Текст книги "Тротиловый эквивалент"

СИЗО разделен на два участка – административный и собственно изолятор, на территории располагаются штаб, клуб, столовая, ныне не функционирующие «промка» (промзона), ПТУ, помещения для персонала и корпуса для «контингента» – содержащихся под стражей. Есть еще водокачка высотой в пятиэтажный дом и не работающая по ряду причин старая мечеть. Территория по всем правилам военного искусства окружена солидной линией обороны, «зеленка» по периметру вырублена на дальность прямого выстрела из автоматического оружия, на водокачке круглосуточно дежурит снайперская пара. Охраняют СИЗО три сотни «штыков», включая роту охраны, сводный отряд спецназа ГУИН в составе двух взводов и неслабо вооруженные сотрудники ОШ-3. Усилено все это дело минометной батареей и парой «зушек»[23]23
  ЗУ-23 – зенитная установка, в последние десять лет с успехом применяется по наземным целям.


[Закрыть]. А со стороны старого стрельбища (тут недалеко, в противоположную от села сторону) все подходы заминированы, да с таким перекрытием, что в этом секторе можно вообще бойцов в окопы не садить. Кроме того, тут рядышком граница, рукой подать до Моздока, откуда при необходимости может быстро выдвинуться резерв.

Это я обрисовал на тот случай, если кто-то шибко соображает в военном деле и ненароком чешет репу: отчего это грозный Сулейман до сих пор не взял этот «фильтр» штурмом да не вызволил братца? Да, он, конечно, грозный. Но взять штурмом такой бастион – извините, грыжа вылезет. А может, сразу две, и обе с летальным исходом…

На КПП наш «УАЗ» не в шутку досмотрели, а потом спросили, по какому поводу имеют честь. По-моему, надо было сделать это в другой последовательности, но мы были не в том положении, чтобы диктовать условия. Глебыч сказал, что его ожидает начальник штаба, после чего суровый боец минут пять изучал наши удостоверения личности, потом наконец соизволил позвонить. Пока он звонил, на нас этак непринужденно смотрели четыре ствола, торчавшие из бойниц в бетонных блоках. Через пару минут Глебыча пригласили проследовать в штаб, стволы исчезли, а нас попросили оставаться в машине, которую милостиво разрешили припарковать на площадке рядом с КПП.

– Ну и порядки, – пробормотал Иванов, наблюдая за удаляющимся в сторону штаба Глебычем. – Но, с другой стороны, – правильно. Враг здесь не просочится…

Прошло больше часа. Мы два раза включали двигатель – печку гоняли, потом начали нервничать и шепотом высказываться: как по поводу ситуации в целом, так и предметно, в части, касающейся Глебыча. Глебыч к нам так и не вернулся, но спустя некоторое время прибыл хмурый мужчина со связкой ключей и повязкой «ДПНСИ» (это дежурный помощник начальника следственного изолятора, который в свою смену рулит тут всем режимом). Мужчина пригласил нас следовать за ним и провел в «следственный» блок. Да, в «шлюзе» хлопцы из караула потребовали у нас «ВАЛы», сообщив, что с оружием в зону нельзя. Мы отдали оружие, расписались в книге, на повторный вопрос – нет ли другого оружия, честно ответили «нет»… а пистолеты сдать не удосужились. И не из злого умысла, а просто забыли. Привыкли, что «карманная артиллерия» всегда при нас. Это сродни тому, как привыкаешь носить часы и не обращаешь на них внимания, пока не возникнет надобность.

«Следственный» блок – это крыло того же здания, где содержится «контингент». Здесь расположены несколько помещений для допросов, с привинченными к полу предметами интерьера. ДПНСИ завел нас в одну такую комнату и сказал, чтобы ожидали.

– Сейчас приведут. Только вы того… Ну, короче – он опасный.

– Мы в курсе, – счел нужным сообщить я. – Это мы его брали.

– Да ну! – ДПНСИ недоверчиво поджал губы и критически осмотрел нас. Увы, на Рэмбу мы не похожи – не зря нас Петрушин за глаза обзывает «головастиками». – Ну… Если что, конвой будет в коридоре.

