Текст книги "Духи пустыни"

Глава ХI

Мелина ехала в повозке вместе с Сафией и Амаль. Дочь кухарки выглядела сонной, словно её подняли из постели. Порывалась что-то сказать матери, но та сурово поглядывала на неё, пресекая любые жалобы. Мелина украдкой смотрела на любовницу Адриана – круглое лицо, обрамлённое густыми чёрными волосами, которые Амаль поднимала у висков на византийский манер, используя костяные заколки с серебряными подвесками. Её невыразительное лицо таило в себе томность и негу, свойственную зрелым женщинам. На плечи был накинут расписной платок, а ворот платья украшен жемчугом и разноцветными стеклянными бусинами. Отвернувшись, Мелина в очередной раз подумала, что не хочет стать такой. Быть наложницей – это та же неволя, только с другими условиями…

Она всмотрелась в очертания деревни, объятой пламенем. Не выдержав, спрыгнула с телеги и побежала по едва заметной дороге, петляя между валунами и кустарниками. Её гнало вперёд не только желание помочь жителям деревни, а ещё стремление убежать от всего того, что она так сильно ненавидела всей душой. Навстречу ей попадались уцелевшие с перепачканными копотью лицами, и что-то спрашивали на арабском. Мелина махала рукой в сторону крепости и не сбавляла шаг.

Добежав до деревни, она увидела, как Адриан раздаёт чёткие приказы, и воины бросились врассыпную в поисках выживших. Ржание лошадей смешивалось с блеянием овец и треском пламени. Некоторые дома уже прогорели дотла, раз много недель подряд стояла жаркая засушливая погода. Мелина заметалась на месте. Не отдавая себе отчёт, она осматривала телеги, задние дворы и амбары – старалась заглянуть во все места, до которых ещё не добралось пламя. Запах гари забивал нос, и она уткнулась в сгиб локтя, стараясь дышать как можно реже. Видела обугленные, распростёртые на земле тела, среди которых угадывались очертания детей…

У стены, скорчившись, лежала женщина. Мелина подбежала к ней, но та не шевелилась. Более того – её невидящие распахнутые глаза уставились в небо, которое заливал чёрный дым. Вдоль покосившегося забора лежала девочка, а чуть поодаль – обугленное тело старика. Мелина крутилась на месте, не зная, чем помочь тем, кого забрала смерть. Опустившись на колени, она обхватила лицо ладонями, не в силах больше видеть происходящее. По щекам градом текли слёзы, но Мелина уже не чувствовала их.

– Здесь ты уже ничем не поможешь, – сквозь гул пламени расслышала она голос Адриана. Подняла к нему заплаканное лицо. – Все, кто остался жив, уже на пути к Аш-Альдебу.

Она покачала головой:

– Может, кто-то еще жив. Я должна…

– Я отдал воинам приказ осмотреть здесь всё. Многие из них жили здесь, и у многих тут оставались семьи. Возвращайся в крепость. Там ты нужна больше, чем здесь.

Мелина в растерянности огляделась. Видела, как обваливаются закопчённые стены. Слышала рёв огня, сметающего всё на своём пути. Чувствовала, что не в силах никому помочь, но оставалась на месте.

– Я не могу!

– Сможешь и пойдёшь. Пойдёшь сейчас же, пока мы здесь не задохнулись от дыма.

– Но я не…

Адриан не стал её слушать. Резким движением поднял её на руки и понёс прочь от полыхавших домов.

– Отпустите меня, – она пыталась бороться с ним, царапая руки об кольчугу. – Здесь ещё могут оставаться люди!

– Здесь из живых только те, кто приехал из крепости. – Лицо Адриана оставалось непроницаемым. – Иди к женщинам, и немедленно возвращайтесь.

Он опустил её на землю и, не говоря ни слова, вернулся к своим людям, продолжавшим обыскивать уцелевшие в пожаре постройки. Мелина видела, как густой дым скрыл его рослую фигуру, и не отдавала себе отчёт, за кого боялась больше – за него или за всех остальных…

Когда она вновь забралась в телегу, то увидела Амаль, которая удостоила её брезгливым взглядом и отвернулась. Сафия же пристально всмотрелась в её лицо:

– Ты не ранена? Ожогов нет?

