Текст книги "1000 вопросов и ответов о Вере, Церкви и Христианстве"

СВЯЩЕННИКИ

«Ваши священники – просто опытные психологи. К ним вон сколько народу приходит, они и учатся со всеми общаться. На практике». Вы согласны? Напрасно. Все вовсе не так.

Когда человека рукополагают во священники, Святой Дух подает ему особые дары, которыми он осуществляет свое служение: священнодействует, предстоит, учит и управляет. От лица всех нас стоит перед престолом и просит за нас и за весь мир. Совершает Таинства. Учит и наставляет. Ведет к Богу своих духовных детей.

«Педагогика» в переводе означает «детоводительство». У древних греков в доме был особый человек, которому вменялась единственная обязанность – ежедневно водить детей в школу или любое иное место, куда потребует отец. Взял за руку, довел до пункта назначения в целости и сохранности – значит, выполнил что требуется. Его и звали детоводителем.

Так и пастыри. Куда они ведут своих чад и Кому должны сдать с рук на руки? Можете угадывать до трех раз.

«Почему ты столько лет ходишь именно в тот храм? Есть церкви и поближе», – сестра глотнула чаю и взглянула вопросительно.

Я отвечу тебе. Я не могу видеть пребывающего на Небе Бога, слышать Его голос. Но Он все же открывает мне Себя. По-разному. В событиях, ситуациях – об этом мы говорим в другом месте этой книги. Но еще и – в людях. Христос, родившийся на земле, был внешне такой же человек, как мы. Голова. Руки-ноги. Глаза. Голос.

Во время славления в конце литургии весь храм дружно и в меру складно поет тропарь с величанием сегодняшнему святому. Над всеми – голос учителя. И в нем, как всегда, слышу Христа: «По Мне гряди». Во время вечерней службы: «Слава Тебе, показавшему нам свет!» И в этом голосе – Он. Другие священники произносят то же самое, и их голосами Господь говорит с кем-то, но не со мной. А я год за годом слышу Его в одном-единственном месте на свете – в своей церкви.

Глаза. Вроде бы они есть у всех, но взор Спасителя обращен на меня именно с лица моего духовного отца.

И еще жесты. Интонации. Все внутреннее, Господне, выраженное вовне – открыто мне именно в этих людях, в этих священниках.

Зачем мне в другую церковь?

Что я там забыла?

Через священника с нами говорит Господь. И не нужно иронично поднимать бровь. Слышали-слышали, мол, про попов-мздоимцев, попов-мракобесов, пьяниц и тунеядцев. Честно признаюсь, я таких не встречала. Но вполне допускаю, что просто плохо смотрела. Или смотрела не на то. Да и надо ли на это смотреть.

Но как же быть? Вы пришли в какой-то храм впервые. У вас важнейший вопрос, от ответа на который зависит в жизни многое. И ответ нужен сразу, сейчас. А священник, к которому можно подойти и задать его – какой-то не такой. И нос у него иудейский, и ряса грязноватая, и голос неприятный. И местные кумушки шепчут: «Этот батюшка у нас новенький. Вот завтра отец Иоанн будет, его и спросите. Если пробьетесь, конечно». Что делать? Уходить? Не солоно хлебавши?

Нет. Православная Церковь учит, что благодать Божия – на любом рукоположенном священнике. И через него Бог обязательно откроет Свою волю. Для этого нужно подходить с молитвой, в которой просить Господа именно об этом – чтоб Он Сам ответил нам устами этого иерея. И тогда первые слова священника в ответ на наш вопрос будут именно словами Бога.

Но если они нам не понравятся и мы захотим что-то в ответе поправить, изменить, если вступим со священником в некие легкие, легчайшие даже пререкания, то он изречет нам и второе слово. И оно уже будет не от Бога, а от него, от человека. Либо умного, опытного, духовного – либо не очень образованного, уставшего, чем-то расстроенного, предвзятого. А ведь мы шли за ответом не к человеку – к Богу. Значит, нужно внимательно вслушаться в первые слова. Обдумать их. Решить непременно исполнить. И лишь тогда, если осталась неясность или требуется уточнение, подойти еще раз. И тоже с молитвой.