Вскоре привели Аюба. Я его уже видел, когда проводили акцию в Пятигорске, но тогда не было времени как следует рассмотреть этого голубчика. После того, как его Вася с Петрушиным оприходовали, спецы чекистов вежливо потеснили нас в сторону, и больше мы не контактировали. Не по чину нам с такой важной персоной общаться.

– Салам, Аюб. Давно не виделись. Помнишь нас?

– Помню. Я вас теперь вообще не забуду. Никогда…

Как договорились, Иванов начал общаться с узником, а я сидел сбоку и наблюдал. Надо по ходу провести экспресс-анализ направленности «пациента», используя имеющиеся информативные данные и личное впечатление. И провести как можно быстрее. Потому что просто так болтать, в принципе, особо не о чем, а мне нужно подсказать шефу, какой из ранее оговоренных вариантов направления беседы выбрать.

– Мы тебя не допрашивать приехали. У нас к тебе дело.

– Какие у нас могут быть дела? Ты, вообще, думаешь, что говоришь?

– Ты чего сразу пальцы растопыриваешь? Не хочешь общаться, уйдем. Потом локти будешь кусать.

– Кто растопыривает?! Я в наручниках – не видишь? Какой тут «растопыриваешь»? Хочешь – уходи, я тебя не звал!

– Ты рот закрой, умник, и послушай. Глядишь, потом до самой смерти спасибо говорить будешь…

За два месяца абрек сильно сдал. Здорово исхудал, глаза ввалились, взгляд какой-то потерянный и вообще весь как-то поплохел. А раньше был – орел!

Сидит этот орел хорошо, никто его здесь не прессует, потому что на спецрежиме (московская бригада с ним работает). По особому распоряжению раз в неделю дядя Аюба привозит ему продуктовую передачу – за согласие сотрудничать со следствием.

В общем, сиди – не хочу. Однако даже по первому впечатлению ясно: и в самом деле не хочет. Гложет абрека смертная тоска. У тоски две причины. Первая очевидна – как и у многих горцев, привыкших к неограниченной свободе и не терпящих никакого довлеющего начала, у нашего парня отчетливая аллергия на неволю. Он знает, что это навсегда. То есть, как я уже говорил, светит ему пожизненный срок. Может быть, посадят красавца на место ныне покойного товарища Радуева, в «Белый лебедь», и будут раком выводить на прогулку. А он не хочет раком – это неприлично и недостойно мужчины. От этого, говорят, кровоизлияние в мозг случается. И вообще… Знаете, наверное, поговорку «орел в неволе не размножается»? Вот это как раз тот самый случай. Кого-то это может удивить, но я давно здесь работаю и скажу вам такую вещь: русские и горцы совершенно по-разному воспринимают вынужденное заточение. Наш брат как-то легче к нему адаптируется и при необходимости может выживать в любых условиях. Бывает, в чеченских зинданах по году и более сидят на хлебе и воде, без гигиенических процедур и теплой одежды. А эти товарищи очень быстро хиреют в неволе. Только немногие из них в конечном итоге привыкают, а основная масса, как показывает практика, жестоко страдает от этого. Есть множество фактов, когда горцы в заключении умирают вроде бы без видимых причин. Не от побоев и скверной пищи, а просто так, потому что лишили самого дорогого – свободы. Вот такие мы разные. И поэтому они без нас не выживут, а нам с ними жить нельзя.

Вторая причина абрековой тоски – смертная, в самом прямом смысле этого слова. Это уже умозаключение на основе имеющихся данных. У него тут кровников – батальон с хвостиком. И не абы каких, из захудалых родов, а из тейпов, родственных правительственному режиму. Здесь пока неплохо, СИЗО охраняется, как режимный объект особого статуса, невозбранно и муха не пролетит. Но скоро будет суд… На суд повезут Аюба в Ставрополь. У кровников руки длинные, в обычном СИЗО его достанут на два счета. Раз! Навели «мосты» за деньги. Или за большие деньги. Два! Достали. Вот так…

А теперь суммируйте результаты наблюдения и данные информационного обеспечения и сделайте вывод, о чем наш парень сейчас больше всего мечтает…

Иванов калач тертый – ему, в принципе, психолог здесь не нужен. Сам догадался, что плести паутину нет смысла, надо бить в лоб.

