Текст книги "Леди и рыцарь"

Не говоря ни слова, он наклонился, обхватил ее одной рукой за талию и пересадил на своего коня, бросив поводья кобылы Роберту. Розамунда удивленно ахнула, но промолчала, к облегчению Эрика. У него не было желания спорить или что-то объяснять. Он устал и еще больше устанет, когда они доберутся до Шамбли.

Потом, по молчаливому обоюдному согласию, они легли по обе стороны от Розамунды. Через мгновение оба уже спали.

Гроза была страшной. Розамунда почувствовала это, еще не открыв глаза. Гулкие раскаты грома накатывали словно волны, совершенно оглушая ее своим грохотом. Она никогда не слышала ничего подобного и, открыв глаза, была по-ражена, что нет дождя. Где это она?

Не в своей постели.

Не в монастыре.

На земле.

А вместо крыши над головой нависала листва; ветви деревьев чернели на фоне неба.

Шорох где-то справа от нее заставил Розамунду настороженно посмотреть в ту сторону поверх тела, лежащего рядом. Как она ни напрягала зрение, все равно ничего не могла рассмотреть, кроме силуэтов кустов и деревьев.

Снова раздался оглушительный гром, и Розамунда вздрогнула; ее внимание устремилось к источнику этого шума – тела справа от нее. Ее муж! Или это его друг? В такой темноте она не могла различить. Тело казалось огромной черной горой, которая пыхтела, фыркала, храпела и беспокойно металась во сне.

Она надеялась, что это все же друг мужа, потому что если это ее муж, то ей предстоят сплошные бессонные ночи. Привыкшая спать одна, тем более в отдельной комнате, пусть и маленькой, Розамунда подумала, что не вынесет такого шума на брачном ложе.

Она едва не выпрыгнула из собственной кожи, когда громовому храпу справа эхом начал вторить такой же громовой храп слева от нее. Широко раскрыв глаза от ужаса, она вглядывалась в тело, лежащее рядом, еще одну темную гору. Их невозможно было отличить друг от друга. Еще в монастыре она заметила, что друзья были примерно одинакового сложения. Похоже, у них и одинаковая склонность фыркать во сне, как это делают свиньи, когда роются в грязи в поисках еды.

Вздохнув, Розамунда закрыла глаза и стала молить Господа послать ей терпение. Когда оба мужчины вновь захрапели, ей захотелось сесть и заткнуть им рты. Но она сумела обуздать этот порыв. Монахине не подобает вести себя подобным образом. И хотя она не совершила постриг, все равно постарается быть доброй, терпеливой и набожной. Разве не это желает видеть мужчина в своей жене? По словам преподобного Абернотта, сам Господь предпочитает такую невесту. А что хорошо для Господа, то уж, конечно, более чем хорошо для ее храпящего мужа.

Только она пришла к этому выводу, как мужчина справа от нее заметался во сне и положил на нее тяжелую ногу. Затем последовала рука, обхватившая ее за талию и притянувшая поближе. Владелец руки пробормотал, что-то вроде «милашка».

Какое-то мгновение Розамунда даже боялась дышать. Она не представляла, который из мужчин сейчас так бесцеремонно хватает ее руками, но молила Господа, чтобы это был ее муж, потому что рука этого мужчины уже сомкнулась вокруг одной груди, а лицо прижималось к другой.

Нет, так не годится, никуда не годится.

Почувствовав неприятное ощущение в груди, она поняла, что чуть не задохнулась, и всей грудью вдохнула ночную прохладу.

О Боже, что же делать? Что делать?

Если бы она была уверена, что это ее муж, ей, наверное, и не пришлось бы ничего делать, а только продолжать лежать, не шевелясь, и ждать, когда он отодвинется. Пусть даже он делает то, против чего ее предостерегала сестра Юстасия. Но Розамунда совсем не была уверена в том, что это ее муж, и никак не могла убедиться в этом в ночной темноте.

А если это Роберт, и ее муж, проснувшись, застанет их в подобном положении? Нет! Это совершенно невозможно.

Прикусив губу, она всматривалась а яйцо мужчины, но оно было прижато к ее груди. Его рот терся о ее грудь через ткань платья, и это ужасно смущало Розамунду.

