Текст книги "Безрассудство"

Линн Эриксон
Безрассудство

Пролог

– Выпьете что-нибудь? – Сенатор сделал жест в сторону бара.

– От бокала вина, пожалуй, не откажусь.

Сара Джеймисон слегка волновалась. Еще бы, ее заметил человек, которым она давно восхищалась. Общественный деятель нового типа, неожиданно вырвавшийся на политическую сцену подобно вихрю. Выдвинулся на пост президента, оттеснив в сторону неуклюжих вашингтонских консерваторов. Возник буквально у них под носом. Те и глазом моргнуть не успели.

Сенатор направился к бару, достал из небольшого холодильника бутылку вина. Сара задумчиво смотрела на его широкую спину, обтянутую изящным смокингом.

– Как насчет белого?

– Замечательно. – Она оглядела гостиную, застланную великолепным безворсовым ковром пастельного оттенка. – У вас красиво.

– «Браун пэлас» – отличный отель. Мне самому здесь очень нравится. – Он протянул ей бокал. – Прошу вас.

Роста сенатор был среднего, крепко сбит. Шатен, волосы густые, вьющиеся. Саре неожиданно вспомнилась расхожая байка о том, что со времен Эйзенхауэра ни один лысый ни разу не победил на президентских выборах. И еще, он очень обаятельно улыбался.

Она взяла бокал и пригубила вино.

– Присядем. – Он показал на шикарную софу в викторианском стиле. – Расскажите мне о себе.

– О себе? Господи, да мне и рассказывать-то особенно нечего. Я бы с удовольствием послушала вас. Где, по вашему мнению, я могла бы работать наиболее эффективно? Впрочем, президентская кампания – такое важное дело, что я согласна выполнять любые поручения. Вплоть до того, чтобы дежурить у телефона, рассылать почту, быть курьером.

– Конечно, конечно. Такие добровольцы, как вы, – наш самый ценный капитал. Я не знаю точно, что наметили именно для вас руководители моего избирательного штаба, но не сомневаюсь, это будет что-то более серьезное, чем работа курьером. – Сенатор сделал глоток вина и подался вперед. – Но сегодня я пригласил вас не для того, чтобы говорить о политике и президентской кампании. Поверьте, мне это изрядно осточертело. Взять хотя бы сегодняшний день. – Он нахмурился. – В обычной жизни я за месяц не съедаю столько жареной курятины, сколько сейчас за неделю. Каждый день несколько мероприятий, причем большей частью с едой и возлияниями.

– Могу вообразить.

– Если бы вы знали, как хочется расслабиться. Президентская кампания – это же, в сущности, пытка. Порой я даже начинаю сомневаться, правильно ли сделал, что позволил себе ввязаться в эту канитель. – Сенатор энергично тряхнул головой, как бы освобождаясь от напряжения.

– Сенатор Тейлор, – начала она.

– Пожалуйста, зовите меня просто Скотт.

– Скотт, – повторила Сара, как бы пробуя на вкус это имя. – Так вот, Скотт, я хочу, чтобы вы знали: участвовать в вашей президентской кампании для меня большая честь. Я никогда не занималась политикой, но...

– Не продолжайте, не надо, – Он умоляюще поднял руку. – Знаете, почему здесь нет моей жены? Почему я живу в отеле, хотя мой дом всего лишь в нескольких милях отсюда?

Почему это он вдруг заговорил о жене?

– Но я действительно...

– Потому что, во-первых, ей это все совершенно безразлично. Она не желает лицемерить, притворно улыбаться (это ее слова), пожимать руки неприятным людям и все такое прочее.

Сара слушала, внимательно разглядывая свои колени.

– Впрочем, роль первой леди ей, похоже, нравится, и Хедер (мою жену зовут Хедер) совсем не прочь поселиться в Белом доме.

Сара глотнула еще вина, пытаясь справиться с нарастающей тревогой. Когда кандидат в президенты США сенатор Скотт Тейлор предложил зайти к нему в отель, она с радостью согласилась, полагая, что он хочет обсудить ее дальнейшую работу в денверском штабе избирательной кампании. Но сейчас все складывалось не так, ну совершенно не так.

