Текст книги "Сказ о походе Чжэн Хэ в западный океан. Том 2"

Ил. 13. Печать на вассальной грамоте

Засим посланники вручили список дани и даров, а командующий внимательно с ним ознакомился. В списке, помимо серебряных монет, значились: раковины каури – местные сваливают их в кучу и, когда мякоть моллюсков сгниет, промывают и продают в другие страны, где их используют как монеты; по десятку крупных рубинов, сапфиров, изумрудов и аквамаринов, а еще серая амбра, коя ценится как серебро; сотня кубков из скорлупы кокосового ореха, инкрустированных золотом и серебром и покрытых лаком; шали из тончайшего шелка и тканые золотой нитью головные платки, каждый стоимостью пять лян серебром: в богатых семьях мужчины делают из такой ткани чалму. А еще – много превосходного на вкус сушеного акульего мяса.

Командующий приказал распорядителю корабельных хранилищ принять дары. В ответ вручил князю шапку, церемониальное платье и дщицу для записей. А местным бунтарям наказал:

– Вы – старейшины, а учили государя дурному. Неужли вам неведомо, что Небо воздает за доброту и наказывает виновных, благоприятствует послушным и карает непокорных? Видали цейлонского короля в клетке?

Советники только кланялись и молили о пощаде. Командующий изрек:

– Вы еще не успели совершить преступление, посему не стану с вами разбираться и выносить приговор. Но с сего дня и впредь помните о существовании нашей Небесной династии, коей вы обязаны ежегодно приносить дань и признать себя ее вассалом. Таков порядок.

Старейшины снова били челом и уверяли, что отныне никогда не осмелятся чинить зло. Командующий приказал попотчевать прибывших вином и закусками – те поблагодарили и вернулись восвояси.

Корабли продолжили путь и вскоре добрались до Большого Коллама[109]109
  Портовый город Коллам, или Квилон, был центром средневекового королевства Венад, расположенного между горами и Аравийским морем на юго-западной оконечности Индии. В период посещения Чжэн Хэ Коллам процветал благодаря торговле специями. Правителем Венада был Чера Удая Мартанда Варма (1383–1444).


[Закрыть]. Заблаговременно отправленные туда военачальник евнух Хоу вместе с командиром левофланговой дивизии привели к адмиралу на поклон местного правителя и представили его:

– Сей князек явно постиг великие истины. Стоило вручить ему тигровую пластинку и произнести фразу «помимо сего, никаких неприятностей чинить не будем», он возликовал и отвесил восемь поклонов прямо перед пластинкой. Верно в древности сказано: строгий лик Сына Неба всегда пред тобой. Народ в сей стране невежественный, книг не читает, грамоте не обучен. Посему не способны составить никаких документов, а лишь подносят нам изделия местной продукции.

Командующий молвил:

– Ну что ж, ежели правитель – человек искренний, то достало его почтительности, а дары примем.

Он взглянул на список, дары оказались немудрящие: немного золотых монет, несколько десятков кусков шелковых, атласных тканей да набивного ситца[110]110
  Ситец (первоисточник – санскритское слово ситрас, что в переводе означает «пестрый») – легкая хлопчатобумажная гладкоокрашенная или набивная ткань типа миткали или коленкора (слово «коленкор» изначально означало «каликутская ткань»). Набивной ситец появился в XI веке именно в Каликуте и упоминается в индийской литературе в XII веке как набивная ткань с рисунком лотоса.


[Закрыть], белого с синим фарфора. Значился там и черный перец, кокосовый да бетелевый орех, местная рыба.

Командующий принял подношение и одарил князя чиновничьей шапкой, церемониальным платьем и дощечкой для записи распоряжений, а также показал некоторые приемы поклонов придворного этикета. Князь поблагодарил и удалился.

