Текст книги "Ферн"

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Он приехал дневным поездом, – говорила Ферн отцу, ставя перед ним на стол обед. От волнения голос ее звучал громче обычного. – Я так и знала, что местный адвокат им не подойдет.

Бакер Спраул начал есть, не дожидаясь, пока дочь сядет за стол.

– Я слышал, что он много лет не виделся со своей семьей, – сказал он с набитым ртом. – Может быть, ему наплевать на своего брата.

– Я не в курсе всей этой истории, – сказала Ферн, подавая второе, – но этот человек прибыл сюда, чтобы вытащить своего братца из тюрьмы. У него это по глазам прочитать можно.

О, Ферн помнила эти черные глаза. Темные, как ночь, и глубокие, как омут. Его красивое лицо было спокойно. Он был слегка удивлен тем, что она осмелилась заговорить с ним. Но лишь слегка, потому что такого человека ничто не могло лишить чувства самообладания. И уж, в любом случае, не такая незначительная персона, какой была для него Ферн.

Но ничего, она ему покажет! Она не для того всю жизнь завоевывала авторитет среди мужской части населения города, чтобы позволить какому-то умнику-адвокату с Востока наделать здесь кучу черных дел. Нет, она спасет город от такого вторжения. (Он, возможно, думает, что все в Канзасе спят на земле и разговаривают только с коровами.)

Ну, и пусть себе думает. Потом он поймет, как сильно ошибался. Она ему покажет.

– Как он выглядит? – спросил отец Ферн. Как будто его внешность играла какую-то роль. Важно то, зачем он сюда приехал. Но отец не очень-то огорчился, когда Троя убили. Он говорил, что Трои сам нарвался. Если бы его не убил Хэн Рэндолф, это сделал бы кто-нибудь другой.

– Он почти двойник Джорджа Рэндолфа, – сказала Ферн, ставя перед собой тарелку, – только не так широк в кости. Но даже если бы он не был зеркальным отражением своего брата, ты все равно сразу обратил бы на него внимание. Такой одежды, как на нем, ты никогда в жизни не видел. Клянусь, на его ботинках не было ни пылинки, а ведь он шел по нашей дороге. Может быть, канзасская пыль его боится? На нем простой черный костюм, но ты не поверишь, как он сидит на этом человеке. Кажется, он сшит прямо для него. Клянусь, у меня такое впечатление, что воротничок вот-вот его задушит. Он доходит практически до подбородка и твердый, как дерево. Таких воротничков он в Абилине не найдет. Или взять рубашку. Да она прямо потрескивает, когда он идет. Волосы у него густые, волнистые и такие же черные, как и глаза. Он высокий, но кажется еще выше, чем есть на самом деле, потому что смотрит на тебя сверху вниз, вроде парящего орла. Конечно, в суде, когда он встанет и начнет свою речь, это произведет сильное впечатление.

– Тебе не нужно было там болтаться и подслушивать, о чем он говорил с братом, – сказал ее отец.

– А я не подслушивала. Я прямо подошла к нему и сказала, что Хэна обязательно повесят.

Она налила в кружку кофе, добавила сливок и снова села за стол.

– Тебе не следовало этого делать, – сказал отец, отрывая взгляд от тарелки и переводя его на пустую кружку, давая понять дочери, что пора бы ее наполнить. – Что он о тебе подумает?

– Мне это безразлично, – ответила Ферн, наливая отцу кофе. – Пусть знает сразу: ему не вытащить своего братца из тюрьмы только потому, что он из Бостона.

– Он может его вытащить, – сказал отец, как только Ферн поставила перед ним кружку с кофе, и протянул ей пустую тарелку. – Немного найдется желающих повесить Хэна, если железнодорожная компания будет за него. Ты же знаешь, что он связан с железнодорожниками.

Ферн вернулась к плите и положила на тарелку отца еще курицы с клецками.

– Ты что думаешь, его отпустят только из-за того, что он связан с железнодорожниками? – спросила она отца, понимая, тем не менее, и сама, каких надежных союзников имели Рэндолфы со стороны железнодорожной компании.

– Я не сказал, что его точно отпустят. Я говорю: они могут это сделать. Кроме того, этот бездельник Трои не стоит всего того шума, который из-за него подняли.

