Текст книги "Шепот"

Я уклоняюсь от очередного выпада Энцо и наношу стремительную серию ударов ему под ребра. Стальные мышцы спасают его от внутренних повреждений, но удары все равно достаточно сильные, чтобы все его тело импульсивно сжалось. Я не даю Энцо времени на ответный удар и впечатываю правый кулак прямо ему в челюсть. Вообще-то у нас с ним есть негласное правило – не бить по голове, но я хочу, чтобы эта пародия на бой поскорее закончилась. Я не гнушаюсь дешевыми приемчиками, и даже если на губах Энцо и промелькнула одобрительная улыбка, он делает вид, что ему наплевать.

Я же вижу, что он даже не старается, так что пора заканчивать этот фарс. Я преодолеваю дистанцию между нами, цепляю его ногой под коленом и одновременно наношу сокрушительный удар обоими кулаками в грудь. Прыгать на него, когда он уже на полу, смысла нет: и так ясно, что бой окончен.

Энцо поднимается на ноги. У него хватает наглости ухмыльнуться. Он обнимает меня за плечи – это что еще за нежности! – и ведет обратно к Варду.

– И как ты собирался надрать мне задницу, если тебя только что побила девчонка? – спрашивает тот. Его глаза так и брызжут весельем.

– Называй меня мистером Мияги[2]2
  Мистер Мияги – мастер боевых искусств из фильма «Парень-каратист» (1984).


[Закрыть], – отвечает Энцо. – Ведь это я научил эту попрыгунью всему, что она знает. И да, если эта девочка смогла мою задницу надрать, просто представь, что она сделает с твоей, Лэндо.

Все, с меня хватит. Я сбрасываю с себя руку Энцо и ухожу от них к беговой дорожке. В этом раунде не выиграл никто – ни я, ни Энцо, ни Вард. Надеюсь, они хотя бы поняли, что я могу за себя постоять. И у меня тоже есть чувство собственного достоинства. Я пробегаю пять километров, прежде чем набираюсь смелости замедлиться и оглянуться через плечо. Варда нигде не видно. Я схожу с беговой дорожки и подхожу к Энцо.

– Не смотри на меня так, – говорит он довольным тоном. – Я этого не планировал. Но потом скажешь мне спасибо.

Вот уж дудки. Этого я делать точно не буду. Я раздраженно выдыхаю и встряхиваю головой, пытаясь избавиться от этого чувства. Хорошая тренировка – вот что поможет мне сбросить напряжение. К счастью, Энцо настроен на то же самое. Когда наш спарринг подходит к концу, я задыхаюсь и обливаюсь потом, а в моей крови бурлят эндорфины. Увы, этого ощущения хватает лишь на душ и обед, потому что, едва я переступаю порог лаборатории Ваника, мрак и уныние тяжко наваливаются мне на плечи.

– Садись, Шесть-Восемь-Четыре, – говорит Ваник, как только охранники выходят за дверь. – У нас сегодня много дел.

Я подхожу к потрепанному виниловому стулу. Меня пронизывает страх, но лицо остается непроницаемым. Я уже давно заметила, что Ваник испытывает какое-то нездоровое наслаждение, когда видит мои мучения. А у меня нет желания доставлять ему это удовольствие.

Он приглаживает мои волосы и по одному подключает провода к моей коже. Начинает с головы и спускается все ниже и ниже.

Как же несуразно он выглядит! На нем белоснежный халат и начищенные до зеркального блеска туфли – воплощение безупречной чистоты. Однако о нем самом этого точно не скажешь: лицо блестит от жира, под глубоко посаженными глазами и острыми скулами лежат тени, делая его лицо похожим на черепушку. Но хуже всего его волосы: маслянистые, длинные, свисающие с присыпанного перхотью скальпа. Если он действительно такой гений, каким его все считают, почему он до сих пор не догадался купить себе шампунь?

– Сегодня попробуем кое-что новенькое, Шесть-Восемь-Четыре, – шепчет Ваник, после того как подключает провода к различным машинам. Когда я не знала, зачем они нужны, эти штуковины здорово меня пугали. И, как оказалось, не напрасно.