С трудом вытащив из-под него руку, она слегка пощекотала его там, где предположительно находилась шея.

Мужчина слегка пошевелился, отпустив ее грудь и раздраженно махнул рукой у шеи.

Розамунда вовремя уклонилась от удара и снова пощекотала его, как только его рука вернулась к ее груди. Он снова хлопнул себя по шее, но на этот раз отодвинулся от нее.

Розамунда с облегчением вздохнула, но быстро поняла, что ее радость была преждевременной. Он больше не терзал ее грудь, что было замечательно, но сейчас он всем телом навалился на ее руку, от плеча до кончиков пальцев, и она не могла пошевельнуться.

Пробормотав одно из любимых восклицаний сестры Юстасии, она повернулась на бок и очень медленно и осторожно высвободила руку, сумев не разбудить при этом мужчину.

Новые раскаты храпа зазвучали по обе стороны от нее, и Розамунда резко села, пока на нее снова никто не навалился. Стараясь не разбудить мужчин, она встала и осторожно попятилась от спящих.

На этот раз она облегченно вздохнула всей грудью.

Эрик зашевелился во сне; улыбка коснулась его губ. Он мог поклясться, что чувствует запах мяса, жаренного на открытом огне. Но этого не может быть. Это ему, должно быть, снится. Ночь была прохладной, а сейчас он явственно ощущал жар.

Поморгав глазами, он уставился в залитое ярким солнечным светом небо и, выругавшись, резко сел. День был уже в разгаре, и солнце прошло четверть своего пути. Он проспал. Нет, это невозможно! Почему друг не разбудил его?

Взгляд в сторону все прояснил: Роберт спал. Но он также увидел, что рыжеволосой девушки, на которой он женился накануне, рядом с ними нет.

Спешно обведя взглядом поляну, он увидел полыхавший большой костер. Вот почему ему было так жарко! И запах жареного мяса ему не приснился; это был кролик, убитый, выпотрошенный и подвешенный на палке над огнем. Но его молодой жены нигде не было видно.

Протянув руку, он потряс за плечо Шамбли:

– Роберт, проснись! Проклятие!

Эрик уже был на ногах, держа в руках меч. Роберт сонно перекатился на бок и посмотрел на него:

– Что… – Он заморгал. – Уже давно рассвело!

– Да, – мрачно подтвердил Эрик, медленно обводя взглядом поляну.

– Господи! Как мы могли так проспать?

– Мы слишком устали.

– Да, но… что ты ищешь?

– Жену.

Глаза Роберта расширились, и он взглянул на землю рядом с собой.

– Куда она отправилась?

– Хотелось бы знать! – раздраженно ответил Эрик и замер, услышав, как кто-то пробирается в их направлении сквозь кусты.

Роберт в мгновение ока оказался рядом с ним. Держа мечи наготове, встав спиной друг к другу, рыцари приготовились отразить атаку. И они с облегчением вздохнули, когда из кустов появилась Розамунда.

На ней были штаны и свободная туника, волосы собраны и завязаны сзади. Лицо ее было в грязи и в саже, руки расцарапаны и тоже грязные. Она несла в руках огромную охапку хвороста. При виде мужчин Розамунда просияла.

– Доброе утро, милорды, – приветствовала она их с отвратительно хорошим настроением. – Как вы спали?

Роберт смущенно улыбнулся, услышав этот вопрос, но Эрик мрачно осведомился:

– Что ты сделала?

Уверенные шаги Розамунды замерли у костра, она растерянно взглянула на Эрика:

– Милорд?

Эрик показал на пылавший костер в центре поляны, и брови Розамунды приподнялись.

– Костер, что вы разожгли вчера, погас, – неуверенно пояснила она, – и я…

– Раздула адский огонь?

Розамунда вздрогнула от его ледяного тона. Он был просто взбешен.

– Я…

– Я удивлен, что на этот твой костер до сих пор не сбежались все разбойники и воры Англии. А дым над деревьями, несомненно, привлечет их внимание и приведет сюда. Почему ты просто не забралась на дерево и не закричала: «Мы тут, приходите нас грабить и убивать!»

Рсзамунда побледнела. Бросив ветки, она принялась быстро закидывать огонь землей.