Ферн поставила тарелку перед отцом и сама села доедать свой обед.

– В прошлом году, когда начался падеж наших коров от техасской лихорадки, ты был о чужаках другого мнения.

– Я своего мнения не изменил, тем более что эпидемия может повториться. Но мне кажется, техасцы и сами скоро переберутся в Элсворт или Ньютон. Думаю, к следующему году. Да что об этом говорить?

Он, вроде бы, начал терять интерес к разговору.

– Отрежь мне кусок пирога перед тем, как начнешь заниматься уборкой, – сказал он.

– Дело не в том, уедут они или нет, – сказала Ферн, направляясь за пирогом.

– Дело в том, – сказал ее отец, – что только такой врожденный дурак, как Трои, мог начать драку с Хэном Рэндолфом, который славится вспыльчивым характером и отлично стреляет. И, понятное дело, тот, рассвирепел, когда Трои оскорбил его отца.

– Но ведь он убил Троя, – сказала Ферн, возвращаясь к столу с большим куском слоеного пирога со сливочной начинкой.

– Мне не нравятся те, которые стреляют в людей. Но те, которые оскорбляют родителей, мне тоже не по душе… – Бакер отодвинул тарелку, протянул Ферн пустую кружку и взял свой кусок пирога. – Трои был задиристый, крикливый, хулиганистый сукин сын. И к тому же мошенник. Если бы он не был родственником, я бы никогда не взял его на работу.

Ферн вернулась к столу с кофе для отца. Она присела, сделала несколько глотков из своей чашки, но ее кофе уже остыл. Пришлось пойти вылить его и налить себе погорячей.

– Сколько раз я говорил тебе, что ты кладешь в кофе слишком много сливок, а потом выкидываешь их. Это же прямое расточительство, – отчитывал дочь Бакер, в то время как она убирала со стола. – В неделю ты выкидываешь на ветер пару долларов, не меньше.

Он встал и вышел на улицу посидеть возле дома, где было попрохладней.

Ферн было наплевать на то, что говорил ее отец. Людей убивать нельзя. А эти техасцы еще привели с собой больной скот с юга в Канзас, что было противозаконно. Они забивали скотину местных фермеров и похищали ее, топтали их посевы, крали сено и воду.

И несправедливо было то, что этот самоуверенный неженка, одетый, как картинка в каталоге Сиэрс и Рубек, нагрянул в их городок и надеется обойти закон только потому, что у него престижная должность в железнодорожной компании. И если этот красавчик думает покорить тут всех своей потрясной внешностью, то он сильно ошибается. Канзасские женщины ценят красивых мужчин, но дурачить себя не позволят.

В задумчивости Ферн поглаживала свои гладкие длинные белокурые волосы. Трои хотел заставить ее обрезать их. Он говорил, что они будут мешать ей ловить на аркан быков, если вдруг упадут на глаза. Она взглянула на портрет своей матери. Он стоял на столе рядом со стулом отца. Волосы, она чувствовала, делали ее более женственной. К тому же они у нее были точно такие, как у матери, и во имя этой связи с родным и давно умершим человеком, чей образ был знаком ей только по портрету, Ферн ни за что не хотела расставаться с волосами.

– Хэн у нас не очень разговорчивый, – говорил Джордж Мэдисону.

Они шли по направлению к тюрьме. Мэдисон старался думать только о юридической стороне этого дела, которое надо решить положительно для семьи, но чем ближе они подходили к тюрьме, тем громче звучало в его голове: это мальчик, которого ты бросил.

Никто его до сих пор в этом не упрекал. Но сам он наедине с собой вменял это себе в вину. Упрек постоянно присутствовал где-то в глубинах подсознания и мог проявиться на поверхности в самый неожиданный момент.

– Он никогда не был разговорчивым, и даже мама не могла выудить из него более двух предложений за раз.

Они шли по некоему подобию тротуара, среди толпы ковбоев, направляющихся в сторону манящих огнями салунов[1]1
  салун – увеселительное заведение в западных штатах США.


[Закрыть], а Мэдисон думал, что его братьям никогда не понять, почему он уехал от них. И ничто не оправдает его в их глазах.

