Текст книги "Миссис По"

4

Есть ли название для феномена, когда человек обращает внимание на какое-то слово, предмет или новое знакомство, а потом начинает во всем видеть объект своего интереса? Подобное происходило со мной в отношении мистера По и его птичьего стихотворения на протяжении нескольких недель после нашего знакомства. Я слышала, как две дамы читают друг другу отрывки из «Ворона», когда мы вместе ожидали на Бродвее омнибуса. Господин, стоявший перед устричным погребком на МакДугал-стрит, держал экземпляр «Миррор», открытый на последней перепечатке этого стихотворения. Маленькие девочки, скакавшие через веревочку на тротуаре Салливан-стрит, скандировали: «Каркнул ворон, каркнул ворон, каркнул ворон „Никогда!“».

В то же утро на Джефферсон-маркет, сражаясь с собственными замерзшими пальцами в попытке заставить их извлечь из ридикюля несколько мелких монеток, чтоб расплатиться за яблоки, я услышала, как немец-бакалейщик спрашивает у стоявшего позади меня человека, читал ли он пародию на «Ворона» под названием «Сова».

– Только лишь кофарный тьяфол в мире столь умен фсегда, – сказал он. – Асова, спроси ее ты: «Виски пудем пить когта?», твердо молвит…

– Дайте угадаю, – сказал его собеседник. – «Никогда!»

Я смотрела, как они смеются, а бакалейщик глядел на мои руки, не подозревая о зависти, которую пробудил во мне. Почему я не додумалась до того, чтоб написать пародию? Юмор лучше, чем ужас, – мрачные стихи или рассказы, которые заказал мистер Моррис, до сих пор так и не вышли из-под моего пера. Откровенно говоря, я не люблю даже читать страшные истории, и уж тем более писать их. Я не могу наслаждаться ими, ведь они открыто играют на людском страхе перед смертью и умиранием. Что не так с мистером По, почему он так захвачен этой темой? Откуда у него в душе такая тьма? И почему люди должны хотеть, чтоб он оставался в этой тьме?

При этом его известность росла и среди необразованных людей, и в литературных кругах. Накануне вечером Бартлетты и все остальные мои знакомые ходили в Общественную библиотеку Нью-Йорка слушать его речь об американской поэзии. Хотя в сборник, которому было посвящено его выступление, вошло и несколько моих стихотворений, я придумала повод, чтобы остаться дома. Скажу по секрету, я просто не смогла бы слушать, как он хвалит других, более значительных авторов, игнорируя мои произведения. Тем не менее мне было интересно, кого же он раскритиковал, и я была разочарована, когда, спустившись к завтраку, обнаружила, что мне не от кого услышать отчет о выступлении – Элиза куда-то ушла вместе со своей горничной.

Итак, я расположилась у окна в парадной гостиной, за письменным столом, который Бартлетты так великодушно отдали мне в полное распоряжение, съела яблоко, расчесала волосы, собрала их в пучок, очинила три пера и теперь должна была, наконец, приступить к истории, которую пообещала написать. Я взяла перо, обмакнула его в чернильницу и уставилась на чистый лист, а потом опять положила перо на стол. Взгляд на портрет на стене – портрет, изображавший деда мистера Бартлетта, – заставил вспомнить о том, что у меня нет собственного дома, и снова взяться за перо.

Через час стихотворение о падшем ангеле было готово. Я немедленно его возненавидела, но это не остановило меня, и, потеплее закутавшись, я отправилась в деловой центр города.

* * *

Мистер Моррис опустил мою рукопись:

– Ангелы, миссис Осгуд? Нынче в цене демоны.

– Падшие ангелы – это что-то вроде демонов, – сказала я, но даже самой себе не показалась убедительной.

Он постучал пальцами по верхнему листу:

– Но не ваши. Они бесповоротно ангельские. И ваш ангел пал недостаточно низко. А люди хотят видеть отчаяние. Они хотят видеть ужас. Они хотят, чтоб дневной свет померк от ужаса у них перед глазами.

– Я знаю, – промямлила я.

– Все это, – сказал он, вручая мне мою рукопись, – не годится.

Я убрала ее в сумочку.

– Может быть, вам следует обратиться в дамские журналы.

– Спасибо, что уделили мне время, мистер Моррис.

Он проводил меня до дверей. Когда я обернулась, чтоб предложить ему еще одну идею, его внушительная фигура уже двинулась по коридору обратно в кабинет.

