Текст книги "100 вопросов и ответов о вере, церкви и христианстве"

Анна Гиппиус, Лилия Гурьянова
100 вопросов и ответов о вере, церкви и христианстве

Вступление

 
Ну вот, исчезла дрожь в руках,
Теперь наверх.
 
 
Ну вот, сорвался в пропасть страх
Навек, навек.
Для остановки нет причин,
Иду, скользя,
 
 
И в мире нет таких вершин,
Что взять нельзя.
 

В. Высоцкий

* * *

Эта книга задумывалась как некий вариант Катехизиса, как сборник вопросов и ответов. Вопросы – человека, недавно переступившего порог церкви, которому в ней многое непонятно. Ответы – человека, отчасти воцерковленного, кто сколько-то лет ходит в храм и тщится вести более-менее церковный образ жизни. Вроде книжки из серии «Корифеи – чайникам».

Получилось иначе.

Я явно не потянула на роль корифея. Чем больше оценивала свой скромный опыт – что могу передать, чему научить? – тем больше понимала, что – увы! – очень немногому.

По этому поводу вспоминается диалог неофита и свечницы в одном из петербургских храмов:

– Вы верующий человек?

– Что вы хотите?

– Я хочу узнать, как живут верующие люди.

– От меня вы этого не узнаете.

Компилировать, делать выписки, излагать изученный в воскресной школе материал? Пересказывать прочитанное? Незачем. Лучше дать ссылки. Все равно, раздумывала я, выше головы не прыгну, лучше Шполянского, Кураева, Шмемана, Карелина и Львова – не напишу.

Но все настойчивее стучало в висок:

– Вспомни, вспомни, вспомни. Твои вопросы и сомнения – как тяжело было с ними жить, как ты даже предположить не смела, что у других они тоже есть. Те же самые или похожие.

Да, их было много. «Почему?», «зачем?», «каким образом?». Но главное – «как поверить во все это?» Одна часть души принимала происходящее в храме, верила – а другая смотрела с прищуром. И ни опыта, чтобы отделить свое от чужого, Божие от вражьего, ни знаний, ни душевного покоя.

Зато в церкви душа расправлялась и вставала на свое место. Все вопросы и колебания были, как волны на поверхности моря. На глубине в любой шторм спокойно. Так и ощущалось.

И еще – всегда было кого спросить.

Я написала о тех, давних или недавних, глубоких или просто назойливых сомнениях, проблемах и недоумениях, которые разрешались по мере хождения в храм. Об ошибках, о неправдах, отлучающих от Бога и людей.

Зачем?

Чтобы вы, прочитав эту книгу, знали, какие бывают вопросы и сомнения, на чем мы часто скользим и теряем равновесие и как делать – не надо.

Так хочется надеяться: вот расскажу об ошибках, и кто-то их не повторит…

На пути к богу

КАК МЫ ОКАЗЫВАЕМСЯ В ЦЕРКВИ

Мы не приходим в церковь сами. Нас приводит к себе Господь. Часто – по молитвам кого-либо из живых или мертвых близких, любящих нас.

Из проповеди настоятеля протоиерея Сергия Филимонова: «Страшно, когда Господь призывает человека, а тот не откликается. Неизвестно, сколько пройдет десятков лет, пока Он вновь обратится к человеку со словами призыва Своего. Вдумайтесь в грозную истину – единожды встретившись с Господом и отвергшись Его, мы можем никогда больше не возыметь Божиего снисхождения к нам.

Это похоже на отплывающий пароход. Не успели вовремя, – корабль отошел от пристани, и только пенистый след стелется за кормой. А мы грустно смотрим вслед и гадаем, когда же он вернется. Быть может, никогда и не вернется. Никогда – до самой нашей смерти.

То, что вы стоите здесь, в этом святом храме, – милость Божия. Значит, в тот момент, когда Господь обратился к вам, сердце ваше откликнулось, душа отозвалась на Божий призыв».

Говорят, что Господь призывает к Себе сначала шепотом любви, потом голосом совести и под конец громом скорбей. Не потому, что Он насылает эти скорби, конечно же, нет. Но потому, что в какой-то момент прекращает отводить от нас несчастья, позволяет чуть-чуть, самую малость, почувствовать последствия своих поступков – чтобы дать нам одуматься и исправиться.

