Текст книги "Цветы Форкосиган-Вашнуя"

Чувствуя, что Энрике почти дышит ей в спину, Катриона открыла дверь и вошла, готовая к тому, что ей потребуется время, чтобы приспособиться к полумраку помещения.

Но оказалось, что никакого полумрака и нет! Катриона вошла в планетарий, на стенах и потолке которого ярко сияли звезды. Нет, она вышла на площадь, небо над которой было расцвечено огнями фейерверков. Или лучше так: Катриона оказалась в командном пункте космической станции, летящем сквозь дышащие огнем и брызгами звезд галактики.

На полу, на стенах, на потолке сияла сотня похожих на распустившиеся цветы трилистников. Они были вставлены в фиолетовые оправы, и некоторые из них, цвета золотистого масла, яркостью не уступали лучам солнца, пробивающимся сквозь щели в досках. Эффект был завораживающий. Какие-то трилистники сидели неподвижно, другие медленно передвигались, подобно звездам некоего ожившего фантастического созвездия. Были там жуки размером с большой палец руки, а были – с ладонь Катрионы. Ладонь, одетую в защитную перчатку.

Откуда-то с пола прозвучал хриплый голос:

– Это ты, Инги? Ты принес мне еще?

Катриона скользнула взглядом вниз и разглядела приземистую, съежившуюся фигуру в старой мужской рубашке с отрезанными рукавами. Бледные руки бессильно свисали; по этим хрупким дорожкам вверх, цепляясь маленькими коготками, карабкались три или четыре особенно ярких жука. Еще несколько угнездились в немытых, спутанных черных волосах. Фигура раскачивалась взад и вперед, потом медленно, не вставая, обернулась к двери. Парочка крупных жуков-радиофагов устроилась на коленях фигуры, прячась в складках юбки. Стоящим в свете открытой двери явилось луноподобное лицо с подслеповатыми прищуренными глазками и широкой бессмысленной улыбкой.

Женщина? Девочка? Ростом это существо было со взрослую женщину, а грудь ее свидетельствовала о том, что период созревания уже миновал, но широкое лицо было почти детским. Увидев маски и шлемы вошедших, сидящая на полу девушка, охваченная ужасом, изо всех сил завопила – совсем как ребенок:

– Белые призраки! Белые призраки!

От этого визга, заставившего содрогнуться дощатые стены хижины, Энрике отшатнулся. Девушка вскочила на ноги, разбрасывая жуков, которые, со стуком отскакивая от пола, словно галька, поспешили наутек. Не повезло только некоторым из них – попав под босые ступни обитательницы сарая, они были раздавлены. Да, она была босой, с нестриженными ногтями на всех шести пальцах каждой из своих ног, и эти длинные ногти, словно когти, скребли по полу.

– Мои жуки! – воскликнул Энрике. – Ты их раздавила, идиотка!

Что это было, оценочное суждение или точная квалификация психического заболевания? Понять доктора в этот напряженный момент было сложновато.

– Стоять! – крикнул он.

Но девушка бросилась к двери, увернувшись от Катрионы, попытавшейся ее задержать.

– Держи ее! – крикнула Катриона.

– Так она же не коза!

Тем не менее Энрике попытался задержать хозяйку сарая; та вывернулась и ткнула доктора кулаками, после чего попыталась расцарапать его лицо под маской ногтями, которых на обеих руках у нее было гораздо больше десяти…

– Не ешьте меня! – умоляюще прокричала она, перепрыгнула через порог и бросилась прочь от хижины. – Инги! Инги! За нами пришли белые призраки! Где ты?

Катриона смотрела на заросли, в которых скрылась крикунья. Ее вопли смолкли еще до того, как успокоились потревоженные кусты, и определить направление, в котором она скрылась, было трудно.

– Мне срочно нужны контейнеры, а то они убегут, – едва дыша от волнения, пролепетал Энрике, не знающий, которого из жуков схватить первым.

– Теперь понятно, где были наши радиофаги, – сказала Катриона.

Ухватив доктора за рукав, она потащила его наружу, по пути аккуратно отбросив носком ноги жука, внимательно изучавшего пол сарая. Оказавшись на улице, Катриона закрыла дверь и водрузила на место палку.