Через несколько дней пути увидели еще какой-то город-государство, раскинувшийся у высоких гор на востоке и у безбрежного океана на западе, исчерченный шестью трактами с севера на юг. Стоило пристать к берегу, как отправленные ранее военачальник евнух Ван с командиром дивизии правого фланга Сюем Честнейшим поднялись на борт флагманского корабля и рассказали, что государство сие зовется Кочин[111]111
  Кочин – город-княжество и крупный порт на Малабарском побережье на территории современного штата Керала. Княжество обрело независимость после падения королевства Чера в XII веке и было центром торговли специями. Его конкурентом и агрессивным соперником был город Каликут. Поскольку между Кочином и Китаем шла оживленная торговля, правитель Кочина, транскрибируемый в китайских документах как кеили, с 1411 года отсылал дань китайскому императору. В ответ император через Чжэн Хэ (в 1417 году, во время пятого плавания) предоставил правителю инвеституру на правление и печать. Адмирал оставил здесь стелу с надписью «Гора, оберегающая престол», сделанную китайским императором лично, – это говорит о том, что Кочин находился под протекторатом Китая.


[Закрыть], а правителя – он из династии Чола – на местном наречии почтительно величают кеили. На голове у него белая с желтым повязка, торс открыт, нижняя часть тела обмотана простой белой тканью, на талии вместо пояса цветастый платок, словно древнее украшение у китайских женщин. На расспросы о том, как живет простой народ, посланцы поведали:

– Люди делятся на пять варн[112]112
  Варна – аналог сословия в индийском обществе, ошибочно отождествляемого с кастой. Если система варн восходит к ведическому обществу и делится на четыре сословия (брахманы, кшатрии, вайшьи, шудры), то система каст более дробная, и ее представители связаны между собой общей этно-религиозной принадлежностью и наследственной профессиональной специализацией. В широком смысле термины «варна» и «каста» синонимичны.


[Закрыть]: первая – каста наяр[113]113
  Каста наяр, или наир, существовала в средние века в районе Кералы. В нее входили представители королевских и дворянских родов, ополчение и большинство землевладельцев. Семьи, относящиеся к касте наир, поклонялись змею как хранителю клана, оттого в тех краях было множество змеиных рощ. Некоторые ученые считают, что речь идет о брахманах из рода Намбури, среди которых существовал обряд надевания шнура в семилетнем возрасте.


[Закрыть], они княжеского рода, бреют голову, с шеи свисает священный шнур, это благородная аристократия; затем следуют мусульмане, за ними – четти[114]114
  Четти входят в одну из трех высших варн – вайшьев – и представляют собой торгово-финансовую прослойку. Среди четти особенно много торговцев, банкиров и ростовщиков, а также землевладельцев.


[Закрыть], в их руках большие богатства; четвертая группа – клин[115]115
  Клин – в то время презрительное название для выходцев из Индии, используемое в Малайзии и некоторых близлежащих странах.


[Закрыть], они занимаются ростовщичеством и торговлей, а самая низшая группа – мукува[116]116
  Мукува – обозначение на языке тамили рыбаков и искателей жемчуга, которые принадлежали к самой низшей социальной группе – касте неприкасаемых. Запрет для них приближаться к представителям высших каст сохранялся еще в начале XX века.


[Закрыть]. Эти живут в пещерах, мужчины и женщины ходят голые, прикрываясь спереди и сзади либо плетеной листвой, либо травой. Ежели встретят по дороге кого-то из высшей варны, обязаны тотчас сесть у обочины и дождаться, пока те пройдут.

Саньбао стал допытываться, каковы обычаи в стране, и командующий евнух Ван сообщил, что заморин исповедует буддизм, почитает слонов и коров. Соорудил храм со статуей Будды на постаменте, окруженном каменным водостоком, а рядом – колодец. По утрам звонит колокол, бьют барабаны, водой из колодца несколько раз омывают статую Будды, после чего все обступают ее и многократно кланяются. Есть еще почитающие буддизм йоги[117]117
  В древности в индуизме йоги – почитавшиеся святыми благочестивые миряне, практиковавшие медитацию и считавшие своим покровителем бога Шиву.


[Закрыть] – обычно уборщики в храмах, кои обзаводятся семьей, но не бреют голову и не расчесываются. Сплетенные волосы – по семь-восемь, а то и с десяток прядей – болтаются по спине. Тело натирают пеплом сожженного коровьего навоза, не прикрываются одеждой, а только привязывают к талии широкий стебель акации. Идут, дуют в ритуальную раковину шанкха[118]118
  Шанкха – ритуальный предмет в форме морской раковины больших размеров, священный символ Вишну с награвированными на нем десятью его аватарами. Особенностью этой раковины является ее закручивание вправо по часовой стрелке.


[Закрыть], а сзади тащатся их жены. Тела сих ужасных созданий едва прикрыты куском ткани. Вот так и бредут они от двери к двери и просят подаяние. Сии обычаи весьма омерзительны.

