Текст книги "Философ, которому не хватало мудрости"

6

На другой день Кракюс надел полевую форму, походные ботинки и фуражку, поднял воротник и направился в деревню. Мужчины еще не вернулись с охоты. Босые дети играли на земле. Он заметил молодую женщину, снимавшую белье.

– О-ля-ля! – воскликнул он. – Твое белье запачкано! Не знаю, ветер тут виноват или дети. Но тебе, похоже, не повезло.

– Ну ничего, – сказала она с широкой улыбкой. – Вода все смоет.

Сказав это, она скомкала белье, сунула под мышку и направилась к ручью. Кракюс пошел следом за ней.

– Это ты вчера его постирала?

– Да.

– А как тебя зовут?

– Залтана.

Она присела на берегу. Ряд камней слегка сдерживал течение, образуя своего рода запруду для стирки белья. Она опустила вещи в проточную воду и стала тереть друг о друга. Ее голые груди колыхались, и Кракюс почувствовал, что здорово возбудился.

– А теперь приходится все делать заново, бедняжка! Вся работа пропала…

Она только рассмеялась в ответ. Звонким раскатистым смехом. Он желал ее все сильнее. Позже, сказал он себе, это надо отложить на потом.

– Черт возьми! – проговорил он вслух. – Это не может быть ветер! Ночью было тихо. Это кто-то нарочно сделал.

– Я не понимаю – зачем?

– Если бы я знал, кто этот мерзавец, из-за которого тебе приходится все переделывать…

– Да ладно, все уже почти закончено.

– Но это испортило тебе утро. Ты могла бы отдохнуть, расслабиться… а тебе пришлось вкалывать!

Она спокойно выжала мокрое белье, встала и пошла в деревню.

Кракюс последовал за ней, изо всех сил стараясь испортить ей настроение. Но тщетно.

Подойдя близко к малоке, она обернулась к нему с широкой улыбкой, открывающей красивые белые зубы:

– Грязь давно уже ушла с моего белья, но все еще остается в твоей голове.

Мужчины вернулись с охоты с песней. С очень довольным видом сложили добычу на площади. Сегодня детям достанется немного мяса. Кракюс внимательно оглядел группу и наконец заметил одного, у которого на плече не было оружия. И взял этого индейца на заметку.

– Твой друг не охотится? – сказал он, указывая на несчастного.

– Да. У него нет лука.

– Почему?

– Сломался.

Услышав, что говорят о нем, индеец подошел к ним с любопытным видом.

– Я узнал про твой лук, – сказал Кракюс. – Это, по правде сказать, досадно, он был самый красивый из всех, самый большой, богаче всех украшенный. Мне очень тебя жаль. Все, наверное, завидовали тебе… Ты, должно быть, огорчен.

Мужчина посмотрел на него удивленно и весело одновременно:

– О чем ты говоришь?

– О твоем луке, конечно.

– У меня нет лука.

Кракюс не знал, что ответить. Непохоже, что этот человек хочет над ним посмеяться. Но почему тогда он все отрицает?

– Я видел тебя вчера с луком. Он у тебя великолепный, такой красивый…

– Вчера – может быть, но сегодня у меня нет лука. Вот так, – сказал тот очень спокойно.

– Тебе его жаль, не отрицай! Это непременно должно было тебя хоть немного расстроить.

– Этой вещи больше не существует. Зачем расстраиваться из-за вещи, которой уже нет?

Кракюс потерял терпение:

– Но вчера-то она существовала!

– Но вчера исчезло, мой друг. Сейчас сегодня, только сегодня.

Кракюс в полной растерянности отступил. Ему ничего не удалось добиться от этих проклятых дикарей. Они слишком глупы, чтобы реагировать на то, что с ними происходит, слишком наивны, чтобы душевно страдать.

Он явно проигрывает. Он придумывал, как обозлить их, заставить хоть немного реагировать… Если бы у этого охотника остались, по крайней мере, обломки лука, Кракюс мог бы доказать, что это было вредительство, и таким образом поссорить их между собой. Но ему даже такого случая не представилось. Своими экспериментами он хотел вынудить Сандро развязать ему руки, но ничего не вышло.

