Текст книги "100 дней между жизнью и смертью"

День пятнадцатый
Последний вечер в больнице

7:30

Завтра домой! Мне уже здесь не спится, мыслями я уже там, дома, с мамой, папой, Германом и Лариской!

Помню, как в детстве в пионерском лагере я ждала как сумасшедшая, что вот-вот приедет отец и заберет меня. У нас тогда был большой мотоцикл с коляской и огромными, как мне тогда казалось, лобовыми стеклами. Отец работал экскаваторщиком на стройках, поэтому часто разъезжал по деревням и маленьким городкам, где строились новые дома. Весь год я ждала летних каникул, чтобы отправиться куда глаза глядят с папой на мотоцикле! Для меня это было настоящим приключением! Все лето могла прошататься с ним по разным деревням. Жили мы, как правило, в маленьком бараке, сереньком и страшненьком. Готовить там было негде, поэтому питание не отличалось особым разнообразием. Помидоры, огурцы и зеленый лук с грядки, яйца из-под соседской курицы, молоко, сметана от коровы тех же соседей и бородинский хлеб, самый вкусный на свете. А вечером отец разжигал костер, и мы пекли картошку. Ты не представляешь, как это было вкусно! Никогда не забуду того звездного неба. Такого темното-темного, и звезд очень много, и все такие яркие и блестящие!

Тогда впервые он показал мне Большую и Малую Медведицу, я так гордилась, что теперь знаю, где они, и сама могу показать кому-нибудь. А через пару дней снова в дорогу, на другие объекты. Когда мы приезжали в новую деревню, где меня еще не видели, все спрашивали: «Володь, что это за дама с тобой?» – а папа всегда одинаково отвечал: «Это не просто дама, это мой строгий прораб!» Было так здорово и весело!

Скоро придет Лорка, мы договорились вывести меня погулять на улицу! Как тут хорошо и красиво в парке, ты уже видел сам. Правда, я еще никуда не выходила и все описанное видела исключительно из окна. Ну, посмотрим, так ли хорошо во всем парке.

Осталась последняя дренажная трубка. Медсестра уже заходила, даже принесла мне салфетки, чтобы я могла спокойно проплакаться. Надо готовиться. О том, что я трусиха, ты уже наслышан, поэтому смело могу сказать, что мне страшно. Но не как обычно! Перспектива пойти гулять без инородных предметов так вдохновляет, что хочется быстрее освободиться.

Медсестра спросила, готова ли я, и быстро сделала свое дело!

– Лиля, ты сегодня даже не пискнула! – с восторгом и гордостью сказала Нэнси.

– Да, расту на глазах, сама себе удивляюсь! А вообще, было просто не больно, спасибо!

– Да вроде все делала как обычно… А раньше разве больно было, ты же всегда плакала? – Она взглянула на меня с легким укором.

– Не знаю, Нэнси, ну, честное слово, может, и не было больно, а просто страшно, но сейчас знаю точно – не больно! Спасибо тебе огромное!

Наверняка я тысячу раз повторила ей «данке», прежде чем она закрыла за собой дверь. Нэнси – очень милая, молоденькая девчонка, студентка чего-то медицинского. Здесь она на практике. Со мной проделывала уже многие «экзекуции», поэтому могу твердо заявить, медик из нее получится отменный. Глаза – участливые, сердце – доброе, рука – легкая, что еще требуется? Смелость? Есть, наверное, если выбрала себе такой «беруф». Из меня доктор не получился бы, это точно. Никогда не смогла бы причинять людям боль, даже во благо.

22:40

Ну вот, опять вечер, последний вечер в больнице! Честно говоря, все так противоречиво! Конечно, я хочу домой, очень, но больница не вызывает во мне больше тех опасений и страхов, что были вначале. Скажу больше: мне было тут хорошо, возможно, стану скучать по медсестрам и докторам, ведь они были рядом в трудное для меня время, помогали мне, поддерживали. Когда-нибудь я приеду к ним в гости, когда все закончится!

День шестнадцатый
Домой!

9:00

Доброе утро всем, всем! Сегодня понедельник, и я иду домой! Вот только дождусь доктора с рекомендациями – и все!

– Ну что, принцесса, заждалась?! У меня, между прочим, отпуск с сегодняшнего дня, из-за тебя на работу пришлось ехать! – весело сказал доктор.

