Текст книги "#Меня зовут Лис"

#Бусина вторая

Я очнулась от резкой боли. Все мое тело трясло, а в живот упиралось что-то острое. Я не сразу сообразила, что перед глазами у меня мелькает дорога и чьи-то сапоги. Некто нес меня на плече. Кто-то высокий. Тень, знакомый голос…

Когда моей щеки коснулось что-то холодное и я скосила глаза, все сомнения разрешились. Такой широкий и огромный меч с прокаленным черным лезвием во всей армии был только у одного человека. Кажется, я помешала созерцать звезды генералу Атосу и теперь он куда-то меня нес, перекинув через плечо, словно мешок.

Боль не была случайной: я лежала на его шипованном наплечнике и он упирался в живот. Желудок снова свело, и не будь он пуст, меня бы снова вырвало. Возможно, даже на спину генерала. Но ему повезло, так что я только тихо просипела – сил не было даже на стон.

Меня внесли в какую-то палатку и грубо кинули на походный тюфяк. Горела сальная свечка, отвоевавшая у темноты небольшой кусочек света.

– Док. Тут что-то странное. От этого парня не пахнет выпивкой, но у него отнялись руки и ноги, и он заблевал полреки.

Я не видела, с кем говорил Атос. Да и самого генерала тоже. Голова так неудобно завалилась набок, а поднять ее не было сил.

– Припадочный, может, – ответил откуда-то из тени старческий с хрипотцой голос. – Тебе-то что за забота?

– А вдруг у него какая-нибудь зараза? – Видимо, последнего слова для собеседника было достаточно. К койке, кряхтя, подошел старик. Волосы серебристым венцом росли лишь вокруг головы, оставляя посередине изрядную лысину, а глубоко посаженные глаза с интересом изучали меня.

– Так, посмотрим, что тут у нас, – прошептал старик и протянул руку к моему шлему.

Правило номер один: никогда не забывать про шлем! Моя рука, только что казавшаяся обессиленной, резко метнулась к шлему и натянула его до подбородка.

– Ух ты. – В круге света появилась растрепанная голова Атоса. – А он гораздо живее, чем я думал. Шлем он явно отдавать не хочет.

– Ладно. – Голос старика вдруг зазвучал серьезно и грустно. – Проваливай, мальчик. Иди поруби кого-нибудь в куски. У тебя это лучше получится.

Атос пожал плечами и исчез из поля зрения. Я услышала лишь, как прошуршал покров, прикрывавший вход в палатку. Опасность миновала, но я все еще не могла разжать пальцы, сжимающие шлем.

– Яд… – проговорила я. – Рана… Плечо… – И снова потеряла сознание.

* * *

Мне снился паркетный пол, начищенный до такого блеска, что в нем, как в зеркале, отражалась красивая пара. Я слышала их смех. Сначала казалось, что они просто танцуют. Но потом пришло осознание, что это не так. Это не танец… Мелькали шпаги, слышалось учащенное дыхание. Молодые люди сражались и смеялись.

Я пыталась закричать и предостеречь девушку. Но рот заполнила холодная речная вода. И вот я уже в реке, и сквозь толщу воды проступило лицо демона с пепельными волосами. Он сказал, что не любит, когда его бесят.

* * *

Когда я проснулась, снаружи уже рассвело. Свеча догорела, а в палатку пробивался слабый сероватый свет. Мне было легко дышать, и живот почти не болел. Что бы ни сделал лекарь, он помог. Я аккуратно повертела головой, убедившись, что и она на месте. Взгляд упал на плечо: ровные чистые бинты покрывали вчерашний порез, светясь непривычной белизной сквозь разрезанный рукав рубашки.

Я была цела и в сознании, но что-то было не в порядке… Но что… Шлем! Я испуганно завертела головой и увидела его за свечой… Я попыталась вскочить и схватить шлем, но лишь опрокинула огарок свечи и в бессильной ярости рухнула обратно на тюфяк. Откуда-то из темного угла палатки раздался надтреснутый старческий смех.