– …Вопросов нет! Все пленные, какие у Сулеймана есть, – ваши будут. Это я вам гарантирую!

Аюб по-русски говорит не хуже коренного москвича. Характерный чеченский прононс едва присутствует. Это признак образованности и того, что парень довольно долго жил в России.

– Понятно. Но тут есть некоторые проблемы…

– Никаких подлянок, я тебе отвечаю чем хочешь! Где скажешь, в какое время скажешь – все что хочешь!

– Да не в этом дело… Ты, наверно, понимаешь, что просто так обменять тебя не дадут. После всего того, что ты натворил… Дело на особом контроле…

– Не понял… К чему тогда вообще весь разговор?

– Но мы можем вывести тебя на следственный эксперимент… Гхм-кхм…

В свинцовом взгляде абрека возникла заинтересованность. Иванов доверительно подмигнул собеседнику и ладонью изобразил стремительно уплывающую вдаль рыбу:

– … охранять тебя на том эксперименте будут через раз, наручники в какой-то момент снимут не пойми зачем… Потом отвернутся в другую сторону, на ворон поглазеть. И ты вдруг увидишь, что остался один, без присмотра…

Аюб встрепенулся. В глазах блеснул огонек надежды, но вдруг пропал – абрек вообще умный, соображает моментом.

– Куда это вывезете? На КПП «Юг»? Или к Дому правительства[24]24
  В предыдущей книге товарищ начудил и там и тут. В тех местах, что полковник предложил ниже, – тоже. И неслабо, я вам скажу, начудил!


[Закрыть]? Там шагу сделать не успеешь – из пулеметов и бээмпэшек на куски разнесут!

– Зачем нам туда? – Иванов хитро прищурился, достал из планшетки карту и, положив ее на стол, щедро обвел виртуальную окружность в пол-листа: – Выбирай. Ты у нас парень деятельный, тебе есть куда поехать и вне города. Нет, Челуши не предлагаю, это без вопросов… А вот, например, Сарпинское ущелье. Или еще лучше – к котловану под Первомайской…

Надежда мгновенно испарилась. Взгляд абрека опять потемнел и налился злобой.

– Долго думал, да? Зачем мне к тому котловану…

– Ты не много ли о себе воображаешь, животное? – Я выдернул из плечевой кобуры свой «ПСС»[25]25
  Пистолет самозарядный специальный под патрон СП-4 для бесшумной, беспламенной стрельбы.


[Закрыть] и ткнул стволом в лоб узника. – Думаешь, мы тут круги выписываем, чтобы просто расшлепать тебя? Да много чести! Я могу прямо сейчас тебя исполнить. Без каких-либо для себя последствий. Ты напал, я оборонялся… Никто даже и не усомнится. А твои кровники мне магарыч поставят…

Полковник с интересом посмотрел на меня, но вмешиваться не стал. Подумал, видимо, что это некий хитрый психологический ход. А никакого хода не было, ребята. Просто вырвалось, и все. Я ведь тоже человек, и у меня есть свои маленькие слабости, даром что дипломированный доктор наук. В том котловане, про который наш парень под «сывороткой» раскололся, потом обнаружили около трех десятков обезглавленных трупов. Он там регулярно проводил «профотбор», готовя юную смену моджахедов для местных «амиров». Представляете? Взвод трупов солдат-первогодков, которые и повоевать-то не успели…

Под пристальным взглядом пистолетного зрачка у нашего собеседника, как ни странно, вновь пробудился интерес к теме. Надо отдать должное – ни один мускул на лице не дрогнул, только глаза горели. Храбрый воин, что и сказать!

– Ладно. Что Сулейману передать? Какое условие?

– Сулейману мы сами передадим, – полковник кивнул, я убрал пистолет обратно. Это правильно, что он меня с собой взял. Еще неизвестно, чем бы это все закончилось, будь на моем месте менее взвешенный и лояльный тип. Например, Женя Петрушин… – Обмен готовить будет он, а не ты. Значит, все подробности – ему.

– Значит, Сулеймана хотите на наживку взять? – Аюб сузил глаза. – Идите на хер, благодетели! Вы чего тут рамсы со мной разводите?!