Известный петербургский миссионер дьякон Михаил Преображенский иллюстрирует это на таком примере. Вот идет упрямый глупый ослик. Вдруг – о радость! – в сторонке от торной тропы роскошные заросли лакомого чертополоха. Ослик – шасть! – и к нему. А хозяин ему морковку показывает:

– Смотри, какая вкусная, какая сладкая морковочка. Иди сюда, милый, иди на дорожку, тут безопасно, тут морковку и схрумкаешь. И дальше пойдем.

Потому что хозяин знает: он ведет ослика домой, к еде-питью, в безопасность; а в зарослях чертополоха скрывается обрыв, пропасть.

Ослик морду воротит:

– Не хочу морковку. Хочу чертополоха.

И с тропы – от дома дальше, к пропасти ближе. Хозяин ему:

– Разве так можно? Ну-ка давай назад. Ай-яй-яй, вот прутик, сейчас плохо тебе будет. Кто тут у нас такой непослушный? Давай-давай, иди обратно, морковку в зубы и домой.

А ослик:

– Не-а. Не пойду.

И вот тут-то получает прутиком по крупу. С размаху. Ощутимо. Больно. Потому что уже вот-вот копыта глупые сорвутся с обрыва – хоть ослик пропасти и не видит, да хозяин о ней знает.

Ай, больно, моя шкурка! И глупый ослик трусит обратно на тропинку. И оказывается, в конце концов, дома, в безопасном стойле.

Однако бывают и такие ослы, что не вразумятся даже после удара. Где они в итоге окажутся? Внизу, в ущелье, на острых камнях.

Вот и мы так.

«Убогие вы тут все какие-то, скукоженные, несчастненькие. Ваша вера – для слабаков, утешение для нищих или тех, у кого что-то страшное случилось, а он не может сам справиться». Это очень распространенное, но все же неверное мнение. Прихожане любого храма в большей своей части – это вполне благополучные, социально адаптированные и часто успешные люди. В церкви представлены все социальные группы общества – есть бедные и богатые, больные и здоровые, молодые и старые, несчастные и счастливые. На службах рядышком стоят состоятельный спонсор, регулярно вносящий существенную лепту в строительство, восстановление или функционирование церкви, и тот, кто давно по болезни лишился работы и едва сводит концы с концами; благополучная семья – папа, мама, дети, иногда здесь же бабушки-дедушки – и брошенная родными одинокая больная.

И все же в приведенном мнении есть некая сермяжная правда. Действительно, мы часто впервые переступаем порог храма, когда нас сильно ударило – когда Господь призвал громом скорбей. Уже не просто ставим свечку и убегаем до лучших времен, а приходим раз за разом. Ибо здесь измученная душа получает облегчение. Но дело в том, что это лишь первый этап. Потом та начальная проблема рассасывается, – но человек остается в храме. И идет у него внешне обычная жизнь, как раньше, – то дождь, то ведро; то со щитом, то на щите; то густо, то пусто; то на брюхе шелк, то в брюхе щелк – словом, обыкновенная, полосатая, как зебра, – только меняется его отношение к происходящему. И вот уже стоит на литургии не залетный захожанин (по меткому определению ныне покойного питерского священника протоиерея Василия Ермакова), а постоянный прихожанин. А про ту первую боль, которая его сюда привела, он давно, быть может, и думать позабыл. Так что не ищите в церкви одних убогих и несчастных – их там не больше, чем в любом другом месте.

Впрочем, у-бог-их искать стоит именно тут. Сильный стресс, горе, неотвратимое несчастье заставляют замолчать наш ограниченный, земной, природный ум. И ведут в храм. К Богу.

СОМНЕНИЯ

А потом начинаются сомнения. Не знаю, у всех ли, но у меня и друзей они бывали. Очень неприятно, иногда страшно, впервые понять, что ты «не веришь» во что-то догматически неколебимое. В некий столп и основание Церкви, в несомненную для всех (как кажется) истину. Обмираешь – как же так?

Пройдя все это на собственном опыте, могу прежде всего утешить вас, если вы попали в подобную ситуацию: сомнения – нормальны. На то человеку и голова дана, чтобы ею думать. Давным-давно, в незапамятные, как теперь кажется, времена, собираясь для полноты душевного бытия (не для умственного развития отнюдь) в церковноприходскую школу, я с неудовольствием слушала наставления учителя:

– Нужно знать свою веру, нужно думать, нужно сверять все со Священным Писанием и Священным Преданием, поверять ими, вы – народ Божий, и ваша обязанность – свидетельствовать истинность происходящего в церкви.

Ну как неприятно! Не хочу думать. Не люблю.