– А во-вторых, и это главное, – проникновенным, доверительным тоном произнес он, – у нас практически нет семьи. Так, одна видимость. Боже! – Тейлор картинно встрепенулся. – Почему я вам это рассказываю? Ведь если мои слова станут известны прессе, выборы наверняка будут проиграны.

– Мне можно доверять.

– Честно говоря, я в этом не сомневаюсь. Но знаете, в моем положении приходится соблюдать осторожность. Стоит произнести какое-то одно, всего лишь одно не то слово, и...

– Понятно. Но поверьте мне, Скотт, тайны я хранить умею.

Он внимательно посмотрел на Сару проницательными голубыми глазами, затем надолго приложился к своему бокалу. Оторвавшись наконец, снова бросил в ее сторону оценивающий взгляд и приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент пронзительно зазвонил телефон.

– Будь оно все проклято, – пробормотал он. – Извините. – А затем через секунду в трубку: – Слушаю, Тейлор. – И замолчал, с хмурым видом слушая собеседника на противоположном конце линии.

Сара воспользовалась паузой, лихорадочно подыскивая предлог, чтобы уйти. Самое простое – свидание с приятелем. Нет, наверное, лучше – встреча с подругой. А может быть, просто сослаться на усталость, на то, что завтра рано утром надо быть в штаб-квартире избирательной кампании? Она одернула серебристый свитер, а затем и короткую темную юбку, безуспешно пытаясь прикрыть колени.

– Что, прямо сейчас? – раздраженно проговорил Скотт в трубку. – Я очень устал и уже почти лег спать. Что? Не понял. Ну, ладно, ладно. Но только очень быстро.

Он положил трубку и повернулся к Саре:

– Прошу извинить, но ко мне неожиданно нагрянули гости. Причем довольно важные. Настаивают на встрече. Это займет немного времени, думаю, всего несколько минут.

– О, Скотт, мне, наверное, лучше уйти. Признаться, я очень устала, и...

– Нет-нет, ни в коем случае. И вообще – если они увидят, как вы выходите из моего номера, эта новость завтра же будет на первых полосах газет. Пройдите в спальню и подождите, пока все уйдут. Затем мы обсудим вашу работу в штабе избирательной кампании. Хорошо?

– Но...

– Уверяю вас, всего две минуты. Проходите вон туда...

В дверь негромко постучали. Тейлор пошел открывать, а Саре ничего не оставалось, как схватить пальто, сумку и с бокалом в руке быстро скрыться в темной спальне, оставив дверь неплотно прикрытой.

«Господи, что за идиотская ситуация! Подумать только, я прячусь в спальне сенатора Тейлора. Расскажешь кому-нибудь – не поверят!»

Она неподвижно застыла у стены рядом с дверью, боясь присесть на кровать или пройти в ванную комнату. Не дай Бог, гости Скотта что-нибудь заподозрят. Разумеется, ничего не было и быть не могло, но разве кому-нибудь докажешь? Сейчас любая мелочь могла серьезно повредить его репутации.

Интересно, то, что он говорил о своей жене, правда или просто вешал лапшу на уши, изображая «мужа, которого в семье не понимают»? Должно быть, все-таки лапша. История старая как мир.

Сара грустно усмехнулась. Когда она познакомилась с сенатором Тейлором несколько недель назад, на одном из предвыборных мероприятий, и получила приглашение работать в его избирательном штабе, ей и в голову не пришло, что Скотт Тейлор такой шустрый. Теперь было ясно, что силу своего обаяния (а он в самом деле очень обаятельный) кандидат в президенты использовал не только в политических целях. Мог, например, завлечь к себе в спальню молоденьких девушек... А также не очень молоденьких, подумала Сара.

Она прислушалась к негромкому разговору в соседней комнате. Довольно долго говорил Скотт, затем ему начал возражать собеседник. Сара посмотрела в щелку и увидела черный смокинг Скотта, вернее, его плечо (сенатор стоял к ней спиной), напротив – гость. Человек с длинным лицом, седой. Лицо знакомое. Очень знакомое. «Где же я его видела? На фотографии в газете? В каком-то журнале? Или по телевизору? Да, должно быть, по телевизору в одной из политических программ. Типичная „говорящая голова“».