Ил. 11. Шанкха – ритуальная раковина

Военачальник также сообщил, что климат в стране зело знойный, погода круглый год – как в Китае летом. В мае-июне сплошные дожди, улицы превращаются в реки, даже есть поговорка: полгода течет, полгода печет. Командующий осведомился о нраве правителя – покорный или строптивый. Евнух Ван подтвердил, что правитель при виде тигровой пластинки ни полсловечка не возразил:

– Зато трое из числа наяр и четверка четти явно замыслили что-то дурное. Однако заморин прикрикнул: «Пошто сеете смуту и навлекаете на меня беду? Хотите, чтобы я сидел в клетке супротив цейлонского короля?» Тут же приказал связать бунтовщиков и самолично привел их на суд командующего.

Адмирал повелел пригласить заморина. Войдя, тот поклонился, и Саньбао милостиво ответил на приветствие. Владыка передал вассальную и капитуляционную грамоты, и командующий зачитал предназначенную для него. В грамоте, в частности, говорилось: «…Мы живем далеко за морями – где нам разобраться, что есть добро, а что зло?.. Нынче согласие и мир воцаряются окрест, окончены многолетние воинственные танцы со щитами и перьями. Безгранично благодарны за установление мира и порядка».

Засим заморин передал список даров, и командующий воскликнул:

– Видя ваше искреннее расположение, не могу не ответить тем же.

И приказал распорядителю корабельных хранилищ принять дары. Помимо множества золотых и серебряных вещиц, наиболее ценными были: золоченная статуя Будды, свиток буддийской живописи, десять листьев дерева бодхи[119]119
  Бодхи – древо познания истины, под которым Будда Сакьямуни достиг просветления.


[Закрыть], четыре драгоценных жемчужины массой около четырех с половиной фэней[120]120
  Примерно 6,5–8 карат (масса фэня варьировалась в зависимости от эпохи и региона).


[Закрыть] (их здесь продают за сто лян серебра) и четыре ветки кораллов. В тех краях богатеи нанимают мастеров, кои обтачивают кораллы, шлифуют и полируют до блеска, а затем продают по весу. Значилось в списке и пятьсот отрезов[121]121
  Отрез материи величиной от 2 до 50 чи.


[Закрыть] набивного ситца.

Приняв дань, Саньбао одарил раджу церемониальной шапкой и одеждой, и тот, осчастливленный, с поклонами удалился.

Корабли меж тем продолжили путь.

Рис. 6. Карта навигации Чжэн Хэ от Ормуза до Каликута. Фрагмент карты Мао Куня, 1430 год

– В сих малых княжествах, к счастью, обошлось без осложнений, – подытожил командующий, – но впереди Каликут. Хорошо бы знать, куда подевался Ван Мин.

Сказывают, что Ван Мин, давно уже получивший приказ командующего, на военной джонке отправился в путь и через двадцать дней прибыл в Каликутское княжество[122]122
  Каликут – гавань на малабарском побережье Индии, которая также называлась княжество-город Кожикоде и являлась средоточием морских путей и торговли Южной Азии.


[Закрыть].

Разузнав, что четверка магов целыми днями участвует в тренировке войска и готовится к военным действиям, он призадумался: «Маги строят козни, и у меня положение затруднительное. Коли не вручу вовремя официальное послание командующего, нарушу приказ, а вручу – от злодеев не укрыться, уж они-то меня не выпустят!» О, доблестный Ван Мин! В его смышленой голове созрел замечательный план.

На следующий день он распустил волосы – теперь они свободно ниспадали, одежду вывернул по образцу халата даосского монаха, взял в руки табличку и крупно написал: «Гадаю по иероглифам, общаюсь с Небесами», а внизу помельче в два ряда: «Порядок или смута, процветание или упадок, счастье или беда, бедствия или благополучие». Затем Ван Мин проворно пробрался на шумную торговую улицу и стал расхаживать там с видом самодовольным и чванливым. Время от времени он вытаскивал траву-невидимку – и вот его уж нет в толпе, спрятал траву – и снова идет по улице с важным видом. Благодаря подобным уловкам он привлек внимание местных мусульман, кои приняли его за сошедшего с небес святого: «Глянь-ка, он то есть, то нет его, эва!» Так минул день, за ним еще два – Ван Мин всё молчит. На третий день он почувствовал, что народ к нему расположился, и заговорил:

– Я, ничтожный, спустился из гротов восьми небесных бессмертных и оказался на вашей земле. Ежели желаете воспользоваться такой удачей и узнать свою судьбу, достало написать один иероглиф, и я предскажу всё, что вас ожидает. Не зря же я здесь оказался!