Он присел на пень, вынул пакет с табаком, скрутил несколько сигарет и одну закурил. Внезапно ему в голову пришла мысль, такая ясная… Если уж ему не удалось хотя бы немного их разозлить, то как Сандро, этот хлипкий Сандро добьется этого в одиночку? При любых обстоятельствах он в нем нуждается. И если ничего не получится, тогда Сандро в конце концов, возможно, согласится с их предложениями действовать силой, как они вначале и предлагали…

Кракюс вдруг увидел Авана, любовника, которого он видел прошлой ночью. Ну что ж, попытаем счастья, подумал он, не особенно надеясь на удачу.

– Сигарету, Аван?

– Нет, спасибо, – сказал молодой индеец, поприветствовав его.

«Надо бы его пристыдить», – подумал про себя Кракюс.

– Вчера в самом начале ночи я вышел подышать воздухом и немного отошел от хижины.

– Была хорошая погода, правда?

Кракюс согласился, медленно выпуская дым в сторону своего собеседника.

– И видел тебя на краю поля с твоей подружкой.

Лицо молодого человека засветилось, на нем не отразилось совершенно никакой неловкости.

– А, Исанда… Правда, она красивая?

Кракюс помолчал, затем затянулся сигаретой.

– Я хочу сообщить тебе кое-что неприятное, но это не так легко.

Индеец не пошевелился и ничего не сказал.

– Через несколько часов я вышел помочиться.

Дым вылетал и рассеивался в воздухе легкими колечками. Он продолжал:

– Я опять встретил твою подружку, но на этот раз она была с другим мужчиной.

Аван никак не отреагировал.

– Признаться, я удивлен, – заключил он.

– И это все, что ты на это скажешь? – занервничал Кракюс.

Молодой человек был невозмутим:

– Мы не женаты, она не давала мне клятвы…

– Но это все же твоя подружка!

– Да, но она свободна.

Кракюс вышел из себя:

– Да очнись же ты, черт тебя побери! Она занималась любовью с другим мужчиной!

Аван спокойно посмотрел на него:

– Знаешь, хуже она от этого не стала…

7

Элианта улыбнулась женщине, протянувшей ей блюдо, и взяла немного пюре из маниоки, зерен вареной марипы, молодых ростков маринованного бамбука в соусе вассаи, фаршированных измельченными зернами муку-муку. Кухарка, как обычно, посвятила утро приготовлению пищи, полностью отдаваясь этому занятию, вкладывая в него все лучшее, что было в ней, чтобы получились самые вкусные блюда.

В деревне у каждого было свое место, своя роль в общине, в зависимости от предпочтений. Никакой иерархии, каждый отвечает за дело, которое сам выбрал. Некоторые посвящали себя одному занятию, другие распределяли время между двумя, а некоторые предпочитали участвовать сразу в нескольких, переходя от одного к другому по мере надобности.

Элианта добавила несколько фруктов и села около старого сказочника.

Индейцы спокойно обедали в благодатной тени патавы. Легкий ветерок приносил приятное чувство прохлады, что-то шептал в листве больших деревьев.

Элианта взяла маракуйю и разрезала пополам. Желто-оранжевая мякоть в виде звезды была необыкновенно красива, а запах изысканный, как у деликатеса. Молодая женщина тихо поблагодарила Мать Землю, дарующую такие чудеса для пропитания. Откусила от чудесного плода и прикрыла глаза, чтобы насладиться его сладко-кислым вкусом. Она наслаждалась каждым блюдом, они пробуждали в ней чувства и успокаивали сознание.

Закончив трапезу, она повернулась к старику:

– Ну, Можаг, что ты расскажешь нам сегодня вечером?

Рассказчик поднял на нее глаза и улыбнулся. Прекрасные морщинки бороздили его лицо. Как и все старики, он наслаждался своим положением уважаемого человека. Старость уважали даже самые молодые. Они обращались к старшим, когда возникала какая-нибудь деликатная проблема. Прожившие долго передавали им свой неоценимый опыт, а также мудрость, к которой стремились все. В зависимости от ситуации они играли роль советников, учителей, судей и даже исповедников. Старики были стержнем общины.

