Текст книги "Старые кости"

12

В то время как хихиканье на ранчо «Красная гора» начало затихать, агент Коринн Свонсон входила в коридор квартиры с тремя спальнями в благообразном пригороде Скоттсдейла, штат Аризона. Она показала жетон полицейскому, дежурившему у двери. Суровое лицо, темные очки с синими стеклами: такие сейчас в моде у тридцатилетних мужчин с доходом ниже определенного уровня.

– Лейтенант Портер на месте?

Коп кивнул:

– Да, на кухне.

Из холла Корри увидела, что кухня находится в дальнем конце застеленного ковровой дорожкой коридора. Туда она и направилась. Обратила внимание и на стены из светлого дерева, и на встроенное освещение. Вход в гостиную располагался слева от нее. Даже боковым зрением Свонсон заметила, что комната обставлена дорого. Справа небрежно натянута желтая лента, огораживающая место преступления. Лейтенант Портер – высокий, худощавый мужчина в бежевом костюме – стоял, опершись о столешницу, и пил кофе. Он пожал Корри руку:

– Здравствуйте, агент Свонсон.

– Добрый день, лейтенант Портер. Спасибо, что дали мне шанс.

Эти слова Свонсон произнесла не просто из вежливости. Она действительно была благодарна лейтенанту за то, что тот предоставил ей доступ к месту преступления, не относящемуся к юрисдикции федералов. Не меньше она была благодарна Морвуду за то, что позволил ей разрабатывать эту линию расследования, несмотря на свой крайний скептицизм.

Корри старалась как могла, но ни одной основательной версии убийства на поле битвы так и не составила. Застреленный гробокопатель оказался мелким воришкой, наркодилером и мошенником по имени Фрэнк Сербан. Из-за рыжих волос ему дали кличку Кирпичная Башка – отсюда и татуировка. А тело в металлическом гробу – точнее, нижняя его часть – действительно является останками Флоренс П. Реджис, которую в битве за Глориетский перевал постигла судьба, необычная для женщины того времени. Благодаря тому что в ночь убийства шел дождь, удалось установить, что приблизительно в то время, когда был застрелен Сербан, с кладбища выехали две машины. Одну – автомобиль Сербана – нашли брошенной в нескольких милях от Глориеты. Вторую машину отследить не удалось. Ларссон, к его чести, в результате тщательных поисков обнаружил две гильзы от пули калибром девять миллиметров. Судя по следам от нарезов ствола пистолета, оружие было с глушителем. Скорее всего, пули выпущены из уникальной модели бесшумного пистолета с интегрированным глушителем «Максим-9». Кроме того, криминалистам удалось собрать много косвенных улик, но Свонсон опасалась, что все это ничего не даст.

Не меньше ее беспокоил мотив преступления. Если не считать того факта, что Флоренс Реджис – женщина, сражавшаяся в исторической битве, она ничем особо не примечательна. Может, какой-нибудь одержимый любитель истории решил заполучить ее останки в свою коллекцию? Но тогда зачем убивать Сербана? Он же просто выполнял грязную работу. Гораздо проще было бы взять тело Реджис и закопать могилу, и тогда никто бы ничего не заподозрил. Но нет – Сербан должен был умереть, чтобы не осталось ни единого свидетеля. Обычно преступники ведут себя так, когда ставки особенно высоки.

Морвуду интересно было узнать, какие выводы из этой истории сделает начинающий криминалист. Однако пока строить их было не на чем.

Но если повезет, сегодня ситуация прояснится.

Проводя широкомасштабное расследование на просторах Интернета, Свонсон выяснила одно любопытное обстоятельство. Девичья фамилия Флоренс Реджис – Паркин. Почти семь месяцев назад в Париже неизвестные вандалы осквернили могилу на кладбище Монпарнас и украли тело – вернее, часть тела. Исчезли останки Томаса Паркина, американского художника, эмигрировавшего во Францию. Он умер в 1943 году во время нацистской оккупации. А потом в феврале пропало тело еще одного человека по фамилии Паркин: Александра Паркина, школьного учителя из крошечного городка Нельсон в штате Нью-Гемпшир. Он умер от старости в 1911 году и был похоронен на городском кладбище. Александр Паркин покоился с миром более столетия, но потом кто-то вытащил из-под земли его давно мумифицированные останки, дав жителям городка Нельсон тему для пересудов на следующие сто лет.