– Хорошо владеешь русским разговорным, – похвалил его Иванов. – Плохо соображаешь. Еще пару месяцев без свежего воздуха – совсем отупеешь. И с самообладанием у тебя проблемы. Мы Сулеймана в Ханкалу не приглашаем. И на обмен, кстати, – тоже. Думаю, у него есть кому этим заняться. Слушать дальше будем?

– Говори, – Аюб досадливо дернул ртом – видимо, сам на себя разозлился за срыв. Гордый горный орел должен вести себя иначе.

– Пусть Сулейман отправит доверенного человека. Вот он, – кивок в мою сторону, – будет ждать на центральном базаре. Каждый день, с двенадцати до часу дня. Где там лучше встать?

– Например… ну, пусть у киоска с кассетами, – предложил я. – Там видное место, безопасно для нас.

– Вот, у этого самого киоска, – подхватил полковник. – Он будет там один. Ну, естественно, прикрытие мы посадим рядышком, но у киоска будет только он один и без оружия. Они встретятся и все обговорят. Чтобы и впредь не было недомолвок, мы предупредим Сулеймана как минимум за сутки до того, как повезем тебя на эксперимент. Скажем время и место. А кто будет обеспечивать твою экстракцию, это уже не наше дело. Единственно, чтобы не было фокусов с вашей стороны, сразу предупреждаю: на том эксперименте будет внушительная охрана. Мы вас, конечно, любим сильно, но себя – еще сильнее. И при малейшем подвохе тебя шлепнут при попытке к бегству. Это понятно?

– Понятно, – Аюб кивнул, в его глазах вновь загорелась робкая искорка надежды. – Сколько просите взамен?

– А это уже не твое дело. Я сказал, все вопросы – с человеком Сулеймана, который придет на «стрелку». Ты лучше скажи, как передашь послание?

– Скажите, пусть ко мне дядю пустят. Тут «свиданка» есть, там поговорим три минуты. Пусть конвой смотрит, только чтобы разрешили пошептаться. Я ему все передам. И пусть ваш человек начинает там ходить, по базару, с завтрашнего дня. Это будет быстро, если дядю сегодня пустят.

– Нет, так быстро вряд ли получится, – усомнился полковник. – Ты дай нам адрес дяди, мы его сначала найдем…

– Адрес не дам, – Аюб покачал головой и ухмыльнулся. – Тоже, шустрые нашлись. Вы скажите, чтобы пустили. Я сам передам, он сегодня же вечером приедет.

– И как ты собираешься это сделать?

В вопросе полковника звучал неподдельный интерес. В самом деле, как узник с особым режимом собирается оповестить родственника о необходимости встретиться?

– Это мои дела, – Аюб пожал плечами и уставился в пол. – Вам какая разница?

– Хорошо, сделаем, – пообещал Иванов, выразительно глянув на меня. Взгляд полковника говорил: «надо быстро навестить начальника штаба, пока они там с Глебычем еще окончательно не „зависли“. Потом ведь поздно будет!»

– Ну, тогда все, – Аюб кивнул в мою сторону. – Пусть он завтра начинает там ходить.

– Как человек Сулеймана узнает его? – уточнил Иванов, вновь кивнув в мою сторону. Сегодня я в роли предмета, все на меня кивают и говорят обо мне в третьем лице. А вопрос, между нами, совершенно лишний, потому что…

– Ха! – узника вопрос полковника даже развеселил. – Ты на рынок когда в последний раз ходил?

– Гхм… – полковник слегка замялся. Он на городские рынки вообще не ходит. Точнее – не ездит. Далековато от нас те рынки, да и свой есть поблизости, рядом с базой – только жутко дорогой. – Давненько вообще-то…

– Ваши на рынок ездят на «БМП», заскакивают ненадолго, кодлой, и все время башкой крутят по сторонам, – пояснил Аюб. – Боятся потому что. И правильно боятся. А он будет один. И без оружия. Прикинь – один федерал, у киоска. Чего тут узнавать? Ну, хочешь, пусть мне фамилию скажет.

– Обойдешься, – тут я не утерпел, побоялся, что полковник в припадке служебного рвения пожертвует моим инкогнито. – Пусть человек Сулеймана подойдет и поздоровается по-русски. Я его спрошу – «ты от брата?» Он ответит утвердительно – «от старшего». Запомнил?

