Текст книги "Обольсти меня на рассвете"

Глава 7

Третий этаж, комната номер двадцать один. Уин накинула на голову капюшон плаща, скрывая лицо. В коридоре было тихо и пусто.

Разумеется, она должна была найти Меррипена. Она прошла ради этого долгий путь. Она проехала немало миль по суше, переплыла море и, подумать только, вскарабкалась вверх по такому количеству лестниц, что, если их поставить одну на другую, можно было уже давно попасть на небо, и все ради него. Чтобы дотянуться до него. А теперь они находились в одном здании, и она не могла закончить свое путешествие сейчас, когда до цели осталось всего несколько десятков шагов.

В конце коридоров имелись световые колодцы, чтобы в дневные часы коридоры освещал солнечный свет. Откуда-то из глубины здания доносилась музыка. Должно быть, в бальном зале кто-то устраивал закрытую вечеринку или, возможно, в знаменитой столовой проходил званый ужин. Гостями в отеле Гарри Ратледжа бывали особы королевской крови, знаменитости, сильные мира сего. Останавливаться здесь считалось престижным.

По табличкам с золочеными цифрами на дверях Уин наконец отыскала нужную комнату. Под ложечкой посасывало от волнения, все мышцы были напряжены. Она почувствовала, как на лбу выступила испарина. Повозившись немного с перчатками, она стащила их и сунула в карманы плаща.

Дрожащей рукой Уин постучала. Она ждала, обмирая от волнения, опустив голову, боясь дышать.

Уин не знала точно, сколько прошло времени, но ей показалось, что минула вечность до того, как щелкнул замок и дверь открылась.

Прежде чем поднять глаза, Уин услышала голос Меррипена. Она успела забыть, какой у него низкий, вибрирующий голос, как он пробирал ее до самой глубины души.

– Я не посылал за женщиной сегодня ночью.

Последние два слова лишили Уин дара речи.

Слова «сегодня ночью» подразумевали то, что были другие ночи, когда он действительно посылал за женщиной. И хотя Уин была не слишком искушенной, она понимала, что происходит, когда мужчина посылает за женщиной и принимает ее в отеле.

В голове ее гудело. Она не имела права осуждать Меррипена за желание воспользоваться услугой женщины. Он ей не принадлежал. Они ничего друг другу не обещали, ни о чем не договаривались. Он не обязан был хранить ей верность. Но она не могла удержаться от вопросов… Сколько женщин? Сколько ночей?

– Не важно, – бесцеремонно заявил он. – Я могу тобой воспользоваться. Заходи. – Широкая ладонь легла на плечо Уин и втащила ее через порог, не дав возможности возразить.

«Я могу тобой воспользоваться»?

Ее охватил гнев и цепенящий ужас. Она понятия не имела, что делать и что говорить. Отчего-то ей не казалось правильным просто сбросить капюшон и воскликнуть: «Сюрприз!»

Меррипен принял ее за проститутку, и теперь встреча, о которой она так долго мечтала, превращалась в фарс.

– Полагаю, тебе сообщили, что я цыган, – сказал он.

Пряча лицо под капюшоном, она кивнула.

– И для тебя это не имеет значения?

Уин смогла заставить себя один раз качнуть головой.

Раздался негромкий сухой смешок, который совсем не походил на смех Меррипена.

– Разумеется. Главное, чтобы платили хорошо.

Он ненадолго ее оставил, чтобы, шагнув к окну, задернуть бархатные шторы на окнах, за которыми в туманном лондонском сумраке горели фонари. Комнату теперь освещала лишь единственная лампа.

Уин быстро на него посмотрела. То был Меррипен… но, как сказала Амелия, он был другим. Он похудел, наверное, килограммов на пять. Рубашка его была распахнута у ворота, открывая смуглую безволосую грудь. Вначале Уин подумала, что лишь из-за игры света бицепсы показались ей мощными. Господи, каким сильным он стал!

