Текст книги "Миссис По"

6

В субботу, по настоянию Элизы, я снова посетила литературный вечер мисс Линч. Тут, как всегда, велись дающие пищу для размышлений разговоры. В оранжевом свете газовых ламп, отраженном множеством висящих на стене зеркал, мисс Фуллер в расшитой бисером головной повязке ирокезской девушки потчевала собравшихся колоритными выражениями, которыми она обогатила свой лексикон, посещая беднейшие семьи в Бауэри. Это называлось сленгом. Мужчины там назывались «парнягами», женщины – «девчатами». Друг именовался «корешком», а «сыграть в ящик» значило умереть. Вместо «до свидания» говорили «прощевайте пока».

Заверив всех присутствующих «корешков», что он вовсе не собирается «сыграть в ящик», мистер Грили поведал о штате, который на прошлой неделе был принят в Союз. Все согласились, что Флорида, земля малярийных болот и индейцев-семинолов, никогда не будет иметь особой ценности. Она была нужна лишь плантаторам Джорджии, чтоб они могли расширить свои владения, когда истощатся их хлопковые поля. Потом разговор свернул на рабство, сторонников которого среди собравшихся почти не было. Миссис Батлер, бывшая актриса, была особенно убежденной его противницей и совершенно не скрывала, что, пожив в качестве молодой жены в большом рабовладельческом поместье, она в равной мере презирала как сам институт рабства, так и собственного мужа. Но, хотя большинство собравшихся не оскорбляла тема отмены рабства, они были оскорблены тем, что миссис Батлер оставила мужа и детей.

Чтоб не дать разговору выйти из цивилизованного русла, мисс Линч предложила всем прерваться на чай с печеньем. Я предложила свою помощь и встала у самовара; вопрос раздельного проживания супругов слишком задевал меня, и я почувствовала себя неуютно.

Я так и осталась стоять у самовара, а все присутствующие, взяв свои чашки, снова разбились на небольшие группы. Я была удивлена, когда мисс Фуллер жестом пригласила меня присоединиться к ней и мистеру Грили. Я осторожно шагнула в их сторону.

– Интересно, будет ли с ним жена, – говорил мистер Грили.

– Надеюсь, да, – ответила мисс Фуллер, – они – такая странная, интересная пара. Френсис собирается навестить их на следующей неделе.

– Неужели! – воскликнул мистер Грили.

– Вы ведь помните миссис Осгуд? – спросила мисс Фуллер.

– Супругу талантливого художника? – Мистер Грили обвел глазами толпу. – Где же он? Не припомню, чтоб видел его в последнее время. А раньше, помнится, он набрасывал эскизы портретов дам с такой же легкостью, с какой застегивал свою обувь.

– Он отлучился из города по делам.

Грили посмотрел на меня более внимательно.

– И вы собираетесь навестить семейство По? – Я кивнула, думая о том, что посвятить в свои намерения мисс Фуллер оказалось плохой идеей. – И что же у вас за отношения?

– Они едва ли есть. – Я не могла сказать им, что он знает наизусть мое стихотворение. По причинам, которых я до конца не понимала, это воспоминание было для меня слишком ценным, чтобы им делиться.

– Френсис продолжает это утверждать, – сказала мисс Фуллер мистеру Грили.

– Но так оно и есть.

На изменчивом лице мистера Грили появилась резиновая улыбка.

– Мне думается, о дева, ты чрезмерно протестуешь.

– Я неделями пыталась проинтервьюировать мистера По, – сказала мисс Фуллер, – а Френсис отправилась в «Астор-хауз» и вышла оттуда, получив приглашение навестить его у него в доме.

Мистер Грили улыбнулся.

– Ну, такая красивая женщина, как миссис Осгуд…

– Вы хотя бы понимаете, насколько оскорбительны ваши слова? – оборвала его мисс Фуллер.

– Простите меня, – поклонился нам обеим мистер Грили. – Вы работаете на «Миррор»? – спросил меня он. – Если это так, приносите мне ваши произведения, и я заплачу вдвое больше.

– Это будет чисто дружеский визит к миссис По, – сказала я.

Мистер Грили схватил мою руку и потер костяшки пальцев.

– Позвольте мне позаимствовать немного вашей магии. По никому не позволяет приближаться к его малютке-жене.