– Спасибо, что пришли, а то мне пришлось бы весь ваш отпуск здесь отбывать!

Мы вместе посмеялись, и доктор Цан сказал:

– Теперь не скоро увидимся, думаю, месяцев через шесть, когда первая терапия полностью закончится, так что держись!

Я и не подумала о том, что он и дальше меня наблюдать будет, поэтому от счастья готова была броситься ему на шею!

– И еще, – его взгляд стал серьезней, – не ленись разрабатывать руку! Если в течение двух месяцев ты не сможешь выполнять те упражнения, которые я дал, можешь забыть, что у тебя была рука!

– Я буду, буду все делать и очень стараться, обещаю! – горячо заверила я его, эмоции меня переполняли.

Доктор отдал мне выписку и кучу каких-то справок и направлений для онкологического центра и ушел.

Вещи собраны, я почти готова. Утром звонил папа, сказал, что маму так и не выписали. Что-то опять случилось, и в больнице она пробудет еще довольно долго. Я решила сразу поехать к ней, к тому же Лариса говорит, что мама не верит, что я на отдыхе, подозревает что-то нехорошее и переживает.

Ты позвонил, и уже через пять минут подъедешь. Только я собралась выходить, как дверь открылась, и вошли Ирис, Нэнси, Хайди и Керстин.

– Лильхен, мы очень рады, что ты наконец можешь пойти домой, – первой начала говорить Керстин. От изумления я чуть не рухнула на месте. Она впервые назвала меня «Лильхен»! С чего это? Хайди стояла в стороне, молча перебирая в руках маленький букетик цветов. Не успела я что-либо ответить, как начала говорить Нэнси:

– Будь осторожна! Знаю я тебя, начнешь бегать и раны дергать! А надо выздоравливать, мы хотим теперь тебя снова здоровой и сильной увидеть. Так что держись!

Оказалось, все они пришла специально для того, чтобы попрощаться со мной. Это было очень приятно и трогательно.

– Выздоравливай! – Хайди всучила мне букетик и вместе с Нэнси и Керстин вышла из комнаты.

В палате осталась только Ирис, она смотрела на меня и улыбалась.

– Надеюсь, ты готова дать мне обещание, что будешь делать все для того, чтобы очень скоро снова быть здоровой?! – Желая придать строгость словам, она пристально посмотрела мне в глаза. Но взгляд был полон любви, нежности и тепла.

Мне стало так хорошо и грустно одновременно, что слезы потекли по щекам.

– Ах, Ирис! Я обещаю, обещаю тебе! Я обязательно вернусь сюда здоровой, сильной, вот увидишь!

Ирис обняла меня и сказала:

– Ты никогда больше не вернешься сюда, никогда…

11:30

За полчаса поездки на машине я успела устать. Я медленно шла по коридору нефрологического отделения в поиске палаты тридцать восемь. Длинный коридор был тих и нелюдим, казалось, что во всем отделении нет ни одного пациента. Двери в палатах закрыты, и только одна медсестра сидела на рецепции и что-то записывала. Подойдя ближе, я спросила:

– Где тридцать восьмая палата?

Медсестра медленно подняла на меня вопрошающий взгляд.

– Вы стоите напротив.

– Ах да! Извините, не заметила. Так долго шла по коридору, что стала сомневаться, что это здесь.

Быстро нырнув в нужную дверь, я вошла в похожую на мою палату. Четыре койки, по две напротив друг друга, стояли вдоль противоположных стен. На одной стороне спала пожилая женщина, с седыми как снег волосами. На другой стороне койка, стоящая ближе к выходу, была пуста, на другой, той, что стояла ближе к окну, сидела мама и что-то читала. Увидев меня, она расплылась в улыбке:

– Ну наконец то! Блудная дочь к матери пожаловала!

– И совсем даже не блудная, – отшучивалась я, обнимая мамульку.

– Ах, как же я соскучилась, доченька моя любимая! Как же я рада, что ты наконец приехала!

Мама крепко прижала меня к себе и чмокнула в обе щеки.

– Ну, рассказывай, где вы отдыхали и почему ты такая бледная и худая? Вы что, каким-то экстремальным спортом там занимались, ты совсем дошла? – спросила мама, бросив строгий взгляд.