– Может быть, ты все-таки расскажешь мне вкратце, что же случилось, – сказал Мэдисон.

– Да и говорить-то почти не о чем. Хэн поехал на юг, в сторону Ньютона. До дороге сделал объезд, минуя ферму, с хозяином которой мы поссорились. А когда вернулся, Хиккок арестовал его за убийство Троя Спраула.

– Спраул? Он случайно не родственник той особы, которая напала на нас возле гостиницы?

– Ее двоюродный брат.

Теперь Мэдисону стала ясна причина ее ярости. Она, наверное, думает, что он приехал спасать Хэна от виселицы. Вообще-то, так оно и есть, только он хочет доказать, что парень не причастен к убийству.

– Какие у них имеются доказательства?

– Один человек по имени Дейв Банч утверждает, что видел, как Хэн ехал в сторону покинутой фермы Коннора. Он говорит, что узнал лошадь Хэна. Когда чуть позже он услышал выстрел, то повернул назад посмотреть, не нуждается ли Хэн в помощи. Но, подъехав, увидел мертвого Троя, а Хэна нигде не было.

Мэдисон почувствовал некоторое беспокойство. Тысячи людей были повешены на основании куда менее значительных улик. Надо было выяснить врал ли Дейв Банч сознательно или просто ошибся.

– Что-нибудь еще?

– Хэн и Трои подрались накануне вечером из-за того, что Трои сказал что-то про нашего отца. Хэн грозился убить его, если он скажет это еще раз.

Из всех неприятных воспоминаний, от которых Мэдисон хотел бы отделаться, на первом месте был образ отца.

– Что случилось со старым негодяем? Мне всегда казалось, что какой-нибудь янки в конце концов его прикончит.

– Так оно и вышло. Его убили в Джорджии.

О, черт! На самом деле Мэдисон не желал смерти отцу. Он ненавидел старика, но смерти его не хотел. По крайней мере, не такой. Именно потому, что Мэдисон боялся старого негодяя, он и избегал встречи с Джорджем все эти годы. Теперь-то он не был беспомощным юношей, но кое-что в жизни хотел бы забыть навсегда. Слишком тягостно было вспоминать некоторые эпизоды прошлого.

– Но если отец мертв, почему Хэн так разошелся из-за того, что сказал Трои?

– Болтают, будто отец украл деньги из кассы в Виргинии. Вот Трои и стал доводить Хэна насчет того, что наш старик был вором.

– А что, отец действительно украл эти деньги?

– Я не знаю. Я его больше не видел с тех пор, как ушел на войну.

Мэдисон никогда этого не забудет. Как только два старших сына Уильяма Генри Рэндолфа покинули ранчо, он объявил, что тоже пойдет воевать. Ему было наплевать, что он бросает семью на произвол судьбы, что его жена остается без гроша, а пять младших сыновей просто в шоке от всех этих событий. Он взял и уехал.

Их мать так никогда и не оправилась от этого потрясения.

– Хэн избил Троя, – говорил Джордж – Хэн сказал, что отец был вруном, мошенником, а, может быть, и вором в придачу, но никто, кроме сыновей, не имеет права называть его таким.

– И это все? Но даже в Канзасе требуется гораздо больше оснований, чтобы убить человека.

– Все посчитали, что этого было достаточно, когда Троя нашли мертвым, и Дейв уверял всех, что чуть ли не видел, как Хэн спускал курок. Здесь мы сделаем остановку.

Джордж повернул к Салуну Аламо.

– Что мы там забыли? – спросил Мэдисон.

– Шериф здесь постоянно торчит.

Шериф, Дикий Билл Хиккок, был одет в штаны из оленьей кожи. Черные длинные волосы до плеч были расчесаны на пробор. Пара пистолетов, ручки которых украшали жемчужины, заткнуты за пояс. Он сидел за одним из столиков и играл в карты, уйдя в это дело с головой. Шериф был очень недоволен, когда его побеспокоили.

– Вы что, еще не наговорились с парнем? – спросил Хиккок, когда Джордж объяснил ему, что хотел бы повидать Хэна. – Ему уже больше нечего сказать.

– Это мой брат Мэдисон, – объяснил Джордж шерифу. – Он приехал, чтобы защищать Хэна.

