Текст книги "Простой советский спасатель 3"

Верочка отчего-то вспыхнула, но упрямо поджала губы, явно не желая соглашаться с Василисой Тимофеевной.

– Маруся, санитарка, которую ты спас, – уточнила в мою сторону старшая медсестра. – Видела его на днях в сквере с пациенткой из кардиологии.

– Неправда! Не мог он! – Веруня еще больше покраснела, на глазах выступили слезы. – Дима, он хороший. Это у него видимость такая, от внутренней неуверенности в себе.

– Вера! Где ты такой чуши нахваталась?! – воскликнула Василиса. – Учу я тебя, учу, а все без толку! Черного кобеля не отмоешь добела, а твой Дворкин кобель и есть, пробы ставить негде! – сказала как отрезала. – Лесаков, не отвлекайся, а то мы так до полуночи просидим, а дела не ждут, и вообще, скоро отбой!

– Так нечего рассказывать, Василиса Тимофеевна. Я в здание-то когда вошел, там уже вовсю пламя бушевало в задней части дома. Тут этот орать начал, Васька ваш, ну я и пошел на голос. Он в какой-то комнате запертым оказался.

– В туалете, точно! Пожарные так и сказали, мол, парень не смог крючок скинуть, тот от удара искривился и плотно застрял в этих… в пазухах! Они двери потом выбивали.

– Ну вот, я их позвал, а сам выйти хотел, уже все, внутри без защитного костюма опасно стало, припекало вовсю. У меня даже рубашка высохла. Я ж ее намочил, чтобы дышать чем было, когда внутрь зайду.

– Точно! – снова Верочка. – Мужики рассказывали, скинул, говорят, медбрату бабку на руки, к колонке подошел, рубаху стянул, намочил и на голову намотал. И сгинул! – мечтательно протянула девушка.

– Кто сгинул? – опешила Василиса со мной на пару.

– Ну, ты и сгинул в клубах дыма, как… как…

Медсестричка пыталась подобрать сравнение, но, кроме принца на белом коне, девчонке явно ничего в голову не приходило. А это сравнение вроде как не подходило к случаю: не девицу же спасать полез, а Ваську-ирода. Какой уж тут принц.

– Как дракон в пещере? – пошутил я.

– Лесаков, не отвлекайся! – Василиса Тимофеевна вернула меня в реальность.

– Слушаюсь!

– Леш, а ты откуда знал-то? – Верочка снова встряла с вопросом.

– Что именно?

– Ну. Что тряпку намочить и на голову. Я такого и не видела никогда.

– Много ты пожаров-то видала, знающая, – хмыкнула старшая смены.

– Ну-у-у… Нет. Это первый, – протянула Вера.

– То-то же, – довольная Василиса пристукнула пустой чашкой по столу.

– Так нас учили, я же в Обществе спасателей на водах работаю.

– Так то на водах, а пожары при чем?

– Нас всему учили, – соврал я, абсолютно не представляя, чему обучают спасателей в ОСВОДе. – Мало ли что может на пляже приключиться.

– Это точно. Так, а дальше-то что? – продолжила Верочка допрос. – Выжил-то как?

– Так я и не умирал, Верунчик, – подмигнул я смутившейся медсестре. – Я про Ваську-то пожарным все дело обсказал и собрался выходить, а тут котяра рыжий ка-а-ак заорет! Мя-а-а-у! – я сделал круглые глаза и замяукал.

От неожиданности медсестры сначала растерялись, потом рассмеялись.

– Ну, кот, чистый кот и есть! – Василиса, смеясь, махнула на меня рукой.

– У вас тут что, кот? – раздался голос от дверей, и в сестринскую вошел дежурный врач.

Глава 7

– Ой, Олег Сергеевич, здрасти, чаю хотите? – сходу атаковала доктора Верочка и засуетилась.

– Не откажусь, – добродушно хмыкнул мужчина. – Это кто у вас тут? И почему кот в сестринской?

Вера хихикнула, Василиса Тимофеевна едва сдержалась, чтобы не заржать в голос, так сказать. Я смущенно улыбнулся и представился:

– Пациент Лесаков – кот.

– В смысле, кот? – не понял доктор.

– Ну, это я тут девушкам кота изображал, веселил, так сказать.