Местные жители уже и не надеялись, что он заговорит, а посему, услыхав его слова, стали один за другим подходить ближе. Самый храбрый вышел вперед и приветствовал его поклоном.

– О чем хочешь узнать, молодой человек? – обратился к нему Ван Мин. – Напиши одно слово и скажи, в какой связи желательно его употребить.

Юноша, будучи мусульманином, написал иероглиф «хой» – тот самый, что входит в слово «мусульманин», и попросил погадать по шести парам циклических знаков – на беременность[123]123
  По легенде, шесть первых знаков шестидесятилетнего цикла – дни божественного сотворения, отсюда выражение «носить в себе шесть пар знаков», т. е. «быть беременной». По традиции, беременные часто ходили к гадателю, надеясь вытащить гадательный билетик с надписью «шесть стихий породят сына».


[Закрыть]. Ван Мин, не задумываясь, использовал изречение Конфуция, где сходный по звучанию иероглиф означал фамилию, да еще и переврал его[124]124
  «Хой по три месяца мог оставаться человеколюбивым». См.: «Лунь юй», гл. VI, 7 // Конфуцианское «Четверокнижие» («Сы шу»). Пер. с кит. и коммент. А. И. Кобзева, А. Е. Лукьянова, Л. С. Переломова, П. С. Попова при участии В. М. Майорова; вступит. ст. Л. С. Переломова. М.: Вост. лит., 2004. С. 177.


[Закрыть]:

– Похоже, сие соответствует рождению дочери. А почему? Сказано в каноне, что Хой по три месяца оставался непочтительным. Вот и ты в прежней жизни немало набедокурил – с чего бы теперь у тебя родился сын?

Парень восхитился:

– Да это впрямь живой святой, сведущ во всех религиях.

Тут еще один смельчак дерзнул предложить для гадания слово «ухо», потому как у него в тот день горели уши, и тоже попросил связать его с гаданием по шести парам циклических знаков. Ван Мин заявил:

– А у тебя родится сын, да не один.

– Откуда это тебе известно? – поразился парень.

– Разве ты не слыхал выражение «Уши учеников, восемь-девять детей»[125]125
  Здесь и далее автор романа использует игру омонимов. В популярных в то время в Китае прописях для учащихся была такая строка, но Ван Мин изменил первый иероглиф, означающий «вас» (соответственно, вас – учеников), на омонимичный по звучанию и означающий «ухо».


[Закрыть]?

Парень обрадовался:

– Поистине живой святой!

Третий проситель начертал слово «мамаша», потому как в доме его тещи было имущество, на кое он зарился.

– В связи с чем использовать это слово? – уточнил Ван Мин.

И парень ответил:

– Гадай на обогащение.

Ван Мин ответил, что богатство придет к тому в десятикратном размере – его ждет большая удача:

– Разве ты не слыхал выражение «имея дело с богатством матушки, наживайся любой ценой»[126]126
  Искаженное выражение из «Книги церемоний» – одного из древних конфуцианских канонов: «Имея дело с богатством, не наживайся любой ценой», где запретительный иероглиф «моу» заменен на сходное по звучанию и написанию слово «мать».


[Закрыть]? А что иное сие может значить, кроме как то, что ты разбогатеешь!

Одураченный чужеземец бурно радовался:

– И впрямь живой небожитель!

Не успел договорить, нашелся еще молодой человек, который, глядя на табличку в руках Вана со словом «порядок», написал именно это слово и попросил погадать насчет женитьбы. Ван Мин уверенно заявил:

– Коли собрался жениться, рассчитывай на удачу.

И пояснил удивленному жениху:

– Неужто не слыхал, что даже совершившего проступок Гунъе Чана можно женить?[127]127
  «Лунь юй», гл. V, 1 (см.: Конфуцианское «Четверокнижие» («Сы шу»). С. 172). В каноне речь идет о Гунъе Чане, ученике Конфуция.


