Текст книги "Философические замечания на речи Ж.Ж. Руссо"

Лев Николаевич Толстой
Философические замечания на речи Ж.Ж. Руссо

Речь 1-ая
Способствовало ли к очищению нравов восстановление наук и художеств?

Известно, что Руссо доказывал вредное влияние наук на нравы.

Первое возражение, которое я сделаю Руссо, будет состоять в вопросе – согласен ли он, что человек, пользующийся свободою, в состоянии сделать более добра и зла, чем человек, лишенной оной, и что люди вообще, разорвав связывающие их узы невежества, в состоянии сделать более добра и зла, чем люди, невежество которых ограничивает их свободу? Я уверен, что всякой рассудительной человек согласится, что чем менее развиты способности человека, тем более ограниченна его свобода и наоборот… Следовательно, чтобы решить этот вопрос, надо сперва решить вопросы, которые при этом рассуждении сами собою представляются нашему рассудку. Имеет ли человек наклонности врожденные? И ежели он имеет оные, то равносильны ли наклонности к добру и злу или одна из них первенствуешь?

Ясно, что для того, чтобы решить прямо, из основных начал разума вопрос, заданный Руссо, надо решить сначала эти три вопроса. (Которое из этих предположений справедливо, я постараюсь решить в другом месте.) Ежели врожденных наклонностей человек не имеет, то ясно, что добро и зло зависят от воспитания. Ежели же добро и зло зависят от воспитания, то ясно, что наука вообще и философия в особенности, на которую так нападает Руссо, не только не бесполезны, но даже необходимы, и не для одних Сократов, но для всех. – Ежели же наклонности к добру и злу равносильны в душе человека, то чем менее будет свобода человека, тем менее будет его доброе и злое влияние и на оборот; следовательно, ежели предположить это верным, науки и художества не могут произвести никакой разницы в отношении между добром и злом. – Ежели начало добра первенствует в душе человека, то с развитием искусств и художеств будет развиваться и начало добра и на оборот. Ежели же начало зла первенствует в душе человека, то только в этом случае мысль Руссо будет справедлива. И я уверен, что со всем своим красноречием, со всем своим искусством убеждать великий гражданин Женевы не решился бы доказывать так[ую] утопию, всю нелепость которой надеюсь я доказать после. – Здесь мне приходить мысль о том, что все философские вопросы, над решением которых трудились столько и писалось столько книг (бесполезных), все, говорю я, можно привести к очень простым началам…. Нас забавляют более листочки дерева, чем корни; одна из главных ошибок, делаемых большей частью думателей, есть та, что сознав свою неспособность для решения важных вопросов из начал разума, они хотят решить философские вопросы исторически, забывая то, что История есть одна из самых отсталых наук и есть наука, потерявшая свое назначение. – Самые жаркие партизаны ее не найдут никогда ей приличной цели. – История есть наука побочная – Это можно сказать, не доказывая. Ошибка состоит именно в том, что ее изучают, как науку самостоятельную; ее не изучают для философии, для которой ее изучение только и нужно, но ее изучают для самой себя. – Поэтому История не откроет нам, какое и когда было отношение между науками и художествами и добрыми нравами, между добром и злом, религиею и гражданственностью, но она скажет нам, и то неверно, откуда пришли Гунны, где они обитали и кто был основателем их могущества и т. д.

Первая часть.

Руссо, рассуждая о первоначальном влиянии наук и художеств говорит: И люди начали чувствовать главную выгоду влияния муз, делавшего их волчье способными к общежитию, внушая им желание нравиться друг другу произведениями, достойными их взаимного одобрения. – Все, что мы делаем, то делаем единственно для себя; но когда мы находимся в обществе людей, то все, что мы ни делаем для себя, выгодно для нас только тогда, когда наши деяния нравятся другим или мы получаем их одобрение, следовательно, каждый человек, стремясь отдельно к своей индивидуальной пользе, способствовал к общежитию. И так как не все люди находили свою индивидуальную пользу в произведениях наук и искусств, то и нельзя предположить, чтобы способность к общежитию проистекала из одних произведений наук и искусств. Тут же: Между тем, как правительство и законы заботятся о неприкосновенности и благосостоянии людей, науки и художества, не столь деспотические, но более могущественные, может быть, покрывают гирляндами цветов железные цепи, которыми они обременены, и подавляют чувство свободы, заставляют их любить рабство и делают из них то, что называют образованные народы.

