Текст книги "Женщины Флетчера"

Она вспомнила о палатке, где ей пришлось завтракать, и улыбнулась слабой грустной улыбкой.

– Меня зовут миссис Хаммонд, – отрывисто объявила экономка, когда они вошли в распахнутые двери и оказались в самой большой и чистой кухне, какую Рэйчел когда-либо видела.

Она остановилась, глядя на сверкающие медные кастрюли, развешанные по желтым стенам, на застекленные буфеты, заставленные изысканным фарфором.

– Меня зовут Рэйчел. Рэйчел Маккиннон.

Миссис Хаммонд обернулась. В ее лице промелькнуло оживление, толстые пальцы начали теребить длинный передник, прикрывавший ее темное шуршащее платье.

– Маккиннон,– задумчиво проговорила женщина, как бы вслушиваясь в это имя. – Маккиннон. Это имя мне определенно знакомо.

Рэйчел слегка пожала плечами:

– Наверное, оно довольно распространенное.

– Маккиннон? – миссис Хаммонд покачала головой с аккуратно уложенными седыми волосами. – Его услышишь не так часто, как, скажем, Смит или Джонс.

Рэйчел стесняло все – окружающая обстановка, мистер Джонас Уилкс и эта строгая, суровая домоправительница. Девушка нервно тронула рукой свое грязное, мокрое платье.

– В-вы очень добры – я имею в виду, я доставляю вам столько беспокойства...

Миссис Хаммонд сняла с плиты кипящий чайник, налила воду в ярко-желтый фарфоровой заварочный чайничек и насыпала туда несколько полных ложек заварки. Лицо женщины немного смягчилось, и, когда она снова заговорила, в голосе неожиданно появились добрые нотки:

– Никакого беспокойства. Погрейтесь вот тут около плиты, пока я найду вам что-нибудь теплое и сухое из одежды.

Рэйчел приблизилась к поблескивающей, чудовищно огромной плите. Никелированные завитки украшавшего ее орнамента сверкали даже в тусклом свете пасмурного дня, а тепло было поистине чудесным.

– Спасибо.

– И не беспокойтесь о вашем испорченном платье, – громко добавила женщина уже в дверях, ведущих в столовую.– У нас есть кое-какие вещи, которые, возможно, подойдут вам.

Дрожа, Рэйчел придвинулась поближе к плите. Ее нетерпеливый взгляд остановился на желтом чайнике, и пар, клубами поднимавшийся из носика, наполнил ноздри девушки дразнящим ароматом. Она глубоко вздохнула и стала ждать.

Минут через пять миссис Хаммонд вернулась, запыхавшаяся, с порозовевшими щеками, прижимая к полной груди длинный фланелевый халат.

– Туалетная комната здесь рядом,– сказала она.– Почему бы вам не сменить свою мокрую одежду, пока я налью чаю?

Рэйчел, опустив глаза, поспешно схватила мягкий халат и подчинилась.

Комнату украшали огромная эмалированная ванна, мягкие стулья и изысканно расписанная шелковая ширма, за которой можно было раздеться. В благоговении Рэйчел прошла за нее и наконец стянула ненавистное ситцевое платье и промокшие хлопчатобумажные панталоны и сорочку. Прикосновение фланелевого халата к коже было удивительно мягким и теплым.

Каково это – постоянно носить такую одежду и принимать ванны в специально отведенной для этого комнате? Интересно, так ли живет ее мать? Рэйчел улыбнулась. У миссис Каннингэм, в Сиэтле, она мылась в ванне, стоявшей посреди кухни, и, торопливо скребя себя мочалкой, опасалась, как бы в помещение не забрел кто-нибудь из жильцов.

Она глубоко вздохнула и поспешила назад на кухню, где миссис Хаммонд степенно разливала чай.

Рэйчел почувствовала себя почти леди. Девушка выпила чашку крепкого ароматного чаю, и ей жутко захотелось еще, но в ответ на предложение миссис Хаммонд она отказалась. Она и без того поступила достаточно неприлично, явившись вся промокшая и в экипаже фактически незнакомого мужчины. Не стоило прибавлять к своим прежним прегрешениям еще и чревоугодие.