– Думаю, ничего путного из этого не выйдет до тех пор, пока Дейв будет держаться своей версии.

Мэдисон чувствовал, как в нем растет ярость к этому заносчивому человеку, который, по-видимому, презирает их семью. Он повидал немало ничтожных типов, развращенных властью. Кажется, абилинский шериф из той же категории негодяев.

– Тем не менее, нам надо с ним увидеться, – настаивал Джордж.

– Пожалуйста, – согласился Хиккок и достал из кармана ключи.

К удивлению Мэдисона он протянул их Джорджу.

– Но учтите, парень ни с кем не разговаривает вот уже неделю.

Когда они вышли на улицу, Мэдисон спросил:

– Он что, всем дает ключи?

– Он не хочет прерывать свою игру в карты, вот в чем дело.

Хиккок или слишком уважал Джорджа и не думал, что тот позволит Хэну убежать, или слишком презирал, считая, что побег тот организовать не сумеет, или же ему вообще было наплевать.

Тюрьма оказалась небольшим каркасным строением. Абилин только в прошлом году назначил своего первого шерифа, и пока что город устраивала такая постройка.

Камера Хэна на самом деле была просто комнатой с решеткой на двери. Кровать, стол, стул и лампа для чтения – все это создавало уют, который отсутствовал напрочь в нормальных тюремных камерах.

Хэн валялся на кровати, когда Джордж открыл дверь. Он даже не пошевелился, только посмотрел на человека, который стоял рядом с Джорджем.

Он вгляделся в Мэдисона пристально, узнал его и весь напрягся.

Хэн сел на своей кровати.

– Какого черта ты сюда явился? – спросил он. Говорил он почти шепотом, но очень злобно.

Несколько вариантов ответов вертелись на языке Мэдисона. Будучи виргинцем в Гарварде во время войны, он не раз сталкивался с недружелюбными людьми и знал всякие способы избежать конфронтации. Кому нужно было отвечать вежливо, кому жестко, а кого и ошарашить неожиданным вопросом на вопрос. И с Джорджем, и с Хэном он мог бы поговорить так, чтобы они сразу поняли: его голыми руками не возьмешь.

Но он не для того проделал весь этот долгий путь из Бостона, чтобы скандалить с братьями. Он считал себя человеком достаточно защищенным от эмоций и всякой сентиментальной чепухи, но внезапно обнаружил, что там, где дело касалось его семьи, он все еще оставался ее членом, и все, что происходило в клане, касалось его лично. Все было, как и десять лет назад.

– Я приехал, чтобы помочь тебе.

– И как долго ты пробудешь на этот раз? – осведомился Хэн, даже не думая смягчаться. – Подождешь, пока меня повесят, или уедешь в самом разгаре процесса?

– Тебя не повесят.

– Да? И как же ты это устроишь? Джордж ведь не позволит мне совершить побег. Он вернет меня сюда, если я убегу.

– Я адвокат, – объяснил Мэдисон. – Я намерен доказать, что ты не убивал Троя Спраула.

– Итак, беглец возвращается в качестве классного адвоката, чтобы помочь своим бедным, невежественным братьям, – усмехнулся Хэн.

Мэдисон сдерживался из последних сил. Ни Джордж, ни Хэн так и не простили его. А что уж там ждать от других братьев? Вообще, какого черта он делает здесь в таком случае?

– Почему ты так уверен, что я не убивал Троя? – спросил Хэн, явно пытаясь вывести Мэдисона из себя.

– Я не верю, что ты, которого я знал мальчиком, стал убийцей.

Возможно, их отец и постарался в свое время испортить ребят, как мог, но не настолько, чтобы сделать из них убийц. Это он должен постоянно держать в уме. То, что его братья думали о нем, и что он думал о них, было сейчас не главным.

– Откуда ты знаешь, какой я? Ведь тебя не было рядом, когда я рос, и ты не знаешь, что из меня вышло.

Мэдисона поразило одно обстоятельство. Несмотря на то, что Хэн говорил очень тихо, голос его звучал в ушах адвоката, будто раскаты грома.

– Спроси кого хочешь из тех, кто знает меня, ну, хоть Джорджа, и все тебе скажут – я убийца. Я бы убил этого Троя, если бы он сказал еще хоть одно слово про отца.