– Запомнил, – кивнул Аюб.

– Этот человек должен быть именно доверенным лицом Сулеймана, – подчеркнул Иванов. – Доверенным, понимаешь? Которому он доверяет, как сам себе. Потому что дело очень конфиденциальное. И никто больше не должен об этом знать.

– Слушай, ты сказал один раз – я все понял! Зачем два раза повторяешь?

– Ну все, договорились, – полковник встал, распахнул дверь и жестом подозвал скучавший в коридоре конвой. – Смотри, не подведи. Это в первую очередь в твоих же интересах. Напоминаю: при малейшем подвохе тебя шлепнут сразу и без разговоров. Это понятно?

– Это понятно. Вот в этом я ни капли не сомневаюсь…

* * *

 
…Сыро, холодно, зима,
Поврежденные дома,
Нет девчонок, нет танцулек,
В общем – нету ни хрена…
 

Это Вася такой стишок написал в декабре прошлого года. Сейчас не зима, но все остальное так же актуально. Вокруг частично разрушенные дома и местами совсем руины. По-прежнему сыро, не так, чтобы очень уж холодно, но как-то знобко, стыло, слякоть везде. Весна, говорят, начинается. Рукой подать до мая. Там «зеленка» пойдет, клещ проснется, «духи» активизируются… Но сначала – референдум. Доживем до референдума, там будет немного полегче. До «зеленки» – передышка. У «духов» нет поводов для особой активности, календарь пустой аж до Дня Победы. Нашей победы. Свою они празднуют в августе.

Хотите анекдот? Гуляю я как-то раз по грозненскому базару, один и без оружия… Гы-гы… Если кто не понял, о чем речь, прочтите еще разок высказывание Аюба по данному поводу. Горцы, конечно, имеют склонность к преувеличениям и цветистым аллегориям, но в этом случае все верно на сто процентов. Бывали, знаете ли, случаи, когда на вот этом самом рынке, средь бела дня, наших рассчитывали ни за понюх «Момента». И не по одному (в одиночку сюда разве что совсем больной на голову заявится), а сразу пачками…

Я гулял по базару, один и внешне без оружия. «ПСС» под курткой, в плечевой кобуре, но против автомата это не оружие. Скажу сразу: от страха я не потел, но было мне немного неуютно. На пятом этаже одного из близлежащих разрушенных домов сидели Лиза и Серега, смотрели на меня через оптические прицелы. Петрушин с Васей торчали на чердаке другого дома, у них с первой парой позиция «подковой», полный огневой контроль того сектора рынка, по которому я прогуливался, весь пятак – как на ладони. В ста метрах за углом, в «УАЗе» заседали Иванов и Глебыч. Еще чуть за ними, ближе к КПП с ОМОНом, стоял наш «бардак» с пулеметами в башне и лихими братьями Подгузными. В левом нагрудном кармане моей куртки тревожно дремал привычный уже «Кенвуд», всегда готовый к экстренной связи. И вообще, меня сюда не убивать позвали, а общаться. Я сейчас – единственное связующее звено между жаждущим воссоединиться с братцем Сулейманом и федералами. Так что убивать меня не стоит, а совсем даже наоборот, надо лелеять и беречь…

И все равно мне было как-то не по себе. Чувствовал я себя как будто голый негр на Арбате. Люди смотрели на меня, потом крутили головами, отыскивая моих соратников, и, не обнаружив таковых, опять смотрели – теперь как-то по-особому. Дед один, в папахе, прошел мимо, процедил сквозь зубы:

– Зачэм ты здэс? Ухади, пока нэ поздна…

Действительно, зачем я здесь? Почему не приватный Серега, не Иванов собственной персоной? Потому что я в нашей банде – птица-говорун, которая, как известно, отличается умом и сообразительностью.

Год назад ездил домой на побывку, купил сыну с дочкой компьютер на «боевые». Думал, в учебе поможет. Это же, по моему разумению, такое замечательное приспособление для всяких вычислений, чертежей и всего прочего – сейчас существует масса обучающих программ, которые нам в наши школьные годы даже и не снились.

