Текст книги "В долине горячих источников"

Однако когда их взгляды встретились, его лицо заметно прояснилось и он неожиданно рассмеялся в ответ. Даже Аби, встряхнувшись, словно мокрая кошка, тоже стала смеяться. Несколько ударов веслом – и незнакомец оказался рядом с лодкой девушек.

– Что вы за легкомысленные женщины? – с наигранной строгостью в голосе поинтересовался он. При этом глаза его смеялись.

– Я – Аннабель, а это моя младшая сестра Абигайль, – вежливо ответила Аннабель, не в силах отвести от него взгляд. У мужчины были редкие светлые волосы, приветливое лицо, и вблизи он казался намного моложе. Судя по всему, он был лишь немногим старше самой Аннабель.

– Ну, тогда будьте осторожнее, когда погребете назад, и даже не думайте еще раз распугать мою форель! – Он подмигнул ей и стал разворачивать лодку.

Аннабель почувствовала в некотором роде сожаление. Она была бы не против поболтать с ним еще.

– Ой-ой! – услышала она вскрик сестры, которая взволнованно глядела на петлю, в которую только что было продето правое весло. – Весло пропало!

Вместо того чтобы продолжать грести прочь, молодой человек подплыл ближе. Он нахмурился.

– С одним веслом вам обратно не доплыть, особенно если вы такие неуклюжие, – проворчал он.

Сестры виновато закивали в ответ.

– Ладно, отвезу вас на берег. – С этими словами он ухватился за лежавшую в их лодке веревку, привязал ее к своей лодке и скомандовал: – Сидеть и не раскачиваться! – И, бросив на обеих девушек еще один строгий взгляд, парень взялся за дело.

Аннабель надеялась, что он наконец-то обратит на нее внимание по-настоящему, но когда их взгляды встретились, он быстро отвел глаза. Ей показалось или он действительно покраснел? Так же, как и она, поскольку внезапно к лицу прилила волна жара, по ощущениям совсем не такая, как от солнечных лучей, отражавшихся в озере.

– Отвезите нас, пожалуйста, к отелю «Гора Таравера», – вежливо попросила Аннабель.

Молодой человек вопросительно уставился на нее.

– Я нездешний, но думаю, что нужно отвезти вас в Охинемуту, верно?

– Верно! Мы живем у самого озера, – подтвердила его догадку Аннабель и скользнула взглядом по его спине.

При каждом взмахе весел под липнувшей к телу рубашкой у него ходили мускулы. Молодой человек был сильным и не очень стройным. Именно это и притягивало ее самым магическим образом. Зачем ей худой мужчина, если сама она далеко не эльфийка? И девушка радостно улыбнулась про себя.

Абигайль весело щебетала, рассказывая истории из школьной жизни, смеясь над учителем О’Доннелом, но Аннабель ее не слушала. Вместо этого она лихорадочно размышляла над тем, стоит ли ей пригласить их спасителя на праздник. И, в первую очередь, каким образом это преподнести матери, которая наверняка страшно злится на нее.

– Это моя скамейка! – набросилась Оливия на юношу-маори, который хотел сесть рядом с ней, не спросив разрешения.

Она убежала в самый дальний уголок сада, чтобы никто из этих кошмарных мужчин не досаждал ей глупыми комплиментами. Не то чтобы ей претило строить глазки молодым людям, но те, кого сегодня пригласила мать, были предназначены для Аннабель. Кроме того, ей все равно никто из них не понравился.

Темнокожий молодой человек, несмотря на ее резкость, все равно рухнул на скамью. Казалось, он совершенно не обращал внимания на Оливию и ее возмущение.

– Все эти пакеха думают, что чем-то лучше нас, но они еще удивятся!

– Ты что, оглох? Это моя скамейка! – с нажимом повторила Оливия.

Но вместо того чтобы встать, парень повернулся к ней и, нимало не смущаясь, окинул ее взглядом с головы до ног.

– А ты кто такая? – наконец поинтересовался он.

– Тебе какое дело? – возмутилась девушка.

– Чтобы понять, имеешь ли ты право запрещать мне сидеть на этой скамейке, я должен знать, принадлежит ли она тебе. Потому что ты можешь запретить мне пользоваться чем-то только в том случае, если оно является твоей собственностью. Но ведь пакеха всегда великодушно раздают то, что им принадлежит!

