Текст книги "Агнесса. Том 1"

Загоны для лошадей размещались по обе стороны обширной площадки, где утоптанная копытами земля была тверда, как камень. Поодаль виднелось несколько одноэтажных строений.

Все разбились по парочкам (Маргарет и Барни, Стивен и Мария-Кристина, Ричард и Агнесса) и разбрелись по площадке, осматривая обитателей загонов. Грустная Эйлин, чуть помедлив, присоединилась к Стивену и сестре.

Агнесса в сопровождении Ричарда переходила от загона к загону, с интересом читая надписи на прибитых к столбам маленьких табличках и слушая пояснения спутника. Узнав о приезде гостей, на площадке появился управляющий заводом, и с ним – группа мужчин, вероятно, из тех, кто ухаживал за лошадьми. Управляющий следовал за Ричардом, отвечал на вопросы, остальные держались поодаль.

– Вот Фортуна, Абсент, а вот Джипси, Найт, – говорил Дейар, – все чистокровки. У нас много очень ценных, породистых лошадей.

– Жаль все-таки, что я не умею ездить верхом, – вздохнула Агнесса. Ей нравились эти животные, и сейчас она не могла представить себе ничего более романтичного, чем испытанное только в мечтах ощущение стремительности скачки, когда ритм биения человеческого сердца сливается с ритмом движения коня, когда оно замирает в груди, сжатое страхом и одновременно жаждой вырваться наружу в упоительном восторге: ты свободна!

Конь, возле которого они стояли сейчас, был необыкновенно красив: стройный, с сильными мышцами, шоколадного цвета шкура казалась не блестящей, а матовой, рыжая грива косматилась на ветру, челка падала на морду неподстриженными прядями; лошадь то и дело вскидывала голову, и тогда светился то один, то другой сиреневато-черный глаз. Сочетание благородного происхождения и диковатого облика не просто поражало, а необычайно волновало воображение – то была чистейшая, не приукрашенная ничем романтика природы.

– Но вы легко научитесь, мисс Митчелл, я уверяю вас! Начать занятия можно в любое время, когда захотите!

– Боюсь, у меня ничего не получится, – безо всякого притворства сказала девушка.

– Получится, вот увидите! Здесь многие барышни ездят верхом. И мисс Райт, и мисс Бренсон тоже.

– Вы, наверное, можете ездить на любой из этих лошадей?

– Да, – не задумываясь, ответил Ричард.

– И на этой тоже? – прозвучал насмешливый голос незаметно подошедшей Марии-Кристины. Она указала на загон, где бесновался диковатого вида темно-рыжий жеребец. – Даже на этой?

– Эта лошадь не объезжена. – В тоне мистера Дейара слышалась досада.

– Нет, объезжена, – упрямо заявила рыжеволосая девушка и обратилась к управляющему: – Скажите, мистер Тревис!

– Мистер Дейар прав, мисс, – ответил тот, подходя ближе, – этого коня опасно седлать.

– Да?! – рассмеялась Кристина. – Эй! – Она махнула рукой. – Мистер Гауг, мистер Хирд, идите сюда! Кто проскачет хотя бы круг на таком жеребце, тому я подарю… поцелуй!

Друзья подошли к загону.

– По-моему, лошадь дикая, – равнодушно произнесла Маргарет, – зря ты это затеяла, Крис.

Кристина, однако, не унималась.

– Что, нет желающих покрасоваться и заработать поцелуй? – Глаза плутовки сверкнули.

– Вы хотите сказать, желающих свернуть себе шею? – пошутил Стивен.

– Вы же, мистер Гауг, прошли первоклассную школу верховой езды! – поддразнила Кристина.

– Но я не умею объезжать лошадей!

Молодой человек в растерянности развел руками, потрясенный оригинальностью женской логики: ему предлагали заняться не своим делом, сложным делом, требующим нескольких лет обучения, неуменье же выставляли как порок. А что если бы он предложил одному из парней, ухаживающих за лошадьми, перевести латинский стих?

– Вы, мистер Хирд?

Тот покачал головой.

– Струсили?

– Мари! – с возмущением выкрикнула Эйлин, а Ричард, не выдержав, метнулся к загону. Но Мария-Кристина удержала его.

– Нет, мистер Дейар! Я не желаю, чтобы вы пострадали по моей вине! Этот конь действительно дикий, и вам не нужно рисковать, но… но я все же хочу увидеть, как его укрощают! Неужели на заводе нет таких людей?

Ричард, нахмурившись, повернулся к управляющему.

– Есть, мисс, – отвечал тот Кристине. – Сейчас мы это устроим. Эй, Джек! – крикнул он кому-то. – Иди-ка сюда!

К загону подошел высокий стройный юноша лет двадцати и вопросительно посмотрел на управляющего.

– Проведи лошадь по кругу, – сказал управляющий, – вот господа желают посмотреть…

Джек окинул компанию быстрым взглядом и произнес:

– Но вы поручили мне…

– Потом! – не дав ему закончить, нетерпеливо заявил управляющий. – Делай, что говорят!

Но наездник стоял, дерзко разглядывая присутствующих, и, по-видимому, не собирался спешить. Мария-Кристина звонко расхохоталась, а Ричард побледнел от гнева.

Агнесса, стоя в стороне, наблюдала за происходящим. Внутренне она негодовала на коварную Марию-Кристину и искренне сочувствовала попавшему в неловкое положение Ричарду. И все же вниманием ее сейчас в большой степени завладел незнакомец Джек. Его явная пренебрежительность в равной мере, очевидно, относилась и к ней, но она не заметила этого, а видела только, что он вызывающе красив: правильные черты лица, густые и волнистые светлые волосы… Она почувствовала незнакомое волнение: от этого человека исходило непонятное ощущение притягательной силы. И ей очень захотелось, чтобы он согласился!

И в самом деле, он взял-таки длинное лассо, подошел к загородке и, прицелившись, точным движением набросил петлю на шею коня. Лошадь бешено замотала головой, но молодой человек крепко держал натянутую веревку, а свободной рукой распахнул дверь загона.

Кристина взвизгнула.

– Отойдите все в сторону! – крикнул Барни. Конь рванулся, почуяв свободу, но в тот момент, когда он выбегал в проем, Джек вскочил ему на спину и вцепился руками в длинную гриву. Лошадь понеслась, как угорелая. Пытаясь скинуть всадника, она то взвивалась на дыбы, то вскидывала задние ноги, но каждый раз всаднику каким-то чудом удавалось удержаться. Сердце Агнессы испуганно дрогнуло, когда взбешенный жеребец, перемахнув через изгородь площадки, стремительно поскакал в степь. Под всадником не было ни седла, ни стремян – это увеличивало риск и без того опасного искусства укрощения коня.

Зрители не дыша следили за поединком человека и животного. Стивен Гауг всем корпусом подался вперед. Сжав плечо стоявшего рядом Барни, он произнес:

– Впервые вижу такую лошадь, но и такого всадника мне встречать не приходилось. Это не просто выучка, это талант.

Глаза Марии-Кристины азартно блестели, Ричард тайком злобно кусал губы. Агнесса стояла, опустив худенькие руки; солнечные лучи, проникающие сквозь прорези полей соломенной шляпы, испещрили янтарными бликами пламенеющее румянцем лицо.

Она одна по-настоящему очарована происходящим: этот человек как нельзя лучше вписывался в созданный ею романтический образ. Правда, герои любимых романов Агнессы были образованны и благородны и жили в бедности, занимаясь тяжелым трудом только по роковому стечению обстоятельств, впоследствии приводивших к обратному, а незнакомец, судя по всему, не мог похвастаться своим происхождением – она понимала, что видит его, скорее всего, первый и последний раз, и все же…

Меж тем, сделав с десяток кругов по степи, утомленная бесплодными попытками и неистовой скачкой лошадь перестала брыкаться и пошла ровной рысью, распустив по ветру пышный хвост и плавно покачиваясь. Через четверть часа, усталая и покорная, она остановилась возле загона. Джек спрыгнул на землю.

– Браво! – в восторге закричала Кристина.

Все окружили лошадь. Она косила недоверчивым взглядом, широко раздувая жаркие ноздри. Упругие бока ее тяжело поднимались, а с морды слетали в пыль густые хлопья пены.

– Слушай, где твой дядя взял такую злюку? – спрашивал Ричарда Стивен, похлопывая коня по мокрой спине.