– Да не волнуйся ты так по поводу шлема. Я узнал о твоем секрете, как только Атос кинул тебя на мою кровать. Я, может, и не служу при дворе, но все-таки врач и могу отличить бабу в мужской одежде от солдата.

Я сглотнула, слюна оцарапала пересохшее горло, как камешки. Старик между тем приблизился.

– Если бы я хотел тебя выдать – сделал бы это еще ночью. Но ведь денег мне за это не заплатят, тогда какой прок? Если тебе хочется скакать по полям в поисках смерти вместо того чтобы с мужем пахать землю да растить детей, Идас тебе в помощь. – Старик приподнял мою голову и дал отпить какой-то горькой воды из плошки. На миг мне показалось, что меня снова вырвет, но желудок почему-то смирился с лекарством.

– Тебе повезло. Безоаровый порошок помог. Яд, видать, был дрянной. Был бы получше, я бы с тобой сейчас не говорил.

Я подняла на старика глаза:

– Спасибо… – Вместо нормальной речи послышался шелест, но громче говорить я не могла.

– Из спасибо, как говорится, ни поешь, ни выпьешь. Речь не об этом. Рана свежая, и получила ты ее в лагере. Значит, тут кто-то ходит и режет своих же людей отравленным клинком. Мне нужно его имя.

– Офицер, – прошептала я. – Нельзя…

– Можно, – жестко произнес старик. Дальнейшие пререкания были бесполезны, и у меня не осталось на них сил… Думаю, его и вправду мало волновали последствия такого доноса для меня.

– Феррос…

– Я мог бы догадаться. – Старик направился к выходу. Около покрывала-двери он обернулся. – Послушай, девочка. Я не из тех, кто дает советы даром, но ты слишком молода, чтобы думать своей головой. Либо стань сильной, чтобы защитить себя, либо стань отчаянной трусихой, чтобы не попадать в неприятности. Не будь посредине, как сейчас, это самый опасный путь.

Он вышел, а я лежала в полутьме и думала, что трусиха из меня вышла весьма плохая.

* * *

Каждый шаг в жизни – это выбор. Вставать или не вставать с кровати. Пойти одной дорогой или другой. Один выбор не сильно влияет на нашу жизнь, другой становится точкой невозврата. Иногда мы вынужденно выбираем, в другом случае – мы сами решаем, что время пришло.

Два дня прошло с того вечера, как Феррос оцарапал мне плечо отравленным клинком. Два дня я валялась в палатке лекаря и много думала. Как ни смешно звучит, я впервые думала так много. О том, как устала от того, что не в силах повлиять на что-либо во время боя. Как меня замучила необходимость прятаться от всех легионеров, постоянно отмалчиваться, терпеть воровство и хамство.

В один из первых дней в легионе, когда я шла на завтрак, меня нагнал пьяный солдат. Он рывком развернул меня и ударил кулаком по шлему так сильно, что я улетела в канаву. У него не было причин ненавидеть меня, мы даже не были знакомы. Просто он был пьян, у него было плохое настроение и он мог это сделать. Он мог.

Он не сказал ни слова, просто развернулся и пошел дальше. А я лежала в канаве и пыталась остановить кровь из носа, вперемешку с соплями и потом, стекавшими по подбородку.

Определенно, в тот день я сделала один из выборов – остаться тут, несмотря ни на что. И вот в палатке лекаря я приняла еще одно решение, которое, вполне возможно, убило бы меня быстрее, чем служба в снабженцах. Но просто пришло время.

Я стояла около синего шатра Атоса с самого рассвета, ожидая, когда же генерал выйдет. Время подходило к полудню, но внутри не раздавалось ни единого звука. Я даже забеспокоилась, не перепутала ли я шатер. Еще пять минут, ну ладно… не пять, а десять.

Атос стремительно вылетел из палатки и куда-то пошел своим широким шагом. Для человека его роста и комплекции он двигался поразительно быстро. Я даже не сразу опомнилась, но потом окликнула его по имени и званию. Он развернулся и нахмурился.

– Ты… тот парень. – Мимолетная ухмылка скользнула по его лицу. – Благодарить не надо. Я думал, что у тебя заразная болезнь. – Он уже развернулся, чтобы продолжить свой путь, но у меня были другие планы.

