничего не надо, я пока хочу побыть один…

– Хорошо, звони мне сразу, если что-то понадобится, я тебе с кем-нибудь передам, мне пора на работу, но я так не хочу от тебя уходить, – сказала она чуть со слезами в голосе.

– Не нужно, мам, деньги нам тоже понадобятся, иди спокойно работай, я никуда не денусь.

Она посмотрела на меня, как смотрят мамы на своих детей, улыбнулась, поцеловала меня в лоб и ушла на работу.

Прошло неделя, меня уже собирались выписывать из больницы. Я знал, что ничего уже не будет как прежде, жизнь поменялась, и пока что не ясно, в лучшую или худшую сторону. Всю неделю меня кто-то навещал, Элен была со мной постоянно, меня это ничуть не смущало; она грела разорванный и сожженный кусок моей умирающей субстанции, которую еще вроде называют душой. Винсент заходил каждый день после школы, приносил по моей просьбе мороженое, я так люблю эту холодную сладость, что при каждом укусе я впадал в детский восторг. Доктора ходили ко мне постоянно, я сдавал различные анализы. Когда меня в первый раз повели брать кровь из вены, я был встревожен. Причиной этому являлся мой непонятный страх, мне не страшно было, если бы меня ввели в наркоз, если бы вкололи обезболивающее и делали операцию, скажем, на гландах, но вот именно тот факт, что в меня воткнут острый предмет и начнут вытягивать из вены жизненно необходимый организму продукт, вводил меня в тремор. Когда все же это случилось, я настолько испугался, что не почувствовал, как кровь уже взяли. После этого раза я стал увереннее проходить подобные процедуры, а проходил я их крайне много. Страх может иногда и помочь, может он поможет мне наконец-то взлететь в осознанную жизнь, о которой я так мечтаю. О которой я пока еще могу мечтать, ведь неизвестно, что будет со мной завтра. Конечно, эти мысли без конца меня навещали. Элен я сказал, что болен, но болезнь лечится, по факту почти и не соврал, она-то лечится, но не в моем случае.

За ночь перед выпиской я не удержался – в два часа ночи меня разбудила ужасающая головная боль, и начало очень сильно тошнить, мутило страшно; я выпил обезболивающие, оделся и юркнул из палаты. За больницей был небольшой парк. Ночь была холодной, а небо усеяно тучами, из-за которых выглядывает частичка желтоватой луны.

Я подошел к самой дальней лавочке возле сосен, присел, засунул наушники в уши, посмотрел на небо, на больницу, и бездумно включил камеру на телефоне и посмотрел на себя. Больше я терпеть не мог, слезы покатились одна за другой, мне хотелось закричать, но даже на это не осталось сил. Я начал понимать, что скоро умру, что не смогу больше увидеть маму, друзей, Элен… Мне стало так обидно и плохо, что я сидел и давился своими горькими слезами еще минут сорок. В этот момент меня обуревает гнев на жизнь, на то, как она бывает несправедливой, я боялся… Я чертовски сильно боялся. Болезнь, которую у меня обнаружили несколько дней назад в мозгу, крайне редкая и практически неизлечимая, мне удавалось жить в мыльном пузыре до этого момента, но вот он лопнул и все силы меня покинули. Жизнь дерьмо, и мне забыли положить с собой лопату, чтобы я это дерьмо разгребал. Врач сообщил, что я в любой момент могу просто отключиться и не факт, что проснусь снова.

Я хотел страшно напиться и забыть об этом хотя бы на несколько часов.

Пить я начал рано, раньше чем курить, таков уж наш городишко – в нем мало развлечений, а самое забавное, что моя мама даже и подумать не может, что я могу пить алкоголь, у меня всегда хорошо получалось это скрывать, но сейчас мне было наплевать на то, что она бы увидела меня пьяным, мне вообще на все наплевать, жизнь это огромная роскошь оказалась для меня и нужно последние моменты как следует разнообразить.

Я просидел практически до самого утра в своих мыслях и держась за голову, прежде чем решился вернуться в палату, в шесть утра у меня получилось заснуть.

День выписки прошел спокойно, я собрал все свои новоиспеченные подарки в портфель, подписал бумаги и вышел из больницы на крыльцо. Осмотрев это восьмиэтажное кирпичное здание, я подумал о том, что не прощаюсь с ним.

Пройдя метров десять по медгородку с зеленым газоном и странно посаженными кленами (где-то их было меньше – где-то больше), мои глаза заметили бледно-синюю фигуру, стоявшую возле входа на территорию больницы, она мне помахала, подойдя ближе, я разглядел свою любовь – Элен улыбалась во все свои белоснежные зубы, смотря на мой потрепанный вид: волосы заметно отросли, на лице появилась щетина, чему я приятно удивился, все же, я уже не мальчик. Я положил руку ей на плечи и прижал к себе, сцепление губами произошло так катастрофически волшебно, что я подумывал о том, чтобы скрепить нас железными проводами так навсегда, а может, это просто действовали сильные обезболивающие, что мне выписали, и я ловил кайф со всего.

– Здравствуйте! – сказал я.

Мне нравилось это слово, оно не было таким фамильярным и глупым, как «привет», по крайней мере из моих уст слово «привет» звучало именно так.

– Привет, Джеймс, как спалось в последнюю ночь в нашей палате?

– Очень неспокойно… Мысли, слова, мечты, воспоминания – не давали уснуть, – сказал я даже больше не ей, а себе.

– О чем ты постоянно думаешь?

При восприятии этой фразы передо мной встала дилемма: соврать или сказать правду…

– О смерти, – отрывисто сказал я.

Ее спокойное, довольное лицо затянулось волнами взволнованности и растерянности.

– Что… Почему? У тебя же все хорошо, с тобой все обошлось, твоя болезнь лечится, я буду всегда с тобой, или ты во все это уже не веришь?

Конечно, мне хочется верить ей, но, зная, что со мной происходит, я не могу перестать думать об этом. Возможно, мне стоит полностью погрузиться в проведение времени с Элен, и тогда мысли о близкой кончине станут более прозрачными.

Я решил с этой темы съехать:

– Я хочу тебе верить, давай укреплять наши взаимоотношения еще больше, помнишь, ты говорила, что хочешь уехать со мной куда-нибудь. Я так подумал. У меня появились некие сбережения, и мне, как полу инвалиду, родные из жалости надарили кучу денег.

Элен стояла передо мной в полном смятении.

– Когда? Я готова с тобой уехать хоть сейчас

Я улыбнулся, она была отзывчивой и падкой на авантюры, и мне это нравилось.

– Думаю, что хочу немного походить в школу, войти в ритм, пообщаться с друзьями, а потом отправимся с тобой куда-нибудь. Мне и тебе уже восемнадцать, вот как оправлюсь, уедем – ответил я.

Не хотелось ей врать, но разве я могу ее оставить без надежды? Я вот живу без нее, и мне от этого тошно.

Она засияла, взяла меня за руку. Мы неспеша пошли в сторону моего дома, благо больница находилась совсем недалеко. По дороге мы стали обсуждать, куда же именно отправимся.

– Как тебе Исландия или Норвегия? – спросил я.

– Исландия… Я так много читала о ней, там такая красивая природа, все эти пляжи из темного песка, горы, травянистые равнины, снег, дождь, туманы, горячие источники, ну и конечно же, море… – встрепенувшись, ответила Элис.

– Тогда, поедем в Исландию, я сниму нам домик недалеко от тех самых пляжей. Кстати, я ни разу не видел моря…

Наверное, я больше всего сейчас хочу увидеть вживую бескрайнее море, любое, но я должен его увидеть перед последней своей сценой, здорово бы было, если меня похоронят как рыцаря или викинга – отправят на маленьком кораблике в море и сожгут.

– Это будут лучшие дни в моей жизни, потому что ты будешь рядом!

Она заставила меня застесняться, так открыто и легко мне еще никто не высказывал о своих чувствах и о том, как я делаю чьи-либо дни самыми счастливыми. Я не хочу, чтобы это кончалось, хочу попасть во временную петлю и проживать моменты с Элен, снова и снова сходя с ума от счастья и любви.

Я была на море совсем еще маленькой, но запомнила какое оно завораживающее, тебе точно понравится, любимый, – сказала Элен с огоньком в глазах и крепче сжала мою руку.

Глава VII

Прошла неделя, но как будто целая вечность. Я абсолютно ничего не делал: залипал в телефон, лежал на диване, мне ничего не снилось, с Элен я только переписывался, сил на встречи у меня сейчас не было; гулять не ходил, на школу мне было все равно по понятным причинам; хотя я и сказал, что хочу войти в обычный ритм, но это оказалось тяжелее, чем я мог себе представить. Одним днем я просыпаюсь от стука дождя по окнам со знакомой мне уже сильнейшей головной болью, иду на кухню и выпиваю две капсулы из оранжевой баночки с таблетками, ставлю кипятиться кофе на плиту и смотрю в окно: вороны летают возле фонарей и жадно ловят капли воды клювами – такие интересные существа…

Кофе закипел, я перелил его в кружку и пошел к компьютеру, мама была на работе – поэтому я закурил прямо в кресле. Лекарство начало действовать, все стало будто бы в тумане. Меня начало клонить в сон, но спать весь день мне не хотелось и, надев кеды с сигаретой в зубах, я вышел на крыльцо своего дома. За мной следом вышел сосед.

– Джеймс, привет, давно тебя не видно, куда пропал? – спросил он.

– Доброе утро, да так, приболел…

Эти слова резали мне уши, но я решил особо не посвящать окружающих в ситуацию, сигарета во рту тлела и не удивляла моего соседа. Мужчина, лет тридцати, всегда жизнерадостный и душевный, с ним бывает интересно побеседовать.

– Приболел, значит? Ну, поправляйся и кури меньше! – сказал он своим басистым тоном.

– Я учту, спасибо… А вы на работу идете?

Мне вдруг понадобилась хоть чья-нибудь компания.

– Ну да, взрослая жизнь, она такая, – он усмехнулся.

– Я с вами пройдусь немного, мне по пути все равно.

Конечно, это была ложь, но просто стоять и пялиться на дождь мне не хотелось.

– Конечно, пойдем.

Мы шли молча минут пять, я думал о своем. Спутник, по-видимому, тоже.

– Как у Ингрид дела? – спросил я про его кошку, прервав молчание.

– Ингрид? С ней все нормально, недавно правда лапку где-то подвернула, пока плохо ходит, но думаю, дней через пять заживет. А мама как твоя?

Ему очень нравилась моя мама, а я был и не против, если бы они начали встречаться. Он человек ответственный и добрый – таких сейчас мало.

– У нее все более-менее: работает, бегает по утрам, на плавание начала ходить недавно, в общем, полная противоположность мне. – Бег по утрам для меня страшнее той фигни, что у меня в голове.

– Это уж точно, – сосед произнес это так нежно и тепло, что я даже взбодрился немного, правда меня покачивало из-за таблеток, но к этому я привык.

Бычок улетел в урну, и мы разошлись – он на работу, а я в неизвестное мне направление с музыкой в ушах и полностью промокшими волосами.

Как-то так вышло, что я оказался возле своей школы, а была уже последняя четверть, и мне жутко захотелось зайти поздороваться с учителями и одноклассниками.

При входе я сразу увидел множество знакомых лиц, все подбежали ко мне с криками: «ДЖЕЕЙМС, ПРИВЕТ!», «ДЖЕЕЙМС, КАК ТЫ?!» – обнимали и были очень возбуждены, я отвечал шаблонными фразами, что у меня «все в порядке». Из-за всей этой суеты подошла учительница, которая оказалась нашим классным. Она с удивленными глазами спросила:

– Ты тут какими судьбами, мы думали, ты болеешь, у тебя все хорошо? – спросила она с присущей ей тревожностью.

– Да я так… Заглянуть хотел, у меня все в норме, честное слово, скоро выпишут с больничного.

Все до последнего слова было ложью. Мы посидели минут тридцать за пустыми разговорами. Одноклассники не рассказывали, что у них происходит, все сплетни, кто с кем воркует, кто кого побил и множество другой, по большому счету, не нужной информации, но это помогло мне отвлечься. Все ушли на урок, и я хотел уже тоже уходить.

– Джеймс, ты что тут забыл? Я волновалась, думала вообще из дома не выйдешь, – неожиданно окликнула меня Элис.

– Все в порядке, захотелось развеяться.

Я обнял ее и почувствовал что-то странное, тепло, какое испытывал от ее тела, куда-то ушло, меня это насторожило, но не более. – Давай беги на урок лучше, нам одного прогульщика за глаза хватает, вечером увидимся, я позвоню.

– Ты уверен, что не хочешь, чтобы я осталась с тобой?

– Я же сказал, все в норме, беги давай.

Она прищурила взгляд и медленно поплыла в класс, а я задумался, почему же ничего не почувствовал, обнимая, как мне казалось, любимую. Может, таблетки развивают апатию…

У моих обезболивающих было множество негативных эффектов: моя и без того вечная меланхолия усилилась в разы, мотивации что-либо делать стало как никогда мало, я постоянно чувствовал себя вялым и грустным; но не в таблетках дело – от встречи с Элен я не почувствовал тепла от чего-то другого, может, потому что неделю ее не видел. Мне нужен был отдых от больницы, поэтому всю неделю я провел в анабиозе у себя дома, в тишине и покое, всем порой нужен полный покой…

При выходе из школы есть три небольшие ступеньки, и когда я наступал на последнюю, меня так сильно качнуло, что я уже начал понимать – все плохо. Пройдя метров десять, у меня начало темнеть в глазах, каждая капля дождя, падающая на голову, была словно удар молотом, воздух будто пропал, стал твердым, я не мог дышать и видеть. В конце концов, я упал в бездну, ничего не чувствуя, я просто плыл в темноте на своем маленьком кораблике.