– Как вы помните, он к тому же высоко оценил стихи Френсис на своей лекции в Общественной библиотеке, – сказала мисс Фуллер. – В тот вечер, когда раскритиковал Лонгфелло.

Мистер Грили подмигнул мне:

– И вы совершенно не знаете этого человека.

– Не знаю, – подтвердила я.

Он окликнул мистера Брэди, который как раз шел мимо нас с пустой чашкой:

– Вам известно, что эта маленькая леди в дружбе с По?

Мистер Брэди поставил чашку, взял мою руку в свою, обожженную йодом, и уставился на меня через линзы очков:

– Я с января пытаюсь заполучить По для дагеротипического портрета. Скажите мне, как на него повлиять.

– Понятия не имею, – рассмеялась я.

– По пригласил миссис Осгуд навестить его жену, – сказал мистер Грили.

– Вы шутите. Вы должны будете рассказать нам, какая она у себя дома.

Глядя в сторону дверей, мисс Фуллер подняла повыше свою головную повязку.

– Быть может, мистер По порадует нас сегодня, приехав вместе с ней.

– Вряд ли, – сказала я, – она не совсем здорова. – Мои собеседники замолчали, ожидая продолжения, и я обнаружила, что мне приятен их интерес. – Она перенесла бронхит.

– У нее был страшный кашель, когда она приезжала сюда в прошлый раз, – сказала мисс Фуллер.

– Мистер По говорит, что ей становится хуже, если она выходит из дому, – заметила я.

– Я видел, что он обеспокоен, – сказал мистер Брэди. – Стоило жене кашлянуть, и они сразу уехали.

– Не удивлюсь, если он сделал это потому, что стыдится ее, – проговорила мисс Фуллер. Все нахмурились, и она добавила: – Ну, она же такое дитя! И не говорите, что я одна нахожу странным эту женитьбу на двоюродной сестре-подростке.

– Когда они поженились, ей действительно было всего тринадцать, – сказал мистер Грили, – но вы же сами говорили мне, что они вместе уже десять лет. Покажите мне мужчину, который не желал бы в жены двадцатитрехлетнюю красавицу.

– Миссис По очень начитанна, – неожиданно для себя сказала я. – Она знакома с творчеством всех классиков.

– Неужели? – воскликнула мисс Фуллер.

Все взгляды снова обратились ко мне, и я почувствовала пьянящий прилив энергии.

– Мистер По сказал мне, что сам занимался ее образованием.

– И действительно, – сказал мистер Грили.

К нашему кружку присоединился моложавый денди. Кольца унизывали его пальцы прямо поверх перчаток. Все его розовое выбритое лицо, от не прикрытого волосами высокого мраморного купола лба до почти женственного изгиба губ и прямого носа, являло собой образец соразмерности и гармонии, как Давид Микеланджело. Общее впечатление ухоженности нарушала лишь глубокая складка между бровей, придавая его взгляду угрюмый и склочный вид.

– По? – сказал он. – Мне показалось, вы упомянули По? Никогда не верил ни единому слову этого безумца.

– Миссис Осгуд, – сказала мисс Фуллер, – вы же знакомы с преподобным Руфусом Гизвольдом? Он приехал из Филадельфии. Руфус, это миссис Осгуд.

– Мы состояли в переписке. – Он коснулся моей руки своими красивыми губами. – Вы гораздо красивее, чем я себе представлял. Мне кажется, по большей части, поэтессы в жизни не так красивы, как их стихи.

Мистер Грили потянулся к столу за печеньем.

– Этот человек неизменно завоевывает сердца, – сухо сказал он.

Я сдержала улыбку. Для поэта равносильно самоубийству оказаться с Руфусом Гризвольдом по разные стороны баррикад. Так или иначе, еще в середине двадцатых годов этот раздражительный, обидчивый молодой человек стал верховным судьей американской поэзии в области вкуса. Участие или неучастие в ежегодном альманахе мистера Гризвольда «Поэты и поэзия Америки» имели поразительное влияние на репутацию поэтов. То же самое можно было сказать и о рецензии Гризвольда или отсутствии таковой. Ничьи рецензии не влияли так сильно на читающую публику – исключением с недавнего времени стали лишь рецензии мистера По.