– Я здесь не благодарить. Я… – Слова застыли в горле, но пути назад уже не было. – Я хочу, чтобы вы взяли меня в ученики, генерал.

Атос тоже застыл и часто заморгал. Он, кажется, был не менее ошарашен моей дерзостью, чем я сама.

– В ученики, что?.. – Ухмылка вернулась на его смуглое лицо. Вместе с ней вернулось и самообладание. – Я никого не учу, парень, никогда. Я генерал – вы солдаты. Попроси о тренировках командира отряда…

Но я не собиралась отступать так легко. Из меня все-таки выходит плохая трусиха.

– Не парень. Я – Лис. Для обычных солдат сойдет и командир, а мне нужно лучшее. И вы – лучшее в этой армии.

За нами уже начали наблюдать несколько любопытных бездельников. Трудно было судить по лицу Атоса, что он думал. Полные губы сжались в тонкую линию, а глаза сверкали из-под густых пепельных бровей. Может, мне лишь казалось, но мое нахальство начало его забавлять. Не худший исход.

– Так, ребенок, Лис там или Хренолис. В одном ты прав – я лучший. Зачем мне ученик вроде тебя, жалкий солдат, которого умудрился проткнуть такой дурак, как Феррос?

Пришло время рискнуть всем. Я прекрасно знала, что следующие мои слова запросто могут стоить мне головы. Но сейчас уже было поздно, я сделала выбор.

– Вы хороши, но вы медлительны.

Разговоры вокруг стихли. Теперь все взгляды в радиусе десятка метров были обращены на нас. Вернее, на Атоса. Генерал молчал. Чтобы порвать эту страшную тишину, я продолжила.

– У вас мощные удары. И точные. И двигаетесь вы быстро. Беда в том, что в самой технике боя вы медленнее. Меч не поспевает за телом… – Я замолчала, давая Атосу возможность переварить мою дерзость.

– Ты хочешь сказать, что и ты сможешь научить чему-то меня? Меня? – Глаз не было видно, так как Атос по-бычьи опустил голову. Его лохматая челка скрыла лицо до половины. Голос его звучал очень напряженно.

– Да. Я… Единственное, чем я могу похвастаться, – это скорость. Феррос застал меня врасплох. Сегодня я выспался…

Но договорить мне не удалось – генерал начал движение молниеносно. Он не предупредил меня о начале драки, не попросил зевак расчистить место. Просто выхватил меч и резко скакнул ко мне. Лезвие просвистело в паре сантиметров от моей головы, но я увернулась. Мне было что терять, мне было что приобретать. Если я хотела жить, я должна была справиться с той бедой, в которую сама себя втянула.

Меч свистел с какой-то жуткой скоростью. Может, я зря поверила слухам? Может, Атос просто не дерется в полную силу на поле боя, а сейчас выложится по полной, решив проучить наглого мальчишку? Что если я не успею, что тогда? Присесть, отскочить, увернуться. У меня нет с собой оружия и единственная моя защита – скорость. Атос махал мечом, как Войя, не обращая внимания ни на что, кроме цели. Генерал просто прошелся по сидящему на земле солдату, чтобы достать меня. Движения были четкими, отработанными. Справа и слева меч задел мои бриджи, мгновенно надрезав тонкую ткань.

На мысли времени не оставалось – только движения. Он. Меня. Убьет. Единственное, что вертелось в голове. Отступать было некуда, за спиной высился частокол лагеря. Не убежать, если только…

Словно обрывки чужого сна в голове пронеслись слова старого мастера: «Если за спиной препятствие, а впереди враги, остается только один способ». «Сдаться?», – спрашивает девичий тонкий голосок, такой незнакомый. Тихий смех: «Нет, надо научиться летать».

Я никогда такого не делала, но, возможно, этот трюк просто ждал сегодняшнего дня. На губах Атоса уже не играла усмешка, это был волчий оскал с ровными и белыми клыками. Его, кажется, злило то, что я все еще жива. За моей спиной торчали врытые в землю бревна, а передо мной была сама смерть в облике генерала. Его последний выпад был великолепен: со стороны наверняка выглядело даже артистично. Он нацелил лезвие ровнехонько мне в грудь. Я оперлась каблуком о бревно за спиной и оттолкнулась со всей силы. Возможно, исполнить подобное помогла вовсе не сила, а надежда и желание.