[Закрыть] Это ли не означает счастливое супружество?

Парню выпала несказанная радость повстречать живого святого, и он от всей души предложил:

– Хотел бы разделить с вами свою радость.

И со словами «Ученик подносит учителю в знак сердечной признательности» попытался всучить Ван Мину десять монет. Ван Мин смутился: «Я тут несу всякую ахинею, дабы произвести впечатление – но с какой стати обогащаться за счет этих людей? Какой из меня после этого святой?» Он поблагодарил парня и объяснил, что не пользуется деньгами, потому и не может их принять. Парень настаивал, тогда Ван Мин заявил, что в таком случае ему придется исчезнуть – вынул траву и стал невидим! Тут все остальные набросились на беднягу:

– Ясно, что это настоящий святой, у него можно было многое выведать о нашей судьбе, а ты полез со своими деньгами – он обиделся и покинул нас!

Одни утверждали, что ежели и вправду всё предопределено, то святой завтра вернется, а другие стояли на том, что раз тот случайно оказался в сих местах, то вряд ли появится снова.

Так они шумели-галдели, и гул их голосов потревожил тех самых четырех магов-праведников, кои находились в то время в храме Нарайаны[128]128
  По китайской транскрипции «нар» (или «найнар») западные ученые предполагают, что это храм Нарайаны – одного из обликов Вишну, в котором представлена его сущность как совокупность множества других вселенных.


[Закрыть]. Один из них высказал опасение, что сей странствующий монах и есть тот самый небесный святой, что усердно сует нос в их дела:

– Надо бы пойти поглядеть.

Одначе беловласый заявил, что подобное поведение ниже их достоинства, лучше послать кого-нибудь и пригласить монаха к ним. Посовещавшись, отправили толкового слугу, наказав несколько дней пошататься по торговым улицам, что он и выполнил, а потом уж позвал монаха. Получив приглашение, Ван Мин решил: «Коль скоро они приняли меня за бродячего монаха, во время беседы заставлю их открыться». Он зашагал важно и неторопливо и вскоре предстал перед всей четверкой. Едва взглянув на него, те засомневались – вроде и не монах, но и не мирянин. Стали расспрашивать, откуда прибыл.

Тот отвечал:

– Из гротов восьми бессмертных с пира Сиванму.

– И что – разве кто-то из небесных полководцев там отсутствовал?

– Нефритовый император пересчитал их всех, обнаружил, что кое-кого недостает, и страшно разгневался, – не растерялся Ван Мин.

Маги-праведники тотчас ухватили намек на их отсутствие, от страха затрепетали-заробели, прикусили языки и про себя решили, что, видно, гость и вправду обитатель небесных сфер. Ван Мин стал их вроде как сочувственно расспрашивать – когда, мол, прибыли? Монахи бессовестно соврали, что четыре-пять дней тому. Тогда Ван Мин промолвил:

– Нынче я удостоился приглашения от милостивых государей и готов выслушать ваши наставления.

Монахи дружно ответили:

– Обеспокоим вас просьбой погадать, судьбу предсказать.

Ван Мин и им предложил написать какое-либо слово. Синевласый начертал иероглиф «синий» и сказал, что гадать надо о военных действиях.

– Господа, – сказал Ван Мин, – не удивляйтесь тому, что я скажу, но по всему выходит, что ждет вас большая беда.

И тут же хитро и искусно придумал и растолковал значение начертанного иероглифа:

– Сие означает, что небесная канцелярии осуждает вас. А что до военных действий, то они не предвещают ничего хорошего.

Праведников от этих речей словно в чан с водой окунули, от ужаса волосы встали дыбом. Они пали оземь и стали отбивать перед сим удивительным святым большие церемониальные поклоны. Ван Мин вспомнил слова древних: «Пока всё успешно – уйду поспешно, не то разоблачения дождусь, и благосклонность превратится во вражду».

Вынул траву-невидимку – и вот уже нет монаха, истаял струйкой дыма. Праведники пришли в смятение.

Да и это бы ничего, но, как оказалось, один из тех юношей, коим гадал мнимый святой, поведал о чудесном провидении самому заморину:

– Четверо праведников из храма – и те поклонились ему как наставнику, а он принял поклоны и дуновеньем ветра растаял в небесах.

Эти слова взбудоражили правителя: «Вот бы мне с ним встретиться да разузнать заранее, что ждет страну – погибель или процветание, порядок или смута». Он вызвал приближенных и пообещал:

– Тому, кто найдет и приведет того монаха, положено вознаграждение: нет чина – пожалую, есть – повышу. Одарю серебром и златом, шелком и атласом.

Ну, как встарь говорили, при щедрой награде найдется и храбрец при параде. И впрямь – приближенные, услыхав о чинах и дарах, наперегонки кинулись на поиски монаха.

Ван Мин не менее того жаждал встречи с правителем. С помощью волшебной травы он стал вновь появляться то на восточных, то на западных улочках-переулочках. Только кто-то из сановников увидит его в одном конце города и решит: «Моя служебная карьера удалась!», как другой, встретив монаха в противоположной стороне, радуется: «Вот и мне повезло с повышением». В конце концов Ван Мин попал в руки дежурившего по дворцу генерала. Как так? А дело в том, что генерал тот обладал силищей огромадной, никто не мог с ним тягаться: он ухватил Ван Мина за плечо и с легкостью поволок к правителю.

Заморин несказанно образовался, встал и шумно приветствовал гостя:

– Не ведал, что небожитель почтит нас своим присутствием, не то вышел бы навстречу.

Ван Мин повторил, что прибыл из небесных гротов и, оказавшись в сих местах, решил использовать свои способности на благо людям, подсказать тем предначертанное, дабы они поняли, к чему стремиться и чего избегать:

– Буде укажу дорогу незнакомцу или помогу слепцу перейти мост – считай, не зря я, скромный монах, появился в ваших местах, – закончил он рассказ.

– Ох, сколь тяжел и труден ваш путь! У меня, грешного, тоже есть свои тайные заботы. Надеюсь на ваше наставление.

Ван Мин предложил написать один-единственный иероглиф, и заморин начертал слово «ван» – «правитель»:

– Погадайте о взлетах и падениях моей страны.

Ван Мин на это ответил:

– Прежде у вас не возникало хлопот, а нынче важные господа стучат в ворота́. Есть только одна забота – кучка подлых людишек сеет смуту. Вы сами, достопочтенный, как на это смотрите?

– Да что за важные господа у моих ворот?

– Я сужу по вашему иероглифу, в нем кое-чего чуток недостает. Вы начертали иероглиф 王 – «правитель»: черта наверху означает позицию неба, черта внизу – земли, а посредине – человека. Эти три черты в конфуцианстве символизируют три начала. Они расположены параллельно, но порождают слово «правитель», лишь будучи пересечены связующей вертикальной чертой. Это ли не знак необходимости обеспечить связь трех начал? Сие и свершат достойные гости.

– А как вы сподобились узреть затевающих смуту подлых людишек?

– Достаточно добавить в данный иероглиф точку, и получится 玉 – слово «яшма». Правитель – человек, а яшма – предмет, что означает превращение человека в предмет. Сие ли не достигается заговором подлых людишек?

– Откуда же взялась эта точка?

– Да чего там! Ведь у господина на пояснице есть родинка, – ляпнул Ван Мин не задумываясь.

Правитель сразу не поверил, сбросил одежду – и все воочию увидели на его теле родинку. На самом деле Ван Мину надобно было намекнуть правителю о деяниях даосских магов, вот он и болтал первое, что приходило в голову. Да ведь верно говорят, что удачи оживляют ум, вот эти россказни и попали в самую точку. Потрясенный проницательностью монаха, заморин воскликнул:

– Да вы и точно живой небожитель!

И, охватив одной рукой другую, сложенную в кулак на уровне груди, он отвесил малый поклон и испросил совета, как добиться удачи и избежать бед. Тут-то Ван Мин воспользовался случаем и выпалил:

– Ну, что же, коли вы, достопочтимый господин, столь вожделеете избежать бед, послушайте, что я вам скажу: из каких бы дальних краев ни появились гости, примите их любезно, не оказывайте сопротивления, и будет вам удача.

– Ко мне тут прибыли четверо монахов – возможно ли с их помощью избежать бед?

– О, нет, ведь опасная родинка на пояснице правителя их и подразумевает.