– Как приятно наконец-то встретиться с вами, преподобный Гризвольд, – сказала я. – Надеюсь, ваш новый сборник хорошо расходится.

– Так оно и было, – горько отозвался он, – пока По пару недель назад не разнес его в клочья.

– Фу, Руфус, какой вздор, – сказала мисс Фуллер. – Я склонна думать, что число ваших читателей увеличилось. По целый вечер посвятил вашей книге.

– Не оставив от нее мокрого места.

Мисс Фуллер пожала плечами:

– Бесплатная реклама.

– Он публично унизил меня!

– Маргарет права, Гризвольд, – сказал мистер Грили. – Литературные газеты неделями обсуждали его выступление. На споры высокий спрос. Он помогает вам набить мошну.

– На чьей вы стороне? – воскликнул преподобный Гризвольд. Увидев, что все нахмурились, он продолжил: – Только не воображайте, что он не рекламирует себя. Он считает себя достаточно умным, чтоб размахивать томагавком. Интересно, каково ему будет оказаться на месте тех, на кого он замахивается.

Мистер Грили огладил свои спускающиеся на подбородок усы.

– Сомнений нет, когда дело касается саморекламы, По умен. Не удивлюсь, если он сам написал совиную пародию на «Ворона».

Мисс Фуллер взяла меня за руку, побуждая заговорить:

– Френсис приглашена навестить семью По у них дома, Руфус.

– Отправляетесь в логово льва, не так ли? – Преподобный Гризвольд так пристально вгляделся мне в лицо, что я поежилась. – Вам лучше соблюдать осторожность. Он легко проглотит такую милашку, как вы.

– Подозреваю, что эта милашка скорее сумеет договориться с По, чем вы, действуя силой, – сказала мисс Фуллер.

Мистер Грили снова улыбнулся мне своей резиновой улыбкой.

– Возвращайтесь к нам с отчетом.

– И, пока у вас есть такая возможность, – сказал мистер Брэди, – убедите его попозировать для дагеротипа.

Мисс Фуллер приятельски погладила мою руку:

– Руфус, принесите ей чаю. Френсис, вы же обо всем нам расскажете, не правда ли?

Преподобный Гризвольд, глядя исподлобья, налил мне чаю, и я приняла чашку из его рук. Я предпочла бы чай с молоком, но то, что этот человек ухаживает за мной, а не наоборот, казалось ужасно странным, и я промолчала.

– Так мы будем ждать отчета? – спросила мисс Фуллер.

Я посмотрела на коричневую жидкость в своей чашке, а потом на собеседников, которые молча ждали моего ответа. В доме Элизы остались две маленькие девочки, и лишь от меня зависело, какими будут их жизни. А я не могла никак навредить репутации мистера По, даже обнародовав все, что узнаю о нем.

– Да, – сказала я, – конечно.

– Хорошо, – проговорила мисс Фуллер. Снова поправив головную повязку, она стала строить предположения о том, действительно ли жена нового президента ждет ребенка, хотя уже много лет считалось, что операция по удалению почечных камней сделала мистера Полка[33]33
  Джеймс Нокс Полк (1795–1849) – одиннадцатый президент США.


[Закрыть] стерильным, словно кувшин с кипяченой водой.

7

Я шла по Гринвич-стрит, обходя по широкой дуге свинью, пирующую гнилыми тыквенными корками. На противоположной стороне хорошо одетая дама из общества трезвости вручала брошюры мужчинам, выходящим из салунов, – окрестность изобиловала ими, как изобилует темными зернами кукурузный початок. Мимо брел уличный торговец, и за колесами его тележки по замусоренной мостовой тянулся след. Когда-то в простых, надежных домах этого квартала селились торговцы и банкиры, но сейчас он переживал плохие времена. Когда примерно двадцать лет назад в городе свирепствовала желтая лихорадка, многие достаточно состоятельные обитатели квартала предпочли перебраться в Гринвич-виллидж и окрестности и до сих пор продолжают там селиться; для них жизнь в центре стала прошлым. В оставленных ими жилищах теперь обитает по четыре семьи вместо одной. В основном это иностранцы, выходцы из Германии и Ирландии.