– Прошу прощения, милорд. Я не подумала. Я сидела и ждала, пока вы проснетесь, а потом решила что-нибудь поймать и приготовить нам…

– Но этого тебе показалось мало, – ворчливо перебил ее Эрик. – Тебе мало было того, что нас убьют разбойники. Ты решила привлечь сюда запахом жареного мяса собак и волков со всей округи.

– Эрик! – Роберт предупреждающе коснулся руки друга.

– Что? – нетерпеливо рявкнул тот.

Роберт, в противоположность ему, шепотом сказал:

– Мне кажется, не стоит быть таким резким.

– Разве я не прав?

– Да нет, все верно, – тихо признал Роберт. – Но леди Розамунда не понимала этого. Ты бы стал разговаривать в подобном тоне со сквайром, если бы он провинился?

Эрик нахмурился, услышав эти доводы, и вздохнул. Шамбли, безусловно, был прав. Розамунда просто не могла знать таких вещей. Откуда? Она вряд ли покидала монастырь до этого и, уж конечно, не знала об опасностях, таящихся за его стенами, А он набросился на нее так, словно она намеренно желала им всем смерти. Он никогда бы не был так резок и нетерпим с новым сквайром.

Не нужно было долго копаться в душе, чтобы понять истинную причину его гнева. Эрик был смущен собственной небрежностью. Он не только проспал, но даже не слышал шума от ее утренних действий.

Она выследила, поймала и убила кролика, освежевала, потом развела большой костер и смастерила примитивный вертел. Отвела лошадей на свежую траву. Но даже звон упряжи не разбудил его. Он ведь воин! Такие звуки должны были разбудить воина.

Боже милостивый! Если бы она была одним из тех разбойников, которыми он сейчас ее стращал, они бы все были мертвы. Вот вам и клятва королю оберегать ее!

Его совесть не успокоилась от того, что и Роберт проспал все это время. Ведь не Роберт давал клятву королю. И что хуже всего, Эрик злился на себя, а выместил свой гнев на ней.

Вздохнув, он наконец кивнул Роберту, чтобы заверить, что не только слышал его слова, но и внял им. Он повернулся, чтобы извиниться перед женой, но вместо этого ошеломленно воскликнул:

– Розамунда!

Его жена стояла на коленях у костра, спиной к ним, а ее попка, туго обтянутая штанами, была приподнята и смотрела прямо на них. Она мягко приподнималась и опускалась, но когда Эрик закричал, замерла на месте и все ее тело словно застыло.

Сердито посмотрев на Роберта, усмехнувшегося при виде картины, которую Розамунда необдуманно представила их взору, Эрик поспешил загородить ее от друга. Переборов вспыхнувшую снова злость, он слегка наклонился, чтобы посмотреть, чем она занята.

– Что ты делаешь? – попытался спокойно спросить он. Розамунда вздрогнула, услышав жесткие нотки в его голосе. Эрик был достаточно страшен, когда кричал на нее через поляну, а сейчас он и вовсе навис над ней грозной тенью. Она решила, что заслужила его гнев. Глупо было разводить такой большой костер. И жарить кролика тоже не стоило. Поняв это, она стала немедленно исправлять ошибку. Схватив палку, на которой жарилось мясо, она опустилась на колени у огня, положила кролика на землю и быстро вырыла небольшую ямку. Опустив в нее кролика, она стала закапывать его. В это время ее остановил голос мужа.

Быстро подняв руку, она сердито смахнула слезы. Глупо было плакать. Слезы ничего не решают. Зная это, Розамунда плакала очень редко, но сейчас ничего не могла с собой поделать. Ей стало казаться, что она ничего не может сделать правильно. Сначала костер, потом кролик. Закапывать кролика, чтобы исчез запах, тоже, наверное, неправильно. И судя по ее «везению» этим утром, она, вероятно, отвела лошадей пастись на поле с дурман-травой, и к полудню они будут мертвы.

– Я закапываю кролика, чтобы исчез запах, милорд, – тихо объяснила она.

– Не делай этого, – запротестовал ее муж, опускаясь на колени рядом с ней и быстро хватая ее за руки, пока она окончательно не закопала кролика. Когда она замерла, глядя в землю, он вздохнул и сказал уже спокойнее: – Прости меня. Я рычу, как медведь, по утрам. Я не должен был так кричать. Ведь ты не можешь ничего знать о грозящей опасности. Мне нужно было быть терпеливее. Прости.

