Текст книги "В долине горячих источников"

– Аби! – Голос Патрика прозвучал на удивление строго. – Сейчас мы оденемся, поплывем обратно, пойдем к твоей матери и я попрошу твоей руки, если, конечно, ты меня не разлюбила.

– Ты что! Я очень люблю тебя! Но я знаю свою мать. Она постоянно будет попрекать меня. Так же, как Аннабель, потому что та вышла замуж за Гордона. Если ты хочешь сделать это сегодня, то при одном условии: мы уедем из Роторуа.

– Но ведь у меня здесь работа, – слабо возразил Патрик.

– Подумай хорошенько! Я стану твоей женой лишь в том случае, если мы покинем родной поселок и уедем далеко-далеко отсюда.

– Я готов уехать с тобой куда угодно, моя любимая малышка, как только улажу свои дела, – нежно произнес Патрик. – Но давай не будем терять время и постараемся получить согласие твоих родителей! – Он вскочил и потянулся за штанами.

Абигайль сделала то же самое, впрочем, без особого энтузиазма. Девушка собрала свои вещи и принялась с подчеркнутой медлительностью одеваться.

Прежде чем оба сели в свои лодки, Патрик страстно поцеловал Абигайль, и этот поцелуй примирил ее с его планом. В конце концов, он прав. И теперь, когда они решили уехать из родного поселка вместе, Абигайль уже не так боялась своей матери.

– Как ты думаешь, я смогу петь и танцевать, если мы будем жить в городе, где есть театр? И вообще, у меня есть талант к актерской игре? – взволнованно спросила она.

– Конечно, есть! – С этими словами он принялся сильно грести, а она последовала за его лодкой. Они пересекли озеро бок о бок.

Сердце Абигайль едва не выпрыгивало из груди, когда они вошли в дом через веранду. В доме стояла мертвая тишина. Абигайль решила, что мать поехала с постояльцами на Похуту или в Кауанга, чтобы поплавать в естественном бассейне. Она с сожалением пожала плечами и собралась уже сказать Патрику, что дома никого нет, когда в дверях появилась Марианна. Она, как всегда, торопилась, но, увидев молодого учителя, резко остановилась.

– Ах, мистер О’Доннел, я ведь уже неоднократно говорила вам, что не хочу видеть вас рядом со своей дочерью. Или вы здесь по другой причине? Может быть, вы решили завтра заменить своего больного отца и сыграть на фисгармонии на нашем танцевальном вечере?

Абигайль бросила на Патрика вопросительный взгляд.

– Нет, миссис Брэдли, к вам меня привел не этот вопрос. Но, возможно, я вам и сыграю. Все зависит от того, что вы скажете. Дело вот в чем: я люблю вашу дочь и хочу на ней жениться.

Глаза Марианны сузились, превратившись в щелочки.

– Вот как? Значит, вы хотите жениться на моей дочери? Что ж, я и не сомневалась, что вы все сведете к этому. Вы довольно давно за ней увиваетесь. Так вот, я дам вам честный ответ на честный вопрос: моя дочь уже отдана в самые лучшие руки. Поэтому мой вам совет: держитесь от нее подальше! Ее жених не очень обрадуется, если узнает, что за ней ухлестывает один из деревенских парней!

– Мама! – разозлилась Абигайль.

– Ты помолвлена? – недоуменно поинтересовался Патрик.

– Конечно нет! Как ты мог такое про меня подумать?

– А может, ты решила сыграть со мной злую шутку?

– Неужели ты веришь ей больше, чем мне?

– Мистер О’Доннел, мне ужасно жаль, но моя дочь собирается выйти замуж за молодого человека из Веллингтона. Не знаю, что она вам сказала, но из-за ее взбалмошного характера мы часто оказывались в затруднительном положении. Вы ведь не станете сомневаться в словах любящей матери, правда?

Патрик боролся с собой. Он был растерян, но при взгляде на пришедшую в отчаяние Абигайль его чувства победили. Он расправил плечи и твердо заявил:

– Простите, миссис Брэдли, но мне кажется, что правду говорит ваша дочь. Боюсь, что брака между ней и этим мистером из Веллингтона хотите только вы. Поэтому у меня к вам предложение: вы поговорите об этом между собой, а я вернусь завтра. Тогда я по всей форме попрошу руки вашей дочери у вас и вашего мужа.

