Текст книги "Дневники вампира: Пробуждение"

Глава 4

К тому времени, как Елена добралась до своего шкафчика в раздевалке, слабость уже почти прошла, а комок в горле пытался раствориться и пролиться слезами.

«Нет, – настойчиво говорила себе Елена, – в школе я плакать не стану. Ни за что».

Закрыв шкафчик, она направилась к выходу.

Второй день подряд Елена возвращалась из школы сразу же после окончания уроков и в одиночестве. Тетя Джудит наверняка должна была удивиться. Но когда Елена добралась до дома, машины тети Джудит не оказалось на подъездной дорожке; должно быть, они с Маргарет поехали на рынок. Входя дом, Елена ощутила царящие там мир и покой.

Она была благодарна судьбе за это уединение, сейчас ей больше всего хотелось побыть одной. С другой стороны, Елена не очень хорошо понимала, чем себя занять.

Теперь, когда она действительно могла расплакаться, вдруг выяснилось, что слезы почему-то не текут. Бросив свой рюкзачок в коридоре, Елена медленно прошла в гостиную.

Эта прелестная, необычайно впечатляющая комната была, помимо спальни Елены, единственной частью дома, оставшейся от его первоначально конструкции. Дом был построен еще до 1861 года и почти полностью сгорел в Гражданскую войну. Спасти тогда удалось только гостиную с искусно сложенным камином, обрамленным изящным литьем завитками, а также большую спальню на втором этаже. Затем прадед отца Елены практически заново построил дом, и с тех пор в нем жили Гилберты.

Елена повернулась посмотреть в высокое – с пола до потолка – окно. Старинное стекло было мутным и волнистым, и весь пейзаж за ним был искажен. От долгого взгляда на него начинала кружиться голова. Елена вспомнила, как отец впервые показал ей это старое волнистое стекло. Кажется, тогда ей было примерно столько же лет, сколько сейчас Маргарет.

Елена снова ощутила комок в горле, но слезы по-прежнему не показывались. В ней боролись противоречивые чувства. Елена не нуждалась ни в чьей компании, но в то же самое время болезненно ощущала свое одиночество. Она действительно хотела как следует подумать, но теперь, когда пыталась настроиться на серьезный лад, мысли разбегались от нее подобно мышкам, спасающимся от белой совы.

«Белая сова… хищная птица… пожирательница плоти… ворона», – сложилось в голове у Елены.

«Такой здоровенной вороны я еще ни разу в жизни не видел», – сказал тогда Мэтт.

Слезы навернулись на глаза. Бедняга Мэтт. Она сделала ему очень больно, но он так терпимо к этому отнесся. Он даже был мил со Стефаном.

Стефан. Сердце глухо и тяжело стукнуло, выжимая две слезинки из глаз. Ну вот, наконец-то она заплакала. Елена плакала от гнева, унижения, разочарования… и чего еще?

Так что она сегодня потеряла? Что она испытывала к этому иностранцу, Стефану Сальваторе? Да, он явился для Елены вызовом, и это делало его каким-то особенным, интересным. Вне всяких сомнений, Стефан был юношей экзотичным… волнующим.

Странно, но это о самой Елене мальчики порой говорили, что она самая экзотичная и волнующая. И позднее она слышала от них самих или от их подруг и сестер, как они нервничали перед прогулкой с Еленой Гилберт, как их ладони потели, а в животах словно порхали бабочки. Елена всегда находила такие рассказы забавными. Ни один из мальчиков, с которыми она встречалась, еще не заставлял ее так нервничать.

Но когда сегодня Елена заговорила со Стефаном, ее пульс участился, ладони стали влажными, и в животе поселились не то что бабочки, а самые настоящие летучие мыши.

Быть может, Елена так заинтересовалась этим парнем, потому что он заставлял ее нервничать?

«Не слишком хорошая причина, Елена, – сказала она себе. – Если честно, то очень скверная».

И еще, конечно, большую роль играл рот Стефана. Ноги Елены начинали подгибаться при одном взгляде на эти скульптурно вырезанные губы от какого-то ощущения, совершенно отличного от нервозности. И черные как ночь волосы – пальцы Елены буквально чесались от желания вплестись в эти мягкие локоны. Гибкое, умеренно мускулистое тело, длинные ноги… и поистине удивительный голос. Именно этот голос заставил ее вчера принять окончательное решение, придавая ей непоколебимую целеустремленность, рождая твердое желание его заполучить. Голос Стефана, когда он обращался к мистеру Таннеру, был спокоен и надменен, но, несмотря на это, странным образом неотразим. Елена мечтательно задумалась о том, как этот прекрасный голос звучит в ночи, шепотом произнося ее имя…

– Елена!

Елена невольно подскочила, все ее мечтания мигом разлетелись сверкающими осколками. Однако звал ее вовсе не Стефан Сальваторе, а тетя Джудит, стучащая во входную дверь.

– Елена? Елена!

А вот к тете тоненьким пронзительным голоском присоединилась Маргарет.

– Ты дома?

Горестные переживания вновь захлестнули Елену, и она огляделась. Нет, прямо сейчас она никак не могла встретиться лицом к лицу со встревоженными расспросами тети или с невинной восторженностью Маргарет. Только не с влажными ресницами, когда слезы угрожали снова хлынуть из глаз. Молниеносно приняв решение, Елена выскользнула через заднюю дверь, когда передняя открылась.

Выйдя с заднего крыльца во дворик, Елена заколебалась. Ей не хотелось столкнуться с кем-то из знакомых. Но где она смогла бы уединиться?

Ответ пришел почти мгновенно. Ну конечно! Она отправится проведать маму с папой.

Вышла чертовски дальняя прогулка, почти на самый край городка, однако за последние три года она стала для Елены привычной. Девочка пересекла плетеный мост и поднялась на холм, а затем миновала разрушенную церковь и спустилась в небольшую лощину.

Эта часть кладбища была ухоженной, порядочно зарос только более старый участок. Здесь же трава была аккуратно подстрижена, а клумбы выделялись яркими цветными кляксами.

Елена села у большого каменного надгробия с вырезанной на нем фамилией Гилберт.

– Привет, мама. Привет, папа, – прошептала Елена и наклонилась, чтобы положить перед мемориальной доской лиловый цветочек, который она сорвала по пути.

Подобрав под себя ноги, она села у могилы. Елена часто приходила сюда после того несчастного случая. Маргарет во время той аварии только-только стукнул годик, родителей она на самом деле толком не помнила. А вот Елена очень даже помнила. Теперь она позволила своему разуму перелистывать воспоминания, и комок в горле постепенно набух, а слезы с легкостью вышли наружу. Она по-прежнему страшно по ним скучала. По маме, такой молодой и прекрасной. По отцу, такому веселому и улыбчивому.

Конечно, им с Маргарет повезло, что рядом в нужный момент оказалась тетя Джудит. Не каждая тетя уволится с работы и переедет обратно в маленький городок, чтобы позаботиться о двух осиротевших племянницах. И Роберт, жених тети Джудит, был Елене и Маргарет скорее отчимом, нежели будущим дядей по праву женитьбы.

Да, Елена прекрасно помнила своих родителей. После похорон она часто приходила сюда в дикой ярости на них, разгневанная тем, что они оказались так наивны и позволили себе так глупо погибнуть. Это было, когда Елена еще не очень хорошо узнала тетю Джудит, когда ей казалось, что нет такого места на всей земле, где она смогла бы почувствовать себя как дома.

«А где я сейчас чувствую себя, как дома?» – вдруг задумалась Елена.

Самый простой ответ – здесь, в Феллс-Черче, где она прожила всю свою жизнь, – в последнее время почему-то не представлялся самым верным. В последнее время ей казалось, что должно быть что-то еще, какое-то место которое она сразу узнает и назовет своим домом.

Чья-то тень вдруг упала на нее, и Елена испугано подняла глаза. Какое-то время две стоящие рядом фигуры казались ей чужими, незнакомыми, полными смутной угрозы. Буквально окаменев, девочка пристально на них взирала.

– Знаешь, Елена, – нервно произнесла меньшая по росту фигура, уперев руки в бока, – порой я действительно за тебя тревожусь.