Розамунда кивнула, но так и не посмотрела на него. Эрик отпустил ее руки и вытащил кролика из его несостоявшейся могилы.

– Давай посмотрим, можно ли его спасти.

– Но как же волки и собаки? – удивленно подняла она голову.

Эрик заметил высыхающие слезы и с досадой подумал, что это он виноват в том, что она плакала. Пока из него не получался хороший муж. Он отвратительно защищал ее, как щит, сделанный из сита, и доброты ему явно недоставало. Король скорее всего не на это рассчитывал, когда вверил ему заботу о ней.

Заставив себя улыбнуться, он слегка пожал плечами:

– Этот аппетитный запах способен привлечь не только четвероногих, но и двуногих тоже, и я один из них. Пахнет изумительно, он был почти готов, да?

– Да, – со вздохом признала она.

– Раз костер потушен, запах уже не будет разноситься ветром. Нет смысла переводить добро. – Говоря это, он уже начал счищать грязь с быстро остывающего мяса. – Ты давно проснулась?

Глядя с сомнением, как он отряхивает кролика, она рассеянно пожала плечами:

– Не знаю, наверное, часа два назад или больше. Было еще темно, когда я проснулась.

– Ты ранняя пташка.

– В аббатстве все вставали рано.

– Хм. – Поднявшись, он подошел к берегу реки, опустил мясо в воду и слегка поболтал им, чтобы смыть хотя бы часть грязи. Повертев его перед глазами, он удовлетворенно кивнул: – Сойдет.

Розамунда опять с сомнением посмотрела на мясо, потом на мужа, но ничего не сказала, когда он снова подвесил тушку кролика над почти потухшими углями. Несколько раз перевернув его, он с усмешкой повернулся к Розамунде, протягивая ей мясо, словно большой подарок:

– Вымыто и высушено, мадам, и готово к употреблению.

Чуть поколебавшись, Розамунда взяла мясо, внимательно рассматривая его. Эрик направился к Роберту. От удивления она покачала головой. Дикие травы, которые она нашла, порезала и посыпала на мясо, были смыты водой или счищены вместе с землей, а вот большая часть грязи так и осталась прилипшей к мясу. Она не представляла, как это у него получилось. Но, может быть, ему именно так нравится.

С легким отвращением она принялась заворачивать мясо, решив, что сама будет есть фрукты и хлеб, которые так предусмотрительно собрала в дорогу сестра Юстасия. А ее спутники, если им так хочется, могут есть кролика.

Глава 4

– Восхитительно!

– Да, в жизни не ел ничего вкуснее.

– Я счастлива, что вы довольны, милорды, – пробормотала Розамунда, кусая губы, чтобы не рассмеяться. Трудно было серьезно относиться к их восхищению, когда они все время выплевывали кусочки земли и мелкие камешки. Рыцари просто старались проявить доброту. Оба были учтивы до тошноты с того момента, как они отправились в путь.

Розамунда вновь ехала с Эриком на его коне. Как и накануне, он не просил и не предлагал, а просто подхватил ее одной рукой и усадил в седло перед собой. Как и накануне, Розамунда промолчала, хотя на этот раз сделать это оказалось труднее. Саднящее ощущение между ногами уже прошло, но еще ей не нравилось, когда ее обнимают. В монастыре приветствовалась сдержанность, и Розамунда научилась этому с юных лет. Кроме того, она была независима. Сейчас она все же промолчала, пытаясь выполнить данное отцу обещание повиноваться мужу.

За все утро она не произнесла ни слова, то рассеянно изучая окрестности, то разглядывая коня Роберта. Когда они только начинали путь, ей показалось, что конь прихрамывает на одну ногу. Понаблюдав за ним некоторое время, она решила, что ошиблась, однако время от времени посматривала на жеребца. К тому моменту, когда Эрик наконец объявил привал, Розамунда готова была умереть от скуки. Мужчины решили съесть замечательного кролика, которого она приготовила для них.