Меч вошел в бревно, а я ухватила Атоса за плечи. Остальное сделали инерция и гибкость тела. Я выполнила прямую стойку на его плечах и заглянула в глаза генерала: светло-светло голубые и широко распахнутые от удивления. Это мгновение, наверное, застыло в воздухе. Он стоял, задрав голову, и смотрел мне в глаза, а я на вытянутых руках, упираясь в его плечи, смотрела ему в лицо. На это мгновение меня охватил ужас, но… По правде, мне никогда не было так страшно и… весело. Это мгновение мира в душе, осознание того, что я чего-то стою.

Но миг закончился, а сила тяжести взяла свое. Тело завершило прыжок, и я приземлилась в мягкую траву. Как только я встала, жесткий холодный металл отшвырнул и прижал меня к частоколу. Как будто и не было этого удивительного прыжка. Атос прижал меч плашмя к моему горлу. Я судорожно вспоминала хоть каких-нибудь богов, чтобы произнести короткую молитву.

Генерал тяжело дышал и был, по всей видимости, в ярости, но не спешил резать мне глотку. Странно, я и не думала, что этот короткий бой его так утомит. Какой смысл был сейчас скромничать? Я прямо посмотрела на него, и хотя уже не видела глаз из-под челки, но знала, что они светло-голубые. Почему-то это знание заставило меня улыбнуться.

– Лис, значит… Считай, что ты меня удивил, пацан, – медленно произнес Атос. – А я редко бываю удивлен. Уклоняешься ты хорошо. Так чему же ты хочешь научиться?

Ответ на его вопрос я знала уже давно, может быть, даже слишком давно. Последние полгода в тавернах, кабаках, лесах, канавах – везде я готовилась ответить на него.

– Уклоняюсь я хорошо, – повторила я его слова. – Но хочу научиться не уклоняться, а держать удар… и давать сдачи.

* * *

Это только в сказках главный герой получает мудрого мастера и за считанные дни становится лучшим мечником страны. На деле же это тяжело и больно, и мудрого мастера нет. Есть только вспыльчивый и гордый парень, который каждую тренировку пытается тебя убить. Как-то так можно описать наши занятия.

Уговор был такой: каждый день, не важно – дождь, снег, да хоть ураган – мы встречаемся на тренировочной площадке и проводим там два часа. В первый же день там собралось человек пятьдесят: всем было любопытно, как именно меня будут крошить на кусочки. Атосу интерес зевак не понравился, он просто сломал одному из зрителей руку. Вот такой молчаливый намек был всеми понят, и тренировки продолжились уже без свидетелей.

Мне был выдан солидный и тяжелый меч, который Атос окрестил «зубочисткой». Первый же удар моего учителя по нему вывихнул мне плечо. Кричать от боли было страшно, но держать меч я уже не могла. Генерал посчитал, что к лекарю бежать не нужно, и еще минут пятнадцать вправлял мне плечо сам.

Вывихнутое плечо – это, конечно, очень больно. Но когда его вправляет человек далекий от медицины – боль возрастает десятикратно. Атос упер меня лицом и грудью в дерево, зафиксировал свою ногу на моей пояснице и начал крутить моей безвольной конечностью. Я не выдержала и заорала, за что получила первый подзатыльник.

Издевательство продолжалось четверть часа, после чего я почувствовала, что снова могу шевелить пальцами. Вот только желание ими шевелить у меня совсем пропало. Когда я направилась к выходу с боевой площадки, Атос положил мне руку на плечо:

– Куда это ты собрался? Два часа еще не прошли.

– Но я… Э… лекарь. – Я разглядывала носки своих сапог, словно провинившийся школяр. – Мне нужен лекарь… наверно…

– А на поле боя ты тоже попросишь врага остановиться и подождать? – Его голос звучал тихо и угрожающе. – Скажешь: «Дяденька, не убивайте меня – мне нужна повязка и ледяной чай»? Да, ты так думаешь?