– Жуков мы соберем позже, – сказала она. – Сперва – неотложные дела.

Что же это были за дела? Катриона вздохнула. Инги – это наверняка тот самый подросток, что воровал жуков. По крайней мере, это следовало из слов девушки.

– Эти дети… Эти двое… Вряд ли они живут здесь в одиночестве. И не они построили эти лачуги, – сказала Катриона.

Этим строениям не одно десятилетие от роду, если судить по их состоянию.

– Где-то должны быть и взрослые, – продолжала Катриона, – которые отвечают… отвечают за все, что здесь происходит.

В душе Катрионы возникло весьма тревожное чувство.

– Нужно их найти.

Энрике согласно кивнул и привел свой сканер в боевое положение. Они двинулись вперед, и он спросил Катриону:

– Почему же она убежала, да еще с такими воплями? Мы же не собирались сделать ей ничего плохого.

Теперь, когда доктор нашел своих жуков и его волнение по этому поводу несколько улеглось, он заинтересовался убежавшей девушкой и принялся изучать кусты, где она могла спрятаться.

– Похоже, она в том буреломе, – предположил Энрике.

– Давай не будем ее преследовать, – предложила Катриона. – Пусть успокоится.

– И я совсем не собирался ее есть, – не унимался Энрике, вспоминая с негодованием о том, что произошло в сарае. – Белые призраки. Что она имела в виду?

– Я думаю, кто-то рассказывал ей сказки, чтобы напугать, – попыталась объяснить Катриона. – Чтобы она не приближалась к незнакомцам. И не позволяла им приблизиться к ней. Особенно – незнакомцам в защитных костюмах.

– Если эту ложь ей рассказывал какой-нибудь взрослый, он – очень плохой человек, – сказал Энрике, в недоумении оглядывая все вокруг.

Они набрели на дощатый туалет. Там было пусто, хотя туалетом, несомненно, пользовались, и совсем недавно, как легко определила Катриона, несмотря на фильтры маски.

– А разве твои родители тебе таких сказок не рассказывали? – спросила она. – Чтобы помочь избежать неприятностей, пока ты мал и неопытен?

– Никогда, – отозвался Энрике. – Они говорили о разных вещах так, как они существуют по-настоящему. Ясное дело, когда мне было года три, эти объяснения не отличались научной скрупулезностью, но тем не менее… И, когда я подрос и уже мог сам определять, что мне нужно, я просил их читать мне нонфикшен.

– Вот как…

А интересно, где найти сведения о том, как устроена жизнь, ребенку, не столь понятливому и грамотному, каким Энрике был в прошлом? Не успеет научиться – и все! Все кончено! Хотя эта девушка показала, что умеет говорить, и речь ее выстроена грамматически верно, что свидетельствует о весьма развитых когнитивных способностях – даже при том, что она верит во всякую чушь! Если и есть здесь некие нарушения психики, то лишь незначительные – иначе в этих условиях она бы долго не протянула. Катриона вспомнила маленькие деформированные черепа на белесых столбах.

– А как ты относишься к художественной литературе? – спросила она доктора. – К иносказанию, мифу, притче?

Энрике снисходительно махнул рукой:

– Ложь, в которой многие ищут намек, да еще и на что-то серьезное.

– Но это достаточно сложная социальная практика, – возразила Катриона.

Сложная, однако ее детишки осваивают ее быстро и уверенно. Впрочем, ничего удивительного – они же отпрыски Майлза!

– Если взрослый начнет паковать истину в обертку из лжи, ребенок, обнаружив ложь, вместе с оберткой вышвырнет и ее содержимое. Это – рассуждая логически. И уже вообще ничему не станет верить.

– В этом что-то есть, – кивнула Катриона.

Может, именно поэтому взрослым так сложно с подростками?

– Наверное, для родителей следует разработать некий научный метод, – предположила Катриона. – И пусть руководствуются.

– Вообще-то до семи лет я об этом даже не задумывался, – признался Энрике, явно сожалея, что так много времени было потрачено впустую.

Катриона улыбнулась.

– Знаешь, Энрике, из тебя вышел бы очень хороший отец. Хотя и своеобразный!

– Неужели?

Лицо Энрике под маской просияло.