Заморин долго молчал, а потом без обиняков заявил:

– Скажу не таясь: мы являемся крупным государством Западного океана, на нас сроду никто не нападал. По совету четырех праведников я потратил кучу золота на отливку статуи Будды и серебра на строительство буддийского храма, ибо те предрекли, что не позднее чем через сто дней страну ожидает лихолетье. Они твердили, что только великий Будда Вайрочана поможет защитить страну и престол. Я вроде как согласился, оставил их в стране, но всё же на душе неспокойно. На днях и вправду пришли дурные вести: говорят, империя Мин направила в Западный океан армаду в тысячу кораблей, несметное воинство во главе с командующим, при них и могущественные монахи – даосский и буддийский. По пути следования захватывают в плен правителей, уничтожают государства. Недавно посадили в клетку цейлонского правителя; вот-вот подойдут к нашим берегам. Выходит, правы те четверо? Нынче мне выпало небывалое счастье встретиться с небожителем, прошу вразумить меня.

– Послушайте скромного монаха, – отозвался Ван Мин. – Появление флотилии – предвестник великой радости. Ежели не верите, поглядите за врата.

Желая убедить заморина, Ван Мин вытащил свою волшебную траву и, став невидимым для окружающих, напялил на голову войлочную шляпу со словом «храбрец», сбросил даосское одеяние и остался в воинских доспехах. И вот уже – в одной руке послание командующего, в другой кинжал – он встал по стойке смирно у дворцовых ворот и заорал:

– Гонец с радостными вестями желает видеть владыку!

Не успел правитель выразить сожаление по поводу исчезновения святого, как дворцовый страж доложил о прибытии гонца с добрыми вестями. «Сколь удивительно, что сей мир посещают живые небожители», – подумал заморин и распорядился:

– Поскорей зовите сюда этого человека!

Откуда ему знать, что давешний монах и гонец – одно и то же лицо! Представ перед заморином, Ван Мин вручил грамоту и спокойненько так говорит:

– Командующий многократно кланяется правителю. Наша флотилия проходит мимо берегов вашего государства, но мы вовсе не желаем вас потревожить. В знак взаимного расположения командующий передал вам верительную грамоту.

Заморин несказанно обрадовался посланию, а еще больше – миролюбивым речам офицера, повелел приближенным напоить того чаем и угостить, а сам принялся читать документ[129]129
  Флотилия посетила Каликут в 1407 году, вручила правителю Мана Викранаме мандат от императора Чжу Ди, даровала грамоту (рескрипт) о пожаловании титула и серебряную печать, а также сделала обильные и богатые подношения местной знати и сановникам.


[Закрыть]. В начале его излагались цели экспедиции, а затем говорилось: «…Командиры храброго воинства смелы и отважны, готовы оказать моральное воздействие на все страны. Достигнув врат вашей столицы, они не желают применения военной силы и потому почтительно вручают сей высочайший указ. Наш мудрый император является Сыном Неба, посему повинующиеся ему процветают, идущие наперекор – погибают. Заморин волен сделать выбор, дабы потом не раскаиваться».

Закончив чтение, владыка объявил, что подобная грамота – поистине добрая весть, и обратился к Ван Мину:

– В данный момент, впопыхах и наспех, не представляется возможным составить испрашиваемые вами важные документы. Пока прошу передать командующему от меня множество поклонов, а ко времени прибытия кораблей в гавань составим и вассальную грамоту, и капитуляционную, и пропуск через заставу. Мы ни в коем разе не осмелимся причинять беспокойство величественному, аки небожитель, командующему.

Ван гнул свое:

– Ежели наш командующий может рассчитывать на вашу благожелательность, его благодарность будет безгранична. Вот только праведники из храма Нарайаны, похоже, не собираются сдавать позиции, продолжают перебрасывать войска и рассылать полководцев.

Заморин возразил:

– Эти люди – всего лишь собирающие подаяние монахи. Нешто они имеют право командовать моими войсками?!

В этот момент, запыхавшись, примчались сразу несколько местных воинов с криком: «Устное донесение… донесение… донесение для государя. Четверо праведников из храма совсем плохи, от них осталась лишь телесная оболочка». И когда заморин попросил изложить всё по порядку, воины оповестили, что маги-даосы находились в добром здравии до того, как третьего дня их посетил некий странствующий монах, что гадает на иероглифах посредством общения с Небесами:

– Он напророчил, что монахов ждет беда, грядущее суровое осуждение, и предрек им бесславный конец, коли вздумают начать военные действия. Маги призадумались, два дня никуда не показывались. Как вдруг позади кельи ни с того, ни с сего появилось дерево. Оно стремительно росло вверх и вширь, покрылось ветвями и листьями, бросая вокруг густую тень – как символ темной силы инь. Монахи и без того были сильно встревожены, а увидав дерево, и вовсе перепугались. Они немного постояли под ним – и вот, не ведаем как, повесились на его ветвях и испустили дух.