Я прошла мимо немца, который нес рулон белого сукна. За ним следовала его жена, которая потом на кухонном столе превратит эту ткань в воротнички или манжеты. На натянутой над переулком веревке развевалось поношенное белье, под ним орава ирландских ребятишек пинала пустую бутылку из-под какого-то лекарства, следом за старшими ковылял малыш в лохмотьях. В нескольких кварталах от меня, в конце улицы, за голыми верхушками деревьев Бэттери-парка,[34]34
  Бэттери-парк – общественный парк на южной оконечности Манхэттена.


[Закрыть] там, где остров уступал место морю, маячили мачты парусных судов.

Наконец я добралась до дома 154. Именно этот адрес дал мне По, но, должно быть, это была какая-то ошибка.

Времена, когда этот дом был гордостью какого-нибудь торговца, остались далеко позади. Дыра размером с кулак в стекле ближайшего к входной двери окна была заткнута тряпьем. Покосившиеся жалюзи на окнах верхнего этажа лишились большинства пластинок, входная дверь мохнатилась облупившейся краской. Даже кое-как прибитая дверная ручка имела запущенный вид. Уж конечно, поэт, завладевший воображением целого города, живет в куда более комфортабельном месте, чем это.

Я неохотно поднялась по ступенькам и постучала в обшарпанную дверь, поеживаясь от мысли о какой-нибудь деревенщине, которую я сейчас по ошибке потревожу. На мой стук никто не ответил, и я с облегчением развернулась. В этот миг к расположенному неподалеку дому подкатил красивый экипаж, и из него вышла какая-то закутанная фигура. Прежде чем она успела добраться до здания, кучер хлестнул лошадей, и карета загромыхала прочь, не дожидаясь своей пассажирки.

За моей спиной дверь дома номер 154 открылась, и дверная ручка покатилась к моим ногам. Вскрикнув, я подняла ее и обернулась. На меня в упор, словно ожидая, что я сейчас заговорю, смотрел мистер По, одетый в безупречный черный сюртук и держащий на руках крупную черепаховую кошку.

– Здравствуйте, – тупо сказала я.

Он протянул ладонь, и я положила в нее дверную ручку.

Он посторонился, чтоб я могла войти в это унылое жилище.

Когда я это сделала, мой испуг превратился в гнев. Почему он ведет себя так холодно? Я не пришла бы, если бы он меня не пригласил.

Сразу у входа, возле печи, служившей одновременно для приготовления пищи и отопления, дрожала женщина. Если бы мистер По был женщиной и постоянно пребывал в состоянии тревоги, через несколько лет он стал бы выглядеть так же, как она. У женщины был высокий лоб мистера По и его глаза в обрамлении темных ресниц, но в них и на морщинистом лице с тяжелой челюстью читалось совершенно чуждое поэту беспокойство.

– Миссис Осгуд, – сказал По, поглаживая кошку, – это моя тетушка, миссис Клемм.

Та суетливо подалась вперед, чтоб пожать мне руку, и длинные ушки ее белого вдовьего капора колыхнулись. Интересно, это ее дочь замужем за По? Она переводила взгляд с него на меня, очевидно собираясь разразиться речью.

– Можете сообщить Виргинии, что у нее гостья, – мягко сказал мистер По.

Подобные подушкам груди тетушки колыхнул вздох, и она тяжело двинулась в заднюю комнату.

Я старалась смотреть прямо перед собой, делая вид, что не замечаю убожества помещения и обстановки. Тут стоял потертый диван, стол, покрытый полосатой скатертью, покоричневевшей по краям от бесчисленных глажек, три стула со спинками в форме лиры, печь. Вдоль стен без всяких полок выстроились книги. Если не считать чайного сервиза костяного фарфора на столе, единственной красивой вещью в комнате был маленький полированный письменный столик. Под заткнутым тряпьем окошком он выглядел каким-то потерянным.

– Надеюсь, вам несложно было найти дорогу сюда, – сказал мистер По.

Из задней комнаты до моих ушей доносились шепот и шарканье.

– Совершенно несложно.

Он спустил с рук кошку, которая вразвалочку пошла к дивану, вскочила на него и улеглась.

– Могу я взять ваше пальто?