Трое Паркинов. Самую раннюю и самую позднюю смерть разделяет восемьдесят лет, однако в течение полугода все три могилы оказались разрыты. А теперь еще и это…

Свонсон глянула на часы: без четверти час. Хотя выехала она на рассвете, от Альбукерке до Финикса не меньше шести часов езды. Корри повезет, если она вернется домой до полуночи.

– Извините, что из-за меня пришлось задержаться, – сказала Свонсон.

Но Портер покачал головой:

– Ребята только сейчас заканчивают. Хотите с ними поговорить?

Несмотря на неопытность, правила выстраивания иерархии Корри понимала прекрасно.

– Спасибо, но в этом нет необходимости. Если у вас есть время, пожалуйста, введите меня в курс дела, а потом я сама тут все осмотрю.

– Разумеется. По количеству крови наш коронер пришел к выводу, что человек, который ее потерял, был как минимум сильно ранен – и, вполне вероятно, убит. – Портер кашлянул, глянул на экран планшета. – Итак, Розали М. Паркин, двадцать семь лет, не замужем, новоиспеченный юрист – недавно окончила Университет Аризоны, – теперь партнер в фирме «Притчи и Уилкинс» на Макдональд-драйв. Оба родителя погибли. Помните, несколько лет назад над Тихим океаном потерпел крушение «Аэробус A – триста восемьдесят»? В катастрофе никто не выжил.

Свонсон подтвердила, что помнит.

– Родители Розали Паркин летели на этом самолете. Возвращались из Сингапура, где проводили отпуск. Отец был банкиром и оставил мисс Паркин и ее брату достаточно средств, чтобы они ни в чем не нуждались. Во всяком случае, некоторое время.

– Брату? – переспросила Свонсон.

Портер кивнул:

– Этот мелкий засранец там.

Он указал на закрытую дверь возле гостевой спальни. Так вот откуда доносились вибрирующие басы. Перед дверью стоял еще один полицейский в форме.

Свонсон постепенно привыкала не только к активной работе агента ФБР, но и к сложным взаимоотношениям сотрудников различных правоохранительных структур. Корри решила ограничиться короткими нейтральными вопросами: все строго по делу, никакого своего мнения. Хотя эти люди служат не в ФБР, опыта у них явно побольше, чем у нее.

– Не могли бы вы вкратце описать обстоятельства дела?

Портер снова кивнул:

– Вчера мисс Паркин должна была явиться на судебное заседание в десять часов утра, но так и не пришла. К полудню ее коллеги из фирмы забеспокоились и велели параюристу позвонить на ее мобильный телефон. Мисс Паркин не ответила. Около шести один из партнеров решил навестить ее. Дверь никто не открыл, и он вошел в квартиру без приглашения.

– Каким образом?

– У него был ключ.

– Как зовут партнера?

– Кен Дэймон.

Значит, ключ…

– Они с мисс Паркин… состояли в отношениях?

– Кену Дэймону сорок один год, он женат, и у него двое детей.

Однако выражение лица Портера ясно говорило: да, служебный роман.

– И что потом?

– В квартире мисс Паркин не оказалось, и Дэймон вызвал нас.

– Ясно. Спасибо. А теперь, если не возражаете, хочу осмотреть место преступления.

– Конечно.

Они вышли из кухни, повернули налево и остановились у открытой двери. Через проем натянута лента, на которую Корри уже обратила внимание. Внутри просторная спальня с новой дорогой мебелью. Подходящий интерьер для молодой женщины с деньгами и многообещающей карьерой. В комнате царит безупречная чистота. Все на своих местах. Одна дверь ведет в гардеробную, другая – в смежную ванную. Там тоже чисто, ничего не разбросано, если не считать полотенца на полу. Видимо, хозяйка собиралась его постирать.

Портер поднял ленту, и Свонсон шагнула в спальню. Там остался всего один криминалист, но и тот явно заканчивал работу. В разных частях комнаты виднелись булавки и флажки, а также пара обведенных мелом силуэтов. Однако внимание Свонсон сразу привлекла здоровенная лужа крови посреди комнаты. Рядом с пятном лежал турецкий ковер с черно-красным узором. Один угол был откинут. Мягкое покрытие все впитало, но насыщенный цвет и блеск позволяли Корри предположить, что тут пролилось не меньше литра, а то и все два.

– Значит, на данный момент это пятно крови – единственное доказательство, что здесь совершено преступление? – уточнила Корри.