Но ничто не заинтриговало и не поразило ее так, как его лицо. Он по-прежнему был красив словно дьявол. Эти его черные глаза, этот грешный рот, четкие рубленые линии носа и высоких скул. Но появились и новые черты – горькие складки, пролегшие от носа к губам, хмурые складки между густыми бровями. И, что ее беспокоило больше всего, намек на жестокость в выражении лица. Этот человек выглядел так, будто способен на такое, что ее Меррипен не сделал бы никогда.

И в отчаянном изумлении она спросила себя: что с ним случилось?

Он подошел к ней. Она забыла, какими плавными были его движения, забыла о необычайно мощной жизненной силе, исходящей от него, такой, что, казалось, заряжала воздух в комнате. Уин торопливо опустила голову.

Меррипен прикоснулся к ней и почувствовал, как она вздрогнула, отшатнувшись.

– Ты недавно работаешь, – без тени жалости констатировал он.

Она выдавила хриплым шепотом:

– Да.

– Я не сделаю тебе больно. – Меррипен подвел ее к столу. Она стояла, отвернувшись от него, а он, подойдя к ней со спины, расстегнул застежку ее плаща у ворота. Тяжелый плащ упал на пол, открыв его взгляду ее светлые волосы, гладко зачесанные назад, свободно ниспадавшие там, где заканчивались гребни. Она слышала, как он с шумом вздохнул и затаил дыхание. Несколько секунд он не двигался. Уин закрыла глаза, когда Меррипен провел ладонями по ее талии. Тело ее стало полнее, женственнее, сильнее там, где раньше было хрупким. На ней не было корсета, хотя любая порядочная женщина всегда носит корсет. Из этого мужчина мог сделать только один вывод.

Он наклонился, поднял ее плащ и положил сбоку на стол. Уин почувствовала, как он коснулся ее своим телом. Его запах, чистый и густой, такой мужественный, открыл шлюзы воспоминаний. Он пах свободой, ветром, сухой листвой и промоченной дождем землей. Он пах Меррипеном.

Ей не хотелось ощущать себя такой беззащитно и безнадежно влюбленной, и в то же время она понимала, что не должна удивляться тому, что с ней происходило. Что-то в нем всегда задевало ее за живое, преодолевало все заслоны, заставляло жить одними низменными инстинктами. Это грубое возбуждение было ужасным и сладостным, и ни один мужчина никогда не творил с ней такое. Никто, кроме него.

– Вы не хотите увидеть мое лицо? – хрипло спросила она.

Холодный, уравновешенный ответ:

– Меня не касается, красива ты или нет. – Но дыхание его участилось, когда он прикоснулся к ней, и одна из его ладоней скользнула вверх по ее спине, принуждая Уин наклониться вперед. – Обопрись о стол.

Уин слепо повиновалась, пытаясь понять себя, внезапное жжение слез, возбуждение, что прокатилось по ней. Он стоял у нее за спиной. Его ладонь продолжала скользить по ее позвоночнику медленно и плавно, и ей хотелось прогнуться, словно кошка. Его прикосновения пробуждали ощущения, которые так долго спали в ней. Эти руки успокаивали ее, заботливо касались все долгие недели ее болезни, эти руки вытащили ее из лап смерти.

И все же он касался ее не с любовью, а лишь с обезличенным умением опыта. Она понимала, что он намерен взять ее – использовать, как он это называл. И после интимного акта с незнакомкой он намеревался выставить ее за дверь, не поинтересовавшись ее именем и даже не взглянув ей в лицо. Зачем проявлять участие к той, кому платишь за услуги? Это было ниже его. Неужели он никогда не позволит себе никем увлечься по-настоящему?

Теперь одной рукой он взялся за ее юбки и приподнял их. Уин почувствовала холодок на лодыжках, не могла не представить себе, что будет дальше, если позволит ему продолжать в том же духе.

Возбужденная, в панике она уставилась на свои руки и выдавила:

– Это так ты теперь обращаешься с женщинами, Кев?

Все прекратилось. Мир перевернулся на своей оси.

Подол юбки опустился. Меррипен в ярости схватил Уин и повернул к себе. Беспомощная в тисках его рук, она смотрела в его глаза.

Лицо его застыло, взгляд выражал недоумение. Меррипен смотрел на нее, и краска заливала его шею, щеки, переносицу.