– Ох и чудеса! – воскликнул заморин. – Как раз вчера тот самый святой назвал тех магов родинкой на моей пояснице. Дай-ка взгляну еще раз.

Он развязал одежды – где же она?! Исчезла. Приближенные спросили, что делать с бренными телами монахов. Правитель изрек:

– Подделки – их хоть три штуки за день сбудешь, а ежели что истинное – за три дня и одну вещь не продашь. Те пустые оболочки на древе пока оставьте как есть. Вот дождемся прибытия командующего из Южной династии и сообщим, будто это мы повесили бунтовщиков. Пусть убедится в искренности нашего намерения подчиниться.

Не успел договорить, как местный лазутчик доложил, что гороподобные корабли с тысячами воинов вошли в гавань. Картина поистине устрашающая! Заморин поспешил навстречу. К этому времени Ван Мин был уже на корабле и успел поведать адмиралу и о том, как переоделся странствующим монахом, и о гибели четырех магов с разноцветными волосами. Саньбао подивился:

– Как ты умудрился сие проделать?

– Всё благодаря счастливой звезде нашего императора и величию моего командующего. Я наплел им с три короба всяких россказней, но вроде сработало, – гордо выпалил Ван Мин.

– Трудно постичь, отчего погибли маги.

– Тому должна быть серьезная причина.

В этот момент доложили о прибытии местного правителя. Тот поочередно отвесил поклоны обоим командующим, Государеву советнику и Небесному наставнику. Адмирал усадил гостя, приветствовал его по всем правилам гостеприимства, почтительно осведомился, как называется сие великое государство и как величают государя.

– Страна наша малая и зовется Каликут, – ответствовал заморин. – Меня же называют самутири, что означает «царь моря»[130]130
  Самутири – наименование правителя на дравидийском языке малаялам, которое через посредство португальского превратилось в «заморин». В то время заморином Кожикоде (Каликута) был Мана Пихчиаламан (с XIII века все члены королевской фамилии носили всего несколько имен, одно из них – Манавикрама), которому послы второй экспедиции Чжэн Хэ (1408–1409 гг.) вручили «инвеституру» на правление, в память о чем установили стелу.


[Закрыть].

После того командующий объявил:

– Государь нашей великой империи постоянно помнит о вас, далеких некитайских народах, доселе не вовлеченных в сферу нашего воспитательного воздействия. Посему послал сию флотилию, дабы пожаловать вам мандат на царствие, серебряную печать и десять мешков золотых монет. Что до ваших советников, то каждый будет повышен в чине и удостоен шапки и пояса высокого сановника. Вечор я передал вам свое послание, в коем сие изложено в общих чертах – это милости самого государя, я не смею приписывать себе чужие заслуги. Всё ли ясно досточтимому заморину?

Тот ответствовал:

– Я, ничтожный, не достоин столь высокой чести! Простите, что не оказал должного почтения и не выехал навстречу гостям.

– Не смею затруднять вас подобными церемониями, – ответил Саньбао. – Лучше поведайте мне о четверке магов. Откуда они прибыли?

– Странствующие людишки, они меня совсем заморочили.

– К счастью, вовремя завершился отмеренный им судьбой жизненный срок, и нам удалось избежать столкновений с ними!

Заморин сообразил, что самое время вставить свою байку о том, что это они повесили монахов. Смотрите-ка, уж кто-кто, но даже Государев советник и Небесный наставник, знатоки общения со всякими небожителями и борьбы с нечистью, ничего не возразили, а лишь предложили адмиралу взглянуть на храмовое дерево.

– Неужто здесь есть храмы? – поразился Саньбао.

– В стране до полусотни мусульманских святынь, – заметил Государев советник.

Стоило ему произнести эти слова, как вмиг у всех перед глазами возникло то самое храмовое дерево с пышной раскидистой кроной, на коем висели четверо магов. Заморин затрясся от ужаса: