Текст книги "Обещание ведьмы"

Лине Кобербёль
Обещание ведьмы

© Гурова Е., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Глава 1
Парящая ищейка

Я лежала на спине прямо на песке, глядя на затянутое лёгкой дымкой голубое небо. Наступило утро, попугаи на деревьях шумели и галдели – хуже, чем весь школьный двор в самый разгар перемены. Я понимала, что нужно бы встать – что мне в любом случае придётся скоро подняться, – но в тот миг так здорово было просто лежать. Дать отдых рукам и ногам, которые столько карабкались, прыгали, брели, ползали и боролись. Здорово не думать вообще ни о чём – только о песке, солнце и синем небе.

И тут я её заметила. Громадную птицу с такими широкими крыльями, что она напоминала летающую дверь. Она медленно парила в восходящем потоке воздуха, с каждым кругом снижаясь всё ниже, и по сравнению с размахом её огромных крыльев попугаи казались крохотными разноцветными воробышками.

Может, это орёл? Я понятия не имела, какие птицы могут встретиться здесь, на острове Кахлы.

Нет, похоже, это не орёл – слишком длинная шея. Я прищурилась от солнца, чтобы лучше разглядеть гигантскую птицу. Она снизилась ещё на несколько метров, приблизившись настолько, что я даже немного занервничала. Она была такой огромной… Конечно, хищные птицы редко нападают на людей, но…

Один из воронят испуганно пискнул; кто из двух – дикий друг Аркуса Эрия или другой воронёнок, – я не разобрала, однако Аркус пробормотал что-то успокаивающее им обоим.

Я уже собиралась сесть, как птица спикировала вниз. Приземлившись прямо передо мной, она сделала в мою сторону несколько неуклюжих шагов, словно бежала. Её глаза окаймляла морщинистая розовая кожа, и если бы не мощный жёлтый клюв, она напоминала бы угрюмого старика. Красные глаза злобно сверкали, а на перьях головы виднелась запёкшаяся кровь, в особенности вокруг клюва.

– Убирайся! – машинально крикнула я, подняв руку, чтобы защитить лицо, и в ту же секунду ощутила острую боль в предплечье. Обдав меня сладковатым гнилостным запахом и задев мощным крылом, птица, сделав пару взмахов, взмыла вверх и улетела в открытое море.

– Ай!

Прямо возле локтя образовалась рана. Довольно глубокая – при желании туда можно было засунуть палец. Но такого желания у меня не возникло. Сначала я просто сидела, тупо разглядывая порез, а потом он начал пульсировать, и кровь залила всю руку.

– Ой-ой-ой! – испуганно запричитала Никто. – Что случилось?

– Это был гриф, – сказала Кахла, поднявшись. – По-моему, белоголовый сип.

Фу, как противно! Если тебя ранит, как я подумала сначала, орёл, это уже неприятно, но гриф… падальщик, использующий клюв для того, чтобы копаться в полусгнивших внутренностях… фу, какой ужас!

– Он… поранил меня, – сказала я.

Оскар смотрел на кровь – по моему мнению, чересчур уж спокойно.

– Неслабо, – произнёс он. – Можно разглядеть сухожилия и всё такое…

Боль стала нестерпимой.

– Кахла, – попросила я, – не могла бы ты…

У меня даже голова закружилась. Гриф. Как противно!

Кахла взяла меня за запястье и запела. Прямо у меня на глазах бег крови замедлился, она начала засыхать, и рана закрылась, хотя и не до конца. Но этого, наверное, нельзя было требовать даже от такой способной дикой ведьмы, как Кахла.

– Промой её, – сказала она, показывая на волны, мягко и слабо бьющиеся о берег.

– В морской воде? Ведь будет же щипать так, что глаза на лоб…

– Морская вода препятствует воспалению, – перебила она. – Делай как говорю!

Пройдя несколько метров, я добрела до моря и, немного поколебавшись, окунула руку в воду. Защипало так, что в глазах потемнело, и мне пришлось приложить невероятные усилия, чтобы сконцентрироваться на том, сколько ужасных бактерий, занесённых грифом, смывает морская вода.