Атос схватил меня за вывихнутую руку, и я заорала от боли… Про себя. Сжимая губы, кивнула и вернулась на поле. Первый урок был получен – в тот вечер я держала меч в левой руке.

* * *

На второй неделе занятий мы чистили оружие после тренировки около синего шатра Атоса. Разогретый от трения камень будил приятные воспоминания о детстве. С той битвы с Белыми Лилиями легион сидел без работы, поэтому мы могли себе позволить и все эти тренировки, и вечернюю неспешную чистку оружия. Я удивилась, что Атос пригласил меня разделить этот ритуал с ним. Как выяснилось, приглашение было с подвохом.

– Мне вот интересно, – генерал правил меч резкими и точными движениями. – Твоя стойка, боевая позиция. В армии бы так не научили. Не у нас в легионе точно. Ты из дворян?

Отпираться смысла не было. Тем более, я могла не врать, а рассказать правду без особого ущерба своей легенде:

– Не совсем. Я рос в замке, был сыном оружейника. Вместе с хозяйскими детьми меня учили владеть оружием.

Атос кивнул, словно лишь подтвердил свою догадку. Он не стал спрашивать, что именно произошло и почему я лишилась дома. В легионе было не принято выпытывать прошлое.

Затачивая лезвия, мы замолчали. Каждый думал о своем – я о том, что не знаю почти ничего о прошлом Атоса. Известно, что он из Края – да это и так видно по цвету кожи. Рано начал бродить с бандами и воровскими шайками. Авторитет зарабатывал грубой силой и дерзким поведением. Был признан и вышел в лидеры, но, видимо, хотел большего, чем просто мелкие набеги.

Где-то лет в пятнадцать встретил Алайлу и Крамера, которые уже составляли костяк легиона Алой Розы. Из всей троицы только он обладал талантом вести за собой людей в гущу сражения, порой даже безнадежного. Конечно, и Алайла, и Крамер имели лидерские навыки и пользовались уважением. Но Атос был сердцем битвы, безумным демоном с мечом. Без него история легиона могла сложиться совсем иначе.

Вот и все, что я знала о своем молодом учителе. Кто он, почему покинул дом, почему он так нелюдим и не завел себе хотя бы полевую жену, откуда в нем столько звериной ярости и жажды к бою? Все это было тайной. И в количестве тайн на сантиметр тела мы были очень похожи.

Атос прервал мои размышления. Он уже закончил заточку своего гигантского меча и поднялся, чтобы удалиться в шатер:

– Лис, забудь все, чему тебя учили эти полотеры. Гуща битвы – не танец аристократов. Не изысканные «па» ножкой и ручкой. Это скорость реакции и отсутствие морали. Сейчас ты не в замке, и единственное место, где могут оценить твои выверты, – деревенские пляски. Завтра в два.

И он ушел. А я про себя произнесла: «Урок номер два».

* * *

Мои ночи стали спокойнее, а ужины сытнее. После нашей первой тренировки Атос отвел меня к новому костру. Это было что-то вроде приказа: теперь ты ночуешь здесь, и это не обсуждается. Хозяином костра был Кэрк, молодой капитан с рыжими короткими волосами и усыпанными веснушками лицом и руками.

Народ здесь вполне соответствовал нраву хозяина: молодые парни, мечтатели и романтики, которых каким-то случайным ветром занесло в легион. Здесь было мало выпивки и много смеха. Я и не думала, что в нашем лагере есть места, подобные этому.

Вспоминая историю с Ферросом, поначалу я старалась держаться незаметно. Но потихоньку сама втянулась в жизнь «костра Кэрка». Я стала общаться и даже… снова начала смеяться. Совсем позабытое ощущение.

Не думаю, что ко мне было особое отношение из-за мнимого покровительства Атоса. Просто здесь жизнь текла по другим законам. На общих тренировках многие из этих ребят показали себя хорошими бойцами: они не были рохлями и в обиду себя не давали. Но любую ярость и агрессию, любую жестокость они оставляли за пределами освещенного огнем круга.