Сейчас они уплетали мясо и, похоже, не замечали, что она отказалась от кролика, предпочтя еду, которую собрала для них Юстасия. Наверное, они были слишком заняты тем, что выковыривали землю из своего завтрака.

Скривившись и выплюнув еще один камешек, Роберт проглотил кусок мяса и посмотрел на Эрика:

– Насколько я помню, до следующей деревни не больше часа езды.

– Да, я собирался поменять там лошадей.

Розамунда замерла. Она не прислушивалась к разговору, но эти слова привлекли ее внимание.

– Сменить лошадей?

– Да, – ответил Эрик, стряхивая грязь с куска мяса. Он понял, что, наверное, не так хорошо вымыл кролика, как ему казалось. Не было ни одного куска, чтобы вместе с ним не попался камешек. Он решил, что, видимо, заслужил это. Утром он вел себя совершенно непростительно, и справедливо, что ему досталась еда, пригодная лишь для свиней.

– Нет!

Эрик замер, услышав растерянный возглас жены, и, отвлекшись от еды, повернулся к ней.

– Нет, милорд. Вы не можете обменять мою Ромашку. Это подарок от аббатства. Нельзя продавать подарки.

Эрик удивленно заморгал, не понимая, о чем речь, а Роберт мягко переспросил:

– Ромашка?

– Моя лошадь. Ее зовут Ромашка. Это я ее так назвала. И кстати, именно я помогла ей появиться на свет. Поэтому аббатиса и решила отдать мне ее. У нас с ней особая связь, Вы не можете продать ее, милорды.

Роберт слегка нахмурился, увидев непроницаемое выражение лица Эрика, смотревшего на жену, и мягко пояснил:

– Мы должны ехать быстро, миледи. Лошадям очень трудно скакать день и ночь без отдыха. Мы должны сменить их.

– Но Ромашка – подарок. Она моя. – Понимая, что эмоциями тут не поможешь, Розамунда торопливо добавила: – И потом, лошади отдыхали прошлую ночь, когда мы спали.

Мужчины переглянулись, и Роберт пробормотал:

– Мы действительно долго отдыхали.

– Да, но мы и скакали во весь опор все утро.

– Не так уж долго, – возразил Роберт. – Мы встали поздно, если ты помнишь.

– Да. – Нахмурившись, Эрик задумался и наконец произнес: – Ну ладно, мы сменим только наших лошадей. Может, пока оставить Ромашку? Она ведь все время скакала налегке, без всадника.

– Благодарю вас, милорд, – прошептала Розамунда, и в ее глазах засветилась искренняя благодарность. Она широко улыбнулась ему и поспешила к своей драгоценной лошади, чтобы отдать ей яблоко, которое только что хотела съесть сама.

– Ромашка, – насмешливо пробормотал Роберт. – Только женщина может выбрать такую кличку для лошади.

– Да. – Эрик смотрел, как жена протягивает яблоко лошади, потом вздохнул. – В конце концов нам все равно придется обменять ее. Даже без седока будет жестоко заставлять ее скакать день и ночь до самого Шамбли.

После небольшой паузы Роберт предложил:

– Мы можем и сегодня сделать привал на ночь и дать ей отдохнуть.

Эрик пристально посмотрел на него:

– А я думал, ты хочешь поскорее убедиться, что отец действительно идет на поправку.

Роберт отвел взгляд и пожал плечами:

– Он, конечно, уже на ногах, ведь он всегда быстро поправлялся.

Эрик внимательно смотрел на друга. Что-то тут было не так, он чувствовал это. Что скрывает от него друг?

Роберт больше не мог вынести этого испытующего взгляда, вздохнул и признался:

– Мне не так уж хочется возвращаться.

–Что?

– Да. Незадолго до болезни отец завел разговор о моем брачном контракте.

– Вот оно что, – усмехнулся Эрик. – И ты боишься, что, когда вернешься, отец снова заговорит об этом.

– Заговорит? – фыркнул Роберт. – Да после того как он едва не лишился жизни, так и не увидев этих чертовых внуков, о которых он вечно твердит, да еще узнает о твоей молодой жене, он мне проходу не даст. – Он вздохнул. – Я не буду переживать, если мы задержимся в пути на день-два.