– Я не думал, что грифы нападают на живых людей, – сказал Оскар. – Может, он решил, ты мертва? Ты лежала совсем неподвижно…

– Но ведь потом я села! Он не мог принять меня за мертвечину!

– Белоголовый сип не любит летать над водой, – покачала головой Кахла. – Но этот, спасаясь бегством, улетел прямо в открытое море. К тому же… такие птицы обитают в основном в горных районах. Что-то здесь не так…

– Думаешь, это животное-раб?

Или… наверное, правильнее – птица-раб. Существо, лишённое собственной воли. Как змеи, которых подчинила себе мама Кахлы – по крайней мере до тех пор, пока они не восстали против неё и не убили.

– Возможно.

Но кто на такое способен? Ведь теперь, когда Ламия мертва, я даже предположить не могу, кто может сотворить подобное.

– Бравита Кровавая?

– Понятия не имею! – ощетинилась Кахла. – Я не могу знать, чем занимаются все злые дикие ведьмы мира. Только потому что моя мама… моя мама была…

Она запнулась.

Я заметила, как её плечи дёрнулись, и поняла, что она из всех сил старается не заплакать.

– Но ведь я совсем не это имела в виду, – тихо сказала я. – Ты просто… намного способнее нас. По крайней мере, меня. Ты знаешь гораздо больше.

Её плечи перестали дрожать. Она даже одарила меня печальной, еле заметной улыбкой.

– Тебе всё ещё больно? – спросила она.

Да, было больно, но уже так не щипало, и из-за морской воды я, по крайней мере, чувствовала себя чище.

– Терпимо, – ответила я. – Но лучше чем-нибудь обмотать.

Кахла молча дала мне один из шёлковых платков, составлявших «наряд принцессы», который, по мнению её мамы, она должны была носить.

– У грифов отличное чутьё, – задумчиво произнесла она. – Они могут отличить свежую мертвечину от гнилой падали на расстоянии нескольких километров.

– Слушайте, я же об этом знаю! – Оскар прямо-таки расцвёл от восторга. – Кое-где их используют, чтобы выявить утечки газа – ну в таких длинных трансконтинентальных трубопроводах.

Забавно услышать из уст Оскара такое взрослое слово, как «трансконтинентальный», иногда он в курсе очень странных вещей.

– Откуда ты знаешь? – спросила я. – И как это делают?

– В трубу закачивают особый газ, который пахнет падалью. А потом наблюдают, где будут кружить грифы. Я смотрел передачу о животных, выполняющих необычную работу. А ты знаешь, что хорьков используют для того, чтобы протянуть провода через длинные трубы под футбольными полями, и тому подобного?

– Нет, – ответила я рассеянно. – Но какое это имеет значение? В смысле не по поводу хорьков, а что грифы хорошо чуют запахи?

Меня это слегка удивило. Когда речь заходит об обонянии, мысль о птицах приходит не в первую очередь. У них ведь вообще-то клюв, а не нос.

Кахла не отводила взгляда от моря. Гриф, конечно, давно исчез, но, похоже, она всё же его высматривала.

– Если тебе нужна ищейка, – произнесла Кахла, – которая сможет обыскать огромную территорию практически мгновенно…

– Поэтому-то их и используют для проверки трансконтинентальных трубопроводов, – встрял Оскар, всё ещё находившийся в образе абсолютного ботана.

– Гриф-ищейка? – спросила я, ощутив, как по коже побежали мурашки, ничего общего с погодой не имевшие. Здесь было минимум плюс тридцать градусов.

– О, нет! – воскликнула Никто. – Кто-то нас ищет! – Она бросила взгляд на мою руку, где на шёлковой перевязи уже проступило кровавое пятно. – И этому кому-то мы не нравимся.

Аркус до сих пор не произнёс ни слова: с ним это часто случалось – иногда можно было просто забыть о его существовании. Но теперь он распрямил плечи.

– Мы должны отнести воронят обратно в Воронов котёл, – сказал он. – Здесь им небезопасно.

Я осторожно потрогала руку, подумав, что, по-видимому, в безопасности не находится никто из нас.

