Текст книги "Лгунья для миллиардера"

11

В квартире было тихо. Решив, что Юля ещё спит, Александр разулся и почти на цыпочках подошёл к выделенной ей спальне. Задержался снаружи, раздумывая, стоит ли стучать или сразу заглянуть внутрь. Если она спит, он разбудит её своим стуком. Поэтому Павлов тихонько приоткрыл дверь.

Комната была пуста. Кровать аккуратно застелена. И ничто не напоминало о присутствии здесь ночной гостьи. Разве что лёгкий флёр её духов.

Может, она в душе или на кухне?

Павлов открывал одну дверь за другой, но этим только оттягивал признание неприятно кольнувшей правды – Юля снова сбежала от него. И на этот раз её след давно остыл.

На какое-то мгновение внутри полыхнула ярость, захотелось крушить всё вокруг, затем найти мерзавку, посмевшую пойти против его воли, и наказать. Отшлёпать так, чтобы её ягодицы стали ярко-розового оттенка.

Александр с удивлением взглянул на свои ладони, как наяву ощутившие соприкосновение с нежной кожей, и злость почти тут же отступила.

Откуда эта дикарская реакция? Он же не доисторический человек, который схватил свою самку и запер её в пещере. Александр всегда считал себя цивилизованным и довольно хладнокровным человеком, способным не терять голову и мыслить здраво в любой ситуации. И вдруг подобные фантазии, в которых, впрочем, было что-то эдакое…

Хладнокровие быстро к нему вернулось, как и способность адекватно мыслить. Но вот желание наказать непослушную девчонку, в который раз оставившую его с носом, напротив, усилилось. Да, наказать… Губы растянулись в хищной усмешке.

Значит, нужно её найти. Ещё ни одна женщина не убегала от Александра Павлова. Это он сбегает от поклонниц, но ни в коем случае не наоборот!

Павлов уже собрался было позвонить в свою службу безопасности, чтобы ему собрали полное досье на Юлию Воронину, но вдруг засомневался. Что если она и вправду дочь Гейзмана? Вряд ли банкир обрадуется, что кто-то копается в жизни его семьи. И стоит ли привлекать излишнее внимание Владимира? Особенно, если Павлов собирается получить у него кредит на выгодных для себя условиях.

Александр убрал телефон и задумался. И всё равно девушку необходимо найти. Во что бы то ни стало!

Если бы в этот момент кто-то спросил, зачем ему так нужно отыскать Юлию, Павлов вряд ли сумел бы внятно ответить. Нужно и всё!

Возможно, здесь сыграло роль уязвлённое самолюбие, или привычка подчинять всех вокруг и подстраивать под себя любыми методами, а может, что-то ещё. Притягательная фантазия, розовые пятнышки, так и стоявшие в глазах… Александр не хотел об этом раздумывать, вместо этого он запустил кофеварку.

Стоя у окна с чашкой горячего чёрного кофе, он вдруг понял, кто поможет ему отыскать Юлию.

Поставив так и нетронутый кофе в раковину, Павлов обулся и выскочил за дверь.

К дому, где он был вчера на вечеринке, Александр подъехал всего двадцать минут спустя. К счастью, его не остановили за превышение скорости, но он бы не поручился за то, что ни одна видеокамера не зафиксировала его нарушения.

Консьерж, которому накануне вечером Павлов только назвал номер квартиры, куда был приглашён, сегодня заартачился и потребовал ждать, пока он позвонит и спросит, примут ли Тужинские гостя.

Александр представился и стиснул зубы. Вовсе ни к чему было скандалить с пожилым консьержем и объясняться потом с охраной. К счастью, кто-то из Тужинских оказался дома и согласился его принять.

Только в лифте Павлов задумался, что будет делать, если Стеллы не окажется дома. Ведь именно она представила ему Юлию, остальные Тужинские могли попросту не знать её координат.

Но Стелла стояла у раскрытой двери и ждала его. На её губах сияла донельзя довольная улыбка. Павлову даже показалось, что она прекрасно знала, зачем он приехал, и готовилась дорого продать информацию. Впрочем, Александр готов был заплатить почти любую цену.

– Привет, – томным голосом произнесла Стелла и призывно улыбнулась.

Павлов напрягся. Похоже, Тужинская всё ещё надеется на возобновление отношений с ним. Как некстати. Он и так чуть ли не с содроганием вспоминал время, проведённое с нею на его яхте в Средиземном море.

