Текст книги "Безрассудство"

Глава 4

Джейк остановил машину неподалеку от центрального входа в дом Джеймисонов, все еще взволнованный. Только что его чуть не протаранил какой-то сумасшедший. Неужели они все здесь в Пенсильвании такие идиоты? Он усмехнулся. Ничего себе ирония судьбы – отдать концы почти на пороге дома Сары Джеймисон. Джейк сидел в машине несколько минут, обозревая окрестности. Роскошная зелень. Великолепная, неправдоподобная для глаза «западного» человека. Вдоль горизонта шел ряд зеленых холмов, перемежающихся густыми пролесками. Все в пастельных тонах. Белые заборы, каменные стены, резвящиеся в поле лошади. Золотистый свет ласкового вечернего солнца. Идиллическая картина. Дом Джеймисонов (настоящий особняк) был окружен увитыми плющом каменными стенами. Рядом небольшой домик, по-видимому, для гостей. Все это напоминало далекую старину, фрагмент из какого-то английского фильма, пахло большими деньгами и избранностью, и Джейк почувствовал себя неотесанным пришельцем с Запада, этаким Дэйви Крокеттом[3]3
  Дэйвид Крокетт (1786 – 1836) – реально существовавший человек, герой рассказов о жизни Дикого Запада.


[Закрыть].

Савиль сделал глубокий вдох и вылез из машины. Пригладил волосы и зашагал по безупречно чистой подъездной дорожке. Зашагал уверенно, будто твердо знал, что его здесь ждут.

«А если дверь откроет Сара? Что я ей скажу? Смогу ли склонить ее к разговору?»

Однако этот вариант он отверг как маловероятный. Женщина по телефону сообщила, что Сара в отъезде. Зачем ей было лгать?

Дверь открыла миссис Джеймисон. Стройная, со следами былой красоты, темноволосая. Лицо худощавое, подвижное. По-видимому, нежную кожу дочь унаследовала от матери.

Джейк начал разыгрывать свой спектакль:

– Миссис Джеймисон? Я имею честь видеть Элизабет Джеймисон?

– Да. А?..

– Очень рад познакомиться. Меня зовут Джейк Савиль. Я встречался с Сарой в Денвере, во время ее работы в избирательном штабе Тейлора.

– Вы знаете Сару? – спросила женщина пронзительным голосом.

– Конечно. Понимаю, что не совсем вежливо вот так без предварительного звонка появляться в вашем доме, но сообразил это слишком поздно. Прошу меня извинить. А получилось так, что Сара, узнав, что я переезжаю в Филадельфию, попросила заглянуть к своим родителям, передать привет. Так что я... – Джейк просиял своей фирменной обескураживающей улыбкой. Карат на четырнадцать, не меньше.

– Мистер Савиль... – начала мать Сары.

– Кто это там? – донесся голос из глубины дома.

Элизабет Джеймисон обернулась.

– Это молодой человек, приятель Сары. – Затем посмотрела на Джейка. – Что же вы стоите на пороге, проходите, пожалуйста. Роджер...

Полированный деревянный пол был покрыт несколько потертым, но, по-видимому, драгоценным персидским ковром. Мебель темная, тяжелая, отделанная медью, много предметов старинной американской утвари, место которой в музее. Такую мебель Джейк в домах еще не встречал. В элегантный холл выходили четыре комнаты – гостиная, библиотека, столовая и еще какая-то. Впоследствии выяснилось, что кабинет.

Потолки в этом величественном доме были на удивление низкими. Джейк огляделся с приклеенной к губам улыбкой. Конечно, красиво, но тому, кто вырос на просторах горных штатов, подобный интерьер внушал некоторую клаустрофобию.

Из застекленных створчатых дверей появился седовласый господин. Высокий, грузный. На нем был традиционный костюм-«тройка» типичного банкира: из темной ткани, с жилетом в тонкую полоску. Двубортный пиджак расстегнут на животе. Щеки в красных пятнах, кустистые седые брови сдвинуты, в руке высокий бокал с жидкостью, похожей на бурбон.

– Рад познакомиться с вами, мистер Джеймисон, – бойко проговорил Джейк. – Сара часто рассказывала мне о вас и вашей супруге.

– Неужели рассказывала? Хотелось бы знать, что именно, – пророкотал Роджер Джеймисон.