– Не говори глупости, Хэн, – сказал Джордж.

– Зачем ты привел его сюда? – спросил Хэн у Джорджа. – Лучше бы застрелил его на окраине города.

– Он хочет помочь.

– Мне не нужна его помощь, – произнес Хэн, сверкая глазами, холодными, как два голубых бриллианта. – Убери его отсюда или я его убью.

Мэдисон повернулся на каблуках. Гнев красной пеленой затуманил его сознание, он испытал чувство тошноты и острую боль в животе. Он понимал, конечно, что Хэн будет зол на него, но не ожидал ярости такой страшной силы.

Хэн ненавидел его, это ясно. Почти так же, как сам Мэдисон ненавидел своего отца. Он прекрасно знал всю мощь этого чувства. И никогда уже Хэн не будет относиться к Мэдисону по-другому, пусть тот даже докажет в суде невиновность младшего брата.

Мэдисон задержался на минуту у дверей тюрьмы. Он смотрел на провинциальный серый городок – пыльные улицы, которые становятся страшно грязными после первого дождя; шум и вонь скотопрогонных дворов, которые вызвали у него такое отвращение, когда он только что сошел с поезда; здания с фальшивыми фронтонами, магазины, в которых продаются только самые необходимые, простые, нужные в хозяйстве товары; тусклый свет дюжины салунов, из которых раздаются звуки расстроенного пианино и визгливые голоса безголосых певичек; лающий смех пьяных ковбоев, этих выпавших из времени людей. Нет, пусть развлекаются, как хотят, он не осуждал, но и понять их не мог тоже.

Его братья были точно такие же простые ковбои, как и те, что шатались по вечернему городу. Он не понимал своих братьев.

И все же ему придется попытаться понять их, в противном случае лучше вернуться в Бостон и забыть семью навеки.

Вдруг Мэдисон увидел молодого человека, идущего в его сторону, и вид этого ковбоя сразу заставил его забыть гнев и разочарование от встречи с младшим братом. Этот «молодой человек» был на самом деле той самой девушкой, что напала на него возле Дроверс Коттеджа.

Она приближалась к нему. Та самая особа, которая заставила его злиться, а теперь заинтересовала каким-то странным образом.

Эта девушка действительно выглядела необычно. Ее волосы были скрыты широкополой фетровой шляпой. Фланелевая рубашка, штаны цвета орехового масла и сапоги на высоких каблуках – вся эта одежда практически не отличалась от той, которую носили местные ковбои.

Она была высокого роста, повыше других девушек ее возраста, и ширококостная. Ее грудь была прикрыта просторным жилетом из овчины. Она, должно быть, провела не менее десяти лет в основном на свежем воздухе и верхом, судя по загару и ковбойской походке. В сущности, только очень наметанный глаз мог отличить ее от юноши. Она, эта Ферн, спокойно могла бы сойти за Фердинанда.

Нет, таких женщин Мэдисон еще не встречал. Его интересовал вопрос: что превратило ее в бунтаря против своего пола? Тут должны быть какие-то веские основания. Это уж точно.

Но даже размышляя обо всем этом, Мэдисон не забывал – Ферн Спраул очень хотела увидеть Хэна повешенным.

Она узнала его, пошла помедленней, походка стала слегка развязней. Он стал у нее на пути. Интересно, пройдет ли она мимо, как бы не замечая его, или остановится. Он любил, когда его подруги испытывают психологический дискомфорт. Это заставляет их нервничать и совершать ошибки.

У него же в таком случае появляется преимущество.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

– Мужчины в этом городе смелее, чем я думал, – сказал Мэдисон, когда Ферн поравнялась с ним.

– Что вы имеете в виду? – спросила она. Ферн хотела было пройти мимо, но теперь остановилась и повернулась к нему.

Мэдисон принял томный вид.

– Большинство людей чувствуют себя не в своей тарелке, когда встречаются с другими людьми, выдающими себя не за тех, кем они являются на самом деле. Это вообще-то старая песня: волк в овечьей шкуре. Если память мне не изменяет, эта проблема беспокоила еще Царя Давида в бытность его пастушком.

Он напал, безусловно, неожиданно, но она не растерялась.