Марианна Брэдли стояла как громом пораженная, но Патрик О’Доннел решил не обращать на это внимания и, обернувшись к Абигайль, с нежностью произнес:

– Я вернусь завтра, и ты наконец-то станешь моей женой, любимая. Я верю, что этот господин из Веллингтона ничего для тебя не значит.

Абигайль судорожно сглотнула. Она догадывалась, что ее мать обязательно попытается обратить Патрика О’Доннела в бегство, но на этот раз Марианна ошиблась в своих расчетах. Учитель из Роторуа разгадал ее игру. Горячая волна приязни захлестнула Абигайль. Счастливые мгновения этого дня промелькнули у нее перед глазами. Воспоминание об этих наполненных радостью часах примирило ее с тем, что сейчас Патрик оставит ее с матерью.

– Да, любимый. Я стану твоей женой, и ничто не сможет разлучить нас.

Марианна дрожала от ярости. Ей нравился этот высокий красивый ирландец, но он сможет предложить ее «золотку» лишь очень скромную жизнь. Она невольно вспомнила его мать. Жизнь рядом с деревенским учителем – это сущий кошмар! Достаточно лишь посмотреть на руки миссис О’Доннел! Такие же, как у нее самой! Ее младшая дочь не заслужила этого. Ведь Абигайль ни в чем не уступает по красоте Оливии. Скорее наоборот. Ее сверкающие золотом волосы сводят мужчин с ума. Вот и сегодня мистер Морган жаловался ей, что Абигайль равнодушна к нему, и еще раз настойчиво напомнил, что он готов жениться на ней немедленно и увезти в Веллингтон. Там у его семьи было процветающее предприятие по продаже древесины и красивый дом, который Джеймс Морган описал ей во всех подробностях. А еще – роскошный сад…

Помрачневшая от негодования Марианна отвела взгляд, когда эти двое обнялись, словно парочка утопающих. Ей было больно, поскольку, если быть до конца честной, она вынуждена была признать, что Патрик О’Доннел действительно порядочный молодой человек. И все равно, он никогда не сможет предложить Абигайль жизнь, которая сделала бы ее счастливой. Такую, какую мог предложить Оливии Алан!

– Я прошу вас немедленно покинуть мой дом! – резко произнесла она.

Патрик О’Доннел не обратил на нее внимания. Он еще раз крепко обнял Абигайль и пообещал:

– До завтра! – И, не удостоив Марианну даже взглядом, молодой человек вышел из дома Брэдли.

– До завтра! – крикнула Абигайль, с тоской смотревшая ему вслед.

– Деточка, я желаю тебе только добра, – пропела Марианна.

– Хватит решать вместо меня, в чем мое счастье! – громко вскрикнула Абигайль и бросилась бежать.

Она знала, что в такой момент, как сейчас, лишь одно может ее успокоить. Она быстро пересекла сад, пробралась сквозь густо росшие деревья и остановилась перед небольшим деревянным домиком. Там ее отец хранил свои инструменты, по крайней мере так считалось до тех пор, пока мать не увидела Абигайль выходящей оттуда и строго-настрого запретила дочерям входить в домик. Ее сестры без возражений подчинились требованию Марианны. В отличие от Абигайль. Она не понимала, почему нельзя входить в сарай, где полно инструментов. Поэтому сначала она стала изводить мать вопросами, по какой причине ей запрещено бывать там? Мать пыталась втолковать ей, что это слишком опасно, но ее объяснения не удержали Абигайль от посещений домика. Напротив, неубедительная причина лишь раззадорила ее любопытство.

Поэтому она еще раз пошла туда – тайком! – и все-таки выяснила, почему ее не хотели пускать в сарай. В дальнем углу девушка нашла покрытый слоем пыли ящичек! К огромному восхищению Абигайль, это оказался музыкальный инструмент, правда, сначала она не поняла, как им пользоваться, и обратилась за помощью к мистеру О’Доннелу, отцу Патрика. На вопрос, что это за инструмент, похожий на ящичек и имеющий рукоятку, которая, если ее повернуть, заставляет двигаться струны, он ответил: «Шарманка». Абигайль пришла в восторг и попросила, чтобы он научил ее играть. У него была старая шарманка, в тайны которой он с удовольствием посвятил свою прилежную ученицу.