– Я лучше вас спрошу или духовного отца – как ответите, там и правда.

– Мы тоже можем впасть в ересь, уклониться от истинного Православия. Вы обязаны знать свою веру.

Тяжело вздохнув и препоясав свои чресла, приступила к обучению. Но я же не могу просто заучить, как попугай, то, что преподается. И началось. Почему? Как? Зачем?

Неужели? На службе стоишь – тоже недоумения и сомнения гложут…

Оказывается, ничего страшного. К яслям новорожденного Христа пришли на поклонение не только пастухи – простые чистые души которых мгновенно и полностью приняли счастливую весть о воплощении Бога на земле. К Новорожденному, утруждая себя, изнемогая в долгом пути, шли волхвы – ученые-астрономы, цари и мудрецы. Шли потому, что им предстала звезда, возвещавшая рождение Царя и Спасителя мира. Шли долго, ведомые лишь надеждой на верность своих расчетов. И пришли. И увидели Бога. Так что в мире есть два пути к вере: путь пастухов и путь волхвов.

А сомнения апостола Фомы? Ходил за Христом, учился у Него, слушал Его, видел Его распятие – и не поверил в воскресение: «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20, 25). И что ответил ему Христос? Лишил Царствия Небесного, осудил, укорил? Отнюдь. Он сказал Фоме: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Ин. 20, 27).

Так что сомневаться – можно. Нередко даже нужно.

Это нормально.

Где брать ответы на свои сомнения? Я пробовала задавать вопросы воцерковленным друзьям, опытным прихожанам, катехизаторам и преподавателям воскресной школы. Оказывается, чем глубже и важнее для меня вопрос, тем выше должен быть духовный уровень человека, которого спрашиваешь. Что-то незатейливое и малосущественное на счет «раз» растолкуют друзья, свечницы и опытные прихожане. Но, задав им вопрос о более насущном, чаще всего чувствую неудовлетворенность ответом. Будто осталась некая недоговоренность, преграда, мешающая рассудку принять в себя полученную от них информацию.

Про самое важное – только к священникам. Причем иерархически правильно – к духовному отцу или духовнику, если он есть. Господь говорит с нами именно через них.

Сомнения и неверие лежат глубоко-глубоко, их не видно. Это едва ощутимый холодок, легкое касание – будто рыбка плеснула. На поверхности тихо. Благочестие. Вера. Но вот снова со дна – пузырек-другой. И опять тишина. Чтобы вытащить эту рыбку неверия, нужна решимость. Страшно. Что из этого выйдет? К чему это приведет? Как дальше жить будем? А сейчас так спокойно, брось, не надо, само рассосется… Не рассасывается. И вот впервые сама для себя озвучиваешь свой вопрос-сомнение-неверие. И ужасаешься ему, его огромности и непоправимости. Но обратно уже не спрячешь. Нужно решать.

Ноги подгибаются (погонят вон!), в груди холодный ужас (больше сюда не пустят!), язык заплетается («Да как он у вас повернулся такое сказать?!») – подползаю. Ясное дело, с молитвой: «Ответь мне Сам через пастыря моего».

– Не понимаю, что в Чаше – Тело и Кровь Христовы. Мне кажется, что вино и частицы просфор.

– Почему Православие – единственная верная религия? Чем хуже католичество, протестантизм?

Самое страшное за эти годы:

– Я не верю в Христа-Бога. Только в Человека. И что было делать?

Жить с этим? Затолкать внутрь?

В какую игру я играю, Господи, не веря в Тебя?

Ответы мне давались трех планов.

Вариант первый: «Потому что…» – и далее объяснение.

Вариант второй: «Молись». Ответ неприятный, но приносящий искомый результат. Наверное, молилась я об ответе не одна – полагаю, что духовный отец тоже молился за меня. Вымоленное остается в душе радостным и несомненным открытием.

Вариант третий: «Об этом пишет тот-то в такой-то книге». Так открывалось: я не одна такая, вопрос нормален и многократно поставлен, так же многократно и по-разному освещен в богословской и миссионерской литературе. Успокоенная, принимаюсь за чтение. Ах вот, оказывается, в чем дело! – наступает понимание.

И ни разу они меня не осудили.

И еще – часто оказывалось, что неверие в тот или иной «общепризнанный» факт вызвано либо отсутствием у меня информации, нужной для его осознания, либо тем, что сам факт – не факт. Примеры? Пожалуйста.