– Мне тут нашептали, что ты, возможно, скоро нас покинешь, так что я решил немного ускориться. – Похоже, Ванику не по душе такие перемены. – Во время наших последних занятий я пошел на риск – допустимый, конечно. Но сегодня мы с тобой зайдем еще немного дальше. Нет, мы не собираемся наносить тебе… непоправимый вред, так что не волнуйся, Шесть-Восемь-Четыре. Скоро все закончится.

Эти слова должны меня утешить?

Сидеть неподвижно уже не выходит, потому что Ваник приступает к пыткам. Сначала ток колет меня, потом бьет… И так по кругу. Я разрываюсь от крика, но никто его не слышит, потому что я кричу безмолвно, про себя, а с губ не срывается ни звука. Больно, господи, как же мне больно – и не только физически. Ваник методично уничтожает мою личность. От крупиц самоуважения, которые появились после тренировки с Энцо, не осталось и следа.

Я не более чем шепот, призрак той девушки, которая всего несколько минут назад надирала взрослому мужику зад. Если бы Вард или Энцо, да кто угодно… Если бы они видели меня сейчас, то разглядели бы на моем месте лишь пустую оболочку. Я молюсь, чтобы эта боль прекратилась. Но Ваник не останавливается до тех пор, пока наш сеанс не подходит к концу.

– Ну что ж, на сегодня хватит, – говорит он, снимая ремни, которыми связывает меня всякий раз, когда мое тело начинает конвульсивно дергаться и извиваться. – Завтра продолжим с того, на чем остановились.

Мне хочется завизжать, наорать на него, но едва ли он стоит такой чести. В кабинет заходят охранники. Если они почувствуют угрозу с моей стороны, вырубят без колебаний, а я сегодня уже больше не выдержу. Смирно убираю трясущиеся руки за спину и жду, когда на меня наденут наручники. Не могу ничего с собой поделать и дергаюсь, когда ледяной металл прикасается к моей нежной коже. Меня ведут к Варду. Нужно держаться прямо. Кожа вся влажная от пота, каждый нерв пылает, и в то же время меня трясет от холода. Голову разрывает на куски боль такой силы, что я невольно задумываюсь, уж не вскрыл ли мне Ваник череп мимоходом? Хотя нет, вряд ли он настолько отчаялся. Мы подходим к двери в библиотеку, охранники снимают с меня наручники и ждут, когда я войду внутрь. Вард всего за пару дней дал моим сопровождающим понять, что не желает видеть их на своей территории. Они получили приказ оставлять меня у двери, и я входила в библиотеку одна. Вот только сегодня я бы не отказалась от их поддержки. Как только с меня снимают наручники и я делаю шаг вперед, ноги подкашиваются, я спотыкаюсь, врезаюсь в дверь, вваливаюсь в комнату и ничком падаю на ковер. Вард кидается ко мне и что-то кричит, но у меня нет сил ему ответить. Он выкрикивает мое имя, раз за разом, все громче и громче – наверное, он уже совсем рядом с моим неподвижным телом. Вард засыпает меня вопросами, переворачивает на спину, убирает волосы с лица, заправляет их мне за уши. Я с трудом нахожу в себе силы приоткрыть глаза и вижу его перепуганное лицо в паре дюймов от моего собственного.

– Скажи хоть что-нибудь, Динь. – Он прижимает ладонь к моей щеке и прерывисто вдыхает. – Да ты ледяная! Черт возьми, что они с тобой сделали?

Меня жутко трясет. Я не могу ничего ответить и просто смотрю на него. Затем мои глаза закатываются, и меня окутывает блаженная тьма.

Глава 5

Не знаю, как долго я была без сознания, но прихожу я в себя не в своей камере. И не в лазарете «Ленгарда» – там я была уже миллион раз. В нос не бьет запах больницы, глаза не разъедает белизна стен. Это само по себе вызывает у меня тревогу, потому что стен другого цвета в «Ленгарде» я еще не видела. Сейчас вокруг меня – темно-серые. Я переворачиваюсь в удобной мягкой кровати и оглядываюсь по сторонам. Не комната, а коктейль из оттенков белого и серого, начиная с одеяла и прикроватной тумбочки и заканчивая гигантской абстрактной картиной на стене. У меня нет ни малейшего представления о том, где я. Но есть догадка. И от этой догадки у меня мгновенно пересыхает в горле, а сердце ухает вниз. Я сбрасываю одеяло, подползаю к краю кровати и спускаю ноги. Вот это да. Надо мной что, поколдовали какие-то эльфы, пока я спала? Все это какая-то магия. Точно не реальность. Моя привычная форма-наволочка куда-то исчезла, а ей на смену пришли толстовка с флисовой подкладкой и утепленные хлопковые штаны. На ногах – пара вязаных носков. Они кажутся роскошью, так что какое-то время я просто сижу и с благоговейным трепетом шевелю пальцами ног. Впервые за много лет я чувствую, как меня окутывает уют, и стараюсь не пугаться этого, а наслаждаться. Но затем открывается дверь, и от иллюзии не остается и следа.