Самым главным действом вечерних собраний были истории. Каждый день выступало по одному рассказчику. Все, кто приходил к костру, должны были рассказать что-то, без исключений. Это не были солдатские байки или истории о непристойных похождениях. Хотя никто не был вправе диктовать рассказчику тему, почему-то все повествования были схожи. Там присутствовали тайна, приключения, магия. И каждый раз история оставляла странное тоскливое чувство недосказанности.

Кто знает, может, все эти рассказы были выдумкой, но на те короткие часы, когда перед нами вырисовывался призрачный мир со своими героями и злодеями, нам хотелось стать его частичкой. И мы погружались в него с головой.

Одна из первых историй, которая врезалась мне в память, была байка Хейза. Молчаливый мужчина с черной бородой, более всего похожий на бандита, но при этом очень уважаемый среди молодежи костра, редко участвовал в общем веселье. Его рассказ, мрачный, как и он сам, холодком проникал в душу с каждым словом.

История Хейза:***Легенда о проклятом копейщике

Вы все знаете, что это был самый настоящий человек. Говорят, он служил в легионе Багряной Гвоздики, который распался сто лет назад. Помните, было союзное государство на северной границе с Королевством? Раньше оно называлось Элдтар. Этот парень был как раз оттуда. Простой крестьянин, которому надо было кормить семью, – вот он и ушел в легион, надеясь заработать немного деньжат. Дома, в маленькой хижине с зеленой камышовой крышей, он оставил стариков-родителей и сестру, совсем еще дитя.

Время шло, он учился, много тренировался и с годами стал неплохим копейщиком. Особо хорошо ему давался бой с торорой. Кто из вас не знает – это такое северное копье, у него с тупого конца крепится вдоль древка лезвие. Северяне им потрошат дичь или что-то вроде того. В общем, наш парень со своей торорой помотался лет десять по чужим землям, участвуя в разных сражениях, и решил навестить родню.

Но когда он вернулся, то нашел лишь руины. Вся его родная деревня была уничтожена, да и похоже, уже давно. Как рассказали жители ближайших поселений, король Элдтара проезжал мимо и сильно разгневался на местного старосту за плохо оказанный прием и скудный стол. В итоге королевская гвардия стерла деревню с лица земли.

С той минуты покой покинул копейщика, он не мог больше ни есть, ни спать. Единственным его желанием стала месть королю за гибель родных. И он начал действовать. Стал служить еще усерднее, убивать изощреннее, везде превозносить имя короля и его божественную власть.

Скоро слухи о таком искусном воине дошли и до самодержца. Он решил, что подобный боец пригодится ему во дворце – так копейщик попал в святая святых. У него была тысяча способов убить короля, но ему это казалось слишком милосердным. Он думал дни и ночи, как же причинить убийце своих родных боль посильнее. Вы знаете, нет опаснее человека, одержимого жаждой мести. Он медленно варится в своем безумии и перестает принимать действительность такой, какая она есть. Неясно, пришло ли сумасшедшее решение к нему во сне или родилось во время дневной вахты. Однако идея его была дикой.

У короля была прекрасная дочь – юный цветок лет четырнадцати – сокровище и гордость старого вдовца. Копейщик был красивым мужчиной, чья доблесть была известна всему дворцу, и ему не составило большого труда соблазнить девочку. Король узнал о преступной связи, но власть дочери над отцом была столь велика, что копейщик не лишился головы и даже не был заключен в тюрьму. Отношения продолжались под покровом ночи. Король умолял девочку одуматься, слухи бурлили, а копейщик выжидал. Случилось то, что и должно было произойти. Принцесса понесла. И в определенный природой срок родился чудесный малыш. Король стал дедом бастарда, и хотя признать ребенка без отца наследником престола было невозможно, старик души не чаял в малыше и осыпал его дарами, старательно избегая непрошеного «зятя».

Минуло год и два. Принцесса все отказывалась от законного брака с представителями своего круга, отдавая тело и душу копейщику. Малыш-бастард рос добрым и открытым ребенком, и даже король начал оттаивать к копейщику. Казалось, еще чуть-чуть – и копейщик получит власть, а его сын станет престолонаследником. Однако на третий день рождения мальчика копейщик явился с торорой.