Спустя полчаса, преисполненная трепета и восторга, она погрузилась в горячую душистую воду, которую они с миссис Хаммонд нагрели и принесли в туалетную комнату, чтобы наполнить ванну. Несколько чудесных минут Рэйчел просто лежала в воде, а затем начала тереть свое порозовевшее тело и спутанные волосы мылом, пахнущим дикими цветами. Помывшись, Рэйчел повязала голову полотенцем и снова до подбородка погрузилась в ванну. Сквозь толщу ароматной воды она едва могла различить маленькое ромбовидное родимое пятно возле соска левой груди.

Именно в этот момент до нее донеслись звуки ссоры. Ей не удавалось разобрать слов, но было слышно, что ругаются двое мужчин, а миссис Хаммонд пронзительным голосом изредка вставляет замечания.

Рэйчел задрожала, пытаясь сообразить, что же ей делать. Ничего путного еще не пришло ей в голову, когда дверь распахнулась с силой, чуть не сорвавшей ее с петель, и на пороге возник разъяренный темноволосый мужчина.

– Одевайтесь! – отрывисто скомандовал он. Перепуганная Рэйчел прикрыла грудь руками и погрузилась в воду еще глубже.

– Немедленно! – прокричал мужчина.

У Рэйчел отнялся язык; она смогла только нервно кивнуть. Похоже, это вполне удовлетворило незнакомца. Он окинул Рэйчел нетерпеливым взглядом, от которого у нее сжалось сердце, и закрыл дверь.

Рэйчел выбралась из ванны и, спрятавшись за ширму, быстро сняла намотанное на голову полотенце и принялась торопливо, лихорадочными движениями обтираться. Сердце чуть не выскочило у нее из груди, когда она снова услышала звук отворяющейся двери. Но это оказалась миссис Хаммонд, которая заглянула за ширму и протянула девушке охапку одежды: шелковое белье, чулки и платье цвета лаванды из какой-то мягкой шуршащей материи. Миссис Хаммонд ничего не сказала; Рэйчел тоже не могла вымолвить ни слова, пока не оделась.

– Кто этот человек? – прошептала она. – Что ему нужно?

Экономка вздохнула, но глаза ее были добрыми.

– Это, моя дорогая, доктор Гриффин Флетчер. И я боюсь, что ему нужны вы.

– Зачем? – ужаснулась Рэйчел. Миссис Хаммонд пожала плечами:

– Господь знает. Он на вид грубоват, детка, но вас не обидит.

– 0-он не имеет права...

– Имеет или не имеет, но всем нам придется поплатиться, если вы не сделаете так, как он говорит, – сказала миссис Хаммонд, после чего вышла, затворив за собой дверь.

Прикусив нижнюю губу, Рэйчел оглядела комнату. В ней было только одно окно, да и то плотно закрытое. Она отчаянно пробовала распахнуть его, пока не поняла, что оконный замок замазан масляной краской, и единственный путь к бегству отрезан. Уже просто от страха она еще два раза дернула окно, и слезы закипели у нее на глазах.

Дверь снова открылась, и появился тот самый мужчина с темными мрачными глазами. Не отрывая от Рэйчел взгляда, он протянул ей ее потертые, заляпанные грязью ботинки.

– Обувайтесь.

Рэйчел вскинула голову и шагнула ему навстречу.

Джонаса переполняла жгучая и злобная ярость, но ему пришлось держать ее в узде, пока его давнишний враг тащил Рэйчел через кухню в столовую, а потом наружу через парадную дверь.

Он побоялся противостоять Гриффину, и этот страх засел у него внутри, усиливая горечь поражения.

Миссис Хаммонд упрямо молчала у плиты, помешивая суп.

– Пошли Маккея за индианкой,– сказал Джонас после нескольких секунд напряженного молчания.

