Текст книги "Дьявол в Лиге избранных"

Воодушевленная, я впервые после воскресного обеда у родителей приняла ванну. Прибежала Кика, вероятно, решившая, что я собираюсь утопиться. Обнаружив, что я всего лишь принимаю ванну с огромным количеством пены, она удовлетворенно кивнула:

– Наконец-то!

– Кика, дорогая, приготовь мне одежду. Существуют неписаные правила, как должна выглядеть приличная техасская женщина, выходя из дому, и эти правила необходимо соблюдать. Макияж всегда должен быть безупречен – неважно, идешь ты в спортзал, за продуктами или на званый ужин. Одежда должна быть неброской и элегантной. Не стоит выходить из дому в спортивной одежде, даже в дорогой, за исключением случаев, когда направляешься в загородный клуб играть в гольф или теннис. Никакого декольте, разве что идешь на прием в вечерних платьях, но и тут нужно знать меру. Никаких голых животов. Короткие брючки хороши только для старшеклассниц из бедных семей.

– Достань кремовые брюки со стрелкой, – командовала я из-под хлопьев пены. – К ним кремовую шелковую блузку и кашемировый кофейный свитер – накинуть на плечи. И лодочки от Феррагамо цвета слоновой кости с накладными бантами. – Впервые за долгое время я вновь почувствовала себя блистательной. – Мне нужно нанести визит, и я хочу выглядеть на все сто.

Глава пятая

Кика сварливо выражала свою радость по поводу того, что я наконец выхожу из дому. Она считала, что солнце и свежий воздух пойдут мне на пользу. Я прилагала массу усилий, чтобы уберечь кожу от жгучего техасского солнца. Сейчас, конечно, не время было об этом вспоминать – слишком много в последнее время я играла в теннис на открытом воздухе.

Когда я вылезла из ванны, причесалась и сделала маникюр, моя комната уже сияла чистотой, постель была заправлена, а одежда разложена на чудесном пуховом одеяле, которое я получила из Франции две недели назад после трехмесячного ожидания.

Я разглядывала лежащую на кровати одежду пастельных тонов, и вдруг меня посетила новая мысль. Нейтральные тона, вероятно, не произведут впечатления на человека, про которого говорят, что он носит больше золота, чем Анна Николь Смит,– пример НС, ОС и «Джоли».

Новый план действий созрел в секунду. Я прошла в гардеробную и сняла жемчуг. Горничная посмотрела на меня с недоверием, так как я всегда ношу днем жемчуг. Еще более уныло она восприняла светло-голубое шифоновое платье, которое, несмотря на скромный закрытый ворот, выгодно подчеркивало фигуру, что было абсолютно неуместно в одиннадцать часов утра.

– Что такое вы делаете, мисси Уайер? – сказала она по-испански.

– Собираюсь нанять себе юриста, милая.

– Что это еще за юрист, для которого нужно так разодеться?

Я улыбнулась:

– Такой, который заставит Гордона пожалеть, что он не играл в теннис по средам, как уверял меня.

Кика была недовольна, но она знала, как сладка месть.

Она убрала приготовленную ранее одежду и помогла мне облачиться в голубой шифон. Я добавила чулки телесного цвета, слегка блестящие (ай-ай-ай), туфли цвета слоновой кости, довольно эротичные, несмотря на то что каблук был высотой не более дюйма, и широкополую соломенную шляпу, украшенную ниспадавшим на спину шифоновым шарфом с голубовато-белым цветочным рисунком.

Я попросила Кику положить в корзинку свежую выпечку. Она вопросительно посмотрела на меня – кто носит кексы в офис юриста? – но от комментариев воздержалась. Ее стоическое терпение лопнуло лишь тогда, когда я проговорилась, что иду с визитом не просто к юристу, а к нашему соседу. Она набрала в легкие побольше воздуха и снова затараторила по-испански. Не буду повторять, чего я наслушалась. Достаточно сказать, что кто-нибудь менее стойкий сник бы под ее чудовищным напором. Я же пропустила все мимо ушей.