Вместо ответа Джейк улыбнулся так широко, что стало больно губам.

– Мистер Савиль, проходите, пожалуйста, и садитесь. – Элизабет любезно положила руку на его предплечье.

– Джейк. Пожалуйста, зовите меня Джейк. – Он последовал за ней в гостиную. Двойные застекленные двери вели в бассейн, за которым виднелось несколько акров лужайки с цветущими кустами. И все это в идеальнейшем порядке.

– Выпьете что-нибудь? – Роджер Джеймисон приподнял бокал.

– Пожалуй, что-нибудь безалкогольное, – сказал Джейк. – Например, коку.

– Коку? – Отец Сары рассмеялся. – Элизабет, принеси, пожалуйста, нашему гостю коку.

Джейк был слегка шокирован, когда понял, что Роджер Джеймисон не то чтобы пьян, но уже достаточно набрался. Лицо красное, голос чересчур громкий, тон неестественно радушный.

«Вот оно что. Да вы, Роджер, оказывается, пьянчуга. Очень интересно».

Элизабет протянула Джейку бокал, в котором звякали кубики льда.

– Большое спасибо, мэм.

Он сел напротив банкира на диван, обитый бледно-лимонной парчой, вдруг почувствовав себя Алисой в Стране чудес, как будто провалился в кроличью нору и попал в мир, где все странно и удивительно.

Элизабет изящно скользнула в кресло и чуть наклонилась вперед.

– Так вы знакомы с Сарой?

– О, мы большие друзья.

– И давно вы с ней виделись? – спросила Элизабет, – Ведь она...

– Элизабет.

– Извини, Роджер, но я так давно не...

– Не думаю, что молодому человеку это интересно, – отрезал Роджер.

– В последний раз я виделся с Сарой, позвольте припомнить... – Джейк изобразил глубокую задумчивость. – ...несколько месяцев назад. В Денвере...

– Слава Богу, – проронила Элизабет. – Я так беспокоюсь. У нее все в порядке?

– Замечательно. Просто замечательно, – восторженно проговорил Джейк. – Она красивая девушка. Вы можете гордиться, у вас замечательная дочь. – Он сделал паузу. – Но она сейчас очень занята. Понимаете, много работы. Наверное, поэтому редко звонит домой.

– Чем она занимается? – Элизабет крепко обхватила руками колени.

– О, она, хм... в последний раз, когда я ее видел, мне кажется она... содержала магазин. Да-да, магазин подарков.

– Значит, теперь уже магазин подарков, – насмешливо произнес Роджер. – Неплохо. Ради этого, конечно, стоило посылать ее в лучшие школы, колледж. Магазин подарков... замечательно. – Он поднял бокал, как бы отсалютовав этой потрясающей новости, и быстро выпил.

– Магазин подарков, – повторила Элизабет, – как мило. – Ее нижняя губа задрожала, на глазах заблестели слезы.

– Элизабет, успокойся, – сказал Роджер.

– Оставь, Роджер, Разве ты не видишь, какое это для меня облегчение. – На тонкую паутинку морщинок под правым глазом выкатилась слезинка. – Как она выглядит, мистер Савиль? Иногда Сара так сильно худеет.

– Миссис Джеймисон, ваша дочь прекрасно выглядит.

– О Боже, наверное, это глупо – так показывать чувства, верно? – Элизабет извлекла из кармана носовой платочек и промокнула глаза.

– Расскажите немножко о себе, – сказал Роджер. – У вас такая странная фамилия. Савиль. Ваши родители французы?

– Нет, сэр. – Джейк очаровательно улыбнулся. – Мой отец умер очень давно, а мать живет в южной Флориде. Ей нравится теплый климат.

– Хм... А что привело вас в Филадельфию?

– Получил хорошее предложение от одной здешней юридической фирмы.

– Какой же?

– «Ролстон и... Фрэнк».

– Не знаю такой. Должно быть, из новых.

Не переставая улыбаться, Джейк согласно кивнул. Теперь, выяснив, что Сары здесь нет, а родители понятия не имеют о ее местонахождении, он ощущал острую потребность ретироваться. К тому же было ясно: в этом доме есть все, кроме счастья. Единственное, что его удерживало, – надежда собрать какие-нибудь крохи информации об этой загадочной Саре.