Глава 2
Кровавый газ

– Вообще-то мне не повредил бы небольшой отпуск на море, – пробормотала я себе под нос, пока мы собирали вещи, готовясь отправиться в путь. Провести бы недельку на пляже, ничего не делая, только валяясь в тени пальм, поедая созревшие на солнце манго, попивая кокосовое молоко и бросаясь в лазурную воду, когда душа пожелает. Почему Кахла никогда не приглашала меня в гости? Я и понятия не имела, что она живёт в месте, словно взятом из туристического каталога, рекламирующего тропические курорты.

Наверняка её папа был против. Я задумалась о том, как долго ему удавалось скрывать от Кахлы, какой на самом деле была её мама и где она находилась. На протяжении долгих лет он держал Ламию взаперти в лабиринте, не давая ей творить зло, а Кахла думала, что она просто «исчезла». Вряд ли ему хотелось, чтобы у них под ногами болталась незнакомая любопытная девчонка, которая училась дикому колдовству…

Знали ли об этом тётя Иса и её ближний круг? Может, поэтому она согласилась обучать Кахлу? Чтобы девочка смогла стать настоящей дикой ведьмой: заботиться о диком мире, не используя его в своих целях. Ничего не брать, если не можешь отдать что-либо взамен. Этот закон диких ведьм Ламия так и не усвоила.

Я украдкой посмотрела на Кахлу. Её наряд принцессы уже скрылся под несколькими разноцветными шерстяными слоями, а ещё больше одежды в дорогу она сложила в рюкзак. Теперь она стояла чуть в стороне, глядя на пустой дом, и весь её вид говорил о том, что она как никто нуждается в дружеском объятии – несмотря на то что для неё обнимать и целовать людей направо и налево совсем не характерно.

Оскар меня опередил. Не в том смысле, что он бросился вперёд и заключил её в кольцо своих сильных рук, как делают в рассказах, которые печатают в журналах. Он просто слегка приобнял её за плечо.

– Ты в порядке? – тихо спросил он.

Она коротко и напряжённо кивнула – два раза, и всё. На языке Кахлы это означало: «Нет, не в порядке, но я буду делать вид, что всё нормально». Мне кажется, Оскар это понял, поэтому просто похлопал её по плечу, подбадривая, и взял у неё рюкзак. А она в ответ улыбнулась ему опять такой еле заметной печальной улыбкой.

Оскар был моим лучшим другом, но ревновать в тот момент казалось слишком уж мелочным. У Кахлы ведь, кроме нас, в целом мире никого не осталось. Мама её умерла, папа практически тоже. Если мы не вернём в Воронов котёл Эрию и маленького воронёнка, для мастера Милаконды, тёти Исы и остальных ведьм и колдунов из её круга – для Шанаи, фру Померанец и господина Малкина – неминуемо наступит смерть. Только с помощью птенцов вороновы матери смогут вырвать их из остановившегося мгновения, в котором они застыли, до того как жизненные силы покинут их навсегда.

Оскар даже не был моим парнем. Интересно, можно ли вообще нормально воспринимать тот факт, что твой лучший друг и твоя единственная подруга-ведьма явно начинают симпатизировать друг другу? Котёнок воспользовался моментом и, вскочив на меня и цепляясь когтями, вскарабкался на плечо. Он по-кошачьи встряхнулся, и во все стороны разлетелся песок. Я поспешно заморгала, чтобы не запорошило глаза, чувствуя, как мелкие острые песчинки залетают за воротник. Котёнок принялся тереться головой о мою щёку, мурлыча, как заведённая швейная машинка.

«Моя. Моя, моя, моя».

– Да-да, – пробормотала я. – Уже поняла.

Большим пальцем я почесала ему за ухом, там, где ему больше всего нравилось.

– Готовы? – спросила я. – Кахла, не могла бы ты…

Ведь Кахла по-прежнему лучше всех ориентировалась на диких тропах.

Она кивнула.

– Может, нам взяться за руки? – пропищала Никто. – Вдруг опять попадём в вороновый ураган…

У Никто не было рук, но у всех хватило такта об этом не напоминать.

– Наверное, неплохая идея, – ответила я.

Я уговорила сопротивляющегося Котёнка забраться мне под свитер – в самых чувствительных местах добавилось ещё песка, – а Никто заняла уже привычное место в рюкзаке у меня за плечами. Оскар, Кахла, Аркус и я взялись за руки. Кахла закрыла глаза и пропела несколько звуков дикой песни.