Нельзя сказать, что он не любил принцессу и ребенка. Просто они были частью его плана мести королю. За годы под крышей дворца он ничего не забыл и не простил. На глазах старика он сначала убил малыша, а потом принцессу. Он не мучил их – может, этим и выразил свою любовь. Все произошло быстро. Король обезумел от горя, но копейщику было важно объяснить старику, из-за чего он сделал то, что сделал. Он напомнил рыдающему над телами королю про маленькую деревню, про мирных жителей и их скудные запасы. Про своих близких.

Внезапно король начал смеяться, словно одержимый. Копейщик подумал, что старик сошел с ума. А тот, продолжая обнимать еще теплые тела дочери и внука, рассказал правду о гибели его родного дома.

С тех пор как еще юным парнем копейщик покинул деревню, с продовольствием там стало совсем плохо. Засуха уничтожила весь урожай на полях, высохли и плодовые рощи. Взрослые жители придумали варварский способ поправить свое положение: они стали продавать своих детей – мальчиков в легионы и рабство, девочек – на потеху солдатам. Король, проезжая мимо деревни, увидел, как маленькую девочку собирались изнасиловать возле дома с зеленой камышовой крышей. Ее родители продали малышку за пару монет. Гвардейцы монарха спасли девочку, а затем предали смерти всех взрослых деревни – за то, что они сотворили со своими детьми. Деревню сожгли, а детей забрали в столицу на воспитание в приюты. Маленькую девочку из дома с камышовой крышей, чье несчастье тронуло венценосного и одинокого старика, король взял к себе и воспитал как родную дочь.

Копейщик убил не просто свою любовницу и мать своего ребенка, он убил родную сестру, спасенную королем от жестокой участи. Его сын был его же родным племянником. Кровь его крови.

Король потерял рассудок и лишился престола, власть захватил кто-то из его близких. Сейчас вы не найдете Элдтара на картах – пограничные страны быстро завоевали королевство, растащив его по кускам. Копейщик же исчез. Говорят, он иногда возникал то в одной битве, то в другой. Но на какой бы стороне он ни воевал, словно дьявольская тень он нес с собой невероятную жестокость и разрушения без малейшей жалости, что к врагам, что к союзникам.

Этот человек убил все, что было в нем человеческого. Причины для жизни у него не было. Но говорят, что умирать он тоже не хотел – боялся встретить пред престолом богов свою сестру и маленького сына и взглянуть им в глаза.

* * *

Я сидела на бочке, полной налитых красных яблок и, свесив ноги, наблюдала за ежеутренним бритьем Атоса. Он не отращивал бороду, в отличие от многих солдат в легионе, то ли слишком ленивых, то ли просто считавших, что растительность на лице делает их более мужественными. А может, дело было в ритуалах мужчин с его родины.

Так или иначе, каждое утро Атос перед синим шатром доставал свой большой тридцатисантиметровый охотничий нож и, используя вместо зеркала начищенный щит, подвешенный на палатку, начинал сбривать пепельную щетину.

Для меня в этом было что-то мистическое, присущее только миру мужчин. Гуляя с утра по легиону, я случайно стала свидетелем этого короткого, в общем-то, действа. Но меня с тех пор как магнитом тянуло к шатру Атоса. Сначала он старался не замечать моего навязчивого любопытства, потом озверел и с бранью меня прогнал: раз, второй, третий. Затем смирился. Я все равно приходила. Даже себе я не могла объяснить, зачем намеренно вызываю его гнев. И вот я стала постоянным гостем его бритья, и он, кажется, привык к тому, что утром я кручусь где-нибудь поблизости и меня можно отправить то за чистыми полотенцами к лазарету, то за водой к реке.

Сегодня он был в особенно хорошем расположении духа и даже что-то напевал себе под нос. Я заметила, что он искоса поглядывает на меня.

– Лис, а ты вообще когда-нибудь брился? Я гляжу на тебя и твой гладкий, торчащий из-под шлема подбородок, и пытаюсь понять, росло ли на нем хоть что-нибудь?