– Наконец-то проснулась. – В комнату заходит Вард, и я тут же вскакиваю. – Тише, Динь, тише. Не думаю, что тебе уже можно вставать.

Он осторожно, но крепко сжимает мою руку и снова усаживает на кровать.

– Ну как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?

Я не понимаю, почему он так беспокоится обо мне. Он не должен. Он – один из них, мой тестировщик. Хоть я и понятия не имею, что он оценивает во время наших библиотечных посиделок, но точно знаю, что у него, как и у всех остальных, есть некое задание. Я для него не более чем подопытный кролик. Объект Шесть-Восемь-Четыре. Джейн Доу. Не…

– Динь?

Нет.

Он не должен относиться ко мне, как к Динь. Он вообще никак не должен ко мне относиться. Так почему же он, вопреки здравому смыслу, склонился над моей постелью, почему так нежно гладит мой подбородок и вопросительно смотрит на меня своими потрясающими зелеными глазами? Мне хочется волосы рвать на голове от непонимания и отчаяния, потому что даже спустя две недели я по-прежнему не представляю, какова цель наших с ним «занятий» и почему им отводят столько времени каждый день.

В этом.

Просто.

Нет.

Смысла.

У всех остальных тестировщиков цели прописаны очень четко: Энцо тренирует мое тело, Ваник ковыряется у меня в мозгу, а Мэннинг пытается залезть мне в душу. Каждый умело играет свою роль, пусть я и никогда не узнаю, почему и зачем.

Мне долгое время удавалось держаться. Они просто выполняли свою работу, а я, хоть и не шла навстречу, все же не сопротивлялась. Эти отношения похожи на мои отношения с утренней кашей: я просто проглатываю ее, не чувствуя вкуса. Я такая же пресная и полезная. Делаю, что нужно, и только. Выживаю, а не живу. И я сама выбрала этот путь. Так я буду в безопасности – как и окружающие. По крайней мере, именно так все и было, пока не появился Вард. Рядом с ним я таю и ничего не могу с этим поделать. Две недели – и от меня начали откалываться кусочки льда, как он и обещал.

– Ну ответь же, Динь, – шепчет Вард и проводит кончиками пальцев по моей щеке. Мои ресницы вздрагивают от этого прикосновения, и я не отстраняюсь, хотя все внутри просто кричит, что именно это и нужно сделать. – Просто скажи, что ты в порядке.

Я глубоко вздыхаю и встречаюсь с ним взглядом. Едва заметно киваю, и этот кивок заменяет все, что я не могу сказать вслух: «Да, в порядке. Нет, объяснять я ничего не буду. Пожалуйста, не спрашивай, я не отвечу».

Он тоже вздыхает – с облегчением. Есть ли в этом хоть капля искренности? Если он и правда хороший тестировщик, то ни за что не стал бы так откровенно демонстрировать какую-либо привязанность. Он должен ясно понимать, что мне осталось совсем недолго. Он сам не что иное, как петля, которую набросил на мою шею Фэлон.

– Ты проспала почти девять часов, – говорит он. – Уже почти полночь.

Мои глаза распахиваются. Я еще никогда не была за пределами камеры в такое позднее время.

– Это мои личные апартаменты, – продолжает Вард, поднимаясь на ноги. – Я не знал, что с тобой делать. Тебе нужно было в тепло, так что я перенес тебя сюда.

Он сцепляет пальцы за спиной, и мне становится очень непросто смотреть ему в глаза: так и хочется опустить взгляд на туго обтянувшую его тело футболку.