– О чем ты говоришь? Кто ты вообще такой? Я тебя не знаю!

– Ты не ответила на мой вопрос. Эта скамейка принадлежит тебе?

– Да, мне принадлежит все, что ты здесь видишь, – надменно заявила Оливия. – Цветы, скамейка и даже та грязная лужа.

Словно в подтверждение ее слов, послышалось громкое бульканье, и серо-коричневая жижа немного приподнялась. Оливия вызывающе уставилась на юношу.

Он выдержал ее взгляд. Его улыбка была насмешливой, но чем дольше он смотрел на нее, тем меньше насмешливости оставалось в его взгляде. Ухмылка юноши сменилась милой улыбкой.

Внезапно Оливия почувствовала, что ничего не может возразить ему, потому что сердце ее вдруг забилось быстрее.

У него было выразительное лицо, густые черные волосы, очень светлая кожа и гораздо более узкий нос в сравнении с другими маори, которых знала Оливия. И улыбка его так сияла, словно в ней притаилось маленькое солнышко. Девушка надеялась, что все эти мысли не отразились на ее лице.

– Почему я тебя не знаю? – спросила она, стараясь, чтобы голос ее не звучал так очарованно, как она себя чувствовала.

– Потому что я из Тауранга. После смерти отца мы с матерью вернулись в живущее в этих окрестностях племя арава из Те-Вайроа из иви нгатитеранги. Но я не хочу принадлежать к их племени! Они делают одно дело с белыми – в отличие от нас! У нас гордое племя. Мой отец был храбрым воином. Он сражался против проклятых англичан во время битвы при Гейт Па. И теперь он у предков, а моя мать тяжело заболела. Чтобы немного отвлечь меня, Руиа предложила поработать в доме одной высокомерной пакеха.

– И кто же эта высокомерная пакеха? – поинтересовалась Оливия. Как это ужасно – потерять отца, да еще и остаться с тяжелобольной матерью! Оливии даже подумать о таком было страшно.

– Эта миссис Брэдли!

– Она тебе не нравится?

– Нет, не очень. Я не люблю белых.

– Вообще? – насторожилась Оливия.

– Я Анару, – вдруг мягко произнес он и подвинулся ближе к ней.

Это немного смутило девушку.

– Анару, ты действительно не любишь пакеха?

– Нет, но я могу передумать, – негромко произнес он и нежно коснулся носом ее носа. А потом без предупреждения прижал свои губы к ее губам.

Оливия испугалась и хотела ударить его по щеке, как обычно поступала с бесстыдными юношами. Но тут он требовательно обнял ее, и девушка вдруг поняла, что не в силах сопротивляться этому напору. Она просто не мешала ему. Более того, она почувствовала, что у нее закружилась голова, – но это было приятно. Не так, как если бы она собиралась упасть в обморок. По телу побежали мурашки. Почувствовав у себя во рту кончик его языка, она негромко вздохнула. Ей хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось, но он уже прошептал:

– Скажи мне, как тебя зовут.

– Оливия, – вздохнула она, подставляя губы для нового поцелуя, который оказался более глубоким, чем первый.

Молодые люди осмелились немного поиграть языками, но юноша снова первым отнял свои губы от ее губ, оборвав этот чудесный сон.

– Вообще-то, я не люблю пакеха, но ты мне нравишься. Однажды я на тебе женюсь, – тихо вздохнув, заявил он и опять нашел ее губы.

Оливия не сопротивлялась. Но тут раздался резкий голос:

– Ах ты, бесстыжий мальчишка!

И оба испуганно отпрянули друг от друга.

Над ними, словно богиня мести, стояла Марианна. Она замахнулась и ударила дочь по щеке. А потом заорала на Анару, ударив и его тоже:

– Убирайся отсюда, бесстыжий соблазнитель!

Молодые люди, словно окаменев, сидели на скамейке. Неожиданно подошла Руиа. Она, казалось, дрожала всем телом.

– Анару, пойдем, пожалуйста! – попросила она, но юноша даже и не сдвинулся с места.

Он твердо и уверенно произнес:

– Оливия, помни о том, что я пообещал тебе, и однажды мы…

– Не смей прикасаться к моей дочери! – заорала Марианна, будучи вне себя от гнева, и попыталась оттащить юношу от дочери за волосы.