– Нет, ну что ты, какой спорт, ты же знаешь, я жуткая лентяйка! – отвертелась я.

Все-таки я беспробудная врунишка, минут десять увлеченно рассказывала о несуществующем путешествии, в надежде, что она успокоится и поверит. Внимательно выслушав меня, мама пристально посмотрела мне в глаза и твердо сказала:

– Ну, все сказала? А теперь рассказывай правду…

– Ты только не переживай, мамочка, на самом деле все уже хорошо, осталось лишь пару капельниц пережить и несколько месяцев походить в парике. И все!

– В парике? При чем тут парик, капельницы? Ах! Доченька моя! – Мама обняла меня и заплакала. А я вместе с ней…

Оставаться у мамы долго я не могла, уже через полчаса почувствовала слабость и тошноту. Зайдя домой, я рухнула в постель, смертельно уставшая. Моя кровать, комната и вещи вокруг говорили мне: «Ты дома!» Я лежала неподвижно, не в силах шевельнуться, но в душе все пело от счастья! Немного отдохнув, я с радостью начала разглядывать свою комнату, отмечая чистоту и полный порядок. Герман постарался, вот молодец! Учебники, сложенные стопочкой, красовались на письменном столе, ни одной разбросанной ручки, все в карандашнице, мусорное ведро пусто, постель заправлена, и ни одного носка на полу.

Кухня, ванная также блестели от чистоты. Противоречивые чувства медленно потекли внутрь меня, больно защемив глубоко в груди. С одной стороны, меня радует, что мой малыш ждал меня, готовился к моему возвращению и старался сделать все возможное, чтобы порадовать меня. Но с другой стороны…

Мой мальчик за какой-то месяц стал совсем взрослым. В течение двух недель он почти всегда был один, папа разрывался между мной и мамой и не мог проводить с ним много времени. Взглянув в его детские глаза, я вдруг поймала себя на мысли, что не узнаю его. Взгляд стал другим: уставшим, потухшим, озабоченным и взрослым. Он всегда был беззаботным, веселым и очень смешным мальчишкой, теперь же всего за месяц изменился.

Не хочу думать об этом, не буду! Все наладится, восстановится и изменится. Я счастлива уже оттого, что снова вижу его, и вместе мы все преодолеем.

День семнадцатый
Папины блинчики

9:00

Первый раз за последние две недели я проснулась в своей кроватке! Запах родной постели напомнил о том, что я дома! Странно, почему моя подушка пахнет просто моей подушкой, а там, где я спала еще вчера, подушка пахнет больницей? Конечно, за время, которое я находилась в больнице, пришлось привыкнуть к местным запахам. Казалось даже, что все нормально, но с сравнении с ароматом моей любимой, душистой постели ничто не сравнится!

Как же я счастлива! И как хорошо выспалась сегодня! Никто не устраивал мне ранний подъем уколами, зарядками и таблетками. Только лучик солнца прорвался на рассвете, чтобы ласкать мое лицо своим теплом. Спальня залита солнечным светом. Состояние все еще лениво-сонное, вставать совсем не хочется! Даже не слышала, как Герман ушел в школу, наверное, собрался очень тихо, хотя обычно мой сон довольно чуткий.

Внезапный шум окончательно разбудил меня. Что это? Кажется, кто-то хозяйничает на нашей кухне. Ну конечно, этот запах, запах свежеиспеченных блинчиков! Мама очень часто приходит по утрам, пока я сплю, чтобы испечь мне блинчики на завтрак. Стоп, мама же в больнице, тогда кто там?

Недолго думая я встала и отправилась на кухню.

– Ой, доча, я разбудил тебя? Это дурацкая ручка от сковороды, такая горячая, думал, она с покрытием, схватился, пальцы обжег и сразу бросил ее, вот и нашумел.

Папа выглядел расстроенным.

– Ну что ты, папочка, сейчас мы с тобой таких блинов напечем и вместе позавтракаем! А я уже подумала, что это Лариса пришла сестрицу блинчиками с утра побаловать. А тесто-то густое, смотри, какой блин толстенный получился. Давай-ка по маминому рецепту делать. Вот только умоюсь.

– Лариса спит еще, доченька. Ты же знаешь, какая она засоня.

Быстро умывшись, я долила в тесто молока и принялась за блины.