– Моя тетя – главный врач «Ленгарда», и я уговорил ее прийти и внеурочно осмотреть тебя. Осмотр был поверхностный, но она сказала, что ты пережила тяжелейший шок. – Он бегло оглядывает меня. – Это она тебя переодела, если тебе интересно.

Не так круто, как волшебные эльфы, но тоже неплохо.

– Ты, наверное, голодна. Я принес тебе кое-что перекусить, но потом тебе снова нужно будет поспать. Эстер, моя тетя, говорит, что для тебя сон – лучшее лекарство. Ты и обычно бледная, но это уже ни в какие рамки.

В его голосе слышна злость, и я во второй раз за двадцать четыре часа думаю о том, что хотела бы взглянуть на свое отражение в зеркале.

А затем Вард говорит не терпящим возражений тоном:

– Ты останешься здесь на всю ночь. И никаких возражений. В таком состоянии ты просто не дойдешь до своей… – Он сбивается, потому что не может подыскать нужное слово, и стискивает зубы. – До своего жилья. Я тебя больше никуда не понесу. Ты и здесь отлично выспишься.

Не могу ни о чем думать – ни о том, какой у него был взгляд, когда он упомянул о моей камере, ни о том, что он носил меня на руках. Я думаю только о том, что не хочу опять спать в его комнате. Ни за что. Это уже чересчур, это выходит за рамки дозволенного, даже если его самого здесь не будет. Он – мой тестировщик. И никогда, никогда не станет кем-то большим.

– И не спорь, Динь. Это дохлый номер, только силы потратишь.

С этими словами он разворачивается и выходит из комнаты.

Меня выбивает из колеи этот внезапный демарш, мысли путаются. Мне хочется спорить и протестовать, хочется избавиться от его общества и странного, бесконтрольного чувства, которое он во мне будит. Но он прав – у меня голова кружится просто оттого, что я сижу. Тем не менее, пользуясь его отсутствием, я снова встаю – по крайней мере, пытаюсь. Но колени сразу же подкашиваются, и я падаю обратно на кровать за несколько мгновений до того, как Вард снова возвращается в комнату.

– Держи, – говорит он и протягивает мне миску дымящегося ароматного супа.

Несмотря на бунтующий желудок, у меня сразу же текут слюнки. Как он пахнет! Не помню, когда я ела что-то еще, кроме местной баланды по расписанию. Этот суп кажется мне сказочным яством.

– Давай. Нужно восстановить силы.

Да. Я не хочу принимать от него помощь, но в то же время не настолько я гордая, чтобы воротить нос от такой еды. Особенно, если это – моя последняя трапеза. Я зачерпываю полную ложку и дую, прежде чем поднести ко рту. Закрываю глаза, уж лучше так – не хочу, чтобы он увидел, какая я счастливая. Ведь суп просто дивный. Огромные куски курятины в сливочном бульоне с овощами. Наконец-то натуральные овощи! Моя привычная каша и протеиновые коктейли и рядом не валялись с этим супом.

– Нравится, да? – спрашивает Вард.

Я неохотно открываю глаза и понимаю, что все это время он наблюдал за мной.

– Эстер на кухне, как рыба в воде. Она и меня пыталась научить. У меня, кстати, тоже неплохо получается, но она просто кулинарный ниндзя. К счастью для меня, а сегодня и для тебя, Эстер следит за тем, чтобы мой холодильник всегда был набит до отказа. Там еще полно этого супа, так что ешь сколько влезет.

Мне бы очень хотелось, чтобы Вард снова куда-нибудь ушел, но он не уходит. Вместо этого он просто стоит и ждет, когда я доем. Я изо всех сил стараюсь казаться равнодушной, даже несмотря на то, что его присутствие портит мне самый вкусный обед за последние годы. Когда я доедаю последние капли, Вард спрашивает, не хочу ли я еще. Я согрета и вполне сыта. Заманчивое предложение, конечно, но лучше отказаться. Последнее, чего я хочу, так это выблевать этот замечательный суп на его замечательный пушистый белый ковер. Я молчу. Вард вздыхает, на этот раз раздраженно, говорит, что скоро вернется, и уходит из комнаты с пустой миской в руках. Я с тревогой слежу за ним, когда он снова входит в комнату. Вард протягивает ко мне руку, и я машинально отодвигаюсь назад. Всему виной отточенный за эти годы инстинкт самосохранения. Глаза Варда слегка сужаются, а на щеке вздрагивает мышца, но злится он не на меня.