Елена вздрогнула, а затем издала краткий смешок. Это оказались всего лишь Бонни и Мередит.

– Порой я не на шутку задумываюсь, есть ли еще в мире такие места, где человек может найти себе хоть немного уединения, – сказала Елена, когда ее подруги тоже уселись.

– Предлагаешь нам уйти? – осведомилась Мередит, но Елена лишь пожала плечами.

В первые несколько месяцев Бонни и Мередит частенько находили ее здесь. Внезапно Елена ощутила радость и искреннюю благодарность к девочкам. По крайней мере, теперь она могла чувствовать себя как дома с двумя подругами, которые так о ней заботились. Елене было не стыдно своих слез. Взяв мятую салфетку, предложенную ей Бонни, она аккуратно вытерла глаза. Три подруги какое-то время просто сидели в тишине, наблюдая за тем, как ветер ворошит кроны дубов на краю кладбища.

– Я очень сожалею о том, что случилось, – наконец негромко посочувствовала Бонни. – Это, правда, было ужасно.

– Как тактично! – вмешалась Мередит. – Брось, Елена, так уж скверно тебе быть не могло.

– Конечно, тебя ведь там не было. – Елена почувствовала, как воспоминание снова ее воспламеняет. – Нет, это и впрямь было ужасно. Но теперь мне наплевать, – с вызовом добавила она. – Я с ним покончила. Он мне больше не нужен.

– Елена!

– Не нужен, Бонни. Очевидно, этот парень думает, что он слишком хорош для… для нас, американцев. Потому он и надевает модные темные очки, да еще…

Бонни и Мередит дружно прыснули. А Елена высморкалась в салфетку и покачала головой.

– Итак, – обратилась она к Бонни, намеренно меняя тему, – ты пострадала, зато настроение у Таннера теперь значительно улучшилось.

У Бонни сделался страдальческий вид:

– А ты знаешь, что я теперь самой первой буду сдавать устный доклад? Впрочем, мне все равно. Собираюсь сделать доклад про друидов и…

– Про кого?

– Про друидов. Ну, про тех старых чудаков в древней Англии, которые построили Стоунхендж, занимались колдовством и всем таким прочим. Я происхожу от друидов – вот почему я такой замечательный медиум.

Мередит фыркнула, но Елена нахмурилась, глядя на травинку, которую она рассеянно крутила между пальцев.

– Скажи, Бонни, а ты вчера правда увидела что-то такое у меня на ладони? – внезапно спросила она.

Бонни заколебалась.

– Не знаю, – наконец ответила она. – Я… тогда мне действительно показалась, что я что-то такое увидела. Но порой воображение меня подводит.

– Она точно знала, что ты здесь, – неожиданно вмешалась Мередит. – Я думала посмотреть в кафетерии, но Бонни сказала: «Она на кладбище».

– А ведь и правда! – Вид у Бонни сделался слегка удивленный, но довольный. – Вот видите! У моей бабушки в Эдинбурге есть внутреннее зрение, и у меня оно, видимо, тоже имеется. Это всегда передается через поколение.

– И ты происходишь от друидов, – торжественно произнесла Мередит.

– Ну да, это так! Шотландцы всегда поддерживают старые традиции. Ты никогда не поверишь, но моей бабушке удается делать поразительные вещи. К примеру, она может выяснить, за кого ты выйдешь замуж и когда умрешь. Вот мне она предсказала, что я рано умру.

– Бонни!

– Да-да, правда предсказала. Юная и прекрасная, я буду лежать в гробу. Вам не кажется, что это романтично?

– Нет, не кажется. По-моему, это отвратительно, – скривилась Елена.

Тени уже стали длинней, а ветер холодил кожу.

– Интересно, а когда ты, Бонни, собираешься выйти замуж? – ловко сменила направление разговора Мередит.

– Не знаю. Бабушка сказала, что для выяснения информации о замужестве нужен целый ритуал, но я так и не попробовала его пройти. Понятное дело… – тут Бонни приняла пафосную позу, – мой будущим муж должен быть богат и совершенно великолепен. Скажем, подобно нашему загадочному темноволосому незнакомцу. Особенно если он больше никому будет не нужен. – Она бросила лукавый взгляд на Елену.