– Ну вот, хотел девочку свою порадовать, а вместо этого работы подкинул с этими блинами! Доченька, тебе, наверное, совсем тяжело еще стоять-то?

– Да ладно тебе, пап, я же не инвалид, постою немножко, к тому же теста не так много осталось.

После энного испеченного блинчика я почувствовала усталость. Решив не использовать все тесто, мы сели завтракать.

– Какие у тебя планы, доченька? Чем собираешься заниматься?

– Планов у меня, как всегда, целая куча! Вот полежу сейчас немножко, отдохну и подумаю, как мне теперь использовать полученную «свободу» в мирных целях! Чувствую себя бодрой, сильной и здоровой. Может, получится сходить в магазин? Мне так хочется самой купить чего-нибудь вкусненького! Доктор велел не ходить много, но сегодня я еще совсем не ходила, ведь день только начался. И потом, это же почти как прогуляться, а в больнице я один раз гуляла на свежем воздухе. Дождусь Лорку, и пойдем!

– Долго не ходите, тебе больше лежать надо, отдыхать!

– Ладно, ладно, не переживай!

14:00

Мы уже дома… Стыдно признаться, но меня едва хватило на час. После чего, еле добравшись до дома, я, как и вчера, оказалась в постели.

Мне плохо, и не только физически, в большей степени – морально. В душе жуткий дискомфорт от новых открытий. Еще вчера я так радовалась возвращению домой и освобождению от больницы, которая, как мне казалось, сдерживала мою свободу. Да, я действительно верила, что лишь эти белые стены мешают мне жить дальше, как я привыкла и как хочу. Поэтому так ждала дня выписки. Теперь я дома, и что???

Кажется, только теперь я в состоянии объективно оценить происходящее. А именно – насколько я слабая, беспомощная и больная. В больнице за меня все делал кто-то другой, поэтому эта беспомощность не ощущалась так остро. Дома же все приходится делать самой. И это обстоятельство лишает меня иллюзий, показывает мои нынешние возможности, а они оставляют желать лучшего. Я так ждала свободы, наивно полагая, что на этом все закончится. Теперь понимаю, что все только начинается, и я еще более не свободна. Любое движение и желание что-либо сделать напоминает об одном и том же. Словно каждый раз упираюсь глазами в транспарант, на котором огромными красными буквами написано: «ТЫ БОЛЬНА И ЗАВИСИМА!»

Совсем непривычно нуждаться в помощи, выполняя бытовые и повседневные действия, но я не могу сама помыть посуду, прибраться в комнате и заправить постель. Вынуждена постоянно просить об этом Германа или Ларису. Это так противно!

И как долго это будет продолжаться? Лорка скоро уедет, Герман весь день в школе, ты на работе и в командировках, папа с больной мамой… Мне нужно побыть одной, подумать, успокоиться и что-нибудь придумать, я не могу чувствовать себя зависимой. Ненавижу это настроение и состояние, надо попытаться как можно быстрей от него избавиться.

Знаешь, почему твоя мама смогла так легко все пережить и преодолеть? Она сама говорила об этом. Потому что Герхард всегда был для нее не только любящим мужем, но и верным другом, который был рядом. Особенно в тот тяжелый для нее период он был рядом в прямом и переносном смысле. Он наблюдал, как постепенно менялась внешность и красота покидала ее. Сначала волосы, потом брови, ресницы… Поэтому ей и не хотелось прятаться от него, эти перемены для Герхарда не были неожиданностью. Так страшно…

Для меня тоже очень важно, чтобы ты видел, как я теряю свои длинные, по пояс волосы. Нет, я не прошу сидеть возле меня день и ночь, да и не нужно. Доктор сказал, все произойдет очень быстро, два, три дня, не больше.

Трудно представить, что будет со мной. От одной только мысли охватывает ужас! Кажется, мне точно захочется от всех спрятаться и не показывать этот стыд и уродство.

Глаза и лицо опухли от слез, а сегодня надо еще идти к врачу. После утренних гуляний на спине под шрамом за ночь образовался огромный пузырь с жидкостью. Скоро папа вернется от мамы и отвезет меня.

Ничего, все пройдет, со мной все в порядке! Немного поплакать тоже можно, когда очень обидно или больно. Надо просто снова привыкнуть быть самостоятельной и оставаться дома одной без излишнего драматизма.