А просто посоветоваться – зачем тебе в церковь? Умных людей на свете много.

Из проповеди настоятеля протоиерея Сергия Филимонова:

«Во времена старца Захария, великого подвижника Свято-Троицкой Сергиевой лавры, один из священников употреблял алкоголь. И духовные чада не хотели брать у него благословение, забывая, что священнический сан никто с него не снимал, что благодать священства продолжала почивать на этом человеке, и таинства, им совершаемые, оставались непреложными. Этого священника звали Гавриил. Что же сказал старец Захария как бы в укор этим чадам? При нем сказал, не стесняясь: „Хотя Гаврило и свиное рыло, но брать благословение у него положено“. И это таким отрезвляющим образом подействовало на отца Гавриила, что он с того самого дня на всю оставшуюся жизнь перестал пить. А его духовные чада устыдились своего отношения к священному сану, и никогда больше не преступали эту грань, всегда брали благословение у любого священника и просили его святых молитв, где бы и с кем бы ни встречались».

ДУХОВНИК И ДУХОВНЫЙ ОТЕЦ

Духовник и духовный отец – это не одно и то же. Ты начинаешь ходить в церковь. Исповедуешься. Просишь советов и получаешь их. Постепенно, потихоньку понимаешь – вот к этому священнику легла душа. Ему доверяю. Так ты обретаешь духовника. И Христос теперь говорит с тобой именно через него.

Услышав неприятное и неудобоисполнимое, не беги к другому священнику. Ибо иной канал связи для тебя пока что перекрыт. Все, что ты услышишь не от духовника, тебе никак не пригодится. Потому что ты нарушаешь благословленную Самим Господом иерархию: от Него – через духовника – к тебе.

Но если обстоятельства изменились, если изменилось твое отношение к священнику, если в жизни явственно ощутим духовный тупик – ты можешь поменять духовника. Лучше, конечно, испросив на то его согласия. И подключить свой кислородный прибор к иному баллону. (Этот образ предлагает о. Андрей Кураев.)

А кто же тогда духовный отец? О, это совсем другая история. Между духовным отцом и духовником разница та же, что между школьным учителем и родным отцом. Педагог научит, поможет, поддержит, наставит. Но он не подписывался тебя любить – и отвечает за тебя ровно в рамках преподанного тебе школьного курса. Усвоил тему? Молодец, пиши контрольную и пойдем дальше.

Тем временем отец трудится ради тебя, своего чада. Бегает по твоим делам, хлопочет, ботинки твои сношенные чинит и предстает перед завучем вместе с тобой, в полной мере отвечая и за разбитое тобой окно (оплачивает либо сам вставляет стекло), и за грубость учителю («простите нас»), и за общую неуспеваемость и неуспешность. Эта связь на всю жизнь. Он не может перестать быть тебе отцом, тогда как с учителем ты распростишься, выйдя за школьный порог.

«А зачем священнику это надо?» – сестра была потрясена. Не знаю. Думаю, что просто – родил он тебя, своего ребенка. Свободной своей волей согласился любить. Вести, нести, тащить, волочь и спасать. Предстоять за тебя перед Богом: «Прости чадо мое неразумное, Господи».

Так Моисей, когда вел по пустыне ропотливый, упирающийся, непокорный народ, снова и снова бросался спасать его, молить за него Бога. Они соделывали идолов и плясали в ликовании вокруг золотого тельца. Они роптали, что не хотят больше манны с небес, надоела, сколько можно. Они препирались с первосвященником, поставленным Самим Богом, и требовали вместо него своих выборных: у нас, мол, каждая кухарка сумеет управлять государством.

Сколько раз хотел Господь покарать их всех, этот избранный Им народ! Но раз за разом падал перед ним Моисей – лицом в землю: прости их еще раз, они не ведают, что творят; не истреби их, дай им еще шанс, «прости им грех их, а если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал» (Исх. 32, 32). Вы слышите? «Изгладь и меня» вместе с ними.

И по молитвам его Господь снова и снова прощал его – и Свой – народ.