– Удивительно, что вы читали Библию, – парировала она, – обычно типы вроде вас знают только свое дело и больше ничем не интересуются.

Неплохо, неплохо. Может быть, на настоящую леди она и не тянет, но в голове у нее явно не солома.

Он слегка почистил свой пиджак. Он хотел обратить ее внимание на разницу между своей одеждой и той, которую носят местные мужчины.

– Мы, отрицательные типы, должны читать все хорошие книги, чтобы знать психологию положительных типов, вроде вас.

– Читайте хоть самые лучшие книги сколько угодно, но братца своего все равно не спасете.

Да, одежда Мэдисона, видимо, не произвела особого впечатления на Ферн. Нужно было испробовать другую тактику.

– Почему бы вашему отцу не купить вам платье, а? Приличный ситец стоит не дороже ваших сапог. А что до пистолета, то за него вообще можно купить целый гардероб. Кучу всяких женских тряпок.

– Я ношу то, что хочу, – фыркнула она, размышляя: то ли уйти с гордым видом, то ли обругать его так, чтоб он надолго запомнил.

Итак, думал Мэдисон, это не тот случай, когда родители заставляют дочку одеваться, как сына. Она сама выбрала мужскую одежду. Но почему девушка делает это? Она все больше и больше его интриговала. Он присмотрелся к ней. Нельзя сказать, что она не привлекательна, но трудно оценить все ее потенциальные достоинства в таком наряде. Ясно одно – фигура у нее замечательная. Грудь ее прикрыта овчинным жилетом, но тело скроено идеально и смотрится, как вершина горы в лучах восходящего солнца.

Из всех женщин, каких он знал, ни одна бы не решилась ходить в мужской одежде. Его мать упала бы в обморок, если бы ей показали Ферн.

Но Мэдисон в обморок не упал. Напротив, он чувствовал, что сердце бьется чаще в груди. Его привычно возбуждали кокетливая женская улыбка или многозначительный взгляд, однако крутые бедра и стройные ноги вдруг подействовали на него куда более возбуждающе. Это была уже чуть ли не животная похоть. Вот и все объяснение – похоть. Еще бы, с его интеллектом, разве могла бы ему понравиться такая особа. Мэдисон улыбнулся.

– Ваша двойственность вас не угнетает?

– Нисколько, – отвечала Ферн, гордо вскинув подбородок. – Я давно уже всем доказала, что могу делать любую мужскую работу и не хуже ковбоев.

Мэдисон решил, что за внешней самоуверенностью, даже вызовом Ферн, таится скрытое желание: она хочет, чтобы ее считали девушкой. Нет, не девушкой. Женщиной. Он ее не знал, но был уверен, что перед ним женщина.

Он улыбнулся еще шире.

– И вот является некий пижон, городской повеса, неженка, и вы должны доказывать ему, что вы ничуть не хуже любого мужчины с самого начала.

Она еще выше вздернула подбородок.

– Все, о чем вы тут говорите, не имеет никакого значения.

Мэдисон посмеялся в душе. Он ей не нравился, абсолютно не нравился. Но ему доставляло удовольствие издеваться над ней. Ему особенно нравилось, как сверкали от гнева ее глаза.

Мэдисон опять напустил на себя томный вид.

– Я помню, вы хотели что-то сказать насчет невиновности моего брата.

– Он виновен, – сказала Ферн, делая ударение на последнем слове. – Дейв Банч видел…

Внешний вид Мэдисона изменился мгновенно. На лице появилась злоба, агрессивность, готовность к драке. Он чуть не бросился на Ферн, он хотел сбить ее с ног, но сдержался в последний миг. Ферн, удивленная, отпрянула от него.

– Мистер Банч, насколько я знаю, утверждает, что видел лошадь Хэна, – сказал он голосом, в котором звучала угроза. – Да, если лошади стреляют, а Хэн отвечает за действия лошади, тогда, конечно, его надо судить.

Она сверкнула на него глазами. У нее были замечательные глаза. Карие с серо-голубым отливом. Если бы теперь был день, он бы рассмотрел все оттенки. Он так хотел этого.

– Вы считаете всех в Канзасе идиотами, – выпалила она, – думаете, мы только и ждем, что приедет какой-нибудь мистер Всезнайка и все объяснит нам, дуракам.

Она практически изливала перед ним душу, он понимал. Душа у нее была неплохая, как и все остальное, впрочем. Но лучше не думать о ее теле. Он ведь здесь, чтобы помочь Хэну. Можно, разумеется, поболтать часок с экзотическим существом женского пола в мужском наряде, удовлетворить свое любопытство, но привязываться к ней очень опасно, ибо это может навредить делу.

– Мы знаем как поступать с убийцами, – сказала она. – И мы также найдем применение мешку с дерьмом, который притворяется мужчиной.

– Ты хочешь раздавить меня своей милой ножкой, не правда ли? – спросил Мэдисон. Он приблизился к ней и улыбнулся, как бы заискивающе.

– Мы выкинем тебя из города и вставим свечу в зад, – она полагала, что говорит достаточно самоуверенно и агрессивно. На самом деле решимость оставила ее.

Улыбаясь все шире, Мэдисон приблизил свое лицо я ее лицу так, что их носы практически коснулись друг друга.

– Ты знаешь, если бы моя сестра сказала нечто подобное… впрочем, у меня никогда не было сестры, в нашей семье одни мальчики, что, уверяю тебя, было невыносимо трудно для нашей матери, бедной женщины, которая еле-еле справлялась с хозяйством и еще заботилась о восьми мужиках, а разве женское это дело: обслуживать толпу мужиков, да к тому же, если семеро из них мальчишки, отчаянные сорванцы…

– Ничтожество, – прошипела Ферн, – ты будешь, наконец, говорить по делу? Нет, я не удивлюсь, если ты выиграешь процесс, потому что сведешь всех с ума. (Улыбаясь им, доводя их до полной растерянности.) Но Ферн еще никто с ума не сводил, и Мэдисону это не удастся сделать тоже.

– Я только хотел сказать, – промолвил Мэдисон с улыбкой, но оскорбленный в душе, – если бы ты сказала что-то подобное в Виргинии, то все леди просто попадали бы в обморок. Там бы ты никому не понравилась. Женщинам там очень трудно затягиваться в корсеты, а потом расстегивать их. Когда же дама падает в обморок, то первое, что нужно сделать, это расстегнуть корсет. Но ведь ты даже не знаешь, что такое корсет, не так ли?

– Я думаю, ты знаешь гораздо больше меня о предметах женского гардероба, – сказала Ферн, отступая.

– Да, похоже, любой пастух знает о женской одежде больше, чем ты.

Мэдисон понял, что такого она не ожидала. Он видел гнев, пылающий в ее глазах. Голубой оттенок исчез вовсе, остался только серый, похожий на пепел, – вроде, холодный, но лежащий на поверхности горячей печи.

– Почему ты преградил мне дорогу? – спросила она. – Я вижу, что в Бостоне ты научился болтать. Язык у тебя достаточно острый.

Неплохо. Эта женщина достойна того, чтобы Мэдисон продолжал ее изучать. Кроме пары пыльных штанов и овечьего жилета там еще кое-что имеется. И, несмотря на эту одежду, с ней все же интересней общаться, чем с лошадьми и коровами. Может быть, он когда-нибудь скажет ей об этом, но только когда представится подходящий случай.

Он улыбнулся, на этот раз вполне естественно, желая снять напряжение, которое возникло между ними.

– Я хотел попросить тебя показать мне место преступления.

– Почему ты не попросил об этом своего брата?

– Джордж сейчас довольно занят. – Он знал, что она имеет в виду Хэна. – Его жена может подарить ему ребеночка в любой момент, и он, понятно, не отходит от нее.

Она взглянула на него и ее взгляд как бы говорил: не знаю, что ты затеваешь, но я не доверяю тебе. Вслух она произнесла:

– Покинутая ферма Коннора далеко отсюда. Ехать туда надо верхом на лошади.

– Ну, и..?

– Верхом туда надо добираться.

– А я думал, ты понесешь меня туда на руках.

– На лошади. Понятно?

– Ты имеешь в виду, что я мог бы отправиться туда на бизоне, если бы захотел. Неплохие тут у вас развлечения в Канзасе.

Ферн не могла понять: то ли он иронизирует, то ли у него такие шутки.

– Любой человек в городе может показать тебе это место. Или даже отвезти тебя туда.

– Я бы хотел, чтобы это сделала ты.

– Нет.

– Но почему?

– Я не хочу. Кроме того, почему я должна помогать тебе вытаскивать твоего брата из тюрьмы?

– Ты не обязана мне помогать, но по опыту я знаю, что на месте преступления всегда обнаруживаются какие-то новые улики, на которые раньше могли не обратить внимания. Я хочу, чтобы ты была рядом, если мы обнаружим что-нибудь.

Ферн сказала себе, что она не должна иметь ничего общего с Мэдисоном Рэндолфом, но не могла допустить, чтобы он поехал на ферму Коннора один. Она ему не доверяла. Она уважала природный ум и смекалку местных жителей, но не была настолько наивной, чтобы не знать, на какие уловки способны адвокаты из больших городов. Мэдисон мог запросто провести шерифа Хиккока. Нравится ей это или нет, но она должна присматривать за Мэдисоном, пока не начнется суд.

– Когда ты хочешь ехать?

– Как насчет завтрашнего утра?

– Встретимся возле фермы моего отца.

– Буду там в девять часов. Я понимаю, что на приличную дорогу надеяться нельзя, но хоть какая-нибудь тропа туда ведет?

– Поедешь по дороге на юг, – объясняла она, сверкая на него глазами, – в миле от города свернешь налево, оттуда до фермы еще пара миль.

– Почтовых ящиков по пути я, конечно, не увижу?

– А зачем нам почтовые ящики? – Она понимала, что он смеется над ней. – Неужели ты считаешь, что мы умеем читать?

Ферн собралась уходить.

– Если не будешь возле нашего дома ровно в девять, я ждать не собираюсь, – крикнула она уже на ходу. – Нянчиться с каким-то неженкой не стану. Мне нужно быков кастрировать.

Она остановилась и повернулась к нему лицом. Одна рука на бедре, в глазах вызов.

– Это как раз то, чем я умею заниматься лучше всего.

– Тогда мне лучше надеть кожаные ковбойские штаны в обтяжку.

Видел ли он когда-нибудь такие штаны или просто прочитал о них в книгах?

– До завтра, – он махнул ей рукой. Некоторое время Мэдисон стоял и смотрел ей вслед. Потом разразился громким смехом. Этой фразой про быков она его сразила. Нет, с ней надо быть поосторожней. Да, канзасская особа неопределенного пола была беспощадна. Фредди бы она понравилась.

Но Фредди и Бостон казались теперь такими далекими, как будто все последние восемь лет были только сном, а единственной реальностью оставался Канзас.

Мэдисон тряхнул головой, чтобы избавиться от неприятной мысли. Он не мог понять, то ли все дело в Канзасе, то ли в холодном приеме, который оказали ему братья, а, может, в этой странной женщине – только все пошло не так, как он предполагал.

Ферн замерла. Кофейник в одной руке, чашка в другой. Смех Мэдисона все еще звучал у нее в ушах. Он раздавался всю ночь, мешая ей спать, раздражая ее, заставляя думать: почему он смеется над ней? Она злилась на себя зато, что Мэдисону удалось довести ее практически до бешенства.

Она налила себе кофе, добавила туда сливок и, размешивая их в дымящейся горячей жидкости, укоряла себя за то, что заговорила с ним. Она даже видеть его не должна.

Но ведь она обещала отвезти его сегодня утром на ферму Коннора. Она бы солгала самой себе, если бы не призналась, что испытывает по этому поводу легкое волнение. Она ненавидела то дело, из-за которого мистер Рэндолф прибыл в Абилин, но самого мистера Рэндолфа ненавидеть было невозможно.

– Ты сегодня что-то слишком медлительная, – сказал ей отец, заканчивая свой завтрак. Он допил кофе и встал. – Лучше пошевеливайся, иначе никогда не закончишь работу.

– Я все сделаю, как надо, – сказала она, глотнув кофе и подумав, что надо бы добавить туда еще сливок.

Конечно, как бостонец, он, наверное, считает всех канзасцев дикарями и думает, что стоит ему здесь объявиться, как Хэна освободят автоматически.