Однако Елена отказалась глотать наживку.

– А как насчет Тайлера Смоллвуда? – невинно поинтересовалась она. – Его отец точно отчаянно богат.

– И он не такой уж и страшный, – с серьезным видом согласилась Мередит. – То есть, конечно, если тебе нравятся животные. Во-от с такими белыми зубами.

Девочки переглянулись, а затем дружно расхохотались. Бонни бросила в Мередит пригоршню травы, та отмахнулась и в ответ сдула в сторону подруги одуванчик. В самом разгаре последовавшего веселья Елена вдруг поняла, что все у нее будет хорошо. Она снова оказалась собой, вовсе не потерянной и не чужой всему окружающему, а просто Еленой Гилберт, королевой средней школы имени Роберта Ли. Вытащив абрикосовую ленту из волос, Елена гордо тряхнула головой.

– А я тоже решила, на какую тему будет мой устный доклад, – проговорила она, наблюдая за тем, как Бонни выбирает травинки из своих рыжих кудрей.

– И на какую? – спросила Мередит.

Елена наклонила голову, глядя на красновато-лиловое небо над холмом. Задумчиво вздохнув, она выдержала долгую интригующую паузу. А затем холодно произнесла:

– Итальянский Ренессанс.

Бонни и Мередит с изумлением посмотрели на нее, затем переглянулись и снова разразились смехом.

– Так-так, – констатировала Мередит, когда они закончили смеяться, – понятно. Значит, тигрица опять за свое.

Елена испустила звериный рык. Пошатнувшаяся уверенность в себе определенно к ней возвращалась. Хотя сама она еще толком не знала, как все получится, Елена не сомневалась в одном: Стефан Сальваторе так просто из этой истории не выпутается.

– Ну ладно, – бодро произнесла она. – Теперь слушайте. Только больше никто об этом узнать не должен, иначе я стану посмешищем для всей школы. А Кэролайн, к вашему сведению, просто жаждет найти любой повод, чтобы выставить меня в нелепом свете. Но Стефан Сальваторе по-прежнему мне нужен, и я намерена его заполучить. Я его еще толком не знаю, но непременно узнаю. Тем не менее, пока в моем распоряжении не окажется надежный план, он будет получать от нас исключительно холодный прием.

– В самом деле?

– Да, именно так. Тебе, Бонни, он не достанется. Стефан Сальваторе мой. И здесь я должна полностью тебе доверять.

– Минутку, – вдруг с загоревшимися глазами сказала Мередит. Отстегнув от своей блузки брошь, она подняла большой палец и быстро его уколола. – Бонни, дай руку.

– Зачем? – поинтересовалась Бонни, подозрительно глядя на иглу.

– Замуж тебя хочу выдать. Зачем же еще, дурочка?

– Но… но… А, ладно. Ой!

– Теперь ты, Елена. – Мередит ловко уколола подруге большой палец, затем выдавила из него капельку крови.

– А теперь, – продолжила она, искрящимися темными глазами глядя на двух подруг, – мы прижмем наши большие пальцы друг к другу и поклянемся. Особенно ты, Бонни. Поклянись хранить нашу тайну и во всем помогать Елене в отношении Стефана.

– Но ведь клясться на крови очень опасно, – с серьезным видом запротестовала Бонни. – Тогда тебе придется держаться клятвы независимо от того, как все повернется. Пойми, Мередит, в любых обстоятельствах.

– Знаю, – угрюмо кивнула Мередит. – Именно поэтому я и требую, чтобы ты поклялась. Я помню, что случилось с Майклом Мартином.

Бонни недовольно скривилась:

– Но ведь это было несколько лет тому назад, и мы с ним все равно порвали, и… Хотя ладно. Я поклянусь, – Закрыв глаза, она напряженно выговорила: – Клянусь хранить тайну и делать все, что Елена попросит в связи со Стефаном.

Мередит повторила клятву. А Елена, глядя на бледные тени их рук в сгущающихся сумерках, перевела дыхание и негромко произнесла:

– А я клянусь не успокаиваться, пока он не будет всецело мне принадлежать.

Порыв холодного ветра пронесся по кладбищу, раздувая волосы девочек и отправляя сухую листву порхать над землей. Бонни охнула и отпрянула, а Елена и Мередит огляделись и нервно захихикали.

– Уже темно, – с удивлением заметила Елена.

– Пора направляться к дому, – сказала Мередит, вставая и снова прикрепляя брошку к блузке.

Бонни тоже встала, посасывая уколотый палец.

– До свидания, – произнесла Елена, кинув последний взгляд на надгробие.

Лиловый цветочек уже казался смутным пятном на земле. Елена повернулась к подругам.

Молча, они направились вверх по холму. Клятва на крови вызвала у трех подруг какое-то торжественное чувство, и, когда они проходили мимо разрушенной церкви, Бонни вдруг задрожала. Солнце уже село, температура резко понизилась, и поднялся ветер. Каждый его порыв пробуждал шорохи в траве и заставлял древние дубы шелестеть.

– Зябко, – призналась Елена, медля у черной дыры, которая прежде была церковной дверью, и оглядывая лежащий у подножия холма пейзаж.

Луна еще не взошла, так что Елена смогла различить лишь старое кладбище и Плетеный мост за ним. Старое кладбище вело свое начало еще со времен Гражданской войны, и на многих надгробиях значились имена солдат. Теперь оно пребывало в запустении: ежевика и высокие сорняки росли на могилах, а длинные плети плюща терзали осыпающийся гранит. Елена это место никогда особенно не любила.

– Оно сейчас выглядит как-то по-другому. В темноте, я хочу сказать, – неуверенно произнесла она.

На самом же деле Елена хотела намекнуть подругам, что туда лучше не соваться.

– Мы можем пойти длинной дорогой, – предложила Мередит. – Но это значит лишних двадцать минут ходьбы.

– Вообще-то я не прочь пойти здесь, – отважно высказалась Бонни, с трудом сглотнув слюну. – Я всегда говорила, что хочу быть похороненной именно на старом кладбище.

– Может, ты все-таки прекратишь разглагольствовать о своих похоронах? – рявкнула на нее Елена и начала спускаться по склону холма.

Но чем дальше по узкой тропке она заходила, тем неувереннее себя чувствовала. Тогда девочка притормозила, дожидаясь, пока Бонни и Мередит ее догонят. Когда они приблизились к первому надгробию, сердце Елены забилось быстрее. Она попыталась не обращать на это внимания, но ее кожу словно покалывало иголочками дурного предчувствия. Тонкие волоски на руках вставали дыбом. Между порывами ветра воцарялась какая-то чудовищно гулкая тишина; шуршание их ног по усыпанной старой листвой тропинке казалось поистине оглушительным.

От разрушенной церкви остался теперь лишь черный силуэт. Узкая тропа вела меж покрытых лилейником надгробий, многие из которых возвышались даже над Мередит.

«За ними ничего не стоит спрятаться», – со смутной неловкостью подумала Елена.

А некоторые надгробия сами по себе выглядели пугающе. Например, как то – с пухлым херувимом, который очень даже напоминал бы настоящего младенца, если бы его отвалившаяся голова не была аккуратно уложена рядом с телом. Широко распахнутые гранитные глаза херувима были пусты. Елена никак не могла отвести глаз от головы, и ее сердце бешено колотилось.

– Почему мы все время останавливаемся? – осведомилась Мередит.

– Я просто… ох, извини, – пробормотала Елена, однако стоило ей только оглянуться, как она опять застыла на месте.

– Бонни! Бонни, что случилось?

Бонни, приоткрыв рот, смотрела на кладбище; ее широко распахнутые глаза были так же пусты, как у каменного херувима. В животе у Елены стало сжиматься от страха.

– Бонни, прекрати. Прекрати! Это совсем не смешно.

Бонни не ответила.

– Бонни! – воскликнула Мередит.

Они с Еленой переглянулись, и внезапно Елена поняла, что ей хочется отсюда убраться. Как можно дальше. Резко развернувшись, она направилась было вперед по тропе, но тут странный голос заговорил у нее за спиной. Пришлось так же резко развернуться обратно.

– Елена, – произнес голос.

Это ни в коем случае не был голос Бонни, хотя он и исходил из ее рта. Лицо Бонни лишилось всякого выражения и совсем побелело в сумерках, а ее взгляд был по-прежнему устремлен вглубь кладбище.

– Елена, – повторил голос. Затем Бонни полностью повернулась к ней и добавила: – Тебя там кое-кто поджидает.

Елена не очень хорошо поняла, что случилось дальше. Что-то, похоже, задвигалось среди темных надгробий, постепенно над ними поднимаясь. Елена завопила как резаная, и Мередит тоже вскрикнула, а затем обе они побежали прочь. Бонни, дико крича, метнулась следом за подругами.

Елена шумно топала ногами по узкой тропке, оступаясь на камешках и торчащих корнях. Бонни громко сопела от быстрого бега, и Мередит, рассудительная и циничная Мередит, тоже запыхалась. В ветвях могучего дуба, мимо которого они проносились, вдруг что-то захрустело, и Елена обнаружила, что может бежать еще быстрее.

– За нами что-то гонится! – визгливо вскрикнула Бонни. – Господи, что происходит?

– Давайте к мосту! – выдохнула Елена сквозь настоящий пожар, пылающий в ее легких.

Почему-то она была уверена, что им непременно требуется перебраться через мост.

– Не останавливайся, Бонни! И не оборачивайся! – Ухватив подругу за руку, она потянула ее за собой.

– Я туда не доберусь, – в голос провыла Бонни, цепляясь за пояс подруги и с трудом переставляя ноги.

– Очень даже доберешься, – прорычала Елена, покрепче хватая Бонни за рукав и заставляя ее двигаться дальше. – Бежим! Вперед!

Она уже видела серебристый отблеск спокойной речушки. За дубами была поляна, на другой стороне которой находился мост. Колени Елены подгибались, а воздух свистел у нее в гортани, но она не могла позволить себе расслабиться. Теперь пешеходный мост был уже хорошо виден. Вот мост уже в двадцати футах от них, в десяти футах, в пяти…

– Ну вот, мы все-таки сюда добрались, – выдохнула Мередит, громко стуча каблуками по дереву.

– Не останавливайся! Давай на ту сторону!

Мост отчаянно скрипел, пока они по нему бежали; все звуки гулко отражались от воды. Спрыгнув на плотную почву дальнего берега, Елена, наконец, отпустила многострадальный рукав Бонни и позволила своим ногам остановиться.

Мередит стояла в наклонку, уперев руки в колени и тяжело дыша. Бонни плакала.

– Что это было? Господи, что это было? – всхлипывала она. – Оно все еще за нами гонится?

– Я думала, ты тут главный эксперт, – неуверенно отозвалась Мередит, – Бога ради, Елена, давай отсюда выбираться.

– Нет, теперь все в порядке, – прошептала Елена. Слезы стояли у нее в глазах, и она вся тряслась, но ощущение жаркого дыхания на спине уже прошло. Между ними и их преследователем пролегла река, чьи темные воды слегка рябили в сумерках. – Сюда оно за нами не погонится, – уверенно сказала она.

Мередит посмотрела сперва на нее, затем на тот берег с дубовой рощей, потом на Бонни. Наконец она провела языком по пересохшим губам и испустила краткий смешок:

– Да-да. Конечно. Оно за нами не погонится. Но, может быть, мы все-таки доберемся до дома? Если вы только не хотите всю ночь здесь провести.

Какое-то неведомое чувство сотрясло все тело Елены.

– Нет, спасибо, только не сегодняшнюю ночь, – отозвалась она и обняла Бонни, которая все еще хлюпала носом. – Все хорошо, Бонни. Теперь мы в безопасности. Идем.

Мередит снова оглядела речку и противоположный берег.

– А знаете, я там больше ничего не вижу, – куда более спокойным голосом констатировала она. – Возможно, за нами вовсе ничто и не гналось. Возможно, мы просто запаниковали и перепугались. Не без помощи вот этой дурацкой птицы.

Елена ничего не сказала, и они направились дальше по пыльной тропе, стараясь держаться поближе друг к другу. Тем не менее, Елена не на шутку задумалась. Очень крепко задумалась.