Как найти своего духовного отца? На эту тему, как и предыдущие, тоже написано немало. Священниками, святыми отцами, миссионерами. Они советуют молиться о его обретении. Пришла пора – Господь пошлет. Не готова душа, не нужно еще, нет условий – придется пока потерпеть.

Могу поделиться собственным опытом. Много лет назад мы ходили с маленьким сыном в чудесную деревянную церковь неподалеку от дома. Тамошний настоятель создал сильный приход. Проповеди его звучали мощно и страстно. На исповедях я получала за свои дела по полной программе. Все шло расчудесно, мы потихоньку-полегоньку воцерковлялись.

Но ситуация сложилась так (даже знаю, Кто ее так сложил), что пришлось подойти к о. Алексию с довольно дерзкой, как теперь понимаю, просьбой взять меня в духовные чада. Мне был срочно – и заметьте, по не мной высказанному требованию – нужен духовный отец. А о. Алексий был единственной и явно, с моей нахальной точки зрения, подходящей кандидатурой.

Правда, что-то чуть-чуть в его проповедях изредка настораживало. Как-то самую малость иногда интонация или взгляд казались чужими, слегка отталкивали. Но на маленького червячка сомнения в душе я, понятное дело, внимания не обращала. Он там, в душе, тихохонько ворочался, ну и ладно.

Выслушав просьбу, о. Алексий отшатнулся: «Ты что придумала? Я привык, что мои чада меня с первого раза слушаются. Нет-нет, слаб я для тебя, немощен. Откуда, говоришь, прислали? Из прихода иерея Сергия Филимонова? Вот и ступай к нему. Иди-иди, мне с тобой не справиться».

Не могу сказать, что этот ответ был мне приятен. Однако, как ни странно, червячок в душе тут же затих, и даже, кажется, блаженно вздохнув, засопел носиком (интересно, как сопят червячки?). Вместо обиды и разочарования, темных туч и дождя в сердце почему-то распустились березки и зачирикали птахи.

И я пошла к о. Сергию.

Конец первой серии.

Продолжение следует.

И никаких сомнений. Ни малейших. За все годы.

Можно ли сменить духовного отца? Нет. Пробовала. Сдуру. Показалось, что удастся усидеть на двух стульях. Но он мне живо объяснил, что такая возможность допустима лишь, если твой пастырь умер, отпал от Православия (стал раскольником, еретиком) либо кто-то из вас двоих уехал так далеко, что постоянная связь невозможна. Так что ты, дорогая, конечно, свободна идти на все четыре стороны, но обратной дороги не будет. И из всего многолетнего доверия к нему, из опыта, уже прожитого, родился нормальный вопрос ребенка к отцу:

– Батюшка, значит, это будет неправильно?

– Да.

– Тогда позвольте остаться. И простите.

Как любить своего духовника? Чтобы не впасть при этом в придыхания, экзальтацию и душевные обожания: чего это батюшка вон ее и исповедует долго, и по головке погладит – а со мной по-быстрому разобрался – и до свидания, доченька? Или: ах, бедный батюшка, так болен, а пришел служить, и голоса у него нет, и руки дрожат от слабости… И вообще поговорила бы я с ним подробненько, о жизни своей, о проблемах, да он требует краткости и вменяемых конкретных вопросов.

Как ко всему этому относиться? Спокойно. Священник – не нянька-мамка, а посредник между тобой и Господом.

Это как? Очень просто.

Одним махом потерял все Иов – богатство, детей, жену, здоровье. Остался один, на гноище. И чего ему на его гноище не хватало? Здоровья-семьи-покоя? Ничего подобного. Иов отчаянно взывал: «Нет между нами посредника, который положил бы руку свою на обоих нас» (Иов 9, 33). Ему не хватало того, кто стал бы между ним и Богом, соединил.

Общего друга, который любит обоих нас – и меня, и Его, и потому может просить Его обо мне, и Тот не откажет. Потому что это и Его друг.

Такой посредник – духовный отец.

Просит ли он за меня?

Да. И это ощутимо.

А я-то чем могу быть ему полезна? И могу ли вообще? Надеюсь.