– Может быть, вы запомнили название магазина подарков, который содержит Сара? – спросила Элизабет, напряженно вытянув шею, будто хотела услышать какой-то большой секрет.

– К сожалению, не знаю. Дело в том, что я так ни разу в этом магазине и не побывал.

– О...

– Элизабет, не надо приставать к мистеру Савилю. Если Сара захочет с нами связаться, она это сделает.

«Мистер Савиль... Похоже, они не собираются называть меня по имени».

– Да-да, я понимаю, но только... – Элизабет еще раз коснулась платочком глаз.

Роджер осушил бокал и поставил на стол.

– Прошу извинить, но я должен пойти поработать. Приятно было познакомиться, мистер Савиль. – Роджер Джеймисон с трудом встал, покачнулся и протянул руку. На Джейка пахнуло перегаром. Он быстро поднялся и пожал банкиру руку.

«Значит, собираешься поработать. Знаю я эту работу».

– Сара рассказывала вам о своей семье? – спросила Элизабет, едва муж вышел.

– Конечно.

– Она говорила, что я занимаюсь скульптурой?

– О, да.

– Сара всегда гордилась моими работами, – задумчиво проговорила Элизабет. – Хотите на них взглянуть?

– Разумеется, с большим удовольствием. Если, конечно, это вас не затруднит. Ведь уже поздно. – Джейку действительно было интересно. К тому же он почувствовал жалость к матери Сары. Одинокая женщина, муж пьяница, одна дочь покончила с собой, другая, похоже, навсегда покинула дом. Во всяком случае, Сара не была здесь уже очень давно.

Элизабет взмахнула тонкой рукой.

– Вовсе нет.

Они прошли через буфетную, кухню, длинный коридор, который показался ему бесконечным, и, наконец, попали в большую комнату со столом в центре, заваленным шпателями, ножами и гипсовой крошкой. Была еще там одна табуретка. Все остальное – скульптуры, в основном бюсты.

– Здесь я работаю.

– Чудесно, – произнес Джейк.

Странно, но ни одной ее работы в жилой части дома он не заметил. Главным образом это была бронза – лошади, много лошадей и бюсты. Джейка окружали бронзовые лица. Тщательно отполированные, изваянные с любовью. Приглядевшись, он заметил несколько мраморных скульптур, а также незаконченные гипсовые слепки.

– Роджер не хочет, чтобы они стояли в доме, – проговорила Элизабет, как будто прочитав его мысли. – Некоторые я продаю. В западном Честере[4]4
  Город в двадцати километрах к югу от Филадельфии.


[Закрыть] есть магазин, который принимает мои работы. – Она мягко улыбнулась. – Разумеется, я это делаю не ради денег, а чтобы поделиться своим искусством с людьми.

– Ваши работы замечательные.

– А Сара не говорила вам о серии бюстов моих детей? Это было много лет назад. При Констанс. – На ее глазах опять заблестели слезы. – Наша старшая дочь, Констанс, она умерла. Когда ей было восемнадцать... Несчастный случай во время верховой прогулки. Лошадь была хорошая, но после этого мы решили ее продать.

Вот как? Несчастный случай во время верховой прогулки?

Джейк вспомнил некролог. Элизабет говорила неправду, и тем не менее он не сомневался, что она верила своим словам. Наверное, это помогало приглушить боль. Не потому ли Роджер пьет?

– Как печально, – проговорил он.

– Это Констанс. – Элизабет положила руку с набухшими венами на бронзовую голову. Она прикоснулась к ней, как к живой, словно мать ласкала головку ребенку. Смотреть на это было мучительно. – Ей было тогда семнадцать.

Представить живого человека по бронзовому бюсту трудно, и дело не только в отсутствии цвета. Молоденькая девушка. Прямой нос, вьющиеся волосы, изящный рисунок губ, миловидные черты лица, оставляющие впечатление некоторой незаконченности... Приглядевшись повнимательнее к запечатленной в бронзе Констанс, можно было заметить в ее лице некоторую задумчивость, напряжение. Очевидно, Элизабет Джеймисон была талантливым скульптором, если ей удалось – скорее всего неосознанно – схватить это почти неуловимое качество.

– Она прекрасна, – сказал Джейк.

– Да, Констанс была очень красивая. Однако сумасбродная. Очень страстная натура. – Элизабет вздохнула. – А это Сара. – И снова материнская, болезненно-интимная ласка. – В шестнадцать лет.