Повесив на руку корзинку, как какая-нибудь техасская красотка, отправляющаяся на воскресный пикник, под невообразимо голубым небом я дошла до гаража, села в машину, пристегнула ремень, поправила зеркала и поехала вниз по длинной подъездной дороге. Свернула налево, миновала одно поместье, а затем снова направилась вверх, к воротам соседа.

Впервые я увидела его дом вблизи. Господи, какая же это была безвкусица. Пальмы, привезенные невесть откуда. Позолоченный купол, такой большой, что, когда на него падал солнечный свет, он, должно быть, сбивал с курса спутники. Если вы живете в центральном Техасе и регулярно получаете неверные прогнозы погоды, вините в этом недвижимость Говарда Граута.

Я вышла из машины и направилась к парадной двери. Насколько я поняла, Говард Граут работал в своем домашнем офисе. Большинство юристов в городе требовали, чтобы клиент предварительно звонил и договаривался о встрече, но Говард Граут, по-видимому, был не из их числа. Говорили, что у него своя манера вести дела, и, судя по всему, так оно и есть. Ходили слухи, что у него столько денег, что он может позволить себе выбирать клиентов из целого списка людей, мечтающих, чтобы он уделил им хоть час своего времени.

Не то чтобы это беспокоило меня. В конце концов, я ведь Фреди Уайер. Было бы хорошо, если бы они с женой оказались дома. Я собиралась произнести приветственную речь, ничуть не сомневаясь, что он будет очень польщен и не заметит, что я опоздала года на два. Далее я как-нибудь высижу с ними необходимое для светского визита время, какими бы жлобами они ни оказались. Я ослеплю их своим шармом и хорошими манерами, а потом скажу как бы невзначай: «Кстати, мистер Граут, мне очень нужна консультация юриста. Вы можете мне кого-нибудь порекомендовать?»

Конечно, он будет из кожи вон лезть, желая заполучить такую клиентку, и я снисходительно возложу эту почетную обязанность на него. Вы же понимаете, что я окажу ему любезность.

Очень довольная своим планом, я позвонила в дверь. Мне пришлось немного подождать, прежде чем из дома послышался голос:

– Куда, черт возьми, все подевались?

Жуткий техасский акцент, без намека на светскость.

Акценты в Техасе можно услышать самые разнообразные, от едва различимого до сладко-певучего. Между ними располагаются режущие слух вариации. Тот, что доносился из-за двери, был родом из Аппалачей.

Я уже подумала, не поискать ли еще кого-нибудь в «Желтых страницах», и в эту секунду дверь распахнулась. Я разинула рот да так и застыла на месте, не в силах произнести ни звука.

Человек, открывший дверь, выглядел помятым. Всклокоченные жесткие рыжевато-каштановые волосы, искаженное нетерпением лицо. Выцветшие джинсы, заправленные в жуткие ковбойские сапоги, как будто он только что слез с мустанга, которого объезжал у себя в коррале. Однако я знала наверняка, что у него нет ни корраля, ни лошадей по крайней мере позади дома, – в «Ивах» подобные вещи запрещены.

Но это еще не самое отвратительное. Он оказался коротышкой с заросшей волосами обнаженной – да, обнаженной! – грудью. Не могу припомнить, когда я последний раз видела по пояс голого мужчину при свете дня. Показываться на людях в таком виде могут лишь самые отбросы НС, юнцы в бассейне загородного клуба Уиллоу-Крика да еще... чистильщик моего бассейна.

Если бы я не знала наверняка, что этот человек выиграл в суде огромное количество абсолютно безнадежных дел, я бы никогда не поверила, что он на это способен.

Тем временем его нетерпение испарилось. Рассматривая меня, он провел своей огромной лапой по груди и смачно шлепнул себя по круглому пузу:

– Не может быть! К нам пожаловала Фреди Уайер?!

Мои фотографии и в самом деле часто появлялись в местной газете – гораздо чаще, чем хотелось бы моей матери. Неизменно прекрасно одетая, светская, в окружении облагодетельствованных мною нуждающихся. Многие женщины в городе мечтали быть похожими на меня.

Я не обратила внимания на его фамильярное обращение – Фреди я была только для друзей – и улыбнулась:

– Здравствуйте, мистер Граут. Я пришла, чтобы поприветствовать вас и вашу жену в наших «Ивах», – и протянула корзинку.