– Я тебя не обижу, Динь. Ты мне веришь?

Отворачиваюсь от него – таков мой ответ. Пусть думает что хочет.

– Слушай, ты ведь наверняка хочешь в туалет. И сама ты не дойдешь, это же очевидно. Поправь меня, если я ошибаюсь, но тебе все равно понадобится моя помощь. Или моя, или моей тетушки, я могу ее позвать. Как сама решишь.

Вот черт, он прав. Мне действительно нужно в туалет. И тетка Варда тоже права – мне не помешает отдых. Вот только хотелось бы, чтобы меня не заставляли спать здесь, ходить тут в туалет и вообще принимать помощь от Варда. Я была бы рада, если бы мне помогла его тетка, но не хочу больше отнимать у нее ни времени, ни внимания.

Стискиваю зубы и протягиваю к нему дрожащую руку – надеюсь, он понял.

Вард молча переплетает наши пальцы и поднимает меня на ноги. Я спотыкаюсь, он отпускает мою руку и обхватывает за талию, притягивая к себе. Мне хватает сил, чтобы разозлиться на это, но поделать я ничего не могу. Мне тяжело устоять на ногах, и в итоге я просто валюсь на него.

– Держу! – говорит он. Как будто это не очевидно. – Давай-ка быстренько покончим с этим и вернем тебя в кровать.

«Быстренько» – это сейчас точно не ко мне, но я все равно киваю и позволяю ему отвести меня по коротенькому коридору в ванную комнату.

– Хочешь, чтобы я остался?

Я недоверчиво смотрю ему в глаза. Он серьезен на сто один процент и ни капли не смущен. От одной мысли, что он останется здесь, пока я буду делать свои дела, мои щеки загораются огнем. Я трясу головой – нет, я хочу остаться одна. Ему хватает наглости коротко усмехнуться.

– Ладно. – Он подводит меня к стене, чтобы я могла опереться. – Постучи, когда закончишь, я помогу тебе дойти обратно. Учти, если тебя долго не будет, я войду и проверю, как ты тут.

Как только он уходит, я торопливо перебираю руками по стене и спешно подбираюсь к унитазу. Закончив все дела, переползаю к ванне и усаживаюсь на край. Пока мою руки, поднимаю взгляд и подпрыгиваю на месте. Прямо на меня смотрит какая-то девушка. У нее чересчур большие голубые глаза и чересчур спутанные темные волосы. Ее щеки заливает румянец, но она все равно выглядит истощенной и измученной. Под глазами у нее лежат глубокие тени, ярко контрастирующие с бледной кожей. Протягиваю дрожащую руку и касаюсь холодной поверхности зеркала. Поверить не могу, что это и правда я.

Я разглядываю себя и вдруг вижу своих родителей. Их лица вспыхивают у меня перед глазами, а потом все разъедает яркая вспышка.

Я не могу дышать. Просто не могу протолкнуть воздух в слипшееся горло. Я задыхаюсь, когда на меня накатывает осознание того, что случилось, что происходит сейчас и… чего уже никогда не повторится.

– Время вышло, Динь, я вхожу!

Услышав Варда, я отрываю ладонь от зеркала, но все равно не могу заставить себя вдохнуть или хотя бы вспомнить, как это делается. Я вижу в зеркале, как он заходит в комнату и перехватывает мой переполненный ужасом взгляд. Вард тихо ругается, стремительно пересекает комнату, а затем силой отворачивает от зеркала и прижимает к себе.

– Прости, прости меня, я совсем забыл про зеркало.

Вспышка уже не кажется такой яркой, но я вижу темные и светлые всполохи. Вижу их. И себя.

Их и себя, себя и их, их и себя…

– Динь, послушай меня, ладно? Сделай глубокий вдох. Давай вместе, хорошо? Давай, вдох – вы-ыдох. Вот так. Давай, Динь. Слушай, как я дышу. Вдох…

Его строгий, непреклонный тон размывает липкий туман воспоминаний. Я пытаюсь сосредоточиться на его указаниях и отогнать призраки прошлого. С трудом делаю глоточек воздуха.

