Текст книги "После меня"

– Спасибо, – говорит Ли.

– И вас тоже, дорогая.

Она улыбается.

– О-о, я не работаю в этой компании, – говорю я.

– Она пока еще не работает, – говорит Ли. – Я пытаюсь ее уговорить.

Я смотрю на него.

– Я серьезно, – говорит он. – Я хочу, чтобы ты стала работать у нас секретарем на ресепшене.

– Я тебе уже говорила, что мне это не интересно.

– Эта работа – твоя, если ты вдруг на нее согласишься.

– Я как-нибудь сама смогу найти себе другую работу, если захочу. Но как бы там ни было, я тебе уже сказала, что я не из тех, из кого получаются гламурные секретарши.

– И это говорит самая гламурная из всех женщин, находящихся в этом зале.

Я краснею.

– Ты изумительная, – продолжает Ли. – Кроме того, я смог бы видеть тебя намного чаще, потому что ты уже не работала бы в эти свои дурацкие поздние смены.

– Я попытаюсь выхлопотать себе свободный вечер на следующей неделе.

– Собеседования с кандидатами будут проводиться через неделю в среду. И в данном конкретном случае я буду рад сделать исключение для кандидатов, которые обратятся к нам уже после этого дня.

– Прекрасно. Но мне это все равно неинтересно.

– Ну, если ты вдруг передумаешь, то предложение остается в силе, – говорит Ли.

Когда он отводит взгляд куда-то в сторону, я украдкой смотрю на него. Он, похоже, немного расстроился. Этот парень, видимо, привык всегда получать то, чего ему хочется. Я надеюсь, что он не затаил на меня зло за мой отказ.

Мы выходим на ступеньки отеля «Квинс». Ли держит в руках полученную им награду. Мои ступни сильно болят. Я бросаю взгляд вниз, на туфли, и мне тут же вспоминается мама. Я невольно спрашиваю себя, болели ли у нее ступни, когда она носила эти туфли.

– Который сейчас час? – спрашиваю я.

Я оставила свои наручные часы в его квартире.

– Только что перевалило за десять, – говорит он.

– Тогда мне следует спешить. Может, еще успею на празднование дня рождения.

– Если хочешь, я вызову такси для тебя из своей квартиры.

– Спасибо. Ты уверен?

– Насчет оплаты – да. Насчет того, что тебе надо уехать, – нет.

Я смотрю на него:

– Я обещала.

– Я знаю. Но я не хочу, чтобы этот наш с тобой вечер закончился вот здесь. Я хочу отвезти тебя к себе домой. Хочу, чтобы ты у меня осталась. Хочу проснуться завтра утром рядом с тобой. Хочу провести с тобой уик-энд и сходить с тобой на воскресный обед к моей маме. Хочу делать все то, что делают влюбленные парочки. Я хочу быть с тобой, Джесс. Вот так вот все просто.

Я чувствую, как мое сердце раза в четыре увеличивается в размерах. Я даже начинаю бояться, как бы оно не выскочило у меня из груди. Уже несколько лет, лежа в своей спальне, я мечтала о том, как какой-нибудь парень скажет мне именно такие вот слова, но теперь, когда это наконец произошло, я должна отвернуться и уйти. Я буду круглой дурой, если так поступлю. Он получит полное право порвать со мной отношения, тем более что наверняка нет недостатка в кандидатках, желающих занять мое место.

– Я не взяла зубную щетку, – говорю я.

– Ты можешь воспользоваться моей.

– А еще я не взяла свои личные вещи. И мне нечего надеть на воскресный обед у твоей мамы.

– Это не проблема. Спать ты можешь и голой, а всю другую необходимую одежду мы можем купить завтра. Магазины работают с десяти утра.

Я бросаю взгляд вниз, на свои ноги, которые уже очень сильно болят, особенно пятки. Мысль о том, что мне нужно расстаться сейчас с этим парнем ради того, чтобы пойти в какое-то там арендуемое церковное помещение в Митолройде, кажется мне просто смешной. Сейди и Мэдди поймут это, ведь правда?

– Мне все еще неловко из-за того, что я подвела Сейди и ее сестру…

– Я уверен, что они не станут возражать. Они сейчас, наверное, уже хорошенько набрались и поэтому, возможно, даже не вспомнят, что ты так и не появилась.