– Вот о ком можно говорить как о хороших родителях, так это о вас с Майлзом, – сказал он. – По крайней мере, вы никогда не паникуете.

– Рядом с Майлзом любой будет держать марку!

Сама она, например, не паниковала, в том числе и сейчас. У нее душа почти ушла в пятки. Но это же не паника, верно?

Сканер Энрике, увы, не мог сказать, есть ли в радиусе километра еще хоть один человек. Катриона решила больше не полагаться на прибор и, посмотрев на заросли, спросила:

– Насколько зараженным может быть этот участок леса?

– Не очень. Ну… мы как раз у подножия гряды. Поэтому мы и не стали разбивать здесь наш экспериментальный участок.

– Хорошо промывается?

Энрике кивнул и предложил:

– Можно посмотреть во флайере карту распределения радиации.

И, подумав, спросил:

– А почему ты спрашиваешь?

– Да, давай посмотрим карту, – согласилась Катриона.

Они забрались на переднее сиденье флайера. Теперь ее новую машинку придется чистить не только снаружи, но и изнутри, черт бы побрал эту радиацию! Включили видеокарту. На ней, когда Катриона ввела их текущее местоположение, не отразилось ни одно из только что виденных строений, но топография их не подвела, и действительно заросли, которые интересовали Катриону, отличались сравнительно невысоким уровнем загрязнения, если сравнить с соседними участками леса. Визуально так оно и было.

– Что ты имел в виду, говоря, что не стал разбивать там участок? – спросила она.

– Ну… – ответил Энрике. – Вадим предложил ничего здесь не делать, потому что… потому что здесь естественное возвышение. И мы лишь зря потратим время. Он был прав. Думаешь, он знал про этих людей?

– После того как десять лет отработал в зоне? Вне всякого сомнения.

Значит, Вадим намеренно скрывал факт присутствия людей в зоне. Может быть, даже помогал им прятаться. А если учесть, как давно это поселение существует, то наверняка людей в зоне гораздо больше, чем самому Вадиму известно! А, может быть, здесь налицо сговор? Хотя Энрике сказал бы, что она принимает решение без достаточных на то оснований.

– То есть он солгал мне?

– Ну… скажем… – отозвалась Катриона, – умолчал кое о чем.

И это рано или поздно вырастет в проблему. Только вот поздно или рано?

Энрике нахмурился.

Катриона вздохнула, выбралась из флайера и принялась отстегивать шлем и маску.

– Ты что?! – забеспокоился доктор.

– Пойду, поговорю с этой девушкой. Сама она ведь ни за что не выйдет из кустов. Сидит там где-нибудь, съежившись, и плачет. Жестоко оставлять ее так.

– Но твой муж очень расстроится, если узнает, что я позволил…

Катриона освободила прядь волос из-под герметизирующей застежки и заправила ее за ухо.

– Позволил? – негромко повторила она, и угроза прозвучала в ее голосе.

Затем, сжалившись над Энрике, закончила примиряюще:

– Совсем необязательно упоминать об этом.

Да уж, сказано совершенно в манере Майлза и, если подумать, была в этом некая космическая справедливость.

– Вот это и называется – Форкосиганы! – воскликнул Энрике, всплеснув руками.

Катриона улыбнулась доктору, засунула шлем под мышку и направилась к лесу.

– Оставайся здесь и будь начеку, – добавила она, чтобы он почувствовал, что состоит при деле, и не увязался бы за ней – а без него она сможет выяснить куда как больше.

– Эти люди могут быть серийными убийцами, – ворчливо бросил он ей вслед. – Радиоактивными серийными убийцами.

Не обернувшись и даже не замедлив шаг, Катриона отмахнулась от его слов.

Для нее эта прогулка может вылиться в ночь, проведенную в главной больнице Хассадара, подумала Катриона без особой радости. Навалятся на нее врачи с их терапией, будут иголки втыкать, заставят делать пи-пи в градуированные мензурки, а, может, и еще к чему принудят… Конечно, это лишь перестраховка – тем более что все дети, которых она хотела иметь и имеет, уже появились из генетически очищенных, замороженных эмбрионов, которых хранили в центре репродукции в Хассадаре до того момента, когда у их родителей (о, чудесный черный юмор!) появилось наконец время ими заниматься. И, так или иначе, земной поклон Ори Пим!

