Текст книги "Под созвездием Бродячих Псов"

– Да ладно, бывает, – он наконец посмотрел на Летку, стоящую в двух шагах.

– У меня на обед окрошка. Будешь?

– Нет. Спасибо. – В животе у Сашки заурчало. – Мне домой нужно, а то родители начнут занудствовать, а потом на море не отпустят. А ты завтра на пляж придёшь? С Фунтом или с кем-то ещё?

– Завтра очередь Альмы – это та, что в пятнах.

– А как тебе удаётся их по одному на прогулку выводить? Вон они как возле тебя крутятся. Наверняка всей толпой бегут, когда уходишь.

– Ну, бегут. – Летка улыбнулась. – До поворота. А потом домой возвращаются – все, кроме той, что я с собой позову. Им тут хорошо – еда, вода, тенёчек. Или ходят куда-то по своим собачьим делам. А на пляж я, конечно, приду. Ты же знаешь, я там каждый день. – Она ненадолго задумалась, и Сашка уже собрался открыть калитку, но Летка заговорила снова: – Слушай, а ночью, ну то есть поздно вечером – в одиннадцать или двенадцать – ты можешь из дома уйти? Часа на полтора-два. И так, чтоб родители не заметили.

У Сашки в животе что-то подпрыгнуло: сбежать ночью из дома, куда-то пойти по таинственным Леткиным делам! Но виду он не подал, ответил спокойно и рассудительно:

– Ну, если очень надо, то могу. Через окно вылезти, например. Родители спят в другой комнате, не должны услышать. А зачем? Куда мы пойдём?

– Вечером всё узнаешь. Твоё окно какое – первое от подъезда или второе?

– Первое, там ещё штора такая, в подсолнухах.

– Ладно, я приду и тебе в окно стукну. Только смотри не засни.

– Да нет. Я кофе напьюсь и иголку возьму из маминой косметички – буду себя колоть.

– Иголкой не надо, – улыбнулась Летка. – Ты лучше днём поспи, тогда вечером меньше будет хотеться. И оденься как в поход: кроссовки, штаны длинные. Если фонарик есть – тоже с собой возьми.

– Договорились! – Сашка, уже закрывая калитку, кинул взгляд во двор. Летка смотрела ему вслед, и лицо у неё было взрослое-взрослое.

К половине двенадцатого Сашка весь извёлся. Спать совсем не хотелось: после обеда он, демонстративно зевая, ушёл в свою комнату и лёг прямо поверх покрывала. Мама удивилась: то ребёнка вечером спать не загонишь, а то днём укладывается. Вооружившись градусником и чайной ложкой, она долго осматривала и ощупывала сына, прикладывала губы ко лбу, щупала под подбородком, заглядывала в горло, больно надавливая на язык.

– Странно. Вроде здоров. – Мама покачала в пальцах градусник, разглядывая, на какой отметке остановилась серебристая черта.

– Ну, мам! – заныл Сашка. Если мама весь вечер будет с ним носиться, как курица с яйцом, как он сможет уйти? – Я нормально, устал просто. Немножко посплю. Ну, мам!

– Ты смотри мне! Не вздумай заболеть! Пять дней отпуска осталось, а я уже вымотанная вся от ваших капризов и причуд. Даже на отдыхе покоя нет! Спи уже, раз хочешь спать, а не болтай!

Проснулся Сашка в начале седьмого. До ужина помогал резать салат, после – долго сидел за столом перед полупустой тарелкой: мама приготовила нелюбимую им глазунью с сопливыми лужицами незатвердевшего белка.

– Ну что, доел? – мама в нарядном платье заглянула на кухню. – Витя! Он опять выкобенивается! Весь в тебя – и то не так, и это не эдак!

– Оставь его, – папин голос из коридора звучал устало. – Не хочет – значит, не голодный.

– Ну как это «оставь»? Он и так вон худой какой! А если заболеет, ты, что ли, будешь с ним по больницам мотаться? Всё опять на меня свалится! И где я тут, в этом убогом городе, нормального врача найду? Саша, пока не доешь, из-за стола не встанешь, ясно? Чего ты молчишь, горе моё? И никуда не уходи. И спать чтобы лёг не позже десяти, понял?

– Наташа, мы идём или нет? В кино опоздаем! Ты сама говорила, что сеанс вот-вот начнётся!