Во-первых, ежеутренней молитвой о духовном отце. Что интересно – всячески норовя сократить утреннее правило, я никогда, кажется, не отсекала единственной молитвы – этой. Ну разве что уж такая немощь охватывала, что даже «Господи, помилуй» было не вымолвить. Не перекреститься. Что там от моего слабого писка до Господа дойдет? Хоть что-то. Я пискну, еще кто-то из чад, и еще, и еще – не все же такие слабенькие, как я. Да и много нас. Как пишет (хотя и по иному поводу) новомученик о. Митрофан (Серебрянский): «Помни: хотя капля, но пользы; а ведь из капель ручьи, реки и моря составляются. Ты принесла на жертвенник Божественной любви и правды каплю, другая сестра каплю… все по капле», а вместе «уже ручей, реку»…

Во-вторых, не мешать. По возможности не грузить своими делами и проблемами. Постоянные прихожане знают: когда ты лишь начинаешь ходить в церковь, священник не жалеет на тебя времени и сил. Но нужно быть готовым: разговоры стихнут скоро. Это «скоро» для всех разное. Зависит, наверное, от твоего умения вылезти из манежика и хоть чуть-чуть продержаться на собственных нетвердых ногах.

Однажды понимаешь: вот этого спрашивать вовсе не нужно, сама ответ знаю. А потом еще более странно: пришла с неразрешимой проблемой, об которую всю голову сломала, встала, жду своей очереди – и вдруг: «А что я тут делаю-то? Все предельно ясно». А еще потом в ответ на твой вопрос ты нежданно-негаданно впервые слышишь не ответ, а: «Иди молись». Как так молись? Зачем это? Я все время молюсь. Вы другую такую молитвенницу еще подите поищите. Мне не «молись» от вас нужно, батюшка, а ответ. Но тебе снова: «Иди. Молись». Что делать? Идешь. Молишься. Что-то проясняется. Подкатываешь снова. А тебе вновь: «Молись». И вот через недельку все почему-то решается. Само.

И нас уже – ощутимо – не двое, а трое. Духовный отец соединил меня с Тем, Кто и подает все ответы. Уж не знаю, как он это проделал. И знать не должна.

В-третьих, помощь моя – в том, чтобы не препятствовать вести себя куда надо. Есть известная притча, как к одному святому пришел человек (будущий преподобный Павел) и попросился в послушники. Тот дал ему задание: научиться выполнять заповедь «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых», и проситель ушел. Вернулся спустя много лет.

– Где ты был так долго?

– Я выполнял твое благословение.

А мы что делаем с благословением священника? Да что хотим, то и делаем. Урезаем, подправляем, забываем, откладываем на потом.

Между прочим, за это с нас спросится. Что отвечать будем, православные?

У священника духовный опыт – не моему чета. Мою пустыню он уже прошел и может теперь вести по ней других. Знает, где в ней камень и раскаленный песок. А где путь к роднику. Ибо его стоянки – далеко отсюда. Быть может, уже на подступах к земле обетованной. Или на берегу Иордана. Или за ним. Не мое это дело, его пути познавать. Но на моих он меня направляет.

– Я не могу молиться. Тащу себя, тяну, ненавижу за это, но все равно, раз за разом опускаю и утреннее и вечернее правила.

– Бывает. Делай так…

БЛАГОСЛОВЕНИЕ

– Благословите ли ехать в поездку?

– А ты сама как считаешь, нужно это?

Да что мне считать-то. Ручки – ковшиком, бровки – домиком, глазки – пуговичные, походка – уточкой. И скороговоркой, с придыханьицем:

– Как благословите, батюшка.

– Ну нет. Сначала реши, потом придешь и благословишься.

Да не хочу я ничего решать. Просто скажите, как надо. Не тут-то было.

Сначала испытай варианты решения твоей проблемы. Под единственным углом зрения – какой из них пойдет на пользу твоей душе и душам ближних. Не можешь понять умом – вымаливай решение. И лишь остановившись на чем-либо, иди к священнику, и он даром Святого Духа засвидетельствует: «Да, это верно» либо «Нет, так не годится».

Только так. Свой опыт – и поверх него благословение.

Но нам это не нравится.

Мы хотим либо делать так, как решили (иначе – зачем было и решать?), либо чтоб решали за нас. Вариант: «Не чихну без благословения!»

Вот идет священник. К нему подходят, сложив руки ладонями крест-накрест, правая сверху: «Благословите, батюшка».

Благословляет.

Милый такой, приятный обряд.

Правда, иногда он начинает несколько раздражать и нервировать. Выходит, например, отец настоятель из трапезной, с двух сторон – живой коридор: сложенные ладошки, умильные личики, кто-то следом семенит – не успел, кто-то деликатно работает локтями, проталкиваясь поближе. Все это крайне нелепо – и участвовать в представлении не хочется. Отхожу в сторонку. Раз отхожу. Другой. Третий. Двадцать пятый. И вот в какой-то момент в голове щелкает – видно, пришла пора выяснить и этот вопрос.

После занятий в воскресной школе все разошлись, я осталась в классе одна, мыла пол – была моя очередь. Учитель уходил. Рвануться за благословением, огибая длинный ряд столов? Можно, конечно, но как глупо это будет выглядеть. Да и зачем? С этим я и обратилась к нему: зачем? Что это – церковный этикет? «Благословите» вместо вежливого мирского «здравствуйте, батюшка» и «до свидания, батюшка», которые до сих пор рвутся с губ в соответствующих ситуациях? Или попытка обезопасить себя, подстраховаться на дорожку? Благословлюсь – и меня окутает такое светлое чистое облако, которое охранит от злого человека, мчащейся машины, летящего сверху кирпича? («Боже мой, какая пошлость!», – как говаривал господин Мерзляев в фильме «О бедном гусаре замолвите слово».)

Да, я и сама понимаю, что все это – ответы неверные, но тогда тем более: зачем?

Батюшка ответил примерно так: каждый получает то, чего ждет и просит. Вот сейчас я иду мимо вас и в своем священническом благословении могу подать вам благодать Христову. Но вам это не нужно, вы заняты. Значит, мимо вас прошел Сам Господь Иисус Христос. А вы остались при своем усердии и своем вымытом поле.

Швабра треснулась о плитки – подхватывать было некогда: мой учитель – и с ним Христос – уже почти скрылись за дверью.

Однако успела.

Благословите!

ПУТЬ В НЕБО

Священники стоят перед алтарем: «Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святаго не отними от мене». Лицом к Нему, а за ними, за их спинами, ими защищенные, за ними следом, по их следам и путям – все мы. Они ведут за собой в Царство Небесное, к престолу Божию тех, кто хочет и может следовать за ними.

Это реальность.

Но прочувствовать ее во время службы удается редко. Литургия как путь в небо.

Из проповедей настоятеля протоиерея Сергия Филимонова (усеченное, пересказанное и переложенное):

«Не осуждайте своих пастырей. Вы не знаете священнических крестов. Ибо многое от вас скрыто. И если вы видите их изнемогшими, погружающихся в дремоту во время исповеди – помолитесь о них».

«Мне глубоко безразлично, кто и что подумает и скажет обо мне. Но мне глубоко небезразлично, о чем спросит меня Господь, когда я предстану пред Ним».

«Умер о. Василий. Но я не скорблю. Ибо еще один пастырь предстал ныне пред лице Создателя, дабы молиться о своих чадах, обо всех нас».

«Запомните: нам не нужна ваша жалость. Когда вы видите нас больными, разбитыми, усталыми, без голоса, не вздыхайте жалостно: „Бедный батюшка“, а просите у Господа для нас сил и терпения для служения, для молитв обо всех вас, стоящих здесь, в храме».

Они часто умирают в молодых годах от непомерных трудов. Оставляют малолетних сирот и молодую матушку.

Их убивают ножом в спину.

Сжигают вместе с детьми в их домах.

Они восстанавливают разрушенные церкви, где в подвалах – залежи спрессованного десятилетиями мусора.

Им хихикают вслед.

А потом прибегают к ним же: «Помогите! Мой муж… дети… родители…» И они часами принимают нас, несчастных и злых, наконец-то сделавших первые шаги к храму. Встают против черных сил, явно или скрытно поднимающихся на них и на нас. И молятся, молятся, молятся – за весь мир, за Россию, за скорбящих и озлобленных, на одре смертном лежащих, плавающих, путешествующих, недужащих, страждущих, за от века почивших и тех, о ком некому больше помолиться.