– Я обещаю вам, мисси, это больше не повторится, – громко всхлипнула Руиа, но возмущение Марианны не знало границ.

Она терпела лишения последних лет, отказывала себе в столь многом, чтобы ее дочь могла составить хорошую партию, не для того, чтобы та позволила соблазнить себя немытому мальчишке-маори.

– Вон из моего дома! – словно обезумев, вопила Марианна. – Оба! И не смейте попадаться мне на глаза!

Руиа недоуменно уставилась на Марианну.

– Но, мисси, я…

– Ты тоже! Это ты привела его в мой дом. Вон, оба!

Услышав последние слова хозяйки, Руиа опасно пошатнулась, но Анару вскочил со скамейки и подхватил ее. В его глазах сверкнула ненависть, когда он посмотрел на Марианну. Не сказав ни слова и не удостоив Оливию больше ни единым взглядом, юноша просто бросился прочь, поддерживая свою тетку.

Девушка по-прежнему сидела неподвижно. А ведь ее мать права. Как она могла так поступить? Как она могла поцеловать маори, когда мать обещала ей принца? Неужели он околдовал ее?

– Он тебя заставил? – пронзительным голосом поинтересовалась Марианна.

Оливия молчала.

– Я спрашиваю, он тебя заставил?

Оливия молча кивнула.

Щеки Аннабель покраснели от радости, потому что ей удалось убедить спасителя сестры прийти на праздник.

– Должна же мама знать, кто меня спас, – захихикала Абигайль и доверительно взяла его за руку.

– Но для начала вам нужно сказать нам, как вас зовут, – пропела Аннабель и остановилась в ожидании.

– Я – Гордон Паркер из Гамильтона. Собираюсь искать работу в Окленде, потому что мой брат унаследовал ферму и для меня там больше нет будущего, – рассказал он. Молодой человек посерьезнел. Он смотрел прямо в глаза Аннабель, а потом на его лице появилась улыбка и он громко расхохотался, указывая на ее голову.

Абигайль проследила за его взглядом и тоже затряслась от смеха.

Аннабель заподозрила худшее и осторожно подняла руку к шиньону. Он тут же оказался у нее в руке вместе со шляпкой.

– О! – вырвалось у нее. – О!.. – Девушке захотелось сбежать. Ей казалось, что она ужасно опозорилась, но Гордон Паркер прошептал ей:

– Простите, что я так откровенно говорю об этом, но вы выглядите без него гораздо лучше. Мне нравятся светло-русые локоны, а эти шляпки мне кажутся совершенно отвратительными!

– Правда? – удивилась девушка. Пожалуй, в благодарность она бросилась бы ему на шею, если бы в этот миг на террасу не вышла ее мать. Лицо Марианны было перекошено от ярости.

Аннабель вздрогнула, опасаясь скандала, который в присутствии незнакомца был бы вдвойне неприятен. Поэтому, решив опередить мать, она сказала:

– Мама, мне очень жаль, что я так повела себя, но у меня есть просьба: может быть, мистеру Паркеру можно…

– Боже мой, что у тебя за вид? – перебила ее Марианна, указывая на голову Аннабель. Она даже не обратила внимания на то, что мокрая насквозь Абигайль дергает ее за подол, чтобы привлечь внимание к себе и своему спасителю.

– Мам, разреши представить мистера Паркера? Он Аби… – Аннабель предприняла еще одну попытку, но Марианна думала о чем-то другом.

– Ты немедленно отправишься к себе в комнату и приведешь в порядок волосы! – резко произнесла она, не удостоив ни единым взглядом Гордона Паркера и свою младшую дочь.

– Ну, иди уже! – И она, взяв Аннабель за руку, потянула ее за собой.

Абигайль побежала за ними. И только когда они дошли до лестницы, девочке удалось остановить мать.

– Мам! – изо всех сил закричала Абигайль, топнула ногой и преградила ей путь. – Мам! Ты должна обязательно познакомиться с мистером Паркером. Он спас меня, когда я чуть не утонула. И вообще, он очень милый.

– О, мое золотко! Ты же насквозь промокла! – испуганно воскликнула Марианна и тут же обернулась к Аннабель. – Что ты с ней сделала?

– Я сама виновата! Я хотела поплыть на остров Мокоиа и вылезла из лодки. Она ни при чем! – поспешно заявила Абигайль.

– Хорошо, значит, мы должны вознаградить твоего спасителя, – успокаиваясь, произнесла Марианна и слегка коснулась щеки Аннабель. – Прости, я была так взволнована, но Оливия, она… Ах, неважно! А с Джоном Харпером тебе больше говорить не придется. Слышишь, для меня он умер, но ты можешь попробовать потанцевать с этим молодым человеком из Таупо.

– Мама, он же на две головы ниже меня. Никогда! – энергично возмутилась Аннабель.

– Ладно, ладно, я тебе кого-нибудь найду. А сейчас пойдем к этому мистеру Паркеру и выразим ему свою благодарность.

– Мама, можно ему немного побыть на нашем празднике? – Аннабель старалась, чтобы голос ее звучал не слишком умоляюще.

– Да, мам, пожалуйста, – поддержала ее Абигайль.

Марианна, вздохнув, кивнула.

– Ну ладно, но скажите мне для начала: вы знаете, кто он и откуда? Сколько ему лет?

– Очень много, – убежденно заявила Абигайль. – Точно не меньше, чем Джону Харперу!

Марианна невольно улыбнулась.

– И? – нетерпеливо поинтересовалась она. – Кто же этот Гордон Паркер? Я хочу сказать, чем он занимается?

У Аннабель, которая разволновалась при мысли о том, что сможет станцевать с Гордоном Паркером польку, покраснели уши.

– Он из Гамильтона. Направляется в Окленд, потому что его брат получил в наследство ферму, – простодушно ответила она, даже не услышав, что Марианна пробормотала: «Вот как, фермер…»

Когда они наконец снова вышли на террасу, сердце у Аннабель едва не выпрыгивало из груди, но, к сожалению, Гордона Паркера и след простыл.

Роторуа, февраль 1899

Спальня Марианны Брэдли находилась в самом дальнем конце верхнего этажа. Комната была маленькой, в ней помещались только кровать, комод и один стул. Раньше там жила Абигайль, но после смерти Уильяма Марианна передала отель и дом Аннабель и Гордону, а сама устроилась скромно, в бывшей комнате дочери, и ей этого вполне хватало.

– Мама? – дрожащим голосом позвала Оливия, вглядываясь в темноту.

Плотные бархатные шторы были задернуты, и лишь потому, что какой-то лучик света пробился сквозь них, она увидела смутный силуэт матери, лежавшей на постели, словно труп. На глазах Оливии выступили слезы. Она осторожно подошла к стулу, стоявшему у постели. Присела, взяла мать за костлявую руку.

– Мама, – глухо произнесла Оливия и, приникнув губами к холодной руке, в отчаянии поцеловала ее.

Красивое лицо Оливии было перекошено от горя. Еще на ведущей наверх лестнице она сбросила маску высокомерия. Она пожалела, что набросилась на Аннабель с упреками, но видеть, как Дункан поддерживает тетку, было просто невыносимо. «Проклятье, он ведь мой сын, он должен поддерживать меня!» – размышляла Оливия. Чем больше она задумывалась о его поведении, тем больше ее обуревала ревность. «Почему Дункан всегда становится на сторону Аннабель? Это же несправедливо после всего, что я для него сделала! – проносилось в голове у Оливии. – И почему все относятся ко мне так, словно это я виновата в том, что мама упала? Аннабель не смотрела за ней! Это вполне в ее духе! Это просто невыносимо!» Оливия потерла виски. В них с такой силой пульсировала боль, словно голова вот-вот должна была лопнуть. Почему все всегда нападают на нее, на Оливию, хотя она всего лишь говорит правду? Несмотря на это, она решила впредь быть сдержаннее. Только ради того, чтобы избавить себя от созерцания того, как Дункан сочувствует Аннабель.

– Ах, мама! – вздохнула Оливия, с нежностью вглядываясь в лицо спящей. Оно было бледным, почти белым, но правильные черты лица по-прежнему оставались сказочно красивыми.

При мысли о том, что, возможно, мать никогда больше не сможет ходить, ее снова накрыла волна ярости, которую она испытывала к сестре. Аннабель ни на секунду не должна была спускать глаз с матери. По крайней мере точно не на мокрых и скользких камнях вокруг Похуту.

Какие же все-таки Гордон и Аннабель наивные! Неужели они действительно думают, что она заинтересована в тех несчастных деньгах, которые скопила мать? Нет, если у нее и есть что-то в избытке, так это деньги. На самом деле она привезла Джона Харпера по той простой причине, что ей посоветовали взять с собой адвоката, сказав, что будет лучше, если он будет присутствовать в момент смерти матери, а при необходимости делить наследство займется оформлением документов. Она просто не могла оттолкнуть его, хотя, конечно, догадывалась, что он будет заигрывать с ней. В действительности женщине давно осточертел этот поклонник, преданный ей, словно пес. Оливия попыталась отбросить мысль, которая вдруг со всей очевидностью предстала перед ней: в ее жизни был лишь один мужчина, которого она любила по-настоящему, но ей недоставало мужества признаться себе в этом. Женщина вздохнула, вытерла выступившие на глазах слезы.

– Оливия, сокровище мое! – Голос Марианны звучал слабо.

– Мама! – Оливия склонилась над ней, поцеловала в щеку.

– Как хорошо, что ты приехала, дитя мое! Я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Ты должна ухаживать за мной, а не она…

Оливия вздрогнула. Ухаживать? При мысли о том, что придется заботиться о парализованной старухе, пусть даже это ее собственная мать, на лбу у нее выступил пот.

– Ты не против, если я немного приоткрою окно? – спросила она, чтобы мать не заметила, что творится у нее в душе. Да еще эта проклятая головная боль. Неужели она никогда не прекратится?

– Конечно, детка. Теперь, когда ты здесь, я и свет смогу переносить. Впусти солнце! – Марианна робко улыбнулась.

Оливия поспешно поднялась, раздвинула шторы, но едва она приоткрыла окно, как с первым же порывом ветра в комнату ворвался запах серы. Женщина задержала дыхание. Нет, этого она больше не вынесет. В голове стучало так же, как колеса экспресса «АРАВА» по рельсам железной дороги, – того самого, что привез ее сюда из Окленда. Она снова задумалась, почему после смерти отца мать не захотела переехать в Окленд. Оливия ни разу не осмелилась попросить мать объясниться – настолько решительной выглядела тогда Аннабель.

С тех пор прошло уже больше десяти лет. Оливия глубоко вздохнула. Ей хотелось наконец получить удовлетворительный ответ на этот вопрос, потому что тогда ей было очень обидно, оттого что мать осталась в Роторуа, с Аннабель.

– Мама! – Оливия резко обернулась и замерла. – Скажи, почему ты тогда, после смерти отца, не переехала ко мне, а окопалась в этой своей комнатке? Почему ты отвергла предложение жить с нами, в «Гамильтон Касл», в приличных условиях?

– Ах, дитя мое, это было так давно. А теперь уже слишком поздно. Я умру там, где провела бóльшую часть своей жизни. В этом проклятом доме, в котором я заработала себе горб, – пробормотала Марианна.

Оливия испугалась. Мать никогда прежде не позволяла себе такой откровенности. Единственное, о чем она всегда твердила, заставив Оливию запомнить навсегда, так это то, что ее дочери заслуживают жить, как принцессы. Она никогда не говорила о том, что недовольна своей жизнью. И эта ее жалоба породила в душе Оливии еще больше загадок. Почему она осталась в Роторуа, если это место было связано для нее с такими мучениями? Должна же быть веская причина для такого решения.

Оливия подошла к кровати и села.

– Почему, мама?

– Из-за Элизабет! – бесцветным голосом прошептала Марианна.

Оливия смотрела на мать, ничего не понимая.

– Из-за Элизабет? Да, я знаю, ты любила ее, но она умерла, когда еще был жив отец. Ты могла приехать к нам потом.

– Я не могла ее бросить, – негромко возразила Марианна.

– Мама, она мертва! Уже целую вечность! – возмутилась Оливия, всплеснув руками.

– Но ее душа живет в этом доме, в этом поселке. Здесь она совсем рядом со мной.

– Мама! Что за глупости ты говоришь? Ты ведь не веришь в духов, правда?

– Маори говорят…

– Мама, я тебя умоляю! Мы, белые, верим в Бога, а не в духов умерших!

Оливия провела по лбу рукавом платья. «Здесь действительно так жарко или же все дело в глупой болтовне, от которой меня бросает в пот?» – устало спросила она себя, чувствуя, как голова буквально раскалывается на части.

– Дитя мое, ты же знаешь, что я не поддерживаю языческую веру маори, но клянусь тебе: здесь Элизабет рядом со мной. Иногда, по ночам, она говорит со мной, и после этих разговоров я становлюсь совсем счастливой.

Оливия сжала кулаки и стиснула зубы с такой силой, что они заскрежетали. Только поэтому ей и удалось не возразить матери. На языке вертелся резкий ответ. Чтобы мать осмелилась заговорить о вере маори! И опять старая песня: Элизабет. Она уже слышать о ней не могла. Оливия глубоко вздохнула. Нужно перевести разговор на другую тему, потому что развивать эту она уже была не в силах.

– Расскажи мне, что произошло у Похуту и как ты себя чувствуешь, – предложила она.

Глаза Марианны наполнились слезами.

– Ночью мне приснился сон. Со мной говорил дух Элизабет, девочка умоляла меня найти ее. Она пообещала мне, что я найду ее у действующего гейзера…

– Мама, я прошу тебя, заканчивай с этой ерундой! Это был не ее дух. Тебе просто приснилась мертвая внучка. И все!

Марианна измученно вздохнула, но Оливия не отступала. Она была твердо намерена покончить с этими бреднями.

– И поэтому ты поехала на Похуту? Потому что во сне тебе велела сделать это Элизабет? Ты шутишь.

– Нет, дитя мое.

– А потом? – Теперь в голосе Оливии явно слышалось раздражение.

– Аннабель взяла меня с собой, подвела к камню и велела сидеть на нем. Но только она отошла, как мне показалось, что наверху, на террасе… – Марианна запнулась и простонала: – Ты все равно мне не поверишь.

– Да говори уже!

– Там была маленькая девочка с черными локонами. Она выглядела совсем как Элизабет, и тогда я забралась на одну из этих скользких террас и… споткнулась.

– Аннабель должна была присматривать за тобой! – Оливия буквально выплюнула эти слова. От охватившей ее ярости она дрожала всем телом. Когда же это закончится! Элизабет то, Элизабет се!

Но Марианна схватила ее за руку.

– Нет, ты не имеешь права упрекать сестру в этом. Только не в этом!

Оливия удивленно поглядела на нее.

– Но она сказала, что со дня трагедии ты с ней практически не разговариваешь. Неужели ты не винишь ее?

– Нет, в этом – нет!

– А в чем тогда?

– Я никогда не прощу ей, что она бросила моего маленького ангелочка на произвол судьбы! – отрезала Марианна и устало закрыла глаза.

– Нет, я понимаю, что ты любила Элизабет. Мы все любили ее, но почему ты никогда не думала о других внуках? Почему не переехала к Дункану и Хелен? Почему бы тебе не выбрать живых? Они были бы рады. И им был бы от тебя какой-то прок!

– А где, кстати, Алан и Дункан? – вопросом на вопрос ответила Марианна.

Вспомнив о муже и сыне, Оливия слабо улыбнулась.

Затем она вскочила со стула, сделала несколько решительных шагов по маленькой комнате, а потом снова села, сопя от возмущения. Она готова была вот-вот полностью выйти из себя. Почему Марианна не спрашивает о ее Хелен, хотя бы из вежливости? Почему не проявляет интереса к своей живой внучке? Оливия глубоко вздохнула. Нужно предпринять еще одну, последнюю попытку. Может быть, мать все же поймет, насколько это обидно.

– Алану пришлось остаться в Окленде, а Хелен не захотела оставлять его одного…

– А Дункан?

Оливия махнула рукой. Все бессмысленно.

– Он сейчас придет. Пошел в кухню к своей любимой тетушке. – В ее голосе слышалась горечь, но женщина ничего не могла с этим поделать.

Она не понимала, что ее сын находит в своей невзрачной тетке, которая вообще ничего из себя не представляет. Единственное, чему Оливия завидовала, так это тому, что лицо ее сестры по-прежнему оставалось на удивление юным. Даже несмотря на то, что Оливия пыталась утешить себя тем, что у полноватых женщин часто бывают кукольные личики, она чувствовала, как ее съедает зависть. «Чего я только не делаю, чтобы сохранить давно миновавшую юность, – думала она. – Быстротечность отражается на моей душе». Внезапно Оливия почувствовала жгучее желание как можно скорее убраться из этой комнаты, где пахло болезнью и смертью, покинуть этот смрадный кусок земли, вернувшись обратно в свой привычный мир.

– Как поживает Алан? – с интересом в голосе спросила Марианна. Стоило ей заговорить о зяте, как в глазах ее появился блеск.

– Хорошо, – коротко ответила Оливия, но по вопросительному взгляду матери поняла, что придется рассказать о доме немного больше, чтобы не вызвать у нее раздражения. Поэтому она принялась говорить о новой мебели, о том, как хорошо идут дела у новой экспортной фирмы Алана. Бизнес мужа действительно развивался наилучшим образом, поскольку цена на янтарную смолу дерева каури сильно возросла. А еще Оливия рассказала о том, что Хелен прилежно учится и старается как можно успешнее окончить школу.

Когда речь зашла о делах Алана, мать принялась настойчиво расспрашивать ее, а вот насчет Хелен не проронила ни слова. Оливии было больно из-за того, что мать даже не пытается скрыть свое равнодушие, когда речь заходила о ее внучке. У Хелен никогда не было ни малейшего шанса завоевать расположение и любовь бабушки. В отличие от недосягаемой Элизабет.

– Ты ведь пока что побудешь здесь, правда? – спросила Марианна, выжидающе глядя на дочь.

Оливия судорожно сглотнула, прекрасно понимая, что не выдержит и дня. Втайне она уже мечтала о том, чтобы завтра вместе с Дунканом и Джоном Харпером отправиться восвояси, и представляла, как будет сидеть в экспрессе, везущем ее в Окленд. Джон Харпер! Она искренне надеялась на то, что никто не скажет матери, что он приехал сюда в качестве ее сопровождающего. Женщина и сама не понимала, зачем привезла его. Она не испытывала к нему никаких чувств. Ни больше, ни меньше, чем в юности. Вообще ничего! И, несмотря на это, она позволила ему убедить себя в том, что ей обязательно нужна поддержка. При этом пришлось еще терпеть недовольство Дункана. Во время путешествия он не скрывал, что присутствие адвоката раздражает его.

– Девочка моя, останься, прошу! Ты нужна мне.

От страха, что мать прочтет на ее лице желание сбежать, Оливия не знала, куда девать глаза. Нервно окинула взглядом комнату. Посмотрела на постель, потом на комод, потом опять на постель.

– Мне кажется, тебе нужно немного поспать! – наконец пробормотала она. Затем с тоской поглядела в окно, словно могла взлететь, как альбатрос, и улететь далеко-далеко отсюда…

– Ты знаешь, что я теперь калека? – раздался голос Марианны в наступившей тишине.

Оливия хотела соврать, сказать, что не знает, о чем говорит мать, но это было бессмысленно. Она кивнула.

– Врач сказал, что надежды нет. Гордон уже делает для меня инвалидную коляску.

– Ах, мама! – вырвалось у Оливии, и она закрыла лицо руками.

– Не плачь, – попыталась утешить ее Марианна. – Я же раньше просто лежала в кровати или сидела на террасе и смотрела на озеро. Главное, что ты со мной. Моя единственная послушная девочка.

– Может быть, Абигайль тоже приедет, – заметила Оливия и испугалась, увидев, как при упоминании о младшей сестре мать тут же ожесточилась.

– Я не хочу слышать ее имени в своей комнате! Ты поняла? И видеть ее больше не хочу. Даже если она приедет посмотреть на мои страдания.

– Да, мама! – С этими словами Оливия вскочила со стула. Она не выдержит больше ни одной минуты. Запах серы, предчувствие смерти и воспоминания о безвозвратно ушедшем детстве. Она уже не принцесса. И очень давно! Да еще эти кошмарные головные боли…

– Мама, мне нужно идти. Я пришлю к тебе Дункана, хорошо?

– Ты ведь побудешь в Роторуа, правда? – снова, уже с отчетливым отчаянием в голосе, спросила Марианна.

– Конечно, мама, – солгала Оливия.

– Ты еще помнишь вашу чудесную свадьбу? – Марианна, заметно расслабившись, мечтательно улыбнулась. – Это был самый чудесный день в твоей жизни, разве не так? – Лицо ее сияло.

– Да, мама, – снова солгала Оливия.

– Ты ведь ни разу не пожалела о том, что вышла за него замуж и можешь вести жизнь, которая полагается такой девушке, как ты, правда?

– Конечно, мама! – леди Оливия Гамильтон солгала в третий раз.