16:30

Помнишь, я говорила, что после операции стану другой? Сказано было в прямом и переносном смысле. Думаю, подобные события неизбежно оказывают сильное влияние на мышление, восприятие и характер человека. Иногда это влияние проявляется настолько интенсивно, что человек уже и не помнит, каким он был раньше, как чувствовал, думал, оценивал. Потому что теперь многое изменилось, и люди вокруг, и отношение к ним, и целое мироощущение стало другим. У каждого разная степень этого восприятия, по многим причинам. Кого-то жизнь ничему не учит, кто-то с благодарностью принимает эти уроки, меняется, развивается. У кого-то отшлифовывается то, что уже заложено. Не знаю, почему так происходит. Во-первых, появляется много времени на размышления, во-вторых, реальный и обоснованный страх перед смертью дает возможность посмотреть на себя со стороны, а в-третьих, крайнее бессилие и уязвимость, что неизбежно указывает человеку на его истинное место в природе.

Я, например, вижу в себе ученика, который прилежно сидит за первой партой, внимательно следя за тем, что пишет учитель мелом на доске. Там записана в столбик куча предметов, которые он изучал когда-то, и в общем-то кое-какие помнит, но многие забыл. Он тщательно обдумывает, какой из них ему хотелось бы снова вспомнить или улучшить, а может, заново развить в себе. Каких знаний и навыков ему недостает. Размышляет и выбирает самое необходимое. Так и я принимаю эту ситуацию.

Мой хэнди задребезжал от СМС. Сегодня мы увидимся, это здорово! Я отдам тебе очередную кипу писем, а ты расскажешь, что у тебя новенького!

У меня так много СМС от тебя, в памяти телефона совсем не осталось свободного места. Надо бы их удалить, но мне так жалко! Они такие приятные, романтичные и полные любви! Как, например, это: «Мой ангел, ты снишься мне каждую ночь! Я так надеюсь, что ты всегда будешь любить меня так же, как я тебя».

Вот что я придумала! Возьму блокнот и перепишу все сообщения от тебя и друзей, присланные мне в этот период. В старости буду перечитывать и ворчать, если ты перестанешь говорить мне столько же много комплиментов и нежных слов!

Надо собираться к врачу. Моя дорогая фрау Мерц так не любит, когда я опаздываю.

Больница совсем пуста. Интересно, куда все подевались? Обычно в коридоре так много больных в очереди, а теперь все пусто, даже на рецепции никого.

– Добрый день, моя дорогая фрау Кох!

Доктор вышла из своего кабинета и пригласила меня войти.

– На сегодня прием закончился, пациенты, персонал и больные – все уже ушли. Но я решила дождаться тебя, чтобы узнать, как прошло твое «путешествие».

Я подошла к фрау Мерц, и она слегка обняла меня. Она улыбалась, но в глазах виднелось еле уловимое беспокойство.

– Ну рассказывай, как ты? Показывай свои раны.

Доктор объяснила, почему в ране на спине собралось так много жидкости. Говорит, что это будет происходить время от времени, и рана еще долго не заживет, потому что очень глубокая. Поэтому в ближайшие два-три месяца нежелательно активно двигаться. А самое неприятное то, что каждую неделю жидкость придется откачивать. Что она сразу и сделала.

Все-таки я настоящий везунчик! Ты же знаешь, как панически я боюсь уколов. А фрау Мерц сжалилась надо мной, обезболила это место и только потом взяла шприц. И пообещала всегда обезболивать. Правда, все равно было больно и неприятно. Попробую больше лежать, может, тогда не придется так часто проделывать эту процедуру.

Нашего доктора я знаю с момента прибытия в Геру. Фрау Мерц работает недалеко от того места, куда мы переехали, поэтому при первой необходимости сразу попали к ней на прием. Тогда я еще совсем не могла говорить по-немецки, но хорошо помню, как она старалась понять, что меня беспокоит. Это она первая забила тревогу, направляя меня на все возможные обследования, она же определила меня в клинику, рассказав о докторе Цане.

Мы еще долго болтали, она обо всем расспрашивала, подбадривала, даже настроение поднялось.