Придумывая и отметая поводы, чтобы бежать отсюда, я позволила ему помочь мне снять верхнюю одежду. Его близость привела меня в замешательство. Я пыталась избавиться от неловкости, когда в комнате появилась миссис По в сером шерстяном платье, похожем на школьное. Ее личико сияло, как у ребенка в Рождество.

– Миссис Осгуд! Большое спасибо, что пришли! Я умирала от желания познакомиться с вами с тех самых пор, как прочла «Кота в сапогах»! – Она бросила взгляд на мужа. – И стихи о цветах мне тоже очень нравятся. – Прежде чем я успела поблагодарить, она воскликнула: – Пожалуйста, не судите строго наше временное пристанище! Эдди надо поселиться где-нибудь неподалеку от работы, и этот дом – единственное, что удалось найти за такое короткое время. Его, по крайне мере, не приходится делить с грязными иностранцами.

Миссис Клемм поморщилась. Мистер По, казалось, ничего не слышал.

– Вы уже знаете, что Эдди теперь совладелец «Бродвей Джорнал»?

– Мои поздравления! – сказала я мистеру По. – Теперь вам придется оставить «Миррор»?

– Мистер Моррис обманул его относительно оплаты за стихи! – объявила миссис По. – Неужели он на самом деле думает, что это сойдет ему с рук? – Ее ангельский голосок сочился жаждой мести. – Дайте только срок, и увидите… Эдди заставит его ужасно пожалеть.

Захваченная врасплох, я сказала:

– Талант вашего мужа будет куда больше к месту в «Джорнал», учитывая литературную направленность этого издания.

Лицо мистера По оставалось по-прежнему строгим.

– Боюсь, мое положение в «Джорнал» не так высоко, как это может показаться. В качестве одного из трех совладельцев я имею шестнадцатичасовой рабочий день. Кажется, я тот самый партнер, который предназначен для тяжелой работы.

– Тогда не буду отнимать ваше время, – сказала я и попыталась встать.

– О, пожалуйста, останьтесь! – воскликнула миссис По, вновь становясь воплощением нежности. – Вы же только что пришли.

Откуда-то возникшая на заднем плане миссис Клемм предложила:

– Может быть, выпьете кофе?

Лицо мистера По ничего не выражало.

– Матушка только что сварила, – добавила миссис По, продолжая соблазнять меня остаться. – Мы просто не сможем сами все выпить. Пожалуйста!

Чувствуя досаду, я снова уселась. Кажется, мне не оставили вежливого способа уйти.

– Разве что одну чашечку.

Вскоре я уже восседала на диване в компании миссис По и черепаховой кошки, держа поднос на коленях. Миссис Клемм разлила кофе, передала нам фарфоровые чашечки и теперь сидела возле кофейника на одном из хлипких стульчиков, готовая после каждого моего глотка подливать напиток мне в чашку. Мистер По, выпрямившись, как солдат на плацу, перелистывал книгу, стоя возле дивана.

Миссис По улыбалась мне над ободком своей чашки, ее глаза, опушенные фамильными темными ресницами, отличались необыкновенно чистым фиолетовым цветом. Я заметила, что кожа миссис По была почти такой же прозрачной и белой, как фарфоровая чашка, и под ней можно было разглядеть нити кровеносных сосудов. От этого возникало странное ощущение, будто в теле этой молодой женщины обитает какое-то совсем иное существо.

Осторожно, словно ребенок, играющий в званое чаепитие, она поставила свою чашечку и чрезмерно серьезно попросила:

– Расскажите, как вы написали «Кота в сапогах».

– Это было несколько лет назад, – сказала я. – Я читала моим детям сказки Шарля Перро…

– О, так у вас есть дети? Сколько им лет? Это мальчики или девочки? И сколько их?

– Девочки. Эллен скоро будет семь, а Мэй Винсент – мы зовем ее Винни – почти пять.

– О! Какая прелесть! Нам с Эдди до смерти хочется детей! Я хочу, чтоб ими наполнился весь дом.

– Для начала нам нужно обзавестись домом, – сказал мистер По, переворачивая страницы.

– Мне очень нравится сельская местность! – заявила миссис По. – Мы только что вернулись с прелестной фермы с видом на реку. Там были и сады, и коровы, и цыплятки, но, к сожалению, нам нужно жить неподалеку от редакции Эдди. Я так скучаю по прекрасному свежему воздуху! Вы не находите, что городской воздух вреден вашим дочерям?