Очень медленно и спокойно Катриона шла к зарослям посреди бурелома, пока не остановилась в нескольких метрах от кустов. Там вповалку лежали гниющие стволы деревьев, перевитые зеленым диким виноградом и плющом; во все стороны вольготно раскинулись пышные побеги черники. Катриона села на землю, подняла лицо и позвала, постаравшись придать своему голосу материнские интонации – мягкие и успокаивающие:

– Эй! Мне очень жаль, что мы напугали тебя. Меня зовут Катриона. А тебя как?

Ответом ей была тишина.

– Я не призрак, – продолжала Катриона. – Я живой человек, женщина. А это просто такая смешная шапка, смотри!

Она надела на голову шлем и вновь сняла, отложив в сторону. У Майлза эти трюки получаются гораздо убедительнее – ему не раз доводилось демонстрировать нечто подобное. Но сейчас в деле был другой Форкосиган. Точнее – была.

В черничнике послышался легкий шорох. Катриона сидела неподвижно. Если эта женщина-девушка выскочит из зарослей и бросится прочь, нужно ли будет ее преследовать? Скорее всего нет. Да и куда ей бежать? Конечно, во всей зоне полных три тысячи квадратных километров, но… А, вот и она! Круглое, желтоватое, встревоженное лицо осторожно выглянуло из-за дерева. Девушка внимательно посмотрела на Катриону. Моргнула.

– Какая ты красивая! – произнесла она чуть надтреснутым голосом.

Катриона едва не вздрогнула, но подавила импульс. Когда в гостиных Форбарр-Султана к ней обращались с подобными комплиментами, это чаще всего была преамбула, за которой следовала просьба допустить просителя или просительницу к аудиенции с лордом Форкосиганом. Или прелюдией к флирту, о чем, конечно же, по мнению человека, произносящего эти слова, не стоило сообщать лорду. Правда, такого рода кавалеров леди Форкосиган своим вниманием не удостаивала. Но все гостиные остались за тысячи километров отсюда… Поэтому она ответила без церемоний:

– Приятно слышать.

– Ты принцесса? – последовал вопрос.

– Нет!

И слава богу. А она ждала принцессу? Должно быть, через эти края проезжает не так много принцесс. Или здесь работает вывернутая логика волшебной сказки: если все принцессы – писаные красавицы, то все красавицы, соответственно – принцессы?

– Так как тебя зовут?

Долгая пауза, и ответ:

– Ядвига.

– Красивое имя!

Эпитет, который в случае с этой девушкой подходил, увы, лишь имени. Когда Ядвига наконец выбралась из зарослей, Катриона увидела, что ее шею украшает бугристый бесцветный нарост размером с кулак. Что это? Зоб или рак трахеи? Или одновременно и то, и другое? Вот почему голос девушки звучал так хрипло, надтреснуто. Катриона непроизвольно сглотнула.

– Правда? – спросила Ядвига.

– Правда, – отозвалась Катриона.

И, не откладывая дела в долгий ящик, поинтересовалась:

– Ты знаешь Вадима Самми, смотрителя? Я встретилась с ним первый раз несколько дней назад. Похоже, он хороший человек.

Услышав имя смотрителя, девушка вышла из зарослей и села в отдалении на землю, бессознательно имитируя позу Катрионы. Вот она, магия имени. В Форбарр-Султане это тоже работает.

– Ты живешь в доме на трех столбах? – спросила Катриона. – Этот дом построил настоящий мастер.

Ядвига кивнула. Вырост на ее шее колыхнулся вверх-вниз. Катриона постаралась не смотреть на него и вообще никак не реагировать.

– А кто с тобой живет? – продолжала она. – Одному ведь жить плохо.

Хотя сейчас Ядвига была одна. Почему? Та палка, на которую была закрыта дверь, не являлась серьезным препятствием – достаточно хорошенько нажать изнутри, и она сломается. Но ведь кто-то же сделал это, и именно снаружи!

– Со мной живет ма Роджи. И Борис. А еще Ингиси, я его люблю больше всех.

Ядвига склонила голову набок и спросила, в свою очередь:

– А где ты живешь?