– Уин! – задыхаясь, произнес он.

Она попыталась улыбнуться ему, сказать что-нибудь, но губы ее дрожали, ее ослепили слезы. Снова быть с ним… это было для нее слишком. Слишком хорошо во всех смыслах.

Большой палец скользнул по блестящей влаге под ее глазом. Рука его так нежно касалась лица, что ресницы ее, вспорхнув, опустились, и она не сопротивлялась, когда он привлек ее к себе. Губами он собрал соленый след от слезы. И потом вся нежность его испарилась. Быстрым жадным движением он привлек ее к себе.

Жадно он прижался губами к ее губам. Он пробовал ее на вкус. Она прикоснулась к его щекам, провела ладонью по жесткой щетине. Он издал горлом какой-то звук, мужской стон наслаждения и желания. Он обнимал ее так, что никакие силы не могли бы оторвать ее от него, и за это Уин была ему благодарна. Колени у нее подгибались. Еще чуть-чуть, и она упала бы, Меррипен смотрел на нее затуманенными черными глазами.

– Как ты здесь оказалась?

– Я приехала раньше. – По телу прокатилась дрожь, когда на губах она почувствовала его дыхание. – Я хотела видеть тебя. Хотела тебя…

Кев снова овладел ее ртом. Он больше не был нежным. Он вошел в нее языком, напористо исследуя недра ее рта. Обеими руками он сжимал ее голову, наклонив так, чтобы сделать ее рот целиком доступным ему. Она обхватила его руками, ощущая, как под ладонями ритмично вздымаются мышцы его спины.

Меррипен застонал, когда почувствовал на спине ее руки. Он вытащил гребни из ее волос и погрузил пальцы в длинные шелковые локоны. Откинув ее голову, он прижался губами к ямочке у горла и провел губами по нежной коже. От плотского голода дыхание его участилось, пульс сделался сильнее, и Уин поняла, что он близок к тому, что потеряет над собой контроль.

Он поднял ее на руки с шокирующей легкостью, отнес к кровати и быстро опустил на матрас. Он покрывал ее губы жаркими жадными поцелуями.

А затем опустился сверху, прижав ее к матрасу. Уин почувствовала, как он схватил ворот ее дорожного костюма и потянул, так что ткань едва не треснула. Плотная ткань выстояла, хотя несколько пуговиц не выдержали и отлетели.

– Подожди… подожди… – шептала Уин, опасаясь, что он порвет ее наряд на лоскуты. Он был слишком сильно охвачен желанием, чтобы что-то слышать.

Меррипен накрыл ладонью ее нежную грудь поверх платья и наклонил голову. Пораженная, Уин почувствовала, как он покусывает ее сосок, и всхлипнула. Бедра ее непроизвольно приподнялись ему навстречу.

Меррипен нависал над ней. Лицо его вспотело, ноздри раздувались. Юбки ее сбились, став препятствием. Он задрал их еще выше и устроился между ее ногами так, что она почувствовала его эрекцию даже сквозь все преграды одежды. Глаза ее широко распахнулись. Она смотрела в черное пламя его глаз. Он скользил по ней, давая ей почувствовать каждый дюйм того, что он хотел поместить внутрь ее, и она застонала и открылась для него.

Он то ли застонал, то ли зарычал и снова потерся об нее. Она хотела, чтобы он перестал, и в то же время не хотела, чтобы он останавливался.

– Кев. – Голос ее дрожал. – Кев…

Но его губы накрыли ее губы, язык проник глубоко между зубами, и бедра его двигались медленно и плавно. Дрожа от нетерпения, Уин приподнялась навстречу его требовательной твердости. Каждое его движение усиливало ее ощущения, добавляло жару.

Уин беспомощно металась. Теперь, когда он овладел ее ртом, говорить она не могла. Еще больше жару, еще больше мучительно-сладких фрикций. Что-то происходило. Мышцы ее напряглись, все чувства ее сигнализировали о готовности к… чему? Если он не прекратит, она потеряет сознание. Руки ее впивались ему в плечи, толкали его, но он не обращал внимания на слабые толчки. Просунув руку под нее, он сжал ее ягодицы и приподнял ее повыше, навстречу своей бушующей эрекции. И этот миг невероятного напряжения отозвался ощущением настолько острым, что Уин всхлипнула.

Внезапно он отскочил от нее и отошел в противоположный угол комнаты. Упершись ладонями в стену, он, опустив голову, тяжело дышал.

Онемевшая, дрожащая, Уин медленно принялась приводить в порядок свой наряд. Она чувствовала отчаяние и болезненную пустоту внутри. Когда она встала с постели, ноги ее дрожали.

Она осторожно приблизилась к Меррипену. Было видно, что он возбужден. Болезненно возбужден. Ей захотелось вновь к нему притронуться. Больше всего ей хотелось, чтобы он обнял ее и сказал, как он рад тому, что она вернулась. Но он заговорил еще до того, как она успела к нему приблизиться. И тон его вовсе не поощрял ее к дальнейшему общению.

– Если ты притронешься ко мне, – сказал он сдавленно, – я затащу тебя в постель. И отвечать за то, что произойдет дальше, я не буду.

Уин молчала, переплетя пальцы.

Меррипен бросил на нее взгляд, который должен был бы прожечь ее насквозь, уничтожить на месте.

– В следующий раз, – бесцветным голосом сообщил он, – не помешает заранее предупредить о своем приезде.

– Я отправила письмо с предупреждением. – Уин поразилась тому, что не потеряла дар речи. – Должно быть, оно затерялось. – Она замолчала. – Прием оказался гораздо теплее, чем я ожидала, учитывая то, как ты игнорировал меня последние два года.

– Я тебя не игнорировал.

Уин нашла пристанище в сарказме.

– Ты написал мне один раз за два года.

Меррипен повернулся к ней и прислонился спиной к стене.

– Ты не нуждалась в моих письмах.

– Я нуждалась в любом, самом малом знаке внимания! Ты и в этом мне отказал. – Она смотрела на него со скептическим выражением лица. Кев молчал. – Господи, Кев, ты даже не хочешь сказать, что ты рад, что я здорова?

– Я рад, что ты снова здорова.

– Тогда почему ты так себя ведешь?

– Потому что больше ничего не изменилось.

– Ты изменился! – крикнула она ему в лицо. – Я больше тебя не узнаю.

– Все так, как и должно быть.

– Кев, – изумленно сказала она, – почему ты так себя ведешь? Я уехала, чтобы выздороветь. Конечно же, ты не можешь винить меня за это.

– Я ни в чем тебя не виню. Но ты даже сама не знаешь, на что ты меня спровоцировала. Ты сама не понимаешь, чего хочешь от меня.

«Я хочу, чтобы ты любил меня!» – хотелось выкрикнуть Уин. Она проделала такой долгий путь, а расстояние между ними стало больше, чем когда она жила во Франции.

– Я могу сказать тебе, чего я не хочу, Кев. Я не хочу, чтобы мы стали чужими друг другу.

У Кева лицо было каменным.

– Мы не чужие. – Он взял плащ и протянул Уин. – Надень его. Я провожу тебя до твоей комнаты.

Уин накинула плащ. Украдкой она посматривала на Меррипена. Он весь кипел энергией, сердито заправляя рубашку в брюки. Подтяжки крест-накрест на спине подчеркивали могучий разворот его плеч.

– Нет нужды провожать меня до номера, – сказала она сдержанно. – Я могу найти дорогу и без…

– В этом отеле ты никуда одна ходить не будешь. Это небезопасно.

– Ты прав, – угрюмо сказала она. – Мне бы очень не хотелось, чтобы ко мне кто-нибудь пристал.

Удар достиг цели. Меррипен сжал зубы и бросил на нее злой взгляд, натягивая сюртук.

Как сильно он напоминал ей сейчас того грубого сердитого мальчика, каким был, когда попал в их дом.

– Кев, – сказала она тихо, – мы не можем возобновить нашу дружбу?

– Я по-прежнему остаюсь твоим другом.

– Другом, и все?

– Другом, и все.

Уин не могла удержаться от того, чтобы не бросить взгляд на кровать, на смятые простыни, прикрытые покрывалом, и ее вновь обдало жаром.

Меррипен замер, проследив за направлением ее взгляда.

– Это было ошибкой, – сказал он хрипло. – Мне не следовало… – Он замолчал и громко сглотнул. – У меня… У меня долго не было женщины. Ты оказалась в плохом месте в плохое время.

Никогда и никто так не унижал Уин.

– Хочешь сказать, что с любой женщиной вел бы себя так же?

– Да.

– Я не верю тебе.

– Хочешь – верь, хочешь – нет. – Меррипен прошел к двери и, распахнув ее, осмотрел коридор. В нем было пусто. – Выходи.

– Я хочу остаться. Мне нужно поговорить с тобой.

– Не в моем номере. Не в этот час. – Он ждал. – Я велел тебе выходить.

Последняя фраза была произнесена тоном человека, привыкшего отдавать распоряжения и привыкшего к тому, что ему безоговорочно подчиняются. Повышать голос он не считал нужным. Уин передернуло от этого тона, но она подчинилась.

Когда Уин подошла к нему, Меррипен поправил капюшон плаща так, чтобы он закрыл ее лицо. Еще раз убедившись в том, что коридор пуст, он вывел ее из номера и закрыл дверь.

Они молчали, пока шли к лестнице в конце коридора. Уин остро чувствовала его ладонь, слегка касавшуюся ее поясницы. Она удивилась, когда на верхней ступеньке он остановил ее.

– Возьми меня под руку.

Она осознала, что он намерен помочь ей спуститься, как делал это, когда она была больна. Лестница была для нее тогда особым испытанием. Все в семье боялись, что она может упасть в обморок, поднимаясь или спускаясь с лестницы. Меррипен часто предпочитал нести ее на руках, чтобы не рисковать.

– Нет, спасибо, – сказала она. – Теперь я могу делать это самостоятельно.

– Возьми меня под руку, – повторил он, коснувшись ее руки.

Уин раздраженно отдернула руку.

– Я не хочу твоей помощи, я теперь не больна. Хотя, похоже, я больше нравлюсь тебе в роли инвалида.

Уин не могла видеть его лица, но она слышала, как он резко втянул носом воздух. Ей стало стыдно за свою выходку, хотя она и подумала, что, возможно, в ее обвинении было зерно правды.

Однако Меррипен ничего не ответил. Если она и обидела его, он стойко снес обиду. Они спустились по лестнице по одному и молча.

Уин окончательно запуталась. Она по-разному представляла эту ночь. И среди сотни различных придуманных ею сценариев не было ни одного, отдаленно напоминавшего этот. Она прошла к своему номеру и полезла в карман за ключом.

Меррипен взял из ее руки ключ и открыл дверь.

– Иди и зажги лампу.

Меррипен остановился на пороге, заслоняя собой едва ли не весь проход. Уин подошла к тумбочке, осторожно сняла стеклянный плафон с лампы, зажгла фитиль и опустила плафон на место.

Вставив ключ в замок с внутренней стороны, Меррипен сказал:

– Запри за мной дверь.

Обернувшись к нему, Уин почувствовала, как горло ей сдавил горький смешок.

– Ты ведь помнишь, как мы расстались, верно? Я бросилась тебе на шею. А ты меня отверг. Тогда я думала, что недостаточно здорова для тех отношений, которые хотела иметь с тобой. Думала, что понимаю тебя. Но теперь ничего не понимаю. Потому что сейчас для нас не существует препятствий, чтобы узнать… будет ли нам… сможем ли мы… – В смятении она искала слова, но не могла их найти. – Может, я ошибалась в тех чувствах, которые ты когда-то испытывал ко мне? Ты когда-либо желал меня, Кев?

– Нет. – Голос его был едва слышен. – То была только дружба. И жалость.

Уин побледнела. По щеке потекла горячая слеза.

– Лжец, – сказала она и отвернулась.

Дверь тихо закрылась.