– А, шутник, значит, – рассеянно покачал головой Олег Сергеевич, принимая чашку чая из Вериных рук. – Спасибо.

– Угощайтесь, доктор, – старшая медсестра пересела на стул возле окна, освобождая врачу свое место возле сахарной коробки и бубликов.

– Так, больной, а вы что здесь, кстати, забыли? – сделав пару глотков, спохватился дежурный. – Вам плохо?

– Нет, доктор, мне уже хорошо. Спасибо, – серьезно ответил я.

– Вы что, Олег Сергеевич! Не узнаете? – Вера сделала круглые глаза.

– А должен? – врач окинул меня взглядом.

– Да это же наш герой, который потерялся! – девчонка всплеснула руками. – Он же пропал, а потом раз, и снова вернулся.

– Верочка, я ничего не понимаю. Кто пропал, зачем и откуда?

– Так, Вера, градусники в руки и марш по палатам! Хватит чаи гонять, – скомандовала Василиса Тимофеевна.

– Но…

– Никаких но, работа не ждет. Бегом! – женщина нахмурила брови. – Немедленно!

– Хорошо, – девчонка расстроилась, что не дослушает историю, но послушно вышла из сестринской и отправилась выполнять свои обязанности.

Через минуту в коридоре раздался ее возмущенный голос, загоняющий пациентов по палатам.

– Так что тут происходит? – повторил Олег Сергеевич. – Вам плохо?

– Олег Сергеевич, это пропавший Лесаков. Думали, он на пожаре погиб, а он вечером пришел в отделение как ни в чем не бывало. Вот пытаюсь выяснить, где его черти носили.

– И что, выяснили?

– Не до конца. Как раз вы зашли с вопросом про кота.

– Про кота? Ах да, Лесаков изображал кота, – врач рассеянно улыбнулся. – Зачем?

– Изображал в лицах спасение животного, – пояснил я.

– Понятно. С вашего позволения, я, пожалуй, дослушаю историю.

– Конечно, доктор. Так вот, когда кот заорал, я метнулся в комнату и увидел его на шкафу. Я ему «кыс-кыс», а он ни в какую, а пожар все ближе. Слышу, в коридоре же Василия спасли и выводят из дома. А я тут с котом! Ну, я и решил уронить шифоньерчик, чтоб, значит, этот рыжий испугался, спрыгнул и на улицу выбежал.

– Это Петрович, он упертый, – уточнила Василиса, улыбнувшись.

– Какой Петрович? – удивился доктор.

– Ну, кот же, рыжий, наш больничный, его тут все знают, от медсестер до больных. Спрыгнул?

– А как же.

– Так, а дальше-то что? – в Василисином голосе послышалось нетерпение: то ли ей действительно настолько было интересно узнать про мои приключения, то ли ее смущал доктор и она хотела побыстрее от меня избавиться, но отправить в палату не находила причины, вроде же сами пригласили чай попить.

– А дальше я решил, что надо уходить. Но не бросать же кота! Только этот гад слазить не хотел по-прежнему, выманить-то нечем, да и перепугался бедняга здорово. Ну, я и решил опрокинуть шкаф, чтобы у зверюги не осталось выбора.

– Опрокинули? – меланхолично прихлебывая чай, уточнил доктор.

– А как же. Пришлось, правда, повозиться, доробла еще та: громоздкий, тяжелый, еле справился. И как раз в тот момент, когда этот гроб начал падать, котяра решился-таки соскочить на пол, заметался по комнате. Я его ловить, а он ни в какую, а сзади уже припекает. Ну, я и начал его ловить, а тут еще один взрыв, меня и накрыло.

– Чем накрыло?

– Да ничем, оглушило, упал – лежу. Вижу, кот тоже головой трясет, видимо, и его зацепило. Я его схватил, пока он не соображал ничего, ну и тикать из дома. На улицу когда вышел, кот вырвался и удрал, а мне что-то так нехорошо стало, я и отошел в тенечек. Очнулся, правда, в парке, на лавочке. Вот тут, Василиса Тимофеевна, не спрашивайте, не знаю, как я там оказался.

– Такое бывает, – хрустнув баранкой, пояснил доктор. – Пострадавшие от шока могут не соображать, что делают. Вас уже осматривали, молодой человек?

– Не успели, Олег Сергеевич, – виновато потупилась Василиса Тимофеевна.

– Ну как же так! – ставя чашку на стол и обретая осознанный вид, удивился доктор. – От вас я такого не ожидал, Василиса.

– Доктор, да все в порядке. Медсестры не виноваты. Я тут половину травмы напугал своим появлением. Меня-то, оказывается, уже всей больницей похоронили, а тут я собственной персоной нарисовался. Ну, пациенты и напугались, крику было: покойник вернулся, мертвец ожил. Еле угомонили. Ваш медперсонал сработал оперативно: всех успокоили, по палатам разогнали, меня вот завели на осмотр, а я так есть захотел, а на столе чай с бубликами. Ну и уговорил девушек сначала накормить, напоить добра молодца, а потом уже и предметно осматривать. Вы уж не серчайте, доктор, – я включил все свое обаяние.

Василиса Тимофеевна незаметно выдохнула и теперь улыбалась одними глазами, слушая мое сочинение на свободную тему. Но подставлять глупую Верочку я не собирался, как и старшую медсестру. Неизвестно, сколько мне тут еще торчать в отделении, так что портить отношения с девчонками в белых халатах – дурацкая идея. И теперь, судя по довольному виду Олега Сергеевича, я все сделал правильно.

– М-да… – поднимаясь, задумчиво протянул врач. – Все-таки дремучий у нас народ! Вы представляете, молодой человек, некоторые наши пациенты в приметы верят! Темные люди! Пройдемте со мной, я вас осмотрю. Спасибо за чай, Василиса.

И с этими словами Олег Сергеевич развернулся и покинул сестринскую. Я глянул на старшую смены, женщина одними губами шепнула: «Спасибо», – и кивнула вслед врачу, выпроваживая меня на осмотр.

«Можно подумать, у медиков нет своих странных примет и традиций», – хмыкнул я про себя, но вслух ничего не сказал.

Наш отрядный врач Ходаков чего только не рассказывал про медицинские предрассудки: и ботинки-то нельзя снимать на смене, как только снимешь, тут же последует вызов к пациенту. И на пустую кровать в одежде не садиться, сразу тяжелобольной поступит.

Когда Артему объясняли, что уж к нам-то в отряд пациентов с тяжелыми травмами точно не привезут, он упрямо качал головой и пояснял свою позицию: мол, к нам не привезут, а вот на выезде всякое может быть.

Спорить с ним было бесполезно, мужик долго работал на скорой, прежде чем к нам попал. Мы давно привыкли к его чудаковатости: врач он был хороший, друг и напарник прекрасный, а тараканы у каждого свои.

Одна только примета совпадала с нашей спасательной: заступая на суточное дежурство, не вздумай желать коллегам доброго утра, хорошего вечера, спокойной ночи и удачной смены. Стоит кому-то ляпнуть одну из этих обычных вежливых фраз, пиши пропало: или ночка будет жесткая, или вызовов целая туча. Так что «здорово» и «всем спать» – самые ходовые выражения у нас на базе.

– Все Лесаков, геть к доктору на осмотр и бегом в палату! – махнула рукой Василиса, придавая мне ускорение.

– Так точно! – отрапортовал я, глядя на свою папку, по-прежнему сиротливо лежащую на столике возле двери в сестринской. – Василиса Тимофеевна, я заберу, – подхватывая скоросшиватель, категоричным тоном, но с улыбкой сказал я.

– Это зачем еще? – медсестра подозрительно сощурилась.

– Так мое же, – прижимая к себе добычу, еще шире заулыбался я. – Помните, читал возле вас на банкетке. А когда хлопнуло, я ж инстинктивно рванул на помощь, ну и забыл в холле. Думал все, не найду. А вот она – у вас в целости и сохранности. Спасибо вам за это!

– А не врешь? Там схемы да чертежи старые. Тебе-то они зачем?

Ясно-понятно, заглядывала, значит.

– Да что вы, у меня целая сумка таких папок, – пожал я плечами. – Тетка передала дядькин архив, когда я к ней с утра мотался. Вот, изучаю наследие, – я похлопал по папочке. – Пока не пойму, нужно или нет, как разберусь, станет ясно, что с этим архивом делать: то ли в печку, то ли в музей сдать. Дядька у меня историком был, – сочинял я на ходу, не моргнув глазом.

– Ну хорошо, ступай уже, доктор ждет, – Василиса Тимофеевна потеряла ко мне интерес.

– Вы это… Верочку-то предупредите, чтоб про обморок и поднос не распространялась, а то, сами знаете, народ у нас с фантазией, такого присочиняют, – я покачал головой и ретировался.

– Иди уже, воскрешенец! – фыркнула старшая смены и принялась наводить порядок на столе.

В коридоре я заколебался: идти к врачу или сначала занести папку в палату? Решил сходить к врачу и потом уже не выходить никуда. Тем более что из открытых дверей больничных «номеров» на меня нет-нет да и поглядывали с предвкушением неспящие пациенты. Завтра точно проходу не дадут, подробности будут выпытывать. Ладно, будет день, будет пища, разберемся по мере поступления запросов на мою персону.

От Олега Сергеевича я едва вырвался. Дежурный врач долго меня осматривал, щупал голову, заглядывал в глаза, стучал по коленкам, уточнял, откуда и при каких обстоятельствах появилась та или иная царапина и порез.

С ожогами мне повезло, не заработал. А вот мелкие ранки, синяк на ноге от удара об угол, небольшие порезы на руках и лице присутствовали. Но тут я не смог объяснить доктору, откуда они взялись, сам не знал. Когда скатывался по трубе во второй подвал, вроде головой не крутил, фейсом ни за что не цеплялся, а вот поди ж ты. Разве что приложился о стену шкафа при первом падении. Надо же, а ведь я и правда некоторые моменты с трудом помню. Вот и ладненько, достоверней разыграю свою партию.

Наконец я вырвался от доктора и, прижимая к себе папку, потопал в палату, очень надеясь, что сосед уже спит и не будет приставать с вопросами. Моим надеждам, как и всем остальным мечтам за последние сутки, не суждено было сбыться. В палате меня ожидала компания из четырех мужичков, которые резались в карты на пустой соседней койке.

– Ты глянь, и вправду живой! – воскликнул тот самый дедок, которого примерно час назад кто-то обозвал старым брехуном. – Точно живой-то, паря? – задрав голову и почесывая куцую бороденку, уточнил старикан, сощурив левый глаз.

– Живой, батя, но адски уставший. Так что я спать. Все вопросы завтра!

– Да че ты, хех, мы тут тебя ждем, подробности узнать, а ты спать! – хекнул сожитель по палате. – Давай рассказывай, че случилось? Как ты не угорел-то? Тебя ж пожарники так и не нашли, и люди не видели, как ты из пожара-то выскакивал.

– Не, мужики, я спать, сказал же. Битый час медсестрам и доктору объяснял, где был, что делал, как выбрался. Потом еще Олег Сергеевич устроил форменный допрос, точнее, осмотр с ног до головы, еле вырвался. Так что тушите свет, с картами в коридор. Хотя не советую: Василиса Тимофеевна сегодня не в настроении.

– Ты че тут раскомандовался, сопля, хех. Ты как со старшими разговариваешь? А? Верно я говорю, мужики?

Но мужики промолчали, не поддержали нагловатого соседа. Я устало вздохнул: этот день когда-нибудь закончится? Очень хотелось нахамить, но я сдержался, развернулся и шагнул к соседу по палате. Мужичонка сидел на кровати, держа в руках карты веером.

Понятное дело, борзый дядя оказался в проигрышной позиции и тут же попытался вскочить, чтобы перехватить инициативу и задавить авторитетом. Лидер из него такой же, как из Васьки-ирода трезвенник. Я возвышался над ним, обгоняя на две головы в росте, это я молчу про собственную ширину плеч.

В голове мелькнула строчка из детского стихотворения: надо спортом заниматься, надо-надо закаляться, надо первым быть во всем. Но тут явно не тот случай. Дядя засуетился, не зная, как выкрутиться, чтобы не ударить в грязь лицом. Вроде заявился же как крутой мужик, а выходит пшик. С минуту мы поиграли в молчанку с гляделками, потом я растянул губы в улыбке, пожелал всем спокойной ночи, развернулся и пошел к своей кровати.

– Да ты че, борзый, да?

Вот правду говорят, не поворачивайся спиной к шелудивым псам, укусят. Вот и этот норовит цапнуть за пятку, сделав неправильный вывод. Я молча засунул папку в сумку, сумку в тумбочку, достал полотенце и умывальные принадлежности и двинул к выходу. Возле порога задержался, оглянулся и очень вежливо попросил, глядя в глаза деду с козлиной бородкой:

– Все разговоры – завтра. До свидания, товарищи, – и отправился умываться.

– Да ты че, сопляк?!

– Угомонись, Петро, че ты загоношился? – услышал я сильный и властный голос деда. – Прав парнишка. Хоть и молодой, да поумнее некоторых будет. Ща, ребяты, все по палатам. А то и правда, засиделись мы, как бы Тимофеевна клизму не выписала, по прямому назначению.

Мужики заржали, и пока я шел по коридору, слышал, как они разбредаются по своим койкам, негромко переговариваясь.

Я вернулся в палату, ожидая продолжения банкета, то бишь скандала. Обычно такие типчики быстро не успокаиваются, если уж решили повозникать. Но, к моему удивлению, мужичонки в кровати не было.

С удовольствием завалившись на кровать и с наслаждением вытянувшись в полный рост, я глубоко вздохнул, закрывая глаза и мечтая только об одном: уснуть и не видеть никаких снов. На этот раз вселенная, или кто там отвечает за сновидения, меня услышала, я вырубился и проспал до утра.

Проснулся на рассвете. В отделении было темно и тихо. На койке сопел и прихрапывал сосед. Я даже не слышал, когда он вернулся. Повалявшись и сообразив, что спать больше не хочу, решил взять папку и пойти в холл почитать возле окна. Но сначала перекусить пирожками.

Достал пакет, подумал, решил совместить приятное с полезным, как делал всегда: чтение за столом во время еды – за это меня в детстве только бабушка не ругала. А читал я много и запоем. Прятал книжки под ванной и в туалетном шкафчике за трубами. Нет, читать мне не запрещали, но когда я брал в руки книги, забывал обо всем на свете, выпадал из реальности, забивая не только на домашнее задание, но и на мамины просьбы пропылесосить, убраться и прочие прелести семейного быта.

А еще я очень любил валяться в ванной с книгой, что тоже не приветствовалось родителями, несмотря на то что санузел у нас был раздельный. Приходилось прятать книги под ванную, чтобы читать, лежа в воде.

В туалете тоже частенько запирался, чтобы не мешали. Оно ж ведь как, стоило показаться родителям на глаза, как непременно озадачат чем-нибудь очень важным и нужным. А там мушкетеры и королевские интриги, детективы и погони, индейцы и поиски сокровищ.

Долгое время читал ночами за столом в своей комнате, закрывая двери, прикрывая щель возле пола скатанным покрывалом. Бабушка на мои чудачества не реагировала, мы с ней жили в одной комнате, относилась спокойно, покрывала меня, как водится, во всех делах.

Помню, мама долго удивлялась, почему на моем письменном столе оргстекло пошло волнами, пока не спалила мои ночные бдения. От настольной лампы, которую я очень низко наклонял, покрытие нагревалось, а когда остывало, ровная поверхность превращалась в пластиковые холмы.

После этого пришлось читать под одеялом с фонариком. Хорошо было, когда мама уезжала в командировку на несколько дней. Я мог спокойно читать на кухне, треская ванильные сухари и запивая их молоком. Отец тоже был запойным читателем. Поэтому без мамы сильно не ворчал.

Помню, «Молодую гвардию» и «Горячий снег» я проглотил буквально за сутки. И очень расстроился, думая, что в нашем современном мире больше нет места подвигу. Как оказалось, место подвигу есть всегда. Просто не всегда он громогласный, точнее, подвиги любят тишину. Наверное, поэтому я и стал спасателем.

Отложив сверток с пирожками, я сунулся в тумбочку за сумкой с архивом и офонарел: бумаг на месте не оказалось.

Глава 8

Я встал на колени и едва ли не с головой нырнул в деревянное нутро, не понимая, что происходит. Кружка, вещи, тарелка с ложкой, которые Женька притащил по совету Сидора Кузьмича, все лежало на месте, кроме самого главного – папок с архивами Федора Васильевича. Даже скоросшиватель, который я прихватил из сестринской, и тот исчез.

Трижды переложив вещи с одной полки на другую, я опустошил тумбочку, вывалив все свое барахло на соседнюю койку, прекрасно осознавая, что мои действия ни к чему не приведут. Сумка с папками – это не иголка в стоге сена, в маленьком шкафчике затеряться не смогла бы.

Я медленно выпрямился и плюхнулся на койку, растерянно глядя в одну точку. В голове звенела пустота, я пытался сообразить, кому могли понадобиться старые бумаги, и, кроме Игорька, который проявлял нездоровый интерес к моим так называемым конспектам, и, может быть, Кузьмича, в голову никто больше не приходил. Мысль хоть и не была лишена здравого смысла, но показалась мне бредовой.

Даже если мои предположения верны и мичман как-то во всем этом замешан, вряд ли он стал бы так рисковать и похищать бумаги из больницы. Тем более посылать Игорька. Чужой человек в отделении маячить долго не сможет, тем более ночью. Когда я вернулся в травму после пожара, бумаги были на месте. Вечером я залезал в тумбочку, брал умывальные принадлежности. Значит, свистнули сумку ночью.

Вот только на ночь травматологическое отделение, как и все другие на любом этаже в корпусе, запирается на замок, ключи хранятся у дежурного врача, запасные у старшей медсестры. Я очень сомневаюсь, что Василиса Тимофеевна кого-нибудь пустила в свои владения среди ночи, да еще и в палату к больному разрешила зайти.

Остается одно: крыса на этаже. И, скорей всего, она прямо сейчас спит на соседней койке. Мстительная такая тварь. Мало его, видимо, в жизни били, вот и сейчас напрашивается.

Я оглянулся на соседа, по-прежнему сопящего в кровати. Мужичонка скукожился под легким одеялом, свернувшись калачиком, и сладко спал, периодически всхрапывая, что-то бормоча и дергая головой. Видать, сон нехороший снился. И что мне теперь делать? Если его не прижать чем-то крепким и желательно под дых, начнет отпираться.

Я поднялся, подошел к койке и застыл, разглядывая урода сверху вниз. Оглянулся на двери, обнаружил, что они плотно прикрыты, и присел на корточки возле его тумбочки. Осторожно, стараясь не скрипнуть дверцей и не разбудить (пока) спящего красавца, заглянул внутрь.

Потрепанные карты, кружки-ложки-тарелка, грязная бутылка кефира, огрызок яблока, рассыпанные шкурки от семечек. Одним словом, свинарник. Вздохнул и протянул руку поглубже. А вот и находка! Мои пальцы нащупали краешек бумаги, потянул и вытащил старую схему города. Ну, кто бы сомневался, повелся на карту и таинственные значки, придурок.

Я поднялся, спрятал карту в карман, развернулся к спящему вору и задумался, что же мне с ним сделать, чтобы не покалечить, но при этом выбить информацию о том, куда он дел архив.

Вздохнул, взял стул, подпер ручку дверей, вернулся, взял с соседней кровати подушку, наклонился и прижал ее к лицу мужичка. Времени на доверительные беседы у меня просто-напросто не было. Как говорил наш армейский старшина: кто испуган, того легко победить.

Мужик задергался, попытался вырваться, но я держал крепко, контролируя процесс, чтобы не убить нечаянно. Затем отшвырнул подушку, быстро схватил его за плечи, рывком поднял с кровати, втащил в простенок между двумя спинками, прижал к стене, ногой пододвинул одну койку, запирая крысу в ловушке.

Задыхающийся дядя даже не дергался в моих руках, болтаясь как… хм… оторванный хвост. Выкатив глаза, мужичок хрипел, вцепившись в мои кисти. Я же крепко сжимал его за шею, но так, чтобы не оставить следов, и улыбался.

– Пу-у-ус-с-сти… с-с-су-у-ука-а… – просипел мужик, бешено вращая глазами.

– Ай-яй-яй, ругаться нехорошо, – еще шире улыбнулся я и чуть крепче сжал костлявое горло.

Под моими ладонями дернулся кадык. Я полностью осознавал, что делаю, так сказать, хладнокровно применял тяжелую артиллерию из своего богатого арсенала. Юность у меня была богатая на приключения и драки. Сам никогда не начинал, но и от отморозков не бегал. А вот таких вот… крысенышей, которые все делали исподтишка и при случае с радостью били в спину, не переваривал органически.

Моя жертва задергалась сильнее, злость испарилась, и во взгляде мужика теперь явственно читался испуг. Это хорошо, разговорчивей будет.