– Иногда в Хассадаре. А иногда в Форбарр-Султане. Но мое любимое место – неподалеку от длинного озера у самых Дендарийских гор, возле Форкосиган – Сюрло.

Девушка попыталась осмыслить сказанное.

– Как много всего, – произнесла она наконец.

– Да, немало.

Трудно было сказать, что происходит в голове у этой простушки.

– И это далеко? – спросила Ядвига.

– Если на флайере, то не очень. Пешком, конечно, дойти туда трудно. А ты бывала в Хассадаре?

Девушка отрицательно покачала головой.

– А слышала о нем?

Ядвига кивнула.

– Мама с Вадимом иногда говорят о нем. И он привозит оттуда разные вкусные вещи. И мыло.

– Он молодец, – отозвалась Катриона.

Вот откуда взялись на полках в этом домишке разные коробки и банки.

– А он не предлагал тебе слетать в Хассадар? Или еще куда-нибудь?

Ядвига отрицательно замотала головой:

– Если мы появимся на той стороне холмов, люди нас убьют.

– Это не так, – возразила Катриона, стараясь говорить максимально убедительно. – Уже не так.

И содрогнулась.

Но Ядвигу, похоже, не убедили слова Катрионы. Взгляд ее стал тяжел и мрачен.

Катриона решила отвлечь девушку от неприятной темы.

– Ингиси – это тот бледный мальчик, со светлыми волосами, верно?

Та кивнула.

– Мне нравится их расчесывать, – сказала Ядвига. – Они мягче, чем грива у пони.

Да, образ впечатляющий.

– Это Ингиси приносит тебе радиофагов?

– Кого?

– Фиолетовых жуков с горящими золотыми цветами на спинках.

Энергично кивнув, Ядвига улыбнулась.

– Они красивые, верно?

– Тебе нравятся? Спасибо! Это я их придумала. А тот человек, который прилетел со мной, он их сделал. Его зовут Энрике.

Маленькие глазки девушки расширились. Она нервно заерзала и слегка подалась назад.

– Сделал? Он что, волшебник?

– Нет, он просто ученый. Любой может сделать таких жуков, – ответила Катриона.

И ради точности добавила:

– Если, конечно, будет таким же умным, как Энрике, и станет долгие годы учиться, как учился он.

На это Ядвига двусмысленно нахмурилась. И задала новый вопрос, более конкретный.

– Ты замужем?

– Да. Но не за Энрике. У него есть жена, и ее зовут Марсия. А моего мужа зовут Майлз.

– Марсия красивая? – спросила Ядвига, нахмурив брови.

– Очень. Она высокая, у нее мягкие светлые волосы, хотя и не такие светлые, как у Ингиси.

Катриона помедлила и спросила:

– Тебе нравятся красивые вещи?

Девушка кивнула.

– Здесь, в зоне, много всего красивого. Растения, холмы, маленькие ручьи.

– Пони!

Катриона вспомнила мрачных коняшек, которых они видели с воздуха, и попыталась придумать про них что-нибудь хорошее.

– У пони пушистые ушки, – сказала она. – И бархатистые мордочки.

– И большие желтые зубы, – хихикнула Ядвига. – Они кусаются.

– Правильно. А еще иногда лягаются.

– Точно!

Ядвига уселась поудобнее и спросила:

– Тебе нравятся пони?

– Очень, – ответила Катриона.

– Хочешь, покажу моих?

– Конечно, но чуть позже.

Ядвига нетерпеливо заерзала, но Катриона не обратила на это внимания.

– Ты говорила про других – про маму Роджи и Бориса. Кто они такие? Я их не знаю.

– Это все ее место, – сказала Ядвига, махнув рукой в сторону хижины. – А Борис – ее настоящий сын. Он большой.

– И давно мама Роджи здесь живет?

– Всю жизнь, – ответила девушка, для убедительности кивнув.

Катрионе хотелось вернуться к разговору о жуках, сказать, что они украдены и страшно ядовиты. Но она опасалась напугать Ядвигу. Что до кумулятивного эффекта радиационного загрязнения, то девушка явно превысила все возможные лимиты. Катриона внимательно рассматривала тонкие руки и опухшее тело Ядвиги. Это от голода? Или под кожей прячется еще одна опухоль?