Стелла оказалась чересчур навязчивой и ревнивой, она устраивала безобразные сцены по любому поводу и без него тоже. Александр так устал и вымотался, что готов был расцеловать Тужинских-старших, приехавших навестить дочь. Он выдумал срочное дело в Германии и сбежал, оставив их хозяйничать на своей яхте. И считал, что отделался малой кровью.

– Здравствуй, Стелла, – тратить время на общение с ней не хотелось, но он постарался, чтобы голос звучал вежливо. – Ты пригласишь меня войти?

– Конечно, проходи, – ещё приветливей заулыбалась она, так и оставшись стоять в проёме.

Чтобы попасть внутрь, Павлову пришлось бы протиснуться между Стеллой и притолокой. Он не знал, на что рассчитывает Тужинская. Неужели она думает, что, раз мазнув по пиджаку своими сосками, она сумеет снова завлечь его?

Какие женщины всё-таки странные. Нет бы, вытолкать его взашей за то, что бросил её тогда и не вернулся. А она ещё на что-то надеется. Всё-таки женскую логику ему никогда не постигнуть.

Павлов не двинулся с места, по-прежнему глядя на Стеллу. Она тоже не опускала глаз, явно ожидая, что он сдастся первым. Чёрт, эта сучка совершенно точно знает, зачем он пришёл.

– Мне нужен телефон Юлии Ворониной. У тебя ведь есть её номер? – Александр испытывал раздражение.

А в глазах Тужинской вспыхнуло торжество. Ведь сейчас она была хозяйкой ситуации. А Павлов выступал в роли просителя, хотя и пытался сохранить невозмутимый и независимый вид.

– Допустим, – протянула она с довольной улыбочкой, от которой у Александра сводило скулы. – А что мне за это будет?

Павлов глубоко вдохнул, затем выдохнул и только после этого произнёс:

– А что ты хочешь?

– Ты задолжал мне свидание, дорогой. Я две недели торчала одна на твоей дурацкой яхте, пока родители не увезли меня домой. Практически силой. Ты обещал вернуться и вот наконец вернулся. Так как насчёт сходить куда-нибудь вечером? Только ты и я, – она понизила голос и ещё раз улыбнулась ему.

Александр так сильно стиснул зубы, что у него свело челюсти. Поначалу он собирался послать её куда подальше, потому что ненавидел ультиматумы. Но, чуть подумав, Павлов решил, что один ужин в компании Тужинской он как-нибудь переживёт. Но на большее она может не рассчитывать.

– Хорошо, – процедил он сквозь зубы, – говори номер.

12

Чем ближе подхожу к дому Тужинских, тем больше понимаю, что откровенно трушу. Даже поджилки дрожат.

А ведь я намеренно пошла через парк, где вчера на меня напали. И даже мимо того самого места. Но сегодня, при свете дня, аллеи и скамейки выглядели донельзя обыденными. И не испытай я на себе ужасы ночной жизни, вряд ли поверила бы, что ходить здесь может быть опасно.

А вот сейчас, глядя на отражение облаков в серо-голубых стёклах небоскрёба, понимаю очень ясно – боюсь. Ещё как боюсь.

Я скрылась вчера с вечеринки, не выполнив поставленных мне условий. Интересно, а если я расскажу Стелле, что провела ночь в квартире Павлова, она сменит гнев на милость? Это, конечно, не номер телефона, но я ведь сбежала от него дважды. Её жажда мести должна быть удовлетворена.

Хотя со Стеллой ни в чём нельзя быть уверенной заранее.

Пока поднимаюсь в лифте, решаю ничего ей не рассказывать. Ведь если упомяну о квартире Павлова, то придётся рассказывать и о происшествии в парке. А я не могу. И не хочу откровенничать с Тужинскими.

Меня встречает София, и я облегчённо выдыхаю. Но, как выясняется, моя радость преждевременна. Стелла появляется, недовольно сверкая глазами.

Я бормочу что-то жалкое о том, что вчера мне стало плохо, поэтому пришлось уйти, но она отмахивается от моих оправданий, словно от назойливого мушиного жужжания.

– Прибери здесь, у тебя осталось всего два часа до приезда родителей. А потом я решу, что с тобой делать.

Стелла уходит, и София, даже не взглянув на меня, следует за ней.

А я иду в кладовку, где оставила вчера свой чемодан, и вытаскиваю его наружу. У меня дрожат руки, приходится сделать над собой усилие, чтобы собраться.

Постепенно привычная рутинная работа помогает мне успокоиться. Я ведь всё уже для себя решила: даже если меня уволят, жизнь не закончится. Что-нибудь придумаю.

