Текст книги "Жена самурая"

– Он и покои Коноэ обшарил? – поинтересовался Янагисава, мысленно видя несколько ящиков документов, доставленных Аису, который побывал в доме сановника до Сано.

Помедлив, Хосина ответил утвердительно. Янагисава нахмурился. Тогда ёрики поспешно добавил:

– Он был очень дотошен. Немудрено, что ваши люди пропустили эти вещи.

Известие об очередной ошибке секретаря привело канцлера в ярость.

– Какие вещи? – прошипел он.

– Несколько писем в тайнике. Они адресованы Кодзэри, бывшей жене Левого министра Коноэ.

– А-а... – Янагисава припомнил имя из досье, составленного на Коноэ в мецукэ. – Что в письмах?

Хосина пересказал пассажи, которые Сано зачитал вслух.

– К сожалению, сёсакан-сама забрал письма с собой. Я не стал возражать, иначе он почуял бы неладное.

Гнев Янагисавы переместился на излишне рассудительного ёрики.

– Но я привел доводы в пользу того, что Кодзэри никак не может быть замешана в преступлении, – сказал Хосина, как флюгер, улавливающий, куда ветер дует. – И Сано решил встретиться с ней после того, как допросит подозреваемых.

– Хорошо, – облегченно выдохнул Янагисава и подумал: «Возможно, инициативность ёрики скорее подмога, чем помеха: есть время переговорить с Кодзэри раньше, чем к ней заявится Сано».

Восхищение сообразительностью Хосины отозвалось в интимной области. Среди любовников Янагисавы не было еще человека, равного ему по возрасту, физическому развитию и уму. Сходство притягивало и пугало.

– Однако это не все, – сказал Хосина и вынул из-за пояса монету.

Янагисава протянул ладонь, и Хосина подался вперед. Их руки соприкоснулись. Янагисава вздрогнул, у него перехватило дыхание. Взгляды канцлера и ёрики на мгновение скрестились. Хосина робко улыбнулся. Между ними произошло что-то неуловимое. Желая скрыть смущение, Янагисава принялся рассматривать оттиск папоротника на монете.

Хосина вернулся в прежнее положение.

– В одежде Коноэ были спрятаны три такие монеты. – Сердцебиение сделало его речь прерывистой. – Остальные у детективов Сано. Сёсакан-сама велел им выяснить, что это за монеты и имеют ли они какое-то отношение к убийству. Я сказал, что тоже наведу справки. Надеюсь, мне удастся опередить Марумэ и Фукиду.

– Что бы вы ни разнюхали, сообщите сначала мне, – приказал справившийся с волнением Янагисава. – А я решу, стоит ли это знать Сано. Каковы его планы на завтра?

– Посетить императора Томохито, принца Момодзоно, госпожу Дзёкио и госпожу Асагао, – твердо ответил Хосина. Отношения «хозяин и слуга» восстановились, по крайней мере внешне. – Вечером мы идем на банкет, который устраивает сёсидай.

– А как насчет остальных распоряжений, изложенных в моем послании? Вы нашли подходящее место?

– Да, досточтимый канцлер. – Хосина описал некий дом и округу.

– Вроде все правильно.

Пора было расставаться. Тут канцлера осенило:

– А что поделывает госпожа Рэйко?

– Находится в Особняке Нидзё. Хозяйка – мой осведомитель. Пока ничего интересного нет.

Однако Янагисава не без основания полагал, что Сано недаром приехал с женой.

– Я хочу знать, куда ходит Рэйко, с кем встречается, что говорит.

– Да, досточтимый канцлер.

Колокол на далеком храме прозвонил наступление часа свиньи. Хосина ждал позволения уйти. Канцлер сидел неподвижно. Тишина была наполнена немыми вопросами и учащенной пульсацией крови.

Первым заговорил Хосина:

– Досточтимый канцлер... Если вам еще что-нибудь от меня нужно... – Голос тихий, выражение на лице скромно-напряженное. – Я буду более чем счастлив услужить вам.

Его намек воспламенил Янагисаву, храбрость – возмутила. Как посмел ёрики предложить канцлеру личные отношения?

– Да? – резко произнес Янагисава. – И что вы хотите за это? Деньги? Усадьбу? Должность?

Впрочем, он не сомневался, что будущий партнер хочет все.

Хосина развел руками:

– Только возможность доказать вам свою преданность. – Он наклонился вперед, недвусмысленно глядя прямо в зрачки Янагисавы. – И счастье находиться в вашем обществе.

Янагисава спустился с помоста и остановился над ёрики. Хосина запрокинул голову, и канцлер увидел в его глазах лихорадочный огонь желания и честолюбия.

– Увидимся завтра, о времени и месте дам знать, – отрывисто бросил Янагисава и, обогнув Хосину, зашагал к выходу.

5

Над дворцом императора ослепительно сияло солнце. Небольшая процессия приближалась к специально предназначенным для чиновников бакуфу дворцовым воротам. Впереди на лошадях ехали Сано и Хосина. За ними маршировали несколько охранников и плыла в паланкине Рэйко.

Ранее Сано сказал Хосине:

– Моя жена едет с нами, чтобы нанести визиты матери и наложнице императора.

К его облегчению, Хосина без дополнительных вопросов принял это заявление, лишь откликнулся:

– Я пошлю человека предупредить дам.

Сано и Хосина спешились; стража открыла ворота. За стенами резиденции процессия разделилась: Сано и Хосина направились ко дворцу, а Рэйко в сопровождении одного из придворных двинулась другой дорогой. Запах нечистот, дыма и тропических цветов наполнял галерею, словно теплое зловонное дыхание; грозовые облака слоились над далекими горами. Однако Сано, несмотря на жару, чувствовал себя прекрасно, освеженный крепким сном. Он не сомневался, что поступил правильно, допустив Рэйко к расследованию.

В южной части резиденции, среди вишневых и лимонных деревьев, которые символизировали лучников и всадников, находился Павильон пурпурного дракона, здесь проходили все важные мероприятия двора. Павильон был обращен фасадом к площадке, окруженной крытыми галереями на ярко-красных столбах. Площадку покрывал белый песок, благодаря чему солнечный и лунный свет проникал в павильон. К дому вели обрамленные красной балюстрадой восемнадцать – соответственно числу рангов в придворной иерархии – ступеней.

Сано и Хосину ожидали придворные. Седовласый человек лет шестидесяти выступил из шеренги и поклонился.

На нем была черная шапочка с вертикальным подворотом сзади, официальное, ядовито-зеленое шелковое кимоно и широкие белые штаны. Глубокие морщины бороздили лоб и очерчивали рот, придавая твердость продолговатому изящному лицу. У него был острый взгляд, свидетельствовавший о незаурядном уме; зубы были зачернены по старинному придворному обычаю.

– Приветствую вас, сёсакан-сама, – произнес он сильным вибрирующим голосом. – Это исключительная честь для нас – принимать представителя сёгуна, наделенного особыми полномочиями.

Хосина сказал Сано:

– Позвольте представить досточтимого Правого министра Исидзё.

– Очень благодарен вам за согласие играть роль посредника между мной и императорским двором, – обратился Сано к Правому министру, словно у того был какой-то выбор.

Аура изысканности, исходившая от Исидзё, невольно вызывала уважение, и Сано смутился. Из истории он знал, что родословная этого человека уходила корнями в столетия. Исидзё был представителем знаменитого клана Фудзивара, находившегося у власти с седьмого по одиннадцатый век. Эпоха правления этого клана ознаменовалась замечательными творениями живописи и поэзии; имя Фудзивара до сих пор являлось синонимом влиятельности и высокой культуры.

– Его величество император ждет вас, – сказал Правый министр.

Поднимаясь по лестнице в сопровождении Исидзё и Хосины, Сано, как и любой японец на его месте, испытывал трепет. Для решения человеческих проблем император мог привлекать силу богини Матэрасу; он имел особый дар постигать нравственный закон Вселенной и проецировать его на общество. В конфуцианской модели мира военная диктатура была всего лишь инструментом, при помощи которого правил император.

Они сняли обувь при входе и прошли в зал приемов. Окна были забраны решетками. На кипарисовом полу лежала длинная белая дорожка. Исидзё провел по ней Сано между рядами коленопреклоненных придворных. Другие царедворцы стояли на коленях перед императором, который сидел на троне. Трон представлял собой богато украшенный, покрытый лаком помост с перилами. Помост располагался под шелковым балдахином прямоугольной формы, увенчанным огромным золотым фениксом. Стена за троном была испещрена высказываниями китайских мудрецов. В воздухе стоял запах благовоний.

Правый министр Исидзё опустился на колени перед императором и поклонился. Сано и Хосина последовали его примеру.

– Ваше величество, я представляю вам Сано Исиро, Благороднейшего следователя по особо важным делам при его превосходительстве сёгуне, – проговорил Исидзё и повернулся к Сано: – Я имею честь представить вам величайшего императора Томохито, сто тринадцатого императора-суверена Японии.

Оказавшись лицом к лицу с первым подозреваемым, Сано с трудом удержал возглас удивления. Он знал, что императору всего шестнадцать лет, что Томохито унаследовал трон после отречения отца четыре года назад, но он никак не предполагал, что юноша, восседавший на подушках под балдахином, совершенно не походит на свои официальные, изящно выполненные портреты. Томохито был облачен в пурпурное кимоно, усеянное императорскими гербами в виде золотой хризантемы, на голове – высокая твердая черная шапка с плоским верхом. Тело у Томохито было крепкое и мускулистое, а лицо по-детски округлое, с гладким лбом и ясными глазами, пухлыми румяными щеками и яркими губами. Император смотрел на Сано с наглостью ветреного проказливого мальчишки.

Правый министр Исидзё сказал:

– Сёсакан-сама расследует дело об убийстве Левого министра Коноэ, он хотел бы задать вам несколько вопросов, ваше величество.

– Неужели? – язвительно откликнулся Томохито. – Это я буду задавать ему вопросы.

Сано потрясла такая грубость, хотя он был к чему-то подобному готов. По дороге он попросил Хосину коротко охарактеризовать подозреваемых. Об императоре тот сказал: «Всю жизнь он ни в чем не знал отказа. Наследника престола обычно обучают правилам хорошего тона и дисциплине, но в случае с Томохито все было напрасно. Он считает, что может делать все, что ему заблагорассудится. Едва ли кто-нибудь во дворце осмеливается критиковать его; в плохом настроении он грозит наслать на страну гнев богов».

Придворные смущенно молчали, ожидая реакции Сано на выходку императора. При всем опасении оскорбить императора и осложнить отношения между бакуфу и императорским двором Сано нужно было брать беседу в свои руки.

– Я отвечу на ваши вопросы при одном условии, – сказал он. – Если вы будете отвечать на мои.

Томохито сердито свел брови к переносице, подумал и небрежно бросил:

– А, ладно! – Потом, блеснув глазами, спросил: – Правда, что есть места, где девицы сидят в специальных клетках и мужчины могут купить их на ночь?

«Так, – отметил Сано, – у великого императора интересы, как у обычного подростка».

– Да, – сказал он, – в кварталах развлечений, имеющих специальную лицензию.

– А вы там бывали? – Порочная ухмылка искривила губы императора.

– Ваше величество, я советую вам ограничить свои вопросы менее личными темами, – сказал Правый министр Исидзё. – Вы же не хотите оскорбить сёсакан-саму.

«И соответственно сёгуна», – давал понять министр.

– Он обязан ответить, – заявил Томохито. – Таков уговор.

– Но теперь моя очередь спрашивать, – улыбнулся Сано. – Каково ваше мнение о Левом министре Коноэ?

Глаза Томохито расширились от удивления. Сано догадался, что немногие решались ловить его на слове или самовольно менять тему разговора. Император нахмурился:

– Мне известно, что Коноэ убили. Вы думаете, что я в этом замешан?

Сано покачал головой:

– Мы договорились.

Томохито открыл рот и оглядел придворных в поисках поддержки. Народ безмолвствовал. Император вздохнул:

– Левый министр был моим наставником. Он учил меня, как исполнять священные обряды и вести придворные церемонии. Он проверял мои уроки и добивался, чтобы я все хорошо усвоил. – Томохито пожал плечами. – Он был терпимым учителем.

Сано припомнил слова Хосины: «Он слушается только трех человек – мать, госпожу Асагао и Исидзё. Левый министр тоже имел на него влияние. После его смерти Томохито совсем распоясался – ведет себя так, будто весь мир принадлежит ему, словно выясняет, как далеко может зайти». «Не вызывал ли Коноэ злобу у императора тем, что осаживал его?» – подумал Сано.

– Теперь вы ответьте, – сказал Томохито, – правда ли, что Мияко и Эдо связывает очень длинная дорога?

– На ней расположены пятьдесят три деревенские почтовые станции, – ответил Сано. – Путешествие занимает пятнадцать дней.

Томохито выпучил глаза:

– Пятьдесят три деревни? Пятнадцать дней? Я и не знал, что Эдо находится так далеко. А сколько же времени нужно, чтобы пересечь всю страну?

– Если погода благоприятная – около трех месяцев.

Император закусил губу, помолчал и признался:

– Ничего-то я не видел.

Это было вполне понятно. Император имел право покинуть дворец только под угрозой стихийного бедствия. Общаться ему разрешалось исключительно с придворными. Такая изоляция обусловливалась несколькими обстоятельствами. Во-первых, физическая безопасность. Священного суверена Японии следовало оградить от несчастных случаев, бандитских нападений и смертельных заболеваний. Во-вторых, духовное здоровье. Сомнительные чувства, поступки, идеи не должны были угрожать чистоте императорской души. В-третьих, политический фактор. Бакуфу опасалось, как бы диссиденты не убедили впечатлительного суверена посягнуть на власть сёгуна, создать параллельное правительство, подкупить армию, обольстить население и подорвать могущество клана Токугава. Юный император Томохито был ветром, который мог обернуться ураганом, осознав свою наследственную силу.

– Левый министр поучал вас, указывал на ошибки. Вы, наверное, сердились на него, когда он отчитывал вас? – спросил Сано.

Прервав размышления о размерах Японии, Томохито покачал головой:

– Это делалось для моего собственного блага. Левый министр хотел, чтобы я стал самым лучшим правителем, исполнил предначертанное мне судьбой. Я был благодарен ему за внимание.

– И вам никогда не хотелось избавиться от его опеки?

Лицо императора вспыхнуло.

– Левый министр никогда не заставлял меня делать то, что мне не нравилось. И он никогда меня не наказывал. Он даже не мог прикоснуться ко мне. Я слушался его потому, что это был мой выбор.

Горячность ответа натолкнула Сано на мысль, что отношения императора с Левым министром Коноэ были далеко не безоблачными.

– Если полагаете, что я его убил, вы сошли с ума! – Томохито вскочил с подушек и, сжав кулаки, забегал взглядом по залу, словно ища, что бы швырнуть в Сано. – Как вы смеете обвинять меня?!

– Вам действительно необходимо провоцировать его, сёсакан-сама? – тихо произнес Правый министр Исидзё.

– У меня в подчинении силы космоса. Я разотру вас в порошок! – крикнул император.

– Пожалуйста, примите мои извинения, – пролепетал Сано, ошеломленный неожиданной истерикой.

«Похоже, у мальчика проблемы с психикой, – решил он. – Тогда, – немедленно добавил сыщик, сидящий внутри Сано, – допустимо, что он и убил Коноэ!»

– Вы сожалеете об утрате Левого министра?

Император улегся на живот и подпер голову кулаками.

– Я скучаю по нему. – Он помолчал. – Но больше я в нем не нуждаюсь!

– Что вы имеете в виду? – удивился Сано.

– Ничего.

Сано подождал продолжения, не дождался его и сменил тему:

– Мне сказали, это вы обнаружили тело Левого министра.

– Да. – Томохито бросил настороженный взгляд на Сано. – Со мной был кузен. – Лицо расплылось в ехидной улыбке. – Вы и с ним хотите побеседовать?

– Если позволите, ваше величество.

Император встал и приказал:

– Позовите принца Момодзоно.

6

Рэйко, следуя в паланкине по лабиринту императорской резиденции, потеряла чувство времени. Ей показалось, что она выпала из современной жизни и очутилась в нянюшкиной сказке. Все: одежды людей, проходивших мимо нее по узким улочкам, здания, видневшиеся через открытые ворота, – говорило о делах давно минувших дней.

Носильщики опустили паланкин на землю. Выйдя из кабины, Рэйко увидела огромный дом, стоявший в центре квадрата, образованного притиснутыми друг к другу строениями. Изогнутые скаты крыш бросали тени на широкие веранды и затейливо зарешеченные окна. Над деревьями, маячившими за кровлями, сновали ласточки.

– Что это за место? – спросила Рэйко пожилого седовласого придворного, сопровождавшего ее.

– Усадьба отрекшегося императора.

Рэйко знала, что императоры отрекались от власти по множеству причин. Один ушел в отставку из-за преклонного возраста и плохого самочувствия; другой переложил на плечи преемника хлопотливые ритуалы, желая руководить дворцовым хозяйством из-за кулис; третий, устав от светской суеты, удалился в монастырь; четвертый лишался престола в результате заговора; пятого отправили на покой раздоры в собственной семье, шестого – бесконечные природные катаклизмы... Дед нынешнего императора покинул трон в знак несогласия с законами, которые ограничивали его власть. Почему отрекся император Рэйгэн, отец Томохито, Рэйко забыла.

– Госпожа Дзёкио большую часть времени проводит здесь, – сказал придворный. – Она вас ждет.

Поднимаясь по лестнице, Рэйко мысленно улыбалась. Она представляла мать императора в виде робкой пожилой женщины; такая вряд ли владела техникой киаи. Сано явно переборщил, предупреждая жену об опасности.

В просторной полупустой комнате для приемов поднятые стенные панели открывали вид на парк. Клены и вишневые деревья окружали прохладным оазисом миниатюрную горку, с которой бывший император смотрел на город. Прохаживались наряженные в яркие кимоно дамы; смех перемешивался со звоном колокольчиков, раскачивавшихся на ветру.

На веранде спинами к комнате сидели на коленях мужчина и женщина. Перед ними шеренгой располагались знатные особы; сбоку ожидали приказаний слуги.

– Как явствует из этих цифр, императорский бюджет на текущий год превышает суммы, выделенные бакуфу, – произнес кто-то. – Так как урезание расходов может отрицательно сказаться на образе жизни императора, мы предлагаем продать еще несколько стихотворений его высочества и тем пополнить бюджет.

– Он согласен, – ответила женщина. – Пусть придворный поэт сочинит стихи, император их подпишет.

Секретарь принялся усердно фиксировать распоряжение. Придворный подвел Рэйко к группе и сказал:

– Досточтимые отрекшийся император и Имперский совет, прошу простить меня за то, что прерываю вас.

Рэйко опустилась на колени и поклонилась.

– Супруга сёсакан-самы сёгуна прибыла навестить госпожу Дзёкио.

Экс-император Рэйгэн, развалившийся на нескольких подушках, устало вздохнул. Ему было около сорока лет. Рябое невыразительное лицо, дородное тело, полусонные глаза.

– Приветствую вас, – промямлил он равнодушно.

Рэйко пробормотала вежливый ответ и перевела взгляд на женщину.

– Очень хорошо, что вы пришли, досточтимая госпожа Сано, – сказала та.

В отличие от мужа Дзёкио сидела прямо и отчетливо изъяснялась прекрасно поставленным голосом. Будучи на несколько лет старше Рэйгэна, она сумела сохранить гладкую кожу, молодой блеск в глазах и длинные иссиня-черные волосы. Женщина отличалась классической красотой, свойственной уроженкам Мияко: стройная, длинноногая, с высокими круглыми бровями, изящно вылепленным носом и тонко очерченными губами. Впечатление классики дополняла прическа на гребнях. Под складками шелковой одежды угадывалось сильное тело; взгляд выдавал недюжинный ум, в манере соединять кончики пальцев белых рук, спокойно лежащих сейчас на столике красного дерева, чувствовалось завидное самообладание.

– Ваше внимание – незаслуженная честь для ничтожной женщины.

Потрясенная Рэйко, умозрительное представление которой о матери Томохито разбила действительность, как отражение в пруду – упавший камень, ответила:

– Очень благодарна за то, что вы соизволили принять меня.

– Дайте мне, пожалуйста, минуту, чтобы завершить дела, – сказала Дзёкио тоном человека, привыкшего к тому, что ему подчиняются, и обернулась к мужу: – Мой господин, вы ведь подпишете приказ придворному поэту?

– Что ж, если надо, подпишу.

Секретарь положил на столик бумагу. Дзёкио обмакнула в тушь нефритовую императорскую печать, подняла руку Рэйгэна, вложила в нее печать и опустила руку на бумагу. Секретарь забрал документ. По знаку Дзёкио придворные, поклонившись, ушли; слуги унесли Рэйгэна.

Рэйко следила за происходящим с восхищением. Она сама помогала мужу в работе, но оказывается, это не было верхом ума и смелости. Перед ней сидела женщина, которая не просто подменяла мужа на время, но полностью заменяла, думая и распоряжаясь вместо него.

Дзёкио приготовила ритуальный чай. Рэйко, сгоравшая от любопытства, позабыла о приличиях:

– Как получилось, что вы ведете дела, которые, как правило, находятся в компетенции мужчин?

Дзёкио налила чай в чашку Рэйко и взглянула на гостью с интересом. Атмосфера на веранде изменилась: исчезли светские рамки. Дзёкио откровенно ответила:

– Мой муж с отвращением относится к любым физическим и умственным упражнениям. Он женился на мне, ибо знал: я способна действовать за него. И я действовала. В конце концов даже минимальные обязанности стали ему не под силу, и он отрекся от трона. Однако наш сын пока не в состоянии управлять двором, поэтому я продолжаю вести дела. Двор принимает это как должное из уважения к моему мужу.

«Значит, нам обеим замужество помогло раскрыть таланты», – подумала Рэйко.

– Простите меня за дерзкий вопрос, – сказала она, – однако я первый раз встречаю женщину, которая что-то возглавляет.

– Не меньшей редкостью является и то, что жена чиновника из Эдо сопровождает мужа в Мияко, – ответила Дзёкио. – Не объясните ли цель своего путешествия?

Рэйко насторожилась: «Конечно, она знает о том, что Сано расследует смерть Левого министра Коноэ. Неужели догадалась об истинной цели моего визита?»

– Муж посчитал, что мне будет приятно увидеть прежнюю столицу.

– Понимаю, – кивнула Дзёкио, но в голосе прозвучало недоверие. – Каковы же ваши впечатления от Мияко?

– Я пока немногое видела, но город очень отличается от Эдо, – сказала Рэйко, обрадовавшись, что ее версию приняли без колебаний. – Меня особенно очаровал императорский дворец.

На губах Дзёкио мелькнула усмешка.

– Вы были бы другого мнения, проведи здесь всю жизнь.

– Вы никогда не выезжали из Мияко?

– Всего четыре раза, когда двор эвакуировался из-за пожаров. Вот уже шестнадцать лет я безвылазно сижу в императорской резиденции.

«Я сошла бы с ума», – подумала Рэйко.

– И вас это устраивает?

Дзёкио невозмутимо пожала плечами:

– Порой мне очень хочется поменять обстановку, завести более широкий круг знакомств, но и здесь хватает интересного. Дворец – это целый мир в миниатюре, со своими радостями и огорчениями.

– И преступлениями, – добавила Рэйко, пользуясь возможностью направить разговор в нужное русло.

– Значит, вам кое-что известно об убийстве, которое расследует ваш муж? – спокойно спросила Дзёкио.

Повисло напряженное молчание.

Рэйко ответила:

– Я знаю только, что Левый министр был убит при помощи «крика души» в Саду пруда. Муж не любит, когда я вмешиваюсь в его дела. А меня снедает любопытство. Вы общались с Левым министром?

– Естественно. – Дзёкио опустила чашку на столик и встала. – Давайте прогуляемся по парку.

Они спустились с веранды.

Дзёкио была выше Рэйко, она шла вперед стремительно, но плавно, Рэйко едва поспевала за ней. Дорожка вилась между деревьями, Дзёкио молчала. Рэйко предположила: «Наверное, она прервала разговор, желая обдумать, что означает мой интерес к убийству и как ей реагировать на мои расспросы. Она понимает, что сказанное ею станет известно Сано».

Изобразив досаду, Рэйко сказала:

– Простите. Мне не следовало касаться такой неприятной темы, как убийство. – «Я должна убедить ее, что не скажу Сано ни слова». – Муж очень рассердится, если выяснится, что я донимала вас вопросами, которые меня совершенно не касаются.

Дзёкио сбавила темп и взглянула на группку придворных, устроившихся для пикника на пригорке.

– Не нужно извиняться, – промолвила она.

«Видимо, пришла к выводу, что никакого вреда от обсуждения убийства быть не может», – решила Рэйко.

– Для меня это не было личной потерей. Я часто виделась с Левым министром Коноэ, когда он учил моего сына, и беседовала с ним об управлении делами дворца, но между нами не было дружеских отношений.

Рэйко не заметила какой-либо наигранности ни в ее тоне, ни в манере держаться, тем не менее она понимала, что внезапно возникшая между ними доверительность ничего не значит: «Как я ее обманываю, так и она меня может обмануть».

– Что за человек был Левый министр? – спросила Рэйко и на всякий случай уточнила: – Я никогда не была знакома с человеком, которого убили. Вообще не представляю, за что можно убить.

После секундной паузы Дзёкио ответила:

– Его больше уважали, чем любили. Под приятной внешностью и шармом обхождения таились эгоистичная душа и страстное властолюбие. Он не терпел возражений и никогда не признавал своих ошибок.

«М-да, – мысленно согласилась Рэйко, – подобные качества провоцируют насилие».

– Как же вы ладили с ним?

– Очень просто. – Они миновали увитое диким виноградом дерево, и лицо Дзёкио помрачнело. – Я иногда возражала против того, как он заправляет финансами двора и как обращается с моим сыном, но никогда не оспаривала его распоряжений.

«Характеристика, данная Коноэ, вполне приложима к ней самой, – отметила Рэйко. – Не столкнулись ли они по вопросу о контроле над двором? Если так, то Коноэ, похоже, одолел ее благодаря своему положению и полу. Не поквиталась ли она с ним в Саду пруда?»

– Левому министру не нравилось, что женщина пользуется влиянием при дворе?

– Он, скажем так, мирился с этим. Понимал, что это явление временное, и терпеливо ждал, когда император начнет управлять двором самостоятельно, а мои услуги станут не нужны.

Перед глазами Рэйко возникла картинка: Дзёкио руководит заседанием Имперского совета. «А ведь действительно, – подумала сыщица, – ее полномочия ограниченны. Жив Коноэ или нет, она все равно сойдет со сцены. Зачем ей смещать Левого министра?»

Они вышли к озеру. Дзёкио остановилась и пронзила спутницу острым взглядом. Рэйко невольно поежилась, словно лишилась одежд, стала прозрачной до донышка.

– Хотя времена изменились, политические игры по-прежнему жестоки, просто теперь придворные борются не за контроль над государством, а за должности и привилегии, – отчеканила Дзёкио. – У Левого министра было много врагов, включая представителей знати.

«Но они, как почти все во дворце, имеют алиби на ночь убийства», – подумала Рэйко.

– И кто же, по-вашему, его убил?

– Не имею понятия.

«Это вряд ли, – усомнилась Рэйко. – Наверняка у Дзёкио есть какие-то догадки».

– Личность, которая расправилась с Левым министром Коноэ, похоже, владеет техникой киаи.

– Да, похоже, он владеет, – задумчиво откликнулась Дзёкио.

– Вы сказали «он». – Рэйко поймала собеседницу на слове. – Значит, считаете, что убийца – мужчина?

Императрица пожала плечами:

– Мужчина волен ходить куда вздумается. Это мы, женщины, сидим под надзором.

Объяснение снимало подозрения как с нее, так и с Асагао. И еще с Томохито, который был постоянно окружен слугами и редко покидал пределы дворца. Получалось, Дзёкио ловко вывела из опасного круга близких ей людей.

– Кто в ту ночь мог оказаться в Саду пруда, кроме министра?

– Комоэ приказал всем держаться подальше от Сада. Не представляю, кто мог его ослушаться, Левый министр строго следил за дисциплиной и беспощадно карал провинившихся.

Хотела того Дзёкио или нет, но Рэйко поняла, что абсолютно все обитатели резиденции знали: в Саду министр будет совершенно один.

– Наверное, у него была назначена тайная встреча, – предположила она.

– Насколько мне известно, Левый министр никому не сообщил, зачем ему понадобился безлюдный Сад, – сказала Дзёкио, рассматривая круглые листья лотосов, плававшие по глади озера. – Я вообще не видела его в тот вечер. Было очень жарко, я никак не могла уснуть и вышла прогуляться вокруг летнего павильона, он находится к северу от Сада пруда. Я любовалась луной, когда раздался крик.

– Вы никого не встретили по дороге? – Рэйко понимала, что вопрос выдает ее с головой, но ей нужен был ответ.

– Нет. Мне хотелось побыть в одиночестве. Я даже слуг не предупредила, что иду гулять, и, разумеется, никого не взяла с собой.

«Так вот почему у нее отсутствует алиби», – сообразила Рэйко и почувствовала облегчение. Ей не хотелось, чтобы женщина, в которой она обнаружила родственную душу, оказалась убийцей.

Ход ее мыслей прервал спокойный голос Дзёкио:

– Столь подробное обсуждение кошмарного преступления довольно необычно для светского визита. Видимо, я не единственная жена, выполняющая обязанности своего мужа. Думаю, сёсакану нет нужды утруждать себя беседой со мной.

Рэйко было запротестовала:

– Что вы, разве я осмелилась бы... – но, услышав, как фальшиво звучит голос, стыдливо умолкла.

Дзёкио с видом старшей сестры кивнула:

– Довольно притворяться, досточтимая госпожа Сано. – Она рассмеялась, смех оказался низким и мелодичным. – Вы не единственная в этом мире, кем движут двусмысленные мотивы.

Рэйко насторожилась. «А не играла ли она со мной с самого начала? – обожгла мысль. – А не было ли у нее зловещей причины для того, чтобы радушно принять меня и прикинуться откровенной? А не исходила ли она сразу из того, что я передам разговор Сано? Не пыталась ли таким образом убедить Сано в своей невиновности? Уж не собирается ли через дружбу со мной манипулировать им? Все может быть. Женщина с таким умом и силой воли вполне способна овладеть приемами киаи».

Тишину отчуждения прервал хруст шагов на гравиевой дорожке. Подошедшая служанка поклонилась и сказала Дзёкио:

– Прошу прощения, его высочество отрекшийся император просит вас пожаловать к нему.

Обрадованная Рэйко поспешно проговорила:

– Я не должна более злоупотреблять вашим гостеприимством. Пойду нанесу визит и выражу свое уважение досточтимой наложнице его величества.

Дзёкио кивком подтвердила, что ничего другого от Рэйко и не ожидала. Хозяйка и гостья обменялись поклонами. Дзёкио сказала:

– Благодарю вас за очень интересную беседу. Не навестите ли меня еще раз до отъезда из Мияко? Я была бы рада закрепить наше знакомство.

– Я тоже. Обязательно зайду.

И они расстались.