Текст книги "Дама сердца"

Глава 2

– Гонт! – Эджворт отошел от окна, увидев входящего камердинера. – Моя одежда готова?

– Ваша светлость? – вопросительно наклонил голову Гонт.

– Для небольшого соседского… – он махнул рукой и уселся у зеркала, перед которым обычно одевался, с удовольствием отмечая на своем лице былые признаки здоровья, – званого ужина. Разумеется, ты привел в порядок мою одежду. – Не отрывая взгляда от зеркала, Эдж с нажимом спросил: – Ты ведь приготовил мою одежду? Не забыл?

– Гм, да, ваша светлость. Конечно. – И Гонт бросился выполнять приказ.

Эджворт не шелохнулся. Только перехватил отразившийся в зеркале взгляд Гонта. Даже ответив с обычным невозмутимым почтением, камердинер на миг закатил глаза. В явном раздражении.

Эджворт уставился в зеркало. Гонт был единственным его камердинером – всегда. И верный слуга никогда ни о чем не забывал – это Эджворт прекрасно помнил. Он не говорил Гонту о званом вечере. Нет. Он был занят, пытаясь управиться со всеми этими обязанностями, отошедшими на второй план во время его болезни, к тому же планировал сделать предложение руки и сердца. Но это было не важно. Гонт был готов всегда.

Камердинер вернулся, сохраняя на лице извечное стоическое выражение. Он ловко собрал вещи, словно его заранее предупреждали об этом. Появилась теплая вода. Готовая одежда. Процедура бритья быстро закончилась брызгами аромата – Гонт уверял, что это благоухание настурции, но Эджворт подозревал, что это был обычный лосьон для бритья, перелитый в дорогостоящий пузырек.

Напоследок Эджворт придирчиво оглядел себя, хотя знал, что камердинер предупредил бы его о любом недостатке.

Герцог взял расческу и в который раз пробежал ею по волосам, после чего рассеянно положил ее на самый край стола, откуда она и упала на пол. Встав, он взял со стола сухое полотенце, провел им по щеке, скомкал ткань и бросил ее на пузырек с лосьоном. По пути к двери Эдж взглянул на лицо Гонта. В глазах слуги застыла невозмутимость.

Выйдя, герцог помедлил, закрывая дверь, но потом остановился и тихо открыл ее. Гонт поднял расческу и положил ее на привычное место. Потом, надув щеки, взял кусок фланели. Он выжимал ткань раз, потом другой, третий, словно скручивая кому-то шею. Наконец Гонт аккуратно разгладил фланель, положив ее четко на то место, где было удобно Эджу.

Аккуратно притворив дверь за собой, Эджворт застыл на месте. Полотенце не было влажным, и, будь это его шея, на званый вечер он бы не попал.

Лили подошла к комнате Эбигейл и заглянула внутрь. У сестры было лицо матери – идеальной сердцевидной формы – и доставшиеся от отца светлая кожа и белокурые волосы.

Лили считала собственные цвет кожи и волос наследством от своего настоящего отца. Как-то она видела того самого кузнеца, но в ту пору ей было невдомек, что мужчины могут передавать свои черты детям. И слава богу, что тогда она этого не знала.

Лили помнила, как мать дернула ее за руку, втягивая в невидимую стену жара и запаха копоти, отделявшую кузнечный цех от остального мира. И она увидела кузнеца: он напоминал мрачного великана-людоеда, стоявшего у огня, на котором жарилась его еда или куда запросто могла попасть любопытная маленькая девочка.

Его глаза не могли мерцать раскаленным докрасна светом – он ведь был человеком, – но в памяти Лили остались красные глаза, глыба огромных зубов и влажные волосы, острыми шипами на концах обрамлявшие его лицо.

Когда в газетах появились сплетни о ее рождении и она в полной мере осознала, что это означает, Лили содрогнулась. Судьба грубо выдернула ее из мира принцессы, и даже горничная бубнила что-то нелицеприятное себе под нос. Хуже статуса незаконнорожденной была только мысль о том, какой была бы ее жизнь с человеком, на чьих темных стенах красовались длинные клещи.

Ночами Лили мучил один и тот же кошмар, в котором кузнец хватал ее этими клещами и бросал в огонь, смеясь и уверяя, что она уже не часть мира богачей.