– Хорошо, – сказала она, – в эту сторону…

Почти сразу же начал сгущаться туман. Вот мы идём по песчаному пляжу, а в другое мгновение уже…

…что-то пошло не так.

Туман вокруг нас сомкнулся плотнее. Я знала, что Кахла идёт впереди, но не видела её. Я чувствовала руку Оскара и видела очертания знакомой фигуры, пальцы Аркуса нервно сжимали мои. Но в остальном я ощущала себя практически слепой. А туман…

– Здесь жарко, – сказал Оскар. – Так всегда?

Так же было и перед вороновым ураганом, который пронёсся по диким тропам, чтобы убить всех взрослых птиц Воронова котла.

– Кахла, – закричала я, – мне кажется, нам нужно отсюда выбираться!..

В отдалении раздался странный грохот, и тут я поняла, что всё вокруг перестало быть серым. Туман запылал тёмно-красным отсветом, напоминавшим старую кровь. Я услышала, как закашлялась Кахла, а через мгновение почувствовала то же самое: ужасное жжение в глазах и лёгких – ощущение, что всю тебя обжигают разъедающие испарения. Я судорожно закашлялась, диафрагма резко сжалась. Что же такое произошло?

– Газ, – просипел Оскар. – Кахла… назад!

Он цепко схватил меня за руку, а я крепче ухватилась за Аркуса. Ощутив мощный рывок, мы выскочили из туманов. Я ударилась обо что-то голенью, споткнулась и была вынуждена отпустить руку Оскара. Котёнок, зашипев, вонзил в меня когти – потом я обнаружила восемь царапин, небольших, но глубоких. Я по-прежнему ничего не видела, слёзы, ослепляя, текли по щекам, я закашлялась, отхаркиваясь, а когда попыталась смахнуть слёзы свободной рукой, стало ещё хуже, словно жаркие кроваво-красные газовые испарения плотно прилипли к коже. Тяжёлые частые дождевые капли вмиг намочили мои волосы и свитер, но я была только благодарна дождю. Я чувствовала, как капли смывают с кожи жгучую плёнку, и подняла лицо вверх, стараясь не закрывать глаза, чтобы дождь мог унять ужасное жжение.

Так я стояла несколько минут, прежде чем ко мне медленно стало возвращаться зрение.

Всё вокруг нас было погружено во тьму – не такую кромешную, какая бывает далеко за городом, а больше похожую на темноту, наступающую при включённых фонарях. За ноющее ощущение в голени я могла поблагодарить скамейку – абсолютно обычную зелёную скамейку из железа и пластмассы, какие стоят в парках. И на мгновение у меня возникло странное, похожее на сон, ощущение, что я вернулась в знакомые места. Но хотя на первый взгляд некоторое сходство имелось, этот сад не был Звёздным парком у меня дома. Цветы и деревья выглядели совсем по-другому. Кусты фуксии за скамейкой возвышались на целый метр, напоминая непроходимую чащу, а росшие на аккуратных клумбах большие белые колокольчики источали такой сильный сладковатый аромат, что сразу после газовой атаки он казался скорее удушающим, чем приятным. На толстом дереве, на другой стороне дорожки, окаймлённой полоской бледной травы, сидели четыре крохотные обезьянки, не отрывая от нас огромных глаз.

Нет, мы определённо оказались не дома. И не очень-то приблизились к Воронову котлу – заключила я. Но где же мы тогда очутились? И что произошло с дикими тропами?

– Аапчхиии. О нет. Аааааапчхиииии. Хрррк. Что это была за… жуть? – запричитала Никто.

Она двигала крыльями вверх и вниз короткими рывками, напоминавшими работу стеклоочистителей, не потому что пыталась взлететь, а потому что ей постоянно приходилось бороться с желанием коснуться ими глаз.

– Расправь крылья, чтобы дождь мог их как следует очистить, – предложила я.

Она так и сделала, но крылья по-прежнему судорожно подрагивали, и даже в неярком освещения парка я заметила, что её глаза покраснели и опухли. Неужели мои пострадали так же сильно?

– Это был какой-то газ, – сказал Оскар. Он тоже выглядел не лучше. Слёзы и дождевые капли катились по его веснушчатому лицу. – Прямо какой-то… кровавый газ.