– Но, Джонас...

– За индианкой,– выдохнул Джонас.– Фон Найтхорс.

Когда миссис Хаммонд осмелилась, наконец, встретиться с ним взглядом, в ее глазах мелькнуло осуждение.

– Но сейчас полдень. Что Том должен ей сказать? Джонас круто повернулся и распахнул дверь резким движением руки.

– Что пришло время платить,– ответил он.

ГЛАВА 4

Немного успокоившись, Рэйчел рискнула украдкой взглянуть на мужчину, сидящего рядом с ней в коляске. Его лицо с напряженным подбородком и плотно сжатыми, аристократического рисунка губами выражало неодобрение.

Доктор Гриффин Флетчер. Рэйчел была благодарна миссис Хаммонд, сообщившей ей имя этого человека: самому ему так и не хватило воспитанности, чтобы представиться.

– Зачем вы это делаете? – решилась спросить она, испытывая болезненную неловкость из-за своих мокрых непричесанных волос и одежды с чужого плеча.

Доктор Флетчер обратил свои темные гневные глаза на ее лицо. У него был низкий, рокочущий голос, подобный дальнему раскату грома.

– Что предлагал вам Джонас? – холодно осведомился он.

Рэйчел почувствовала, как все ее лицо вспыхнуло краской.

– Простите? – выдавила она задыхаясь.

– Ничего, – буркнул доктор, переключая внимание на вожжи, лошадь и вязкую грязную дорогу, сменившую мощеную подъездную аллею, ведущую к дому мистера Уилкса.

Замирая от страха, Рэйчел откинулась на подушки сиденья и стала молча молиться о скором и чудесном спасении.

Будто бы в унисон с охватившей ее бурей чувств дождь превратился в ливень и забарабанил по крыше коляски. Попадая внутрь, капли хлестали Рэйчел по лицу и стекали на ее прелестное сиреневое платье.

Казалось, доктор Флетчер напрочь забыл о ее существовании, и девушку это странным образом беспокоило. Этот человек внушал ей сильнейшую антипатию – Рэйчел почувствовала ее с первого взгляда, и все же что-то внутри нее жаждало его внимания.

– Я хочу знать, куда вы меня везете, – твердо произнесла она, стараясь перекричать гул усиливающегося дождя.

Наконец он посмотрел на нее, окинул уничтожающим взглядом ее промокшее платье, после чего вновь перевел глаза на ее лицо.

– Вам холодно,– сказал он почти осуждающе. Затем быстро снял пиджак и сунул его Рэйчел.

Рэйчел накинула пиджак на плечи и свирепо уставилась на доктора:

– Я требую, чтобы вы мне сказали...

На его плотно сжатых губах появилась невеселая усмешка.

– Значит, вы требуете? – он засмеялся так, что Рэйчел вздрогнула. – Интересно.

– Вы всегда такой гадкий, доктор Флетчер?

– Только когда я в хорошем настроении, – парировал он. – А вы всегда ходите домой к таким, как Джонас Уилкс?

Глубоко оскорбленная Рэйчел надолго лишилась дара речи. Затем заговорила, размеренно и с достоинством, тоном настоящей леди:

– Мистер Уилкс был очень добр ко мне.

В глубине его темных глаз сверкнула мрачная ирония.

– О-о, он отличный парень, – язвительно протянул доктор Флетчер. Его взгляд снова переместился на ставшую уже почти прозрачной ткань ее платья, и выражение злобного веселья уступило место другому – яростному и непонятному.

– Красивое платье,– заметил он.

Рэйчел не была настолько наивной, чтобы принять это за комплимент, и в последний момент прикусила язык, сдержав готовое вырваться «спасибо».

Жалкая кляча плелась, то и дело увязая копытами в грязи; несмотря на дождь, дыхание лошади образовывало в воздухе маленькие облачка пара. Рэйчел сделала вид, будто с интересом рассматривает буйную растительность по бокам дороги. Наконец они добрались до Провиденса, но коляска не остановилась ни у одного из красивых, аккуратно покрашенных домиков, так восхитивших Рэйчел. Лошадь продолжала тащить коляску, пока не остановилась перед тем самым коттеджем, где Рэйчел совсем недавно повстречала мистера Уилкса.