Теперь же Лили оценивающе смотрела на сестру, словно благодаря за яркость, которую Эбигейл принесла в этот мир.

– Ты похожа на принцессу.

– Я и чувствую себя принцессой.

Лили улыбнулась и ушла, став спускаться по лестнице к танцевальному залу. Сегодня вечером, вместо того чтобы неодобрительно взирать на каждого мужчину, оказавшегося рядом с Эбигейл, она будет улыбаться и уйдет в тень.

Переведя дух, Лили вошла в зал, где в воздухе носился аромат заказанных по особому случаю свечей.

Она расправила короткие цельнокроеные рукава своего платья. Подобный наряд был моден три сезона назад, но у швеи ушли долгие месяцы, чтобы закончить вышивку на лифе и подоле.

Лили помедлила, заметив широкие плечи и основательную позу Эджворта. Рост и черты лица герцога не отличались от среднестатистических, выделялись лишь его плечи и глаза.

Его заметили все, это было очевидно, и леди поглядывали на него с осторожностью. Никто не хотел злить Эджворта. Даже она. Как обычно.

Но однажды, еще в детстве, Лили забрала себе книгу, оставленную им на скамейке у дома. Она знала, что Эдж вернется за книгой. И все равно пулей помчалась наверх, чуть не прикусив язык, когда споткнулась на ступенях. Лили бросилась в комнату Эбигейл, чтобы оттуда наблюдать за тем, что произойдет по соседству. Живая изгородь вокруг скамьи в ту пору не была такой густой, и Лили в ожидании замерла у окна.

Он вернулся и уставился на пустое место.

Потом поднял взгляд. Лили держала книгу, отгороженная стеклом.

Эджворт показал на скамью, и именно тогда Лили впервые заметила, какие широкие у него плечи.

Он сделал шаг в ее сторону. Покачал пальцем. Вопреки ее ожиданиям он не расплылся в улыбке, а упер руку в бок.

Лили опустила тяжеленную книгу, не в силах больше держать ее на весу. Проказница открыла окно, вытащила наружу книгу, зажав ее в ладонях, и отпустила. А потом отскочила назад, закрыла окно и скрылась из поля зрения.

Оставшуюся часть дня Лили ждала, что ее вызовут и накажут, но никто и словечком не обмолвился об этом. Отец никогда не спустил бы ей такой проступок. Девчонки простых кровей не злят сыновей герцога.

А потом Эдж оставил на скамье еще одну книгу, и Лили забрала ее, понимая, что это предназначено ей. При виде названия она засмеялась. Лили так и не прочла ту книгу, но все-таки поставила ее в библиотеку отца. И всякий раз, проходя мимо, улыбалась, думая о том, что Эдж специально оставил эту книгу для нее.

Лили собиралась сказать ему при случае, что сожгла книгу, но в следующую встречу забыла упомянуть об этом. В то время она была слишком взволнована, рассказывая ему, что ее мать решила уехать из Лондона. Так матери больше не пришлось бы метаться между домами, своим и мужа. Лили с Эбигейл должны были остаться в городе.

Сейчас Лили спрашивала себя, почему всегда уделяла Эджворту так много внимания. Видимо, просто потому, что знала его всю свою жизнь.

Он скользнул глазами по залу, где собрались гости, не остановившись взглядом на ней. Внутри у Лили все перевернулось. Она знала, вне всякого сомнения, что Эджворт все равно видел ее, так же ясно, как в тот самый день, когда она забрала его книгу.

Глядя ему в глаза, Лили вспоминала историю о человеке, который схватил солнечные лучи и бросил их в корабли, чтобы воспламенить их, – только огни в глазах Эджворта были синими. Эти вспышки завораживали, напоминая блестящий наконечник меча в руках храброго рыцаря.

Притворяясь, что не замечает его, Лили подошла к столику с лимонадом. Она специально повернулась спиной к мужчинам, чтобы избежать соблазна наблюдать за Эджвортом. Услышав музыку, она улыбнулась. Это будет прекрасный вечер для Эбигейл.

– Мисс Хайтауэр.

Лили не удержалась от желания повернуться к раздавшемуся за спиной голосу, который она тут же узнала. Голос Эджа являл собой прямую противоположность его глазам. Возможно, именно это и очаровывало ее: холодные глаза, теплый голос…

Он обошел Лили, встав перед ней, и протянул ей бокал.