Джейк напрягся. Обошел бюст, внимательно изучая лицо Сары. Этот бронзовый портрет отличался от предыдущего каким-то спокойствием. Такие же зачесанные назад вьющиеся волосы, застывший в металле каскад локонов. Несколько обостренные черты лица, а в углах рта подрагивает слабая улыбка. Загадочная мечтательная улыбка Моны Лизы. Не счастливая, нет. Но полная надежды.

«Или я это все себе только вообразил?»

Он видел эту улыбку на газетных фотографиях. Но там определенно она была не такая трепетная, как у этой юной девушки. Гораздо увереннее! Конечно, с тех пор Сара должна была сильно измениться, особенно если учесть, что ее опекали такие типы, как Скотт. Наверняка все женатые. Сколько их было у Сары до него? А сколько после? И как она выглядит сейчас? Пресыщенная, утомленная, безразличная ко всему, похожая на свой юношеский портрет, как ночь на день?

Внезапно у Джейка возникло острое желание встретиться с Сарой, чтобы посмотреть, что сделали с этой девушкой годы независимой жизни.

– Для шестнадцати лет она кажется довольно зрелой, – произнес Джейк, только чтобы не молчать.

– Разве? Надо сказать, что в детстве она была мечтательным ребенком, не от мира сего, а с возрастом все больше становилась какой-то беспокойной, неуравновешенной. Мне кажется, она так и не определила свой путь в жизни. Слишком свободная духом.

Элизабет говорила о младшей дочери как о покойной.

«Не может быть. Если бы это было так, родители обязательно себя чем-то выдали бы. Нет, похоже, Сара залегла на дно».

Джейк приободрился. Она действительно могла быть свидетельницей убийства. Он чувствовал это нутром, и вся суета, казавшаяся поначалу сумасшедшей, начинала приобретать смысл.

– А это Филипп, мой поздний ребенок. Он похож на отца больше, чем девочки.

Обычный мальчик. Улыбка, тяжеловатые черты лица.

– А где он сейчас? – вежливо осведомился Джейк.

– Учится на последнем курсе в Принстоне. Очень хороший студент. Все мои дети хорошо учились, хотя девочки так и не нашли применения своим знаниям...

Сердце Джейка моментально подпрыгнуло, а голос Элизабет доносился откуда-то издалека.

«Принстон? Я не ослышался? Боже мой. Значит, этот анонимный звонок мог...»

В этот момент женщина умолкла, и он был вынужден подать реплику.

– Принстон прекрасное учебное заведение, – сказал Джейк. – Филиппу повезло.

– О, да, это так, – тихо проговорила Элизабет. Тон ее был не очень уверенным.

Возникла необходимость основательно все обдумать. Желание отыскать Сару обострилось до предела. Но прежде нужно было добраться до Филиппа и прощупать его. Неужели звонил он? Джейк поморщился. Пора покинуть этот гулкий дом, эту несчастную женщину, одинокую смотрительницу музея печали, чья жизнь текла среди бронзовых голов из прошлого.

– Вот это да, неужели я у вас так засиделся? – встрепенулся он, взглянув на часы. – Понимаете, мне завтра утром рано на работу.

– Очень рада, что вы зашли. – Элизабет перестала созерцать полки со своими работами и повернулась к нему. – Я вас попрошу об одном одолжении... если вы увидите Сару или, хм... будете говорить с ней по телефону, пожалуйста, передайте моей дочери, что мы думаем о ней. Все время. И очень скучаем.

– Я обязательно это сделаю при первой же возможности, но, сами понимаете, теперь, перебравшись на восток... в общем, это может случиться не так скоро.

– Конечно, я понимаю.

– Еще раз спасибо за гостеприимство, миссис Джеймисон. И поблагодарите от моего имени мистера Джеймисона. Общение с вами доставило мне огромное удовольствие.

Она повела его назад через весь дом. Следуя за хозяйкой, Джейк уныло созерцал узкую прямую спину в шелковой блузе с высоким воротником. Элизабет Джеймисон могла казаться уравновешенной изящной женщиной до тех пор, пока вы не уловили в ее голосе дрожь и не заглянули в глаза.

Она открыла входную дверь.

– До свидания, мистер Савиль. Заходите, когда выберете время.

– Спасибо, обязательно. До свидания.

Тяжелая дверь закрылась, и он зашагал по подъездной дорожке вниз, наслаждаясь свежей влагой вечернего воздуха. Огромный дом показался Джейку душным. Еще никогда в жизни ему не приходилось так близко наблюдать столько скрытой отчаянной боли.

Имел ли Скотт представление об этой стороне жизни Сары? Может быть, он играл для нее роль отца, такое иногда бывает. Или пользовался ее уязвимостью?

А могло быть и так: Сара играла роль обольстительницы. Почему бы не предположить, что она стала авантюристкой высокого полета и ее записная книжка пестрит номерами телефонов знаменитых людей? А может быть, у нее со Скоттом были более серьезные отношения? Например, любовь. При этой мысли Джейка почему-то охватило странное раздражение, и он отверг ее с порога.

«И вообще, какое мне дело до их отношений! Тейлор мертв. Найти эту женщину – вот что сейчас самое главное».

* * *

Филипп Джеймисон спускался к телефону-автомату в переднем холле студенческого клуба. По его звонкам выследить Сару никому не удастся. Он был в этом уверен, потому что посмотрел достаточно много детективов. Время было позднее, наверху уже все разошлись, но он все равно соблюдал осторожность. На всякий случай. И придумал объяснение на случай, если кто-то его увидит.

Номер телефона он выучил наизусть, хотя звонил ей только однажды, полтора года назад. Обычно звонила она, но это тоже случалось нечасто.

Филипп ничего не мог с собой поделать. Последней каплей явилась ссора с родителями, и он чувствовал отчаянную потребность поговорить. Потому что сестра знала, понимала. Ей не нужно было ничего объяснять, рассказывать историю с самого начала.

Молодой человек поспешно тыкал пальцем в кнопки, прикидывая, что разница во времени два часа. Но даже если она уже легла спать, то не будет сердиться. Кто угодно, только не Сара.

Внутри все болело. Как всегда после семейной ссоры, больше похожей на отчаянную схватку не на жизнь, а на смерть. Конечно, он получил, что хотел, но какой ценой?! Правда, самую высокую цену заплатила Констанс. В детстве Филипп довольно часто воображал себя мертвым, а мать и отца плачущими у его гроба.

Со временем он научился казаться внешне спокойным, но ему обязательно нужно было выпустить наружу боль, как пар из скороварки. Иначе можно взорваться. Ему нужна была Сара. Она выслушает, посоветует что-нибудь. В общем, поможет, как помогала всегда. Сестра заменяла ему и мать, и отца.

В трубке зазвучал гудок, затем второй, третий.

«Неужели у нее нет автоответчика? Впрочем, никакого сообщения я оставлять все равно не буду».

Четыре гудка. Он уже собирался повесить трубку, когда раздался щелчок, и сонный голос произнес:

– Алло.

– Сара, это я.

– Филипп? Почему звонишь так поздно? Что-то случилось?

– Ничего. Ничего не случилось. Во всяком случае, ничего особенного. – Он замялся. – Извини. Но мне нужно с тобой поговорить.

– Филипп, что за шутки? Я думала, ты понял...

– Не беспокойся, я звоню из автомата.

– Не в этом дело. Ведь ты обещал...

– Знаю, что обещал, но я так расстроился... просто не могу. Дома опять был скандал. Ничего нового, но я до сих пор не могу прийти в себя... Да что рассказывать, ты сама все прекрасно представляешь.

– Зачем ты ездишь туда? – произнесла она осуждающе. – Не надо.

– Понимаю, что не надо, но... но у меня кончились деньги. Конечно, это дерьмовое оправдание, но я подумал... в общем, не знаю. Мне казалось, может быть, на этот раз все будет как-то иначе, но не получилось. Наверное, иначе не может быть.

– Ты прав, иначе не будет никогда. Примирись с этим и держись от родителей подальше.

Он не мог больше говорить. В горле стоял ком, из глаз брызнули слезы.

– Филипп... Филипп...

– Не могу. Понимаешь, больше нет сил. Хочу уехать куда-нибудь. Как ты. Куда угодно. Буду работать землекопом, плотником, кем угодно, но больше не могу это выносить!

– Филипп, успокойся. Все пройдет. Утром ты почувствуешь себя гораздо лучше. Просто наберись терпения и держись. Поверь, все изменится к лучшему.

– А что потом? Скажи мне, что будет потом? Как с Констанс?

– Нет.

– Теперь я понимаю, почему она это сделала.

– Я тоже. Но мы с тобой крепче.

– Ты – да, а я... я не знаю. – Жестом ребенка он вытер кулаком глаза.

– Поверь мне, ты тоже.

– Сара, я скучаю по тебе.

– Я тоже скучаю по тебе. Но так нужно. Со временем...

– Когда это кончится?

– Не знаю. Когда я почувствую себя в безопасности.

– Но этого никогда не будет! Ты никогда не почувствуешь себя в безопасности. Знаешь что? Я, пожалуй, брошу к чертовой матери эту учебу. Надоело. Не могу оставаться здесь ни секунды. Кругом одни кретины.

– Не стоит этого делать. Послушай, тебе осталось каких-то несколько месяцев. Ты что, с ума сошел? Не бросай ни в коем случае.

– Но я больше не могу это выносить!

– Можешь. Да, можешь. Тем более что терпеть осталось недолго. Ничего страшного. Справишься.

– Но все так дерьмово, Сара. – Он всхлипнул.

– Терпи.

– Я хочу к тебе. Устроюсь работать. Ты не думай, я могу работать.

– Нет.

– Но я их ненавижу, – прошипел он.

– Я сказала, терпи.

– Мне так хочется тебя увидеть.

– Может быть, летом... ты сможешь меня навестить. Если, конечно, будешь соблюдать осторожность.

Ну вот, он опять получил то, что хотел. Как обычно. Но какой ценой! Какой ценой!

– Я умею хранить секреты.

– Да, – отозвалась она после непродолжительной паузы, – я знаю.

– Сара, я все время думаю... почему ты не пойдешь в полицию? Решись, расскажи им все и покончи с этим. И потом сможешь жить нормальной жизнью.

Молчание.

– Сара?

– Я не собираюсь это обсуждать и, если ты скажешь еще хоть слово, сразу же положу трубку.

– Сара, ну пожалуйста...

– Я же сказала – ни слова.

– Но ты не можешь вечно находиться в бегах! Прятаться до конца жизни.

– Я объяснила тебе. Объяснила или нет? А ты опять за свое, – она секунду помолчала. – Филипп, скажи мне правду.

– Какую правду? – Его руки покрылись гусиной кожей.

– Ты сказал кому-нибудь? Я спрашиваю, сказал?

– Да нет же. Как можно нарушить обещание. Господи, за кого ты меня принимаешь? – Он говорил так правдиво, что и сам почти поверил в это.

– Мне показалось...

– Я, наверное, напугал тебя своим звонком. Извини. Но ты же знаешь, это в моем духе. Богатый испорченный мальчик – вот я кто. Но мне действительно стало невмоготу. – Что-что, а лгать Филипп умел вдохновенно. Впитал это искусство с молоком матери.

– Ладно, – мягко произнесла она. – Теперь тебе полегчало?

– Да. Во всяком случае, следом за Констанс не пойду. – За свое мерзкое поведение по отношению к Саре он заслуживал долгой, изощренной пытки.

– Зачем ты так шутишь?

– Не обращай внимания. Это я так, ради красного словца.

– Держись. Увидимся летом. Здесь, в Колорадо, летом очень красиво. Тебе понравится.

– А домой я больше ездить не буду.

– Хорошая мысль.

– Пока, Сара. Спасибо.

– Пока, Филипп.

Он повесил трубку, сознавая себя законченным негодяем. Впрочем, так оно и было. Мерзавец, что и говорить. Ведь это он позвонил ночью в Денвер бывшему заместителю окружного прокурора, лишенному лицензии. Знал, что этот псих тут же начнет рыть носом землю.

А сейчас – зачем он позвонил Саре? Зачем? Конечно, он переживал из-за ссоры с отцом, но причина была много существеннее. Филипп хотел прозондировать почву, выяснить, как сестра воспримет, если он признается в содеянном. Он выдал ее тайну и теперь нуждался в прощении.

Так вот, простить его Сара не готова. Возможно, он подверг ее опасности. Эгоист чертов. А что делать? Ведь только таким способом он мог вернуть себе сестру. Чтобы она помогала ему справиться с проблемами.