Недавно был в отпуске, спасибо Иванову, все наши побывали. А то, что отпуск короткий, – это потому, что с выходными у нас набежало столько отпускных, что и за полный год не отгулять. Так вот, в отпуске пообщался с детьми, посмотрел, как они с компьютером управляются. Ни фига они на нем не учатся, а все время по графику играют. График жена составила, потому что до этого они яростно сражались за право доступа и порой дело доходило до нешуточных разборок. Теперь по графику. Все в норме, никому не обидно. Сын гоняет в «стрелялки» типа «Контр страйк» и всяких там «командос в тылу врага», а дочь прочно подсела на РПГ (ролевые игры). Посидел я рядом, посмотрел, как играет… Интересно! Ходит там у нее банда каких-то отморозков, числом пять, все подряд тырят, дерутся с кем ни попадя и общаются с разными «неписями», чтобы «квесты» получить или просто «экспы» за правильно построенный диалог хапнуть. Это мне так дочка объяснила, в доступной форме. У каждого члена группы своя специализация. Есть бойцы, охотники, клирики, воры и прочие волхвы. Кто-то дерется лучше, кто-то колдует, кто-то лечит, торгует и разговаривает. От развитого навыка «спич» и «харизмы» этого говоруна успех команды зависит едва ли не больше, чем от боевых качеств рыцаря и паладина. Теоретически, дочка сказала, можно всю игру пройти, ни разу не взмахнув мечом. Вот такие дела.

В нашей команде примерно такая же петрушка. В принципе, у всех язык подвешен, но, когда припрет, общаюсь обычно я. Потому что я специалист в этой области. Могу правильно построить диалог там, где другой давно нажал бы на спусковой крючок (не будем называть фамилии), уловить тончайшие оттенки и нюансы в поведении собеседника и мгновенно подкорректировать направление разговора, этак ненавязчиво повернуть его течение в нужное мне русло. Работа у меня такая. Птица-говорун…

Ну вот, похвалил себя, теперь давайте делом займемся. Гулял я недолго – минут двадцать, и недалеко. Сделаю тридцать шагов от киоска с кассетами вдоль овощного ряда, возвращаюсь назад, минуты три стою сбоку, словно бы на выставленные аудио – и видеокассеты любуюсь. Глаза всем намозолил – жуть. На мне разве что вывеска не висела «не стрелять, я по делу, собираюсь встретиться с вашими моджахедами».

В киоске сидела пригожая краснощекая дивчина, смотрела без обычной враждебности и пару раз даже улыбалась мне через оконце. Это было приятно. Единственное светлое пятно на вражеском базаре. Я за эту улыбку уцепился, как за спасительный буек, и после седьмого челночного рейда обратился к девице с просьбой прокомментировать новинки ассортимента. Мне тут же предложили сомнительного свойства «свежатину»: «Матрицу», «Атаку клонов», «Войну» Балабанова и несколько аудиокассет с Сосо и Земфирой.

– А такого особого ничего нету? – без всякой задней мысли поинтересовался я.

– Как башка режет и питает ваш контрактник – такого нет, – пожала плечиками дивчина. – Уже ильясовский люди такой давно забирает, потом штраф дает… Нет, не дает – берет.

Я невольно крякнул и не нашелся, что сказать в ответ. Как далеко шагнула цивилизация! До недавнего времени такие дрянные кассеты можно было раздобыть здесь на любом придорожном базарчике. Предлагали их без всякой злобы и какого-либо подтекста, как обычный товар. Удивляться не надо, тут нужно просто учитывать разницу менталитетов…

– Хочешь такой – иди на Старопромысловский или Заводской, там спроси, – предложила дивчина. – Там такой бывает…

Я развернулся и потопал назад по привычному уже маршруту. Разговаривать с дивчиной почему-то расхотелось…

Вот так, значит. Цивилизация, конечно, шагнула, но не очень далеко. Интересно, кто им сказал, что кассеты такого рода подрывают боевой дух «оккупантов»? Насколько мне известно, все происходит с точностью до наоборот. Насмотревшись этих «самопальных» записей, наши солдаты, еще не успевшие нюхнуть пороха, сразу же начинают испытывать к местному населению целый букет сложных чувств. И соответствующим образом ведут себя при «зачистках» и просто обыденных контактах.