Котёнок, шипя, выбрался из-под моего свитера и спрыгнул на парковую дорожку. Покрутив пару раз головой, он, похоже, не очень обрадовался дождю, но в остальном выглядел сносно.

– Воронята! – воскликнула я. – Аркус, с ними ничего не случилось?

– Нет, вроде бы всё в порядке, – сипло ответил он. – Кажется, моя рубашка их защитила. По крайней мере, хоть как-то.

В целом было похоже, что звери пострадали меньше людей.

– Кахла, где мы? – спросила я.

– Не знаю, – ответила она. – Я… я просто старалась оттуда выбраться.

Сказать на это особо было нечего, к тому же я радовалась, что ей это удалось. При мысли о том, как всё могло закончиться, у меня побежали мурашки. Самое важное и сложное на диких тропах – придерживаться нужного направления. Не заблудиться. Иначе можно либо вообще оттуда не выбраться – так погибли родители Шанаи, – либо выйти в абсолютно неподходящем месте: например, в 20 метрах под уровнем моря.

И пусть мы находились в каком-то неизвестном чужом городе, промокшие насквозь под тропическим ливнем, подвергшиеся газовой атаке и оказавшиеся очень далеко от цели. Нам повезло.

Мы всё ещё были живы.

Глава 3
Дикая ведьма поблизости

– Двадцать шесть крон и пятьдесят эре[1]1
  На момент выхода книги это примерно 250 руб. (примеч. ред.).


[Закрыть], – удручённо сказал Оскар, подсчитав наше общее движимое имущество. – Да ещё, наверное, у них здесь совсем другие деньги.

– На пиццу нам вряд ли хватит, – вздохнула я.

Мы захватили с собой еду для воронят, а для себя самих – нет, рассчитывая добраться до места в течение часа.

Не надо было произносить слово «пицца». После того как тошнота улеглась, я почувствовала жуткий голод, а мне это не нравится, так как слишком напоминает тот случай, когда я на себе испытала голод возвратимца – Бравиты Кровавой. Я всё ещё помню, каково это – ощущать непреодолимое желание сожрать выводок новорождённых барсучат.

– Я больше не пойду на дикие тропы, – сказала Кахла. – Больше такого не хочу.

Мои обожжённые глаза с ней согласились. Больше не надо.

– Откуда взялся этот газ? – спросила Никто. – Это…

– Бравита, – сказала я, ни капельки не сомневаясь. – Это она. Думаю, пытается помешать нам добраться до Воронова котла.

– Откуда ты знаешь? – спросил Оскар.

– Это… на неё похоже. Да и кто ещё сотворил бы такое? Или, если уж на то пошло, мог сотворить?

– Ты хочешь сказать – газ колдовской? Что его создала дикая ведьма?

Вид у него был скептический.

– А ты не веришь?

– Ну… просто… в общем, газ – это ведь… нечто химическое. C₁₀H₅Cl N₂ и так далее.

– Что это? – спросила я.

– Химическая формула слезоточивого газа.

Ну, что я говорила – порой Оскар в курсе самых странных вещей, особенно если они имеют отношение к оружию.

– Это она, – упрямо сказала я. – Я знаю.

– А я и не говорю, что это не так. Просто… мне непонятно, как она это делает. Она ведь не тот персонаж, что сидит в засаде с набором газовых гранат, правда?

Я чувствовала усталость, голод, у меня болели глаза и рука – там, где гриф вырвал кусочек плоти. Под повязкой так саднило, что я её сорвала. Это помогло – дождь охладил рану и притупил боль. На самом деле мне больше всего хотелось раздеться и принять долгий душ из дождя. Это зудящее, саднящее ощущение, возникшее из-за газовой атаки, всё не проходило, и из-за этого я нервничала и раздражалась.

– Понятия не имею, как она это делает, – сердито ответила я, – и в данный момент мне абсолютно всё равно. У кого-нибудь есть предложения, как нам двигаться дальше?