Портер кивнул:

– Ни брызг крови, ни следов борьбы. Даже нет свидетельств, что тело тащили или несли, – следы из капель не обнаружены. Все предметы целы и невредимы. Насколько можем судить, ничего не пропало. Конечно, выводы делать трудно, ведь мы говорили только с одним человеком, которому знакома обстановка в квартире.

– Вы про брата?

– Нет, про мистера Дэймона. Брат на вопросы отвечать отказывается.

Корри еще раз оглядела комнату, на этот раз более внимательным и придирчивым взглядом. Лейтенант прав: все вещи аккуратно лежат на своих местах. Если бы не откинутый ковер, никто бы не догадался, что здесь вообще произошло что-то из ряда вон выходящее. Судя по оскорбительному тону, в котором Портер говорил о брате мисс Паркин, и по тому, что у двери его комнаты дежурил полицейский, похоже, что парень – подозреваемый номер один.

Корри указала на ковер:

– Кто его откинул? Мистер Дэймон?

– Нет. Но он знает, что этот ковер обычно лежит в холле. Потому и вызвал полицию.

«Надо же, какой сообразительный», – подумала Корри. Не только спит с молодой коллегой, но и достаточно хорошо изучил обстановку ее квартиры, чтобы сразу заметить: ковер не на месте. Да еще и догадался, что трогать его нельзя!

– Как вы считаете, когда это произошло?

– Судя по анализу крови, прошло трое суток. Группа совпадает с группой крови мисс Паркин, но, конечно, анализ ДНК еще не проводили.

Трое суток? Значит, кровь пролили в час или два ночи второго мая.

– Отпечатки пальцев есть?

– Ее? Повсюду. И отпечатки пальцев Дэймона – в кухне, ванной, гостиной и спальне.

– А брата?

Повисла пауза.

– У него отпечатки пальцев еще не брали. Но в спальне нет никаких отпечатков третьих лиц, и непохоже, чтобы их вытерли.

– Понятно. Известно, кто общался с ней в последний раз?

– Судя по списку звонков в телефоне, она разговаривала с несколькими друзьями вечером первого мая. А второго мая, в половине первого ночи, звонила мистеру Дэймону.

– В половине первого?

На лице Портера мелькнула гримаса.

– Дэймон этот факт подтверждает. Говорит, что обсуждали предстоящее слушание в суде – то самое, на которое мисс Паркин должна была явиться в десять утра.

– Полагаю, на остаток ночи у мистера Дэймона есть алиби.

Короткая пауза.

– Он был в постели с женой, и она это подтверждает.

На ум сразу пришло с полдюжины язвительных комментариев, но Свонсон прикусила язык.

– Еще что-нибудь примечательное? Скандальные судебные процессы? Проблемы с наркотиками? Темное прошлое? Недоброжелатели?

– Насколько нам известно, ничего подобного. Вдобавок нет тела, а это осложняет ситуацию и с практической, и с юридической точки зрения. Признаки взлома отсутствуют. В отличие от этого мелкого засранца, ее братца, мисс Паркин не подозревалась в совершении противоправных действий, а значит, причин сбегать у нее, скорее всего, нет. Вся одежда в шкафах, никаких признаков сборов. Ничего не украдено – опять-таки насколько мы можем судить. Машина на своем парковочном месте. Свидетели отсутствуют. Картами она не пользовалась. Ну а что касается недоброжелателей, спросите у него.

Портер кивнул на дверь комнаты брата мисс Паркин.

– Почему именно у него?

– Несколько соседей жаловались на шумные скандалы. Эти двое часто ссорились. Кроме того, брат вел себя агрессивно. Однажды утром побежал за ее машиной, когда она отъезжала от дома, и ударил молотком по багажнику. Подавать против него заявление мисс Паркин отказалась.

Пока Портер обо всем этом рассказывал, Свонсон оглядывала комнату. Но сразу стало ясно: рассматривать здесь нечего. Хотя, может быть, микроскопическое исследование что-нибудь выявит? Свонсон попыталась выкинуть из головы посторонние мысли – например, мнение о мебели мисс Паркин или интерес к дорогим на вид фарфоровым статуэткам в стеклянной витрине в дальнем углу комнаты. Один из преподавателей учил: слушай, что тебе говорит комната.