– Вот так, молодец! – подбадривает меня Вард. – И выдыхаем.

Я делаю, как он велит.

– Умница, Динь. И еще разок. Вдох… и выдох. Опять – вдох… и выдох. Вот так.

Картинка перед глазами начинает проясняться, и я осознаю, что Вард опять прижимает меня к себе, почти удерживает на руках. Прошла уже целая вечность с тех пор, как у меня в последний раз была паническая атака, но такой мощной не было никогда. Представить себе не могу, что бы произошло, если бы…

– Ты отлично справляешься! – Вард обнимает меня еще крепче. – А теперь давай-ка вернемся в постель, хорошо?

Моего согласия он и не ждет, просто обхватывает поудобнее и резко поднимает на руки. Я невольно издаю короткий удивленный писк, и его руки тут же каменеют. Удивленные глаза встречаются с моими, я тут же сжимаю губы, закусываю щеку и отворачиваюсь. Проходит целая жизнь, прежде чем Вард разворачивается и несет меня обратно в спальню. Там он осторожно укладывает меня на постель, укрывает и подтыкает одеяло. Я опять не могу дышать, хотя теперь дело вовсе не в панической атаке. Это волнение другого рода, из разряда: «Вот-я-дура-о-чем-я-думала-он-хоть-понимает-что-могло-произойти?»

А еще я точно знаю, что он слышал, как я пискнула. И теперь наверняка думает: «Раз она может говорить, то почему молчит?»

В моей голове проносится целая тысяча различных сценариев: вот он садится на край постели, а вот продолжает просто стоять надо мной; или нет, звонит директору Фэлону, а может, сразу Ванику. И в каждом из них Вард задает целую кучу вопросов. Понятия не имею, как мне теперь выкрутиться и не отвечать на них, особенно после того, что он слышал мой голос. Чего уж я точно не ждала, так это того, что он просто потрет шею и расслабленно вздохнет.

А после скажет тихим, теплым голосом:

– Поспи, Динь. Директора сейчас нет на месте, но я связался с ним, и он согласился дать тебе выходной. Отдыхай сколько захочешь. Увидимся утром.

А потом он просто уходит, оставляя меня в полном недоумении. А как же допрос? Почему он меня не допытывает, ничего не требует? Может, в конце концов он вернется сюда с Ваником. Или охранниками. Или – нет. Я и сама в это не верю. Потому что я видела его глаза, слышала, как он говорил со мной. Сегодня не будет никаких вопросов – ну, кроме разве что тех, которые я видела в его взгляде. По какой-то необъяснимой причине он решил дать мне отдохнуть от них.

Ничего не понимаю. Но я благодарна ему. И попытаюсь выжать максимум из его молчания – по крайней мере, пока это будет возможно.

Мне отведено всего шестнадцать дней. После этого уже не придется переживать насчет каких-то допросов. Вообще никогда. Эта мысль оставляет гадкий привкус у меня во рту, а потом на меня накатывает ужас.

Я никогда не хотела покончить с собой. Да, у меня была причина, по которой я решила закрыться от внешнего мира, но я совсем не хочу умирать. Иногда приходится напоминать себе об этом, особенно поздними ночами, когда я сижу в одиночестве в своей холодной камере. Но сейчас, когда я окружена комфортом и лежу в теплой мягкой постели Варда, легко вспомнить о давнишних мечтах, о будущем, которое я себе рисовала когда-то… о своей прежней жизни.

О том, что я потеряла за считаные секунды.

Былого не вернуть. Я это знаю. И напоминаю себе об этом каждый день.

Сегодня Вард своими глазами видел, как я провалилась в колодец воспоминаний. Он и сам заглянул в него. А потом вытащил меня и отнес в безопасное место. И не стал задавать вопросов, хотя я видела, что очень хочет. И теперь я не могу избавиться от мысли, что никакой он не тестировщик. Но кто же он тогда? Кто? Что значит для меня? Единственное, в чем я твердо уверена, – сейчас я лежу у него в спальне и никуда не уйду. И можно насладиться всей этой роскошью, пусть всего одну ночь. Потому что завтра я вернусь в свою камеру. И снова воцарится тишина.