– Вы можете зайти и обсохнуть,– коротко бросил доктор, соскочив с сиденья коляски и поднимая с пола старую черную медицинскую сумку.

Рэйчел с опаской посмотрела в сторону палаточного городка. Он едва виднелся сквозь стену дождя и выглядел все так же неприветливо. Она подавила инстинктивное желание сбежать от этого назойливого человека, пока есть возможность, и укрыться, дрожа от холода, в сомнительной безопасности своей палатки.

Доктора Флетчера вроде бы не особенно интересовало, что намерена делать Рэйчел. Он уже широко шагал по аккуратной дорожке, ведущей к двери коттеджа. Рэйчел поспешила преодолеть расстояние, отделявшее ее от этого дерзкого, смущавшего ее человека. Поравнявшись с ним, она вдруг вспомнила о замках, описания которых встречала в книгах. Он был похож на одно из этих угрюмых, неприступных строений – холодный и замкнутый, будто бы отделенный от нее преградой, столь же реальной и непреодолимой, как ров, наполненный водой и кишащий крокодилами. Интересно, подумала она, удавалось ли хоть кому-нибудь – мужчине, женщине или ребенку – проникнуть за эти мощные стены и найти путь, ведущий к его сердцу?

Рэйчел понимала, что у нее просто разыгралось воображение, но это ее не заботило. Умение погружаться в мир фантазии часто скрашивало для девушки невыносимую реальность.

В доме оказалось чисто и тепло, но освещение было скудным. Призрак смерти витал в этом уютном жилище. Рэйчел почувствовала ее присутствие и плотнее запахнулась в пиджак доктора.

Возле очага, в котором потрескивал огонь, стоял, сгорбившись, худой изможденный человек. Его лицо находилось в тени, но Рэйчел поняла, что он плачет, и у нее тоже задрожали губы: слишком много эти тихие, сдавленные звуки говорили девушке о жизни в поселках лесорубов и вокруг них.

Доктор Флетчер молча пересек комнату и исчез за боковой дверью, оставив Рэйчел и убитого горем человека одних.

Но почти тут же из комнаты, куда вошел доктор, появился высокий, приятного вида мужчина. Она печально улыбнулся Рэйчел.

– Здравствуйте,– сказал он и направился к ней, протягивая руку, которая оказалась крепкой и мозолистой.

Она растерянно уставилась на его потертый священнический воротничок. Священники, которых ей случалось встречать, обычно пространно и громко говорили, но редко занимались настоящей работой. Огрубевшая кожа его рук противоречила подобному представлению. Этому человеку, несомненно, не раз приходилось махать топором, а может, и работать двуручной пилой.

Он мягко улыбнулся Рэйчел глазами, но губы его хранили скорбное выражение.

– Я преподобный Холлистер,– представился он, после чего, не спросив имени Рэйчел, удалился, но тут же вернулся с расческой и одеялом.

Рэйчел вспомнила о своих спутанных мокрых волосах и зарделась, однако с благодарностью приняла предложенные ей вещи, прошептав: «Спасибо».

Мужчина возле камина перестал плакать, с видимым усилием поборов себя, и вышел из дома, оставив дверь открытой. Казалось, он не обращал внимания на дождь.

Рэйчел увидела, как он, торопливо пройдя по дорожке, исчез за воротами.

Закрывая дверь, преподобный Холлистер тихо объяснил:

– Ребенок Сэма родился мертвым.– Его доброе лицо исказилось от сострадания.– А несколько минут назад мы потеряли и его жену.

Глаза Рэйчел наполнились слезами.

– О нет,– сказала она, так остро ощущая смерть этой чужой женщины и ее ребенка, как будто то были близкие ей люди.