Православные священники возрождающейся России.

Ежедневная молитва о духовном отце кончается словами: «Как соединил Ты нас здесь, на земле, не разлучи и в Небесном Твоем Царствии». Наверное, и даже наверняка, акцент в этом прошении нужно ставить на словах «в Небесном Твоем Царствии». Но люди – разные. И я тихо прошу: «Не разлучи!»

КАРМАННЫЕ СВЯТЫНЬКИ

Как показывает практика, Богу мы не доверяем. Только себе. И еще неким действиям, обрядам, ритуалам, ибо в нас очень силен дух язычества. С готовностью внимаем рассказам о том, что и как нужно сделать, «чтобы оно работало». Например, что может быть действеннее, чем прием ровно по одной трети просфоры три раза в день за полчаса до еды? Разве что двадцать миллилитров крещенской воды по понедельникам, средам и пятницам ровно с тремя земными поклонами. Шутка. Таких рецептов нет и быть не может. Но они есть. Такое вот противоречие. Такие рецепты передаются из уст в уста, их часто озвучивают самые разные, иногда вполне авторитетные люди – но их нет и быть не может, потому что нельзя использовать святыни в качестве языческих оберегов или гомеопатических средств лечения.

А как можно? Как правильно прибегать к святыням? С верой и упованием на помощь Божию, а не на число приемов и вес в миллиграммах. Причем это относится ко всему церковному – молитве, акафисту, свечам, святой воде, просфоре, мощам, погружению в святой источник.

Не будем забывать, что Небесный Врач знает наши нужды и готов исцелить душу, тело, семью, поступки, всю жизнь – но если мы обратимся к Нему Самому, а не к оберегам и обрядам, пусть на них и накинута вуаль «церковного», «духовного», «божественного». Помню женщину, задумчиво рассматривавшую медальон в витрине церковной лавки:

– Скажите, а это божественно?

Многие искренне считают, что в церковь нужно ходить от силы несколько раз в год, и «свято» блюдут самостийные традиции. Именно таких редких посетителей храма покойный петербургский священник Василий Ермаков называл «захожанами». Чтобы захожанин пришел в церковь в «неурочное» для него время, нужно, чтобы жареный петух клюнул, и пребольно. Например, кто-нибудь из родных сильно заболел.

И уж тут-то мы сделаем все, от нас зависящее, чтобы получить от Бога то, в чем нуждаемся. Свечи – самые толстые. И побольше. Поставили, помолились, ушли. Теперь все должно быть в порядке. Что это? Магизм чистой воды. То есть такое отношение с духовным миром, когда мы считаем, что выполнение неких действий, ритуалов и телодвижений в обязательном порядке вызовет отклик «оттуда». Я тебе, ты мне. Я тебе, святой Пантелеимон, свечу толстую, богатую, красивую, ты – моей маме выздоровление.

Протоиерей Александр Будников, председатель миссионерского отдела петербургской епархии, назвал это отношение к церкви магическим собесом: «Люди приходят в церковь за решением проблем, предполагая, что, поставив свечу, они компенсируют этим всю душевную работу, связанную с истинной верой».

В ту же ситуацию часто попадают в храме новоначальные – люди, недавно пришедшие к Богу и искренне старающиеся узнать, как и что нужно делать. В любой церкви найдется опытная прихожанка, и часто не одна, которая безапелляционно пояснит, одернет, подскажет, направит, предостережет. К сожалению, часто ее мнение – лично ее, околоцерковное, никакого отношения к настоящей вере не имеющее.

Но даже 5-10 лет ходя в церковь, регулярно исповедуясь и причащаясь, постоянно рискуешь оказаться в сетях суеверно-магического отношения к святыне. Правда, уже сам начинаешь чувствовать: что-то тут не так. И спрашиваешь не у «опытной прихожанки», а у священника.