Я помотала головой и, в общем-то, не солгала. Для женщин бритье носило иные, гигиенические меры. Моя мать, подобно многим приверженцам культа Сефирь, сбривала волосы в подмышечных впадинах и интимных местах и учила тому же меня. Но лицо мне брить не приходилось. Поэтому легионер Лис покачал головой.

– М-м-м… – Атос смутился, но затем развернулся ко мне с половиной намыленного лица. Сейчас он выглядел как подросток, застигнутый неприятной обязанностью объяснять младшему товарищу, откуда берутся дети. – Может быть, хочешь, чтобы я тебя научил?

Это было очень мило. Правда. И я бы с радостью поучилась бриться. Но проблема была в том, что я никогда не снимала шлема. Во мне начали борьбу два чувства: желание ответить на дружеский жест Атоса и паническое стремление убежать и спрятаться. Увы, единственное, что я могла, – это опустить голову и молчать.

Мой учитель сам вывел меня из этого глупого положения:

– Я вспомнил. В легионе говорят, что у тебя чертовка, поэтому ты и не снимаешь шлем. Так?

Я кивнула. Да, в легионе именно это и говорят. Они говорят, а не я. Мне не хотелось без нужды врать Атосу, хотя все наши отношения были густо замешаны на неправде.

– Ты сегодня молчаливый… – Он отвернулся к щиту и продолжил резкими движениями сбривать со щек ровные полоски мыла.

– Мне все говорят, что я в мать, – с трудом выдавила я. – Волос нет не только на лице, а на всем теле. А чертовка… от нее, в общем, тоже волосы выпадают. – Чтобы подкрепить свои слова, я закатала штанину и показала гладкую коленку. Обернувшийся Атос даже присвистнул.

– Что ты вообще забыл в легионе, парень? – Он подошел ко мне, так и не смыв до конца мыло со щек и подбородка. Волосы тоже намокли и топорщились сильнее прежнего. Внезапно крайниец схватил мою руку и нажал большим пальцем в середину ладони, раскрыв мои пальцы. Так в детстве я, играя, надавливала на мягкие лапки кошек, чтобы они показали коготки.

– Твои руки – девчачьи руки. Они не созданы для меча. – Он поднял мое запястье, всматриваясь в него, словно ища там какое-то профессиональное клеймо мечника. – Жилы, мышцы, само сложение. Для тебя есть много прекрасных работ: портной, ткач, ювелир – много где пригодились бы твои тонкие пальчики.

Я резко выдернула руку и спрыгнула с бочки. Разговор зашел в опасную область.

– Я здесь, и вы выучите меня. И теперь это и ваша задача, чтобы эти нежные ручки научились убивать не хуже грубых ручищ.

Я боялась, что он разозлится, но он только рассмеялся.

– И голос у тебя писклявый, Лис. Ты хоть писаешь-то стоя?

– Стоя, – густо краснея под шлемом, солгала я. Это была первая полноценная ложь за весь этот разговор.

– Никто не видел, так что не доказано. – Он широким жестом сбрил последнюю полоску мыла, пропустив лишь кусочек пены за ухом.

– А вы тоже, когда идете по малой нужде, собираете вокруг команду, чтобы все посмотрели на… на… на это?

Я ожидала, что у Атоса все-таки лопнет терпение, но вместо этого он и сам покраснел, причем яркие краски стыда выступили у него только на скулах. По бегающим глазам я поняла, что он смущен темой нашего разговора не меньше меня. Генерал, но все же двадцатилетний мальчишка.

– Нет, – наигранно грубо произнес Атос. – Я предпочитаю ходить один.

– Именно, – гордо заявила я, считая точку в разговоре поставленной. Маленькая победа, правда, я так и не поняла, в какой именно войне.

Затем я встала на цыпочки и пальцем собрала пену из-за его уха. Девушке из замка с руками, созданными для ткачества и тонких работ, и в голову бы не пришла такая фривольность. Но Лис из легиона Алой Розы был тот еще сорвиголова. Он сдул пену и засмеялся. И Атос, грозный командир трех тысяч солдат и чума боевого поля, краснеющий как мальчишка, засмеялся вслед за ним.