Он не шевельнулся.

– Ты не опоздала на пару лет, дорогуша? – Он прищурился.

Определенно, Говард Граут был не из моего мира. В нашем кругу не принято говорить все, что думаешь.

Прежде чем я успела придумать подобающий ответ, он рассмеялся. Его громогласный смех эхом раскатился по холлу, который показался мне самым большим из всех, какие я когда-либо видела. Огромное помещение было заполнено безвкусными дорогими безделушками и сияло золотом, как пиратская сокровищница.

Он протянул руку и взял корзинку:

– Вот ведь как, Фреди. Рад, что ты заглянула. Лучше поздно, чем никогда, верно?

Он взял корзинку под мышку, и знаменитый Кикин кекс с черникой и сливками оказался раздавленным его мощным телом. Очень сомневаюсь, что мне захочется еще когда-нибудь в жизни отведать это лакомство.

– Проходи, дорогуша.

Мне совсем не хотелось.

Я вспомнила Гордона, умоляющего простить его, а также о том, что этот НС – юрист, который может помочь мне отомстить.

– О, благодарю вас, мистер Граут.

– Зови меня Говард.

– Спасибо, Говард.

Он опять засмеялся и вошел в дом, не пропустив меня в дверь и даже не пригласив жестом последовать за ним. Хотя, если честно, уж лучше плохие манеры, чем прикосновения этого мужлана, пусть даже галантное предложение руки даме, чтобы помочь ей войти в дом.

Не зная, как себя вести, я вошла в дом и, не увидев никакой прислуги, прикрыла дверь сама. Я сняла шляпу и поправила прическу перед огромным нелепым зеркалом в холле, после чего решила, что мне не остается ничего другого, как идти туда, откуда раздавался голос хозяина.

Я прошла через длинный холл, весь загроможденный предметами искусства. Меня поразила странная смесь. Изысканные акварели и яркие фактурные полотна недавно вошедшего в моду художника соседствовали с двумя черно-белыми глянцевыми портретами Элвиса Пресли, как будто Говард Граут хотел сказать: «У меня есть вкус, я разбираюсь в искусстве, но я буду вешать все, что мне взбредет в голову». Имей он другое происхождение, можно было бы смириться с такой позицией. Атак все это выглядело дешевым эпатажем.

В самом конце холла я увидела скульптуру – обнаженную мужскую фигуру, высеченную из мрамора. Несмотря на то что в целом меня не привлекает обнаженная натура в искусстве (подобные произведения очень сложно вписать в интерьер), это был действительно впечатляющий экземпляр. Скульптура одновременно и шокировала, и заставляла сердце биться сильнее. Если бы она не была столь искусно выполнена, ее можно было бы счесть порнографией.

Я присмотрелась и увидела имя, вырезанное у основания: «Сойер Джексон». Я слышала о нем раньше – не было галериста, который бы не слышал об этом скульпторе и живописце. Все художественные салоны в Техасе и даже в Нью-Йорке пытались уговорить его выставить на продажу свои работы. Но он был неуловим, как дым, и никто не мог уговорить его выставить свои шедевры для всеобщего обозрения. Я даже никогда и не пыталась – не хотелось носиться с капризным художником. Хотя, должна признаться, я и не видела его работ.

Обнаружив наконец Говарда, я собиралась спросить его о скульпторе, но была сбита с толку – он оказался на кухне. Да-да, на кухне. Думаю, не стоит объяснять, что на кухне можно принимать только самых близких друзей, которых знаешь уже лет сто.

Когда я вошла, Говард копался в корзинке с Кикиными сластями.

– М-м-м, м-м-м, – произнес он. – Выглядит чертовски аппетитно. – Он откусил кусочек. – Да ты отлично готовишь!

– Это не я, а моя горничная. – Я огляделась. – Миссис Граут дома?

– ?

– А что, есть другие?

Он поморгал, после чего разразился смехом, от которого едва не лопались барабанные перепонки:

– Хороший вопрос. Нет, только одна. Я сперва не понял от удивления. Не слышал, чтобы кто-нибудь до этого называл мою Никки миссис Граут. А звучит неплохо, правда?

Я была очень зла на Гордона – ведь именно из-за него мне приходится иметь дело с этим человеком.