День восемнадцатый
Красные розы

12:00

Сегодня совсем не было времени что-либо записывать. С утра к врачу, потом быстро в магазин, а потом, как ты думаешь, что? Отдыхать в постельку! Делаю над собой усилие, чтобы сдержать обещание. Потом пришла Лорка, которая ночует у папы, и мы решили покрасить ей волосы! Все-таки здорово, что мы нашли родителям квартиру в моем же подъезде. Это очень удобно, всегда можно заскочить друг к другу.

Через час экзекуции по покраске волос вновь обрушилась эта мертвецкая усталость. Как же меня это нервирует! Зато цвет волос получился умопомрачительный!

Каждый день пытаюсь делать специальные упражнения для руки. Это так больно! За каких-то две недели мышцы отвердели так, как будто раньше рука никогда не двигалась. Весь день до слез пыталась ее тянуть, это так сложно. Доктор предупреждал: будет больно, но надо стиснуть зубы и работать дальше. Иначе все, капут.

Когда мы узнали о болезни, Герман предложил в своей комнате сделать галерею из наших совместных фотографий. Мы заказали и уже получили те, которые он выбрал. На всех мы очень красивые и счастливые! Почти каждая была сделана в разных городах и в разное время года. Я поместила каждую фотку в рамку, и теперь они стоят в комнате на полу, разных размеров, ждут, когда придет папа и для каждой прибьет гвоздик!

Среди фотографий есть и та, где я с огромным букетом роз на свой последний день рождения, когда мы были с тобой в Берлине. Тогда ты заехал за мной на машине накануне и отказался говорить, куда мы едем. Когда я донимала тебя этим вопросом на автобане, ты твердил, что я все пойму сама скоро. И вдруг я увидела большой указатель «Берлин». Я просто не могла поверить, что это происходит со мной!

Ты привез меня в большой отель, где для нас уже был забронирован роскошный номер. Я плюхнулась на кровать, а когда ты присел рядом, обняла тебя и прошептала тебе на ухо, что никогда не была так счастлива.

А проснувшись наутро в свой день рождения, я обнаружила, что в огромной постели кроме меня никого не было. Но тут в дверях появился ты с огромным букетом красных роз. Ты положил цветы на постель, обнял меня и сказал, что еще никого и никогда так не любил. До сих пор вспоминаю тот букет. Никогда не видела у роз такие огромные бутоны и толстые и длинные стебли. Помнишь, как мы смеялись, что это не цветы, а деревья ростом с меня!

Потом мы гуляли у Бранденбургских ворот, фотографировались в парке, смотрели на город с вышки на Александерплац.

И я еще никогда не была так счастлива. И еще никогда будущее не обещало мне столько радости.

И вот теперь, проходя мимо этой галереи на полу, я каждый раз невольно бросаю взгляд на эту фотографию. Я даже остановилась напротив нее, чтобы как следует присмотреться и понять, что же в ней такого, что так притягивает мой взгляд. За пару минут я испытала массу противоречивых эмоций. Фотография очень удачная и нравится мне, но все же почему-то хочется плакать. Самой трудно было осознать причину, но думаю, теперь поняла, откуда эти странные чувства.

Раньше мне приходилось много участвовать в фотосессиях. После этого я приобрела навык не бояться камеры и правильно вести себя перед ней. Поэтому у меня почти нет неудачных снимков. Давно научилась использовать различные выражения лица и заранее знаю, как это будет выглядеть на фотографии. Могу улыбаться, огорчаться, быть красивой и веселой, какой угодно для конкретной темы.

Но эта фотография… совсем другая. На ней я обезоруженная и беззащитная, искренняя и открытая, даже слишком. При этом безгранично счастливая. В последний раз я видела и ощущала себя такой, может, лет двадцать назад, в том возрасте, когда излишняя открытость делает человека уязвимым и в то же время прекрасным. Но в шестнадцать это простительно. А в тридцать? Только с человеком, которому безгранично доверяешь и любишь. До тебя я никому не могла сказать этого. Теперь чувствую, что эта открытость очень нужна мне. Не знаю, хорошо ли это для меня или плохо, но мне важно оставаться именно такой. Это словно яркий фонарик, который помогает отыскивать в душе и сердце неиссякаемое количество «драгоценных ископаемых», неиспользованных ресурсов, которые дарят счастье мне и позволяют делать счастливыми других.

Никто не сможет забрать у меня эту способность. Никогда!