* * *

Кев не помнил, как дошел до своего номера. Он пришел в себя, лишь когда обнаружил, что стоит возле своей кровати. Выругавшись сквозь зубы, он опустился на колени, схватил покрывало и зарылся в него лицом.

Он был в аду.

Видит бог, Уин сгубила его. Он так долго терзался желанием, она снилась ему столько ночей подряд, столько раз, просыпаясь утром, он искал ее подле себя и не находил, что вначале он не поверил, что она была настоящей.

Он думал о чудном лице Уин, о ее нежных губах, о том, как она выгибалась под его ладонями. Она была другой на ощупь – ее тело было гибче, податливее и сильнее. Но дух ее остался прежним, она лучилась добротой и честностью, и этот свет ее всегда пронизывал его до самых глубин души. Как только у него хватило сил не упасть перед ней на колени?

Уин просила его о дружбе. Просила о невозможном. Как мог он отделить нить от безнадежно спутанного клубка своих чувств и предложить ей столь малую часть? Она могла бы и не просить его об этом. Даже в эксцентричном мире Хатауэев некоторые поступки были запрещены.

Кев ничего не мог предложить Уин, кроме неизбежного падения в пропасть. Став женой цыгана, она превратится в парию. Даже Кэм Рохан был способен дать своей жене большее. Он по крайней мере мог обеспечить Амелии безбедное существование. Но у Кева ничего своего не было за душой, не было у него ни воспитания, ни образования, ни полезных связей – ничего, что представляло бы ценность для гаджо. Он был изгоем даже среди своих соплеменников по причинам, которые оставались для него загадкой по сей день. Но в глубине души он знал, что, должно быть, заслужил такое к себе отношение. Склонность к насилию была у него в крови. И зачем такому сокровищу, как Уин Хатауэй, любить того, в ком в любой момент может проснуться жестокий и беспощадный зверь?.. Он должен уберечь ее от себя самого.

Если здоровье позволит ей однажды выйти замуж, то муж ее должен быть джентльменом.

Во всех смыслах этого слова.

Глава 8

Утром Лео познакомился с гувернанткой.

Поппи и Беатрикс писали ему годом раньше, что у них появилась гувернантка. Звали ее мисс Маркс, и им обеим она нравилась, хотя по их описанию трудно было понять, с чего бы им могло понравиться такое во всех смыслах неприятное создание. Они писали, что она худенькая, неразговорчивая и требовательная. Еще они писали, что она помогала не только младшим сестрам, но и всей семье, занять подобающее положение в обществе.

Лео считал, что такого рода натаскивание – дело полезное. Полезное для всех, исключая его самого.

В том, что касается соблюдения этикета и морали, общество куда строже спрашивало с женщин, чем с мужчин. И если мужчина имел титул и умел пить, то мог делать и говорить почти все, что ему нравится, и при этом не опасаться остракизма со стороны высшего общества.

Судьба повернулась так, что Лео унаследовал титул виконта, тем самым обеспечив решение первой части уравнения. Теперь, после долгого пребывания во Франции, он научился ограничиваться одним-двумя бокалами вина за вечер. Что давало ему достаточно твердую уверенность в том, что его не обойдут приглашением на всякое пусть нудное, но зато респектабельное столичное светское собрание, посещать которое у него не было никакого желания.

Он лишь надеялся, что грозная мисс Маркс захочет направить его на истинный путь. Было бы забавно поставить ее на место.

Лео почти ничего не было известно о гувернантках за исключением того, что о них писали в романах, – серые мышки, имеющие склонность влюбляться в хозяина дома с неизменно трагическими последствиями. Однако мисс Маркс могла считать себя в полной безопасности. С его стороны ей ничто не угрожало. Устав от бесконечных побед, Лео решил для разнообразия временно никого не соблазнять.

В одну из своих вылазок с целью осмотра достопримечательностей Прованса, а именно того, что осталось от архитектуры времен упадка Римской империи, он повстречался с профессором, который преподавал ему в Академии изящных искусств в Париже. Знакомство возобновилось в результате случайной встречи, причем знакомство весьма продуктивное. После этой встречи Лео почти каждый день делал наброски, читал специальную литературу, занимался в студии профессора. Лео пришел к интересным выводам, которые намеревался проверить на практике по приезде в Англию.