– Благодарю вас, – тихо произнесла Лили, с облегчением переключив внимание на лимонад. Она подняла глаза лишь на мгновение, стараясь не задерживать на Эдже взгляд.

Он коснулся ее локтя:

– Не желаете потанцевать?

– Нет. – Она посмотрела на свои ноги и призналась: – Туфли жмут.

Сегодня их общение было иным. Что-то изменилось. Что-то в нем, и Лили не могла понять, что именно. Почему-то танец с ним вдруг стал казаться делом чересчур интимным, хотя прежде она никогда этого не чувствовала. А еще Лили сильно сомневалась, что он уже подходил с приглашением к ее сестре.

– Вам не стоит носить то, что причиняет боль, – заметил он, глядя на ее ноги.

– Отчасти именно поэтому я не выношу подобные мероприятия, – выпалила она. – Ну не то чтобы совсем не выношу…

Лили и правда терпеть не могла все эти званые вечера. Она чувствовала себя посторонней, оказавшейся там, где ей не место. Даже гувернантки иногда могли похвастать лучшим происхождением, чем у нее. Собственно, одна из них как-то бросила подобное Лили. При этом воспоминании изнутри обожгло чувство вины. Она совсем не наивно передала все матери, и гувернантку отправили восвояси.

Лили вскинула подбородок:

– Вы похожи на себя прежнего – и хмуритесь так же.

Его губы растянулись в улыбке, которую он поспешил спрятать.

– По-моему, нельзя хмуриться от уха до уха.

– О, помилуйте, вам это удается регулярно!

– Благодарю вас, мисс Хайтауэр. Ваше присутствие делает меня способным на такое, что раньше казалось мне невозможным. Вроде моего скорейшего выздоровления. Я помню, как вы навещали меня, когда я болел. Похоже, во мне было так много настойки опия, что я посчитал это видением.

– Я навестила вас, потому что у меня не было иного выбора, – улыбнулась она. – Ваша мать расхаживала у дома, рыдая и уже убедив себя, что вы не справитесь. Как раз вернулись зимние холода, начался дождь. Я упросила вашу мать позволить мне видеть вас, чтобы увести ее в дом.

– Спасибо.

– Я, может быть, и волновалась о вас немного. Самую малость, – снова пошутила она.

– Потому что предназначили мне роль мужа Эбигейл. – Его глаза сковало льдом.

– Не только – и вы это понимаете. Я знаю вас и вашу семью всю жизнь.

– Вы беспокоились бы точно так же, если бы заболел кто-то из моих братьев, Эндрю или Стивен?

– Конечно, – стояла на своем Лили. Эдж недоверчиво прищурился, и она смягчилась. – Но они никогда не были виновниками моих шрамов. Не пререкались со мной. И не пытались убедить меня, что единорогов не существует.

– Прекрасно. Ваша взяла. Помню, вы показывали мне рисунок, доказывавший их существование. Надеюсь, вам удалось накопить достаточно денег, чтобы купить себе единорога.

– Вместо него я купила куклу.

– А я ведь по-настоящему просил показать единорога, когда вы его купите. – Он всем корпусом повернулся к ней.

Лили опустила голову:

– Даже если так, меня не обмануло ваше добросердечие.

Они помолчали, предаваясь детским воспоминаниям.

– Я действительно благодарен вам за визит во время моей болезни, – мягко произнес Эдж. – Для меня это очень важно.

– Кто-то же должен был заставить вас подумать о своих манерах, – заметила Лили.

– Что? – вскинул брови он.

– Когда вам было плохо и Фокс сказал эту ужасную вещь, вы… вам и правда не следовало делать этого.

Эдж покачал головой, по-прежнему не понимая, о чем она говорит.

Лили уставилась перед собой невидящим взором:

– Тот жест. Неприличный.

– А… – пожал плечами Эдж. – Прошу меня простить. Я был вне себя от боли и лекарств и не осознавал, что вы находились рядом. Мы с Фоксом и моими братьями не всегда любезничаем друг с другом.

Лили покачала головой и осуждающе взглянула на него:

– Ваша мать стояла в дверном проеме. Мне пришлось позаботиться, чтобы она этого не видела. – Лили наклонилась ниже: – А потом вы прошептали то скверное ругательство.

– Я ничего не шептал.

– Прошептали. – Она посмотрела ему в глаза. – Мне пришлось перекрыть ваши слова своим голосом, чтобы заставить вас замолчать.

Произнося это, она внимательно изучала его лицо, но вряд ли видела эмоции – Эдж давно научился их прятать. Но за время болезни он стал другим человеком. В те мгновения, когда Лили сидела у его кровати, он нуждался в ней. Она знала это. Знала, что Эдж ни за что не захотел бы, чтобы ее сестра – или любая другая женщина – видела его покрытого испариной и мечущегося от боли, но не возражал против того, чтобы она, Лили, находилась рядом.

– Вы сжимали мою руку и называли меня ангелом. Это самое лучшее, что вы когда-либо мне говорили. – Понизив голос, она добавила: – Вы, должно быть, действительно были не в себе, раз так себя вели.

Он промолчал в ответ.

– О чем вы думаете? – спросила Лили.

– О том, что честность наполняет новыми силами.

– Разве все вокруг не честны с вами? Большей частью?

– Они говорят лишь то, что, по их разумению, я хочу услышать.

– Не придавайте этому значения. Большинство людей такие.

– Но это на самом деле важно. Большинство людей не скажут мне, что думают, а ваши слова, похоже, отражают то, во что вы по-настоящему верите. Это совсем не то, что обычно принято говорить герцогу.

– Вам хотелось бы родиться вторым? – вдруг выпалила Лили.

Он пристально взглянул на нее:

– Нет. Ничуть. Я родился, чтобы стать тем, кто я есть. Как и все мы.

Из другой части зала до Лили донесся громкий взрыв смеха. Она рассеянно обернулась, думая о своем.

Лили не было предназначено стать той, кем она была. Ей лишь выпала несказанная удача жить в этом доме, а не в пышущей огнем яме.

– Ваша мать тоже родилась, чтобы стать герцогиней.

– Да, – согласился он. – Это же можно сказать и о вас.

Лили глотнула воздуха.

– Нет. Нельзя, – признала она, но на сердце потеплело от его учтивости. Эджворт знал толк в хороших манерах.

– Нельзя не согласиться, что я прав, – сказал он.

Музыка наполнила все вокруг, и Эджворт смотрел на Лили, явно ожидая услышать от нее нечто глубокомысленное. Увы, ей удалось выжать из себя лишь еле слышную невнятную благодарность.

– Приветствую всех. – Из-за спины Эджворта появился Фокс, нагло вклиниваясь в беседу. – Эджворт вытащил меня из имения, чтобы я смог присутствовать на этом вечере. Но когда я осознал, что увижу сестер Хайтауэр, я щедро возблагодарил его – даже притом, что одна из них… – он поднял лицо к потолку, похлопал глазами и будто приготовился свистнуть, – как-то сравнила меня с чрезвычайно важным гончарным изделием. – Фокс улыбнулся и пояснил: – Я пытался добиться поцелуя, и вы сказали мне, что лучше поцелуете ночной горшок.

– Это было мягкое внушение, – сказала Лили.

– Похоже на то. – Фокс захихикал и приставил ладонь к уху: – Я что, слышу музыку? – Он схватил ее за руку: – Потанцуйте со мной, пожалуйста, умоляю, чтобы я смог принести извинения за то, что был столь непочтителен в прошлом!

– Ты здесь не для того, чтобы производить впечатление на мисс Лили, – одернул его Эджворт.

Фоксворти выглядел удивленным, но его глаза засверкали.

– А я-то не сомневался, что нахожусь здесь, чтобы произвести впечатление на всех присутствующих женщин. Я уничтожен. – Он подмигнул Лили. – Но даже если вы не падаете в обморок от восторга, не окажете ли мне честь потанцевать со мной?

Эджворт сощурился и стиснул зубы.

Лили поспешила поставить бокал на стол и принять приглашение, чувствуя, что кузенов нужно немедленно развести по разным углам. Сердито зыркнув на Фокса, она умчалась танцевать.

Даже оказавшись спиной к Эджворту, Лили чувствовала, что он наблюдает за ней. По телу разлилось приятное тепло. Но ему не стоило волноваться. Все это общение с Фоксворти было сущей ерундой. Ему нравился определенный тип женщин, к которому она не относилась. Это Лили знала точно.

Фокс повернулся к ней, с улыбкой притягивая к себе. Он двигался в танце так быстро, что ей приходилось быть внимательной.

– Эджворт наблюдает за нами.

Фокс наклонился ближе и чуть не споткнулся о Лили, хотя всегда танцевал превосходно. Нахал. Лили ненавидела танцевать, и ей было трудно не отставать от шагов даже без валявшего дурака партнера.

Фокс повернул голову, и его глаза заблестели.

– А вот и ваша сестра! Я не видел ее целую вечность, – сказал он, не отрывая взгляда от Эбигейл.

– Она не для вас.

– В самом деле? – Сдвинув брови, Фокс тут же сосредоточил внимание на Лили.

– Она интересуется лишь мужчинами, питающими благородные намерения.

– Мои намерения благородны. Всегда, – заявил он.

Лили не ответила. Благородные намерения – как бы не так!

– Мисс Хайтауэр, вы смотрите на меня совсем как Эдж. Поблизости нет острых предметов, от которых мне лучше спрятаться?

– Если мы и не доверяем вам, то неспроста, и вы прекрасно это понимаете. От вас только и жди проблем.

– В отличие от Эджворта, я пытаюсь вести веселую жизнь. А он похож на своего отца. У меня в ушах до сих пор стоит голос дяди, внушавшего Эджу: «Ты – герцог в первую очередь, во вторую и в третью. Только это по-настоящему важно».

– Таков Эджворт.

– Да. Он станет точно таким же, как старый герцог. Остепенится, женится, потому что так велит долг. У него будет герцогиня. Идеальная семья. А спустя несколько лет он поймет, что ничто человеческое ему не чуждо. И вы понимаете, что тогда произойдет. Совсем как с его отцом. – Фокс на миг закрыл глаза и с видом мудреца покачал головой.

От его слов все перевернулось у Лили внутри. Она предпочла бы не будоражить воспоминания о старом герцоге.

– Я хочу прочувствовать жизнь во всех ее проявлениях, пока молод, и пережить все приключения, которых требует моя натура. – Фокс закружил ее в танце. – Вот когда я женюсь, тогда и стану счастливо, блаженно гнить в объятиях моей возлюбленной. Надеюсь, я вас успокоил.

– Фоксворти, – резко бросила Лили, – вы не способны меня успокоить. Вечно вы попадаете на страницы этой низкосортной газетенки, так обожаемой всеми сплетниками!

– Я фигурировал там лишь четырнадцать раз, и это с учетом одного происшествия, когда даже не упомянули мое имя.

– Вы несносны.

– Отнюдь. – Он посмотрел на свои ноги. – Например, я пропустил шаг в танце, зато стал ближе к вам. За что мне злиться на самого себя?

– Вам нравится, когда люди говорят о ваших промахах. Вы – распутник до мозга костей.

– Пусть так, но ведь я – чистое золото. – Они снова закружились по залу. – Признайте, что находите меня очаровательным.

– Я не так в этом уверена. Скорее у вас минимум обаяния, которое необходимо партнеру по танцу.

Фоксворти притих и перестал шутить, хотя остаток танца щедро одаривал Лили улыбками. Он действительно умел обворожительно смотреть в глаза, но, казалось, так и ждал от женщин восторженных обмороков. А Лили очень хотелось уйти уже в свою комнату, но она ни за что не оставила бы Эбигейл одну, в сопровождении лишь отца и тети.

По окончании танца Фокс очень точно остановил их пару рядом с Эджвортом.

– Во время танца мисс Хайтауэр довольно откровенно высказалась по поводу моего обаяния, – поведал Фокс Эджу. – Так откровенно, что мне прямо в голову ударило. Но… – Фокс выпустил ее руку. – Она была чудеснейшей партнершей, и слушать ее – одно удовольствие! – Он взглянул ей в глаза: – Благодарю вас. Я никогда-никогда не забуду мгновения, проведенные с вами. – И он обратил взор на Эбигейл, прижав руки к сердцу: – Еще одна мисс Хайтауэр! Нам несказанно повезло, что они обе присутствуют здесь. Пожалуйста, окажите мне честь потанцевать со мной.