Мама с недовольным лицом вышла из кухни, погрозив Саше пальцем. Через секунду хлопнула дверь. Сашка немедленно вскочил, вывалил недоеденную яичницу в целлофановый пакет, завернул в газету: Летка придёт, заберёт для собак. Пошёл в комнату, включил телевизор. По одному каналу шла какая-то американская комедия, совсем не смешная, по другому – сериал про полицию и бандитов, на третьем какие-то старые, неизвестные Сашке певцы и певицы пели противными голосами. Нигде не показывали ни собак, ни каких-нибудь других животных.

В половине одиннадцатого вернулись родители. Сашка, полностью одетый, к тому времени давно лежал в постели, с головой накрывшись простынёй и старательно изображая спящего. Мама тихо приоткрыла дверь в его комнату, постояла на пороге, прислушиваясь. Сашка, чтобы получалось дышать ровно, представил море: как оно шевелит волнами, как ритмично выкатывает на берег вал за валом, как постукивает на линии прибоя мелкими камушками. Дверь закрылась.

– Уснул? – папин голос.

– Спит как убитый, – мамин. – А это что?.. Я так и знала! Я готовлю-готовлю, а он еду выбрасывает!

Сашка еле слышно охнул. Он забыл на столе свёрток с недоеденной яичницей! Ну вот, теперь будет скандал. Сейчас папе выпишут по первое число, а завтра и ему самому устроят «воспитательный момент» минут на двадцать. Вот же он болван! И собакам яичница не достанется! Ладно. Завтра разберёмся. Сашка посмотрел на большие пластиковые часы, которые снял со стены и взял с собой в постель. Хорошо, что стрелки у них светятся – видно даже в темноте. Почти одиннадцать.

– А всё твоё воспитание! – мама на кухне повысила голос так, что Сашке было слышно каждое слово. – Саша – то, Саша – сё, сюсюкаешься с ним, как с маленьким! А где мужская рука? Где строгость и требовательность? Где, я спрашиваю?!

– Наташа, успокойся. Поздно уже, и Сашка спит.

– Спит? Спит он! А я вот его сейчас разбужу и спрошу, сколько ещё он надо мной будет издеваться? И ты вместе с ним!

– Наташа! – папа, который сначала говорил спокойно, вдруг почти закричал. Сашке даже стало страшно. Папа почти никогда не повышал голос, даже когда объяснял, что сын поступил неправильно. Даже когда наказывал. Да и наказывал он не как мама – с криком и занудными разговорами, а как-то… весело! Лет пять назад Сашка опрокинул на кухне литровую банку малинового варенья, и папа велел ему всё убрать самостоятельно. Но когда Сашка поскользнулся, шмякнулся попой прямо в розовую лужу на полу и заплакал от боли и огорчения, папа сел в сладкую жижу рядом с ним! «Ну вот, теперь так и будем пол вытирать – штанами». Они все извозились в варенье, потом переодевались, мылись и уж после этого в два счёта и в четыре руки смыли липкую бурду с жёлтого линолеума.

За дверью стало почти тихо. Родители, наверное, закрыли дверь на кухню, и теперь было слышно только невнятное бу-бу-бу. Сашка лежал в темноте и неотрывно смотрел на бледно-зелёные стрелки. Щёлк, щёлк, щёлк. Смешной звук у этих часов: будто кто-то семечки лузгает. Неторопливо так, размеренно. Щёлк, щёлк, щёлк. Тук. Тук. Сашка не сразу понял, что звук идёт не от часов, а со стороны окна. Летка!

– Саш. Саш, ты спишь? – шёпот был еле слышен.

Сашка высунулся в окно.

– Сейчас, только кроссовки надену! – Он занырнул обратно в комнату, пошарил руками под кроватью. И всё думал: родители-то не спят! Хорошо ещё, что окно кухни выходит на другую сторону дома, но вдруг мама всё-таки решит разбудить его и отругать за яичницу прямо сейчас? Или, если успокоится и простит, захочет убедиться, что он не проснулся? С другой стороны, не может же он сказать Летке, что останется дома! Она пришла и рассчитывает на его помощь! Так что будь что будет.