Несколько секунд длилась тягостная тишина. Рэйчел отвернулась и повесила пиджак доктора на деревянный крючок возле камина и закуталась в шерстяное одеяло, принесенное преподобным Холлистером. Встав у огня, она принялась расчесывать волосы резкими, решительными движениями, в которых прорывалась охватившая ее тоска.

Казалось, целая вечность прошла к тому моменту, когда доктор Флетчер появился из комнаты смерти и встал у огня, рядом с Рэйчел. Искоса взглянув на него, она заметила, как напряжены его плечи под влажной белой рубашкой, а в его великолепных яростных глазах застыло выражение затравленности.

– Мне очень жаль,– сказала она.

На какое-то мгновенье ей почудилось, что в окружавшей его неприступной стене появился просвет, но он, похоже, прочел ее мысли и высокомерно выпрямился. Взгляд доктора, обращенный на нее, ровным счетом ничего не выражал, и с губ его не сорвалось ни слова.

Внезапно Рэйчел пришла в голову жуткая мысль, от которой у нее чуть не подкосились ноги.

– Это из-за того, что вы уехали? Они умерли из-за меня?

– Вы преувеличиваете собственную значимость, мисс Маккиннон,– доктор дал выход накопившемуся раздражению. – Ничего нельзя было сделать, независимо от того, оставался я здесь или нет.

Рэйчел была слишком уязвлена, чтобы отвечать, но преподобный Холлистер укоризненно выдохнул:

– Гриффин!

Казалось, ужасное напряжение, сковавшее тело доктора Флетчера, немного ослабело, но он промолчал. Только повернулся к огню, и багрово-рыжие отблески заплясали на его неподвижном лице.

Глубоко, судорожно вздохнув, Рэйчел начала:

– Я думаю, мне лучше уйти. Я не хочу никому мешать...

Казалось, после всего случившегося доктор не в силах был больше ничем удивить ее, но он схватил девушку за руку и притянул к себе так близко, что она почувствовала сквозь юбку его твердое, мускулистое бедро.

– Не хочешь ли осмотреть свой новый дом, Рэйчел? – его тон вызвал у нее смешанное чувство страха и ярости.– Место освободилось. Одно слово твоему доброму другу Джонасу Уилксу – и ты тоже будешь жить в роскоши!

Не понимая, о чем говорит доктор, Рэйчел попыталась вырваться, но у него была мертвая хватка. Сердце билось в груди девушки, будто раненая птица. Если бы преподобный Холлистер мгновенно не разжал руку доктора Флетчера, Рэйчел упала бы в обморок.

– Гриффин,– резко и сердито сказал священник,– хватит!

Мужчины застыли на миг, уставившись друг на друга. Напряжение, и раньше царившее в комнате, казалось достигло предела. Из горла Рэйчел вырвалось слабое, сдавленное рыдание, и она пулей вылетела из дома и понеслась по скользкой каменной дорожке.

Ворота не поддались ее лихорадочным усилиям, и она вцепилась в них, повинуясь истерической потребности убежать, оставив далеко позади ту почти физически ощутимую ненависть, которая воцарилась в маленьком домике за ее спиной. Но чья-то твердая рука сжала ее руки, прекратив их борьбу с ржавым засовом. Девушка подняла глаза и встретилась с гневным презрительным взглядом доктора Гриффина Флетчера.

Он промок до нитки. По его лицу бежали дождевые струи, густые черные волосы мокрыми прядями прилипли ко лбу. Сквозь его ставшую прозрачной рубашку Рэйчел увидела темную сетку волос, покрывавших его грудь, и это возбудило в ней ощущения, напугавшие ее больше, чем все произошедшее за день. Она была так ошеломлена, что не могла ни двигаться, ни говорить, а только смотрела на него и поражалась всем тем безумным, противоречивым чувствам, которые подобно шторму бушевали в ее душе.

Доктор Флетчер, похоже, не замечал дождя; он просто стоял и неотрывно смотрел в лицо Рэйчел. Затем неожиданно положил руки ей на плечи.