– Ты не голодаешь? – спросила она. – Мама Роджи тебя кормит?

Ядвига опять махнула рукой. На правой у нее было всего пять пальцев.

– Да, кормит, – ответила она. – Только глотать больно. Из-за этой вот штуки.

Она сжала опухоль под подбородком, но тут же отдернула руку.

– Мы с Ингиси попробовали обвязать ее ниткой, чтобы оторвать, но было слишком больно. А потом мама сказала, что она растет изнутри и все равно ничего не поможет.

Она скорчила гримаску.

Катриона подавила поднявшийся в ней ужас. И произнесла, стараясь говорить спокойно:

– Боюсь, мама Роджи права. Тебе нужен настоящий врач.

Почему же ее не отправили в больницу? Какого черта, Вадим?

Смущенная, Ядвига наморщила свой маленький нос, но затем пожала плечами.

Нельзя ее пугать, напомнила себе Катриона. Так. Борис – настоящий сын.

– А ты давно здесь живешь? – спросила она.

– Всю жизнь. Так мама сказала.

– И ты знаешь, сколько тебе лет?

– Конечно, знаю!

В голосе девушки прозвучали нотки негодования:

– Пятнадцать.

– Но ведь ты же не дочь мамы Роджи, верно? И Инги не ее ребенок, так?

– Нет! Мы все – ее дети!

И она вновь махнула рукой, на сей раз в сторону кладбища, утыканного столбами с насаженными поверх черепами.

– Когда мы были маленькими, мама сказала, что нашла нас меж капустных листьев, но это просто шутка. Там есть место в зоне, в лесу, где это произошло. Инги говорит, что видел его. Я не видела. Но знаю, что это Вадим привез меня сюда.

Вдалеке раздался приглушенный крик, и тотчас же – ритмический топот. Катриона обернулась и, опершись рукой о землю, приготовилась вскочить на ноги. Оказалось, что топот издают маленькие неподкованные копытца, а кричит Энрике. По лесной прогалине мчался маленький пони с веревочной сбруей, а на нем сидел худой светловолосый подросток, обхвативший бока своего боевого коня босыми ногами. Следом за пони, в своем защитном костюме и маске, неуклюже бежал Энрике.

– Стой, маленький воришка! – кричал доктор.

Инги натянул веревочные поводья, и пони встал как вкопанный.

– Ядди! – закричал мальчик. – Беги! Это белые призраки!

Ядвига подняла на него глаза, но, в отличие от Катрионы, которая поднялась на ноги, не пошевелилась.

– Глупый! Это не призраки. Это просто люди в белых одеждах.

– Мама о них и говорила. Это чужаки!

Инги, как оказалось, был восприимчив ко лжи.

Ядвига, соображая, выпятила нижнюю губу.

– Мама говорила тебе – не ездить по солнцу, а ты ее не слушаешь.

Энрике воспользовался замешательством и, нагнав мальчика, схватил его за руку. В этот момент пони рванулся в сторону и, отбежав на несколько метров, опустил голову и принялся щипать траву. Инги же оказался на земле, но, изогнувшись всем телом, вырвался из не слишком цепкой хватки Энрике.

Но больше он ничего не смог сделать, потому что Ядвигу, собиравшуюся что-то прокричать ему, вдруг поразил длительный приступ кашля. Откашлявшись, она плюнула на землю кровью. Кровавый сгусток, плюхнувшийся у ее ног, казалось, скорее раздражал ее, чем удивлял или беспокоил. Ладонью, на которой Катриона насчитала шесть пальцев, девушка подхватила и бросила на кровь немного земли – чтобы прикрыть от досужих глаз. Инги, всплеснув руками, бросился к ней и протянул край рубахи – вместо платка, – о который Ядвига, безразлично глядя по сторонам, отерла губы.

Катриона, воспользовавшись моментом, вновь села, кивком пригласив Энрике сделать то же самое.

– Привет! – сказала она, обращаясь к Инги. Она взяла на вооружение интонации одновременно материнские и светские; если первая его не смягчит, то вторая наверняка заставит успокоиться и вести себя прилично.

– Ты ведь Инги, верно? Ядвига мне о тебе рассказала. Меня зовут Катриона. А это – мой друг Энрике.