Я посмотрела на свою компанию. Мы походили на стайку утонувших мышей – в особенности Валиант, который в большей или меньшей степени и был мышью – во всяком случае лесной соней. Он сидел на плече у Оскара, старательно очищая носик и усики двумя передними лапками одновременно. Очень странно. Если бы мне нужно было угадать, кто из животных станет диким другом Оскара, я бы, наверное, не показала на Валианта. Может, на собаку или уж точно на зверя больших размеров и большей храбрости. Хотя… как-то тётя Иса сказала, что лучше выбирать дикого друга, не слишком похожего на тебя, чтобы ты смог у него чему-нибудь научиться и смог чему-нибудь научить его сам. А Оскар и так достаточно смелый, так что, возможно, ему нужно научиться чему-то другому – например, всерьёз воспринимать опасность?

– Нам нужна помощь, – сказала Кахла.

– Да, – кивнула я. – Но как нам её получить?

– Нужно найти дикую ведьму, живущую поблизости, – ответила она. – И надеяться, что она окажется более-менее дружелюбной.

– Отлично, – сказала я. – И как нам это сделать?

Казалось, моё терпение пострадало так же, как зудящая кожа.

Кахла закусила губу. А потом на её лице появилась чуть заметная, влажная от дождя улыбка. Она показала на обезьянок, сидящих на дереве:

– Мы спросим у кого-нибудь из местных.

– Ты уверена, что это здесь? – спросила я.

Обезьянка просто посмотрела на меня своими громадными глазами. Кахла сказала, что это долгопят, и зверьку такое название действительно подходило. Обезьянка была не больше обычного хомячка, но длинные ручки и ножки, с помощью которых она карабкалась, странным образом походили на косточки. На шарообразной головке виднелся крохотный носик и пара ушей, как у летучей мыши, а остальную часть лица занимали глаза – огромные золотистые глазищи с чёрными булавочными головками зрачков.

Хотя начало переговоров взяла на себя Кахла, в итоге обезьянка уцепилась за мои волосы и шею. Мне кажется, ей не очень-то хотелось приближаться к дикому другу Кахлы – змее Саге. Обезьянка была такой крохотной, что казалось, будто на плече у меня сидит птичка.

Она не дала прямого ответа на мой вопрос – но я ощутила исходящее от неё нетерпение.

Однако, по-моему, этот дом совсем не напоминал жилище дикой ведьмы. Не знаю, как я представляла типичный дом местной ведьмы – может, как хижину с крышей из пальмовых листьев и верандой? А мы стояли перед большой белой бетонной коробкой с металлическими ставнями на окнах, окружённой аккуратным садом, где всё было расположено симметрично. Ни одному растению здесь не разрешалось вырасти больше чем на 40 сантиметров – их ровняли, стригли и обрезали почти под ноль. Вся территория была огорожена чёрной решёткой, а возле ворот установлены переговорное устройство и камера видеонаблюдения, даже не пытавшаяся скрыться от постороннего взгляда.

Оскар нажал на кнопку вызова. Послышалось гудение – и больше ничего. Он нажал снова.

– Может, здесь далеко за полночь? – предположила я.

Но на этот раз в домофоне раздался треск и сдержанное «Да?».

Долгопят прыгнул с моего плеча на ворота и принялся махать лапками, оживлённо объясняя что-то. В смысле… мне так показалось, потому что со стороны это выглядело именно так. Однако никаких звуков обезьянка не издавала. Тем не менее голос на другом конце отреагировал:

– Бима, это ты?

Беззвучное объяснение повторилось.

Раздался щелчок, и ворота медленно открылись.

– Входите, – произнёс голос, – и расскажите, кого Бима привёл домой на этот раз.

– Ничего себе! Людей Бима ещё никогда сюда не приводил, – сказала доктор Юли, рассматривая нас поверх блестящих очков для чтения. – Обычно он приводит нуждающихся в помощи обезьян. Но присаживайтесь. У вас тоже… несколько измученный вид.

Доктор Юли была маленькой и старой. Может, поэтому она напомнила мне фру Померанец? Вообще-то они были не похожи. Когда-то волосы доктора Юли были чёрными, и до сих пор в её белоснежной седине виднелось на удивление много тёмных прядей, делавших её чуть похожей на зебру. Тонкая морщинистая кожа имела цвет корицы, а брови были чёрными как смоль. На ней был белый распахнутый халат, какой носят в лабораториях, но из-под него виднелся яркий жёлто-изумрудный наряд.