Околоцерковные суеверия – настолько насущная проблема, что весной 2007 года в Санкт-Петербургской епархии была специально по этому вопросу проведена конференция. Список суеверий, связанных с церковными предметами, действиями и смыслами, очень пространен. Перечислить все нет никакой возможности, да и не нужно. Упомяну лишь некоторые.

Например, по твердому мнению некоторых, если ровно 33 раза прочитать акафист Божией Матери либо святому, то они сделают все, о чем просишь. Вариант: заказать сорокоуст в 7 разных храмах. Еще вариант: подать на Псалтирь о здравии ровно в 3 монастыря, не больше не меньше. Во всех этих случаях налицо магизм, если можно так выразиться, арифметический. Числа кажутся исполненными глубокого смысла и внутренней значимости.

Магически-потребительское мировоззрение требует крайне осторожного обращения со всеми церковными предметами и, в частности, со свечами. Суеверия, связанные с ними, получили даже особое название: «свечное благочестие».

Нельзя, якобы, ставить свечу на подсвечник левой рукой или передавать через левое плечо. И переставить ранее поставленные кем-то свечи – ни-ни! Почему? Никто не знает. Нельзя, и точка. И никогда не узнает. Никакого подтверждения этому ни у святых отцов, ни в Библии не существует. Вариант магии со свечами: скручивают две свечки вместе и так ставят, чтобы «мирно и в согласии жить».

Ясно, что «нужно» ставить свечи только самые толстые, они же Богу понравятся куда больше, чем тонкие и дешевые! При этом бдительно следят: догорела свеча до конца – исполнится желание, сняли наш огарок с подсвечника раньше времени – не исполнится. Ну просто «любит-не любит, плюнет-поцелует», где вместо ромашки – свеча и икона!

Есть еще термин «прожигать свечи» – это значит жечь дома или в ином месте церковные свечи, чтобы «убрать негатив», «снять отрицательную энергию». Для этой же цели используют также ладан. Воскурения, посвященные Богу и Его святым, становятся элементарным языческим «прочищением пространства».

Воду на молебне, по мнению особо рьяных «захожан», нужно освящать только серебряным крестом. При этом крестом до дна бака доставать. Ныряй, батюшка! И еще многие хотят, чтобы священник «хорошенько побрызгал» их во время молебна с водосвятием, а лучше вообще основательно облил. Чем больше святой воды, тем лучше, – рассуждают они. Что капля святой воды море освящает, мы слыхали, но пусть другие рискуют своим здоровьем. А мне, коли уж я пришел, подавайте много полноценной святой воды, иначе не согласен.

Свой блок суеверий и обрядов связан с церковными таинствами. Для исцеления экстрасенсы и бабки-знахарки часто посылают своих клиентов в церковь, окреститься. Да и вообще крещение, как и Святое Причастие, по мнению немалого числа людей, нужно для того, «чтобы здоровым быть», «чтобы порча не пристала». А если она все же пристала, то единственное средство – окреститься заново.

(Я уже об этом говорила. Совершенно дикая, безумная вещь! Крещение – одно на всю жизнь. Ни при каких обстоятельствах человека не «перекрещивают», это большой грех, сектантское изощренное надругательство над Православием, ни к чему хорошему не приводящее.)

Частое причащение Святых Христовых Таин, по мнению некоторых, (прости, Господи!) лечит гастриты и повышает гемоглобин. Соборование – явный знак того, что больной вскоре умрет. (На самом деле, все наоборот, и мы это уже обсуждали: в этом Таинстве подаются благодатные силы для исцеления и примирения со своей скорбью и болезнью, так что часто именно после соборования тяжелые больные быстро идут на поправку.)

Да и с Таинством священства не так все просто, как нам, дорогие, кажется. Вы думаете, что если священник в облачении служит литургию или всенощную – с ним непременно все в порядке? Так вот, чтоб вы знали – особо бдительные, продвинутые (а честно говоря, просто маловменяемые полубезумцы) продозревают, что священник в храме может оказаться «ненастоящим». Что они имеют в виду под «ненастоящим»? Уму непостижимо. Но народ смотрит в корень и говорит по существу: в этом полувменяемом состоянии люди утверждают, что выдаст себя самозванец очень просто – в конце исповеди, накрыв вашу голову епитрахилью, «настоящий» положит ладонь на голову кающемуся, а «поддельный» – нет. Впрочем, может быть, и наоборот. Точно не помню. Главное, что в храме якобы нужно быть крайне бдительным, дабы не попасть на исповедь к иерею-самозванцу. А то так и останешься при своих грехах. Разрешение-то «ненастоящего» священника недействительно!