– Хм. – Эрик вновь посмотрел на жену. Весело щебеча, Розамунда ласково гладила гриву Ромашки. Может, стоит рискнуть и еще раз остановиться на ночной привал. Ведь лошадь действительно подарена.

Розамунда поерзала и вздохнула. Прошло несколько часов с тех пор, как они останавливались в полдень перекусить. Казалось, они едут бесконечно долго. Никогда в жизни Розамунде еще не было так скучно. Поначалу было интересно: новый пейзаж, новые ощущения. Но теперь это ее уже не занимало. Кроме того, Розамунда не привыкла так долго молчать. В аббатстве молчать следовало только во время трапезы, да и тогда они развлекали себя забавными жестами.

Вздохнув, она украдкой посмотрела на мужа. Он сидел в седле совершенно прямо, расправив плечи; его глаза внимательно всматривались в лежавшую перед ними дорогу; лицо было суровым. Ни он, ни его друг Роберт не обменялись ни словом с тех пор, как отправились в путь; разговаривали только на привале, когда ели. Розамунда была так же молчалива. Да и какие могли быть разговоры при подобной скачке? Можно было и язык прикусить. Розамунда надеялась, что только этим объясняется молчание мужчин. Ей не хотелось думать, что ее муж всегда так скуп на слова.

Муж. Ее поражало слово, обозначавшее статус незнакомца, который теперь имел столько власти над ней и прав. Ее муж! Она никогда и не думала, что выйдет замуж. Даже мысли такой не допускала. Боже милостивый! Ее жизнь пошла совсем по иному пути. Она все еще размышляла над этим, когда они остановились на ночной привал.

Как только Эрик опустил ее на землю, она тут же занялась Ромашкой, по привычке делая все необходимое. Сняв седло и начав обтирать кобылу, она заметила, что конь Роберта вдруг стал пугливым.

Сам Роберт рассеянно обтер коня, потом, оставив его щипать траву, отправился собирать хворост для костра. Эрик присоединился к нему. Розамунда работала медленнее, все чаще поглядывая на коня Роберта. Жеребец не ел, хотя наверняка проголодался. Подойдя к коню и ласково успокаивая его, она стала осматривать его.

– Что-то не так, миледи? – удивленно спросил Роберт. Он сложил хворост в центре поляны, но пока не поджег его. Небо еще окончательно не потемнело, и, как узнала утром Розамунда, разжигать костер до наступления темноты, которая помогала скрыть дым, было небезопасно.

– Да, – мрачно пробормотала Розамунда, осмотрев задние ноги коня. – Конь болен. Думаю, у него сжатие челюстей.

Нахмурившись, Роберт поднял руку к ноздрям коня и удивленно приподнял брови, когда конь затряс головой и попятился. Розамунда мягко потянула за поводья, гладя мощный круп. Она была готова к этому, потому что конь повел себя так же, когда она осматривала его.

– Думаю, вы правы, – с удивлением согласился Роберт, глядя на крепко сжатые челюсти. – Эрик! – позвал он. – Иди сюда. Мой конь заболел.

Бросив хворост на землю, Эрик подошел к ним:

–Что такое? – Приподняв брови, Эрик попробовал прикоснуться к морде коня, но тот дернул головой и отпрянул.

– Он норовил отпрянуть каждый раз, когда Роберт приближался к его голове, не пьет и не ест, хотя должен быть голодным, – сказала Розамунда.

Эрик задумчиво смотрел на коня.

– Тогда…

– У него еще видна царапина на задней ноге. И посмотрите на его глаза.

Вздохнув, Эрик поморщился:

– Ничего не поделаешь.

– Да, – печально согласился Роберт. – Я займусь им. Взяв поводья, он молча повел коня в лес.

Розамунда долго смотрела им вслед, потом повернулась и успокаивающе погладила Ромашку. Она не знала, кого успокаивает – себя или кобылу. Роберт должен убить коня. Другого выхода не было. Его ждет неминуемая гибель, но только после ужасных мук. Подвергать коня таким мукам было бы бессердечно. Она понимала, и все равно трудно было смириться с этим.

– Похоже, утром у Ромашки будет всадник.

– Да, – сдержанно пробормотала Розамунда.

Эрик видел, что она расстроена, но не знал, как ее успокоить.

– Это совсем ненадолго.

Она удивленно взглянула на него, и он пояснил:

– Мы всего в получасе езды от деревни, где меняли лошадей. Они держат их для нас. Роберт скорее всего поскачет дальше на своем жеребце.

– Понятно.

Кивнув, Эрик повернулся к костру:

– Пойдем. Я разведу огонь – уже достаточно темно, а ночь сегодня прохладная.

Вздохнув, Розамунда последовала за ним. Устроившись на поваленном дереве, она машинально потянулась к мешочку с остатками кролика, хлебом, сыром и фруктами и одновременно напряженно прислушивалась к звукам, доносившимся из леса.

Прошло много времени, прежде чем Роберт вернулся. Он был мрачен, и Розамунде стало жалко его. Выполнить свою задачу ему было нелегко. Она не произнесла ни слова, пока они ели, но после ужина начала нервничать. Мужчины молчали, задумчиво глядя в огонь, а Розамунда была готова сойти с ума от бездействия. Целый день пришлось безмолвно трястись на спине лошади, и теперь молчание. Все это действовало ей на нервы.

– В чем дело?

Розамунда застыла, перестав нервно ерзать. Украдкой взглянув на лицо мужа, она поморщилась, откашлялась и сказала:

– Ни в чем, милорд. А почему вы спрашиваете?

– Ты все время вздыхаешь.

– Правда? – Слегка нахмурившись, она опять заерзала, собралась вздохнуть, но в последнюю минуту сдержалась. – Куда мы направляемся, милорд? – неожиданно спросила она, изголодавшись по общению.

– В Шамбли.

Ответ только разжег любопытство Розамунды:

– Зачем?

– Чтобы забрать моих людей.

– О, – пробормотала она. – А потом куда мы направимся?

– В Гудхолл.

– Вы там живете?

– Там мы будем жить, – поправил он. – Это твое приданое.

– Правда?

– Да.

Вновь повисло молчание, и Розамунда вздохнула. Похоже что ее муж все-таки молчун. Замечательно! Посмотрев на реку, она стала судорожно искать новую тему для разговора:

– А вы где родились, милорд?

– В Кинсли.

– А где это?

– В Северной Англии.

– И там живет ваша семья?

– Да.

Односложный ответ заставил Розамунду нахмуриться. Он не очень-то хочет рассказывать о себе.

– А ваши родители живы?

– Отец жив.

Розамунда подождала продолжения. Он ничего не сказал, и она спросила:

– А братья и сестры у вас есть?

– Один брат. Две сестры.

– Старше или моложе?

– Брат старше. Сестры моложе.

Розамунда снова подождала продолжения, но, не дождавшись, решила отступиться. Его сдержанность так утомляла! Возможно, причиной этому его усталость. Путешествия действительно утомительны. Ее по крайней мере поездка раздражала. После двух дней в седле она чувствовала себя так, словно каталась по земле. Грязь и пыль, казалось, въелись в кожу.

Ее взгляд вновь устремился к реке, на этот раз с тоской. Столько воды! Как хорошо было бы принять ванну. Но, конечно, это невозможно у реки. Нет лохани и нет ведер, которыми можно было бы черпать воду.

Эрик вопросительно приподнял брови, когда Роберт толкнул его локтем в бок, проследил за его взглядом и увидел, как его жена с тоской смотрит на реку. Глядя на медленно текущие воды, он некоторое время размышлял, потом спросил:

– Ты бы хотела искупаться?

Розамунда, услышав вопрос, резко выпрямилась, глядя на Эрика во все глаза:

– А это можно?

Эрик пожал плечами:

– Не вижу препятствий.

Ее губы расплылись в улыбке. Она буквально сияла:

– Это было бы замечательно!

Эрик моргнул и чуть не улыбнулся в ответ, но вовремя остановился и резко встал:

– Ну, тогда пойдем.

Вскочив, Розамунда с готовностью последовала за ним на берег реки, потом вдоль берега, пока поляна не исчезла из вида. Когда он внезапно остановился, она тоже остановилась и вопросительно посмотрела на него.

– Начинай, – сказал Эрик, скрестив руки на груди и прислонившись к дереву.

– Что начинать? – медленно спросила она.