Зелёный цвет, конечно, тоже, напоминал о фру Померанец, но, мне кажется, больше всего их роднила излучаемая старыми глазами доброта. Хозяйка сама открыла нам дверь и представилась доктором Юли. Если она и поразилась, увидев перед собой компанию юных диких ведьм вместе с таким существом, как Никто, то удивления не выказала. Она просто улыбнулась так, что её лучистые тёмные глаза почти скрылись в морщинках. Бима кинулся ей на руки, издав свой особый беззвучный крик, и теперь лежал, вальяжно развалившись на её предплечье, позволяя гладить себя по животу и источая безграничный восторг – крохотные тонкие ручки были вытянуты над головой, а ножки подрагивали как у собаки, когда гладишь её в самом любимом месте.

Внутри огромного дома жилое пространство беспорядочно переплеталось с лабораторией, а сам он больше походил на дом дикой ведьмы, чем казалось снаружи. Почти все стены были завешаны большими разноцветными плакатами с изображениями животных, птиц и насекомых, но там имелось и всевозможное техническое оборудование – естественно, микроскопы и ещё какие-то загадочные аппараты. Похоже, она могла центрифугировать, испарять, дистиллировать, взбалтывать, фильтровать, ферментировать и анализировать всё, что угодно. Мебель, напротив, для лаборатории подходила не очень – мягкие диваны с разноцветными шёлковыми подушками, полированные круглые столы из красного дерева, яркие шерстяные покрывала и огромное количество лакированных плетёных кресел, на спинках которых были нарисованы хвосты павлинов.

– Садитесь, – сказала доктор Юли, показывая на павлиньи кресла. – Хотите выпить чего-нибудь холодного? У меня есть морс и лимонад. Или чай, если предпочитаете горячее.

После газовой атаки горло у меня всё ещё болело и саднило, поэтому при мысли о лимонаде с кисловатым цитрусовым вкусом и об обжигающем чае оно запершило ещё больше.

– А можно просто немного холодной воды? – попросила я.

– Скромное пожелание, – доктор Юли снова коротко улыбнулась. – За столиком Кофлера[2]2
  Аппарат Кофлера позволяет определить температуру плавления вещества (примеч. ред.).


[Закрыть] стоит бутыль с водой. – Она показала на один из лабораторных столов с аппаратом, на первый взгляд слегка напоминавший микроскоп, но, наверное, им не являвшийся. Во всяком случае, к нему были присоединены непонятные коробки и измерители.

Поднявшись, я принесла воду в пластиковых стаканчиках – друзьям и себе. Оказалось, пить хотелось всем, и животным тоже. Даже воронята, высунувшись из своего укрытия у Аркуса за пазухой, окунули свои неокрепшие клювики в воду и откинули головки назад, словно утоляющие жажду курицы.

– Простите, что так невежливо разглядываю вас, – произнесла спустя какое-то время доктор Юли, как следует рассмотрев Никто. – Но мне никогда раньше не встречалось существо, похожее на эту молодую даму. Можно спросить, как вас зовут и откуда вы?

Никто, конечно же, сразу засмущалась.

– О-о-о, – произнесла она. – Я… э-э-э… на самом деле я просто ошибка. Меня зовут Никто.

Брови доктора Юли поползли вверх.

– Такое имя никому не подходит, – сказала она. – Оно неуместно и опасно, так как, если не соблюдать осторожность, станешь тем, кем называешься. Или, может, даже – кем тебя называют. А это ещё хуже.

– О-о-о! – вновь произнесла Никто. – Извините! Просто… У меня нет другого имени.

– Это решать вам, – строго сказала доктор Юли. – Но советую поторопиться и найти себе имя получше!

– Я… я попробую.

Бедная Никто! По ней прямо было видно, что она думает – с ней опять что-то не так.

– Мы обязательно тебе поможем, – пробормотала я, слегка похлопав её по ручке-ножке.

Доктор Юли покачала головой:

– Это не ваша проблема. Боюсь, Никто так и останется никем, пока не выяснит, кто она на самом деле.

Вид у Никто был такой, словно она вот-вот расплачется, и я не понимала, как такая добрая женщина может говорить такие злые вещи. У меня возникло смутное подозрение, что она права, но… слова её звучали уж очень сурово.