«Сколько раз Патрик садился рядом со мной во время наших уроков!» – вспоминала Абигайль, закрывая за собой дверь в сарайчик. Конечно же, она никому не скажет, что у нее есть собственная шарманка, поскольку тогда мать не просто запретит ей играть, но и наверняка сразу же отберет инструмент. Она ведь и так ругается, когда Абигайль, радостно напевая себе под нос, танцует по дому.

Для Абигайль шарманка стала маленькой верной спутницей. Всякий раз, когда ей было тяжело, она пряталась в сарае и играла на ней. Вот уже шесть лет прошло с тех пор, как она нашла это сокровище. За это время она научилась довольно хорошо играть. «Когда будем с Патриком уезжать, я просто заберу ее с собой», – решила она, принимаясь осторожно вращать рукоятку. Она играла грустный ирландский мотив, звучавший в унисон мелодии ее сердца. Девушка была уверена в том, что мать любит ее больше всего на свете, но не могла понять, как она может быть настолько жестокой, чтобы требовать выйти замуж за нелюбимого мужчину? Матери ее подруг лопнули бы от гордости, если бы у их дочерей появился шанс выйти замуж за молодого учителя. Почему же Марианна с такой настойчивостью пытается найти ей, как она говорит, хорошую пару? Ведь от этого не станешь счастливой, и Оливия – главное тому доказательство. Впрочем, в отношении брака ее сестры с Аланом Гамильтоном мать была глуха и слепа. Зачем Оливии дом и слуги, если ее мужа постоянно нет дома? И зачем ей муж, которого она на самом деле не любит?

Абигайль продолжала играть, но подпевать не стала, поскольку полностью погрузилась в размышления. Интересно, кому принадлежал этот инструмент? Она часто задавалась этим вопросом. В принципе, ответ она и так знала. Ее отец был абсолютно немузыкальным человеком – так же, как и Гордон, – поэтому шарманка не могла принадлежать ему. Должно быть, она принадлежала ее матери, но в таком случае Абигайль совершенно не понимала, почему Марианна запрещает ей музицировать. Накинулась на нее совсем недавно, словно фурия, когда увидела, что Абигайль играла на фисгармонии и пела. Гостям понравилось, но мать тут же отправила дочь в ее комнату. А в остальном – все для развлечения постояльцев… Абигайль вздохнула. Поведение матери оставалось для нее загадкой. Мысль о том, что скоро придется уйти из дома, настраивала ее на грустный лад, но в то же время было в ней и что-то освобождающее. Единственные, за кем она будет ужасно скучать вдали от родины, будут ее отец, Аннабель и Гордон. Абигайль утешала себя мыслью о том, что однажды она вернется в Роторуа вместе со своей семьей. Когда пройдет достаточно времени и ее мать смирится с решением младшей дочери и позволит им спокойно жить с Патриком и детьми неподалеку. Да, она хотела иметь детей. Для начала она немного поработает в театре, и Патрик наверняка поддержит ее в этом. Как ни крути, ей нужно уехать, чтобы иметь возможность вернуться. Иначе она не сумеет убедить мать в правильности выбранного пути.

Незаметно для себя Абигайль прекратила играть. При мысли о будущем она сбилась и теперь принялась беспокойно оглядывать сарай. На стенах рядом с молотками и щипцами висела упряжь для лошадей. Внезапно она увидела в углу запыленный предмет, который тут же пробудил интерес девушки. Это была инкрустированная банка, совершенно не вписывавшаяся в общество всех этих инструментов. Абигайль отложила в сторону шарманку и схватила банку. Сдув с нее пыль, она увидела, что это часы с музыкой, которую девушка никогда прежде не слышала. Но в банке оказались и другие сюрпризы. Открыв крышку, Абигайль с любопытством выудила пожелтевший лист бумаги и развернула его. Это была газетная статья из «Отаго Дейли Таймс» от 11 января 1875 года. Абигайль бросило сначала в жар, затем в холод. Она еще не знала, что ее ждет, но сразу вспомнила, что в тот год ее семья неожиданно уехала из Данидина. Ей было всего пять лет, когда они уехали из своего чудесного дома тайно, под покровом ночи и отправились в хижину в горах, что неподалеку от Лоренса. Тогда она горько плакала, потому что ей не разрешили взять с собой всех своих кукол. Несколько дней они жили в этой уединенной хижине, где когда-то ютились золотоискатели, а затем поехали дальше, в Роторуа. Несмотря на то что подробностей Абигайль не помнила, Аннабель часто рассказывала ей о случившемся.

И все равно Абигайль дрожала, изо всех сил пытаясь разобрать выцветшие буквы:

Судя по всему, тайна неизвестного погибшего, которого выудили из залива Отаго, наконец-то раскрыта. Согласно показаниям свидетеля, шотландца-золотоискателя по фамилии Маккеннен, этот человек – немец по имени Вальдемар фон Клееберг. Он жил вместе с ним в домике для горняков. Однажды фон Клееберг поведал ему, что ему нужно свести счеты со старым приятелем-золотоискателем из Данидина. В тот же вечер он поехал туда и не вернулся. Этим приятелем, судя по всему, является Уильям Ч. Брэдли, всеми любимый торговец колониальными товарами. Но его и его семьи и след простыл. Один свидетель утверждает, что в тот вечер видел перед домом семьи Брэдли повозку с подозрительным грузом. Может быть, это был погибший?

Как ни старалась Абигайль, больше ничего разобрать не смогла. Сердце едва не выпрыгивало из груди. Может быть, они так поспешно оставили дом, потому что их отец убил человека? Эта мысль казалась настолько невероятной, что Абигайль стало дурно. Нет, только не ее отец, который и мухи не обидит! Нет, это абсурд. Чтобы заглушить ужасное подозрение, Абигайль, словно обезумев, снова взялась за шарманку и заиграла на ней. Девушка пела так громко, что пение перешло в отчаянный крик. Она как раз пела шотландскую песню, когда дверь сарайчика распахнулась.

Когда Абигайль умолкла, мать уже стояла возле нее. Она вырвала шарманку из рук дочери, размахнулась и изо всех сил швырнула инструмент в стену домика. Шарманка разбилась с громким треском, но мать размахнулась еще раз и стала колотить ею по стене, пока от гордого инструмента не остались одни только щепки.

При этом она тяжело дышала и громко ругалась.

– Я из тебя выбью это музицирование! Моя дочь не будет танцовщицей! Только не моя дочь! – И, словно этого было мало, она принялась топтать лежавшие на полу остатки шарманки.

Огорошенная Абигайль с ужасом наблюдала за матерью. Оцепенев от страха, она не могла пошевелиться. Из горла вырывался лишь хрип. Лицо Марианны исказилось в страшной гримасе. Если бы Абигайль не знала, что перед ней мать, то не узнала бы ее в этой взбешенной женщине. На лице матери, еще совсем недавно таком прекрасном, отражалась одна слепая ненависть.

Она еще раз наступила на деревяшку, наклонилась, подняла одну из струн. Засопев, сняла со стены щипцы и разрезала ее. «Мама сошла с ума», – подумала Абигайль и вдруг ощутила боль. Мать ударила ее по лицу. Ее, свое «золотко».

Пощечина вывела Абигайль из состояния оцепенения.

– Мама, ты не в себе, – прошептала она.

Эти слова едва не стоили девушке еще одной пощечины, но Абигайль успела перехватить руку матери.

– Отпусти меня! – закричала Марианна.

– Тогда пообещай, что не станешь снова бить меня.

– Я ничего не буду обещать тебе, ты, неблагодарный, упрямый ребенок. Сейчас ты умоешься и пойдешь помогать мне, поедешь с постояльцами на Похуту. А этого мальчишку-учителя никогда больше не увидишь. Это я тебе обещаю. Я не допущу, чтобы ты подарила себя такому типу.

– Слишком поздно, мама, я ему уже подарила себя, – дрожащим голосом ответила Абигайль.

Она не испытывала никакого сочувствия к матери, когда та сползла по стене домика и осталась сидеть на полу. Взгляд ее стал пустым и безжизненным.

– Мама, я поеду в Данидин и буду там работать в театре, петь и танцевать сколько душе угодно. Я стану богатой и знаменитой. И мне не нужен богатый муж, я могу позаботиться о себе сама.

– Пожалуйста, Абигайль, перестань мучить меня! Пожалуйста, будь благоразумной! Если тебе хочется, можешь выйти замуж за Патрика О’Доннела, но оставь эту затею. Петь и танцевать для чужих людей – это не жизнь. Прошу, не делай этого! Ты ведь останешься порядочной девушкой, правда? Ты не можешь поступить так со мной и с отцом. Мы ведь вкалывали и жили в страхе Божьем не для того, чтобы ты…

– Порядочной? Не смеши меня! – язвительно произнесла Абигайль, схватила газетную статью и сунула ее под нос матери. – Вот почему вы уехали из Данидина. Потому что убили человека!

Услышав эти слова, Марианна застыла с открытым ртом, словно выброшенная на берег рыба.

– Дай это сюда! – прохрипела она, вырвав бумажку из рук Абигайль. Не успела девушка опомниться, как статья превратилась в тысячу мелких кусочков.

– Ты можешь разбить шарманку, можешь уничтожить статью, но убить правду тебе не удастся! – закричала Абигайль и резко вскочила.

Она стояла перед матерью, все еще сидевшей на полу, и смотрела на нее с таким видом, будто была готова драться.

– Ну же, ответь мне, что произошло тогда? А если не захочешь говорить, я спрошу отца, в чем там было дело с этим немцем по имени Вальдемар!

Увидев лицо Марианны, взиравшей на нее в это мгновение, Абигайль невольно содрогнулась. Лицо было старым, испещренным морщинами – нет, оно не могло принадлежать ее красивой матери!

– Уходи! – чужим голосом произнесла Марианна. – Уходи с глаз моих! Я не хочу тебя больше видеть.

Абигайль не поняла, что она имеет в виду, но потом мать повторила каждое слово таким холодным тоном, что сердце девушки едва не разорвалось на части.

– Уезжай в город, танцуй и пой за деньги, но никогда не смей возвращаться в этот дом. И помни: прежде чем ты спросишь отца о Вальдемаре, я убью тебя.

Абигайль отпрянула, сделала несколько шагов назад, остановилась, простонала в отчаянии:

– Мама, пожалуйста, я…

Но Марианна повторила с той же холодностью:

– Прочь с глаз моих, немедленно! И не смей больше здесь появляться!

– Мама, это же я, твое «золотко»! – крикнула Абигайль, борясь со слезами.

– У меня больше нет «золотка» и, в первую очередь, дочери по имени Абигайль, – произнесла Марианна Брэдли и добавила, бросив на девушку безумный взгляд: – А теперь наконец уйди с глаз моих! Исчезни, пока не натворила ужасной беды. И горе тебе, если ты хоть слово скажешь отцу о том, что здесь произошло!

Абигайль в недоумении смотрела на мать. Она не могла поверить в то, что услышала, а потом до нее медленно, очень медленно начало доходить, что мать на самом деле прогоняет ее, свою младшую дочь.

Когда девушка осознала ужасную правду, она развернулась на каблуках и бросилась к себе в комнату, словно за ней гнался черт. Задыхаясь, она собрала вещи, упаковала самое необходимое в маленький дорожный чемоданчик. У нее было только одно желание: уйти прочь отсюда! Как можно дальше! Но затем она остановилась. Она не могла покинуть дом, не попрощавшись с Аннабель.

Чуть позже она с чемоданом в руке неуверенно вошла в кухню. Ей повезло. Аннабель как раз готовила обед для постояльцев и, похоже, не замечала ее. «Какая она печальная, когда не видит, что за ней наблюдают», – подумала Абигайль, проникаясь сочувствием к сестре, которая вынуждена была оставаться в этом доме. Мало того что ее постоянно окружала атмосфера подавленного настроения, ей все время приходилось чувствовать на себе немой упрек Марианны, которая считала ее виновной в смерти Лиззи. А ведь это сделал проклятый вулкан.

На глазах Абигайль выступили слезы. Имеет ли она право бросать этого несчастного человека? Да, она должна сделать это, если хочет другой жизни. «Ведь у нее есть Гордон», – утешала себя Абигайль.

– Аннабель… – Она осторожно коснулась плеча сестры.

Та испуганно обернулась.

– Ты уезжаешь? – поинтересовалась она, бросив скептический взгляд на чемодан Абигайль.

Девушка судорожно сглотнула. А затем решилась.

– Аннабель, я ухожу из этого дома.

– Что это значит? – На лице сестры читался неподдельный ужас.

– Я выхожу замуж за Патрика О’Доннела, а мама не хочет этого!

– Но, малышка, это же не повод уходить из дома! Посмотри на меня, я ведь тоже вышла за Гордона против ее воли.

– Да, но спорил с ней вместо тебя отец. Но сейчас… Посмотри на него. Он устал. Он не сумеет сделать это еще раз. Я не могу взваливать на него такую ношу.

– А ты думаешь, что ему будет легче, если ты возьмешь и уйдешь? – с нажимом спросила Аннабель.

Абигайль боролась с собой. Разве она не должна сказать правду хотя бы своей любимой сестре? Признаться, что у нее не было выбора, что она уходит не по своей воле? Что она больше не имеет права показываться матери на глаза? Что есть некая мрачная тайна, скрывающая причину их отъезда из Данидина? И что ее мать боится того, что она, Абигайль, скажет отцу правду? Но, посмотрев в подозрительно блестевшие глаза Аннабель, Абигайль решила молчать.

– Есть и еще кое-что. Я хочу стать актрисой, а этого мама никогда не допустит. Поверь мне, я должна уехать. Иначе я здесь задохнусь. Я хочу жить в городе, где есть театр.

– Но ведь ты не уйдешь, не попрощавшись с ними, правда? – в отчаянии воскликнула Аннабель.

– Мама знает, что я хочу. И она поняла, что не сможет удержать меня. А сказать отцу у меня духу не хватит.

Аннабель уже не могла сдерживаться. Всхлипывая, она бросилась на шею Абигайль.

– Обещай, что будешь писать мне!

Абигайль кивнула и обняла сестру так крепко, словно не хотела отпускать. А потом, не оборачиваясь, вышла из кухни. Аннабель не должна была видеть ее слезы.

Прокравшись через гостиную, чтобы выйти из дома через террасу, она внезапно встала как вкопанная. В старом кресле спал отец. И Абигайль не смогла поступить иначе. Она осторожно поставила чемодан на пол и на цыпочках подошла к нему. Нежно погладила лицо, ставшее морщинистым после смерти внучки. Абигайль вдруг пробрал мороз: «Смерть ходит вокруг него!» Девушка испугалась собственных мыслей. Она провела рукой по редким седым волосам, как вдруг он схватил ее ладонь своей мозолистой рукой. Отец, не поднимая век, прошептал:

– Дай-ка я угадаю. Это моя Абигайль. – Он открыл глаза и улыбнулся дочери. Окинул удивленным взглядом дорожный костюм.

– Далеко собралась, юная леди? – шутливым тоном поинтересовался он.

Абигайль изо всех сил пыталась сдержать подступившие слезы.

– Отец, я покидаю вас, чтобы искать свое счастье в городе.

– Я знал, что так будет. Такую дикарку, как ты, запереть невозможно. И мать не сможет выдать тебя замуж за молодого человека, которого ты не любишь.

– О, папа, я так тебя люблю, – вздохнула Абигайль, а слезы уже ручьями катились по ее щекам.

Она еще раз крепко обняла его, поцеловала в щеку, подхватила чемодан и быстрым шагом вышла из комнаты. На веранде остановилась, глубоко вздохнула и снова подкралась к двери. От того, что она увидела, сердце ее едва не разорвалось на части. Из закрытых глаз отца, которого она никогда не видела плачущим – даже в тот злосчастный день, когда вулкан навеки поглотил Элизабет, – катились слезы.

Абигайль захотелось рассказать ему правду и попросить защиты от безумствующей матери, но она резко развернулась и покинула отчий дом.

Идя через сад, она едва не столкнулась с матерью. Девушка надеялась, что Марианна успокоится и попросит прощения. Абигайль остановилась, подождала.

Но мать интересовало только одно:

– Ты ведь говорила с отцом не о статье, правда?

Абигайль решительно вытерла слезы и холодно ответила:

– Нет, мама, все думают, что я ухожу по своей воле. Никто никогда не узнает, что произошло в сарайчике. Не беспокойся, я не вернусь сюда! Они думают, что я сбегаю, потому что ты хочешь выдать меня замуж за человека, которого я не люблю, а еще потому, что мечтаю быть актрисой в большом городе! Все поверили, потому что отчасти это правда. Но далеко не вся! – И с этими словами Абигайль Брэдли, гордо подняв голову, прошла мимо матери. «Твое «золотко» умерло, мама. Мертво-мертвехонько!» – подумала она.

Патрик О’Доннел был дома один, когда Абигайль постучала в его дверь.

– Милая, что случилось? – встревоженно спросил он, увидев ее заплаканное лицо и чемодан в руке.

– Уходим отсюда. Немедленно! – взмолилась она.

– Сейчас? – удивился Патрик.

– Да, прямо сейчас. Я больше не могу здесь оставаться. Ты обещал, что мы уедем в другое место, так что собирай вещи и поехали. Я уже знаю, куда мы поедем. В Данидин! На Южный остров!

– Пожалуйста, милая, будь разумной. Для начала войди в дом. Я не могу уйти с тобой немедленно. Подумай о моих бедных родителях!

– Ты обещал мне! – Абигайль упрямо топнула ногой. – Так чего же ты ждешь? Давай уйдем немедленно и поженимся! А я буду петь и танцевать.

– Абигайль! – строго произнес Патрик. – Мы поженимся здесь, в Роторуа. Как и договаривались. Завтра я пойду к твоим родителям и попрошу твоей руки. Как только мы поженимся, я поищу работу в другом месте. А когда у меня будет место, мы уедем, но бежать мы не будем. Я не боюсь твоей матери. Если твои родители откажут, я украду тебя, я обещаю, но…

– Ты идешь сейчас со мной или нет? – резко перебила его Абигайль.

Патрик подошел к ней на шаг, хотел обнять ее, но она высвободилась из его объятий.

– Спрашиваю в последний раз. Ты идешь со мной или нет? – сердито повторила Абигайль.

Вместо ответа на ее вопрос он покачал головой и произнес:

– Я люблю тебя, Абигайль, но довольно глупостей! Ты сейчас пойдешь домой, и мы увидимся завтра. И тогда, клянусь тебе, мы сразу же поженимся и будем счастливы. Если ты боишься идти домой одна, я пойду с тобой и с удовольствием скажу твоей матери все, что думаю по поводу того, что она делает, пытаясь разрушить твое счастье. А если ты категорически не хочешь возвращаться к родителям, можешь переночевать у нас…

Но Абигайль уже не слушала. С окаменевшим лицом она отвернулась от молодого человека.

– Абигайль, пожалуйста, будь благоразумна! – крикнул он ей в спину.

Но уже ничего не могло изменить ее мнения о Патрике О’Доннеле. Она чувствовала себя преданной и брошенной. На острове в пылу любви он говорил, что готов уйти с ней хоть на край земли. А теперь она вынуждена ступать на этот путь одна, потому что в этот миг умер еще кое-кто, кого она любила всем сердцем: Патрик О’Доннел!

Не обернувшись, девушка побрела по длинной пыльной улице. У нее было с собой немного денег, но насколько этого хватит? И как она вообще попадет на Южный остров? Абигайль решила для начала отправиться в Веллингтон. К счастью, в школе она училась прилежно и хорошо знала свою страну. Веллингтон находится на южной оконечности Северного острова. Остальное можно уладить. Или, может быть, купить себе лошадь и поехать в Тауранга, что на Восточном побережье? Пока она размышляла над тем, как поскорее выбраться из Роторуа, за спиной ее послышался стук подков.

В первое мгновение в душе у нее вспыхнула надежда, что это Патрик, который опомнился и которому она собиралась признаться, что на самом деле произошло дома, но надежды разбились, когда карета остановилась рядом с ней и из нее вышел не кто иной, как Джеймс Морган.

– Куда путь держите, красавица? – с улыбкой на губах поинтересовался он.

– В Веллингтон, – коротко ответила она.

– Какое совпадение! Мне тоже туда. Могу я предложить вам сопровождать меня?

Абигайль колебалась всего мгновение. Ей было не по себе. Почему он едет в Веллингтон именно сейчас?

– Не нужно говорить о совпадениях, – резко ответила она.

Вместо того чтобы смутиться, Джеймс Морган расплылся в улыбке.

– Вас действительно не проведешь. Я видел, что вы вышли из дома с чемоданом в руке, и позволил себе последовать за вами на почтительном расстоянии. К сожалению, мне довелось стать свидетелем весьма неприятного разговора с повелителем вашего сердца. И когда он отказал вам, я воспользовался удачным моментом и срочно раздобыл карету для принцессы.

Абигайль невольно улыбнулась. Что ж, по крайней мере честно.

– Хорошо, я принимаю ваше предложение. Я поеду с вами, но позвольте и мне быть до конца откровенной. Я не имею ни малейшего желания связывать с вами свою жизнь. И вы все равно хотите, чтобы я поехала с вами?

– Конечно! Я ведь человек чести! – С этими словами Джеймс Морган нагнулся и галантно поднял ее чемодан.