– Купайся.

Розамунда повернулась, осматриваясь.

– Где? – ошеломленно спросила она,

Эрик нахмурился, сердясь на ее несообразительность.

– В реке.

– Здесь? Под открытым небом?

При виде ужаса на ее лице брови Эрика изогнулись, но тут он вспомнил, что она только что из монастыря. Ее воспитывали монахини, и вряд ли сестры имели привычку купаться в реке. Скорее всего для них приемлемо только купание в лохани.

Вздохнув, он выпрямился:

– Я бы дал тебе лохань, если бы мог. К сожалению, когда путешествуешь, приходится обходиться тем, что есть под рукой. Ты, наверное, не привыкла к такой холодной воде, и вытираться тебе придется моей накидкой, но никто не увидит, а ты сможешь смыть пыль.

Розамунда стояла на том же месте и молчала. Она никогда не купалась в реке и вообще не купалась за пределами аббатства. Раз в месяц все монахини по очереди мылись в лохани, которую аббатиса поставила в пустой келье. Остальное время они ополаскивались стоя, если только не умудрялись сильно испачкаться. Обычно этим отличались лишь Розамунда и Юстасия. С ними вечно что-то происходило, поэтому они мылись один-два раза в неделю. Но вне стен монастыря Розамунда никогда не купалась. Аббатиса сочла бы это непристойным. Но как замечательно было бы смыть с себя дорожную пыль!

Видя, что жена продолжает неподвижно стоять и задумчиво смотреть на воду, Эрик нетерпеливо переступил с ноги на ногу и повернулся в ту сторону, откуда они пришли.

– Ну, если ты не будешь купаться, нам лучше вернуться…

– О нет, подождите. Прошу вас. – Розамунда схватила его за руку, чтобы остановить, но сразу отпустила и смущенно отступила назад. – Я хотела бы искупаться.

Он помолчал, кивнул и вернулся к дереву, у которого стоял раньше.

– Ну, тогда поторопись, – ворчливо велел он и снова скрестил руки на груди.

Розамунда переводила взгляд с него на воду и обратно.

– Вы собираетесь наблюдать, милорд? – спросила она наконец.

– Конечно, это моя обязанность.

– Да, но… вы…

Он приподнял бровь, и уголки его губ насмешливо дрогнули:

– Застенчивая?

Он зачарованно смотрел, как же ее лицо преобразилось во вспышке яростного гнева. Она на мгновение отвернулась, а когда снова повернулась, ее лицо уже было непроницаемым.

– Добродетельная, – мрачно поправила она. – Я была воспитана в добродетели, милорд. А добродетель не предполагает купания обнаженной перед незнакомцем.

– Я твой муж.

Она застыла при этом сдержанном напоминании. Он действительно ее муж. Он имеет полное право смотреть, как она купается. И он имеет право на гораздо большее. Купание вдруг показалось уже не столь привлекательным. Может, на ней не так уж много пыли?

– Я подожду, – смиренно сказала она.

Пожав плечами, Эрик повернулся и направился в сторону лагеря.

Розамунда бросила тоскливый взгляд на реку и последовала за ним.

Брови Роберта удивленно взмыли, когда они вернулись в лагерь.

– Что? Вы что, не стали купаться?

Розамунда покраснела.

– Я чересчур устала, чтобы купаться, – солгала она. Заметив, что Эрик не занял место у огня, она взглянула через плечо и увидела, что он расстилает свою накидку на земле и ложится на дальний край.

– Что вы делаете? – спросила она.

– Собираюсь спать.

Розамунда посмотрела на него, открыв рот.

– Уже? – растерянно спросила она, совершенно забыв, что только что твердила об усталости.

Эрик заметил это и едва сдержал улыбку:

– Мы выезжаем завтра на рассвете.

– Почему так рано?

Эрик скривился. Жена не должна ставить под сомнение действия мужа. Она знает это? Похоже, нет, решил он, когда она громче повторила вопрос, словно он не расслышал в первый раз. Он подумал, что если не ответит ей, то в третий раз она просто закричит.

Открыв глаза, он поднял голову и посмотрел на нее так, чтобы она поняла, что на самом деле он не должен; отвечать ей, но все же решил выполнить ее каприз.