Проходя по длинному коридору, ведущему к апартаментам Хатауэев, он услышал быстрые шаги. Кто-то бежал навстречу ему с противоположного конца коридора. Шагнув в сторону, Лео остановился, сунул руки в карманы и стал ждать.

– Иди сюда, маленький изверг! – возмущенно кричала женщина. – Ты, крыса-переросток! Погоди, поймаю вот и выпущу кишки!

Не слишком похоже на речь леди. Ситуация немного шокировала Лео, но куда больше развлекла. Шаги приближались. Но… он слышал только одну пару ног. За кем же, скажите на милость, гналась эта фурия?

Очень скоро стало ясно, за кем она гналась. Юркий хорек несся по коридору, зажав в зубах некий предмет в кружевных оборках. Большинство гостей отеля пришли бы в замешательство, увидев бегущего прямо на них мелкого плотоядного хищника. Лео, однако, много лет прожил под одной крышей с Беатрикс и ее многочисленными четвероногими любимцами и не удивлялся, находя в карманах мышей, в туфлях – новорожденных кроликов, ежей, беззаботно прогуливающихся под обеденным столом. Улыбаясь, Лео наблюдал за хорьком. Зверек в спешке пронесся мимо.

Вскоре настал черед женщины в развевающихся серых юбках – она бежала за зверем на всех парусах. Но если дамская одежда и ограничивает в чем-то некоторых особ, то это в свободе перемещения. Отягощенная многими слоями ткани, женщина споткнулась и упала в нескольких футах от Лео. Очки отлетели к противоположной стене.

Лео уже через мгновение оказался рядом с ней. Присев на корточки, он попытался понять, сильно ли ушиблась незнакомка. Сделать это было нелегко, поскольку нащупать в ворохе юбок тело почти не представлялось возможным.

– Вы не ушиблись? Я уверен, что где-то тут имеется женщина… А, вот вы где. Эй, полегче. Позвольте мне…

– Не прикасайтесь ко мне! – сердито воскликнула незнакомка, набросившись на Лео с кулаками.

– Я вас не трогаю. То есть я трогаю вас с единственным намерением – о, проклятие! – с намерением вам помочь.

Ее шляпка – шерстяной лоскут, подбитый дешевой бязью, – упала ей на лицо. Лео удалось водрузить ее обратно на макушку, едва увернувшись от резкого удара в челюсть.

– Господи! Вы не могли бы на секунду перестать размахивать руками?

С трудом приняв сидячее положение, незнакомка злобно уставилась на Лео.

Он потянулся за очками и вскоре вернул их даме. Та вырвала очки из его рук, не сочтя нужным даже сказать спасибо.

Наконец Лео представилась возможность ее рассмотреть. Худая до неприличия и до неприличия взвинченная. Молодая женщина с прищуренными глазами, которые так и метали злобные искры. Ее светло-каштановые волосы были стянуты узлом так туго, что Лео невольно поморщился при мысли о том, как, должно быть, страдает ее бедный череп. На ум сразу пришло сравнение с веревкой, затянувшейся на шее висельника. Природа могла бы наделить ее хоть одной женственной линией, дабы уравновесить все эти острые углы и колючки: пару пухлых губок или симпатичный бюст, к примеру. Но увы, в наличии имелись только сурово сжатые губы, плоская грудь и худые щеки. Если бы Лео был вынужден провести с ней какое-то время, к чему, к счастью, его ничто не обязывало, то начал бы с того, что покормил ее.

– Если вы хотите помочь, – холодно заявила она, зацепив за уши дужки очков, – верните мне этого чертова хорька. Возможно, я гоняла его достаточно долго для того, чтобы вы смогли его поймать.

Все еще сидя на корточках на полу, Лео огляделся в поисках хорька, который, отбежав ярдов на десять, наблюдал за ними, блестя похожими на яркие бусины глазами.

– Как его зовут?

– Хитрец.

Лео тихо присвистнул и несколько раз прищелкнул языком.

– Иди сюда, Хитрец. Ты наделал достаточно бед на одно утро. Хотя я не могу упрекнуть тебя за пристрастие к… дамским подвязкам. Это ее ты держишь в зубах?

Молодая женщина, оцепенев, смотрела, как хорек, извиваясь длинным телом, стал подбираться к Лео. Что-то суетливо стрекоча, зверек заполз ему на бедро.

– Хороший парень, – сказал Лео, поглаживая гладкий мех.

– Как вы это сделали? – раздраженно спросила незнакомка.

– Я умею найти подход к животным. Они склонны принимать меня за своего. – Лео осторожно вытащил ободок с кружевными оборками из длинных передних зубов хорька. То была определенно подвязка, изящная дамская штучка, совершенно непрактичная. Он одарил женщину насмешливой улыбкой, протягивая ей отнятую у хорька добычу. – Вне сомнения, она ваша.

На самом деле он так не думал. Он полагал, что подвязка принадлежала кому-то другому. Невозможно было даже помыслить о том, чтобы эта суровая особа женского пола могла носить нечто столь фривольное. Но когда Лео увидел, как краска разлилась по щекам молодой женщины, он осознал, что подвязка действительно принадлежала ей, и был заинтригован.

Лео кивнул на хорька, расслабленно висевшего у него на руке, и сказал:

– Насколько я понимаю, животное не ваше?

– Нет, он принадлежит одной из моих воспитанниц.

– Вы, случаем, не гувернантка?

– Это вас не касается.

– Потому что если вы гувернантка, то одна из ваших воспитанниц определенно мисс Беатрикс Хатауэй.

Дама насупилась.

– Откуда вы знаете?

– Моя сестра – единственная мне известная особа, которая могла бы принести ворующего подвязки хорька в отель «Ратледж».

– Ваша сестра?

Он улыбнулся, глядя в ее изумленное лицо.

– Лорд Рамзи к вашим услугам. А вы мисс Маркс, гувернантка?

– Да, – пробормотала она, проигнорировав его протянутую руку. Она поднялась на ноги без посторонней помощи.

Лео испытывал непреодолимое желание ее спровоцировать.

– Как это радует. Я всегда мечтал о том, чтобы в семье была гувернантка, которой я мог бы досаждать домогательствами.

Его комментарий привел ее в такую ярость, о которой он не мог и мечтать.

– Мне известна ваша репутация дамского угодника, милорд. И я не вижу в этом ничего забавного.

Он сильно сомневался в ее способности хоть в чем-то найти забавную сторону.

– Значит, моя репутация удержалась, несмотря на двухлетнее отсутствие, – заметил он, старательно изображая приятное удивление.

– Вы этим гордитесь?

– Конечно. Хорошую репутацию приобрести легко – надо просто ничего не делать. Но вот чтобы заработать дурную репутацию… ну, для этого надо потрудиться.

Презрительный взгляд сквозь линзы очков прожег его насквозь.

– Я презираю вас, – объявила она.

Развернувшись на каблуках, она зашагала прочь от него.

Лео пошел следом с хорьком на руках.

– Мы только что познакомились. Вы не можете презирать меня, пока не узнаете как следует.

Она делала вид, что не замечает его, пока он шел за ней следом к апартаментам Хатауэев. Делала вид, что не видит его, и когда он постучал в дверь, и когда горничная открыла ей и пригласила войти.

В апартаментах Хатауэев творилось что-то непонятное. В одной из комнат слышались ругательства, восклицания, сопение, как бывает во время драки.

– Лео? – Из гостиной в прихожую выскочила Беатрикс и бросилась навстречу брату.

– Беатрикс, милая! – Лео поразило то, как сильно его младшая сестренка изменилась за два с половиной года. – Как ты подросла…

– Да, не обращай внимания, – нетерпеливо сказала она, выхватывая у него из рук хорька. – Скорее помоги мистеру Рохану!

– В чем я должен ему помочь?

– Он пытается помешать Меррипену убить доктора Харроу.

– Уже? – ничего не выражающим голосом спросил Лео и поспешил в гостиную.