«Я хочу его,– подумала Рэйчел с ужасом.– Господи, после того, как он так со мной обращался, я хочу его».

В отчаянии она вздернула подбородок и прокричала сквозь шум нескончаемого дождя:

– Я иду домой!

Не говоря ни слова Гриффин Флетчер отпустил ее.

Больше всего на свете желая остаться с ним, Рэйчел повернулась на каблуках и побежала по травянистому склону к палаточному городку. Один раз она все же невольно оглянулась. Он стоял у ворот и смотрел ей вслед.

Известие о том, что ее требует к себе Джонас, заставило Фон Найтхорс внутренне содрогнуться, но она постаралась скрыть свой страх. Если бы Маккей понял, что она боится, он бы обрадовался, – а у нее не было ни малейшего намерения доставлять удовольствие этому слизняку.

Она последовала за кучером и «правой рукой» Джонаса по дорожке к калитке, пару раз подставив лицо очищающему дождю. Краем глаза она заметила коляску и лошадь Гриффина Флетчера у ворот дома Фанни.

На мгновение она подумала, не броситься ли к нему. Он защитил бы ее – она это знала, но потом решила, что не стоит просить его о помощи. У Гриффина и так хватало проблем, а у Фон имелись и свои особые причины, по которым ей не хотелось привлекать внимание к ситуации.

Маккей привел с собой вторую лошадь, и Фон проворно вскочила на ее широкую спину, вцепившись в поводья побелевшими пальцами. Седло Маккея скрипнуло, он повернулся к ней и ухмыльнулся.

Фон ответила ему тем же. «Подонок»,– подумала она.

Они ехали быстро, свернув с главной дороги на тропинку, ведущую сквозь густой лес на восток от палаточного городка. Минут через пятнадцать, миновав серебристую тополиную рощу, оба всадника пересекли узкую грунтовую дорогу. Фон позволила себе мельком взглянуть через плечо на большой дом из черного камня, где жил Гриффин Флетчер. Если она достаточно резко осадит лошадь, а потом хорошо пришпорит, то успеет оказаться у дверей Гриффина и скрыться в доме, прежде чем Маккею удастся догнать ее.

Она сглотнула слюну. А что ей делать завтра, послезавтра? Она же не сможет вечно прятаться от Джонаса, да и Гриффин, этот великолепный безумец, не одобрит ее поступок.

Дождь стихал, и Фон проклинала его за это: в данный момент ей хотелось, чтобы небеса разверзлись и потоки воды, обрушившись на Джонаса Уилкса, утопили его.

«Он наверняка умеет плавать»,– с горечью подумала она.

Маккей начал подниматься по крутому каменистому склону, и Фон поехала за ним. Добравшись до гребня, они остановились, сдерживая нетерпеливо гарцующих лошадей. Внизу лежали необъятные владения Джонаса Уилкса. Маккей созерцал роскошный кирпичный дом и окружающие его земли с нескрываемой гордостью причастного к этим богатствам человека, Фон – с содроганием.

«Не следовало говорить Филду Холлистеру, что я видела, как Джонас увозил Прекрасную Деву,– мрачно подумала она.– Проклятье! Десять против одного, что Филд сказал Гриффину, и Гриффин ворвался к Джонасу, чтобы спасти дочь Бекки от позора и падения!»

Фон выпрямилась и встала на стременах, чтобы размять ноги. Еще до захода солнца я пожалею, что родилась на свет.

Через плечо Маккей бросил на нее насмешливый взгляд, будто бы прочитав ее мысли и найдя их чрезвычайно забавными.

– Поехали, индианка. У босса насчет тебя свои планы.

– Говорила я тебе когда-нибудь, как мой народ поступил бы с ползучим гадом вроде тебя, Маккей? – огрызнулась Фон.

Маккей побледнел:

– Заткнись.

Лошади двинулись вниз по склону холма, и Фон повысила голос:

– Сначала наши старухи содрали бы с тебя кожу, а потом...