– Нет, я в порядке, – сказала Мелина и закашлялась. Телега двинулась в обратную сторону, оставляя за собой Адриана и его людей.

– Милостивый Аллах, – выдохнула Сафия. – Я выросла здесь. Здесь же и встретила своего мужа. Познала радость и печаль…

– Деревню отстроят, – протянула Амаль, с неодобрением глядя на мать. – Но как по мне, то жить в крепости лучше. Она, по крайней мере, сделана из камня и не сгорит.

– Ты никогда этого не поймёшь, да сократит Аллах твои дни! – гневно выпалила Сафия.

Насупившись, Амаль отвернулась и сделала вид, что рассматривает дорогу. Они возвращались в мрачный и угрюмый Аш-Альдеб, который станет домом для всех уцелевших. По низине расползался сизый туман, окутывая покрывалом предгорья и надёжно скрывая рощу, где Адриан почуял чьё-то присутствие. Возможно, он знал, чем это обернётся, но не смог предвидеть пожар. При этих мыслях Мелина поёжилась. Её душил кашель, глаза продолжали слезиться, но она постаралась сосредоточиться на том, чтобы помочь выжившим и почувствовать себя нужной. Это возвращало её на твёрдую почву под ногами.

– Кто это мог быть? – не выдержав, спросила Мелина.

– Шайтаны, больше некому! – Сафия гневно посмотрела на то, что осталось от деревни.

– Кто это?

– Духи пустыни. Им понадобилась жертва! Я не верю, что люди способны на такое…

– Какая жертва?

– Я не знаю этого. Но знаю, что шайтаны стоят за людьми и направляют их на мерзкие поступки, не имеющие названия. Их сотворил Аллах из бездымного пламени, а предводитель их Иблис. Все они будут обречены на вечные муки!

– Может, кто-то по неосторожности развёл костёр, – Амаль вздохнула. – И эта ошибка стоила всем жизни.

– Я так не думаю, – произнесла Мелина, откашлявшись. Она вспомнила, каким напряжённым был Адриан в последние дни. Он словно ждал чего-то.

Сидящие напротив неё женщины переглянулись и умолкли.

Аш-Альдеб встретил их непривычной суматохой. Оставшиеся в крепости воины под предводительством Филиппа спешно размещали раненых. Слуги таскали воду и солому, а также щипали корпии55
  Корпия – это нитки из старых льняных или конопляных тканей для перевязок.


[Закрыть] для перевязок. Едва войдя в крепость, Сафия тут же приступила к работе. Мелина старалась не отставать от неё, готовая смазывать и перевязывать раны. Амаль выслушивала жалобы жителей, приносила им питьё и пыталась разобрать бессвязные речи тех, кого одолела лихорадка. Во внутреннем дворе толпились козы, овцы и ослы, которых Артаку и двум пастухам удалось собрать с таким трудом. На диване, на котором любил сидеть Адриан, разместилась женщина с ребёнком – по её чёрному от копоти лицу текли слёзы, и она безуспешно пыталась накормить ревущего младенца. Мелина то и дело поглядывала в сторону дверей, ожидая возвращения хозяина крепости, но его не было. Она отгоняла от себя мысли о том, что он мог погибнуть в огне. Порывалась подняться в западную башню и тут же ругала себя за это. Она нужна здесь, всем этим людям! Пока они с Сафией не обработают все раны и ожоги, нельзя думать об Адриане. Поэтому, засучив рукава, она с удвоенной энергией помогала кухарке.

– Тем, кого изводит лихорадка, нужны отвары, – сбивчиво пояснила та, передавая Мелине густую мазь от ожогов. – Я пойду их приготовлю, а ты продолжай делать так, как я учила. От Амаль проку мало.

Когда Сафия ушла, Мелина продолжала обрабатывать раны, подавляя в себе приступы дурноты при виде волдырей и крови. Слуги зажгли все светильники, имевшиеся в зале. Принесли ворох чистой ткани, тюфяки и подушки, набитые соломой. Мелина с горечью подумала о том, что живя в Константинополе, никогда не сталкивалась с подобным. Да, периодически случались пожары, но ей никогда не приходилось встречаться с этим лицом к лицу. Теперь жизнь в городе не казалась ей такой тягостной, как раньше…

Адриан вернулся только под утро. Хмуро оглядев заполненный зал, он остановился взглядом на Мелине, которая уже с ног валилась от усталости. Коротко кивнул ей и подошёл к сидящим полукругом на полу нескольким мужчинам из деревни. Она слышала, как он говорил с ними по-арабски, и его севший голос был наполнен участием. В сиянии свечей его лицо казалось более жёстким, с изломанными линиями бровей и скул. Его туника была запачкана грязью, словно ему пришлось взбираться в гору. Мелина хотела улыбнуться ему, но её отвлёк пожилой старик, которому нужно было обработать оцарапанные колени.

Когда забрезжил серый рассвет, Мелина стояла на крыльце, тщетно пытаясь глотнуть свежего воздуха – он был пропитан дымом, и она вновь закашлялась. Солнце всходило точно так же, каким она запомнила его в последнее утро в Константинополе…

– Не думал, что я увижу это, – произнёс Адриан, появившись рядом с ней. Под его глазами темнели круги от бессонной ночи. – Кто-то за это заплатит.

– Кто это мог сделать? – негромко спросила она.

– Скоро узнаем. Иди спать.

– Покои Сафии заняты. Там Амаль и несколько девочек-подростков. Я отдала им свой лежак.

– Спи у меня. Там тихо, – его губы тронула едва заметная улыбка.

– Нет, у вас спать я точно не буду. Я найду себе место в замке.

– Не найдёшь, – усмехнулся он. – Здесь слишком много народу. Я ещё не знаю, что мне с ними делать, но это моя земля и я должен позаботиться о них. На отстройку деревни уйдут месяцы. Мы полночи собирали скот, который разбежался по равнине. Но я думаю о другом. О том, что скажут все эти люди, когда узнают, что она сгорела из-за меня.

– Я не понимаю… – Мелина во все глаза смотрела на Адриана, на лице которого застыла привычная непроницаемая маска.

– Тебе и не надо знать. Это старые счёты.

– Так расскажите мне о них, мессир! Я чувствую, здесь что-то происходит, но не понимаю, что именно.

– Иди спать, Мелина. Пока придётся забыть о Дамаске, потому что я прошу тебя ещё поухаживать за людьми. Сафия одна не справится.

– У вас же есть слуги и Амаль, – она прищурила глаза.

– Из неё плохой лекарь. К тому же она занимается одеждой и у неё много работы. Обещаю, что отправлю тебя в Дамаск, как только решу все вопросы здесь. Филипп отвезёт тебя. А теперь иди спать, заодно оценишь удобства моей постели. – Поймав её настороженный взгляд, добавил: – Я тебя не трону.

Мелина слишком устала, чтобы спорить с ним. Тем более, по его лицу было видно, что ему всё равно, и она немного успокоилась. В конечном итоге, от Амаль в этом плане больше пользы, чем от неё. Сдавшись, Мелина отправилась обратно, оставив Адриана, который стоял на крыльце, не шелохнувшись. Перед ним расстилалась пустыня с обгоревшими и почерневшими останками деревни.

Глава ХII

Адриан откинул голову на спинку кресла. Он тщетно пытался уснуть – сказывалось перенесённое перенапряжение. Помнил, как после того, как пожар охватил деревню, погас костёр в горах. Доминик ушёл, убедившись, что дело сделано. Не сельджуки, ни сарацины, ни кочевники, а именно он! Иначе на песке бы осталось множество следов. Доминик действовал в одиночку – поэтому оставался незаметным для дозорных. Адриан опросил всех, кого смог. Вместе с воинами собирал разбежавшихся овец, коз и ослов. Карабкался по скалам, чтобы вытащить очередное животное, в испуге забившееся в труднодоступные места. Подолгу беседовал с уцелевшими старейшинами деревни, пытаясь понять, как всё произошло. По их словам, загорелись тростниковые крыши, и огонь мгновенно распространился по постройкам. Люди были слишком убиты горем, чтобы пытаться понять, кто это сделал. Но они поймут. Рано или поздно.

Он видел женщину, спящую на своей постели. Она свернулась в клубок, натянув тонкое шерстяное одеяло до подбородка. Адриан понимал, что его влекло к ней, но это же делало его уязвимым. Сколько же в ней отваги! Пока Амаль в оцепенении сидела в телеге, Мелина искала всех, кому нужна помощь. Глядя на неё он думал, что останется после него на этих землях. Кому перейдёт Аш-Альдеб, если он сумеет сохранить крепость? Если его не убьют раньше…

Адриан не сомневался, что сгоревшая деревня – это предупреждение. Он знал слишком много. Помнил, какое потрясение вызвало у него то, что он успел прочитать в свитках. Когда он добрался до берега, то свалился в лихорадке и Филипп, найдя его на побережье, говорил, что Адриан бредил. Беспрестанно повторял какую-то бессмыслицу.

– Что я говорил? – спросил Адриан у друга, когда наконец-то пришёл в себя в рыбацкой хижине.

– Я не мог разобрать, – признался Филипп. – Ты говорил что-то про Гермеса, Тота и Иисуса Христа. Якобы он крестил людей мёртвой водой, а Иоанн Креститель – живой, и именно он – истина. Говорил про лунные души и про испепеляющий свет солнца, которое было изображено над входом в храм Соломона. Что это за дьявольщина?

– Это дьявольщина, как она есть, – бормотал Адриан и вновь проваливался в забытье.

Именно так он и познакомился с Филиппом. Рыцарь пытался расспрашивать Адриана о смысле его снов, но тот молчал, чувствуя, как разум готов оставить его. Ощущал, что мир вокруг него переворачивался вверх тормашками до тех пор, пока однажды не почувствовал разочарование в нём. Эти знания тамплиеры собирали отовсюду, не желая, чтобы учения дохристианских времён попали в руки людям. Они тайно свозили их в крепости и затем переправляли во Францию и Англию, где те хранились под семью замками. А вдруг эти знания истинные? Тогда всё происходящее сейчас – это тщательно спланированный обман…

Адриан не знал, во что ему верить, но чувствовал, что после хранилища в нём что-то надломилось. Это было связано не столько с тем, что он не смог похоронить брата или отвезти его тело в Реймс, чтобы там предать земле. Это было связано не столько с тем, что из-за этих знаний он сорвал плащ и тунику с тамплиерским крестом, которые потом вышвырнул в море. Это касалось веры, которую они с братом впитали в себя с молоком матери.

Он больше не знал, во что ему верить. Скорее всего, это была одна из причин, по которой Адриан не хотел возвращаться во Францию, вновь видеть храмы и священников, говорящих совершенно не то, что он успел прочесть в свитках. Он начинал понимать, что все походы в Святую землю были не ради веры, а ради власти и богатств. Вспоминал, с каким жаром призывали людей священники на мессах. С каким воодушевлением все, кто мог, отправлялись к берегам Сирии и Палестины, минуя враждебные земли, пустыни, горы и обрывы. С каким неистовым желанием припадали губами к земле, по которой ходил Христос, и которая за сотню лет впитала в себя кровь и пот верующих.

Та крепость в Тортосе до сих пор снилась ему. Величественная, с зубчатыми стенами и гранитными колоннами. Когда наверху принимали важных гостей, включая патриархов, то внизу члены внутреннего круга Ордена занимались совершенно другими делами. Он ворвался в этот круг. Он увидел то, что в буквальном смысле стало разрывать его голову на части. Это было хуже, чем «греческий огонь» или кипящая смола. Хуже, чем предательство!

Адриан до сих пор помнил мандейские белые одежды, которые надевали древние священники. Крест из листьев оливкового дерева. Длинный плетёный белый пояс так разительно похожий на пояса тамплиеров. Мандеи молились, вставая лицом на север. Крестили, женили и отпевали людей в речных водах. Знали всё о звёздах и иначе именовали Вифлеемскую звезду…

Сейчас, сидя в кресле и глядя на спящую девушку, он испытывал неизбывную тоску. Эти знания сделали его изгоем. Человеком, который не может иметь семью и пустить здесь корни. Человеком, который не может передать эти знания даже своим детям. Те самые знания, что теперь разъедали его душу подобно яду.

Он мог бы рассказать об этом людям, но его в лучшем случае сочли бы сумасшедшим. Да и кто он такой, чтобы бороться против всего мира во главе с Папой Римским? Адриан сжал руками подлокотники кресла. Это не для него. Не к этому он так долго шёл.

Трагедия, случившаяся с деревней, лишь подтверждала его мысли. Де Ридфор не остановится ни перед чем, чтобы стереть Адриана с лица земли. Видит бог, Этьен избежал этой участи, приняв быструю смерть от рук тех, кого считал братьями. С кем ел за одним столом на фоне увешанного трофеями общего зала. Молился. Спал в маленькой келье. Чистил оружие. Чтил Устав Ордена.

Глядя на Мелину, Адриан вспоминал себя. Он был точно таким же – боролся с несправедливостью, доказывая своё право на жизнь. Был смелым, импульсивным, резким. Поэтому восхищался её отвагой и стойкостью. Она много дней провела в пустыне. Спаслась от набега сельджуков. Самоотверженно бросилась на помощь в горящей деревне. Нежность вряд ли помогла бы ей на пути в Дамаск. Покорность заставила бы её навсегда остаться в шёлковой темнице Константинополя. Поэтому Адриан не мог осуждать Мелину за стремление выжить и стать свободной. Его вели точно те же устремления, когда он покинул Францию, будучи тамплиером.

Девушка что-то пробормотала во сне и повернулась на другой бок. Её сон был беспокойным. Он расслышал имя «Медея» и вспомнил, как она упомянула его при разговоре с Филиппом накануне пожара. Имя её сестры, оставшейся в Константинополе. Адриан подошёл и осторожно накрыл Мелину меховым одеялом, сбившимся у неё в ногах. Поймал себя на мысли, что ему не хочется, чтобы с ней приключились новые беды.

Словно почувствовав его присутствие рядом, Мелина открыла глаза.

– Что-то случилось? – сонно спросила она.

– Нет, ничего. – Адриан отошёл от постели и вернулся на кресло. – Спи.

– Я больше не хочу. – Мелина села на кровати и свесила ноги. Её волосы выбились из косы и привычно торчали во все стороны. Адриан смотрел на её кудри, и в его душе поднималась тоска. Не это он хотел испытывать, оказавшись наедине с женщиной. – Я, пожалуй, пойду. Спасибо, мессир. Ложитесь на свою постель, здесь вам будет удобнее, чем в кресле.

Адриан поморщился, разминая затёкшие плечи.

– Удобнее? Я почти не могу двигаться. Полночи мы собирали скот, чтобы пригнать его сюда.

– И вы тоже собирали? – удивилась она. – А как же ваша гордыня, мессир?

– Мне было не до неё. И давай оставим эти правила приличия. Здесь все обращаются друг к другу по именам. Я знаю, что ты была рабыней в Константинополе.

– Но как?..

– Ко всем свободным людям ты обращаешься снизу. Быстро ешь. Слишком рано встаёшь. Не знаешь, чем занять себя, если не какой-нибудь работой. А когда она есть, то тебе сложно сомкнуть глаз, пока всё не сделано.

– Неужели это так заметно?

– Ну, ещё бы, – он хрипло рассмеялся. – Хочешь быть свободной, так будь ею! Учись быть на равных, иначе рано или поздно окажешься в неволе как те соколы Филиппа, которые целыми днями сидят в клетях в амбаре, истосковавшись по небу.

– Но он не покидает крепость, – Мелина пожала плечами. – Он сторожит её для вас… для тебя во время отъезда.

– Он покинет её, когда я дам ему задание. И ты должна понимать, что даже у свободы есть оборотная сторона.

– Я не понимаю…

– Тебе потребуется время, чтобы понять, Мелина. Не всегда ограничение свободы подразумевает избиение и унижение. Да, Сафия рассказала мне о шрамах на твоей спине. Кто тебя бил?

– Юстас.

– Кто это?

– Владелец шёлкового дома, у которого я… работала.

– За что?

– Всегда по-разному, – она вздохнула, и пыталась было встать, но передумала. Отвела взгляд, уставившись на свои сандалии, стоящие возле кровати. – Я воровала еду, потому что он скверно кормил нас. Считал, что мы должны больше работать и меньше есть. Мне надо было кормить сестру, ведь она была такой маленькой…

– За что ещё?

– Я училась языкам и цифрам. В доме было много торговцев, богатых господ, членов различных гильдий. Я часто прислушивалась к их разговорам, вместо того, чтобы работать. Этим срывала сроки, и Юстас наказывал меня. Моя мать была свободной! После её смерти у нас с Медеей осталась только неволя. Моя сестра не знала ничего другого, кроме рабства, ведь она выросла в доме Юстаса. Она не помнит маму и верит, что я приеду и заберу её оттуда.

– Так значит, ты убежала из-за неё?

– Да. Я поклялась ей.

– И как ты оказалась в караване?

– Ашиль часто посещал нашу эргастерию. Иногда нам даже удавалось поговорить. Он был хорошим человеком и порой приносил нам гранаты или апельсины. По ночам я понемногу расшивала платки, которые потом продавала, когда меня посылали на рынок. За четыре года я скопила столько, что смогла отдать ему, чтобы добраться до Дамаска.

Адриан приподнял брови. У него в голове не укладывалось, что эта девушка оказалась такой целеустремлённой. Она рискнула всем для того, чтобы добиться своего.

– Но что ему бы было, если бы всё раскрылось?

– Я не знаю. Он мог бы сказать, что караван большой, а кто увязался в конце – не его забота.

– И как у тебя оказались эти твари, живущие в корзине?

– Одной из моих обязанностей было ухаживать за ними. Затем получать нить и отдавать её ткачам. Я взяла совсем не много!

– Я не осуждаю тебя, – Адриан откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, чувствуя, как начинает болеть голова. – Укради ты яиц хоть для десяти саженей шёлка, это бы ничего не изменило.

– По крайней мере, я знаю, что вы… то есть, ты, не вор.

Открыв глаза, он скептически посмотрел на неё, удивляясь её простодушию.

– Возможно. За мной числятся другие грехи.

– Из-за них ты ушёл из Ордена? – Мелина осеклась и сбивчиво пояснила: – Я слышала об этом из ваших разговоров с Филиппом. Как я поняла, ты не делаешь тайны из этого.

– Я тоже не пожелал оставаться в неволе, – он криво улыбнулся ей. – Мне была нестерпима сама мысль о том, чтобы слепо подчиняться Уставу, особенно после того, как я узнал о деяниях Великого магистра. До сдачи Иерусалима Орден был велик, но теперь об этом говорить не приходится.

– В Константинополе тоже ходили слухи, – кивнула Мелина, и его улыбка погасла.

– И я их подтвердил.

В покоях воцарилась тишина. Адриан видел, как Мелине неуютно под его взглядом. Она мяла ткань платья на коленях и кусала губы. Не знала, куда себя деть, но потом перевела взгляд на стол возле кровати, на котором горел светильник.

– У тебя всё время горит свет в тёмное время суток. Почему?

– «Тёмные силы могут делать людей слабыми, если нет света», – Адриан процитировал Мелине отрывок из Устава Ордена. – Как ты успела заметить, свет в этих краях необходим в любое время. В случае нападения на крепость не придётся собираться в кромешной тьме.

– Я должна идти, – она порывисто встала с кровати и ждала, когда он отпустит её. Свободная женщина бы давно ушла, не спрашивая его разрешения.

Он кивнул, позволяя ей уйти. Когда за ней закрылась дверь, он, не раздеваясь, лёг на кровать и закрыл глаза. Напряжение, сковывавшее его, начало отступать. Адриан чувствовал тонкий лимонный аромат – Мелина добавляла его в воду для мытья, и этот запах теперь ассоциировался только с ней. Проваливаясь в сон, Адриан поймал себя на мысли, что тоска начала отступать от него.