Гость продолжал что-то доказывать. Почти шепотом. До нее доносилось только неясное бормотание. Скотт даже не предложил ему сесть – видимо, чтобы тот не задерживался. Сара начала терять терпение. Очень хотелось сменить позу, но она боялась, что ее могут услышать. Вдруг начали жать туфли на высоком каблуке.

Картина в вертикальной дверной прорези изменилась. Плечо Скотта исчезло. Вместо него возникла спина третьего участника спектакля. Худощавый, в твидовом пиджаке, с редкими каштановыми волосами. Затем он исчез, и снова появилось длинное лицо. То, которое казалось Саре знакомым. Человек явно был раздражен. Брови сдвинуты, щеки необыкновенно бледные.

– Послушай, ты, кретин. – Длиннолицый повысил голос. – Придется играть по нашим правилам.

– По вашим правилам? – отозвался Скотт. В голосе сенатора звучало презрение. – Да что ты говоришь? Если меня выберут, я установлю другие правила. Можешь не сомневаться. И не смей мне угрожать.

«Кто же этот человек?» Сара не могла вспомнить точно, но уже знала наверняка – кто-то из высоких правительственных чиновников. Через полминуты она точно вспомнила – да, совсем недавно по телевизору он с важным видом вещал что-то официальное. Наконец в памяти всплыла и фамилия, которая ее поразила. Этот человек был очень важной шишкой и определенно прибыл издалека. Стало быть, столь поздний визит для него очень важен.

– Понимаю, – произнес Тейлор. – Ты неплохо устроился и хотел бы сохранить эту милую, непыльную работенку. Верно? Так вот, если меня выберут, я подыщу на эту должность более расторопного человека. А перед этим устрою серьезную финансовую проверку вашего ведомства. Понимаешь, американским налогоплательщикам надоело оплачивать вашу халтуру, все бесчисленные проколы. Вьетнам, Лаос, Панама, Ирак, Босния, Россия, черт побери! Должно же это когда-нибудь кончиться!

– Именно этого я и боялся, – сказал правительственный чиновник с едва сдерживаемой яростью. Его спутник не проронил ни слова.

Сара начала понимать, что попала в настоящий переплет. Этого разговора ей ни в коем случае слышать не следовало. Да она и не хотела знать ничего такого. Ничего. Черт возьми, две обещанные Скоттом минуты давным-давно истекли.

– Боялся, говоришь? – Сенатор усмехнулся. – Правильно. Ты и должен бояться. А теперь убирайтесь отсюда.

Перед глазами Сары, приникшей к щели, промелькнули по очереди черный смокинг, серый костюм и твидовый пиджак. Гости уходили. Она почувствовала огромное облегчение. Слава Богу, закончилось. Вот, оказывается, как выглядят большие политики. Совсем не так, как по телевизору.

«Может быть, я напрасно сюда полезла? – впервые подумала она. – Недаром говорят, политика – грязное дело».

– Увидимся в Вашингтоне, – донесся насмешливый голос Скотта.

Визитеры, вероятно, уже стояли у двери. Но через секунду их фигуры вновь мелькнули перед ее глазами. Как в детском калейдоскопе.

– А вот в этом я сильно сомневаюсь, – негромко проронил длиннолицый, затем перед ее глазами возникла спина в твидовом пиджаке, которая заполнила собой всю щель. Тут же она услышала подряд два негромких зловещих хлопка, и каждый нерв в ее теле подпрыгнул.

Что это такое? Что?

Судя по звуку, на пол упало что-то тяжелое. Что?.. Тело? Тихо заговорили. Затем шаги, чуть слышные, однако решительные. Человек приближался к спальне... Во рту у Сары пересохло, все тело обмякло, будто лишилось костей. Она медленно сползла по стене вниз.

Дверь отворилась, впустив в спальню конус света. Зажатая между дверью и стеной, почти лежа на полу, сжавшись в комок, Сара наблюдала, как свет скользнул по изящному туалетному столику с мраморной крышкой, зеркалу, кружевной отделке постельного покрывала, медному абажуру настольной лампы, который подмигнул ей с ночного столика. Ее сердце застучало так громко, что человек в твидовом пиджаке наверняка должен был это услышать.

– Здесь никого, – сказал он, не оборачиваясь.

– Ладно, идем, – заключил длиннолицый. – Просто надо было удостовериться, что он не спрятал там какую-нибудь из своих девок. Ты же знаешь, что это за фрукт.

Сара крепко зажмурилась. Отчаянно хотелось сжаться в комок. Рука так стиснула ремешок сумки, что онемела. На колени из бокала пролилось вино, она отчетливо ощущала кислый запах. Этот тип в твидовом пиджаке обязательно должен учуять.

Но тот уже пятясь выходил из спальни. Сара определила это по едва слышному шороху подошв, потому что продолжала сидеть зажмурившись, не шевелясь, почти не дыша, как ребенок, который думает, что так его никто не сможет увидеть.

По шуму в гостиной было ясно, что «гости» открывают ящики и сбрасывают на пол диванные подушки. На пол полетела настольная лампа, с мелодичным звоном раскололся абажур из стекла Тиффани. Похоже, они что-то искали. Потом Сара услышала приглушенные голоса. Однако говорили так тихо, что не удалось разобрать ни единого слова. Наконец входная дверь открылась и закрылась с аккуратным слабым щелчком.

Парализованная страхом Сара продолжала сидеть, съежившись, у стены. Казалось, мир вообще перестал существовать. Если бы она повернула голову направо, то увидела бы на ночном столике светящийся циферблат часов, которые флегматично отщелкивали минуты, а если бы смогла бросить взгляд в противоположную сторону, то рассмотрела бы в дверную щель руку мужчины, вытянутую на ковре, с нелепо скрюченными пальцами. Через некоторое время она все же рискнула туда взглянуть – и тут же отвела глаза.

Время двигалось какими-то конвульсивными рывками. Во всяком случае, так его ощущала Сара. Прошел час, другой. Она понимала, что когда-нибудь придется отсюда уйти. От этого никуда не денешься. Но вначале необходимо было заставить себя хотя бы встать, заставить собственное тело подчиняться командам мозга, заставить себя начать снова думать, чувствовать. «Беги! – кричало все ее существо. – Что ты медлишь? – Но пламя ужаса сжигало все проблески проявления воли. Она не находила в себе сил шевельнуться. Казалось, стоит только шелохнуться, как... – Что – как? Возможно, они ждут меня в коридоре...» Разумеется, это был бред, но ей казалось – стоит выйти, и она столкнется с убийцами лицом к лицу, В ушах снова и снова звучали два хлопка, а затем отчетливый глухой стук падающего тела. Мертвого тела. О Боже, Боже...

Когда Сара наконец собрала в кулак волю и решилась сдвинуться с места, часы показывали два сорок три. Процесс выпрямления тела длился мучительно долго. На ковер со слабым звоном упал бокал. Она сжалась от страха и затаила дыхание. Потом встала, напряженно оперлась спиной о стену, встряхнулась. В ушах гулко стучал пульс, пальцы, как клешни, сжимали пальто и сумку. Однако сознание продолжало работать. Во всяком случае, Сара наклонилась, подняла бокал и положила в сумку.

Сделала шаг, другой, тихо открыла дверь спальни и выскользнула в гостиную. Завороженно уставилась на распростертое на полу тело. Сенатор Тейлор лежал лицом вниз. Одна рука подмята под себя, другая вытянута вперед. Широкая спина, элегантный черный смокинг. Рядом с головой застывшая темная лужица. Сара отвернулась и, хватая ртом воздух, быстро двинулась к двери, чтобы все это поскорее осталось позади. Раздраженные голоса, выстрелы-хлопки, темное пятно на ковре...

Двигаясь как сомнамбула, она открыла дверь и осторожно закрыла ее за собой. Коридор, как и положено в эту пору, был погружен в полумрак и пуст. Справа тускло поблескивали знаменитые перила центральной лестницы отеля «Браун пэлас» из кованого железа, за ними угадывался просторный портик.

Сара глубоко вздохнула, выпрямила спину, стараясь выглядеть по возможности как обычно. Застучала каблуками по широкой мраморной лестнице – три пролета вниз, миновала элегантный пустой вестибюль и наконец вырвалась в прохладу октябрьской ночи.

Свернув за угол, Сара Джеймисон что есть сил припустила прочь.

Глава 1

Джейк Савиль сидел, вытянув ноги, в своем любимом кресле (единственная ценная вещь, доставшаяся ему после развода) и угрюмо смотрел в окно, выходившее на одну из центральных улиц Денвера.

Двухкомнатная квартира, которую он снимал, выглядела, мягко говоря, непритязательно. Даром что в центре. Ну и пусть. Сейчас, наедине с самим собой, он мог позволить себе расслабиться. На людях приходилось следить за выражением лица и всем прочим – Джейк терпеть не мог, когда его жалели, – а дома-то чего прикидываться?..

Мысли устало побрели по знакомой, давно проторенной дорожке, за последние восемнадцать месяцев основательно истоптанной, – к началу конца, то есть к той злосчастной ночи, когда кто-то всадил в голову кандидата в президенты Скотта Тейлора две пули.

Джейк пошевелился в кресле, ладонью потер двухдневную щетину – сегодня утром что-то лень было побриться – и повернул голову. За окном угасал великолепный мартовский день. Солнце приготовилось опуститься прямо за снежные вершины Скалистых гор.

«Где-то там остался кусочек моей души. Так хотя бы взгляну, полюбуюсь. Ну и что из того, что это только небольшой кусочек, видный в просвет между двумя многоэтажными домами? Все равно это мой кусочек».

На выцветшем ковре недалеко от ножки кресла валялся теннисный мяч, изжеванный лабрадором по кличке Персик. Джейк поднял мячик и, продолжая вглядываться в сияющие вершины Континентального раздела[1]1
  Воображаемая географическая линия, разграничивающая бассейны различных океанов. В Северной Америке Континентальный раздел проходит по Скалистым горам. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть], принялся лениво катать по колену. За самой высокой вершиной как раз и находится Вейл[2]2
  Вейл – один из самых популярных и крупных горнолыжных курортов США.


[Закрыть]. Он вспомнил, как здорово было на лыжной базе Бэк-Боулз. Как податливо расступался под его лыжами девственный рассыпчатый снег, пьянящий как сухое шампанское. Наверняка там и сейчас замечательно.

Они очень любили это место, он и его жена Шейн. Оба юристы, работа напряженная, так что свободный уик-энд выкроить удавалось далеко не всегда. Но когда это случалось, Савиль кидали лыжи и все прочее в новенький, с иголочки «рейндж-ровер», на заднее сиденье прыгал крупный золотистый Лабрадор, и они втроем отправлялись в свой кондоминиум в Вейле.

Но это все в прошлом. Теперь кондоминиум продан, деньги и имущество поделено. Шейн оставила себе дом в Денвере, машину и собаку. Впрочем, владелец дома, в котором Джейк поселился после развода, запрещал жильцам держать собак и прочих животных. Так что Джейк брал иногда Персика на выходные, но тайком, чтобы никто не видел. Только это вовсе не означало, что дом фешенебельный. Да, в центре, это верно. В Денвере это место называется «нижним центром» – самый что ни на есть центр, но квартира, как уже было сказано, посредственная. И зачем Джейк здесь поселился, он и сам не знал. Наверное, от отчаяния.

Стараясь не смотреть в сторону письменного стола, заваленного пачками ожидавших его внимания юридических рефератов, Джейк швырнул теннисный мяч в противоположный конец захламленной комнаты.

От прежнего энтузиазма, с которым он занимался юриспруденцией, не осталось и следа. Джейк ощущал себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Конечно, он был признателен нескольким старым приятелям-адвокатам, которые, узнав, что его лишили лицензии, систематически подбрасывали кое-какую рутинную работенку. Он ее, конечно, выполнял, но чисто формально, без души. Ради денег. К тому же он до сих пор не мог понять, какое из унижений тяжелее – то, что ему давали поденную работу из жалости (практически как милостыню нищему), или то, что его так несправедливо лишили права на юридическую практику.

Должно быть, Джейк задремал, потому что его разбудил негромкий стук в дверь. В комнате уже висел золотистый сумрак. Джейк потянулся, встал, устало пробежал рукой по волосам.

«Черт побери, на столе куча незаконченной работы, а ты позволяешь себе вздремнуть. Кстати, сонливость – верный признак депрессии».

Распахнув дверь и увидев на пороге Дэвида Кармайкла, Джейк побледнел.

– Говори сразу, – прошептал он. – Не тяни.

Его друг, полицейский, устало улыбнулся.

– Нет-нет, не беспокойся, с Ниной все в порядке. – Он быстро прошагал мимо Джейка к холодильнику, достал оттуда банку пива и откупорил.

Опершись плечом о дверной косяк, Джейк молча взирал на приятеля. Точно таким же взглядом в свое время он оценивал кандидатов в состав суда присяжных.

Дэвид был, как и Джейк, высокий, где-то метр девяносто, но гораздо легче и не такой спортивный. Савиль, несмотря ни на что, продолжал поддерживать форму, заставляя себя каждое утро совершать трехкилометровую пробежку. Как и Джейк, Дэвид в свои сорок по-прежнему оставался привлекательным мужчиной, хотя в отличие от друга волос на его голове явно недоставало.

У его жены, Нины, был рак, и это, естественно, наложило отпечаток на внешность и характер Дэвида.

Болезнь жены ощущалась в осанке мужчины, в том, какими опущенными были его худые плечи, в походке. Черт возьми, ужасно тяжело, когда на твоих глазах гибнет любимая жена, а ты ничего не в состоянии сделать. Только наблюдать.

Джейк последовал его примеру и достал из холодильника банку пива.

– И все-таки, как прошла операция? Успешно?

– Сам не пойму. С одной стороны, новых метастаз не обнаружено. Это большой плюс. А с другой – у Нины плохая реакция на анестезию, она все еще в реанимации.

Дэвид отпихнул подушки, уселся на кровать и принялся за пиво. Джейк занял место напротив, на стуле.

– Но что говорят врачи? Я имею в виду...

– Да-да, лечащий врач сказал, что через несколько дней она оправится.

– А рак?

– Говорят, что в данный момент там вроде бы все чисто.

– В данный момент? – Джейк насупился. – И как это понимать?

– Понимай как хочешь.

– Боже мой, Дэвид, ты же детектив, работаешь в отделе по расследованию убийств. Неужели тебя нужно учить, как задавать вопросы?

Губы Дэвида снова скривились в усталой улыбке:

– Если честно, то вопросов я не задаю, потому что не хочу знать ответы.

– Хм. – Джейк помолчал. – Хочешь, я заберу Шона и Ники с хоккейной тренировки и накормлю ужином?

– Не стоит тебе с ними возиться, Джейк.

– Почему?

– У тебя и своих хлопот хватает.

– Господи, какие у меня хлопоты! Ты так замучился с Ниной. Давай я заберу детей.

– Но...

– Во сколько они заканчивают?

– В семь – семь пятнадцать.

– Поведу их в пиццерию, и мы славно поужинаем. А потом, если хочешь, я могу отвезти их повидаться с мамой.

Дэвид поразмышлял несколько секунд и мотнул головой:

– Лучше не надо. Возможно, Нина еще будет в реанимации, и к тому же она сейчас выглядит, хм... не лучшим образом. Понимаешь?

– Понимаю, – проронил Джейк.

Он бросил взгляд на Дэвида и глотнул пива. Кармайкл был ему почти братом. В общем, их связывала, как говорится, настоящая мужская дружба. А сблизились они в период расследования убийства Тейлора. Дэвид был одним из детективов, работавших над этим делом, а Джейк – заместителем окружного прокурора, осуществлявшим надзор за расследованием.

Большинство копов, участвовавших в расследовании, косились на Джейка. Все знали, что сенатор был его зятем, мужем сестры. Кое-кто в полиции считал, что по этой причине Савиль должен был отказаться от участия в этом деле.

Единственным, кто его тогда безоговорочно поддержал, был Дэвид. Он, как и Джейк, считал убийство политическим – слишком много Тейлор нажил в Вашингтоне врагов, – однако высокое начальство в Денвере, от окружного прокурора до мэра, придерживалось версии, что причина убийства бытовая. Элементарное ограбление. В их интересах было поскорее закрыть дело – громкий скандал вредил репутации Денвера, туристскому бизнесу и многому другому.

И пусть версия ограбления не была подтверждена серьезными уликами, это не имело ровно никакого значения. На месте преступления был найден фрагмент металлической мочалки. Криминалистам хорошо известно, что этот предмет можно использовать не только для чистки кастрюль, но и в качестве глушителя. Обыкновенному грабителю такое вряд ли могло прийти в голову. Но все усилия Джейка трактовать эту улику в пользу версии покушения оказались тщетными. Руководство удовлетворилось простейшим объяснением: кусочек мочалки обронил кто-то из обслуживающего персонала. Вот так. Джейк настоятельно указывал еще на одно обстоятельство – две пули, выпущенные в голову Скотта Тейлора, были калибра девять миллиметров. Специалисту не нужно объяснять, что для грабителя такое оружие является слишком экстравагантным.

В прошлом году, спустя пять месяцев после убийства сенатора, дело было заморожено, как нераскрытое по причине отсутствия улик. Тогда Джейк уговорил Дэвида помочь ему продолжить расследование втайне. Полицейский согласился и помогал чем мог, несмотря на болезнь жены, большую загруженность официальными расследованиями и вопреки приказу непосредственного начальника, капитана Барри Дисото.

Так они стали друзьями.

Дэвид допил пиво и поднялся.

– Пожалуй, я вернусь в больницу. – Он метко швырнул пустую банку в переполненную мусорную корзину в другом конце комнаты. – Тебе бы здесь немного прибраться, дружище. – Он кивнул в направлении кухни. – Было бы совсем неплохо.

– А, ерунда. – Джейк махнул рукой. – У меня тут убирает одна женщина, но на этой неделе что-то не пришла. – Он проводил друга до двери. – Поцелуй Нину за меня и не беспокойся о мальчиках. Я приведу их домой, усажу за уроки, а сам до твоего прихода буду смотреть телевизор.

Дэвид вздохнул:

– Спасибо. С тех пор, как слегла Нина, ты так много мне помогаешь.

– А как же иначе, дружище. – Джейк пожал плечами. – Мы и должны помогать друг другу, когда трудно. Верно?

– Верно, – устало отозвался Дэвид и закрыл за собой дверь.

* * *

Как здорово, когда есть чем заняться. Забрать мальчиков с катка, накормить, развлечься вместе с детьми компьютерными играми – все это превосходно отвлекает от мучительных размышлений, от дальнейшего погружения в депрессию. Да что там говорить, ребята – это замечательно. Ему очень хотелось детей. И женился Джейк, когда ему уже было за тридцать, по существу, только ради этого. Конечно, ему надоела холостая жизнь, казалось, что он влюблен, – Шейн действительно была очень хороша собой и к тому же прекрасный адвокат, – но главной целью брака (в этом он не признавался ни единой душе) для него были дети. Разумеется, мальчики – он мечтал о том, что с раннего детства приучит их к спорту, они будут вместе ходить на родео, смотреть, как ковбои объезжают диких лошадей, да мало ли что можно делать с мальчиками... Впрочем, дочки – это тоже было бы совсем даже неплохо. Ему очень нравились девочки. Может быть, он понимал их не так хорошо, как мальчиков, но вообще-то девочки тоже отлично.

Брак дал трещину за несколько месяцев до гибели зятя, когда Шейн объявила, что не намерена заводить детей.

Для Джейка это явилось настоящим ударом, но жена была непреклонна. Началом конца было именно решение Шейн – так он полагал, – а не тот факт, что его лишили лицензии на юридическую практику.

Ложась в полночь в постель, Джейк продолжал размышлять о своей поломанной жизни и разрушенном браке. Он до сих пор не мог в этом до конца разобраться. Хотя дураком не был. Одержимым? Пожалуй, да. Ригористом? Возможно. Но уж никак не глупцом. И все же пропустил момент, когда подкралась беда.

Ведь Дэвид предупреждал: «Ты бы поубавил прыти, дружище. Ей-богу, до добра это не доведет. Я нутром чувствую. Болтают, что ты восстановил против себя очень опасных людей, обладающих реальной властью. А убийство Тейлора, можешь мне поверить, все равно останется нераскрытым».

Он повторял это десятки раз, но Джейк не слушал. Какие еще опасные люди? Совершено политическое убийство, и убийца до сих пор гуляет на свободе. Вот что по-настоящему опасно. Перед его мысленным взором возникал убийца с гнусной улыбкой, и эта улыбка буквально сводила его с ума.

Теперь, лежа в темноте, закинув руки за голову, Джейк вновь перебирал в памяти события последних месяцев. Как получилось, что он не почувствовал приближения опасности? Непостижимо. Буквально за несколько дней он, Джейк Савиль, из уважаемого юриста превратился в отщепенца. А произошло вот что: женщина, присяжный заседатель, с которой они вместе работали по одному из дел, неожиданно выступила с заявлением, что в период судебного разбирательства имела с ним интимную связь. Административный совет ассоциации юристов штата Колорадо собрался на экстренное совещание и, не утруждая себя рассмотрением доказательств, практически единогласно лишил Джейка лицензии на адвокатскую практику. По существу, лишил профессии.

Джейк повернулся, взбил подушку и попытался думать о чем-нибудь другом. Не получилось. Коварные мысли продолжали копошиться в темных уголках его сознания.

«Как же я мог так дешево купиться? Потерпеть фиаско во всем: в личной жизни, в работе, в расследовании убийства Тейлора...

Как же я допустил, чтобы меня так сильно уделали? Стало быть, все, что составляло смысл моего существования, тоже было фальшивым, если я проявил непростительную тупость в таких важных вещах?»

Джейк больше не понимал, кто он и зачем живет. Собственно, теперь это было безразлично – жизнь вытекла из него, как горючее из дырявого бака. Он чувствовал себя персонажем одного старого фантастического фильма, который неожиданно начал сжиматься, чтобы в конце концов исчезнуть без следа.

Так недолго и в дурдом угодить. Веселенькая перспектива.

* * *

Что значит, когда телефон звонит в квартире глубокой ночью? Для Джейка только одно: очередные неприятности. В последний раз его среди ночи проинформировали о том, что он лишен права на юридическую практику. Чудовищный по сути звонок. Как будто звонивший, руководствуясь «лучшими побуждениями», не мог подождать до утра.

И главное, стоило только заснуть...

Джейк сел и несколько секунд приходил в себя, соображая, кто бы это мог быть. Собственно, выбор был невелик. Либо Шейн – сообщить, что Персик потерялся или попал под машину, либо его сестра Хедер... Но скорее всего это был Дэвид с ужасным известием о Нине.

Сердце оглушительно стучало.

Джейк снял трубку и замер. На дисплее цифровых часов светились цифры 1:06.

Это был не Дэвид. И не Шейн, и не Хедер.

– Джейк Савиль? – осведомился незнакомый мужской голос.

– Да, – произнес Джейк после продолжительной паузы. – А кто, собственно...

Его перебили:

– В тот вечер в номере отеля «Браун пэлас» была женщина.

– Послушайте, – начал Джейк, – кто вы...

Его снова прервали:

– Она свидетельница. Свидетельница убийства сенатора Скотта Тейлора.

И в трубке зазвучали короткие гудки.

Джейк отнял ее от уха и некоторое время тупо рассматривал, как будто впервые увидел. В отеле? В номере Скотта? Женщина?

– Свидетельница, – выдохнул он. – Неужели там была женщина, которая все видела?

Наконец Джейк положил трубку и перевел дух. В груди теснило. Он испытывал одновременно острое раздражение и необыкновенный душевный подъем. Свидетельница? Возможно ли это?

Привыкнуть к подобному известию, осознать его было непросто. Джейк вскочил с постели и в темноте прошелся по комнате.

Скотт Тейлор, муж его сестры, был кандидатом в президенты, который впервые за тридцать лет обещал действительно существенные перемены в стране. Он клялся осушить вашингтонские болота, реформировать финансы и вообще произвести капитальный ремонт системы. И Джейк вместе с миллионами граждан США заразился его страстными идеями, поверил, что такой политик сможет изменить страну к лучшему. И что греха таить, он, конечно, строил по поводу президентства Тейлора далеко идущие планы. Надеялся получить должность в Белом доме. Возможно, так оно и случилось бы. Правда, существовало одно маленькое «но»: Скотт был бабником. Причем не каким-нибудь, а настоящим, из тех, кто не пропускает ни одной юбки.