За полгода трех человек с той же фамилией выкопали из могил. Их останки украли. А теперь пропала ныне живущая Паркин. Никаких признаков взлома или борьбы. Ничего не украдено, все на месте. Кроме хозяйки. Ничего странного и подозрительного – за исключением большой лужи крови, небрежно прикрытой турецким ковром.

Свонсон вспомнила кладбище на Глориетском перевале и яму, в которой застрелили Фрэнка Сербана. Это дело рук профессионала. Никаких следов, никто ничего не видел и не слышал. Корри представила, как в спальню входят две фигуры в черном. Один злоумышленник хватает Розали Паркин, вытаскивает из кровати и зажимает ей рот, потом тащит на середину комнаты. Другой примеривается и вонзает в тело жертвы клинок, перерезая крупную вену – может быть, подключичную или полую. Тогда крови пролилось бы много, но под низким давлением – примерно двадцать миллиметров ртутного столба. В таком случае она вытекает, а не брызжет фонтаном, попадая на преступников. Паркин слабеет и уже не сопротивляется. Ей связывают руки, заклеивают рот и, скорее всего, заворачивают в водонепроницаемый материал, чтобы кровь не просочилась. А потом закрывают пятно турецким ковром, чтобы выиграть время.

Корри глянула на ближайшее окно. Оно выходило в переулок за домом. Если преступники припарковали машину здесь, то запросто могли прийти и уйти так, чтобы их никто не заметил – даже брат. Кстати, о брате… Отогнав замелькавшие перед мысленным взором картины, Корри повернулась к лейтенанту:

– Как зовут брата?

– Эрнест, – ответил Портер, протягивая ей планшет. – Можете его допросить. Права ему уже зачитали. Надеюсь, вытянете из него больше, чем мы.

Свонсон пошла на звук басов. Коп у двери в комнату Эрнеста Паркина шагнул в сторону и приветствовал Корри кивком. Она нажала на ручку и удивилась, когда та подалась. Потом сообразила, что замок сломан: скорее всего, это сделали полицейские. Свонсон открыла дверь, и ее едва не снесло звуковой волной. На всю спальню грохотал хеви-метал.

Корри быстро шагнула внутрь и закрыла за собой дверь. Когда глаза привыкли к темноте, понемногу начала различать обстановку. Окна закрыты слоем черного пластика, чтобы не впускать свет. В обшарпанный письменный стол воткнут здоровенный складной нож. Гитара «Ibanez flying V» валяется на стопке стомпбоксов рядом с усилителем «Fender». На стене – постеры групп, играющих треш-метал: «Слейер», «Металлика». Несколько плакатов с афишами культовых фильмов ужасов: «Кинопроба», «Реликт». В воздухе висит запах травки и нестираных носков.

Справа от двери – двуспальная кровать. Скомканное одеяло валяется в изножье. На постели сидит человек. Мужчина – вернее, мальчик. Рваные черные джинсы, черные полукеды, джинсовая куртка с металлическими заклепками. Длинные волосы острыми, словно колючими прядями спадают на лицо, скрывая его черты. Колени прижаты к груди. Их обнимают две татуированные руки. На секунду глаза Эрнеста остановились на Корри, а потом он снова уставился прямо перед собой невидящим взглядом.

Музыка грохотала так оглушительно, что Корри не сразу узнала песню. Но теперь поняла: это «The Wanton Song» – «Лед Зеппелин». Судя по басовому рифу, сотрясавшему квартиру с тех пор, как Корри сюда вошла, парень слушал одну и ту же песню снова и снова. Потом она заметила на столе довольно приличный музыкальный центр с усилителем, колонками и даже – к ее удивлению – проигрывателем, возле которого высилась стопка виниловых пластинок.

Корри обратилась к парню на кровати.

– Эй! – прокричала она. – Может, убавишь звук ненадолго?

В ответ Эрнест Паркин взял наушники и надел на голову.

Свонсон села в крутящееся кресло у стола и стала медленно поворачиваться туда-сюда, оглядываясь по сторонам. Корри понимала: для Паркина она очередная зануда-бюрократка. Строгие брюки, синий блейзер и заранее сформированное нелестное мнение на его счет. Он даже не подозревал, что лет шесть назад Корри ничем от него не отличалась: те же рваные джинсы, та же сетка мелких красных порезов на внутренней стороне руки. Конечно же, Эрнест нанес их себе сам. Он даже представить не мог, что Корри когда-то одевалась так же, а блейзеров у нее всего два: один синий, другой черный. Больше она себе позволить не может, поэтому в ожидании выгодной распродажи носит их по очереди, стараясь, чтобы это не бросалось в глаза. Эрнест бы удивился, но благодаря всему этому Корри понимала, что он чувствует и почему реагирует именно так.