Долго пыталась уложить в сознании мысль о некоей придуманности, аллегоричности и мифологичности дракона, пронзаемого копьем Георгия Победоносца. Сюда же подтягивались и другие недоумения – и сказочный бой с драконом на Калинкином мосту, и всякие чудища из Священного Писания, объясненные как символические образы. Поскольку вопрос тревожил скорее рассудок, чем сердце, по лени умственной особенно в суть дела не вникала. И вот натыкаюсь на сайт, где ясно и просто доказывается – первобытные гигантские ящеры, всякие там «-завры» встречались в Европе аж до XIII века по Рождеству Христову. Георгий Победоносец в III веке убил именно того, кто изображен на знаменитой иконе: красный фон, белый конь, на нем всадник с копьем, пронзающим дракона под конскими копытами. Вопросы догматические тоже мучают чаще всего из-за отсутствия информации. Господь Сам открывает Себя тем, кто Его ищет. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» (Мф. 7, 7–8).

А что сам факт – не факт, о том я рассказываю в разделе о церковных суевериях.

И еще одно очень важное для меня наблюдение. Опыт показал: из каждого разрешенного сомнения выходишь на какой-то новый уровень бытия. И дело не только в новой информации. Теперь мне уже кажется, что достаточно с чистым намерением прочитать Евангелие, и Божественность Христа – совершенно очевидна. Значит, эти вопросы, это неверие, это недоумение и честность по отношению к ним были нужны, насущны!

ВЫБОР ВЕРЫ

Нас учили, что святой Владимир выбирал веру для Руси, придирчиво исследуя достоинства и недостатки иудаизма, мусульманства и христианства. Возьму на себя дерзость сказать: не верю. И дело даже не в том, что, как доказывает историческая наука, к тому времени сам князь был уже три года как крещен (с 985 года); и не в том, что Киев со времен Аскольда и Дира был христианским городом, где регулярно во множестве храмов велись богослужения по уставу Византийской церкви. А в том, что веру выбирают сердцем. Как и любимого человека. Как друга. Как место для постройки своего дома или храма.

И многие из нас, в общем-то, изначально веру не выбирали. Господь привел нас в православную церковь, и слава Ему.

(Не буду разбирать ситуацию, когда кто-то оказался у баптистов-адвентистов-иеговистов, буддистов либо в какой-то явной секте. Такое бывает сплошь и рядом, но это не тема моей книги. Я пишу для тех, кто считает себя православным либо готов сделать шаг в православную церковь.)

Бывают ли сомнения у стоящих в православном храме – туда ли я пришел? Свидетельствую: бывают. Сердце знает – ты явился по верному адресу. Но мысли, как мухи, не дают покоя, «жалят, жужжат и кружатся над бедной моей головою».

Блиц-опрос общественного мнения привел к неожиданным выводам. Подобное состояние – единство уверенности в несомненности Православия и сердечной надежды на то, что оно не есть единственная правильная вера, что другие религии тоже верны – очень характерно для двух категорий людей.

Первые – те, кто в церкви гость редкий. Им все веры – едины. И Бог один, какая разница, где Ему поклоняться. И часто – «вы, православные, люди ограниченные, фанатики узколобые». На эти выпады блистательно дает ответы известный миссионер дьякон Андрей Кураев. Он подробно рассматривает эти мнения на многих и многих страницах своих книг и статей.

– Да, Кураев, может, и парирует с блеском – но как именно? Что он говорит, как аргументирует? Как защищаться, если после воцерковления тебя станут упрекать в узколобости и фанатизме?

– Поймите, лишь для одного того, чтобы увидеть: не все веры одинаковы, не везде Бог – любящий и милующий, но лишь в христианстве – только для этого потребуется прочитать внимательнейшим образом целую книжку о. Андрея Кураева (Диакон Андрей Кураев. Если Бог есть Любовь. М.,1998). Там приведены все доказательства. Она по объему такая же, как та, которую вы держите сейчас в руках. Ну как я вам сделаю выжимку?!

Вторая категория условно названа мной «мы, выкресты» – это люди, в ком течет кровь иных вер. В свое время проблему четко сформулировал кум (отец моих крестниц):

– Как я могу спокойно «спасать свою душу», когда моя мать обречена на вечные муки самим фактом своего упорного еврейства?

Поэтому с напряжением вчитываешься, вдумываешься, вслушиваешься, переспрашиваешь на занятиях в воскресной школе, вызывая вполне понятное замечание преподавателя:

– Мы не можем так долго останавливаться на проблемах иудаизма, это не тема наших занятий, и подобный праздный интерес не ко времени.