Воистину, нет пределов человеческой глупости.

Очень бдительно некоторые следят и за тем, чтобы их не покинула благодать. Вообще-то это правильно. После причастия, например, рекомендуется хранить свою душу и тело в тишине и непорочности, дабы не согрешить и тем не лишиться единства с Богом – каковое и есть суть причащения. Но люди часто вкладывают в это совершенно иной смысл, магически-потребительский. Некоторые прихожане после причастия вовсе не разговаривают, и не от благоговения перед принятой святыней, а чтобы благодать «не вылетела». Они активно сторонятся всех вокруг – ведь благодать может покинуть тебя даже от случайного прикосновения! Особенно жалко смотреть на мучения таких «благочестивых» ценителей благодати в храмах, где, как в нашем, например, яблоку упасть негде. Ну-ка попробуй, сохрани себя в тесноте от случайных прикосновений! Между прочим, благодать напрочь «оттягивают» кошки. Коснулся твоей ноги усатый-полосатый – и все. Считай, не причащался. Начинай сначала. Такая вот очередная благоглупость. Недавно я узнала и еще нечто новенькое. К нашим свечницам подошла пожилая женщина с запиской. В ней что-то было написано неверно, и свечница исправила запись. Что тут было! «Я с этой запиской через церковный порог переступила – значит, так ее и нужно подавать, ничего в ней исправлять нельзя!» – горячилась потерпевшая. Чем так страшен церковный порог? Уму непостижимо.

Иконы бывают, оказывается, «сильные» и «слабые». А иконы мучеников в доме держать вообще нельзя, чтобы никто из домашних не мучился. Разговаривают мать с дочерью:

– Ой, я так и знала, Наталья – мученица!

– Ну, ничего, у меня вообще раба Нина!

Место и поза стоящего тоже исполнены внутренних «смыслов». Так, встав под куполом храма, по мнению адептов экстрасенсорики, можно основательно «подзарядиться» космической энергией. (Я помню, как двадцать лет назад сама входила во все церкви, и действующие, и недействующие, развернув ладони вверх – «ловила энергию». Прости меня, милосердный Господи!) А на «Херувимской» кто-то стоит, плотно прижав ноги друг к другу, «чтобы бес не прошел». Правда, неясно, почему бестелесное существо, спокойно проходящее сквозь стены, пространство и время, не протиснется между плотно сжатыми конечностями.

Некоторые носят поясок с молитвой «Живый в помощи Вышняго», надевают кольцо с выгравированной молитвой, кладут в кошелек иконку. Понятно, что, оказавшись вне дома, можно при желании помолиться на икону, которую взял с собой. Однако такое с первого взгляда благоговейное отношение к святыне может быть вызвано и языческим желанием иметь при себе некий оберег, амулет. Предполагается, что икона, кольцо с молитвой или иной освященный предмет может сам, своей собственной силой, защитить от беды. При этом не оказывается никакой разницы между церковным предметом и заговоренным талисманом.

«Зачем же тогда нужны эти кольца и пояса?» – спросите вы с недоумением. Расскажу такой случай. Парень уходил служить в армию. Он был неверующим. Но мать дала ему с собой переписанный 90-й псалом («Живый в помощи Вышняго»), обычно читаемый в опасности, и попросила зашить в солдатскую гимнастерку. Маму он любил и просьбу ее выполнил. Зашил бумажку в клапан нагрудного кармана. А когда в первый раз прыгал с парашютом, тот почему-то не раскрылся. И камнем падая вниз, он вспомнил о материнской молитве, хлопнул себя по нагрудному карману и закричал: «Живый в помощи, спаси меня!» Снова дернул лямки, и парашют сработал! То есть не бумажка спасла мальчика, а то, что он благодаря ей в нужный момент вспомнил о Боге и воззвал к Нему.