– Кстати, о птичках…

Мне вдруг пришла в голову мысль спросить у дивчины: если бы наше командование выступило с инициативой наладить массовый выпуск видеокассет с записями расстрелов и пыток моджахедов, какую реакцию, по ее мнению, это вызвало бы среди местного населения?

С этой мыслью я развернулся и направился обратно к киоску…

Пока я гулял эти тридцать шагов, дивчина куда-то пропала. В оконце можно было рассмотреть треть массивного силуэта какого-то мужика. Я с ходу «не въехал», лица сразу рассмотреть не смог – оконце низко, на уровне груди, мужик высокий… А когда совсем приблизился и, чуть наклонившись, заглянул внутрь, было уже поздно.

– Не шевелись… – ловкая рука молнией скользнула в мой нагрудный карман и утащила рацию. – Вот так.

– Эмм… – из гортани моей ненамеренно вырвалось какое-то блеянье. Да, извиняйте, друзья мои, – в тот момент я был предельно жалок и беспомощен.

– Попал! – ехидно крикнул в моей голове виртуальный Вася Крюков. – Говорун куев, за обстановкой надо было смотреть!

Знаете, как бывает: идешь на встречу с ожидающим тебя бандитом, заранее готовишься, собираешься с духом… А тут вдруг – раз! И этак наотмашь, без всяких предисловий. Я вообще опытный кадр в таких вопросах, но сейчас, каюсь, на несколько мгновений просто впал в ступор.

– Стой спокойно, не дергайся, – скомандовал мужик, слегка шевельнув прикрытым лоскутом материи автоматом, который лежал на прилавке и смотрел стволом аккурат мне в грудь. – Ты меня узнал?

Да, я его узнал. Это был Сулейман, собственной персоной. Чертовски похож личиком на своего младшего братца, такого же роста, только в два раза шире, волосатый и бородатый с проседью. Аюба же в СИЗО побрили и постригли.

Оторопь моя наконец прошла. Тут же последовала нормальная реакция на происходящее. В животе екнуло, ягодичные мышцы судорожно сжались, дыхание на какой-то миг перехватило. Знаете, мне довелось бывать в разных переделках… но сейчас я просто не был готов к такому обороту. Я тут высматривал вдоль двух рядов, пытался угадать, кто из покупателей окажется моей «связью»…

А он – вот он.

И самое печальное – никто мне сейчас не в силах помочь. Снайперы на крышах, «бардак» за углом, вообще, вся федеральная группировка. Потому что это не какой-то крестьянин с автоматом, а Сулейман. Судя по оперативным данным, машина для убийств, отъявленный головорез, предмет поклонения всех окрестных моджахедов. А я даже не Петрушин или Вася Крюков, которые могут неуловимым движением уйти с линии огня…

– Убивать тебя я не буду, я с тобой говорить пришел, – сразу оговорил схему наших отношений Сулейман – на моем лице, вне всякого сомнения, в тот момент были написаны все мои переживания. – Ты только веди себя хорошо, и все будет нормально. Ты понял?

– Понял.

– Тебя как зовут?

– Иван.

– Пи…дишь, наверно? Иван – ха! Ну, хрен с тобой, пусть будет Иван. Ты как себя будешь вести, Иван?

– Хорошо буду, – я начал приходить в себя, что ж, обещали не убивать, будем говорить, а это как раз мой профиль. – Что ж я, совсем дурак – с таким волком плохо себя вести?

– Молодэц, бляд, – похвалил Сулейман с наигранным акцентом – «волк» у них вовсе не оскорбление, скорее, наоборот. – Давай, потихоньку морду достань из окна и смотри кассеты под стеклом.

– Есть, командир, – я распрямился и уставился на кассеты.

Дрянь дело. Когда при общении смотришь в глаза собеседнику и имеешь возможность наблюдать за его физиолептикой, это огромный плюс. Почти все помыслы человека – в его глазах, мимике и жестах. При определенном навыке тебе даже не надо слушать, о чем он говорит, достаточно внимательно смотреть, и все будет ясно. А теперь, значит, придется работать исключительно с интонацией.

– Давай, рассказывай. Чего вы там придумали?