Я знаю, что он не прав – во всяком случае, насчет того, что не вспомнят. Но я также знаю, что мне сейчас хочется сделать. Я хочу оставить свою прежнюю жизнь позади. Я хочу ухватиться за то, что он протягивает мне, обеими руками. Я хочу его. Причем в данный конкретный момент я хочу его так сильно, что все остальное не имеет значения.

– Да, ты прав, – говорю я.

– Я знаю, что я прав. Просто скажешь им, что ты не успела на последний поезд домой. Они поймут.

Ли обнимает меня за талию. Я чувствую, что меня еще сильнее тянет к нему и что чувство вины постепенно улетучивается.

– Пойдем, красавица. Мы с тобой еще не закончили кое-какие наши дела.

– Что, еще не закончили? – улыбаюсь я.

– Ну, не знаю, как ты, а я обычно не делаю все так быстро, как у нас произошло. Мне бы хотелось начать заново – с самого начала. Если ты не возражаешь. Я люблю делать все не спеша. Я не хочу пропустить у тебя ни одного дюйма.

Он притягивает меня к себе и целует. Я вся аж таю. Кто-то там, наверху, очень даже благоволит мне, раз уж предоставляет такую возможность. И ничто на свете не заставит меня все это испортить.

Я жду, пока Ли уходит на кухню, чтобы приготовить кофе, и затем пишу сообщение Сейди и Мэдди.

Мне очень жаль, но вручение премий затянулось, и я не успела на последний поезд. Надеюсь, что у вас обеих был чудесный вечер. X

Это никудышное оправдание, причем даже по моим стандартам. Я пишу СМС и папе. Сообщаю ему то же самое, а также еще и то, что собираюсь переночевать у Ли. Это, конечно, кажется немножко странным, потому что это все равно что сказать своему отцу, что ты сегодня будешь заниматься сексом и что ему как бы следует отвернуться и сделать вид, что он ничего не замечает.

Пару минут спустя приходит сообщение от папы:

У тебя все нормально? Я могу за тобой приехать или же заплачу за такси, если ты захочешь на нем приехать. X

Он желает мне добра, я знаю. Я почти даже слышу, как он говорит: «Я всего лишь выполняю свой долг». Но ему необходимо смотреть фактам в лицо: мне уж двадцать два года.

Я хочу остаться на ночь здесь, папа. У меня все замечательно. И даже более чем замечательно. Увидимся завтра. X

Отправляя это сообщение, я чувствую себя взрослой. Затем, читая его снова, я чувствую себя полной дурой.

Папа шлет мне в ответ два значка поцелуя. Я представляю себе, как он сидит сейчас на кухне, упершись локтями в стол, и переживает. А потом перед моим мысленным взором мелькают его публикации в «Фейсбуке» – такие тяжелые от веса наполняющей их грусти, что, кажется, эта тяжесть может раздавить папу. Я вдруг осознаю, что не заглядывала в «Фейсбук» с тех пор, как Ли встретил меня после работы. Я щелкаю на иконке «Фейсбука» и захожу в свою «Хронику». Там уже целая серия комментариев под размещенной папой фотографией меня с Гаррисоном.

Едва я начинаю просматривать их, как в комнату возвращается Ли. Он несет кофе.

– Ну вот, стоило мне выйти из комнаты на пять минут – и ты уже в «Фейсбуке».

Тон его голоса – шутливый, но в выражении лица промелькнуло что-то очень похожее на раздражение.

Я пытаюсь ему улыбнуться, а затем бросаю быстрый взгляд вниз, на свой телефон. Фотография Гаррисона исчезла, а вместе с ней исчезли и все имевшиеся под ней комментарии. Но даже если бы они и не исчезли, я не оказалась бы настолько глупой, чтобы их ему показывать. Если я хочу, чтобы у меня сложились с ним отношения (а я этого хочу), то мне следует твердо помнить, что есть вещи, которые мне придется держать от него – и от всех остальных людей – в секрете.