– Никки нет дома. Она пошла по магазинам тратить мои деньги. Здесь только мы с тобой, дорогуша. У нас с Никки есть пара горничных, как и у тебя. Только вот не знаю, куда они подевались.

Я не могла понять, к чему он клонит. Дом действительно казался совершенно пустым. Не было слышно ни работающей стиральной машины, ни включенного пылесоса, ни газонокосилки – ни малейшего намека на то, что кто-то занят работами по хозяйству. А это означало, что я нахожусь одна в доме с полуголым хамом.

Думала ли я, что он может напасть на меня? Нет. Думала ли, что станет настойчиво проявлять ко мне повышенный интерес? Безусловно, нет. Но по выражению его лица можно было легко догадаться, что он попытается выведать истинную причину моего прихода. И если я не выложу все начистоту, он вряд ли согласится помогать мне.

– Очень жаль, что миссис Граут нет дома. С нетерпением ожидаю встречи с ней. Хорошо бы, она заглянула ко мне на чашечку чая.

Говард ухмыльнулся:

– Она будет в восторге.

Он сунул недоеденный кекс обратно в корзинку и сделал шаг в мою сторону. Я чуть не застонала. Я вдруг поняла, что, как бы ни жаждала отомстить, дружба с Говардом Граутом невозможна. Я проклинала блестящие чулки и шифоновое платье, делавшие меня еще более соблазнительной, чем обычно. Придется очень постараться, чтобы отвлечь его внимание от моей внешности, и, возможно, вид женщины, попавшей в тяжелое положение, укротит полет его фантазии, пока она не зашла слишком далеко.

– Честно говоря, – решилась я, – я здесь потому, что мне нужна ваша помощь.

Он остановился:

– В самом деле?

– Да. – Я сложила руки на груди. – Мне нужен юрист.

Он лениво зевнул:

– Ты знаешь каждого юриста в городе. Почему тебе вдруг понадобился я?

И тут я поведала ему обо всем, что произошло, выливая на него целые потоки слов. Несмотря на то что сохранение тайны личной жизни любой ценой было непреложным правилом поведения, я выложила все до последней детали. Я не могла остановиться, пока он не прервал меня:

– Я помогу тебе.

Неужели все может быть так просто?

– Правда?

– Да. И даю тебе слово, что Гордон Уайер проклянет тот день, когда заварил эту кашу.

– О, благодарю вас!

– Не спеши с благодарностями, дорогуша. Всему своя цена.

– Я думала, вы поняли, что у меня сейчас некоторые трудности... ну, в общем, с деньгами.

– Да не нужны мне ваши деньги, миссис Уайер.

Плохой знак. Что это он вдруг перешел на официальный тон?

Он смерил меня взглядом, и я поняла, что мне не удалось остановить полет его фантазии. Он потребует секса. Секса с красавицей Фредерикой Мерседес Хилдебранд Уайер, женой Гордона Уайера.

Можете считать меня высокомерной гордячкой, но я знаю то, что знаю.

При мысли о сексе с этой визгливой свиньей мне самой захотелось завизжать. И уж точно не от радости. Честно говоря, сама по себе мысль о сексе не была мне противна. После скуки, которую навевал секс с моим бывшим мужем, меня обуревали совершенно не подобающие леди желания, требующие удовлетворения. (Выдам страшную тайну: при всех моих манерах, я выросла на ранчо и знаю, что такое дикий животный секс, хотя и притворяюсь, что это не так. Правда, увы, у меня самой никогда не было шанса заняться чем-нибудь подобным.)

Но человек, пожиравший меня глазами, был готов представлять мои интересы, найти моего мужа и так прижать ему хвост, что он взвоет.

Мне пришлось задуматься, готова ли я заплатить ту цену, которую он собирается потребовать.

– И какова же эта цена, мистер Граут?

Он скривил губы, и взгляд его развратных глаз стал вызывающим.

– Я буду представлять твои интересы, – сказал он, – если ты поможешь моей Никки вступить в Лигу избранных.

Глава шестая

Еще не легче. Сюрприз за сюрпризом.

Помочь Никки Граут вступить в Лигу избранных?