Сулейман говорил без малейшего напряжения, с каким-то издевательским дружелюбием. Как будто я – какой-то глупый турист, по недоразумению забредший на костерок к главарю местной банды людоедов, и он, прежде чем отправить меня на костер, решил узнать последние новости внешнего мира. Как будто это был не центр города, напичканного федеральными войсками, а какая-то альпийская лужайка южнее Итум-Кале…

– Брата освободить хочешь?

– Конечно, хочу, Иван. Не хотел, не пришел бы сюда. Давай, рассказывай.

– Официально Аюба менять никто не даст, – я сразу решил подчеркнуть всю сложность ситуации. – Он много всего натворил. Дело на особом контроле…

– Это понятно. Говори, что придумали?

– Так… Дай-ка собраться с мыслями… Значит, так: я тебе все скажу, только ты сразу не перебивай, выслушай до конца…

– Ты чего такой многословный, Иван? – спросил Сулейман с ехидцей. – Давай к делу, по ходу все ясно будет.

– Давай к делу. Чтобы тебе не потерять лицо, о нашем обмене никто из ваших знать не должен. Это первое.

– Мне – потерять лицо? – в интонации собеседника я отчетливо уловил удивление. – Ты гонишь, Иван?

– Короче, так: нам нужен только один человек, – заторопился я. – Это ваш основной сапер, который готовит «сборную» для референдума. Это единственное…

– Гхм… А я вам случайно не нужен? – из окна киоска явственно потянуло недоумением и даже растерянностью. – Или, к примеру, Шамиль?

– Это единственное условие, – завершил я. – Если ты отказываешься, других вариантов просто не будет. Ты подумай, я пока кассеты тут посмотрю…

Напомню, это не я придумал, а Иванов, в соавторстве с Глебычем. Я только консультировал. Глебыч выдвинул идею насчет «сборной» и приглашенном со стороны специалисте, скорее всего, не местном. Обоснование простое, изложено ранее, но на всякий случай повторюсь: раньше все было просто и без затей, а сейчас вдруг, ни с того ни с сего – такая сложная комбинация показательного характера. В преддверии референдума. Отсюда выводы. Если эта идея неправильная, все будет ясно после второй встречи с доверенным лицом Сулеймана. Мы ведь рассчитывали на две встречи. Сначала я пообщаюсь с засланцем и назначу «стрелку» на другое время, когда будет готов ответ. Потом мы встретимся, засланец расскажет, что думает по этому поводу Сулейман, а я по его поведению выведу, правы мы или нет.

Но Сулейман сам пришел. Теперь все будет ясно уже после этой встречи. Только мне уже и сейчас кое-что ясно. Лица его я не вижу, но реакция на мое предложение вполне характерная. Глупых вопросов типа «что ты имеешь в виду, какой такой сапер, какая, на фиг, сборная?» не последовало, а была растерянность по поводу нездоровой осведомленности противной стороны. Значит, Иванов попал в точку. Как всегда. Молодец полковник, что и сказать.

А я консультировал мотивационный аспект. Если вам кто-то скажет, что все нохчи – кровные братья и готовы в любой момент умереть за коллективные интересы всеобщего джихада, вы не верьте. Здесь более актуален принцип «чем дальше в лес, тем своя рубашка ближе к телу». Сулейман, по идее, может согласиться сдать нам хоть десяток «основных саперов» – чужих для него людей, лишь бы вызволить родного брата.

Тут вопрос в другом. Я ведь недаром начал разговор с необходимости озаботиться насчет того, чтобы не «потерять лицо». Если кому-то станет известно, что Сулейман сдал нам этого гипотетического саперного мастера, то ему (Сулейману, а не мастеру) придется в экстренном порядке стреляться. Потому что в этом случае имя его будет навсегда покрыто позором. С ним просто никто не станет после этого разговаривать. Для горца это хуже смерти.

И вот теперь я делаю вид, что изучаю кассеты – даже пальчиком по стеклу вожу от усердия, а в киоске стоит мертвая тишина. Сулейман напряженно думает. Товарищу можно посочувствовать. Имеется единственный шанс из миллиона спасти брата, и в то же время есть огромный риск с треском влететь в анналы.

– И как вы себе это представляете? – Сулейман наконец нарушил молчание – голос его почему-то слегка охрип. – Кхм-кхм… Некоторые уже знают, зачем я сюда приехал…