И кивнула в сторону доктора.

Тот, конечно, предпочел бы, чтобы его назвали доктор Боргос, но, взглянув на сидящих перед ними детей, со всей присущей ему скромностью позволил Катрионе поступать так, как принято у них на Барраяре. Он медленно сел на землю. Инги, поняв, что он в этой компании находится в меньшинстве, опустился на колени. Пони, не обращая на людей никакого внимания, продолжал в некотором отдалении щипать траву.

– А я вас видел, – признал Инги. – В лесу.

Любопытство, которое Катриона обнаружила в мальчишке еще накануне, когда смотрела записи с камер, побороло в нем страх.

– В этих ваших костюмах.

Его взгляд постоянно возвращался к Катрионе, на этот раз сидевшей если не без костюма, то по крайней мере без его части – шлема.

– Ты за нами шпионил? – спросил Энрике. – Да еще и украл наших жуков!

Инги явно не чувствовал за собой вины.

– Вы оставили их в лесу, – сказал он. – А все, что остается в зоне, принадлежит нам.

– Хорошее объяснение, – покачала головой Катриона. – Но ты не прав. Ты же видел с нами Вадима, верно? И он говорил с тобой прошлой ночью, не так ли? Наверняка просил тебя держаться подальше от нашего участка, да?

Это был выстрел в темноту – но ведь и Вадим бывал здесь затемно, а потому Катриона явно попала в цель. Возраста Инги был примерно такого же, как и ее сын, Никки, и его так же разрывали в клочки крайности подросткового возраста – то ему хочется, чтобы его хвалили, а то – чтобы оставили в покое. И эти резкие перепады от щенячьей радости к глухой угрюмости!

– Возможно, и просил, – отозвался мальчик.

– Мы знаем, что ты взял наших жуков, – сказал Энрике сурово. – У нас есть видео. И мы нашли их в этом вашем сарае.

Выждав краткую паузу, он продолжил:

– Там все, что ты украл? Или есть где-нибудь еще? А, может, ты их потерял?

Инги опасливо пожал плечами.

– Большинство здесь, я думаю.

– Но зачем ты их взял? – почти кричал Энрике.

Инги опять пожал плечами.

– Они нравятся Ядвиге, – ответил он. – Это подарок.

– Боюсь, что тебе придется их вернуть.

Катриона подняла руку – не будем, дескать, принимать поспешных решений – и спросила:

– Подарок? А у нее был день рождения?

До Нового года оставалось еще почти полгода.

– Да нет, – ответил Инги. – Она же болеет.

Его пальцы сами, без участия хозяина, копались в земле, вырывая стебли травы. Инги отвел глаза и продолжил:

– Эти жуки гораздо лучше цветов. А цветы она может и сама найти.

– Ты знаешь, насколько она больна? – спросила Катриона.

Твоя подруга умирает! Ты знаешь об этом?

Инги опустил глаза.

– Знаю, – сказал он.

Знаю…

Деревенские дети гораздо хуже защищены, чем городские. Ни при рождении, ни в болезни, ни в другие периоды своей жизни. Смерть постоянно витает над ними. Особенно если дети живут в подобных, совершенно незаконных лагерях на зараженной территории.

– Это особенные жуки, – сказала она вслух, – и они для нас очень важны. Они важны для будущей жизни зоны, для всего Округа.

– Она говорит, что они сами сделали этих жуков, – вступила в разговор Ядвига. – Ты веришь в такое? Как люди могут делать жуков?

Инги с сомнением покачал головой.

Когда они встречались в деревнях с простыми людьми, Катрионе в какой-то момент приходилось растолковывать тамошним жителям, что это за жуки и зачем они нужны. Нередко оказывалось, что древние – песок сыплется! – старички бывали лучше образованы, чем подрастающее поколение. Инги и Ядвига относились к последнему. Придется приложить усилия.

– Энрике начал с обычных жуков, а потом вырастил этих. У них особая роль. Вы же знаете, что зона есть зона и жить здесь нельзя, потому что все здесь заражено. Радиоактивность.

– Радиоактивность – это очень плохо, – кивнула Ядвига. – Так мама говорит.

Инги смотрел на Катриону с подозрением.

– Вадим сказал нам, что вы, городские, преувеличиваете опасность. И это хорошо – пусть народ держится отсюда подальше. Нам здесь никто не нужен.

Катриона помедлила, после чего произнесла:

– С жуками все достаточно сложно, но, если говорить проще, эти жуки поедают радиацию. Мы думаем, что с их помощью мы очистим зону и здесь опять смогут жить люди.

Энрике нервно повел плечами – ему не понравилось это слишком прямолинейное объяснение, но он счел неразумным вмешиваться. Хотя она могла бы побольше рассказать об опасностях, которые подстерегают людей в зоне.

– Так мы здесь и так живем, – возразила Ядвига.

– Я имею в виду жить и не болеть, – уточнила Катриона. – Не болеть раком трахеи или саркомой. Другими, не такими опасными болезнями.

Она тронула себя за шею. Инги вздрогнул, а Ядвига нахмурилась.

– Фокус состоит в следующем, – продолжала Катриона. – Жуки поедают радиоактивность и сами становятся радиоактивными. Поэтому я и попросила Энрике сделать им на спинках трилистники. Сияющие золотые цветы. Это предупреждение. Чем ярче свет, тем опаснее жук, и трогать его нельзя.

Обдумывая сказанное, Инги нахмурился.

– Почему же тогда жуки не умирают? – спросил он. – Если они едят яд.

– Со временем, конечно же, умирают. Но только после того, как наберут достаточно радиоактивности и их можно будет увозить. В этом есть некоторая доля героизма, я думаю.

Хотя можно ли считать героями машины, пусть и биохимические?

Ядвига выглядела крайне расстроенной.

– Они все умрут? – спросила она. – Но они ведь такие красивые!

– Все умирают, – отозвался Инги мрачно и тут же замолчал.

Понял, что поступил бестактно? Интересно!

Катриона чувствовала: больше всего ей хочется сейчас же скрутить этих беспомощных подростков и, не дожидаясь согласия взрослых, погрузить во флайер и отвезти в Хассадар, в главный госпиталь. А потом вернуться с бригадой и привести здесь все в порядок. Только вот какой бригадой? Смотрителей? Или муниципальной полиции Хассадара? А, может быть, с гвардией Форкосигана? Ведь это смотрители должны были следить за местностью, чтобы не допустить подобных кошмаров! Черт бы их побрал!

Хотя ни полиция, ни гвардейцы не испытают особого счастья, если их поднять на эту операцию – вне зависимости от того, обладают они навыками работы в зараженной зоне или нет. Дьявол прячется в мелочах, как любит говорить Майлз, а у нее пока слишком мало этих мелочей, мало деталей, без которых понимание того, что происходит, ей пока недоступно.

– Вадим не предлагал вам поехать с ним? Скажем, на врачебный осмотр? – спросила Катриона, обращаясь к Инги.

Инги выпучил глаза и почти прокричал:

– Да куда же мы поедем? Они расстреляют всех наших собак, всех коз и пони.

Ядвига взволнованно закивала.

Одной из обязанностей смотрителя зоны была выбраковка одичавших собак, но только в том случае, если немногочисленные жители окрестных деревень сообщали о том, что собаки вторгались на их территорию и нападали на скот и людей. Раньше смотрители отправлялись охотиться на диких собак верхом, в сопровождении своих собственных свор; теперь же занимались этим делом с воздуха, применяя для поиска сканеры. Хотя деревенские жители и сами легко справлялись с возникающими проблемами – никто ведь не считал, сколько старинного оружия незаконно хранится, аккуратно припрятанным, по окрестным деревням.

– У вас есть козы, которые дают молоко? – спросила Катриона, решив подойти к проблеме с другой стороны. Конечно, козы были. Кто же откажется от животных, дающих такое вкусное молоко? А вывезти их из зараженной зоны просто некому. Молочные козы – это вам не белые призраки, это реальность!

Ядвига кивнула. Сердце у Катрионы упало. Это же самоубийство – пить молоко зараженных животных, подумала она.

– Я их дою, – гордо сказала девушка. – Это моя работа.

И укоризненно посмотрела на Инги.

– Где они? – спросила она мальчика.

И, глянув на Катриону и показав на Инги, добавила: