Текст книги "Блокпост"

Во-вторых, как показывала историческая практика, для хорошей и продуктивной борьбы обязательно требовался солидный передовой отряд единомышленников, способный сплотить и повлечь за собой массы. Выйдя на это обстоятельство, Пульман здорово приуныл. Даже не будучи политологом, он прекрасно понимал, что создать такой передовой отряд в нынешних условиях никак не получится – будь ты хоть семи пядей во лбу и Владимир Ильич в квадрате. Все более-менее развитые и сильные товарищи пребывали по другую сторону баррикад; внушать им идею борьбы с ними же самими представлялось весьма проблематичным, а создавать передовой отряд из алкашей, дебилов, пенсионеров-маразматиков и затюрханных жизнью доходяг-трудоголиков Адольф Мирзоевич не желал, так как прекрасно понимал, что ничего хорошего из этого мероприятия не выйдет.

Не привыкший сдаваться сразу, психотерапевт проявил упорство и полез копать проблему вглубь и вширь. Только зря он это сделал. При детальном рассмотрении проблемы во всех наличествующих аспектах вырисовывалось единственно верное и совершенно абсурдное с точки зрения здравого смысла решение. Требовалось куда-то деть (насовсем) примерно треть населения, причем делать это нужно было в масштабе всей страны, поскольку в отдельно взятом административном районе такая локальная акция успеха не имела бы: соседское отребье моментально ломанулось бы на освободившийся участок.

Хорошенько поразмыслив, Адольф Мирзоевич пригорюнился. Будь у него в распоряжении даже целая банда аналогичных ему гипнотизеров – голов этак сотни в полторы, весь наклевывающийся объем работы они не потянули бы даже при наилучшем раскладе и всеобъемлющем энтузизизме.

Пригорюнившись, Пульман впал в состояние прострации и некоторое время хулиганил: отлавливал в разных местах новых русских, подпадающих под воздействие его чар, и заставлял их безобразничать: голяком отплясывать на морозе, орать непотребности и совокупляться прилюдно самыми изуверскими способами; разлаживал работу госучреждений и коммерческих структур, посылая в разные места Российской Федерации вагоны с навозом и мусором и что-то еще в том же духе – долго перечислять, что там наворотила буйная фантазия зарвавшегося психотерапевта. Все эти причуды изрядно взбудоражили общественность Ложбинска и слегка развлекли скучающих обывателей.

В процессе такого вот приятного времяпрепровождения Адольф Мирзоевич, скучавший долгими одинокими вечерами, прочел одну книгу, в которой набрел на избитую в общем-то мысль, никогда прежде ему в голову не приходившую. Разумеется, нечто в этом роде он когда-то где-то слыхивал и даже читал, но не обращал внимания – как-то не до того было. На неделю Пульман залег дома, даже в клинику перестал ходить, и всесторонне обдумывал вновь открывшуюся истину, примеривая ее на себя. А мысль была такова: «…Если мафию нельзя победить, ее нужно возглавить…»

Глава 5

Проститься с матерью Иван все-таки не успел, хотя сделал все, что от него зависело, чтобы прибыть на похороны вовремя. Добрался до блокпоста он на удивление без приключений. Машину Артура, как выяснилось, на территории «соседей» знает каждая собака – никто не посмел остановить их для проверки, так и прошелестели зеленым ходом до самой «нейтралки». И на бесланский вечерний борт тоже попал – браты не дали в обиду: дали водки, дали денег на дорогу; бэтээр дали с группой сопровождения, чтобы домчали капитана с ветерком и припугнули кого надо на аэродроме; дали в рожу назойливому молодому особисту, который при появлении Ивана в родных пенатах моментально пристал к нему и стал задавать дурацкие вопросы… Но после посадки борта в российском порту пришлось добираться на перекладных, потому и не успел, опоздал буквально на несколько минут…

На кладбище была изрядная толпа. Иван, примчавшийся на такси из города, выгреб из кармана горсть бумажек, сунул шоферу, не глядя, и стал пробиваться к могиле, распихивая в стороны людские тела. Кто-то возмущался, кто-то удивленно охал – в основном расступались.

Гроб уже начали засыпать землей. Возле свежей могилы стояли какие-то незнакомые, хорошо одетые люди – явно не местные. Поп Василий уже собрался уходить – дело было сделано. Иван с ходу прыгнул в могилу, гулко ударив кроссовками о крышку гроба, припал всем телом к обитым крепом доскам и завыл дурным голосом.