Джесс

Июль 2008 года

Папа стучит в мою дверь. Моя первая реакция – притворяюсь, что сплю. Я не хочу вступать с ним в разговор. Но он прекрасно знает, что я вовсе не сплю, и я не могу позволить себе проявить по отношению к нему непорядочность. Поэтому я говорю: «Да!» – и морально готовлюсь к тому, что мне сейчас предстоит услышать.

Он заходит и садится на край кровати. Сидит и теребит пуговицы на своем кардигане, не решаясь посмотреть мне в глаза.

– Мне сегодня позвонила миссис Бут, – говорит он. Я закатываю глаза и таращусь на потолок. – Она говорит, что волнуется за тебя.

– За что она волнуется – так это за то, что я завалю в следующем году экзамены и что это плохо отразится на их показателях успеваемости.

Папа вздыхает. Теперь уже его очередь таращиться на потолок.

– Она на самом деле переживает за тебя, Джесс. Мы все переживаем. Мы просто хотим тебе помочь.

– Да, но вам не под силу это сделать, правда? Если, конечно, вы не обладаете способностью воскрешать людей из мертвых. И я знаю, что все думают, что я веду себя неадекватно: я ведь вижу, как они переглядываются, – но ты знаешь, что я тебе скажу? Я веду себя адекватно. Просто я справляюсь с ситуацией так, как могу. Простите, что я не пытаюсь казаться веселой, но мне как-то не хочется веселиться, потому что прошло всего лишь три месяца после того, как мама умерла. А еще знаешь что? Я сомневаюсь, что смогу справиться с этим через полгода, через год или черт знает через сколько времени, потому что мне попросту этого не хочется. Понятно?

Папа смотрит на меня в первый раз за этот наш с ним разговор. Его глаза поблескивают от подступивших слез. Я кажусь самой себе какой-то дурой.

– Мама не хотела, чтобы у нас все было вот так, ведь правда? И если в школе переживают по поводу твоей успеваемости, нужно что-то сделать для того, чтобы тебе помочь, потому что уж чего мама точно бы не хотела – так это того, чтобы ее кончина сказалась на твоей учебе.

– Но мне плевать на мою успеваемость. Мне уже вообще на все наплевать. Неужели ты этого не понимаешь?

– Ты говорила маме, что приложишь все усилия для того, чтобы поступить в художественный колледж.

– Да, это верно, но я тогда просто старалась ее как-то подбадривать, потому что знала: она очень хочет, чтобы я туда поступила. Я же не могла ей говорить, что собираюсь вечно горевать и буду заваливать все в своей жизни после того, как она умрет.

Папа проводит пальцами по тому, что еще осталось у него на голове от волос.

– Может, тебе стоит почаще ходить куда-нибудь со своими друзьями? Это нехорошо, что ты все время находишься наедине с собой.

– Я не хочу никуда ходить. Ты же никуда не ходишь.

– Хожу.

– Только на работу. Ни на какие вечеринки ты ведь не ходишь. Потому что тебе не хочется этого делать. И мне вот тоже не хочется.

– Да, но я – старый хрыч, у которого совсем нет друзей. Тебе же всего пятнадцать лет, и друзей у тебя – полно.

Когда он это говорит, на его лице появляется слабое подобие улыбки. Я изо всех сил пытаюсь улыбнуться в ответ, но мне, кажется, удается лишь слегка приподнять один уголок своего рта.

– Я встречаюсь с Сейди. Она – единственный человек, который мне в данный момент нужен. Она – единственная, кто меня понимает.

Я позволяю Сейди приходить ко мне, потому что она позволяет мне грустить, хныкать и говорить, что это несправедливо. Я знаю, что становлюсь, наверное, похожей на ослика Иа, но именно такое у меня в последнее время настроение, и я не собираюсь этого скрывать. Во всяком случае, от своей лучшей подруги. Иногда я сожалею, что не живу в одной из тех стран, в которых после смерти близкого человека нужно ходить в трауре целый год, потому что лично мне это кажется гораздо более уместным и порядочным, чем когда все пытаются улыбаться и делать вид, что этого трагического события не происходило, и уклоняются от разговоров о нем, потому что не хотят меня расстраивать.

