Текст книги "Жена самурая"

7

За стенами Павильона пурпурного дракона раздался не то свист, не то визг.

– Момо-тян! – воскликнул император. – Войди.

Открылась боковая дверь. Появился небольшого роста худощавый молодой человек, вероятно, на несколько лет старше императора. Он приблизился к трону прыгающей походкой, роняя с губ неразборчивые звуки и, словно конь, вскидывая голову. Придворные потупились; закаменевшие лица выразили отвращение, которое обычно вызывает уродство. По дороге во дворец Хосина предупредил, что Момодзоно – «домашняя собачка императора». Сано воспринял эти слова как злую шутку и оказался не готов к ужасному зрелищу. Он оторопел.

– Мой кузен принц Момодзоно, – сказал император.

Правый министр Исидзё прошептал на ухо Сано:

– Принц – безнадежный идиот, он не осознает, что делает.

Но министр ошибался: Момодзоно пытался контролировать себя, например, сжимал челюсти, стараясь удержать непроизвольные выкрики. От титанических усилий зрачки постоянно двигались, тонкое бледное лицо обильно покрывал пот.

Сев на колени подле императора, принц поклонился; левая рука рефлекторно дернулась вверх, он правой с явным трудом опустил ее.

– Момо-тян, это сёсакан Сано. – Томохито бросил на Исидзё и других сановников лукавый взгляд. – Он хочет выяснить, кто убил Левого министра Коноэ.

– Про-о-ошу располагать мной, – невнятно произнес принц и несколько раз непроизвольно взвизгнул. – Тысяча извинений!

– Вы вместе обнаружили тело Левого министра Коноэ? – обратился Сано к императору, не решаясь даже взглянуть на его кузена.

Правый министр Исидзё, почувствовав настроение сёсакана, сказал:

– Ваше величество, может быть, присутствие принца Момодзоно не является столь уж необходимым? – В вежливом тоне сквозило раздражение. – Вы сами в состоянии ответить на вопросы следователя.

– А давайте спросим у Момо-тяна, – предложил улыбаясь император и повернулся к кузену: – Ты хочешь остаться?

– Да, по-о-ожалуйста! – Принц захлопал в ладоши. Судя по выражению преданности на лице и мольбе в голосе, «собачка» обожала хозяина.

В Сано проснулась жалость. Он прочел в часто мигающих скорбных глазах Момодзоно стыд: несчастный понимал, насколько он отвратителен.

Скрестив на груди руки, Томохито оглядел подданных:

– Тот, кому мой кузен не по душе, может уйти.

Никто не шелохнулся. Исидзё еле слышно прошептал Сано:

– Прошу простить за неудобство.

– Ничего страшного, – откликнулся Сано.

Он хорошо представлял, насколько придворным досадно, что их ставят на одну доску с идиотом.

– Расскажите, при каких обстоятельствах вы обнаружили тело Левого министра Коноэ? – попросил он молодых людей.

Пока Момодзоно повизгивал и тряс головой, Томохито ответил:

– Мы услышали крик в Саду и отправились посмотреть, что случилось. Мы обнаружили Левого министра на острове, около павильона.

– Больше в Саду вы никого не заметили?

– Все при-и-ишли после нас, – сказал Момодзоно.

– А до того? – поинтересовался Сано, удивившись внезапно отчетливой дикции принца.

– Не думаю, – покачал головой Томохито. – Впрочем, было темно, да и некогда было нам озираться по сторонам.

– Вы ничего не слышали?

– Мы слышали, как бе-е-егают и кричат люди, – сказал Момодзоно, кривя губы.

«А ведь принц вовсе не идиот, – понял Сано. – Недаром возвращает разговор к „людям“, соображает, какой вывод можно сделать из того обстоятельства, что именно он и Томохито нашли Левого министра Коноэ».

– Ну хорошо, весь двор собрался в Саду. Императрица Дзёкио была там, ваше величество?