Шум от прыжка с подоконника показался Сашке оглушительным. Наверное, сейчас все жильцы всех квартир проснутся и решат, что в дом лезут воры. К тому же куст, в который он приземлился, оказался чем-то вроде шиповника: колется даже через джинсы и рубашку с длинным рукавом. Летка помогла ему выбраться из цепких лап кустарника, схватила за руку и молча потащила прочь от дома. И только когда они отошли шагов на тридцать, спросила уже в полный голос:

– Ты как, без проблем сбежал? Никто не заметил?

– Нормально.

А что ещё сказать? Не рассказывать же про яичницу и про то, как родители ссорятся из-за него? Стыдно.

– Ой! – он остановился. – Я фонарик забыл!

– Да ладно, у меня есть, одного хватит, – Летка махнула рукой. На ней тоже были джинсы и толстовка с капюшоном, на спине – небольшой рюкзачок. – Пойдём, нам пора. Мне нужно за пару часов обернуться, а то бабушка проснётся, а меня нет. Она снотворное, кажется, сегодня не выпила. Но откладывать было нельзя.

Летка, поманив Сашку за собой, зашагала по неширокой улице, освещённой только луной и светом из немногочисленных горящих окон. Ночь была прохладной и ветреной.

– А что нельзя откладывать?

– По пути расскажу. Нам сюда, в этот переулок.

Сашка в эту сторону – не к морю, а от него – ни разу не ходил и удивился, что прямо тут, среди трёх– и четырёхэтажных домов, оказывается, тоже есть солидный кусок частного сектора. Разномастные заборы: некоторые глухие и высокие, в два Сашкиных роста, другие – из редкого штакетника; дома – в основном одноэтажные, но встречались и высокие, с открытыми галереями и балконами, где на верёвках болтались пляжные подстилки, купальники и всякая одежда. В переулке фонари тоже не горели, но хилые лампочки во дворах позволяли идти, не наступая в самые глубокие выбоины и не спотыкаясь.

– Нам далеко? – Сашке было неуютно в незнакомом месте; его, как какого-нибудь детсадовца, пугали чернильные тени, которые метались по дороге при каждом порыве ветра. От этой неуютности и страха он говорил дурацким бодрым голосом.

– Тсс! – Летка прижала палец к губам. – Не шуми, тут спокойный район, и спят уже почти все, видишь – окна тёмные. Мы рядом совсем. Это улица Десантников, сейчас повернём налево – и будет Курортная. Нам нужен дом семнадцать. Я днём на разведку сходила, там калитка не закрывается, а собака привязана справа, под абрикосом.

– Мы идём кормить собаку? – Сашка обрадовался. – А почему ночью?

– Нет, кормить мы её не будем. – Летка остановилась и повернулась к Сашке лицом. – Мы её заберём.

Сашка чуть не упал – то ли оттого, что кроссовка в яму попала, то ли от Леткиных слов.

– Заберём?! Чужую собаку? Это же всё равно что украсть! – он говорил шёпотом, и в какой-то момент ему показалось, что Летка его не слышит: ветер шуршал листвой и жутковато шевелил волосы на голове девочки, которая стояла не двигаясь. Когда она наконец заговорила – жёстко, чётко, зло, – Сашка снова, как в их первую встречу, подумал, что Летка намного его старше. Года на три, не меньше.

– Этот человек, к которому мы идём, – он всё равно что фашист. Он подобрал собаку на улице, посадил её на цепь и никогда не снимает ошейник с шипами. Он её не кормит. Почти совсем не кормит! Только иногда кинет кусок сухого хлеба. И забывает налить ей воды, так что она целыми днями сидит на солнце и мучается от жажды. А когда этот человек пьяный, а собака лает, то он её бьёт. Чем придётся. Хоть палкой, хоть ногами. А если ты считаешь, что собака должна жить у такого фашиста, то давай! Вали отсюда! – напряжённой рукой Летка указала направление. – К мамочке с папочкой!

Сашка от ужаса сказанных слов остолбенел, а Летка уходила от него быстрыми неслышными шагами. Не оглядываясь. Догонять её пришлось почти бегом.

– Летка, ну ты чего? Я же не знал! Конечно, раз так, то нужно забрать, у тебя ей гораздо лучше будет! – Сашка бежал, путаясь в ногах, спотыкаясь, сбоку заглядывал Летке в лицо – строгое, закрытое на все замки. – Ну чего ты?

– Ладно. – Она не останавливалась и говорила, глядя прямо перед собой: – Мы уже почти пришли. Заходим тихо. Ты караулишь – так, чтобы дверь дома было видно, если кто выйдет. Я сама сделаю всё, что нужно.

Сашка не мог потом вспомнить, что он Летке говорил и как удержал её. А она всё рвалась к порогу дома – стучать, звонить, кричать. Узнать, что тот человек сделал. Заставить ответить, куда делось тёплое и живое, что было здесь всего несколько часов назад, а сейчас – не стало. Тяжёлая цепь змеёй вилась от корявого ствола до хлипкого забора, на дальний её конец был прицеплен шипастый ошейник. Но собаки не было.

Потом они сидели прямо на земле на полдороге к Сашкиному дому. Молчание давило на Сашку так, что у него заболело где-то в затылке. И он решился:

– Слушай, а те собаки, что у тебя живут, ты их всех… так же спасла?

– Нет, – голос у Летки был хриплый и будто надтреснутый. – У Фунта хозяйка умерла. Она старенькая была, бабушкина подруга. А родственники его брать не захотели. Альма была бездомной, я её возле рынка нашла, домой привела. Артек – тот, что на овчарку похож, – тоже бродячий. Может, у него когда-то и были хозяева, кто-то же его дрессировал? Но я точно не знаю. Динка – это маленькая, которая с бородкой, – точно была хозяйская. У нас на улице отдыхашки жили. Долго жили, с апреля до ноября, и завели собаку. А когда уезжали, Динку с собой не взяли. А хозяева того дома тоже её оставлять не захотели, у них другая собака была. И Динка три дня у ворот сидела, ждала, пока я её к себе не унесла, прямо на руках. Когда собак стало много, дядя Коля, Иван Михайлович и один наш сосед помогли мне дом для них построить. Кошки сами приблудились. Кошкам легче, они без человека могут. А забрала я Джерри – это эрдель, – Мушку и ещё троих. Но этих троих у меня нет. – Летка снова замолчала.

– Почему? – спрашивать было страшно, но Сашке очень нужно было узнать, куда делись спасённые собаки. Неужели?.. Летка, наверное, не смогла их вылечить, и они…

– Они ушли от меня. Вернулись к старым хозяевам. Ушли прямо в тот же день. Представляешь?! – Летка, до этого момента смотревшая на огромный тёмный куст на другой стороне дороги, резко повернулась к Сашке. Её глаза были очень большими и блестели, как море под луной. – Они вернулись туда, где им было плохо, где их обижали! Почему?! Я не понимаю. – Она снова отвернулась и уставилась на куст. Ветер ворошил его, как будто что-то искал среди ветвей и никак не мог найти.

– А Евгения Сергеевна Митрохина – это я. – Сашка не сразу сообразил, о чём она говорит, а потом вспомнил – адрес на письме! – Меня вообще-то Женькой зовут, но в детстве я говорила «Енька». И бабушка мне песенку пела – ты, наверное, не знаешь такую, она очень старая – про Летку-Еньку. И звала меня так. А потом вторая часть как-то сама отвалилась, и осталась только Летка.

– А письмо от кого? – вопрос выпрыгнул из Сашкиного рта сам собой. Опять он болван! А если Летка ещё сильнее расстроится?

– От родителей, – её голос стал совсем спокойным, даже равнодушным. – Они у меня геологи. Постоянно в разъездах, по всей стране мотаются и за границу тоже. Всё время заняты. Как только нашли время меня родить? Раньше они меня забирали в перерыве между экспедициями, а потом бабушка сказала: «Что вы ребёнка туда-сюда таскаете? Пусть уж у меня живёт, а когда образумитесь, тогда и заберёте насовсем». Вот я и живу. Два года почти. А они, можно сказать, и не приезжают – так, на пару дней. В последний год вообще ни разу не были. Звонят только, письма пишут иногда и посылки присылают. А зачем мне эти посылки? Нам с бабушкой и так всего хватает.

– А у меня родители сегодня поссорились. – Сашке вдруг тоже захотелось рассказать о себе. Откровенность за откровенность. – Из-за меня. Они часто ссорятся, и почти всегда – из-за меня…

В доме напротив распахнулась дверь. Между планками забора было хорошо видно людей, которые громко смеялись и толкали друг друга. Потом нетрезвый голос фальшиво завыл: «Не было печали, просто уходило лето! Не было разлуки…»

– Пойдём. – Летка встала и подала Саше руку. – Нам пора, а то тебя родители хватятся, а меня бабушка. Я тебя провожу и помогу в окно залезть, там высоко, ты сам не сможешь.

Уже почти перед самым своим подъездом Сашка спросил:

– Мы же завтра увидимся? Где, на пляже?

– Можем на пляже. Или я могу прямо здесь тебя встретить с Альмой. Давай часов в одиннадцать. Или в двенадцать – чтобы выспаться.

– Лучше в двенадцать. Слушай, а ты можешь с Фунтом прийти? Я к нему… привык как-то. А потом мы к тебе пойдём и с Альмой погуляем. Так можно?

– Можно. Конечно, можно.

Заснул Сашка мгновенно, а когда утром открыл глаза, то сразу зажмурился: через открытое окно, которое он ночью не задёрнул шторой, солнце жарило прямо в лицо. Через секунду распахнулась дверь – так сильно, что стукнулась о стену.

– Саша, вставай! – Мама, почему-то не в пляжном сарафане, а в длинных брюках и пёстрой футболке, кинула ему на кровать шорты и майку, а остальные вещи стала запихивать в дорожную сумку. – Мы уезжаем!

– Мам, – Сашка ничего не понимал, – ещё ведь целых пять дней! У нас же билеты на воскресенье!

– Я поменяла нам с тобой билеты, мы уезжаем сегодня! Собирайся быстро, кому я сказала! Поезд через час!

«Нам с тобой»? Это что значит? Только маме и Сашке? А папа?

– Мам, что случилось? А папа где? А почему?.. Мам, а сколько времени?

– Я же сказала – двенадцать почти! Поезд у нас без двадцати час, а нам ещё до вокзала надо. И перестань ко мне приставать с дурацкими вопросами! Ты будешь меня слушаться или нет? – Мама швырнула на пол Сашкины скомканные джинсы, села на его кровать и закрыла лицо руками. Её плечи вздрагивали.

– Мам. Ну не плачь. Мам. А мы можем хоть на пять минуток задержаться, мне нужно… Ладно. Не плачь. Я собираюсь, видишь?

Через десять минут они уже шли по улице. Сашка всё время оглядывался, а мама одной рукой тянула за собой сумку на колёсиках, другой крепко сжимала ладонь сына. Вырываться он не стал.

Глава 2

Фунт чуть было не рванул за Сашкой. Привязчивый он: всего-то один день рядом с отдыхашкой провёл, а успел полюбить. Летка в самый последний момент шикнула: «Сидеть!» – и пёс – пусть не сразу, пусть с неохотой – улёгся у её ног. И вздохнул тяжело, совсем по-человечески.

Они стояли в тени густого куста, так что тонкую-звонкую, как говорила бабушка, Летку и некрупную собаку было практически не видно с дороги, по которой невысокая женщина с толстыми ногами уводила Леткиного недавнего знакомого. Почти друга. Уводила за руку, как маленького, как «бычка на верёвочке» – это тоже было бабушкино выражение. На женщине была футболка с рисунком из разноцветных ракушек – такими торговали в киосках на набережной. Цвет такой противный. И причёска не пойми какая: волосы заколоты на макушке, сверху торчит огрызочный хвостик и качается при каждом шаге. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Сашка иногда оглядывается, башкой крутит в разные стороны. Дурак. Чего оглядываться-то? Её ещё не должно быть здесь: времени только без десяти двенадцать. Вот, опять оглянулся. Почему не сказал, что уезжает сегодня? Врать-то зачем? Дурак! Летка с силой стукнула себя по бедру. В кармане шортов чавкнуло. Сливы! По пути сюда с дерева сорвала, три штуки, всем по одной: себе, Фунту и…

– Пойдём купаться, Фунт. Не нужны нам отдыхашки всякие, придурки и вруны. – Летка выковыряла из кармана раздавленные сливы, швырнула под куст. – Пойдём. Море тихое, поплаваем. А потом – на базар. И бабушке помочь нужно.

Сегодня пакеты с базара показались Летке особенно тяжёлыми – будто кирпичами набиты. Летка даже не удержалась, заглянула. Нет, всё как обычно: рыба, кости, крупа. Уже подойдя к голубому забору, она поняла, что домой совсем не хочется, и присела у калитки прямо на сухую траву. Фунт немного поскрёб лапами землю, но потом успокоился, плюхнулся рядом. За забором разговаривали. Бабушкиного уютного голоса не слышно, но всё время басит мужчина, и женщина вроде отвечает. Гости, что ли, пришли? Бабушка ничего про гостей не говорила. Странно. Надо вставать, зоопарк голодный. Нельзя же на бабушку повесить заботы о кошках-собаках! Летка сама их всех завела, сама и должна…

– О! Женька! Ну наконец-то!

Мама подбежала к ней первая, прижала к себе, отец шёл сзади и хмурился.

– Ой, какая ты чёрная, просто папуаска! И волосы остригла! Зачем?! – мама, сама постриженная под мальчика, взъерошила Леткины волосы, зачем-то подёргала за уши. – Выросла-то как! Взрослая совсем! А почему от тебя рыбой пахнет? Да поставь ты эти пакеты, обними меня! Неужели не соскучилась?

– Не на папуаску она похожа, а на беспризорницу, – подошёл папа, но обнимать не стал, смотрел недовольно – и на Летку, и на Фунта, который понюхал его и мамины ноги и деловито потрусил за угол. – Что на тебе надето? Майка уже непонятно какого цвета, а шорты все в разводах каких-то.

– Серёжа, ну не ворчи, ладно тебе! Жень, но правда – ты чего как оборвыш-то? Я же тебе прислала столько одежды в последней посылке! Или ты выросла из всего уже? Ну тогда пойдём, я тебе джинсы модные и майку шикарную притащила. Вообще много всего купила, но остальное дома, приедем – будем мерить! – Мама схватила Летку за руку и легонько потянула к дому.

– В джинсах жарко сейчас. И мне некогда.

Летка вырвалась, подхватила пакеты. Странно, что ни одна из собак не вышла её встречать. Наверное, слышат, что незнакомые люди во дворе. Но что это мама сказала? Может, показалось?

– Мам, куда приедем? Ты о чём вообще?

– Ладно, не делай вид, что для тебя это новость! – вместо мамы ответил папа. – Мы же тебе написали!

– Жень, ты письмо должна была получить ещё сто лет назад. Ты что, не читаешь наши с папой письма? – мамин тон был не таким раздражённым, как у папы, но она тоже, кажется, была недовольна. – И я тебе ещё на мобильный звонила. Но он всё время недоступен. И у тебя, и у бабушки. Вы почему не пользуетесь? Мы же специально купили, деньги потратили – немалые, между прочим. Чтоб вы на связи были, чтоб бабушка всегда знала, куда ты пошла.

– А тут и ходить-то особо некуда: пляж, базар, набережная, и всё – кончился город! – Летка старалась говорить спокойно, но получалось плохо: голос подрагивал и срывался. – К тому же бабушка мне доверяет, ей не нужно за мной следить.

– Да никто не собирается за тобой следить! – мама начала сердиться. – Ладно, хватит время терять. Что там у тебя в пакетах? Продукты купила? Молодец. Неси в дом, переоденься, помой руки, и будем обедать. А потом начнёшь собираться, у нас билеты на завтра.

Бабушка тихо охнула:

– Как на завтра? Танечка, как же это? Что ж вы так быстро? Я думала, хоть немножко побудете, – бабушка смотрела на маму так жалобно, что у Летки дрогнуло внутри.

– Нина Антоновна, ну вы-то хоть не ведите себя как маленькая! – папа всплеснул руками и возмущённо уставился на бабушку. – Мы же вам всё объяснили! И про мою новую работу, и про Танины заботы, и про то, что… Евгения! Куда ты? Я ещё не договорил!

Летка прошла мимо взрослых, глядя прямо перед собой. Почему-то кружилась голова, и в ней будто что-то стучало. «Может, на солнце перегрелась? Да нет, не должна была… Что же теперь делать? Похоже, родители меня хотят увезти насовсем. А как же бабушка? А собаки и кошки?»

Уже подходя к углу дома, она услышала, как бабушка негромко сказала:

– Она не любит, когда её называют Евгенией.

– Ах она не любит! А как она любит? – закричал папа Летке в спину. – Чтоб её называли дурацким именем, которое вы, Нина Антоновна, ей придумали?! Летка! Подумать только! Может, она и на собаках помешана потому, что у неё самой вместо нормального имени – кличка какая-то? Вы же медработник, Нина Антоновна! Не настоящий врач, конечно, но всё же медсестра. Вы разве не понимаете, чем может грозить ребёнку общение с бездомными животными? Она же может заразиться от них чем угодно!

На этих словах Летке стало так обидно за бабушку, что она на секунду замедлила шаги и подумала: может, стоит вернуться? Чтобы объяснить папе, что всех собак и кошек они показывали ветеринару, что им сделаны прививки и что теперь они вовсе не бездомные. Но пакеты оттягивали руки, а угол дома был уже совсем рядом. Оттуда высунулась морда Фунта: дескать, где ты? Нам обедать пора!

Привычные дела немного отвлекли Летку от неприятных мыслей. Она выложила в миски рыбу и кости, погладила по очереди всех собак, почесала за ушами кошек, проверила повязку на шее Мушки: раны почти зажили, но, наверное, сегодня ещё нужно будет сделать перевязку. Когда сытые звери улеглись в тенёчке, Летка присела рядом и снова задумалась. Что делать? Может, получится убедить родителей оставить её здесь, с бабушкой? Правда, до конца лета осталось всего ничего, скоро в школу, но вдруг? Для начала, конечно, нужно прочитать злополучное письмо – чтобы не пришлось расспрашивать маму.

– Летка, девочка моя, – из-за угла вышла бабушка – медленно и как-то тяжело. – Пойдём обедать? Ты не обижайся на родителей. Работа у них тяжёлая, жизнь в большом городе нервная, вот и бывает, что срываются.

– Бабушка, но как же так? Уже завтра уезжать? А как же ты? Как же собаки? – Летка подошла, прижалась. Надо же – они с бабушкой почти одного роста! Оказывается, она и правда выросла, сама не заметила как.

– Мы поговорим, всё обсудим. Только позже, ладно? А сейчас пойдём, мама с папой ждут. Пойдём. Всё будет хорошо, я тебе точно говорю.

За обедом папа и Летка молчали, а мама с бабушкой обсуждали рецепт пирога и цвет занавесок в новой квартире. Подробности о ней Летка узнала сразу после обеда: вышла из-за стола первая, ушла в свою комнату и достала из тумбочки письмо. Конверт был истоптан собачьими лапами и слегка помят, но цифры на штампах были пропечатаны чётко. Ничего себе! Письмо было отправлено чуть ли не три месяца назад! Пешком его несли, что ли? Мама своим острым почерком писала, что это их последняя экспедиция, потому что папе предложили новую работу: ответственную, с хорошей зарплатой и без командировок. Он ещё ненадолго останется в далёкой и жаркой стране: «Ты не представляешь, какая здесь жарища! Наш юг – просто Северный полюс по сравнению с Африкой! Я уже мечтаю о снеге и даже о дожде!» А мама скоро полетит домой и будет заниматься ремонтом квартиры: «Ты же помнишь, как у нас было тесно, в нашей малюсенькой двушке? Вот мы и решили, уже давно, купить новую квартиру в новом доме, чтоб у каждого отдельная комната, и у папы кабинет, и чтобы кухня большая! Наш дом уже построили, и там всё как мы хотели! Кухня – просто огромная! Помнишь, как мы пекли с тобой кексы, когда тебе было пять лет? Ты очень любила бросать в кефир соду и смешивать тесто, а потом смотреть через стекло духовки, как оно пухнет! Мы обязательно будем делать это снова!»

Маме нравились восклицательные знаки: все её письма были утыканы ими, как гвоздями. Среди этого частокола восклицаний Летка вычитала, что про школу для неё мама договорилась ещё в прошлом году: жена папиного друга-одноклассника работает там завучем, и это отличная, отличная школа, лучшая в районе! Летке стало тоскливо. Новая школа, новые учителя, новые одноклассники… Её много лет возили то к бабушке, то снова домой – совсем ненадолго. Даже если она возвращалась в тот же класс, из которого ушла полгода назад, всё уже было не то и не так. Кто будет с тобой дружить и доверять тайны, если через несколько месяцев ты – фьють! – и снова улетела?

В этот раз Летка задержалась у бабушки на целых полтора года, но и здесь друзей не завела. Девчонки её не любили, считали задавакой. Скорее всего, потому, что она не шушукалась с ними на переменах, не обсуждала, кто кому нравится, говорила в полный голос, что терпеть не может розовый цвет и кофты «в стразиках». Ещё Летку страшно раздражала девчоночья любовь к «котикам» и «собачкам», а точнее – к фотографиям щенков и котят. Умиляться и сюсюкать – легко. А ты попробуй по-настоящему помочь хотя бы кому-нибудь! Летка вот старается-старается, а получается через раз.

Не складывались у Летки и отношения с мальчишками. Одни дразнили её рыжей, другие говорили всякие глупости. А один, Димка Колесниченко, – вообще странный. Второй год записками в неё швыряется: то дружить предлагает, то пишет, что терпеть её не может, потому что она «вредина и выпендрёжница, как все москвички».

И учителя тоже не слишком радуются такой ученице: шастает туда-сюда, кто её там учит и как? Летке казалось, что спрашивают её более дотошно, чем остальных, контрольные проверяют с пристрастием и не прощают то, на что можно было бы закрыть глаза. Да что она вообще будет делать в этой Москве? Зимой там мороз, осенью и весной – слякоть, летом – то дождь, то град, то просто холодрыга. В лучшем случае – жара, из-за которой невозможно дышать. И моря нет. Но дело даже не в этом. Главное – как без неё обойдётся зоопарк? Кто будет водить собак на прогулку, кто будет кормить и лечить?.. Летка крутила в руках письмо и думала: а что было бы, если б оно пришло вовремя? Если б она прочитала его хотя бы вчера? Тогда, наверное, сумела бы что-нибудь придумать. Может, успела бы позвонить родителям и отговорить их. Или попросить бабушку, чтобы та убедила маму и папу оставить тут дочку ещё хотя бы на чуть-чуть. Только пусть бы родители навещали её почаще. Ведь, если они перестанут ездить в экспедиции, у них будет больше времени…

– Женя, ты тут? – мама заглянула в Леткину комнату. – Я думаю, нам надо поговорить.

На следующий день в такси мама усиленно делала вид, что не замечает Леткиных красных глаз и распухшего носа. И только когда они выехали из города на трассу, сунула ей в руку пакет бумажных платочков. Папа сидел впереди и ни разу не обернулся, смотрел только в лобовое стекло, и это было хорошо. У Летки не было сил ни на что, и на обиду тоже. Она была даже благодарна родителям. За то, что сегодня утром они не торопили её, пока она прощалась с собаками. И за то, что не делали ей замечаний, когда она влезла на сиденье с ногами, как маленькая, – потому что ей обязательно нужно было смотреть назад, туда, где на обочине стояла бабушка, а рядом с ней – Фунт. И, кажется, Артек. Или Альма. А может, и Мушка вышла провожать? Машина отъезжала всё дальше, бабушка становилась всё меньше, картинка расплывалась… Вот уже и спуск на пляж проехали. Всё.

С мамой они вчера разговаривали долго, наверное, целый час. Летка старалась быть взрослой, не ныть и уж тем более не плакать. Она просто пыталась объяснить маме, что уезжать ей сейчас никак нельзя. Что бабушка не справится. Что собаки будут скучать. Мама очень спокойно отвечала, что ехать нужно. Что пора идти в нормальную школу и учиться изо всех сил, потому что не успеешь оглянуться – а уже выпускной класс. Это только кажется, что до этого ещё далеко. На самом деле – раз! – и уже нужно поступать. А куда Летка поступит, если учится то там, то сям, если ходит в провинциальную школу, где учителей не хватает, так что географию, биологию и математику ведёт один педагог? «Ты же сама мне об этом рассказывала!» – мама забивала гвозди восклицательных знаков даже в устную речь. «А собаки – ну что собаки? Мы, конечно, не ожидали, что ты их столько насобирала, но… Дом у них есть. Деньги бабушке мы оставили, а папа прямо сейчас сходит в магазин и купит несколько больших мешков собачьего и кошачьего корма. И больше никому не придётся побираться на базаре… Да-да, мне бабушка рассказала, как ты кормила весь этот зоопарк! И нет, мы не можем взять с собой “хотя бы одну”, как ты выражаешься, собаку! У неё нет документов, и её не пустят в самолёт. К тому же в квартире ещё идёт ремонт! Ну, как идёт? Закончился почти, твоя комната уже готова. Ты даже представить не можешь, как там хорошо! Мы купим тебе новую кровать, стол, что там ещё нужно? Выберешь сама то, что тебе понравится!»