Папа обхватывает свою голову руками. Я знаю, что он делает все, что только может. Я знаю, что мне следовало бы сейчас его обнять, но я не могу это сделать. Не могу потому, что, если я это сделаю, вся моя боль выйдет наружу, а это его еще больше встревожит. У него ведь тогда и в самом деле появится серьезный повод для беспокойства.

– Пожалуйста, просто попытайся, Джесс, – шепчет он. – Ради мамы.

– Хорошо, – шепчу я в ответ.

Он встает и выходит из комнаты, бесшумно закрывая за собой дверь.

Анджела

Воскресенье, 31 января 2016 года

Ли звонит в десять, что для него довольно рано. Уж не собирается ли он сказать, что не придет? Я очень надеюсь, что нет.

– Привет, милый, все в порядке? – спрашиваю я.

– Да, все хорошо, спасибо. Мне просто интересно, не слишком ли уже поздно добавить еще одного человека в число участников нашего воскресного обеда? Мне хотелось бы привести с собой Джесс, если это возможно.

Мое лицо расплывается в улыбке. Похоже, тут все серьезно. Я знала это.

– Ну конечно, она может прийти. Мне будет очень приятно с ней познакомиться.

– Ну вот и хорошо. Я не был уверен, найдется ли у тебя дома достаточно еды. Я могу принести что-нибудь с собой, если нужно.

– Не говори глупостей. Ты же знаешь, что у меня всегда всего полно.

– Да, но аппетит у нее – будь здоров.

Я слышу через телефонную трубку, как рядом с Ли кто-то хихикает.

– У меня всего будет даже больше, чем нужно. Жаркое для нее подойдет? Есть что-нибудь такое, чего она не любит?

– Только соус «Пири-пири».

– Что-что?

Раздается какой-то приглушенный звук, а затем я слышу, как кто-то тихонько говорит «Ой!» в стороне от телефона.

– Нет, ничего, не переживай. Она ест все подряд.

– Вот и хорошо, я рада.

Я и в самом деле рада. У Эммы был аппетит, как у воробья. Я даже начинала переживать, что ей не нравится, как я готовлю, но Ли сказал, что она всегда ест очень мало.

– Здорово. Тогда мы придем к тебе в час дня.

Я кладу телефон. И на несколько секунд впадаю в ступор. Мне сейчас необходимо очень многое сделать, но я не знаю, с чего начать. Но затем я как бы прихожу в себя, и до меня доходит, что я должна сделать в первую очередь. Пойти в магазин. Мне нужно пойти и купить еще продуктов. Имеющийся у меня кусок говядины достаточно большой для того, чтобы его запросто хватило на троих, но я не уверена, что у меня достаточно картошки для жаркого. Да и моркови у меня, пожалуй, маловато.

Я надеваю сапожки, беру сумку и пальто и запираю за собой входную дверь. Очень удобно, что неподалеку от моего дома на автозаправочной станции имеется магазинчик компании «Маркс и Спенсер». Это как раз то, что нужно в подобных экстремальных ситуациях. Впрочем, в данном случае ситуация не то чтобы экстремальная. Просто я предпочитаю подстраховаться, чтобы не пришлось оправдываться.

Ли обычно не приводит своих девушек на встречу со мной так быстро. Эта, по-видимому, имеет для него какое-то особенное значение. Это чувствуется по его голосу. Он ею явно дорожит. И хочет произвести на нее впечатление. Подозреваю, что она – настоящая красавица.

Я поспешно иду через двор автозаправочной станции в магазин. Заходя сюда, я, как правило, беру экземпляр газеты «Санди мирро», но сегодня у меня нет времени даже на то, чтобы хотя бы быстро просмотреть эту газету. Я кладу в свою корзинку сетку картошки и поворачиваюсь туда, где лежит морковь. Обычно я не покупаю уже помытую морковь, но сегодня сделаю исключение. Мне важно сэкономить хоть немного времени. Я протягиваю деньги девушке, сидящей за кассой. Наверное, работать в компании «Маркс и Спенсер» для нее очень даже неплохо. И зарплата у нее, наверное, повыше моей. Но я не думаю, что смогла бы работать на автозаправочной станции. Я все время переживала бы, что могу стать жертвой нападения вооруженных грабителей. В супермаркете, насколько я знаю, такое вряд ли произойдет.