– Ну что, продолжим? Или сам скажешь, куда дел бумаги?

– К-к-аки…

Договорить я ему не дал. Слегка приподнял, так чтобы ноги оторвались от пола, и чуть-чуть встряхнул. Голова непонятливого вора дернулась и аккуратно впечаталась в стену.

– Вопрос повторить? – продолжая ласково улыбаться, поинтересовался я.

– С-с-сука-а… пус-ст…

Я опустил болезного, но не освободил от захвата.

– Слушай, дядя, у меня мало времени. Где мои вещи?

– Да пошел ты, – выматерился мужик.

Я вздохнул, улыбнулся и тихо пояснил:

– Сейчас буду бить больно и без следов. Ты не смотри, что я молодой. У меня учителя хорошие были, и опыта выбить из тебя правду хватит.

Собственно, бить я его не собирался, так, в случае ну совсем уж крайней необходимости, для того чтобы разговорить. Ну а припугнуть – почему бы и нет. Хотя с такой смазливой мордой лица, как у моего нынешнего тела, на испуг взять сложно. Но, судя по тому, как изменилось выражение физиономии воришки, моя улыбка возымела действие.

– Да выкинул я их, – заверещал он.

– Тихо, дядя, тихо! Не ори, больных разбудишь. А оно нам надо?

Сосед обрадовался, как маленький, даже воздух успел набрать в легкие, чтобы заорать на всю Ивановскую. Да только я снова слегка сжал горло, передавливая кадык.

– Ну чего ты в самом деле? А? – ласковым тоном увещевал я. – Куда выкинул? Запамятовал? Так я могу быстро напомнить, хочешь?

– Н-нет, – этот редиска попытался отрицательно покачать головой, но не сумел. – П-понял я… Пус-сти-и-и… – заскулил гаденыш.

Я разжал руки, но с места не сдвинулся, по-прежнему держа мужика в клетке из спинок двух кроватей, крепко зажатым со всех сторон.

– Выкинул я их. В мусорный бак за корпусом, – буркнул сосед, растирая шею, и добавил злорадно: – Баки в шесть утра забирают, так что иди ищи… щенок!

Каюсь, не сдержался, вполсилы засадил под дых. Дядя застонал и согнулся пополам. Я подхватил его под мышки, дотащил до кровати, уложил и укрыл одеялом.

– Отдыхай, дядя. И не рыпайся. Вякнешь кому-то – убью, – пригрозил я и выскочил из палаты, торопясь вниз.

Контейнеры с мусором я отыскал быстро, потоптался возле них, огляделся по сторонам, обреченно вздохнул и полез в первый искать архив. Однако, утро бывает добрым! Мне невероятно повезло, не пришлось расковыривать половину ящика, чтобы отыскать пропажу. Видимо, сосед выкидывал бумаги ночью, сразу после того как я вырубился, и до того момента, как отделение заперли на ночь. Сумка лежала сверху, и от нее даже не сильно воняло.

Другой вопрос: что теперь с ней делать? Оставлять в палате нельзя, это урод опять что-нибудь учудит. Не удивлюсь, если сожжет на этот раз, лишь бы посильнее ударить. Прятать под подушки, когда сплю, и весь день таскаться с архивом в обнимку на процедуры и в туалет? Такое себе решение.

Есть, конечно, слабая надежда на то, что меня сегодня выпишут, но интуиция ухмылялась и утверждала обратное: после пожара и моей пропажи на несколько часов как минимум еще на сутки оставят, как максимум на всю неделю. И это еще менты не в курсе, что я вернулся. Им же тоже меня необходимо опросить, насколько я понимаю, как непосредственного участника событий.

Остаются два варианта: сгонять на автовокзал и спрятать документы в камеру хранения или договориться с Василисой Тимофеевной и отдать ей папки на передержку в сестринскую. Вечером, если Лена сегодня придет, попросить девушку унести домой и спрятать у себя.

Идея показалась мне хорошей, но, когда вернулся в отделение, я сообразил: Василиса скоро сменится, и договариваться нужно с новой старшей медсестрой. Не факт, что я с ней уже знаком. Но чем черт не шутит.

– Ну, ты посмотри на него! Опять шляется где-то!

Вернуться незамеченным не удалось, Василиса Тимофеевна уже обходила свои владения.

– Я на пять минут, – улыбнулся я, включая все свое очарование. – Василиса… Тимофеевна, помощь нужна.

– И что же тебе нужно, сынок? Дополнительный укол, желательно снотворного, чтобы ты наконец угомонился?

Ну, насчет сынка медсестра погорячилась. Всего-то лет на десять старше меня нынешнего, примерно как Нина. Ох ты ж, ешкин-картошкин, какой сегодня день недели-то? Чуть не забыл про свое первое жгучее приключение и про новое свидание! Черт! А и правда, какой сегодня день недели? Ладно, потом посчитаю.

– Ну, сынок из меня такое себе… удовольствие, – добавив в голос намек, наигранно возмутился я. – А вот помощь и правда нужна.

– Чего тебе, говори уже, – вздохнула старшая смены, занимая пост и доставая какие-то журналы.

– Василиса Тимофеевна, сосед у меня по палате странный какой-то, не нравится он мне, а у меня вот, – я показал сумку с папками, – наследство, так сказать. Как бы не спер.

– Да кому оно нужно, такое наследство, – бросив взгляд на слегка испачканную сумку, хмыкнула Василиса. – От меня-то ты что хочешь?

– Можете до вечера архив у себя в сестринской припрятать? А вечером его заберут, – состроив умоляющую рожицу, попросил я. – А я в долгу не останусь.

Василиса подняла на меня глаза, осмотрела с ног до головы. На ее лице черным по белому проступало: что с тебя взять-то, студентик, кроме проблем на свою голову?

– Ладно, давай сюда. Спрячу я твое наследство, – медсестра кивнула в сторону стойки, на которой лежали какие-то медицинские бумаги.

– А можно прямо сейчас? Пожалуйста! – взмолился я, на полную включая не только очарование, но и кошачьи умоляющие глазки.

Однако, внешность красавчика тоже можно использовать в своих целях. По ходу пьесы я привыкаю пользоваться новыми возможностями собственного тела.

– А ты нахал, – Василиса вскинула голову, хмыкнула, выждала минуту и поднялась со стула. – Давай сюда, спрячу я твое богатство.

– Спасибо, Василиса Тимофеевна! Вы так меня выручили! Позвольте, я донесу до сестринской.

– Неси, – с видом королевы согласилась медсестра, и мы двинулись прятать мой архив. – Но запомни: еще раз сбежишь до выписки – пеняй на себя! Уяснил? – мило прошипела старшая смены, задержавшись на пороге комнаты.

– Уяснил. Больше не буду. А когда меня выпишут? Я же здоров! – я решил ускорить события со своим выходом из больнички.

– А вот это решает доктор! Давай сюда. Смене я передам, что это твое. Все, марш в палату, готовься к уколам! – Дверь захлопнулась перед моим носом.

– Спасибо, – громко поблагодарил я дверное полотно, так чтобы медсестра услышала, и потопал восвояси.

В наших больничных апартаментах было тихо. При моем появлении сосед скривился, тут же отвернулся к стене, укрылся одеялом с головой и замер, усиленно делая вид, что он спит. Я рухнул на койку и уставился в потолок. Еще один день торчать в больнице, не имея возможности даже изучить полученные бумаги? Да я точно чокнусь! Бездействие для меня – самое худшее, что может произойти.

За окном оживились птицы, начинался новый рабочий день. По палатам пошли медсестры, начиная процедуры. Скоро загремит каталка с завтраком. Тоска зеленая, чем бы заняться?

Помаявшись еще с час, бессмысленно валяясь на постели и пытаясь связать в единую картину все имеющиеся у меня узелки, я дождался утренних процедур, принял все лекарства, которые положены, и отправился на поиски своего лечащего доктора. Желание отпроситься на весь день и торжественно пообещать вернуться на ночевку в отделение крепло с каждой минутой.

Доктора я не нашел, пробегающая мимо незнакомая медсестра подсказала, что все врачи на утренней планерке. Оставалось только ждать, пиная балду.

В коридоре появились первые любители утренних процедур. Я вернулся в палату, ругая себя за то, что отдал папку на хранение, сейчас бы сидел себе, изучал остальные бумаги. Но утром у девчонок много работы, подходить и снова беспокоить я не рискнул, чтобы не портить отношения. Оставалось только одно: дождаться затишья и выпросить бумаги обратно.