Да не праздный он, а самый отчаянный.

Какова сегодняшняя и вечная судьба моих любых, моих родных, бесконечно любящих меня некрещеных мамы и бабушки, даже не в иудаизме живших; во втором и третьем поколении, получивших университетское образование, но потерявших веру своих предков?

Что с ними?

Бабушка, как я виновата перед тобой. Почему не привела тебя в церковь, не настояла, не уговорила креститься? Ты бы приняла Христа всем сердцем. Но я сама тогда о Нем ничего не знала.

И теперь год за годом, почти двадцать лет, один и тот же сон: я забыла тебя, давно оставила, и ты где-то далеко, совсем одна, и тебе плохо. А я все не иду к тебе.

– Что я могу сделать для нее?

– Поминай в домашней молитве.

– Подавай милостыню.

– Читай канон святому мученику Уару.

– Корми птичек.

– Вы шутите?

– Я не шучу. Корми птичек.

Не Андерсен ли писал, как ласточка летела к Богу и просила за чью-то душу?

Зимой на кормушку за кухонным окном садятся синички и снегири.

Снегири такие толстенькие – долетят ли?

Сердце привычно ноет.

С годами, однако, начинает намечаться утешение. Сам по себе факт крещения вовсе не ведет к непременному спасению. Нет, для этого нужны вера и сердечные устремления ко Христу. И наоборот, вовсе не факт, что Господь не спасет души некрещеных. Милосердие Божие бесконечно, и намерений Его мы не разумеем.

Бабушка сделала ближним и дальним, знакомым и незнакомым столько добра, что даже спустя 10 лет после ее смерти в театрально-концертных кругах многомиллионного Петербурга слова «Я внучка Марии Израилевны Головановой» открывали любые двери и сердца. Она Господу не чужая. Крещеный, воспитанный в вере, но отрекшийся от Христа может наследовать куда горшую участь, чем язычник волею рождения или обстоятельств.

Постепенно становится все более понятным, что сомнения в единственной правильности Православия связаны не только с загробной участью родных, но что это есть некое волнение крови и шебуршение генов, приглушенные голоса сродников: иудеев, католиков и лютеран. Они молились в иных стенах, иными словами. Эти стены и своды, обряды и менталитет волновали и притягивали. Я впервые увидела готические храмы Прибалтики и русские церкви Москвы примерно в одно время, лет двадцати. Чуть позже – синагогу. Первые вызвали ощущение соразмерности, устремленности души вверх и желание молиться в них Богу. Вторые – духоты, низких сводов, загнанности, видение лихорадочно горящих глаз и невнятных речитативов. Третья – так себе, нормального местечка для молитв – можно там, можно не там, в целом симпатично, но не особенно. Шли годы, а вопрос так и стоял во весь рост: почему Православие – единственная правильная вера? Гены вопияли что-то невразумительное и неразборчивое, но явно об иудейских корнях и «предателях-выкрестах». Другая их часть с немецким хладом и голландской рассудительностью спокойно доказывала логичность и взвешенность западных католицизма и протестантства. Третья – от православных родных – упорно гнула свою линию. Напряжение нарастало, душило, не давало покоя.

Дойдя до отчаяния, вновь бросилась к учителю.

– Об этом пишет Новоселов.

И – все (М. А. Новоселов. Догмат и мистика в Православии, католичестве и протестантизме. М., 2003).

Православные гены в количестве одной трети списочного состава под звуки «Прощания славянки» бодро распустили знамена и развернули долгожданный парад.

Когда попробовала обсудить вопрос с соседкой, доказать ей истинность именно Православия путем последовательного сравнения разных вер, та вытаращила глаза:

– Ты что? Какое еще католичество? Какие могут быть варианты? Да мы искони православные. У меня, вон, бабушка из церкви не выходила. Внучке три года, она мать каждый день в церковь тащит: «Пойдем, мама». А та и не знает, что ей там рассказать, как что объяснить. Причастить ребенка нужно, наверное?

Слава Богу! Я надеюсь, что таких, как моя соседка, в России – большинство. И когда они встанут на первые свои литургии, приведенные по молитвам бабушек и прабабушек, притащенные за руку дочками и внучками – у них не будет никаких колебаний, что Православие – их единственная вера.

А нам, в ком бурлят крови иных народов, – приходится барахтаться.

Ничего, выплываем потихоньку.