Эбигейл приподнялась на цыпочки – увы, женщины не умеют летать, в противном случае она сейчас вспорхнула бы с пола.

– Почту за честь, лорд Фоксворти.

И он закружил ее по залу.

– Перестаньте буравить его глазами, – одернул Эдж. – Он и так слишком большого мнения о себе.

– Мне не нравится, что он так прижимается к Эбигейл.

– Совсем не прижимается.

– Он так и ест ее глазами. – Лили повернулась к Эджу: – И вы позволите, чтобы это сошло ему с рук?

Герцог не шелохнулся, лишь пренебрежительно фыркнул:

– Я настоял, чтобы он принял приглашение именно для этого.

Глаза Лили округлились. Это был не тот Эджворт, которого она знала всю жизнь.

Он взял ее под руку и повел обратно к напиткам и закускам. Потом наклонил к Лили голову, чтобы никто больше не смог его услышать:

– Когда вы сказали мне, что все считают, будто я интересуюсь вашей сестрой, мне пришлось донести до Фокса, что это не так. Я настоял на его присутствии здесь, чтобы изменить это мнение.

Она застыла на месте, в изумлении открыв рот:

– Вы, должно быть, шутите! Фоксворти?

Эдж кивнул.

– Но вы всегда… – не веря своим ушам, протянула Лили. – До меня доходили слухи, что вы предупредили всех мужчин…

– Держаться подальше от сестер Хайтауэр.

– Держаться подальше от Эбигейл.

– Скорее от Лили и ее сестры, которую она так оберегает.

– Потому что мы соседи. Потому что мы с Эбигейл часто крутились поблизости. – Она поднесла к губам бокал с лимонадом.

– Конечно, – согласился Эдж. – К тому же я не хотел, чтобы рядом с вами был другой мужчина.

Лили закашлялась, брызнув лимонадом ему на сюртук, и, задыхаясь, прикрыла рот рукой. Потом спешно сделала еще один глоток, чтобы заглушить кашель.

– Прошу прощения, – прохрипела она.

– Ничего страшного.

Эдж вытащил носовой платок и протянул ей. Лили покачала головой. Не отрывая взгляда от нее, он смахнул капли лимонада с сюртука.

– Не могли бы вы повторить то, что сейчас сказали? – попросила она.

Музыканты стали играть тише, и мелодия полилась фоном, замедляя темп вечера. Справа от Лили компания пожилых джентльменов обсуждала недавнее решение канцлерского суда по поводу опеки над каким-то ребенком.

Эджворт отвел Лили в другую сторону, почти за музыкантами, используя их как буфер, чтобы никто не мог услышать их разговор.

Лили взглянула на него. Угадывать мысли Эджворта и в ярком свете было нелегко, а в тени и вовсе не представлялось возможным, так что оставалось только улавливать его тон. Эджворт смотрел на нее не менее пристально.

– Мы ведь всегда понимали друг друга, – промолвил он. – Вот и в этот раз я считал, что мы думали об одном и том же.

– Об одном и том же? – выпалила она. – Я знала, что вы… собираетесь посвататься к Эбигейл, и должна была позаботиться о том, чтобы она избежала неверных шагов. Вы, казалось, проявляли внимание…

– Вы ведь всегда вместе. Я не мог видеть вас, не встречаясь с ней.

– Со мной? – Она недоверчиво склонила голову набок.

Он прищурился:

– Да. Конечно.

– Вы знаете, насколько мы с Эбигейл разные. Она – легкомысленная, я же более… – Лили не могла подобрать слово, чтобы не обидеть саму себя. – Прагматичная.

– Прагматичная. Благоразумная. Это одно и то же.

– Я… – Ей никак не удавалось объяснить.

Герцогине полагалось всегда быть в центре внимания. Ее жизнь была полна шумных мероприятий и людей из высшего общества. Герцогиня общалась с членами королевской семьи. Другими представителями благородных кровей. С множеством людей. Людей, которым не нужны были низкопробные сплетни.

Лили скрестила руки на груди. Он никогда бы этого не понял.

– Почему вы ждали так долго, прежде чем сказать мне? – спросила она.

– Мы говорили об этом.

– Нет. Я бы запомнила. Точно.

– Хорошо, может, я и не произносил именно эти слова, но мне казалось, что вы питаете ко мне нежные чувства. Вы всегда говорили со мной так искренне!

– Я разговариваю искренне со всеми, – с нажимом произнесла Лили.

– Нет, это не так. Я наблюдал за вами. Вы – очень любезная, милая и… – Эдж подвинулся так, что они очутились совсем рядом, лицом к залу, – самая вежливая, мисс Лили Хайтауэр. Но со мной вы другая. Помните, как в юности вы сказали мне, что мой голос вдруг стал скрипучим, как колесо кареты?

– Я не знала, что с голосами мальчиков происходит нечто подобное. – Она вздохнула и отвела взгляд. – Мне стало интересно. И, судя по выражению вашего лица в тот день, вы вряд ли питали ко мне нежные чувства.

– Я и не питал. В тот момент, – его плечи чуть-чуть дернулись, – я думал, что мой голос останется таким навсегда.

И они снова взглянули друг другу в глаза. Повисло молчание, и Лили никак не могла придумать, как заполнить эту неловкую паузу.

– А что, если бы за мной кто-то ухаживал?

– Я набросился бы на него как ястреб.

– Вы могли спохватиться слишком поздно.

– Вот что я имел в виду, когда говорил о вашей искренности, – отозвался Эдж. – И я бы не опоздал.

– Вы слишком высокого мнения о себе.

– Меня так научили, – ответил он. – Вам бы это тоже не помешало. Быть высокого мнения о себе.

Лили стиснула зубы и промолчала.

– Мы знаем друг друга с детства. – Эдж подернул плечом. – Я думал, вы были такой сдержанной… потому что ждали меня.

– Нет. Не ждала. – Она покачала головой. – Я просто… жила. По соседству.

Он опустил глаза, но потом поднял взгляд на нее – и Лили впервые за все эти годы заметила на его лице эмоции. Его глаза не были холодными. Она почувствовала себя так, словно вот-вот растает на месте.

– Похоже, я серьезно ошибся, – заметил он.

– Мы дружим с давних времен, правда. И вы очень похожи на свою… семью. – Она подумала о его отце.

– Это неплохая жизнь, – заверил Эдж. – Я знаю вас с тех пор, как мне было шесть. Почему бы вам не стать моей герцогиней?

Он прекрасно знал, почему это невозможно. Как и все остальные.

– Это что, предложение? – спросила Лили. – Это не шутка – вроде той, когда я взяла вашу книгу, а вы потом оставили для меня учебник хороших манер?

Он придвинулся еще ближе:

– Я знал, что вы увидите записку.

– Там была записка? – повысила голос она.

– Да, – кивнул он.

– И что там было написано?

– Что вам потребуется это, когда вы станете герцогиней.

Эдж во все глаза смотрел на нее:

– Лили. Вы совсем перестали дышать.

Странно, но Лили вела себя так, будто он сказал, что ни за что на ней не женится – даже если она останется последней женщиной на земле.

– У меня другие планы, – одними губами произнесла она.

– Какие другие планы? – наклонился он к ней.

– Не знаю.

Эдж вспомнил, что в первый раз, когда увидел Лили, она спросила, умеет ли он рычать. Она подошла к скамье у дома его родителей, держа в каждой руке по бисквиту.

Абсолютно уверенный, что наследник титула обязан делать все, что велит чувство долга, он ответил:

– Конечно. Я умею практически все.

– Тогда порычите.

– Нет, – нахмурился он. – Я еще учусь.

– Лорд Лев не умеет рычать. И летать вы не умеете. Вы вообще ничего не умеете. Только читаете.

– Лорд Лайонел, – поправил он ее.

Она помедлила, изучая его лицо, словно не расслышала сказанное.

– Лайонел – это лев, который как птица пел. Львы рычат. Птицы летают. А вы не умеете ни того, ни другого. Я следила за вами.

– Лорд Лайонел, – стоял на своем он.

Лили окинула его мрачным взглядом:

– Если вы зарычите, лорд Лев как птица пел, получите бисквит. Вкусный. Кухарка готовит его только для меня.

Он протянул руку, но Лили отступила назад, покачивая головой.

И он зарычал. Высунув язык, Лили бросила ему бисквит. Он поймал бисквит одной рукой и снова зарычал. Она повернулась и, смеясь, понеслась к своему дому.

Это был вкусный апельсиновый бисквит.