Из магазина я иду прямиком домой и достаю из шкафа под лестницей пылесос. Это горизонтальный пылесос производства компании «Миле». Я не понимаю тех, кто предпочитает вертикальные пылесосы, особенно с прозрачным корпусом. Мне не нравится думать о пыли, которая находилась на ковре, и уж тем более мне не хочется ее видеть. Вообще-то я пылесосила не далее как вчера, но, думаю, мне следует быстренько пропылесосить еще разок. Дело не в том, что я полагаю, будто гостья может меня за что-то осудить: девушки в возрасте двадцати с лишним лет в нынешние времена вряд ли всерьез задумываются о чистоте в доме, – но я хочу, чтобы она знала: Ли вырос в доме, в котором все делается надлежащим образом. И уж чего мне сейчас больше всего не хочется – так это подвести своего сына. Я, возможно, не всегда была такой матерью, которой он может гордиться, но я уж точно не собираюсь быть такой, из-за которой ему придется краснеть.

Когда я ставлю говядину в духовку, у меня остается еще уйма времени. Я покрошила на говядину немножко розмарина. Я делала это уже пару раз, и Ли сказал, что ему понравилось. Пока готовится жаркое, я занимаюсь уборкой на кухне. При этом я слушаю компакт-диск с песнями Робби Уильямса. Ли, когда ведет себя нахально, чем-то напоминает мне этого певца. Нет, петь Ли, безусловно, не умеет. Но с его внешностью он вполне мог бы входить в состав какой-нибудь современной молодежной группы. По правде говоря, некоторые из участников таких групп явно попали в них исключительно благодаря своей внешности. По крайней мере, кое-кто из тех, кого я слышала на шоу «Икс-Фактор».

Я смотрю на часы и добавляю в говядину картофель. Я очень рада, что Ли никогда не встречался с какой-нибудь вегетарианкой, считающей, что мясо и овощи надо готовить отдельно. Лично для меня такой подход абсолютно неприемлем.

Пока готовится жаркое, я взбиваю тесто для йоркширских пудингов[21]21
  Йоркширский пудинг – жидкое пресное тесто, которое запекается под куском мяса на рашпере и впитывает стекающий сок и растопленный жир.


[Закрыть]. Это будут настоящие большие йоркширские пудинги, подаваемые с подливкой в качестве первого блюда. Люди, живущие на юге нашей страны, не знают, как много они теряют из-за того, что не умеют готовить такие пудинги, как в Йоркшире.

Окинув напоследок кухню придирчивым взглядом, я поднимаюсь на второй этаж, чтобы привести в порядок уже саму себя. Все замечательно, все под контролем. Именно так, как и должно быть.

Без десяти час я начинаю смотреть на улицу через окно спальни. Ли бы очень не понравилось, если бы он узнал о моем наблюдении, но я не думаю, что он сможет меня в окне заметить. Я вовсе не собираюсь за ними шпионить – просто хочу увидеть их вместе до того, как они переступят мой порог, то есть тогда, когда они и не догадываются, что за ними кто-то наблюдает.

Я бросаю взгляд на край стены рядом с окном. Там сейчас краска вместо обоев. Я все еще вижу их, мысленно конечно. Все еще слышу звуки, которые раздавались, когда я соскребала этот кусочек обоев. И в глубине души мне все еще стыдно.

Я прячусь за шторой, когда автомобиль Ли останавливается на противоположной стороне проезжей части. Выйдя из машины, Ли обходит ее и открывает дверь со стороны переднего пассажирского сиденья. Он ведь джентльмен, наш Ли – насчет этого никогда не было никаких сомнений. Сначала я вижу ее ноги – точнее, высокие ботинки, которые появляются из автомобиля. Ботинки на толстой грубой подошве с большими громоздкими каблуками, которые в нынешние времена носят многие девушки. Она одета в платье-тунику горчичного цвета и черную куртку с подкладкой. У нее длинные, слегка растрепанные волосы. Она улыбается Ли. Он берет ее за руку и захлопывает дверцу автомобиля.

Я быстро спускаюсь на первый этаж. Проходя мимо зеркала, я бросаю на себя взгляд. Я чуть-чуть подправила «маску», которую «надела» на свое лицо сегодня утром – просто чтобы слегка освежить ее, но чтобы при этом не было заметно, как я старалась. К тому моменту, когда Ли вставляет ключ в замочную скважину, я уже нахожусь на кухне. Услышав, как он громко говорит «Привет!», я выхожу в коридор.

– Привет, милый, – говорю я, целуя его.

– Мама, это Джесс. Джесс, это Анджела.

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Она, похоже, очень сильно нервничает. Я все еще хорошо помню знакомство с родителями Саймона. Оно проходило в очень официальной обстановке, и у меня, когда мы сидели за обеденным столом и ели, упала с вилки на пол горошина. Я тогда не знала, как мне следует поступить: то ли наклониться и поднять ее, то ли сделать вид, что ничего у меня не падало.

– Мне очень приятно с тобой познакомиться, – говорю я, легонько целуя ее в щеку. – Заходи и чувствуй себя как дома. У нас тут не нужно придерживаться никаких формальностей.

Она улыбается мне, и ее плечи, похоже, слегка опускаются. Ли берет у нее ее куртку. Он прав: ее лицо – удивительное. У нее слегка средиземноморская внешность, большущие глаза и высокие скулы. Она – завидная девушка. Но и Ли, конечно же, тоже завидный парень. У них, несомненно, родится потрясающе красивый ребенок.

Они идут вслед за мной на кухню.

– Я сейчас подам на стол йоркширские пудинги, – говорю я.

– Да, тебе обязательно нужно их попробовать, Джесс, – говорит Ли. – Они самые вкусные во всей нашей стране.

– Не говори так, – улыбаюсь я ему. – Я уверена, что мама Джесс прекрасно умеет готовить йоркширский пудинг.

Они переглядываются. У меня появляется ощущение, что я сказала что-то не так.

– Извини, мне следовало бы предупредить тебя об этом, – говорит Ли. – Мама Джесс умерла семь лет назад.

– Ой, мне очень жаль, дорогая. Я ляпнула нечто неуместное…

– Ничего-ничего, – говорит Джесс. – Вы просто этого не знали. Она была замечательной мамой, но у нее не получалось готовить йоркширские пудинги, поэтому она перестала это делать и попросту покупала их в магазине.

Она улыбается, говоря это, но ее голос немного дрожит. Она мне нравится. Очень нравится.

– Она, должно быть, очень сильно гордилась тем, что у нее такая красивая дочь, как ты, – говорю я. – Это платье сидит на тебе очень хорошо. Да и цвет тоже приятный.

Ее щеки слегка розовеют. Она бросает взгляд вниз, на свои ноги. Эта девушка, похоже, не отличается чрезмерной самоуверенностью. В ней даже чувствуется застенчивость, а это, пожалуй, не часто встретишь в девушках в нынешнее время.

– Спасибо, – говорит она. – Мне это подарили.

Произнося эти слова, она бросает взгляд на Ли. Он ей явно очень нравится: это прямо-таки написано на ее лице. С ней нам с Ли может повезти. Очень даже может.

– Я рада, что он относится к тебе должным образом. Ну да ладно, а чего бы вам хотелось выпить? У меня есть красное и белое вино.

– Мне только кофе, спасибо, – говорит Джесс.

– И мне, – говорит Ли. – Вчера лег спать поздно.

– Да, конечно, я совсем забыла про вручение наград, – говорю я, ставя на плиту чайник. – Как прошло мероприятие?

– Хорошо, спасибо, – говорит Ли. – Мы теперь официально признаны самой лучшей компанией среди малого бизнеса в Лидсе.

– Это замечательно! Молодцы. А вам дали что-то вроде памятного подарка?

– Да. Но я оставил его дома. Красивая штуковина. Как раз подойдет для нашего офиса.

– А еще мы сидели за столом лорд-мэра, – говорит Джесс. – Он вел себя очень любезно. Ничуть не чопорно.

Ли был прав. Она действительно очень близка к земле. На нее, похоже, это мероприятие произвело большое впечатление. Подозреваю, что она участвовала в таких мероприятиях не чаще меня. А я в них вообще не участвовала.

– Получается, вы с Ли пообщались с весьма солидными людьми, да?

Она кивает и слегка пожимает плечами с таким видом, как будто ей и самой в это не верится.

– И Джесс, конечно, была самой красивой в том зале, – добавляет Ли.

Она снова краснеет и опускает взгляд. Ли берет ее за руку. Он тоже, похоже, немного смутился.

– Я уверена, что это правда, – говорю я, ставя на стол кофе. – Ну ладно, вы вдвоем пока садитесь за стол, а я пойду посмотрю, готовы ли пудинги.

Они готовы. Я подаю их со своей домашней подливкой. Им обоим – по большому пудингу. Я помню, как нахмурилась Эмма, когда пришла в первый раз. По-видимому, такие большие йоркширские пудинги не принято делать на юге, откуда она родом. Джесс же съедает все до последней крошки. Она расправляется со своим пудингом быстрее всех.

– Ух ты, это было очень вкусно, спасибо, – говорит она.

– Спасибо тебе, приходи еще, – шучу я.

– О-о, она обязательно еще придет, – говорит Ли.

Я замечаю, какое у него выражение глаз, когда он это говорит. Он настроен серьезно. Уж эту девушку он от себя не отпустит.

Когда мы все расправились с пудингами, я достаю из духовки говядину и Ли начинает ее разрезать. Он перенял эту роль у отца, когда его место в этом доме стало свободным. Ли в то время еще даже не был подростком. Мой маленький мужчина. Так я его раньше называла. Сейчас он, конечно, уже совсем не маленький. Из него получится замечательный отец, я уверена. И вот теперь – впервые за долгое время – у меня появилась реальная надежда, что это и в самом деле произойдет.

– А где ты живешь, Джесс?

– В Митолройде. Это возле Хебден-Бриджа. Я живу вдвоем с папой.

– Он, получается, не нашел себе какую-нибудь другую женщину, да?

Она отрицательно качает головой:

– Нет, он слишком предан маме. Я не думаю, что в его жизни будет еще какая-то женщина.

– Вы, должно быть, очень дружны с ним?

– Да. Думаю, что очень дружны.

Это хорошо, конечно, когда человек очень дружен со своими ближайшими родственниками. Если, конечно, она не настолько дружна со своим отцом, что не захочет его покинуть.

– Готова поспорить, что он очень скучал бы по тебе, если бы тебя рядом с ним не стало.

Она роняет вилку, и та со звоном падает на ее тарелку. Она быстро бросает на меня и на Ли взгляд и слегка хмурится. Я не понимаю, что я такого сказала. Может, она меня просто как-то неправильно поняла?

– Я имею в виду, что ему будет трудно, когда ты переедешь жить в какое-то другое место. Ну, то есть обзаведешься своей собственной семьей и все такое прочее. Мужчинам зачастую бывает трудно самим заниматься хозяйством и готовить себе еду.

Она открывает рот, но ничего не говорит. Ли бросает на меня выразительный взгляд.

– Отец Джесс – повар, – говорит он.

– А-а, ну тогда ему будет намного проще. Большинство мужчин ведь не умеют готовить. Они не привыкли заниматься домашними хлопотами, но он, похоже, вполне справится.

Она опускает голову, и волосы скрывают одну сторону ее лица.

– Кстати, – говорит Ли, – а Джесс, возможно, работать в кинотеатре скоро уже не будет. У нас намечается собеседование с кандидатами в среду.

– С кандидатами на что?

– На должность секретаря на ресепшене. Бет уходит в декретный отпуск, и формально нам нужен человек на время ее отпуска, но мы более чем уверены, что она на работу не вернется.

– Это замечательно, – говорю я с облегчением, хотя и пытаюсь это скрыть.

Мгновение я думаю, не скажет ли она сейчас, что горит желанием заниматься рекламным бизнесом. Что она из тех девушек, которые хотят сделать себе карьеру. Но работа секретаря – это нечто совсем иное. Секретарем устраиваются работать перед тем, как выходят замуж и заводят детей. Выйти замуж и завести детей работа секретаря аж никак не помешает.

– Это было бы здорово, если бы вы работали вместе, правда? – говорю я, поворачиваясь к Джесс.

И только теперь замечаю выражение ее лица. Она пристально смотрит на Ли.

– Я вообще-то не соглашалась пойти на это собеседование, – говорит она, и при этом ее голос становится более твердым, чем за все время нашего разговора.

– Но ты же знаешь, что пойдешь на него, – говорит Ли. – Ты просто ломаешься.

Он, я вижу это по выражению его лица, ее как бы дразнит. Но я не уверена, что ей это нравится. Она поворачивается и, увидев, что я смотрю на нее, немного ерзает на стуле.

– Мне это вообще-то совсем не по душе, – говорит она.

– А я сказал ей, что она сможет проявить себя на этой работе очень даже замечательно, – говорит Ли. – Еще как сможет – правда, мама?

– Не вовлекай меня в этот ваш спор, – говорю я, поднимая руки вверх.

– Перейти на работу к нам – это было бы очень даже разумно, – говорит Ли. – Закончатся все эти поздние смены.

– О-о, я об этом не знала, – говорю я. – И часто тебе приходится работать в вечерние смены?

– Да, – говорит она. – После вчерашнего свободных вечеров не будет аж две недели.

– О господи! – говорю я. – Это совсем не весело, правда?

– Ни для нее, ни для меня, – говорит Ли. – Мне, чтобы повидаться со своей девушкой, приходится бронировать время за месяц вперед.

Джесс вздыхает и поднимает взгляд.

– Ну хорошо, я подумаю об этом, – говорит она. – Но я ничего не обещаю.

– Вот и хорошо, – говорит Ли. – Я знал, что ты перестанешь упрямиться.

Я вижу, как Ли берет ее под столом за руку.

– Ну что же, желаю удачи, если ты и в самом деле согласишься, Джесс, – говорю я. – Впрочем, удача тебе и не понадобится. У тебя и так все будет хорошо… Кто из вас хочет еще картошки?

После обеда Ли помогает мне загрузить посудомоечную машину. Я перед этим попросила Джесс пойти в гостиную и чувствовать себя там как дома.

– Она очень милая, – говорю я, передавая ему тарелку.

– Я знаю, – отвечает он.

– Будь с ней поаккуратнее, хорошо?

Он смотрит на меня пристальным взглядом:

– Что это означает?

Я вижу, как в его глазах мелькнул гнев. Такие вот моменты, когда я как бы сталкиваюсь с отголосками своего прошлого, до сих пор застают меня врасплох. Я чувствую, как мои плечи напрягаются. Мне приходится напомнить себе, что я разговариваю сейчас не с кем-нибудь, а со своим сыном.

– Ничего. Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. В ней что-то есть, в этой девушке. И она с характером. Знаешь, тебе не следует быть с ней слишком резким.

– Я и сам знаю, как мне обращаться со своей девушкой, – говорит он.

– Хорошо, – отвечаю я и передаю ему еще одну тарелку.

Они остаются у меня после обеда еще около часа. Ли говорит, что отвезет ее домой, чтобы ей не пришлось ждать поезда, да еще в воскресенье.

Когда они уходят, я целую ее в щечку.

– Мне было очень приятно с тобой познакомиться, Джесс. И помни, что отныне ты заангажирована на каждый из таких воскресных обедов.

– Спасибо, – говорит она. – Я думаю, это будет подбадривать меня всю неделю.

– Я напомню тебе об этом завтра, – говорит Ли. – Когда ты будешь стоять в очереди, чтобы купить себе маффин с голубикой.

Она корчит ему рожицу. Мне нравится, когда они заигрывают друг с другом подобным образом. Это хорошо, когда люди способны на такое добродушное подшучивание. Между мной и Саймоном никогда такого не было. Насколько я помню.

После того как они уходят, я поднимаюсь на второй этаж, выдвигаю из нижней части кровати ящик и снова достаю крестильную рубашку Ли. Я стараюсь отогнать от себя мрачные воспоминания, на которые она меня наводит, и пытаюсь сконцентрироваться на воспоминаниях приятных. Я надеюсь, что мне не очень долго осталось ждать того момента, как я увижу, что эта рубашка снова на кого-то надета. И тогда появятся новые приятные воспоминания, которые, возможно, затмят собой мрачные воспоминания раз и навсегда.