– Не знаю, где ее купили, – неохотно отвечал Ричард.

В то время как мужчины рассуждали о достоинствах лошади, Эйлин подошла к сестре и тихо спросила:

– Зачем тебе это понадобилось?

Мария-Кристина засмеялась.

– Просто так. Я хотела его немного проучить. А что, разве плохо получилось? Мне понравилось!

– Ты всегда любишь быть центром всего, даже скандала!

– Для тебя же старалась!

– А я тебя не просила об этом!

В ответ Мария-Кристина обиженно фыркнула и отвернулась от сестры.

Агнесса искала глазами всадника. Напрасно! Он тут же скрылся, и все присутствующие, казалось, забыли о нем. Еще немного походили по плацу, но уже не парами, а будто сторонясь друг друга – у большинства настроение было испорчено.

Перед отъездом Ричард незаметно отвел управляющего в сторону; они старались говорить тихо, но Агнесса услышала, как Дейар спросил:

– Это что еще за выскочка, Тревис?

– Джек, сэр, один из лучших наездников.

– Да? – Ричард помедлил, словно собираясь с мыслями. – А нельзя ли сделать так, чтобы я его здесь больше не видел?

Управляющий изумленно взглянул на него и сперва вроде бы запнулся, но потом ответил твердо:

– Не могу, мистер Дейар, извините, но не могу. У меня ему сейчас замены нет. Работы много, едва справляемся, а парень этот за троих тянет. Вы нас поймите правильно. Само собой, если прикажут… Хотя в чем он провинился, верно?..

– Ах, так? – произнес Ричард с угрозой, но добавить ему было нечего – это был не его завод и не его люди. Он приказывать не мог.

Обратный путь показался намного длиннее. Солнце нестерпимо жгло, путников клонило в сон; Агнесса сидела молча, закрыв глаза и, вопреки наставлениям Аманды, подставив лицо горячим солнечным лучам; Мария-Кристина о чем-то шепталась с Маргарет; Стивен и Барни говорили вполголоса между собой; Ричард молчал, ни на кого не глядя; Эйлин рассеянно смотрела по сторонам.

Агнесса поняла, почему грустит Эйлин, но ведь она и не думала становиться поперек дороги кому-либо, а тем более этой девушке. Но… значит, она, Агнесса Митчелл, здесь лишняя, лишняя! И она вновь подумала о том, что не так уж ей и нравятся эти навязанные Амандой друзья, не очень-то они ей и нужны… как, впрочем, наверное, и она им. Недаром наездник, укротивший коня, так смотрел на них! Агнессе хотелось вернуться и сказать ему: «Я не с ними, я совсем не такая!»

Наконец прибыли в город. Мария-Кристина пообещала зайти за Агнессой, если они отправятся куда-нибудь еще.

На расспросы Терри о поездке Агнесса ответила односложно: мол, ничего особенного, посмотрели лошадей, прокатились в повозке. И все. Но она чувствовала, она знала: эта история должна и будет иметь продолжение!

ГЛАВА IV

На следующий день Агнесса проснулась от стука переставляемой мебели. Она вышла из комнаты и увидела Мери, которая, подоткнув подол поношенной юбки, усердно терла полы в залитой солнцем гостиной. Мери улыбнулась, блеснув ровными зубами.

– Доброе утро, мисс! Госпожа Аманда уехали куда-то, Терри тоже нет дома. Я сейчас подам вам завтрак.

– Спасибо, Мери.

Когда Агнесса удалилась, горничная радостно подпрыгнула. Госпожа сказала, что вернется лишь завтра вечером, Терри тоже ушла, значит, сегодня дома только барышня! И она, Мери, сможет сбегать в город и встретиться со своим новым знакомым, молодым негром. За покупками обычно ходила Терри, а Мери работала в доме, и просто так, без дела, Аманда девушку не отпускала никуда. Но сегодня она сама себе хозяйка! Мери кокетливо поправила волосы, одернула юбку и сделала несколько пируэтов на начищенном полу, однако поскользнулась, взмахнула руками и нечаянно задела тяжелую шкатулку, стоящую на выступе камина. Железный ящик полетел вниз и, с грохотом ударившись о пол, раскрылся. Бумаги веером разлетелись по ковру.

Мери с ужасом смотрела на содеянное. Шкатулка госпожи Аманды! Госпожа всегда носит ключ при себе… значит, замок разбился от удара об пол! Что же теперь делать? Мери представила себе злое лицо Аманды, ее шипение: «Чернокожая дрянь!» И – жестокий удар по лицу! И это еще в лучшем случае, а в худшем – ее просто вышвырнут вон! Поэтому вместо того, чтобы собрать содержимое шкатулки, Мери села на пол, обхватила руками голову и горько расплакалась.

Она обрадовалась, когда удалось поступить в горничные к богатой вдове Аманде Митчелл, но, прослужив неделю, перестала благодарить судьбу. Девушка была неопытна, порой недостаточно расторопна, а миссис Митчелл оказалась быстрой на расправу, и первые дни службы в доме Аманды прошли в непрерывных слезах. Выручила Терри, научившая Мери многим премудростям своего дела, а иногда открыто встававшая на ее защиту. В последнее время вроде бы все наладилось и вдруг… Мери зарыдала сильнее, проклиная себя и все на свете!

Снизу послышался легкий стук каблуков. Барышня!

Агнесса, встретив затравленный взгляд служанки, не сразу сообразила, в чем дело. Затем увидела разбросанные в беспорядке бумаги, перевернутый железный ящик, нагнулась и стала собирать листки. Мери, всхлипывая, помогала ей.

Здесь были старые письма, какие-то свертки, счета… Внезапно из какого-то конверта выпала бумажка; подняв ее, Агнесса увидела, что это портрет, маленький портрет молодого человека с удивительно открытым взглядом. Что-то неуловимо знакомое было в чертах его лица. Агнесса перевернула портрет – на обратной стороне проступала поблекшая надпись: «Любимой Аманде на вечную, память. Джеральд Митчелл». Пальцы девушки задрожали, и что-то защемило в горле: отец! Так вот каким он был! И она, Агнесса, на него похожа! Он ушел из жизни, унеся с собой вечную молодость; здесь, на портрете, он был старше теперешней Агнессы на каких-нибудь семь лет! Поистине есть что-то мистическое в раннем уходе из этого мира, когда человек еще в расцвете жизненных сил…

Девушка незаметно спрятала портрет на груди, решив не возвращать его Аманде. Она быстро сложила все остальное в шкатулку и попыталась приладить замочек, но ничего не получалось. Мери испуганно следила за ее действиями.

– Ничего, – сказала Агнесса служанке. – Я что-нибудь придумаю.

– Только ради всего святого, мисс, не говорите госпоже Аманде.

– Не бойся, Мери, она ничего не узнает. Я попрошу Терри – она найдет мастера, и он починит замок.

– Но Терри… Вдруг Терри расскажет!

– Нет, что ты! – воскликнула Агнесса и тут же нашлась: – Ничего, скажу, что это сделала я!

И она ободряюще улыбнулась темнокожей девушке, которая по годам приходилась ей ровесницей, но сейчас казалась младшей сестрой.

Агнесса хотела поставить шкатулку на место, но потом передумала. Кто знает, может быть, содержимое железного ящика позволит ей узнать что-нибудь о прошлом семьи? Раньше, в пансионе, она мало задумывалась об этом, но теперь хотела знать о жизни родителей как можно больше.

Она унесла шкатулку к себе в комнату, там раскрыла и принялась перебирать бумаги. Ей попадалось множество конвертов: любовные письма Аманды лежали отдельно, и Агнесса пока не тронула их, а занялась деловыми бумагами. Из одного конверта выскользнули деньги – пачка зеленых ассигнаций; Агнесса никогда прежде не видела денег так близко. Она подержала их в руках, повертела (бумажки были новые и приятно хрустели), потом положила обратно в шкатулку. Через час она разобрала ворох бумаг, разложила письма… Особенно заинтересовали ее послания некоей Лорны Хейман. Она изучила их досконально, хотя письма эти с неразборчивыми перемаранными строчками, вдобавок насыщенные непонятными Агнессе жаргонными словечками, читались с большим трудом. Девушка просмотрела также присланные этой дамой счета, точнее, их копии…

Она сидела молча, и душа ее постепенно наполнялась горечью. В пансионе девочек-воспитанниц оберегали от всего «дурного», что существует в жизни; запрет налагался попутно на многие, казалось бы, безобидные темы, а уж ни о каких домах терпимости не могло быть и речи, но многие соученицы Агнессы уезжали на каникулы домой, вырывались за пределы каменных стен, и оттуда просачивались в замкнутый мир пансиона живые запретные вести. Агнесса слышала что-то о «падших», «продажных» женщинах и так же смутно догадывалась о том, что это такое. Такие же полудогадки посетили ее и теперь. Она инстинктивно чувствовала чужое, непонятное, нечистое… И с этим была связана ее мать! Женщины, зарабатывающие для нее деньги, проделывали нечто, не имеющее ничего общего с чистотой человеческих отношений и чувств, гадкое, отвратительное!

А сама Аманда? Сколько же было у нее любовников! То тут, то там мелькали на конвертах разные имена, какие-то пошлые подробности раскрывались в письмах… Агнесса отшвырнула бумаги и села, опустив голову, сцепив руки надо лбом и тревожно задумавшись. Она начинала понимать, что ничего не знает о жизни, о людях; ей стало страшно: как же жить дальше глупым слепым котенком, как найти тот единственный верный путь, что приведет к свету счастья? Она считала свою мать порядочной женщиной и вот… Агнесса задумалась и о другом: возможно, многие из внушенных ей в пансионе жизненных представлений тоже окажутся ложными! Она размышляла долго, потом взяла в руки отцовский портрет. Вглядываясь в него, она находила в чертах лица Джеральда Митчелла несомненное сходство с собой. Да, те же глаза, линия губ… И ей подумалось вдруг, что, быть может, если б жив был ее отец, не чувствовала бы она себя маленькой, одинокой, запнувшейся на скаку лошадкой, безуспешно ищущей дорогу к своему неведомому пастбищу. Агнесса поцеловала портрет и спрятала за зеркало.

– Я сама все узнаю, – прошептала она. – Я все найду, всему научусь сама.

Первое, что услышала Терри, вернувшись домой, были доносящиеся сверху звуки рояля.

Терри ничего не понимала в музыке, но тем не менее удивилась: столь неожиданной гармоничной мощи была полна исполняемая вещь; женщина никак не могла подумать, что эти сильные, свободные звуки могли возникнуть под пальцами робкой, хрупкой Агнессы. Значит, в ней и впрямь было что-то скрытое, неразличимое с первого взгляда.

А между тем еще в пансионе музыка стала для девушки единственной возможностью хоть как-то выразить себя, дать выход своим чувствам. Когда подруги разъезжались на каникулы и наставницы занимались другими делами, она, удалившись в верхние классные комнаты, с тайным упоением разучивала произведения, вовсе не предназначенные для игры воспитанниц пансиона, а ноты привозили по ее просьбе некоторые из наиболее смелых подруг. Агнесса обладала своей собственной манерой исполнения и была, сама того не подозревая, незаурядной пианисткой.

К обеду девушка спустилась вниз; от Терри не укрылись ее молчаливость и то, что Агнесса почти ничего не ела за столом.

– Что с вами, мисс? – вскользь поинтересовалась служанка, меняя тарелки. – Что-нибудь случилось?

– Нет…– медленно произнесла Агнесса, но после, спохватившись, добавила: – Терри, я нечаянно сломала замок у шкатулки, нужно починить. Поможете?

Терри выпрямилась.

– Шкатулка? – спросила она. – Какая шкатулка?

– Та, в которой миссис Митчелл хранит свои бумаги. Я случайно уронила, и замок сломался.

– Ничего, – успокоила ее Терри, – починим.

Агнесса вскинула голову, и в глазах ее засветилось ранее не проявлявшееся упрямство.

– Только так, чтобы миссис Митчелл ничего не заметила. Когда она возвращается?

– Сказала, завтра вечером.

– А куда она поехала, зачем?

– Не знаю, – женщина, – наверное, по делам. – Но взгляд Агнессы был полон недоверия, и служанка прибавила: – Что вы так смотрите, мисс? Я всего лишь прислуга, и госпожа мне не докладывает, куда и зачем едет! А насчет шкатулки не беспокойтесь – завтра утром пойду искать мастера.

– Где вы думаете его найти?

– В портовых кварталах, там много мастерских.

– Терри, возьмите меня с собой!

Служанка растерянно посмотрела на юную госпожу.

– Вас? – пробормотала она. – Но зачем?

– Я еще не была в той части города.

– И незачем там бывать!

– Почему? – спокойно спросила девушка.

– Почему? Да просто это не то место, куда можно идти барышне вроде вас. Там грязно, и люди попадаются всякие… Неужели вам некуда больше пойти? У вас теперь есть хорошие друзья, вашего круга…

– Кто вам сказал?

Терри совсем растерялась и замолчала, а Агнесса продолжала с внутренним запалом, что, однако, было не так уж заметно:

– Я не могу понять, зачем от меня что-то скрывают, почему хотят, чтобы я делала только то, что им нравится! – Ее волнение постепенно все больше прорывалось наружу. – Я ведь все знаю, Терри, я видела все: и письма, и документы… Я поняла, что у моей матери сомнительное прошлое!

В глазах ее стояли слезы, и Терри почувствовала жалость к девочке; с неожиданной для самой себя нежностью она привлекла ее к себе и прошептала:

– Успокойтесь же, мисс, не переживайте так! Не очень страшно то, что вы узнали!

Агнесса подняла голову: во взгляде обиженного ребенка появилось нечто, испугавшее Терри, что-то крепло, пробиваясь сквозь разочарованность, и девушка словно бы взрослела на глазах, и не будь служанка так уверена в своей юной госпоже, в твердости усвоенных ею правил и убеждений, она решила бы, пожалуй, что в состоянии внезапно нахлынувшего отчаяния легко натворить глупостей.

– Кем была моя мать, Терри? Что все это значит? Расскажите мне! – Последняя фраза звучала уже не как просьба; скорее как требование.

– Мне немногое известно.

– Что знаете!

– Хорошо. Миссис Митчелл взяла с меня слово молчать, но раз уж такое дело…– И она начала рассказывать, неторопливо, тщательно подбирая слова, а сама все гладила волосы Агнессы.

Сама Терри родилась в семье разорившегося фермера. Она была младшей из восьмерых детей, нелюбимой, нежеланной, лишней, и ощущала это постоянно. Стремясь поскорее покинуть дом, семнадцатилетняя Терри вышла замуж за соседа, молодого фермера, однако этот шаг не принес перемен к лучшему: девушка попала под беспощадный гнет свекрови, всячески попрекавшей невестку бедностью. Упрямая и гордая Терри не пожелала жить на положении бессловесной рабыни и как-то раз после очередной стычки со старой мегерой, избитая мужем, взяла ребенка и как была – без денег, без вещей – ушла из дома, решив больше никогда не переступать ненавистный порог. Молодая женщина нанялась поденно на хлопковую плантацию, но работа была изнуряюще тяжела, к тому же Терри постигло непоправимое несчастье: заболев оспой, умер ее сын. Она была на грани отчаяния, и только боязнь гнева Всевышнего помешала ей покончить с собой.

Терри уехала в город, где ей удалось занять место прислуги в доме Аманды Митчелл. Терри была сдержанна, аккуратна, а главное, как будто бы совсем не интересовалась личными делами хозяйки; она не имела привычки подслушивать под дверью и тем более разбалтывать посторонним о том, что удалось увидеть или услышать в доме госпожи. Миссис Митчелл полностью доверяла Терри все хозяйственные расходы. Между ними установились странные отношения: обе жили под одной крышей, по были как-то совершенно независимы друг от друга, хотя одна служила другой. Они почти не разговаривали, если только дело не касалось хозяйства. Однако, когда раз или два случались объяснения (так было с Мери), властная, не терпящая возражений Аманда не спорила со своей служанкой, в худшем случае она просто молча игнорировала мнение Терри, отчасти, быть может, потому, что годы, проведенные в качестве «мадам», научили ее вести себя сообразно обстоятельствам: иногда резко и грубо, иногда высокомерно или – под маской ненависти – льстиво, а в целом – довольно дипломатично. Нельзя было также сказать, что две эти женщины не уважали друг друга: одна ценила сдержанность и молчаливое достоинство, другая – несгибаемость в стремлении самой построить свою жизнь, переломить судьбу и, что называется, заново создать себя. Терри знала недостатки Аманды, но признавала неоспоримую истину: характер, ловкость и ум этой женщины позволили ей выбиться (пусть и с помощью сомнительных средств) из бедности и жизненной рутины.

Несчастья не сделали Терри бесстрастной, но в доме Аманды некого было любить. Терри знала, что у госпожи есть дочь, но ни разу не видела девочку. Она была свидетельницей всех метаний и сделок Аманды, но оставалась равнодушной к делам госпожи; теперь же, познакомившись с Агнессой, решила, что порой стоит быть повнимательнее к личной жизни господ. Кто знал, что ограниченность Аманды проявится вдруг в самом важном и ответственном деле – воспитании собственной дочери?!

Когда Терри закончила свой рассказ, Агнесса долго сидела молча.

– Спасибо, Терри, – произнесла она наконец. – Теперь я знаю.

– Не осуждайте ее, мисс, – прибавила служанка. – Вашей матушке немало пришлось пережить. Сначала в клубе танцевала, терпела приставания богатых мерзавцев, все надеялась на лучшую жизнь, потом – смерть мужа, а ведь он любил ее и вас любил, хотя вы были еще совсем крошкой. И годы вдовства ничего хорошего ей не принесли. Да, она содержала публичный дом, на нем она нажила состояние. Но к вам это отношения не имеет, вы ведь не отвечаете за ее поступки, верно? Вы законная дочь своего отца, хорошая барышня… А миссис Митчелл на самом деле очень сильный духом человек, этого у нее не отнимешь!

– Ей легко быть сильной духом! – заметила Агнесса. – Она не любит никого.

– Вас она любит.

Девушка упрямо мотнула головой.

– Нет!

– Неправда, – вновь возразила Терри, – она все-таки ваша мать, и ни одна мать не пожелает своему ребенку плохого. Если Господь когда-нибудь подарит вам детей, вы это поймете. И не так уж мало она сделала для вас: дала образование, приданое вам обеспечила, теперь вот привезла на море, нашла вам подруг…

– У меня никогда не было настоящих подруг.

Терри убрала руку с плеча девушки.

– Неужели? – она, заглянув в ее лицо. – Не может быть! Но почему?

– Разве я могла кому-нибудь высказать то, что у меня на душе! – воскликнула Агнесса. – Да и кому это было нужно? Все поглощены только собой! Кто бы меня понял? И кто поймет сейчас? Мисс Бренсон? Мисс Райт?

– Почему бы и нет?

В ответ Агнесса поднялась, пожимая плечами, потом махнула рукой.

– Я пойду к себе, – опечаленно промолвила она. – Спасибо вам, Терри, за все!

Она поднималась по лестнице, когда служанка бросила вслед:

– Все мы походя осуждаем друг друга, а надо ли так? И вы бы не ждали, мисс, ни от кого ничего не ждали, сами бы сделали первый шаг!

В тот вечер Агнесса рано легла спать, но уснуть не могла почти до утра.

Лунный свет, мерцавший сквозь угольно-черные ветви деревьев, наполнил комнату голубоватым блеском, буйный ветер разогнал пелену облаков, и кое-где на синем поле вечности сияли огоньки звезд. Где-то там, вдалеке, почудился Агнессе мелькнувший призрак разгадки тайны счастья. Возможно ли оно на земле? Нет, наверное, нет: слишком резка грань между ее девическими грезами и мнимым благополучием мира, по дну которого бурной рекой течет жизнь, порой обнажающая грубые пороки своего же величайшего создания – человеческой души.

Агнесса стояла возле окна, глядя ввысь, и только ветер и луна слышали, о чем молилась одинокая душа у порога царственной ночи.

Бледный луч рассвета, посеребривший кухонное оконце и скользнувший потом в приоткрытую дверь, застал Терри уже на ногах. Сонно потягиваясь, она прошла в кладовую, вынесла оттуда ведро с углем и несколько щепок и принялась растапливать печь. Вскоре появилась взлохмаченная, мрачная спросонья Мери, а следом за ней в кухню заглянула Агнесса.

– Доброе утро, мисс! Что так рано встали?

– Чтобы вы не ушли без меня.

Наступила пауза. Терри досадливо громыхала посудой. Потом сказала, обращаясь к Мери:

– Сходи сегодня вместо меня на рынок. Я скажу, что купить.

Негритянка кивнула и побежала одеваться, а Агнесса вдруг пробормотала, как бы размышляя вслух:

– Вообще-то я бы пошла с Мери на рынок, раз уж вы отказываетесь брать меня с собой!

– Идите, если есть охота, – ответила Терри, думая о том, не странно ли для молодой госпожи вставать в такую рань только за тем, чтобы тащиться по жаре и пыли на рынок за компанию с негритянкой. Ей нравилось, что Агнесса не заносчива и просто, по-приятельски болтает с прислугой, но, с другой стороны, она знала: такое поведение мисс ни в коем случае не одобрит миссис Митчелл. Что ни говори, барышне придется вести себя иначе!

– Мери! – крикнула женщина. – Подашь сейчас завтрак для мисс, а после помоги одеться – она пойдет с тобой! Только осторожнее, не потеряйте друг друга в толпе. И берегитесь повозок!

Агнесса спешила и толком не позавтракала, несмотря на выговор Терри. Причем служанка заметила: отсутствие аппетита у мисс объяснялось уже не мрачной меланхолией, а несколько непонятным возбуждением, то ли радостным, то ли, напротив, тревожным. До чего же чувствительны молодые леди! – не переставала изумляться Терри.

Если б она знала, какой дерзновенный план созрел в юной головке минувшей ночью!

По утопающей в зелени солнечной улице шли две девушки: одна – высокая, темнокожая и черноволосая, бедно, но не без кокетства одетая, другая – пониже, с длинными каштановыми волосами, в белом шелковом платье, перчатках и шляпке, обе – взволнованно-радостные, оживленные, мисс Митчелл и мисс Оргент – Агнесса и Мери.

Агнесса так же, как и в первый раз, с нескончаемым интересом смотрела па шумную толпу. Ряды заваленных товарами прилавков казались бесконечными, непрерывным потоком шли и шли люди, и в тяжелом гуле сотен голосов тонул даже близкий шум прибоя. Мери переходила от прилавка к прилавку, болтая и споря с торговками, Агнесса, не привыкшая к толчее, с трудом продвигалась за ней. Она приостановилась, чтобы посмотреть на шарманщика с пестрым попугаем, и тут же потеряла из виду свою спутницу. Девушка растерянно оглядывалась кругом, но волны необъятного людского океана уже поглотили ее.

Агнесса бесцельно брела вдоль навесов, повозок, корзин, поражаясь богатству сочетаний красок, звуков… Тощая цыганка в цветастой юбке и грязной шали хватала проходящих мимо людей за одежду смуглой рукой; что-то хрипло выкрикивал старик нищий, вытянув вперед костлявую, обмотанную серыми тряпками ладонь; шел чужеземец в расшитом яркими нитками наряде, ведя за собой лошадь редкостной, ослепительно белой масти. Толпа мужчин собралась вокруг загона с лошадьми. То и дело слышались выкрики покупателей, а ловкий черноусый толстяк время от времени громко называл окончательную цену. Подошел полный господин с резной тростью, несколько пожилых фермеров в потертых кожаных куртках и широких поясах. Покупатели размахивали руками, спорили, толкали друг друга, слышалось ржанье лошадей, перестук их копыт… Слева к столбам изгороди было привязано около десятка скакунов, которые терпеливо ожидали своих приехавших на торг хозяев. Здесь стояли и разномастные фермерские кони, и несколько породистых лошадей вроде тех, что видела Агнесса на конном заводе.

Тут же, под ногами людей и коней, шныряли собачонки, жалобно взвизгивающие, когда им наступали на лапы. Несколько раз проезжали повозки, и тогда народ сторонился, беспорядочно сбивался в кучу, образуя такой водоворот, что немудрено было в нем захлебнуться. Агнесса подходила к прилавкам, где ей наперебой предлагали товар, но денег у нее не было, и купить она не могла ничего. Она глянула себе под ноги: неимоверное количество мусора валялось на земле. А над головой нависло немилосердное солнце.