Я едва успевала за ходом ее мысли.

– Воздух тут лучше, чем в Лондоне.

– Так вы жили в Лондоне?

– Мои девочки родились там.

– Я хочу жить в Лондоне! Я хочу жить в Париже! – Она выпятила нижнюю губку. – Но Эдди не позволяет. – Не дожидаясь ответа, она сменила тему: – Откуда вы родом?

– Из Бостона.

Мистер По поднял взгляд от книги, а взгляд его жены забегал с меня на него:

– Эдди, ты знал об этом? Эдди ведь тоже оттуда. Неудивительно, что вы ему нравитесь.

Значит, я «нравлюсь» мистеру По?

– Я только родился там, – холодно сказал он. – Я совсем не помню этого города.

– Еще кофе? – спросила миссис Клемм. Она устремилась вперед с кофейником, и я заметила на ее капоре следы от утюга, такие же, как на скатерти.

– Так замечательно, что вы пишете детские сказки, – сказала миссис По. – Я хочу, чтоб Эдди тоже начал, когда у нас появятся дети. Я не позволю читать им эти его страшные истории, они до смерти напугают бедных малюток. Вы, наверно, думаете, что Эдди просто ужасен, но это не так. Правда же, Эдди?

Он не ответил.

– Вы много читаете по-французски, миссис Осгуд? – спросила миссис По.

Я уцепилась за возможность связать этот вопрос с оборвавшейся нитью разговора о Перро.

– Иногда. Я перевела «Кота в сапогах», хотя, конечно, добавила многое от себя.

– Эдди поступает так же, – сказала миссис По с хвастливыми нотками в голосе. – Он берет немецкие и французские сюжеты и переделывает их на свой лад.

– На самом деле, – сказал мистер По, – они сильнее всего меня вдохновляют.

– Его рассказы – самые лучшие. Лучше, чем у всех остальных. – И миссис По с вызовом посмотрела на меня.

– Да, – сказала я, – уверена, так оно и есть.

Мистер По нахмурился.

– Еще немного кофе? – воскликнула миссис Клемм.

– Эдди учит меня французскому, – заявила миссис По. – Он сказал, что я говорю как парижанка. Может быть, у вас есть какие-то книги на этом языке, которые вы могли бы мне порекомендовать?

Она адресовала мне выжидательную улыбку и вдруг зашлась в кашле. Я откинулась на спинку дивана, воспитанно попивая кофе, а она кашляла вначале в ладошку, а потом в платок, который мистер По выудил из недр своего сюртука. Кошка спрыгнула с дивана. Миссис Клемм убеждала дочь выпить горячего кофе и, когда та не смогла этого сделать, вскочила, принесла из задней комнаты флакон и налила в ложку микстуру. Но миссис По не могла остановиться, даже чтобы принять лекарство. Мистер По растирал узкую спину жены, а та кашляла и кашляла, и каждый приступ все сильнее сжимал ее легкие, пока кожа вокруг губ и носа не посинела.

– Может, ее надо вывести на воздух? – беспомощно спросила я.

– Виргиния! – жалобно блеяла миссис Клемм, проливая лекарство из ложки. – Дыши! Дыши!

Миссис По еще некоторое время заходилась в беззвучных конвульсиях, пока, наконец, все не прекратилось. Мистер По поддерживал ее, и его лицо было искажено страхом.

Миссис По, прислонившись к мужу, слабо улыбнулась.

– Извините меня, – шепнула она мне.

Взгляд мой метнулся к выпавшему из ее руки платку. В центре его было влажное малиновое пятно размером с монетку.

От страха по коже побежали мурашки.

– Я должна оставить вас, чтоб вы могли отдохнуть, – сказала я.

– Нет, – прошептала она, отстранившись от мистера По. Миссис Клемм тем временем закутывала дочь в свою собственную шаль. – Останьтесь. Пожалуйста.

Я коснулась ее руки.

– Я зайду в другой раз.

– Обещаете?

– Да. Конечно, обещаю.

Миссис Клемм неохотно освободила меня от подноса, чтоб я смогла встать с дивана. Миссис По распрощалась со мной, чуть не плача, и снова опустилась на диван.

Мистер По вышел со мной на крыльцо и прикрыл за нами входную дверь.

– Спасибо, что зашли к нам, – тихо сказал он.

– Мне это было в удовольствие, – ответила я.

– Вы не понимаете, как много ваш приход значит для моей жены.

Я вдруг посочувствовала этому человеку. Его хрупкая молодая жена казалась такой больной и беспомощной, и я вновь удивилась, почему он, человек со средствами, не отвезет супругу в более подходящий для ее больных легких климат, хотя явно не чает в ней души. Я начала понимать, что мистер По вовсе не так богат, как я думала.

– Я тоже была рада прийти. Надеюсь, вашей жене скоро станет лучше.

Он промолчал, и это молчание сказало мне о его тревоге больше, чем любые слова.

Ветер трепал его черные волосы, блестящие в свете бледного мартовского солнца. Я вдруг осознала, как он красив, как благороден в своей сдержанности. Его душа была застегнута на все пуговицы так же, как и его сюртук, казалось, он чувствовал: если хоть на миг расслабиться, все, кто от него зависит, пойдут ко дну.

– Еще раз спасибо за кофе.

– Могу я проследить, чтоб вы благополучно взяли кэб? – спросил он.

– Боюсь, для этого вы недостаточно тепло одеты. И в любом случае, я собиралась пройтись. Тут недалеко. – Я не стала упоминать, что у меня просто нет свободных денег, чтоб нанять экипаж.

– Я хотел бы немного подышать воздухом. Вы не будете возражать, если я составлю вам компанию?

– А разве вы не нужны миссис По?

На его лице не отразилось никаких чувств.

– Вероятнее всего, она уже спит. Ее матушка о ней позаботится.

Мы в молчании шли по тротуару. Под ногами хлюпали отдельные островки подтаявшего снега. Я думала, как давно миссис По страдает бронхитом. Или, может быть, у нее чахотка, и поэтому она не может родить детей, о которых так страстно мечтает?

Из-за угла показалась женщина в шалях и в вуали и двинулась в нашу сторону. Когда она поравнялась с нами, я попыталась разглядеть ее лицо, но это оказалось совершенно невозможно. Обернувшись, я увидела, как она поспешно миновала дом мистера По и направилась к тому же зданию, куда на моих глазах зашла еще одна закутанная женщина.

– На вашей улице есть женский монастырь?

– Женский монастырь? – Он обернулся, чтоб увидеть, на что я смотрю. – Нет. Это не монастырь. – За всю нашу прогулку никаких дальнейших объяснений не последовало. – Над чем вы сейчас работаете? – спросил он.

– Я не слишком много работаю. – Если не считать попыток присосаться к его славе. Я почувствовала, как лицо вспыхнуло от стыда. – А как движется работа над вашей книгой о – как же у вас было? – о духовной вселенной?

Он уставился на меня.

– Вы запомнили.

– Конечно.

Он снова стал смотреть вперед.

– К несчастью, мне пришлось отложить ее ради того, что скорее удастся продать.

Я бросила на него полный сочувствия взгляд.

– Что-нибудь страшное?

– Нет ничего страшнее холодной реальности. Но читатели не хотят ее, так? – Он адресовал мне горькую улыбку. – Как вы считаете, о чем я должен писать?

– Мне нет нужды говорит вам об этом. Вы – самый популярный писатель Нью-Йорка.

– Вы так думаете? – Он впился взглядом в мое лицо, словно ища в нем подтверждение неискренности моих слов.

– Ваш «Ворон» у всех на устах. Моя подруга Элиза слышала «Никогда» со сцены в парке. Неподалеку от моего дома это слово скандировали маленькие девочки, прыгавшие через веревочку. Каково это, когда тысячи читателей вдруг начинают вас обожать?

Он скривился.

– По правде говоря, миссис Осгуд, я всю свою жизнь стремился стать знаменитым. Но, как ни странно, сейчас, достигнув определенного успеха, я не чувствую себя лучше, чем прежде. На самом деле, я даже чувствую себя хуже. Это словно стоять на краю пропасти, глядя в бездну.

Увидев, что он абсолютно серьезен, я сказала:

– Может быть, вам нужно время, чтобы начать наслаждаться своей славой. Вы сказали, что работаете по шестнадцать часов в день. Вы наверняка просто вымотались.

– Журналы сами по себе не издаются, и книги тоже сами не пишутся.

– Может, вам нанять кого-нибудь, чтоб он взял на себя часть вашей издательской работы?

– Если я хочу когда-нибудь начать издавать собственный журнал, я должен знать эту работу изнутри.

– Так вот для чего вы стараетесь? Чтоб издавать свой журнал?

– Да. Это одна из моих целей. – Он слегка улыбнулся. – Вы меня поймали.

Я подумала, что моя цель – создать себе литературную репутацию и, что ничуть не менее важно, быть хорошей матерью.

– Есть так много способов занять каждый час каждого дня! Такой позор, что мы живем только одну жизнь.

– Так ли это, миссис Осгуд?

Я видела, что он серьезен.

– Думаете, у нас есть второй шанс?

– С этими бесконечными горестными воспоминаниями? Нет. Наш Создатель не настолько жесток.

– Тогда чего же нам ждать впереди, как вы полагаете?

– Мы с вами, миссис Осгуд, поэты. Наше дело – задавать вопросы, а не отвечать на них.

Я поблагодарила его про себя за то, что он думает обо мне как о равной.

И в тот же миг он стиснул мою руку. Из открытых дверей салуна, шатаясь, вывалился человек с упавшими на лицо сальными волосами, следом за ним неслись обрывки разговоров и смех. Пока мы ждали, когда он, выписывая кренделя, уберется с нашего пути, я смотрела вниз, на руку мистера По. Он перехватил мой взгляд.

Время вдруг странно и резко замедлило свой бег. Мы настороженно смотрели друг на друга, будто что-то изнутри связало нас между собой, а сами мы страшились этой связи и сожалели о ней. По тротуару к нам спешила миссис Клемм, ее капор съехал набок, шаль почти соскользнула с плеч.

– Эдди! Эдди! Скорее! Там Виргиния…

Его рука соскользнула с моей.

Я смотрела им вслед. Даже на бегу он оставался таким же прямым и лощеным, а она шаркала и спотыкалась. Они уже скрылись, а я еще долго ощущала его прикосновение. Я надеялась, что его хрупкая молодая жена поправится, хотя мягкий голос внутри меня шептал: «Я хочу, чтоб он был моим».

* * *

По дороге домой я зашла в Историческое общество на Вашингтон-сквер. Общение с мистером По возымело волнующее действие: мне захотелось писать. Может, если я как следует возьмусь за дело, то смогу содержать себя и свою семью. С такими мыслями я брела по галерее, ища вдохновения в портретах, а вокруг меня негромко беседовали какие-то люди. В голове у меня бродило стихотворение о Времени, но, как и множество стихов и рассказов, которые частенько сверкали в моем воображении, будто драгоценные камни, оно рассыпалось в прах, стоило мне найти карандаш и бумагу и усесться.

Разочарованная, я зачеркнула глупые строчки, которыми успела заполнить лист, и принялась склонять свою фантазию к написанию мрачной истории для мистера Морриса. Как ни странно, в мозгу у меня сидел неведомо как проскользнувший туда образ миссис По. Уставившись на свой рабочий стол, я представляла ее темным ангелом, который явился на землю в облике прекрасной молодой женщины. Своей нежностью и невинностью она очаровывает обожателей, убаюкивает их бдительность лишь для того, чтоб внезапно напасть и…

…И что? Свернуть им шеи? Я положила карандаш. Даже мистер Моррис не захочет печатать такую чепуху. Как мне только пришла в голову подобная идея? Содрогаясь от собственной испорченности, я убрала все в ридикюль и сразу же ушла.

Когда я вернулась домой, Элиза шила в цокольной гостиной. Она встретила меня вопросительной улыбкой. Посторонний ни за что бы не догадался, что в глубине ее веселых голубых глаз притаилась грусть, потому что Элиза все еще оплакивает двухлетнего сынишку, умершего от скарлатины почти три года назад, и семилетнюю дочь, которую унесла дифтерия.

– Мэри повела детей в парк. – Она вытянула нитку. – Надеюсь, ты не возражаешь.

Я сняла шляпу.

– Спасибо тебе. Честно сказать, я не знаю, что бы я без тебя делала.