Маккей пришпорил своего вороного жеребца, и хохот Фон зазвенел, эхом отразившись от горных склонов.

В уединении своей палатки Рэйчел сняла мокрую одежду и завернулась в одеяло. Слезы закипали у нее на глазах, но она не дала себе заплакать.

Она опустилась на лежанку, ощущая внутри себя бурю самых противоречивых чувств. Поскольку злость помогала ей согреться, Рэйчел попыталась разжечь ее, вспоминая грубые слова и намеки доктора Флетчера. Но злость все убывала. И девушка вдруг стала представлять себе, каково это было бы, если бы она отдалась ему.

Касательно отношений между мужчинами и женщинами Рэйчел было известно все основное, хотя собственного опыта в этой области у нее не имелось. Отец неоднократно предупреждал ее, что если она переспит с мужчиной, то будет обесчещена.

Рэйчел знала одну девушку в Орегоне, которую обесчестил сын лавочника. В итоге та оказалась с большим животом, но получила вкусную еду и надежную крышу над головой.

Рэйчел попыталась вообразить себя обесчещенной, потом устало отогнала от себя эту мысль.

День выдался беспокойный. Сначала эта злосчастная сцена с мистером Уилксом в столовой, потом встреча с ним у коттеджа. В довершение этого она выяснила, что ее мать живет поблизости, еще пила чай и принимала настоящую ванну в роскошном доме мистера Уилкса, и в конце концов ее утащил оттуда этот несносный Гриффин Флетчер. Казалось, ему доставляло удовольствие осыпать ее скрытыми оскорблениями, даже ненавидеть ее. Но почему?

Слезы наполнили ее фиалковые глаза и потекли по щекам. «Я тоже ненавижу его»,– грустно подумала она, зная, что на самом деле это не так.

Рэйчел продолжала плакать, ворочаясь под тонким одеялом, пока ее не сморил тяжелый, беспокойный сон.

Гриффин остановился у входа в палатку, указанную ему Чангом, глубоко вздохнул и провел рукой по влажным волосам. Вообще-то с его стороны безумство даже приближаться к этой девушке, учитывая впечатление, которое она произвела на него почти с первой минуты как он ее увидел. И все же он не мог оставить ее в палаточном городке – сейчас она была особенно беззащитна перед Джонасом. Да и Бекки рассчитывала, что Гриффин будет оберегать ее.

Доктор выругался. Ему показалось, что Рэйчел не слишком-то обрадовалась, когда он вытащил ее из роскошного логова Джонаса. Насколько Гриффин мог судить, ей понравился этот негодяй.

– Рэйчел? – тихо позвал он.

Ответа не последовало, и его внезапно охватил беспредельный страх. Вдруг Джонас уже опять нашел ее и забрал к себе? Вдруг прямо сейчас он осыпает ласками ее прекрасную грудь или...

Гриффин шагнул внутрь палатки.

Он совершенно не был готов к тому, чтобы обнаружить ее там, спящую на узкой лежанке, едва прикрытую тонким одеялом. В свете лампы он различил изгиб стройного бедра и полностью обнаженную левую грудь. Возле розового соска виднелось маленькое родимое пятно в форме ромба.

Казалось, минула целая вечность, прежде чем Гриффин смог пошевелиться или вздохнуть. Никогда и ни к одной женщине в жизни его не влекло так, как к этой задиристой девчонке с глазами цвета лесных фиалок. Он попытался отнестись к этому философски: в конце концов, даже в этом восхитительном маленьком теле не было ничего, чего бы он не видел раньше.

«Я врач»,– напомнил он себе. Но Рэйчел не была его пациенткой.

Он отвернулся, но в нем продолжали бороться разные стороны его сложной натуры. Наконец понятия о чести одержали верх, он наклонился и осторожно натянул одеяло на обнаженную грудь и соблазнительное бедро.

Будет и другой раз – Гриффин знал это. И ждал его с нетерпением и отчаянием.