– Да, – с нетерпением в голосе ответил Томохито.

– А ваша наложница?

– Вам же сказал Момо-тян: пришли все.

Сано рассчитывал, что Рэйко удастся выяснить маршруты передвижения Дзёкио и Асагао в злосчастную ночь. Не исключено, что одна из этих женщин сначала убила Коноэ, а затем присоединилась к сановной толпе. То же самое можно было предположить и в отношении Томохито с Момодзоно, тем более что они первыми добрались до Коноэ. Чего проще – убить человека и притвориться, будто нашел труп!

– Где вы находились до того, как прибежали в Сад?

– В Учебном зале, – ответил император и беспокойно задвигал руками.

– Что вы там делали?

– Играли в стрелки. – Томохито принялся изучать ногти.

– В полночь? Почему так поздно?

Томохито откусил заусенцы и бестрепетно выдержал взгляд Сано.

– Какая разница? Захотелось!

– Ваш кузен тоже играл? – уточнил Сано, вообразив, как принц Момодзоно яростно мечет стрелки мимо мишени.

– Да. Ну, я имею в виду, Момо-тян наблюдал за моей игрой. У меня было несколько прекрасных бросков.

– Кто-нибудь еще присутствовал в зале?

– Нет. Но мы были там. Оба.

Враждебный тон императора позволил Сано усомниться в услышанном. Настораживала и безмятежность Момодзоно. Кузены определенно скрывали правду. Сано подумал было, не надавить ли на них, но отказался от опасной мысли.

Он мог предсказать, каковы будут последствия, если правда выплывет наружу. У императора и принца одно алиби на двоих. Разрушь он это алиби, Томохито обвинит его в клевете. Императорский суд поддержит суверена, правительство встанет на сторону Сано, и разразится конфликт между бакуфу и двором. Император Томохито объявит существующий режим незаконным, чиновники перестанут исполнять свои обязанности, и в стране начнется хаос. Недовольное население взбунтуется. Даймё с радостью воспользуются ситуацией и пойдут войной друг на друга за право сформировать новое правительство. Страна, как столетия назад, погрузится в пучину междоусобиц.

– Мне надоели ваши вопросы, – капризно заявил Томохито, а Момодзоно взвизгнул и дернулся всем телом. – Вы удовлетворены наконец?

Сано поклонился:

– Благодарю, ваше величество, на сегодня все.

Покинув павильон, Сано, ёрики Хосина и Правый министр Исидзё остановились на белой площадке.

– Вы собирались встретиться с госпожой Дзёкио и госпожой Асагао, – сказал Исидзё. – Мне проводить вас к ним?

– Не нужно, – ответил Сано, предпочитая сначала узнать, что выяснила Рэйко. – Я бы хотел осмотреть учебный зал и поговорить с личными слугами его величества.

Возможно, кто-то подтвердит алиби императора и принца, в противном случае придется... Нет! Пусть уж лучше убийцей окажется либо мать Томохито, либо его наложница.

– Меня, с вашего позволения, проводит ёрики Хосина.

Исидзё после небольшой заминки поинтересовался:

– К другим знатным особам у вас будут вопросы?

– Пока нет. Большое спасибо за помощь.

Лицо Правого министра превратилось в непроницаемую маску; он отвесил прощальный поклон. У Сано возникло чувство, что какая-то чрезвычайно важная деталь в расследовании им упущена.

8

Виллу императорской наложницы окружали сосны, ветлы, красные тополя и живописные кустарники. Пожилой дворецкий вел Рэйко по красивым дорожкам; в теплом неподвижном воздухе звучали смех и музыка.

– У ее высочества Главной императорской наложницы веселятся друзья, – сказал дворецкий. – Она приглашает вас присоединиться к компании.

Боковые пристройки к дому образовывали двор. Лозы дикого винограда, яркие от пурпурных цветов, оплетали ажурные решетки окон. Во дворе на помосте под балдахином, боком к большому экрану, на котором был изображен залитый лунным светом лес, стояли молодая женщина и мужчина. На ней было дорогое кимоно из малинового шелка, на нем – хлопчатобумажное кимоно и соломенные сандалии. Чуть в стороне три музыканта играли на традиционных инструментах театра кабуки – флейте, самисэне и погремушке. Люди в придворных одеждах сидели на коленях на подушках перед импровизированной сценой и наблюдали за разворачивавшимся спектаклем.

– Пришло нам время умереть! – с утрированной страстью продекламировал мужчина, схватив партнершу за руки.

Женщина, всхлипывая, запричитала:

– Пусть в этом мире нам не довелось быть вместе, но в ином мы станем мужем и женой.

Парочка, припав друг к другу, побрела сквозь воображаемый лес к керамическому горшку с огромным кустистым бамбуком.

Рэйко узнала «Самоубийство в Камакуре». Пьеса, излагающая правдивую историю проститутки и горшечника, разлученных общественным мнением, шла на театральных подмостках Эдо и некоторое время пользовалась популярностью. Поверх голов зрителей Рэйко с удивлением наблюдала, как зрелищем, предназначенным для черни, наслаждаются придворные.

– Это досточтимая госпожа Асагао, – тихо проговорил дворецкий, кивнув на женщину, исполнявшую роль проститутки.

Удивление Рэйко возросло, когда она хорошенько разглядела императорскую наложницу. Асагао было немного за двадцать. Сложная прическа, нашпигованная цветами, круглое лупоглазое лицо, веки, закрашенные тушью, нарумяненные щеки... Какая низкая вульгарность при высоком статусе!

Актер, игравший возлюбленного, имел мелкие черты лица и ладно скроенную фигуру. Он подвел Асагао к горшку и вскричал:

– Пусть смерть придет к нам в тени этих бамбуковых зарослей!

Он пал на колени, и Асагао фальшиво запела нежным голосом:

Нам не пришлось познать

Ни дня покоя...

Вместо этого – одни лишь муки несчастной любви.

Она засеменила по сцене, жеманно вихляя крутыми бедрами, обтянутыми кимоно.

Убей меня своими руками,

Освободи меня от этой муки,

А потом соединись со мной на небесах!

Упав на колени перед актером, она зарыдала и взмолилась:

– Пожалуйста, обними меня напоследок!

Они обнялись: актер принялся гладить Асагао, та начала отвечать на ласки. Они явно наслаждались друг другом. Бесстыдный пыл смутил Рэйко.

Актер выхватил из-за пояса кимоно деревянный кинжал:

– Вот залог того, что наши души будут вечно вместе!

– Я готова. Не медли! – Госпожа Асагао закрыла глаза и выпрямилась.

Рыдая, актер «вонзил» кинжал ей в грудь. Она вскрикнула, упала и забилась, изображая предсмертные конвульсии. Он обнимал ее, пока стоны и судороги не затихли. Потом воскликнул:

– О любимая, иду за тобой! – и «воткнул» кинжал в свою грудь.

Зрители одобрительно зашумели и зааплодировали. Обреченная парочка немного полежала, встала и, смеясь, поклонилась. Тут Асагао заметила новое лицо; ее глаза загорелись. Она спрыгнула с помоста и засеменила к Рэйко.

– Досточтимая госпожа Сано! Я так рада встретиться с вами! – выпалила она.

Дворецкий, услышав: «Вы можете быть свободны!» – удалился.

Асагао рассмеялась, взгляд записной кокетки оценивающе скользнул по Рэйко.

– Чудесно, что вы попали прямо к нашему спектаклю. Что вы скажете о моей игре?

– В жизни не видела ничего подобного, – нашла Рэйко золотую середину между лестью и честностью.

Двусмысленный комплимент вызвал у Асагао счастливый смех:

– Мой скромный талант едва ли заслуживает такой оценки! Да еще от вас, которую наверняка развлекали лучшие артисты Японии. О, как бы мне хотелось тоже увидеть их! – Пухлые губы мило надулись. – Мы буквально заперты в этом дворце и вынуждены довольствоваться собственными маленькими представлениями, но мы стараемся следовать классическим образцам. Декорации выполнены одним из лучших придворных художников. Он оформил и мой костюм. – Она сделала па. – Мне идет?

– Да, вы выглядите великолепно, – сказала Рэйко.

Кимоно и вправду было произведением искусства, хотя от цвета потемнее и фасона попроще Асагао казалась бы стройнее.

– О, благодарю вас! Вы очень добры. – Асагао поправила прическу и обратилась к зрителям: – Познакомьтесь с нашей гостьей из Эдо.

Придворные и фрейлины окружили Рэйко, улыбаясь, кланяясь и приветствуя. Представив их, Асагао с видом собственницы положила руку на плечо актера:

– Это господин Годзё. Он один из секретарей императора.

Парочка обменялась интимными взглядами. Асагао сделала большие глаза и воскликнула:

– Мне только что пришла в голову изумительная мысль! Госпожа Сано должна принять участие в нашем спектакле.

– Что вы?! Я не могу!.. – Рэйко в ужасе попятилась.

Все с восторгом приветствовали идею Асагао. А Годзё заявил:

– Она могла бы сыграть лучшую подругу героини.

– Но я не знаю текста! – запротестовала Рэйко, отчаянно пытаясь избежать посмешища.

– Это ничего, – заверила Асагао. – Вы будете пока читать по бумажке, а позже запомните. – Она выпятила нижнюю губу, на лице появилось укоризненное выражение. – Вы ведь не разочаруете нас, не так ли?

Нетерпеливые нотки в голосе выдали обидчивость императорской наложницы. Рэйко поняла: если она не согласится фиглярничать, Асагао откажется отвечать на вопросы об убийстве.

– Конечно, я не способна вас разочаровать, – сказала Рэйко с предельной искренностью. – Для меня большая честь сыграть в вашей постановке.

– Прекрасно! – Асагао засмеялась и захлопала в ладоши. Она критически посмотрела на пучок Рэйко и ее шелковое кимоно цвета морской волны с узором из бледно-зеленых листьев плюща. – Позже придется подобрать вам другой костюм, а сейчас давайте поменяем прическу и «сделаем» лицо. Все должно быть изысканно. Идемте!

Асагао и ее фрейлины повлекли Рэйко в угол двора, где на столике в тени огромного зонта были разложены зеркала, гребни, кисточки, украшения для волос и сосуды с гримом.

– Принесите нам вина, Годзё-сан, – попросила Асагао, – а потом отправляйтесь готовить сцену к первому акту.

Молодой человек повиновался. Две фрейлины начали заново укладывать волосы Рэйко, а остальные, попивая сладкое сливовое вино, стали давать советы. Рэйко приложилась к чашке в надежде, что хмель поможет преодолеть смущение. Асагао наложила ей на лицо смесь топленого жира и рисовой пудры и заметила:

– Вы, наверное, считаете нас легкомысленными, – она сделала паузу, чтобы отхлебнуть вина, – но здесь практически больше нечем заняться, жизнь так однообразна и скучна.

Рэйко, пытаясь не морщиться от омерзения, которое вызывали и толстый слой теплого грима, и чересчур близкий контакт с новой знакомой, сказала:

– По-моему, жуткое происшествие в Саду пруда некоторым образом скрасило это однообразие.

Асагао на мгновение растерялась; потом ее лицо прояснилось.

– А-а, вы имеете в виду кончину Левого министра Коноэ. – Она щелкнула пальцами, словно сбросила чужую смерть со счетов. – Это было так давно. Все волнения улеглись. Вы, вероятно, думаете, что я черствая особа, поскольку развлекаюсь во время траура, но – что делать! Я не в состоянии горевать целые месяцы, хотя даже мой отец говорит, что это необходимо. – Она добавила: – Мой отец – Правый министр Исидзё.

Рэйко вспомнила, что Исидзё является посредником между Сано и двором и что благодаря убийству Коноэ он стал первым чиновником при императоре. «Стало быть, пошел по проторенной дорожке, – подумала Рэйко, – через связь дочери с господином».

– Не вижу причин печалиться по поводу смерти Левого министра, – сказала Асагао, беря кисточку и обводя алой краской глаза Рэйко, – более того, я рада, что он мертв.

Фраза повисла в воздухе. Фрейлины энергичнее взялись натирать волосы Рэйко маслом из камелий; кое-кто пролил вино. А Асагао как ни в чем не бывало продолжила:

– Этот ужасный старый тиран! Вы знаете, как он со мной обошелся?

– Как? – спросила Рэйко, скрывая волнение под безразличием.

– Он решил, что я трачу слишком много денег! – задыхаясь от возмущения, доложила Асагао. – И урезал мое содержание! Я вынуждена была отказываться от новых одежд и развлечений до самого конца года. Я, наложница императора, должна была жить как нищенка!

– Представляю, насколько это было вам неприятно, – сказала Рэйко и на радостях, что подозреваемая с охотой делится всяческой информацией, забросила удочку: – Я не стала бы вас винить, если бы вы решили отомстить Левому министру.

– Именно так я и поступила! – Асагао с жадностью припала к чашке.

Язык ее начал заплетаться, в зрачках появился стеклянный блеск.

«Какая огромная разница между матерью императора и его наложницей! Одна слова в простоте не скажет, а другая мелет что ни попадя», – подумала Рэйко.

Фрейлины неистово начесывали и закрепляли заколками волосы Рэйко, но та, сосредоточив внимание на Асагао, едва ощущала боль.

– Сначала я пошла к отцу, но он сказал, что ничего сделать не может: Левый министр Коноэ был старше его по должности. – Асагао тампоном наложила румяна на щеки Рэйко. – Потом я пожаловалась Томохито. Но Томохито ответил, что я должна смириться с решением Левого министра и прекратить транжирить деньги... Я умоляла. Я плакала. Я злилась. Почему это он должен слушать какого-то чиновника, а не меня? О, как я ненавидела Левого министра за то, что он встал между нами! – Голос Асагао поднялся до раздраженного визга.

Рэйко кивнула и пробормотала что-то сочувственное.

– И что вы тогда сделали? – спросила она, почувствовав, как сердце учащенно забилось.

Воцарилось молчание, но не потому, что Асагао задумалась. Нет, она просто обмакнула кисточку в румяна, придвинулась ближе и принялась красить Рэйко губы, хмурясь от усердия. Ее черты, увеличенные близким расстоянием, потеряли мягкую женственность, лицо как будто затвердело. Рэйко с трудом удержалась от того, чтобы не отодвинуться от императорской пассии. «В жилах ее течет кровь теневых правителей Японии. Могла ли она для утоления собственного властолюбия тайно изучить боевые искусства, развить имеющуюся у каждого человека духовную энергию до такой степени, чтобы овладеть техникой киаи? Способен ли с этих нежных, чувственных губ слететь „крик души“?» – размышляла Рэйко, дожидаясь, когда Асагао отложит в сторону кисточку и осушит новую чашку с вином. Наконец это случилось.

– Ничего я не сделала, – с мрачным видом сказала она. – Не было никакой возможности добраться до старого скряги. Когда он умер, я возблагодарила богов, так как теперь главным стал мой отец, который позволяет мне иметь все, что захочется.

Рэйко охватило разочарование. Она выругала себя за то, что ожидала признания. Бесспорно, Асагао не столь умна, как Дзёкио, однако в ее тщеславии виден инстинкт самосохранения. Рэйко никак не могла представить жеманную капризницу в роли убийцы. Легче предположить, что она наняла убийцу. Но если у нее не было денег, то как она это сделала?

– Вы ничего подозрительного не заметили в ночь убийства?

– Как я могла заметить? – Асагао скорчила озадаченную гримаску. – Я не была в Саду пруда.

– Да? А где вы были?

В глазах Асагао плеснулась тревога. Фрейлины затаили дыхание.

– Не помню. Давно это было. – Асагао отвела глаза в сторону и вновь посмотрела на Рэйко. Лицо прямо-таки светилось желанием убедить. – Подождите! Вспомнила. Я сидела в летнем павильоне с фрейлинами. Мы пили вино и играли на самисэне. – Она обратила на женщин требовательный взгляд: – Ведь так?

Те, неуверенно улыбаясь, закивали. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: все они лгут. Хосина выяснил, что фрейлины во время убийства находились на своей половине, а не с Асагао; Дзёкио, как установила Рэйко, прогуливалась ночью вокруг павильона и наслаждалась тишиной.

Наложница надула губы:

– Разговоры об убийстве меня очень расстраивают. Довольно об этом. – Она окинула Рэйко взглядом, и довольная улыбка стерла с ее лица всякое напряжение. – Думаю, вы готовы к выходу на сцену. – Она поднесла своей лучшей подруге по пьесе зеркало: – Как вам нравится?

Рэйко увидела отражение и содрогнулась. Волосы, уложенные горками и кольцами, напоминают цветочную клумбу; нарисованные брови арками пересекают лоб; веки краснеют, словно Рэйко не спала трое суток; щеки горят чахоточным румянцем, а губы, размалеванные помадой, похожи на зажравшихся червей. Рэйко выглядела точь-в-точь как подзаборная шлюха.

– Даже не знаю, что и сказать, – прошептала супруга сёсакан-самы, дочь самурая и просто порядочная женщина. Она знала, что многим мужчинам нравится то, как выглядят проститутки, но Сано ужаснулся бы от ее преображения.

Асагао радостно засмеялась:

– Вы стали настоящей красавицей!

Фрейлины хором поддержали наложницу императора.

– Идемте! – Асагао повлекла Рэйко на сцену.

Задник теперь изображал улицу в квартале развлечений, где познакомились обреченные любовники. Годзё и другие придворные установили на помосте большую деревянную клетку, символизировавшую окно в публичном доме. Дамы устроились в клетке, и кто-то передал Рэйко книгу в шелковом переплете.

– Начали! – крикнула госпожа Асагао.

Придворные заходили вперед и назад по сцене, отпуская неприличные шутки и строя дамам глазки.

– О, как эта грязная жизнь печалит мою душу! – трагическим голосом произнесла Асагао. – Как бы я хотела, чтобы мой возлюбленный Дзихэй купил мне свободу и женился на мне! – Она открыла перед Рэйко книгу с текстом пьесы и прошептала: – Имя вашей героини – Подснежник. Начинайте читать отсюда, – и указала нужную строчку.

– Какое несчастье, что ты влюбилась в бедного горшечника, который к тому же женат, – прочитала Рэйко еле слышно.

К ней приблизился один из придворных, плотоядно потирая руки.

– О господин, сегодня ночью вишни в полном цвету! Не хотите ли отведать их сладости? – пролепетала Рэйко.

Будь ее воля, она бежала бы отсюда опрометью. Одно лишь желание помочь Сано удерживало ее на месте. У Асагао были причина и возможность совершить убийство и не было алиби. Если Рэйко намерена найти улики против наложницы императора, необходимо оставаться с ней в хороших отношениях.

Фарс продолжался. Улучив момент, Асагао слегка толкнула Рэйко локтем и прошептала, лучась радостью:

– Правда здорово?