Я уныло пустилась в обратный путь. На Энн-стрит обнаружилось несколько наемных экипажей, и большинство из них было поставлено на полозья: после двухдневной оттепели снова похолодало, поэтому мокрая грязь на тротуарах и проезжей части превратилась в лед. По дороге в редакцию «Миррор» я несколько раз поскользнулась и, пытаясь избежать падения, потянула спину. Сейчас, потеряв надежду продать стихи, я гораздо сильнее чувствовала, как она болит. Я мелко, осторожно перебирала ногами по льду, ломая голову над идеей толкового – а вернее, отвратительного – стихотворения или рассказа.

Глядя на бьющие на дешевый эффект афиши музея Барнума и пытаясь почерпнуть вдохновение в изображенных на них фантастических созданиях, я поскользнулась и грохнулась, как мешок с углем. Я сидела на тротуаре, ощущая, как, невзирая на нижние юбки, пробирает до костей его холод, и тут перед моим капором вдруг возникла рука в перчатке. От наглаженных брюк мой взгляд проследовал к застегнутой на все пуговицы армейской шинели цвета серого ореха и уперся в пару опушенных темными ресницами серых глаз, которые спокойно смотрели на меня из-под полей лоснящейся шляпы.

– Хватайтесь, – и мистер По пошевелил рукой, – я не кусаюсь.

Я приняла руку. Он помог мне встать и отвернулся, когда я начала приводить в порядок одежду.

– Вы целы? – спросил он.

– Да.

Он снова посмотрел на меня, чтоб удостовериться, что я говорю правду.

– Вы так неудачно упали. Я как раз переходил улицу, когда это произошло.

– Впечатляющее, наверное, было зрелище.

– Не слишком, – сказал он, улыбаясь.

Сейчас, когда в его глазах светилось веселье, они казались почти добрыми. Впрочем, он тут же бросил взгляд на противоположную сторону улицы, и улыбка исчезла, уступив место обычному холодному выражению лица.

– Если вы уверены, что с вами все в порядке…

– Уверена. Большое спасибо за помощь.

Он приподнял шляпу и зашагал по Энн-стрит.

Я бросила взгляд на противоположную сторону Бродвея. Маргарет Фуллер махала мне с тротуара у «Астор-хауз».

Дождавшись просвета в потоке мчавшихся по улице саней, я перешла дорогу.

– Как поживаете? – спросила она, когда я наконец добралась до другой стороны улицы. – Мы не виделись после вечеринки у Энн Линч на прошлой неделе.

– У меня все благополучно, спасибо. А как ваши дела?

Хотя мы с мисс Фуллер были знакомы, нам едва ли доводилось беседовать. Я была известна, главным образом, как автор детских стихов и, наверно, была ей не слишком интересна. Во время наших встреч ее внимание привлекал к себе мой муж с его шармом, приятной внешностью и умением всего за пару минут набросать дамский портрет.

– Я видела, как вы только что беседовали с мистером По, – сразу взяла она быка за рога. – Он сказал вам, как сильно понравились ему ваши новые стихи?

Я почувствовала, как вянет моя улыбка. Она что, издевается надо мной?

Мисс Фуллер пристально смотрела на меня из-под полей капора своими хищными птичьими глазами.

– Только не говорите мне, что ничего не слышали о лекции, которую он вчера вечером прочел в библиотеке. Вы там были? Я что-то вас не заметила.

– Я не смогла прийти.

– И вам никто ничего не рассказал?

– Пока нет.

– Дорогая, да вы просто были темой вечера. Все интересовались, не любовники ли вы с ним.

– Что?!

– Конечно, это они так шутили. Передайте своему очаровательному мужу, чтоб он не волновался. – Она рассмеялась и взяла меня за руку. – Давайте зайдем пообедать, и я обо всем вам расскажу.

– Я действительно не могу. – Я не была готова к встрече с администратором отеля, который вывел бы меня вон, едва завидев.

В этот миг с Барклай-стрит вывернули красивые сани, запряженные четверкой холеных лошадей. Их пассажиркой оказалась старуха, разодетая в великолепные меха.

– Вам не кажется, что она чересчур открыто злорадствует, построив свое счастье на женском страдании? – сказала мисс Фуллер, когда сани проехали мимо нас. Увидев недоумение на моем лице, она пояснила: – Мадам Рестелл.[29]29
  Энн Троу (1812–1878), более известная как мадам Рестелл, практиковавшая в Нью-Йорке акушерка, специализировавшаяся на абортах.


[Закрыть]

– Я ее не знаю.

– В прошлом году я написала о ней статью. Она дает рекламу в «Трибьюн», утверждая, что ей известен «европейский секрет» окончания нежелательной беременности. Знаете, что это за секрет? Я вам скажу: это аборт. И занимаются этим абсолютно неподготовленные люди.

Я проводила взглядом несущиеся по Бродвею сани, которые так нарядно смотрелись в общем сером потоке. Мадам Рестелл нашла золотую жилу. До тех пор, пока женщин не перестанут влечь мужские объятия, у нее будет много работы.

– Итак, – сказала мисс Фуллер, – что насчет обеда? Я угощаю. Вам же наверняка хочется услышать, что сказал о вас По.

Я позволила ей увлечь меня в отель.

* * *

Когда нас поглотила чересчур жарко протопленная утроба холла, мисс Фуллер повысила голос, чтоб заглушить отражающееся от высоких потолков эхо разрозненных обрывков разговоров.

– И все-таки вам действительно следовало прийти на это выступление. По был вчера в своей редкой ипостаси. В странной, вежливой форме он раскритиковал все произведения антологии «Поэты Америки», а Лонгфелло обвинил в плагиате.

– Не впервые, – пробормотала я, озираясь по сторонам. Плюшевые драпировки скрывали окна, не давая даже лучику дневного света смешаться с оранжевым светом газовых ламп. В потустороннем мраке медленно, будто в какой-то жидкости, перемещались хорошо одетые дамы и господа. У меня отлегло от сердца, когда я не увидела среди них управляющего отелем, который наверняка пожелал бы вручить мне наши неоплаченные счета.

Она кивнула.

– О да. Он назвал Брайанта банальным. А бедные беззащитные покойные сестры Дэвидсон?[30]30
  Лукреция Мария Дэвидсон (1808–1825), Маргарет Миллер Дэвидсон (1823–1838) – американские поэтессы.


[Закрыть] Боже, он их просто уничтожил. Ивы бы слышали, что он говорил о Руфусе Гризвольде, как разгромил бедняжку за то, что он выбрал для антологии такие слабенькие стихотворения. Руфус сидел рядом со мной, и нужно было видеть его лицо: оно стало краснее, чем обивка этих диванчиков.

– Какой стыд!

– Вот почему я так взволновалась, когда сейчас увидела По. Я хотела добыть у него материал для моей колонки, ведь он наверняка опять сказал бы что-нибудь возмутительное. Но он сбежал. Он не сказал вам, в чем дело?

– На самом деле, мы толком не разговаривали. Он только помог мне встать, когда я упала на льду.

В странном оранжевом свете нос мисс Фуллер стал еще более ястребиным.

– Вы уверены?

– Не думаю, чтобы он запомнил меня на вечере мисс Линч.

Она негромко хмыкнула.

– Не обманывайте себя. Красоток вроде вас всегда запоминают.

Мы заказали table d’hote. В здешней гостиной было излишне много мрамора и атласа, а в столовой наблюдался такой же переизбыток массивного дерева. Как я могла тут жить? Это место душило меня своей роскошью.

У нас взяли верхнюю одежду, и выяснилось, что мисс Фуллер в этот раз не надела свой индейский нагрудник, но на ней был браслет, подозрительно похожий на костяной.

– Никто не избежал сарказма мистера По, – сказала она после того, как мы уселись. – Никто, кроме одного человека. И этот человек – вы.

– Я действительно не понимаю.

Она резко засмеялась.

– Ваша скромность пойдет вам на пользу. Мужчинам нравятся такие вещи. Хотела бы я тоже так уметь.

Прежде чем я успела запротестовать, она продолжила:

– Вы были единственным поэтом, о котором он неизменно хорошо отзывался на протяжении всей лекции. Он сказал, что вас ждет «лучезарное будущее». Вы понимаете, какая это роскошная вишенка на ваш торт? Мне сразу захотелось побороться за то, чтоб обзавестись копией ваших работ. Между вами наверняка есть какая-то связь. По не станет никого воспевать просто так, ради собственного удовольствия – этот человек ненавидит нахваливать кого бы то ни было. Давайте, Френсис, скажите. Не для печати, если вам так будет угодно.

Отрицать связь с По значило отказаться от возможности подняться на несколько ступенек по лестнице, ведущей к признанию. Но воспоминание о его искренней улыбке вдруг вызвало у меня приступ покровительственного отношения.

– К несчастью, между нами нет никакой связи. Мы недолго поговорили в салоне мисс Линч, вот и все. Я же сказала, не думаю, что он узнал меня сейчас, на улице, хотя он был почти что любезен.

– По? Любезен? Я знала, между вами что-то произошло. По никогда не бывает любезен.

Подошел официант. Я съежилась, потому что он знал меня по тому времени, когда я тут жила. К моему величайшему облегчению, он вежливо осведомился о моем муже и дочерях, словно мы были вполне благонадежными постояльцами. Между делом я подумала: что мисс Фуллер знает о Сэмюэле? Она явно насторожилась, словно бы ожидая скандала.

Когда официант уже подавал нам суп, к нашему столику подошел метрдотель и, поклонившись, словно ему тоже ничего не было известно о моих неоплаченных счетах, подал мне сложенную газету.

– Это от того господина, мадам.

Я оглянулась через плечо. Расположившийся у самого входа тщедушный партнер мистера Морриса, мистер Уиллис, торопливо отсалютовал мне. Благодаря слегка приплюснутой лысой голове и несколько наклоненному вперед туловищу он напоминал крупного кузнечика.

– Пригласите его к нам присоединиться, – велела метрдотелю мисс Фуллер.

Я развернула газету, и она раскрылась на странице с «Вороном». Волоски у меня на руках встали дыбом.

Мисс Фуллер одарила меня заговорщической улыбкой:

– Последний шанс внести ясность относительно мистера По.

Мистер Уиллис вприскочку пересек комнату и подошел к нам.

– Простите, что прервал вас. Я как раз выходил из редакции, когда пришел мистер По. Он попросил меня вручить вам, миссис Осгуд, его стихотворение и узнать ваше мнение о нем.

– Мое мнение?

Он скрестил руки, потом развел их, а потом сложил их и опустил вниз, словно зная, какими нервными выглядят его суетливые движения.

– Он сказал, что свои впечатления вы могли бы высказать лично ему. Я думаю, миссис Осгуд, что наш дорогой мистер По таким образом извещает вас о своем желании с вами побеседовать.

Что?

Мисс Фуллер подняла брови.

– Если вы действительно его не знаете, Френсис, вы должны с ним встретиться. Вам будет полезно подобное знакомство. Ваш муж ведь не станет возражать, не так ли?

– Не думаю.

– Итак? – напомнил о себе мистер Уиллис.

Мне хотелось сказать, что я нахожу птичьи стихи По ребячливыми и странными. Если бы я оказалась способна понять, как писать «волнующие, мрачные» произведения для мистера Морриса, я постаралась бы придать им глубину и заставила бы сказать что-то о человеческой душе. Они не должны быть всего лишь пустой игрой слов.

Но мой муж сбежал, и, даже если я подам на развод, это не изменит моего финансового положения – у него просто нет денег, чтоб выплачивать мне содержание. Я была не в том положении, чтоб воротить нос от мистера Эдгара А. По и поддержки, которую он может мне оказать. Во всяком случае, вреда от этого наверняка не будет.

– Пожалуйста, передайте ему, что я просто восхищена его стихотворением.

5

Две недели спустя я, укрытая полостью из буйволиной кожи, ехала по деловому центру в экипаже мисс Фуллер. Я слишком нервничала, чтобы наслаждаться поездкой или по достоинству оценить запряженную гнедой лошадью карету. В этот миг для меня не имело значения то, что мисс Фуллер – единственная в Нью-Йорке женщина, которая обеспечивает себя литературным трудом, да так, что имеет возможность купить экипаж. Почему я согласилась встретиться с По? И почему он захотел меня видеть? Он уже назначил встречу на прошлой неделе и отменил ее. Когда это произошло, я почувствовала облегчение, но тем сильнее разволновалась, когда вновь получила приглашение. Раз он принялся так внезапно и необъяснимо воспевать мою поэзию на лекции в библиотеке, что помешает ему так же внезапно перестать меня поддерживать, если я скажу что-то не то? Кто знает, по какому поводу этот человек может выкопать свой томагавк?

Мисс Фуллер дернула поводья.

– Вот мы и приехали. – Она выжидающе посмотрела на меня, как будто я должна была без нее выбраться из этой элегантной маленькой брички.

– Разве мы не должны дождаться швейцара, чтоб он взял у вас вожжи? – спросила я.

– Вожжи? О… вы, возможно, думаете, что я пойду с вами? Нет-нет, дорогая, я удаляюсь, чтобы исследовать трущобы на Хестер-стрит. Вы действительно думали, будто я пойду с вами? Я собиралась только доставить вас сюда, не более. Я думала, ваш супруг будет признателен мне за то, что я вас сопровождала, раз уж он, как вы говорите, в отлучке.

– Может, вы предпочли бы, чтоб я поехала с вами в трущобы? – спросила я.

– И обманули ожидания мистера По? Я бы не осмелилась так поступить. – Мисс Фуллер осадила лошадь и махнула рукой в сторону отеля. – Идите. Это хорошо скажется на ваших книгах.

Я нехотя выбралась из-под тяжелой полости. Когда экипаж, погромыхивая, двинулся с места, я затаила дыхание.

Итак, я замерла на тротуаре перед отелем, раздумывая, не сменить ли мне курс, двинувшись по Бродвею куда глаза глядят, когда почувствовала, что у меня за спиной кто-то стоит. Прежде чем я успела хотя бы пошевелиться, мужской голос произнес:

– Помоги, Боже, несчастным медведям и бобрам.

Обернувшись, я увидела мистера По. Его глаза в обрамлении черных ресниц были устремлены на здание, перед которым мы стояли. Не поздоровавшись, он сказал:

– Так сказал Дэви Крокетт,[31]31
  Дэвид (Дэви) Крокетт (1786–1836) – легендарный американский охотник, офицер, путешественник и политик.


[Закрыть] когда впервые увидел эту громаду.

Я немного помешкала и спросила:

– Это из-за того, что Астор торговал мехами?

Не обращая никакого внимания на мою реплику, он продолжил:

– Но Крокетт ошибался. Поймать удачу за хвост Астору помогли не бобры и медведи. Дело в китайском опиуме.

Я удивленно посмотрела на него:

– Мистер Астор имеет дело с опиумом?

Он по-прежнему смотрел на отель.

– Когда вы видите свидетельства такого впечатляющего богатства, знайте, что чьи-то руки не остались чистыми. Фортуна не благоволит к праведникам.

– Я никогда об этом не задумывалась.

Он ядовито посмотрел на меня.

– Неужели?

Я пристыженно подалась назад.

– Мистер Астор предпочитает, чтоб люди связывали его имя с массовым забоем зверей, а не с опиумными махинациями. Интересно, почему так? – Он снова посмотрел на меня. – Может быть, войдем, миссис Осгуд?

Значит, он меня все-таки узнал. Я последовала за ним в жарко натопленный холл. Мы шли мимо важных, прекрасно одетых людей, и я чувствовала себя ничтожеством, брошенной женой никчемного человека, пусть мое платье и не хуже всех остальных. Чувствовала себя шарлатанкой.

Я остановилась, чтоб посмотреть в лицо По.

– Хочу поздравить вас с успехом «Ворона». – Он нахмурился, словно услышав оскорбление. – Людям нравится это стихотворение. Куда бы я ни пошла, оно у всех на устах.

– Люди лишены вкуса. Не говорите мне, что считаете «Ворона» гениальным произведением.

Это уловка? В поисках ответа я вгляделась в его обрамленные черным глаза и ничего не сказала. Он продолжил:

– Спасибо, миссис Осгуд. Вы – первая честная женщина, которую я встретил в Нью-Йорке. – Он покачал головой. – Мне повезло, что благодаря «Ворону» я стал знаменит.

Не уверенная до конца в том, что мне не нужно начать восторгаться, я постаралась ступить на более твердую почву:

– Могу ли я спросить, над чем вы сейчас работаете?

– Я пишу книгу о материальной и духовной вселенной.

Я засмеялась. Он холодно взглянул на меня.

– Простите. Я думала, это шутка.

– Я никогда не шучу.

– Конечно же, нет. Прошу извинения.

– Хотя сейчас мне хотелось бы, чтоб мои слова были шуткой. Такую книгу не продать.

– Ваши произведения всегда продаются, – беспечно сказала я.

– Только не те, в которых есть настоящая идея. Люди хотят, чтоб их волновали или пугали. Они не хотят думать.

Я неуверенно улыбнулась. Что ему от меня нужно?

– Вот почему на своей лекции я выделил ваши стихи, – сказал он. – В них есть настоящее чувство, если читать между строк.

Я была обезоружена.

– Спасибо. Я думаю, в стихах или в рассказах важнее всего то, что кроется между строк.

– Как и в жизни.

Я неохотно ответила на его напористый, пристальный взгляд:

– Да.

– Меня пленило одно ваше стихотворение, «Ленора»:

 
Едва лишь свет Любви пробудит душу,
Румянцем кожу бледных щек порозовит,
Немедля страхом Страсть тебя иссушит,
Отравит счастье, уничтожит и спалит.[32]32
  В тех случаях, где не указано иное, стихотворения переведены О. Кидвати.


[Закрыть]
 

Я проглотила удивление.

– Вы выучили его!

Мимо нас прошествовала элегантная пара: он в шерстяном костюме, она – в пене дорогого кружева. По нахмурился:

– Оно кое о чем говорит мне, и не только потому, что у меня есть стихотворение с таким же названием, и я использовал имя в «Вороне».

– Совпадение.

Он уставился на меня.

Я отвела взгляд, кусая губы. Зачем мистеру По понадобилась эта встреча? Наверняка у него есть более важные дела, чем внушать надежду малоизвестной писательнице.

– Вас, вероятно, удивляет, что я захотел с вами повидаться.

Я затаила дыхание.

– На самом деле я выполняю поручение моей жены.

– Мистер По?

Он слегка нахмурился, услышав мое бессмысленное восклицание.

– Она заядлая читательница. Я познакомил ее со всеми классическими произведениями. Мне нравится поощрять ее, когда она проявляет интерес к каким-то произведениям, а ваши стихи, миссис Осгуд, восхитили ее.

Я представила себе прелестную женщину-ребенка, которую видела на вечере у мисс Линч, и задалась вопросом: какие мои стихи привели ее в восторг – взрослые или детские?

– Благодарю за добрые слова, мистер По. Надеюсь, ваша супруга тоже здесь, и я смогу поблагодарить и ее.

Выражение его лица стало более жестким.

– Она только перенесла бронхит, и выздоровление обещает быть долгим и трудным. Не может быть и речи о том, чтоб она сегодня вышла.

– Очень печально это слышать.

– Несколько раз она отважилась оставить дом, но ничего хорошего из этого не вышло.

– Мне действительно очень жаль.

Он отвел взгляд, а потом свирепо глянул на меня, словно я чем-то его обидела.

– Вы не услышите от нее ни слова жалобы. Она смелая, хорошая девочка. Если бы я только мог отвезти ее на Ямайку, или Бермуды, или еще куда-нибудь в жаркий климат, я уверен, она бы выздоровела.

Почему же тогда они не переезжают? Ведь он наверняка не бедствует, с его-то успехом.

– Надеюсь, она скоро поправится.

Теперь на его лице снова была написана холодная учтивость.

– Не будет ли слишком дерзко с моей стороны обратиться к вам с просьбой? Мы совершенно незнакомы, и у вас есть обязательства перед вашим мужем, перед семьей… но все же не могли бы вы когда-нибудь нанести ей визит? Вы – хороший человек, я вижу это по вашим глазам, и ваша дружба могла бы ей помочь.

Так вот почему он искал встречи со мной? Стыдясь своего разочарования, я воскликнула:

– Мне очень хочется с ней повидаться! Буду ли я иметь удовольствие навестить ее?

– Вы так добры, миссис Осгуд. Да, конечно, мы будем очень рады вас принять.

– Когда мне прийти?

– Как вам будет удобнее.

– Вас устроит на следующей неделе?

– Да, только выберите день. Любой день, и я под вас подстроюсь.

– Как насчет понедельника? В понедельник после обеда? – Утренние часы я посвящала работе. Вернее, тому, что, как я надеялась, станет имитацией его работы.

Он отвесил мне сухой формальный поклон, будто мы были в королевском суде.

– Мы будем вам очень признательны.

По объяснил мне, как добраться до дома 154 по Гринвич-стрит, где проживали они с супругой, еще раз поклонился и оставил меня в гостиной «Астор-хауза» в окружении манерной мишуры, купленной благодаря медведям, бобрам и опиуму.