Паркин не состоит в банде: татуировки другие, да и сделаны слишком профессионально. Проигрыватель вместо Bluetooth-колонки свидетельствовал о том, что музыкой парень интересуется достаточно глубоко, чтобы собирать коллекцию пластинок. Несмотря на запах травки, на закоренелого курильщика не похож. Судя по досье Портера, этого «мелкого засранца» два раза подозревали в краже из супермаркета. Оба раза обвинения не подтвердились. Да и учился парень неплохо – до тех пор, пока три года назад самолет с его родителями на борту не исчез в океане.

Корри потянулась к старому проигрывателю «Marantz» и медленно убавила звук до уровня фонового шума.

Парень опустил наушники на шею и сердито уставился на Корри:

– Вы чего делаете? Врубайте обратно. Я уже сказал вашим: ничего не знаю. Отвяжитесь.

Корри не ответила. Потянулась к проигрывателю, взяла пластинку и осторожно убрала в рваный белый бумажный конверт, потом – в картонный.

– Классная у тебя система, – продолжила Корри. – И музыкальные вкусы интересные. Мало кто сейчас слушает олдскульный рок. Знаешь что? Я вот честно пробовала втянуться в хип-хоп, а потом поняла – нет, не мое. То понтуются, то обгаживают все подряд, то кого-нибудь опускают. И все это под бит дешевой драм-машины. Ну а когда они все же снизойдут до того, чтобы чуть-чуть попеть, – нужен же им хук! – голоса неживые и все на одно лицо. Сплошной автотюн! – Корри пожала плечами и кивнула на дверь. – Конечно, эти ребята даже не в курсе, что Мерл Хаггард умер. Только не говори им, а то расстроятся.

Во время этого монолога Паркин не произнес ни слова. Но агрессии определенно поубавилось: теперь он смотрел на Корри с любопытством. Она не спеша положила альбом на стопку.

– Я в основном слушала дарк-эмбиент, но Зепы мне всегда нравились, – продолжила Свонсон. – Даже когда интерпретировали классику, относились к материалу с уважением и при этом осовременивали. Не повторяли, а создавали свое. Только так лучшая музыка продолжает жить. Кстати, меня зовут Коринн, для друзей – Корри. – Она выдержала паузу, а потом для порядка добавила: – ФБР.

Она дотронулась до шнурка, на котором висело ее удостоверение.

Но парень и бровью не повел.

– Знаю, тебя зовут Эрнест. Можно?..

Корри стала перебирать его пластинки. Паркин молча следил за ней. Свонсон уже выяснила все, ради чего приехала в Скоттсдейл, – маловато, конечно, но на большее она и не надеялась. А теперь просто проверяла свое следовательское чутье.

– В девятом классе всюду таскала с собой гитару «Les Paul» – поддельную, конечно. Инструмент был сломанный – ни пикапов, ничего, но меня это особо не парило. Я ее опускала низко, почти до колен, как Пейдж.

Корри замерла, глядя на один из альбомов. На обложке вверх по склону ползли обнаженные фигуры – судя по контексту, к жертвенному алтарю.

– Вот! «Houses of the Holy»! На этом альбоме есть песня «The Ocean». Она перевернула мой взгляд на музыку. Этот гитарный риф во вступлении… Он просто вырывается из ниоткуда, нарушает все законы ритма, и еще до второго такта кажется, будто он начинается сначала. Сейчас сыграю.

Она сбросила блейзер на грязное кресло, притворяясь, будто не замечает, что кобуру у нее на плече теперь хорошо видно. Достала пластинку, перевернула на сторону «Б», положила на опорный диск проигрывателя, поставила иглу на последнюю дорожку и снова врубила звук на полную мощность.

Они прослушали все четыре с половиной минуты песни. Потом во второй раз и в третий. Наконец Корри убрала звукосниматель. Повисла тишина, нарушаемая только музыкой, едва слышно доносившейся из наушников.

– Вам чего надо? – наконец спросил Паркин.

Свонсон ответила не сразу. С тех пор как она ступила на порог комнаты этого парня, Корри выкручивалась на ходу. В правилах ни о чем подобном не говорилось. Морвуд бы от ее импровизации в штаны наделал. Это ведь даже не ее дело! Но Корри понимала этого напуганного одинокого паренька лучше, чем все копы, вместе взятые.

– Успокойся, не за тобой приехала. Твоя сестра пропала совсем недавно и…

– Хватит уже хрень всякую болтать! Не хуже меня знаете, что ее убили! – взорвался Паркин. Он вдруг сел прямо. Его лицо раскраснелось, жилы на шее вздулись. – Убили! А эти ушлепки весь день тут торчат и ни хрена не делают! Задроты! Думают, я ее прикончил! Только на это и надеются! Ну ясен пень, тогда возиться не надо. Козлы!

– Ты поэтому с ними разговаривать отказываешься? – спросила Свонсон.

Паркин снова отполз в сторону и отвернулся к стене.

Корри на его месте вела бы себя точно так же. Если бы мать куда-нибудь подевалась, тогда, конечно, нет: по этому поводу Корри закатила бы праздник на весь Канзас. А вот отец – совсем другое дело. Он, конечно, и впрямь от них ушел, но не внезапно, и дело обошлось без криминала. Корри представила: вот копы перерыли все вверх дном в их трейлере и шериф Хазен сразу пришел к выводу, что преступница – она. Тогда бы Корри на всех огрызалась не хуже Паркина – тут и говорить не о чем. Вот только ему пришлось гораздо тяжелее. Конечно же, его жизнь перевернулась с ног на голову с тех пор, как погибли родители. Старшая сестра выдержала этот удар судьбы намного лучше. Налаживала свою жизнь, устроилась на работу, встретила мужчину – пусть даже женатого. А Эрнест в это время просто плыл по течению.

А теперь еще и это.

– Почему ты думаешь, что ее убили? – спросила Корри как можно более спокойным тоном.

Не отворачиваясь от стены, Паркин ответил:

– Вы чего, кровищи не видели? Машина в гараже. Сумка, мобильник – все здесь. Да и она бы предупредила, если бы куда-нибудь собралась. Даже с этим своим козлом.

– Ты про Дэймона? Это ведь он нашел пятно крови?

Кажется, Паркин кивнул, но в темноте разобрать трудно.

– Эрнест, еще один вопрос, и ухожу. Почему ты не заметил, что твоя сестра пропала? Почему ее стали искать только на следующий день в шесть часов вечера?

– Я поздно пришел, – буркнул Эрнест. – Как всегда. Прошмыгнул потихоньку – она терпеть не может, когда я ее бужу. Дверь в ее комнату была закрыта – она у нее всегда закрыта. Розали ненавидит, когда трогаю ее вещи. Ну я и завалился спать. Продрых допоздна. Розали на работу уходит рано. Я встаю, а ее уже нет. Ночью ничего не слышал.

Вдруг Паркин развернулся и принялся яростно молотить в стену кулаком и выкрикивать ругательства.

Тут дежуривший снаружи полицейский заглянул в комнату. Корри поспешно вскочила с крутящегося кресла и замахала на него руками, чтобы не влезал. Тот послушно скрылся за дверью.

– Эрнест, хватит, – тихо произнесла Корри. – Руку расшибешь – легче не станет. Ты наверняка не знаешь, убили ее или нет. Надо надеяться на лучшее.

Парень расплакался.

Лейтенант Портер по-прежнему сидел на кухне.

– Ну как, вытянули из него что-нибудь? – поинтересовался он.

– Говорит, домой пришел поздно, встал тоже поздно. Ничего не слышал. Ничего удивительного, что парень не заметил исчезновения сестры и не нашел лужу крови. У брата наверняка есть надежное алиби: поспрашивайте людей, и найдутся свидетели, которые его видели.

– Как скажете, – бросил Портер и что-то отметил у себя в планшете.

Корри приблизилась к нему:

– Лейтенант, от всей души благодарна, что допустили меня сюда и уделили время. Мне бы и в голову не пришло вам указывать. Но если эту женщину найдут мертвой, спорю на свою машину, что парень тут ни при чем.

– Серьезно? А что за машина?

– Э-э-э… «камри» ограниченной серии две тысячи второго года.

Лейтенант молча покачал головой и рассмеялся.

На обратном пути Корри попала в пробку из-за застрявшего посреди дороги тракторного прицепа на I-40. Домой приехала далеко за полночь.