Землю бросать перестали. Люди возле могилы тихо переговаривались.

– Что за придурок?

– Сын это – Иван…

– А что такой? Тощой, оборванный… Бомжует, что ли?

– Да не… Офицер. Все воюет… Не успел, бедолага.

– Да, докатилась армия… Ну, телеграмму дал бы – придержали бы чуток… Что – трудно, что ли, телеграмму дать было?

– Дак вот же…

– Молчать!!! – дико заорал Иван, задрав заплаканное лицо вверх. – Молчать, уррроды!!! Гвоздодер дайте! Бегом марш! Гвоздодер!

Те, наверху, не на шутку переполошились. Начали метаться по краям могилы – кто-то пытался вытащить его, цепляя веревкой, на которой только что опускали гроб, кто-то уговаривал не делать глупости…

– Гвоздодер! – непреклонно хрипел Иван, ловко вырвав веревку и бросив ее в могилу. – Крышку открою – посмотрю…

– Чего смотреть-то, дурень?! Ты в своем уме?!

– Посмотрю, как померла, – уперся Иван. – Знаю я эти запечатанные гробы… Цинк матери пришлют, она его хоронит, а потом сын с войны приходит… Или вообще – черт знает что в цинке… Гвоздодер, я сказал!!!

– Святотатство, сынок, – свесилась вниз бородатая личина отца Василия. – Ну что ты в самом деле… Мамке твоей покою не будет… Чего смотреть? Вся деревня знает, как померла… Экспертизу делали – результат есть. Несчастный случай, стало быть…

– Результат? – встрепенулся Иван. – Где результат?

– Пошли, покажу. – Поп поманил его пальчиком. – А ну, хлопцы, лопату дайте! Пошли, покажу результат, у нас тут все чин-чинарем…

Тут же кто-то протянул сверху лопату – Иван, поколебавшись, вцепился в черенок, и его в два смычка вытянули наружу.

– Показывай, – приказал Иван, таращась на попа пустыми глазами. – Где результат? – И крикнул стоявшим с лопатами могильщикам: – Не засыпать, рахиты! Щас вернусь – если что, смотреть будем. Я сам экспертизу проведу! Не засыпать – смотрите у меня!

– Пошли, Ваня. – Поп приобнял парня за плечи и потащил с кладбища. Потом, оглянувшись, подмигнул стоявшим у могилы – засыпайте, мол…

Обширный двор Иванова дома был заставлен столами, богато накрытыми персон на двести – не меньше. У столов суетились соседские бабки, не пожелавшие идти на кладбище: тут было дело поважнее – накрывать, хватать куски с блюд, втихаря пробовать водочку…

– Ты куда меня привел, поп? – подозрительно поинтересовался Иван, брезгливо морщась при виде стаи бабок. – Пошли результат смотреть!

– Да успеется, это у соседа, у Кольки-фелшара, – ласково пробормотал отец Василий, силком усаживая Ивана за стол. – Щас пойдем, погодь маленько… Пока толпа не налетела, быстренько помянем рабу божию Светлану – по-семейному…

Иван встопорщился было, но поп уже набулькал в граненый стакан до краев, шепотнул скороговоркой, важно закатив глаза: «Грех, грех – что ты!» – и подтолкнул стакан к Ивану. Иван, не поморщившись, опрокинул теплую водку, закусил черным хлебом, вопросительно уставился на попа – тот манерно опорожнил небольшую стопочку и опять набулькал Ивану в стакан.

– Ты че мне наливаешь по стольку? – возмутился Иван. – Споить, что ли, хочешь? Сам стопариком…

– Мать-то – твоя, – благостно протянул поп. – Больше ж у тебя никого не осталось в целом свете – окромя дяди двоюродного. Но двоюродный – он и есть двоюродный… Давай! За упокой души рабы божьей Светланы – пусть земля будет пухом…

Иван опрокинул и второй стакан. Поп, хитро сверкнув глазами, взмахнул бородищей, перегнулся – достал большую миску с голубцами, услужливо пододвинул Ивану. Тот нехотя отковырнул кусок, отправил в рот – и процесс пошел. Организм вдруг сам, помимо воли, напомнил, что давно не питался как следует и так поступать с ним нельзя. Буквально за две минуты Иван расправился с голубцами – желудок страшно урчал, негодуя на столь неучтивое обращение. Борода попа поплыла куда-то вбок, столы накренились – Иван вдруг потерянно улыбнулся, удивляясь неожиданно навалившемуся состоянию опьянения.

– А ведь я пьян, поп, – заплетающимся языком сообщил Иван. – Вот ведь… С двух стаканов утащило… Споил ты меня! А что – экспертиза?

– Тебе надо, надо тебе, – мудро проговорил отец Василий. – Немного расслабиться надо – а то смотри, совсем озверел, на людей бросаешься… Пошли к соседу – поговорим насчет экспертизы… если получится. – Встав из-за стола, он ухватил Ивана под локоть и повел к воротам, слегка придерживая – твердость походки воина была несколько утрачена.

– А что – дядя? – вдруг встрепенулся Иван. – Ты сказал – дядя? Откуда дядя?

– С города дядя, – пояснил отец Василий. – А вон – как раз едут.

От кладбища к Иванову подворью неторопливо перемещалась толпа. Впереди по дороге пылил джип «Чероки» с тонированными стеклами – кто-то важный не желал идти пешком, хотя расстояние было незначительным. Джип притормозил у ворот, из него вышли четверо: стройный блондин лет под сорок с испитым бледным лицом, за ним здоровенный хмурый мужлан средних лет, а к нему придаток – двое хлопцев с квадратными плечами, бритыми черепами и насквозь дегенератскими рожами – без проблеска.

Блондин подошел к Ивану и с ходу полез обниматься, бормоча что-то утешительное.

– Кто такой? – отстранился Иван, недовольно хмурясь. – Че надо?

– Дак – дядя, – суетливо пояснил отец Василий. – Вот он – дядя и есть.

– Я двоюродный брат Светкин – царствие небесное, – хлюпнул носом блондин. – Как узнал – все бросил, прикатил… Горе, в общем…

– Не знаю, – насупился Иван. – Не было никакого дяди сроду…

– Дядя Саша я, – упорствовал блондин. – Мы с тобой просто ни разу не виделись. Семьи наши, так получилось, во вражде жили. Ну, отец мой – Светкиного отца брат. Так получилось…

– Шел бы ты – дядя, – отмахнулся Иван, и, пошатнувшись, ухватился за рясу отца Василия. – Не до тебя – видишь…

– Побойся бога, Ванька! – возникла откуда-то вездесущая соседка – тетка Дарья. – Это ж он все и организовал-то! И похороны по первому разряду, и поминки на две сотни ртов… У Светки-то, царствие небесное, ни гроша не обнаружилось, когда случилось-то! Если б не он – что б мы делали-то?!

– Ладно, – пьяно согласился Иван, протягивая блондину руку. – Спасибо. Я того… потом отдам – за все, – и показал рукой на подворье, заставленное столами. – А сейчас мне кое-куда надо – с попом…

– Вот, познакомься, – «дядя» подтащил Ивана к здоровенному мужлану, – это мой друг… Леша, короче. Он помогал…

– Иван, – жеманно представился Иван, пожимая железную клешню здоровяка. – Иван, – и потянул было руку «шкафчикам», переминающимся за спиной Леши. «Шкафчики» растерянно переглянулись.

– Обойдутся, – буркнул Леша, оттирая от них Ивана. – Им не положено. И это… ну его в задницу – Леша… Зови меня как все – Вовец. Так проще. А теперь пошли, что ли, по стакашку пропустим.

– У меня тут дело – пока без меня. – Иван опять вцепился в поповскую рясу. – Вовец… Ага – запомнил. А я быстро – туда-обратно. Щас приду.

– Дашка, забирай! – скомандовал отец Василий, отцепляя от себя Ивана и передавая его тетке Дарье. – Поведи его к своему – пущай насчет экспертизы расскажет.

– Так ведь… А щас садиться будут! – с надрывом крикнула тетка Дарья. – Как же садиться?

– Сядут без тебя как-нибудь. – Поп взял «дядю Сашу» под руку и направился с ним к воротам. – Иди – я, что ль, должен твоего красавца в чувство приводить?!

– Теть Даш, ты не переживай, – поморщился Иван, оставшись на улице с отчаянно закручинившейся соседкой. – Я понимаю – дядя Коля, как обычно, ужратый в зюзю – пока в чувство приведешь, пока то да се… Ты это – Шарика в будку закрой и иди, я сам. Шарик не сдох еще?

– Жив, – досадливо ответила соседка, высматривая кого-то в приближающейся толпе. – Щас, погоди… Аниська! Аниська – а ну, бегом сюда!

От толпы отделилась молодая рыжая бабенка и опрометью бросилась к ним. Разглядев ее, Иван удивленно присвистнул:

– Ну! Вот так Аниська! Вот это вымахала – прям я не знаю…

– Забирай, веди домой, – распорядилась тетка Дарья, передавая Ивана, как эстафетную палочку. – Батьку приведи в чувство – пусть насчет экспертизы расскажет. А я побежала, – и с места рванула в ворота, не оставив дочери времени для возражений.

– Забирай! – возмущенно воскликнул Иван. – Че ж я – сам не могу, что ли, – и тут же покачнулся – слегка повело в сторону.

– Щас, щас, – суетливо прощебетала Аниська, ловко закидывая руку Ивана на плечо и таща его к соседнему дому. – Щас все сделаем, как надо. Стой, Шарика закрою, – и протиснулась в калитку, хватая за ошейник здоровенного ушастого кобеля, злобно рвущегося с цепи на Ивана.

– Не узнать тебя, Аниська, – бормотал Иван, пока деваха повела его в дом. – Три года назад ты того… совсем маленькая была, – отстранившись, он несколько секунд разглядывал свою провожатую, удивленно качая головой. Из голенастого подростка Аниська за три года сформировалась в приземистую грудастую бабенку.

– Восемнадцать лет как-никак, – деловито пояснила Аниська, заводя его в дом. – Период половой зрелости – это тебе не просто так!

– Период чего? – Иван опешил и смутился, но тут же его внимание переключилось на объект, более достойный внимания: на полу у дивана возлежал сам хозяин дома – деревенский фельдшер Николай. Нет, возлежал – это не совсем точно. Валялся, не подавая признаков жизни, – так будет вернее. – Очередной запой? – сочувственно пробормотал Иван, присаживаясь на диван. – По какому поводу?

– Мамку твою поминает. – Аниська уже вынырнула из прихожей с ведром воды в одной руке и коробкой нашатыря в другой. – Третий день – как случилось – не просыхая.

– Ясно, – понимающе протянул Иван. – Это по делу… Помочь?

– Тоже мне, помогальщик выискался! – Она кокетливо стрельнула в его сторону глазами и присела на корточки возле отца. – Сиди уж – сама…

После десятиминутной безуспешной возни стало ясно, что в данный момент процедура реанимации состояться не может – по вполне объективным причинам. Тело стало подавать признаки жизни – Аниська действовала весьма умело, выказывая богатый опыт в такого рода мероприятиях, – но голова отравленного алкоголем фельдшера напрочь отказывалась реагировать на любые раздражители окружающего мира.

– Во-о-оодки, – исторгали синюшные губы предсмертный хрип. – Во-о-одочки-и-и… – и все – более никаких проявлений сознательного характера.

– Сволочь! – в отчаянии взвизгнула девушка, отирая вспотевший лоб ладошкой. – Господи, ну что за отец достался! Придется ждать до вечера, пока немного не проспится…

– Водка есть? – деловито осведомился Иван.

– А как же! С твоей кухни целый ящик вчерась спер, – бесхитростно призналась она. – Говорит – в холодильник… Холодильник у вас сломался – как тетя Света померла. Ой, прости!

– Тащи бутылку, – скомандовал Иван. – Будем как обычно – клин клином.

– Не получится, – уверенно возразила Аниська. – Дадим водки – опять отрубится. Проверенное дело.

– Тащи, я сказал! – прикрикнул Иван. – Много ты понимаешь… Мне результат нужен – до зарезу.

Аниська сбегала на двор, в летнюю кухню, притащила бутылку «Столичной».

– Подделка, – грамотно определил Иван, свинчивая крышку. – Нет оттиска от транспортерной ленты, и ярлык клеен сплошь – полосок нет. Ну да хрен с ним, покатит и так. – И, приподняв фельдшеру голову, приставил горлышко бутылки к разверстому в стоне рту. Хозяин дома тут же намертво присосался к горлышку, четырьмя мощными глотками ополовинил бутылку, довольно икнул – и опять впал в бессознательное состояние.

– От ты ж гад, дядь Коля. – Иван виновато покосился на Аниську. – Ну чего ж ты так, а?

– Теперь до утра – труп, – победоносно изрекла она, отбирая у Ивана бутылку. – Слушать надо, когда женщина говорит!

– Ну и что теперь делать, женщина? – потерянно спросил Иван. – Ты не в курсе, хоть приблизительно – что там экспертиза показала?

– Я в курсе, и не приблизительно. – Аниська скромно потупила глазки и присела на краешек дивана. – Батька мне все рассказал.

– Так че ж ты вола понужала?! – возмутился Иван. – На хера нам этот труп оживлять было? Сразу бы сказала…

– Каждый товар имеет свою цену, Ванечка. – Она жеманно скривила губы. – Тайна – тоже товар. Так что…

– Не понял… Ты че хочешь, девушка?! – Иван презрительно сощурился. – Бабки? Ну так ты скажи – я тебе заплачу!

– Не надо так опошлять, Ванечка! – сердито воскликнула Аниська, вновь скромно потупила глазки и вдруг бесхитростно призналась: – Замуж хочу – вот что…

– А-а-а, вот оно что! – ядовито протянул Иван. – Ну ты даешь, девушка… И ты, наверно, меня еще и любишь без памяти… Да? И в постельку уже не писаешься – большая… Ага?

– При чем здесь это? Не надо опошлять, Ванечка… Ты офицер, практически непьющий, зарабатываешь хорошо, симпатичный, дом у тебя – лучший на деревне, холостой… Или успел окрутиться где?

Ну что ж – резонно. На фоне всей этой деревенской пьяни он, видать, и правда самый завидный жених. Офицер, непьющий – практически… Хм… Дом. Дом действительно на зависть всей деревне: отец его хорошо зарабатывал и почти полжизни положил на этот дом – один кирпич чего стоит. Более того, из десятка телефонов, имеющихся в деревне, один стоит у Андреевых – отец не пожалел денег, чтобы все было как у белых людей… Резонно…

– Нет, пока холостякую, – признался он, тяжело глядя на Аниську. – Пока… Только вот времечко ты выбрала для предложения не того… Понимаешь – горе у меня. Мать умерла.

– Понимаю, – скорбно вздохнула Аниська. – Только ведь и ты меня пойми – такой момент не всегда подвернется. Я о будущем думаю.

– «О будущем»! – передразнил Иван. – Я ж тебя не люблю, девушка! Ты посмотри на себя… Через пять лет вконец обабишься, будешь этаким кругляшом по двору кренделя выписывать… А я люблю длинноногих и стройных. Поняла?

– А, это не беда. – Аниська беспечно махнула ладошкой. – Стерпится-слюбится… Ты ж постоянно в разъездах. Я буду хозяйство вести, детей растить, а ты мне будешь деньги присылать… А ежели где в городе каку лярву сгребешь – длинноногую, в кружевных трусиках, – так мне до одного места. Дело кобелиное, известное… Лишь бы трипак домой не приволок – вот и все проблемы… Ну что – берешь замуж?

– Беру, – наотмашь бросил Иван. – Все равно, когда-то надо будет… Давай – рассказывай.

– Э, нет – так дело не пойдет, родной мой, – хитро погрозила пальчиком Аниська. – Я тебе все расскажу, а ты потом откажешься. Знаем мы вас… Давай сначала ребеночка заделаем, потом расскажу, – и вдруг полезла руками к его ширинке, принялась неумело расстегивать пуговицы.

– Да пошла ты, дура! – испуганно отстранился Иван, вскочив с дивана. – Совсем, что ли, сдурела? Похороны! Мать умерла! Не врубаешься?!

– Одна жизнь уходит, другая – начинается, – менторским тоном изрекла Аниська, протягивая к нему руку. – Тетя Света померла, а мы ребеночка сделаем – смерти назло… Иди ко мне, мой хороший…

– Пошла ты! – со злостью воскликнул Иван и, держась за стенку, поплелся к двери. – Я не настолько пьян, чтобы в такой момент вдуть первой попавшейся деревенской шлюхе! Тоже мне – тайна! Щас пойду и в первом же дворе все узнаю!

– Ага, иди, мой хороший, иди, – покорно произнесла Аниська ему в спину. – Только ведь никто ничего точно не знает, кроме меня и батьки. Они тебе такого понарасскажут – за голову возьмешься! Да, во дворы можешь не заходить. Все у тебя – поминают. Они щас тебе расскажут – после пятого стакана… И еще, Ванечка… Я не шлюха. Я еще девочка, между прочим…

Он застопорился у входной двери. Опять резонно. На поминках он узнает кучу сплетен – не более того. Дрянь дело. Дрянь баба. Смышленая – не по годам.

– Сволочь ты, девочка, – горько резюмировал Иван, возвращаясь назад и расстегивая на ходу штаны. – Отца бы хоть постеснялась – вон он, отец-то…

– Да труп это, не отец. Пьянь болотная, – презрительно буркнула Аниська, поудобнее укладываясь на спину и задирая юбку: молочной белизной сверкнули мясистые ляжки, шарахнул по глазам нежно курчавившийся огненный треугольник. Она согнула ноги в коленях и, удерживая их руками, развела широко в стороны – на Ивана вопросительно уставилось бесстыдное женское естество, затаившееся под рыжими волосками.

– Дура ты, Аниська, – прохрипел Иван неожиданно севшим голосом, так и застыв на месте с приспущенными штанами. – Я это… Не мылся, почитай месяц – вонючий, как козел. Пьян я. Горе у меня… Ну, короче – не встанет щас у меня – я тебе отвечаю…

– Ну что ж ты на него наговариваешь? – проворковала Аниська, склонив голову набок и стрельнув глазами. – Вон какой – погляди! Давай – иди сюда…

Он опустил глаза и, к стыду своему, констатировал, что организм опять подвел его. Давненько организм не вкушал женской плоти, и теперь некоторый его фрагмент самовольно отреагировал, как положено в таких случаях, не спрашивая совета у левого полушария. В общем, эрекция место имела. Да и не просто эрекция, а – железобетонная, впору сваи забивать.

Стыдливо крякнув, Иван выпростался из штанов, глядя в сторону, взгромоздился меж широко разведенных Аниськиных бедер и с натугой, до упора вогнал непослушный фрагмент – куда природой предназначено. Аниська громко ойкнула. Иван на секунду замер, почувствовав, как с ходу пропорол какую-то тонкую упругую преграду и удивленно шепотнул:

– Да ты и впрямь того… Целка? Как так?

– Работай, работай – не отвлекайся, – болезненно морщась, пробормотала она. – Теперь уже не целка – все! Работай!

– Работаю, – послушался Иван, поудобнее вцепляясь в ядреные ягодицы – и пошел агрессивно дергать тазом, разрабатывая неосвоенную тесную расщелину…

Длительное воздержание, сами понимаете, не способствует продолжительности соития – даже на пьяную голову. Активно подергавшись с полминуты, Иван тихо зарычал и мстительно наполнил Аниськино нутро животворящей субстанцией. И отвалился в сторону, натягивая штаны.

– Ну вот и все – а ты боялся, – деловито заявила Аниська, словно занималась этим всю жизнь. Она одернула юбку и уселась рядом. – Теперь мы – муж и жена. Перед богом. Осталось зарегистрироваться… Когда регистрироваться пойдем?

– Когда хошь, – уставившись в стену, сказал Иван. – Теперь, если что и получится, будет даун, потому как спьяну… Давай – рассказывай…

Рассказывать, как оказалось, собственно, было нечего. Труп обнаружил поутру деревенский дурачок Мишка, частенько подъедавшийся у сердобольной матери Ивана. Обнаружил и побежал по соседям орать благим матом. Вызвали участкового, тот вызвонил из города опергруппу с судмедэкспертом. Свезли в город на экспертизу, а спустя малое время вернули обратно. Заключение – упала с крыльца и сломала шею. Все вроде бы чин чинарем, как говорит поп Василий. Никакого криминала, обычная бытовая травма с летальным исходом – справка есть. Но отец Аниськи, ездивший с опергруппой в город, по прибытии домой напился вдрызг и признался под пьяную руку дочери – под большим секретом, что дело тут не совсем чисто. За двадцать лет фельдшерской практики он всякого навидался. Короче… если соседка и упала с крыльца, то предварительно кто-то сломал ей шейные позвонки, резко дернув голову против часовой стрелки. Вот…

– Не понял! – взвился Иван. – А почему в таком случае в справке не указали истинную причину?

– Батька сказал – чтобы дело не заводить, – вздохнула Аниська. – Участковый всех подряд опросил – тишина. Посторонних не было в тот вечер в деревне. Говорит – дело дохлое, если искать. Ни в жизнь не найдешь. А дурачка подозревать – так все равно с него никакого спроса…

– Уроды. – Иван скрипнул зубами. – Вот уроды! Надо же, блин… А что дурак?

– Кричит что-то про демонов, глаза бешеные становятся. Кричит: «Демон, демон – ликом черен…». Дурак, он и есть дурак…

– Выходит, органы мою мать списали по-тихому, – нехорошо прищурился Иван. – Так получается?

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Че делать-то думаешь?

– Че делать… Щас один хер – бухие все. – Иван кивнул в сторону распростертого на полу фельдшера. – Завтра с утреца займусь. Участкового отловлю – допрошу. Вместе с твоим батькой. Бумагу заставлю написать. Это мы можем… Потом в город поеду – к начальнику милиции. Буду требовать, чтобы дело возбудили. Пусть эксгумацию делают, все как положено. А то я им тут такое устрою – похлеще Карабаха с Чечней. Это мы можем… Ладно, пошли к людям. Посидим, помянем…

Их появление на поминках сенсации не вызвало. За то короткое время, что он отсутствовал, общество успело многократно употребить водочки и задушевно всплакнуть. Теперь публика уже оживленно перекрикивала друг друга, хохотала, принимались даже что-то напевать – негромко пока, однако многие уже не соображали, по какому поводу собрались.

Иван возмущаться не стал – скромно подсел с Аниськой за один из столов, куда его пригласил дядя. Опять со всеми поручкался – и с дегенератскими рожами, которым вроде бы не положено, – тоже, метнул подряд два стакана водки, закусил и сидел, уставясь в стол, поглаживаемый с одной стороны Аниськой и загружаемый с обратной стороны «дядей Сашей».

«Дядя» толковал о каких-то серьезных вещах, о чем-то горячо спорил с Аниськой. Иван некоторое время односложно отвечал на его вопросы, потом вдруг уловил, что речь идет о предмете, его интересующем, и напрягся. Сконцентрировался, прислушался сквозь алкогольный морок…

– Не пущу – нам и здесь неплохо, – упорствовала Аниська. – Какие кавказцы? Это ж далеко!

– Это кажется, что далеко, – не сдавался «дядька». – А когда увидишь, что они рядом, – поздно будет. У нас всегда так – пока гром не грянет, мужик не перекрестится.

– Насчет чего это вы? – удивился Иван. – Какие кавказцы?

– Да ты все прослушал, – досадливо нахмурился «дядька». – Я говорю – уехать тебе пока надо. Ко мне – у меня дача за городом есть, там лес, тишина и все такое прочее… Понятно почему?

– Понятно, – мотнул головой Иван и подозрительно прищурился. – Че ж не понять-то… Я сразу смикитил, когда ты с собой этих бугаев притащил… Дом забрать хотите?! Ишь, доброхоты выискались! Знаем мы такие приколы – сначала заплатили за все: похороны – поминки, туда-сюда… А потом – раз! – бабки отдавай, милый! А нету – дом отдай. А поздно! Дом Аниське отдаю – вот ей. – Он обнял свою подружку и пьяно чмокнул в щеку. – Попробуйте-ка, отберите у нее… Вся деревня в топоры встанет! Да вам на танке отсюда не выбраться! – Иван привстал и гаркнул, подняв наполненный стакан: – Верно я говорю, селяне?!

– А-а-а-а!!! О-о-о-о!!! – одобрительно заревело застолье – тотчас же несколько десятков стаканов взметнулось в гору. – Порубаем на хер! В клочки порвем! Давай – кого?! А-а-а-а!

– О! А вы говорите… – удовлетворенно констатировал Иван, садясь на лавку и поставив стакан на стол. – Так что – никуда не поеду я с вами. Хрен по всей морде – чтобы голова не качалась. Вопросы?

Вовец и «дядя Саша» переглянулись. Вовец пожал плечами и потащил из кармана плоскую бутылку коньяку. Поставил на стол, извлек шоколадку…

– Да при чем здесь дом? – удивленно воскликнул «дядя Саша». – Мне твой дом на хер не нужен – можешь спалить его к чертовой бабушке… О тебе забочусь ведь, дуралей… Я тут вращаюсь кое в каких кругах, кое-что знаю… Короче, кавказцы тебя ищут. Ты вот только сегодня приехал, а мне уже позвонили и предупредили – могут быть инциденты… Теперь, надеюсь, понятно, почему тебе отсюда убраться надо? А он – «дом»! Ха! Ну, ты фрукт, парень… Короче, поехали, отдохнешь у меня – там безопасно… А?

– Хер его знает, дядя. – Иван недоверчиво пожал плечами, придвигая к себе стакан с водкой. – Ты знаешь – я этих ребят никогда особенно не боялся, даже будучи на их земле… А уж здесь, дома… Не, не поеду, – и потащил стакан ко рту.

– Погоди, мужик, хорош эту гадость глотать, – остановил его Вовец, свинчивая пробку с плоской бутылки. – Давай – вмажем по коньячку. Гарантирую – ты никогда такого коньяка не пробовал. Это «Багратион», специальный заказ из Кизляра, – и тут же плеснул в чистые стаканы, подвинул один к Ивану, зашуршал фольгой, разворачивая шоколадку.

– Мужики в поле пашут, братуха, – болезненно поморщился Иван, наблюдая за его пальцами. – И это… ты того – не шурши, а?

– Не понял! – грозно нахмурился Вовец. – Это я-то шуршу?! Да я за всю жизнь ни перед кем…

– Фольгой не шурши, – поправился Иван. – У меня на нее это… идио… идиосинкразия. Доступно?

– А-а-а – вона! – облегченно вздохнул Вовец, выбрасывая фольгу под стол. – В смысле, аллергия… А че так?

– Да так. – Иван опять поморщился. – Там у нас одно время было дело – «двухсотых» в фольгу заворачивали. Цинки кончились, ну и… В общем – не переношу.

– Ясно, – понимающе кивнул Вовец, подвигая к нему стакан с коньяком. – Ну давай – будем.

– Будь, – разрешил Иван, отвергая угощение и поднимая свой стакан с водкой. – А я как-нибудь так – водочкой, – и в три глотка осушил стакан.

Вовец опять переглянулся с «дядей Сашей», дождался, когда Иван запрокинет голову на последнем глотке и втихаря выплеснул свой стакан под стол. «Дядя Саша» досадливо пожал плечами, а когда Иван аппетитно захрустел квашеной капустой, уточнил:

– Значит, решительно нет?

– Я сказал – нет, значит, нет, – махнул рукой Иван. – Все равно помирать когда-нибудь. Если меня эти гаврики дома достанут – значит, судьба такая. А прятаться от них я не стану.

– Ладно, – печально констатировал «дядя Саша», вытаскивая из кармана ручку и блокнот. – Вот, возьми. – Он черканул несколько цифр, вырвал из блокнота листок и протянул его Ивану. – Мы в городе переночуем – вот телефон. Если вдруг что – звони туда. В любое время. Я скажу – там будут в курсе, – и поднялся из-за стола. За ним, как по команде, встали Вовец и его крепкоплечие дегенераты.

– Да остались бы у меня – места навалом. – Иван запоздало включил рефлекс гостеприимства. – Куда, на ночь глядя, блин… Комаров практически нет – я бы вам во дворе постелил, на свежем воздухе. Оставайтесь!

– Нет, там друг у нас, давно не видели, – пояснил «дядя». – Надо навестить да насчет тебя его просветить, чтобы, если что, помог… Так что – бывай пока. – И вся честная компания молча удалилась за ворота…

Далеко за полночь гульбище нехотя расползлось по домам. Кто не мог перемещаться самостоятельно, тех утащили под руки. Аниська что-то шепнула матери, та всполошила подружек, и под понукания и тычки поминающие очистили Иваново подворье. Пока бабки убирали со столов, Аниська сообщила Ивану, что еще с полудня топили баню – специально якобы в его честь, и потащила «новобрачного» мыться. Иван давненько не бывал в нормальной бане, а потому противиться не стал – безропотно покинул опустевшее застолье, дал себя раздеть и с благосклонностью принимал ухаживания Аниськи, которая купала его, как пятилетнего ребенка: терла колючей губкой, намыливала с ног до головы, водила под ручку в парилку и там неутомимо охаживала пахучим березовым веником, затем вытаскивала в предбанник и окатывала из ушата колодезной водицей – короче, полный комплекс банной благодати. К концу процедуры он несколько протрезвел и в благодарность за обслуживание исполнил супружеский долг: завалил распаренную невесту в предбаннике на скамью и со смаком засадил ей восстановившийся фрагмент организма. Аниська счастливо ойкнула и зажмурилась было, приготовившись потерпеть полминуты, но на этот раз так быстро не получилось: Иван трудился минимум минут пятнадцать, добросовестно взрыкивая и периодически меняя позы – жесткая скамья не способствовала монотонности процесса. Под конец «новобрачная» прониклась всей серьезностью мероприятия, стала поддавать тазом (имеется в виду наименование части тела, а не предмет помывочного инвентаря) и даже с десяток раз вполне правдоподобно вскрикнула с оргастическим оттенком… В общем, баня получилась то, что надо, – во всех аспектах.