Ни в одну Лигу избранных на юге так просто не попасть, а Говард Граут дал ясно понять, что хочет видеть ее в Лиге Уиллоу-Крика. Безумная затея!

Тут в кухню ворвалась сама Никки, и мое удивление взлетело до небес.

– Пупсик, я пришла!

Увидев вместо своего «пупсика», который, как можно предположить, был ее мужем, меня, она остановилась как вкопанная. Если бы я в этот момент двигалась, то тоже замерла бы на месте. Одета она была так, что ее появления было бы достаточно, чтобы образовалась пробка на любой улице в лучших районах Техаса. Никки Граут была невысокой женщиной, еще четыре дюйма роста ей добавляли шпильки – а я говорила, как в Лиге относятся к шпилькам (недопустимо), не говоря уж о шпильках в дневное время (абсолютно недопустимо). Я взглянула на часы, хотя мне и не нужно было знать время. Одиннадцать тридцать утра.

На случай, если шпилек оказалось бы недостаточно, чтобы отправить консервативный Уиллоу-Крик в нокаут, на ней были ярко-розовые лосины с леопардовым рисунком и ярко-розовая кофточка, по горловине и манжетам отороченная розовыми страусовыми перьями, которые парили вокруг ее плеч и запястий, как облака сахарной ваты. Она выглядела, как девушка из стриптиз-клуба. Ее одежда, казалось, кричала: «Я беру плату за час, потому что я отчаянно нуждаюсь», а вовсе не «Давайте выманивать деньги у богатых мужей и отдавать их нуждающимся».

К счастью, у меня неплохое чувство юмора.

Но на этом сюрпризы еще не кончились.

– Фреди! – радостно воскликнула .Никки. Она бросилась ко мне – на удивление быстро, принимая во внимание ее обувь, – через выложенную терракотовой плиткой кухню и окутала меня облаком перьев, которые прилипли к моей со вкусом подобранной светло-розовой губной помаде, при этом едва не расплющив шляпу, которую я держала в руках.

– Я так и знала, что ты придешь!

Пытаясь вытащить пушинку изо рта, я краем глаза посмотрела на Говарда. Похоже, он тоже был в шоке.

– Вы знакомы? – спросил он с недоверием.

В том-то и дело. Я действительно знала Никки, с первого класса школы. Помните маленькое общество друзей, которое мы организовали с Пилар? Никки была его членом.

– Фреди была моей лучшей подругой, – объяснила Никки.

Она отступила и восторженно уставилась на меня, ее пышные (куда ни шло) всклокоченные (никуда не годится) волосы и увешанные побрякушками уши, шея и пальцы делали ее похожей на неоновую вывеску стриптиз-бара в Лас-Вегасе.

– Почему ты мне не рассказывала? – спросил ее муж, глотая слова и брызжа слюной.

Она засмеялась, сверкая глазами, совершенно не испугавшись вспышки мужниного гнева:

– Я хотела, чтобы ты удивился, когда она наконец зайдет нас поприветствовать. Я знала, что она это сделает.

Стоило ожидать, что Говард будет в ужасе. Вместо этого он кинул на меня негодующий взгляд. Как будто это я была виновата. Говард Грауд, НС, был недоволен мною, Фреди Уайер! Меня обуревали странные чувства, в основном неприятные.

– О Боже! – воскликнула Никки, обратив вдруг внимание на то, как одет ее муж. – Где твоя рубашка, солнышко?! – Она вновь посмотрела на меня. – И чай! Давайте попьем чаю.

Это было правильно: во-первых, она поняла, что ее муж одет неподобающим образом, во-вторых, предложила единственно подходящий для неофициального визита напиток – чай. Лучше всего сладкий и со льдом, но горячий тоже подошел бы.

К сожалению, все ее усилия были сведены на нет следующими обстоятельствами: ее муж был из тех, кто так и не наденет рубашку, и, что еще хуже, он был с обнаженным торсом в присутствии двух женщин, а в ее предложении выпить чаю прозвучало слишком много энтузиазма. Леди из Лиги избранных никогда не должна так сильно пытаться угодить гостю.

– Спасибо, но мне правда пора...

– Миссис Уайер, – прервал меня Говард Граут. Его шок прошел, и самоуверенность адвоката, выигрывающего безнадежные дела, вернулась, как по волшебству. – Выпейте чаю.

Я снова ощутила, что мне не место в этом вульгарном доме, и еще сильнее захотела уйти. Но нельзя было забывать об одном досадном обстоятельстве: мне нужен юрист.

– Гови. – Думаю, понятно, что это произнесла не я. – Будь хорошим мальчиком.

Он с негодованием взглянул на меня. В ответ я улыбнулась и сказала:

– Да, Гови, будь хорошим мальчиком.

Это было глупо с моей стороны – ведь я нуждалась в его услугах, – хотя и ненамного глупее мысли, что смогу протащить это чудо в перьях в ЛИУК. Я решила не спешить и остаться у них на некоторое время, по крайней мере чтобы успеть обдумать сложившееся положение.

Я чувствовала себя ужасно неловко. Никки порхала по кухне, треща без умолку и суетясь так, словно готовила чай для королевского приема, а я тем временем стала просматривать список юристов, обнаруженных в «Желтых страницах». Разумеется, я уже ознакомилась с ним – еще дома, собираясь к Говарду Грауту. Я знала, что никто больше мне не подходит. А после того как я узнала, что он хочет взамен, можно было сделать вывод, что и его кандидатура отпадает. Другая женщина на моем месте впала бы в отчаяние и потеряла способность ясно мыслить.

Я улыбнулась и сказала:

– О, Господи, мне пора.

Никки резко остановилась, ее перья поникли, накрашенное лицо погрустнело. В каждой руке она держала по чашке с чаем и напоминала богиню Правосудия с весами, попавшую в бордель.

– О, – разочарованно произнесла она.

– Мне очень жаль. Но я опаздываю на встречу.

– Миссис Уайер... – многозначительно повторил Говард.

– Я в самом деле не могу остаться. С удовольствием бы, но мне надо бежать.

– Следует ли понимать это так, что вы больше не нуждаетесь в моей помощи?

Все вернулось к сути моего визита.

– Помощь? Какая помощь? – заволновалась Никки.

– Мы с твоей подругой обсуждали кое-какие дела до твоего прихода. Незачем забивать лишней чепухой твою прелестную головку, пышечка, – ответил адвокат, даже не взглянув на жену.

Я уже упоминала список вещей, которые нельзя делать? Как раз после «Нельзя проявлять ни к кому симпатию при посторонних» и «Только девицы легкого поведения бреют ноги выше колена» говорится: «Не называй никого „пышечка“ или, что в принципе тоже самое, – „пупсик“».

Несмотря на все их деньги, Грауты решительно не подходили для Лиги избранных.

Но что же делать?

Я хотела немедленно отказаться от его услуг. Но слова, казалось, застряли у меня в горле. В то же время я не в силах была продолжать просить о помощи.

– Разрешите мне вернуться к этому разговору позже, мистер Граут. – Я смущенно переминала шляпу руками. – Я действительно опаздываю.

Надеюсь, мой уход был не очень похож на бегство. Выругавшись недопустимо для леди, я облегченно вздохнула и наконец-то опустилась на мягкое кожаное сиденье машины. Мое намерение заставить мужа заплатить за все еще более окрепло.

«Друзья навек».

Черт побери Гордона Уайера и его лживую душонку.

Мысли путались у меня в голове, пока я неслась прочь от дворца Граутов по узким извилистым улицам «Ив» мимо роскошных домов, разбросанных среди покрытых зеленью холмов.

Действительно, мы с Никки встретились в начальной школе Уиллоу-Крика в классе мисс Лайт. В маленькой компании, образовавшейся тогда, нас было трое: Пилар, Никки и я.

В тот день я пришла на занятия к мисс Лайт первая, так как отец завез меня в школу по пути на ранчо. Помимо разведения скота, управления несколькими нефтяными скважинами и инвестиционных проектов, у него была своя работа на ранчо. Не тот он был человек, чтобы доверять ведение незначительных дел кому-нибудь еще.

В дальнейшем в школу и обратно меня отвозил Радо, работник с ранчо, – папа ему полностью доверял. Но в тот первый день папочка сам проводил меня.

Я готова была разрыдаться, но мой огромный, как медведь, папа посмотрел мне в глаза и сказал: «Ты же моя дочь, а значит, не должна плакать».

Как же я могла после этого проронить хоть одну слезинку? Для папы, единственного человека, которого любила, я готова была сделать все что угодно, даже не заплакать в тот момент, когда он собирался оставить меня в этом чужом и враждебном мире на неопределенно долгий срок, несмотря на то что неприятности уже начинались – какой-то мальчишка отпустил шуточку по поводу моего платья.

Так что я сделала единственное, что могла: лучезарно улыбнулась отцу на прощанье, затем нашла обидчика и стукнула его по носу. Рыжеволосый конопатый придурок обходил меня стороной все последующие двенадцать лет учебы в школе.

Я была в классе в окружении других детей, когда появилась Пилар. Ее держала за руку мать, которая подошла прямо к учительнице и что-то ей сказала. Я не знаю, что именно, но с тех пор мисс Лайт слегка побаивалась миссис Басс.

Пилар велели быть хорошей девочкой и получать хорошие оценки. Я была в курсе того, что значит быть хорошей девочкой, но ничего не знала об оценках. Узнав, что это такое, я обрадовалась: появилась еще одна возможность быть лучше других. Мгновенно школа обрела для меня привлекательность.

Как только миссис Басс удалилась, Пилар, решительная и непреклонная, подошла прямо ко мне и заявила, что я – ее лучшая подруга, после чего села со мной рядом. Я не была уверена, что хочу дружить с ней, но сообразила, что она разбирается во всех этих Хороших Оценках, и решила не прогонять ее пока.

Пилар достала из сумки целую кучу карандашей, толстых, плохо заточенных, и, как солдатиков, выстроила на парте в строгом порядке. Вслед за ними появились грифельная доска и линейка. Я представить себе не могла, что она собирается со всем этим делать, но была очарована. Еще больше меня заворожили ее слова: «Ты выглядишь богатой». Еще одно новое понятие.

– Что значит богатый?

– Это человек, у которого много денег.

Я ничего не знала о деньгах.

– Денег?..

Пилар нетерпеливо вздохнула – уже тогда она опережала в развитии сверстников:

– У тебя много игрушек?

– Да.

– Много одежды?

– Не так много, как у мамы.

– А у нее много?

– О да. Целые шкафы.

– Значит, ты богатая.

После занятий мама спросила меня, что нового я узнала, и я с гордостью ответила:

– Узнала, что я богатая.

Меня отшлепали, отправили спать без ужина и велели никогда впредь не говорить ничего подобного. Но мать не опровергла слов Пилар. Моя новая подруга явно знала, что говорила, а меня эта информация очень заинтересовала.

Прямо перед началом урока в тот первый школьный день в класс вбежала Никки, одна, без мамы и без папы. Ее золотисто-каштановые волосы были растрепаны, будто их никогда в жизни не расчесывали. Для нас с Пилар Никки была экзотическим существом – ее не смущали ни растрепанные волосы, ни мятая одежда. Кроме того, она была уверена в себе и первая заговорила с нами на перемене, тогда как остальные дети смотрели на нас, но не приближались, – вероятно, уже распространились слухи о том, как я обошлась с рыжим обидчиком.

– Мы – лучшие подруги, – представила Пилар меня и себя. – А ты кто?

Глаза Никки широко раскрылись, и она умоляюще сложила руки:

– Я тоже хочу быть лучшей подругой.

Пилар оценивающе посмотрела на нее:

– Ты умная?

– Я не знаю.

– Ты богатая?

– Не знаю.

– А что ты знаешь?

– Не знаю.

Пилар была не в восторге, но, по ее мнению, нам нужно было как минимум три человека, чтобы получилось общество.

– Ясно одно: ты не такая красивая, как Фреди. И уж точно не такая умная, как я. Ладно, можешь быть нашей подругой.

Вот так и образовалось наше общество.

Никки – мечтатель.

Пилар – реалист.

А я – принцесса.

Теперь, по прошествии многих лет, я понимала, что Пилар с первого класса, если не с рождения, шла к тому, чтобы стать такой, какой она была теперь, – прямолинейной, реалистически мыслящей либералкой. Наверняка ей казалось, что она родилась не в той семье и не в том штате. Но факт остается фактом: уехав однажды на север, она все-таки вернулась назад. Вот вам и доказательство того, что если уж ты здесь родился, то Техас у тебя в крови, несмотря на все твои левые настроения, прилизанные волосы и уродливые очки. Как она могла не вернуться домой?

Теперь Никки. Если бы я удовлетворила требование Говарда и помогла ей вступить в ЛИУК, можно было бы считать, что ее мечты сбылись.

Что касается меня, я всегда чувствовала себя принцессой, пока не оказалась на грани нищеты. Это абсолютно недопустимо, ситуацию необходимо срочно менять.

Я выехала из «Ив», помахала рукой Хуану, маячившему в окне кирпичного домика охранника. Мне нужно было время, чтобы перебрать все возможные варианты. Я не хотела, чтобы меня спасал мужчина. Баловали, обожали, воздвигали на пьедестал? Да. Но спасали? Non[5]5
  Нет (франц.).


[Закрыть].

Итак. Если у меня есть хоть один шанс сохранить положение в обществе, мне потребуется помощь Говарда Граута. Эта мысль не давала покоя, так как за свои услуги он запросил слишком дорогую плату.

Как говорят, нашла коса на камень.

Но, объезжая парк Уиллоу-Крика с восточной стороны главной площади, мимо толстых дубовых стволов и диких колокольчиков, рассыпанных повсюду, как цветной ковер, я вдруг поняла, что если кому-то и под силу протащить Никки Граут в ЛИУК, то только мне. Я была просто гений, когда речь шла о выполнении невозможного. Кроме того, если я не прибегну к помощи Говарда, чтобы вернуть деньги, меня в любом случае вышвырнут из Лиги. Мне нечего терять, зато смогу вернуть свое.

Решение было принято.

Я отыскала в бардачке мобильник и набрала номер справочной. То, что Грауты были в списке, показалось удивительным, но я обрадовалась, что мне не придется возвращаться в их дом, по крайней мере пока.

– Миссис Уайер? – сказал Говард. Определитель номера – это в духе НС.

– Да, это я.

– Итак, вы согласны.

Слова, которые я собиралась сказать, застряли у меня в горле, и я почувствовала, как мое напряжение пошло по телефонным проводам. Я не могла заставить себя сказать хоть что-нибудь. Но в тот момент, когда он выругался и собирался повесить трубку, я сдалась:

– Да, я согласна.

Он помедлил:

– ...Отлично.

– Вы заставите моего мужа заплатить за все его художества?

– Миссис Уайер, если вы протащите мою Никки в эту вашу навороченную Лигу избранных Уиллоу-Крика, я лично прослежу за тем, чтобы он не нашел себе занятия лучше, чем подавать бургеры в придорожной закусочной.

Эти слова пробудили во мне какое-то холодное, сладкое, совсем не подобающее леди чувство мести, и я произнесла:

– Что ж, хорошо. Договорились.

– Я обрадую Никки, что ее принимают в Лигу?

– Не спешите. Для начала можете сказать жене, что я представлю ее нескольким членам ЛИУК. Вступление в Лигу – долгий процесс.

– Ладно. Хотя, возможно, тебе стоит зайти и самой поговорить с Никки. – Он вернулся к фамильярному тону. – Объяснишь ей, что она должна делать. Кроме того, нам тоже не мешает поговорить. Мне нужна вся информация, которой ты располагаешь, о делишках своего муженька.

– Я знаю только об одном.

– Я о работе, миссис Уайер.

– А, конечно. Вам нужна информация из банка и все такое.

– Да, и как можно скорее.

– Когда вы хотите встретиться?

– Давай завтра.

– Так скоро?

– Если он действительно украл твои деньги, нельзя терять ни секунды. Если бы я не захотел проверить кое-что сам, то велел бы тебе ехать ко мне немедленно.

Чем дольше я с ним общалась, тем более убеждалась, что все в городе правы: он просто бандит. Но что мне оставалось? Только смириться с этим. Поэтому на следующий день я снова подъехала к его дому, нагруженная папками, принадлежавшими моему мужу, и планами относительно жены моего нового юриста.