В конце концов, можно перебраться в один из городов области. Вряд ли влияние Тужинских распространяется так далеко. А на курсы можно ездить на электричке. Пусть платить в области будут меньше, но ведь и цены на жильё ниже.

Я успокаиваю себя, отвлекаю от негативных мыслей. Всё равно ведь мне остаётся только ждать, как всё решится. Я не имею никакой власти над происходящим.

В какой-то момент сквозь гул мне слышатся голоса в прихожей. Выключаю пылесос и прислушиваюсь. Стелла с кем-то разговаривает? Второй голос мужской. Вроде и знакомый, но отсюда не разобрать, чей.

По какому-то наитию опускаю пылесос на пол и осторожно двигаюсь на голоса. Мне почему-то кажется очень важным их разобрать и понять, о чём там говорят. Вдруг это как-то связано со мной. Точнее с моим будущим.

Я уже стою почти у выхода из комнаты, как вдруг передо мной вырастает София.

– Ты куда?

– В туалет, – говорю первое, что приходит в голову.

– Сейчас туда нельзя, – выпаливает София.

– Почему? – возникает ощущение, что она намеренно не пускает меня. Ведь туалет для прислуги здесь отдельный, и он в данный момент не может быть занят. Из обслуживающего персонала сейчас в квартире только я.

София задумывается только на секунду.

– Потому что у тебя и так мало времени на уборку. Скоро родители приедут, а у тебя тут конь не валялся, – похоже, она даже верит в то, что говорит.

– Но мне нужно, – продолжаю стоять на своём, вдруг понимая, что мне, и правда, нужно туда.

– Потерпишь, – заявляет София категорично и выходит из комнаты, закрыв за собой дверь.

Вот ведь избалованная стерва! Я вам не крепостная девка, чтобы так со мной обращаться!

Возмущаюсь про себя, но снова включаю пылесос. В чём-то она и права, родители Тужинских скоро вернутся. И если я не успею навести здесь порядок, мало нам всем не покажется.

Когда уже заканчиваю с комнатой, собираю свои флаконы и тряпки, скручиваю шнур пылесоса, входит Стелла. Она улыбается своим мыслям. И вообще, настроение у неё радужно-приподнятое, совсем не то, с каким она меня встретила.

Кто же всё-таки к ней приходил?

– Я тут подумала, – начинает она и смотрит на меня, – что не скажу маме о твоём проступке…

Пылесос так и остаётся у меня в руках, а «спасибо» замирает на языке, потому что она вдруг многозначительно добавляет:

– Пока. Пока ты будешь хорошо себя вести.

Ну всё. Приплыли. Как известно, шантажисты продолжают держать своих жертв на крючке столько времени, сколько им выгодно. А потом чаще всего наступает трагическая развязка.

Стелла теперь постоянно будет держать меня в страхе разоблачения. Я стану бояться собственной тени. И долго ли смогу выдержать нахождение в таком стрессе?

Не знаю, что придало мне сил. Возмущение ли наглым шантажом, близость точки невозврата или то, что вчера в парке я могла распрощаться не только с невинностью, но и с собственной жизнью.

Я выпускаю пылесос, и он с грохотом падает на наборный паркет из морёного дуба.

– Нет! – говорю жёстко, глядя Стелле в глаза. – Больше никаких угроз! Никакого шантажа! Или же вы немедленно даёте слово, что будете молчать, или я расскажу вашей матери, что это кто-то из вас пил вино в родительской спальне. Причём неизвестно с кем. А вчера вы закатили тут вечеринку, хотя Елена Дмитриевна вас обеих предупреждала, чтобы здесь не было никаких гостей во время их отсутствия.

Вряд ли старшая Тужинская станет меня слушать, но если вдруг узнает о проделках дочерей, обеим сестрицам перепадёт на орехи. И Стелла это понимает. Поэтому и смотрит на меня как на врага народа. Некоторое время ещё неверяще, а затем, к ней приходит понимание, что я говорю всерьёз.

Я выдерживаю её взгляд. Не знаю, что придало мне сил, но рада, что наконец-то дала ей отпор.

И Стелла отступает:

– Договорились. Мы с Софией забываем о твоих косяках, а ты молчишь о том, что здесь происходило, пока мамы с папой не было дома.

Она разворачивается и выходит из комнаты. Спина прямая. Подбородок вздёрнут вверх. Всем своим видом Стелла выражает уверенность в себе. А я вот начинаю сомневаться – стоило ли ссориться со старшей дочерью моей работодательницы, от которой почти напрямую зависит, будет у меня в обозримом будущем эта самая работа, или нет.

Но и поступить иначе я не могла. Снова позволить вытирать о себя ноги? Да сколько уже можно-то? Крепостное право у нас давно отменили, и я свободный человек. С чувством собственного достоинства.

Да. Я всё правильно сделала. Вот только нажила себе опасного врага. Но и Стелла теперь знает, что у меня тоже есть зубы.

Остаток времени меня никто не беспокоит, и я спокойно убираю квартиру. Затем собираю свои вещи в чемодан и качу его к лифту.

Внизу чуть не попадаюсь навстречу лимузину Тужинских. Но, к счастью, успеваю спрятаться за колонной.

Такси подъезжает через несколько минут. И я смотрю на часы. Всё в порядке, по времени укладываюсь. И успеваю на вечернее занятие на курсах.

13

Мастер рассказывает о драматических ситуациях, в которые мы должны помещать героев своих сценариев. Но я слушаю не слишком внимательно. Думаю, о своей ситуации, которая тоже весьма драматическая. Вот только непонятно, кто меня туда поместил и зачем.

Да и вообще, за последние два дня на меня свалилось столько стресса, что мне вполне хватило бы и на два года.

Занятие заканчивается. Я записываю задание и, бросив конспект в сумку, выхожу из аудитории. На улице меня встречает яркое сентябрьское солнце, и я на мгновение останавливаюсь, жмурясь от удовольствия. Всё-таки в Москве мне не хватает нашего южного солнышка.

– Привет, – знакомый голос обволакивает меня бархатистыми переливами.

Замираю над раскрытой сумкой, не решаясь поднять глаза. Ведь можно же сделать вид, что я его не заметила?

Но Павлов не позволяет этой мысли даже оформиться:

– Ну сколько можно от меня бегать, Юля?

Кажется, это первый раз, когда он называет меня по имени. И от этого звука по коже пробегает волна мурашек.

Я поднимаю на него глаза. Александр стоит совсем рядом, я даже улавливаю его неповторимый мужской аромат, поэтому стараюсь не дышать в полную силу. Он также потрясающе красив. На нём голубая рубашка и тёмно-серый блейзер с засученными рукавами, брюки на пару тонов светлее. А солнцезащитные очки придают ему вид фотомодели с плаката.

Заставляю себя отвести взгляд в сторону, чтобы не стоять перед ним с раскрытым ртом и глупым выражением на лице.

– Привет, – отвечаю это, скорее, стене здания высших курсов, которую с интересом рассматриваю. Конечно, ремонт бы тут не помешал, вон уже штукатурка потрескалась… И тут до меня доходит: – А как ты меня нашёл?

– Твоя подруга подсказала, – отвечает Павлов так спокойно, словно это самая обыденная вещь – разыскать меня на курсах, о которых… кто, вообще, может знать о них здесь?

– Какая подруга? У меня нет подруг, – напрягаюсь ещё больше, потому что в этом городе я так и не успела ни с кем подружиться.

И словно опровергая мои слова, нас, так и продолжающих стоять на дорожке, обходят пятеро моих будущих одногруппников, и практически каждый говорит что-то одобрительное о моём последнем сценарии. Я киваю каждому, отвечаю «спасибо» и «пока» или «увидимся». И чувствую пристальный насмешливый взгляд. Александр как будто поймал меня на лёгком обмане. Словно я убеждала его в своей нелюдимости, а он воочию убедился в обратном.

Ты ещё не знаешь, что на самом деле я обманула тебя гораздо циничнее. Мне приходит в голову вот прямо сейчас рассказать ему, что я совсем не та, за кого он меня принимает, и посмотреть, как быстро изменится его отношение.

Но в этот момент Александр говорит то, от чего я забываю о наивном желании признаться.

– Стелла Тужинская, – произносит он. – Вы ведь дружите?

– С чего ты взял? – моё удивление так искренне, что и Павлов начинает сомневаться.

– Но ведь ты была у неё на вечеринке, да и утром, на парковке, ты сказала, что приезжала к друзьям. Я ведь правильно понял, что к Тужинским? Или ты знакома с кем-то ещё из того дома?

Ну конечно, Павлов послушал мои отговорки и дедуктивным методом сделал совершенно неправильный вывод. Хотя, что ещё он должен был подумать?

– Нет, только с Тужинскими, – стараюсь не врать ещё больше. И тут вспоминаю…

Я недавно приехала и только начала работать у Тужинских. Стелла и София были так милы со мной. И я ещё удивлялась, почему москвичей, особенно богачей, считают грубыми и заносчивыми, ведь ко мне первые же встреченные москвички из элиты проявили симпатию и дружеское участие.

Я тогда рассказала о своей мечте, о том, что не прошла творческий конкурс, но пойду учиться на подготовительные курсы и следующим летом попробую ещё раз.

Не думала, что Стелла запомнит мои слова. А вот я тот эпизод запомнила навсегда, потому что где-то через месяц она заявила своей матери, что я пользуюсь её духами.

Даже не знаю, почему Елена Дмитриевна меня не выгнала сразу же. Мои оправдания звучали жалко. Никто не поверил, что я только понюхала флакончик, который как раз держала в руке, поскольку вытирала пыль на столике.

А может, старшая Тужинская как раз мне и поверила, поскольку всего лишь вынесла первое предупреждение, которое стало бы и последним.

Если до этого случая я старалась работать хорошо, то после него стала стараться в несколько раз больше. А Стеллу и её сестру я начала обходить стороной, только здороваясь и максимально кратко отвечая на поставленные вопросы.

Потому я так и испугалась, когда уронила, стоявшую на ковре бутылку, и пролила то вино в спальне Елены Дмитриевны. Вторую ошибку мне просто-напросто не спустили бы.

– Давай посидим где-нибудь, выпьем кофе, – его приглашение вырывает меня из тяжёлых мыслей.

Я очень хочу согласиться, но боюсь. Александр мне нравится. Возможно, даже чуть больше, чем следовало бы. Точнее, он нравится мне очень сильно, и именно поэтому я не могу согласиться.

Я уже начинаю качать головой, обозначая свой отказ, как вдруг Павлов касается моей руки. Сначала осторожно, чуть лаская кожу, затем обхватывает своими ладонями и чуть сжимает. Одновременно он смотрит мне в глаза, и я теряюсь, тону в их бездонной глубине.

Загипнотизированная этим прикосновением, позволяю ему увлечь меня за собой, усадить в лимонно-жёлтый автомобиль с изображением вздыбленной лошади на капоте. Я не слишком разбираюсь в марках машин, но каким-то шестым чувством ощущаю, что эта безумно дорогая.

Снова просыпаются страхи и сомнения. Мне нужно бежать от этого мужчины. С каждой, проведённой рядом с ним минутой, я усугубляю свою ложь. Вряд ли бы он посадил простую уборщицу в эту прекрасную машину и повёз меня в ресторан, в котором даже дверь кричала, что вряд ли я смогу позволить себе здесь даже корочку хлеба.

Павлов открывает передо мной эту самую дверь и придерживает, пропуская меня. Я делаю глубокий вдох, натянуто улыбаюсь ему и делаю шаг внутрь.

14

Ух ты! Какая здесь красотища!

Просторный зал с огромными окнами в пол, каждое в виде арки, украшенной каким-то растительным узором. Немного похоже на плющ.

Но, когда нас подводят к столику у окна, я понимаю, что это не узор, это самое настоящее растение, растущее из деревянной кадки, которые стоят в сквозных отверстиях арок.

Все растения сходятся к центру купольного потолка, образуя замысловатый узор.

Я не могу не крутить головой, стараясь рассмотреть это великолепие.

– Тебе нравится? – улыбается Павлов.

Его улыбка получается какой-то снисходительной, и я тут же сажусь прямо, понимая, что веду себя как настоящая провинциалка.

– Да, очень симпатично, – углубляюсь в изучение меню и чуть не подпрыгиваю на месте.

Мамочка моя! Это что, цены? А можно я не буду здесь ужинать? А вместо этого мне выдадут стоимость еды наличными? На эти деньги ведь можно неделю питаться, а если не слишком шиковать, то и две.

Я могу заплатить только за кофе. Если потом ужмусь, то с молоком.

Сначала я усиленно высчитываю, что могу здесь себе позволить. Потом вспоминаю, сколько денег осталось у меня на карте и в кошельке, ну не полезу же считать при Александре.

– Что ты будешь? – вопрос застаёт меня врасплох.

Чувствую себя так, как будто пробежала пять километров рысцой. Причём в горку. Я уверена, что не только ощущаю себя провинциалкой, но и выгляжу ею. Наверняка у меня сейчас красные щёки, и кожа начинает выделять запах паники.

Мне так стыдно. Хочется убежать, спрятаться в какую-нибудь нору и больше никогда оттуда не вылезать.

– К-кофе, – от волнения начинаю заикаться. – С молоком.

– Угу, – произносит он задумчиво, продолжая изучать меню, в чём я убеждаюсь, решившись поднять на него глаза.

Я тут извелась вся, думая, что глупо выгляжу, а Павлов на меня, оказывается, даже не смотрит.

– А из еды? – спрашивает он и теперь ловит мой взгляд.

– Я не голодна, – стараюсь говорить твёрдо, но дрогнувший голос меня подводит. Как некстати официант в этот момент пробегает мимо с одуряюще пахнущим блюдом в руках.

– А я так не думаю, – не верит Александр. Ещё бы, я чуть слюной не истекаю. Тяну носом вслед официанту, кажется, он нёс цыплёнка, запечённого с какими-то пряностями.

И тут же мысленно ругаю себя за слабость. Решила же, что выпью с Павловым кофе, узнаю, чего он ко мне прицепился, и уеду домой. У меня завтра куча дел.

Отворачиваюсь к окну и смотрю на пробегающих мимо прохожих. Кто-то пялится на меня в ответ, ведь мы здесь как в витрине. Настроение стремительно падает, растворяясь в промежутках между узорной плиткой пола.

– Давай так, – говорит Александр, и голос у него такой хитрый и предвкушающий, что я невольно поворачиваюсь к нему, – я угощу тебя ужином, но выберу блюда на свой вкус. Если угадаю, меня ждёт приз. Согласна?

– Какой приз?

Он загадочно улыбается, и я едва не начинаю улыбаться ему в ответ.

– Ну-у, – тянет он, хитро поглядывая на меня, – даже не знаю. Может, позже решим?

Я фаталистично пожимаю плечами. Почему бы и нет.

Павлов кладёт меню на стол, и в тот же момент, словно по мановению волшебной палочки, рядом с нами из ниоткуда возникает официант в оливковой рубашке и чёрном галстучке.

– Уже определились? – мурлычет он.

И Александр начинает говорить что-то на совершенно непонятном языке.

– Мне – фирменный «Марио», чилийского сибаса с вонголе и фризе с камчатским крабом. А девушке… – тут он с полминуты смотрит на меня, а затем продолжает перечислять: – Куриную грудку под соусом порто и руккола-салат с белыми грибами.

– Десерт? – официант невозмутим и никак не реагирует на то, что сама я не произнесла ни слова.

– Хм… – Павлов снова смотрит на меня и быстро произносит: – Два штруделя с мороженым. Ванильным.

– Попить?

Их диалог похож на игру в пинг-понг. Официант подаёт, Александр отбивает. Ещё подача. Снова отбил.

– Два стакана ананасового сока с сахаром, нет, лучше кувшин. И кофе… с молоком, – и смотрит на меня, улыбаясь. Шутник.

Я снова краснею. Вот зачем он смеётся надо мной? Тем более при официанте. Но молодой человек невозмутимо записывает заказ и, забрав меню, ретируется от столика.

Некоторое время мы молчим. Я собираюсь с духом и оцениваю свои потери. Чувство собственного достоинства – 25 %. Гордость – 30 %. Смущение – зашкаливает.

Делаю вид, что полностью поглощена наблюдением за прохожими на улице.

Возвращается официант, сервирует стол, ставит кувшин с соком в центре и наливает нам по стакану. Затем снова исчезает. Я наблюдаю за ним краем глаза, отчего-то кажется, что на этого юношу смотреть гораздо безопаснее, чем на Павлова, который буквально буравит меня взглядом.

Ну точно я прокололась. Меня выдало неумение вести себя в таких местах. По мне сразу понятно, что я здесь в первый и последний раз. Поскольку вряд ли Александру придёт в голову ещё куда-нибудь меня пригласить.

Что ж, так даже и лучше. Мне всего-то и остаётся, что дожить до окончания ужина и распрощаться с Павловым навсегда. Даже и сбегать не придётся. Он сам не захочет меня больше видеть.

Уверена, что у него полным-полно богатых, красивых, ухоженных девиц, которые постоянно ходят по дорогим ресторанам, разбираются во всех этих непонятных названиях и умеют вкушать эти блюда с изяществом английской королевы.

– Юля, – негромко зовёт Павлов, и я поворачиваюсь к нему, встречаясь взглядом с пронзительными голубыми глазами. – Скажи-ка мне, отчего дочь одного из самых богатых людей в Москве не может себе позволить обед в приличном ресторане?