– Наверное, нет смысла спрашивать, являетесь ли вы дикими ведьмами, – сухо продолжила доктор Юли. – Но что вы здесь делаете? И что с вами произошло?

– Мы попали сюда случайно, – ответила я. – Нам нужно было в другое место. На самом деле – в Воронов котёл.

– Воронов котёл, – повторила доктор Юли, – Но тогда вы сбились с пути!

– Мы не успели уйти далеко, – объяснил Оскар, – как вдруг нас окутал этот… кровавый газ. Жгучий и красный. Мы не могли двигаться дальше.

– И мне пришлось сделать так, чтобы мы выбрались наружу, – сказала Кахла с таким видом, словно считала, что она потерпела позорное поражение. – Мне кажется, здесь оказался просто… ближайший выход.

Доктор Юли медленно кивнула.

– В парке? – спросила она.

– Да.

– Всегда проще заходить на дикие тропы и выходить с них в местах, которые часто для этого используют. А я, когда хочу попасть туда, обычно иду в парк. Можно, наверное, сказать, что с годами я протоптала там дорожку. Но вам повезло. Вы могли очутиться где угодно.

– Я знаю, – сказала Кахла, опустив голову.

– Это не укор, дорогая, лучше ты сделать и не могла. Всё кончилось бы гораздо хуже, будь ты менее талантливой дикой ведьмой.

Мне кажется, Кахла даже покраснела. Иногда это трудно заметить – с такой тёмной кожей она уродилась, но всё же в тот момент цвет слегка изменился.

– Спасибо, – пробормотала она.

– Мы должны добраться до Воронова котла, это очень важно, – сказала я. – Эти птенцы – последние вороны, которые остались у вороновых матерей.

Доктор Юли была просто потрясена.

– Последние? – повторила она. – Но почему?

– Взрослых воронов погубил ужасный ураган. Вы слышали о Бравите Кровавой?

– О ней, наверное, слышали все, – ответила доктор Юли, – по крайней мере все дикие ведьмы.

– Да, но… большинство, по-видимому, думает, что она мертва. А она… вновь вернулась к жизни.

– Стала возвратимцем?

Доктор Юли побледнела, а Бима издал беззвучный писк и спрятал мордочку в её рукаве.

– Да. Сейчас – так нам, по крайней мере, кажется – у неё нет нужного тела, и это её несколько сдерживает. Но она по-прежнему очень сильна, и я абсолютно уверена, что вороновый ураган и кровавый газ – её рук дело.

Я поймала себя на мысли, что с удовольствием говорю о Бравите. Вообще это не самая моя любимая тема, но сейчас она позволяла избежать рассказа о том, что остальные воронята погибли, поскольку Кахла разбила яйца. Правда, её заставила мама, но всё это объяснить непросто, и Кахла от чувства вины, скорее всего, совсем пала бы духом.

– Но… что ей нужно? – спросила доктор Юли. – Что нужно этому возвратимцу? Зачем убивать воронов?

– Она хочет властвовать над миром, – заявил Оскар, обнаруживая явное знакомство с мелодраматичной логикой всех злодеев.

– Э… да, – согласилась я, пытаясь припомнить чересчур уж реальные кошмары, связанные с Бравитой. – Или… она хочет отомстить диким ведьмам, которые держали её в заточении на протяжении нескольких столетий, людям, которые за это время изгнали и истребили большую часть дикого мира – она ведь считает его священным.

Доктор Юли вздохнула.

– Мне всего лишь девяносто два года, – сказал она, – даже не сто лет. Однако когда я задумываюсь обо всём утраченном только за мою жизнь… – Она погладила Биму по головке. – Он один из последних зверьков своего вида, – печально сказала она. – Похоже, их осталось уже менее сотни. Я пытаюсь помочь им, пытаюсь спасти… но, боюсь, уже поздно. Некоторые виды долгопятов уже исчезли, просто вымерли. Это не значит, что я поддерживаю Бравиту. Но в чём-то я могу её… понять. Если бы я отсутствовала на земле – сколько там получается, где-то четыреста лет – и вернулась, увидев сколько всего утрачено навсегда…