Здесь мы найдем явное противоречие в словах самого писателя с мыслию, которую он защищает. Необходимость произвела единодержавие, а науки и художества упрочили оное. Из этих слов ясно, что сам автор согласен по крайней мере в том, что науки и художества поддерж[али] единодержавие и ежели бы они не поддержали его, то оно бы рушилось и сколько бы рушилось с ним добродетелей! в сколько невольных пороков впало бы человечество! – Нельзя не сознаться, что науки имели и свое дурное влияние на нравы, нельзя тоже и не сознаться, что они избавили род человеческий от больших зол. – Далее Руссо говорит, что нравы были чище прежде, потому что, хотя природа человека не была лучше, но люди находили свою безопасность в легкости проникать друг друга, и эта выгода, цену которой мы чувствуем теперь, избавила их от большего числа пороков. Так как мне кажется, что я уже доказал, что скрытность, царствующая между нами, не происходит от влияния одних наук и искусст[в], то и не почитаю нужным опровергать этой совершенно верной мысли, отделенной от первой части рассуждения.

Большая часть опонистов этой речи нападали на это рассуждение, говоря, что ежели бы зло было не скрытно, то оно было бы более прилипчиво. Я же скажу, что, правда, под покровом скрытности зло не прилипчиво, но и добро тоже; между тем как, ежели бы добро и злодействовали открыто, всякой согласится, что добро нашло бы больше подражателей. – Далее начинаются исторические доказательства.

Я у[ж] сказал свое мнение о доказательствах этого и возражения Gauth èer и Короля Польского подтверждают мое мнение, «что История в настоящем значении слишком мало нам известна, чтобы, решая философские вопросы, мы бы могли опираться на оную». – Они оба весьма основательно опровергают исторически исторические доказательства Руссо.

Я укажу только те места, где автор явно себе противоречит. – В числе и одно из главных зол, которое принесли науки, есть расстройство военной дисциплины, изнеженность и вообще отсутствие всех военных качеств. Но для чего людям добродетельным воинские качества? спрошу я. – Мне ответят: для защиты своего отечества. Но сама История, на которую та[к] твердо опирается автор, показывает, что народы защищались, когда науки и художества были известны, и что они завое[вы]вали тогда, когда они не знали их.

Вторая часть.

Полна доказательствами историческими, которые ничего не доказывают.

Обращаясь к ученым, он говорит: Отвечайте мне вы, которые внушили нам столько великих познаний: ежели бы вы нас ничему этому не научили, были ли [бы] мы менее многочисленны, хуже управляемы, менее опасны, менее цветущи или более порочны?

Из этих слов видно, что автор благосостояние частных лиц ирода человеческого принимает тождественным; между тем как большею частью благосостояние частных лиц бывает в обратном отношении с благосостоянием Государств. – Далее говорит автор о вредном влиянии роскоши. – С деньгами можно иметь все, кроме граждан и хороших нравов. – (Мысль вполне верная и превосходно выраженная.) – Здесь я рассмотрю, что есть роскошь? Откуда она берет свое начало и какие ее следствия? – Слово роскошь совершенно условно; когда все люди ходили без одежды, первый, который надел шкуру какого-нибудь зверя, был человек роскошный, в наше же время человек, который заставляет трудиться несколько лет тысячи человек для своего спокойствия, почитается только исполняющим потребности жизни.

Источник гордости есть удовлетворение потребностей. – Время увеличивало потребности. С увеличением потребностей увеличивалась трудность каждому человеку удовлетворять все свои потребности, с увеличением этой трудности явилась мысль о разделении трудов. – Одни занимались удовлетворением потребности более, другие – менее важной. – Это есть одна из причин неравенства людей. – Одни, которые занимались удовлетворением не главной потребности людей, стали чувствовать себя в зависимости от других, эта то зависимость, употребленная во зло, и произвела роскошь – роскошным называю я того человека, который пользуется большим благом, чем то, которое сам приносить обществу. – Следствие[м] же роскоши ясно, что будут гордость сильных и зависть слабых, именно те два порока, которые служат источниками большей части зол. – И так, ежели роскошь – одно из величайших зол, из этого однако не следует, чтобы науки породили ее; ибо одна только наука правления составляет одну из главных потребностей человека; ежели науки и художества, как говорит Руссо, поддерживают власть, то они способствовали к развитию роскоши, но не породили ее.

Нельзя еще не заметить ошибки, которую делает автор говоря о влиянии одного подана другой. Он говорит, что преимущественное влияние [женщин] хорошо и что все зло которое происходит от этого влияния, зависит только от неправильного воспитания женщин. – Хорошо для человека в обществе только то, что хорошо и в естественно[м] его состоянии. Но чем ближе видим мы человека к естественному быту, тем менее замечаем мы это пагубное влияние женщин, источник которого есть роскошь и праздность. – Природа по слабости способностей женщин поставила их в зависимость от мужчин в удовлетворении потребностей жизни, в исполнении своего назначения (рождения и воспитания детей), первые совершенно зависят от последних. – Неминуемым следствием роскоши была праздность, неминуемым следствием праздности были пороки, ибо вместе со всеми стремлениями души человека находится стремление к выражению во внешность всех этих побуждений.