– Историю… бабуина и птиц… перелетных, – ответил он неуверенным голосом, подыскивая слова.

Элианта прищурилась, пытаясь догадаться, какие темы для размышлений даст этот рассказ. За внешним, очень простым сюжетом его сказок, которые любили даже дети, скрывались мысли, толкающие погрузиться в самого себя и предаться глубоким размышлениям.

– И у тебя уже есть название? – спросила Элианта лукаво.

– Ну да, конечно… я не сочинил… я уже нашел кое-что… но…

– Подожди, хочу сама догадаться: это ведь из того, что было.

– Ну нет! Совсем не то. Название не вызывает… как бы это сказать… никаких чувств, так… немножко привлекает внимание, а про что там будет, не догадаешься…

Можаг тщетно искал названия к своим историям. Останавливался на каких-то, но большей частью отказывался и от них.

Он поднялся, отошел и присел рядом с группой мужчин, женщин и детей, собравшихся послушать его. Повременил немного, терпеливо ожидая, когда улягутся разговоры и наступит тишина. Потом его голос зазвенел, словно в волшебной опере: если в обычное время он всегда бормотал, спотыкался на каждом слове, то истории он рассказывал без запинки, плавно и необыкновенно приятным голосом.

Жители деревни слушали его рассказ, убаюканные музыкой слов и увлеченные интригой, приключениями и его скрытым смыслом.

★

Кракюсу не везло. Ему никак не удавалось вывести индейцев из себя. Что бы он ни делал, он не видел никакой ответной реакции. Даже тени раздражения. Ничего. Nada. Все они, как упрямые ослы, коснели в своем идиотском оптимизме. От них ничего нельзя было добиться.

Он вспомнил, что сказал об индейцах Христофор Колумб: «Они были бы хорошими слугами. Достаточно пятидесяти человек, чтобы обслужить всех, их можно заставить делать все, что захочешь». Этот тупой мореплаватель обольщался. И конечно, ошибся по всем статьям, потому что здешние туземцы все-таки никакие не индейцы… И даже шесть веков спустя их продолжают так называть, не желая прямо признать, кем был Колумб на самом деле, а был он человеком никчемным. Во всяком случае, называясь Колумбом, можно делать какие угодно мерзости.

Подойдя к хижине Сандро, Кракюс остановился и на несколько мгновений задержался, чтобы перевести дух. Надо успокаивать его, создавать впечатление, будто он хорошо владеет собой и способен контролировать ситуацию. Он два раза постучал по деревянной балке и вошел.

Сандро с открытыми глазами лежал в гамаке, грезя о чем-то. Прошло два дня, и ему уже стало гораздо лучше.

– Как чувствуешь себя сегодня? – спросил Кракюс, наконец решивший, что будет обращаться к нему на «ты».

Сандро повернул к нему красивое мрачное лицо, но ничего не ответил, вероятно пребывая в своих мечтах.

– Я хорошенько понаблюдал за нашими дикарями, – начал Кракюс, чтобы прервать молчание. – Сдается мне, не так-то легко сделать их несчастными. Эти парни – убежденные оптимисты. Что бы ни происходило, они продолжают улыбаться.

Сандро смотрел на него, не произнося ни слова.

– Это меня не удивляет, – сказал он спокойно.

– Почему?

– Я прочел все статьи антропологов, которые изучали это племя. Теперь я, наверное, знаю их лучше, чем они сами.

– Можно? – спросил начальник экспедиции, указывая на бананы, которые сам накануне разложил на сундучке.

– Это же твои.

Он взял один и начал чистить.

– Нужно как следует их встряхнуть, чтобы вывести их из равновесия.

Сандро поморщился.

– Все без толку, – сказал он. – Даже отрицательная энергия всего мира не выведет их из себя.

Кракюс откусил банан и стал машинально жевать.

– Ты что, передумал? Но ты ведь пришел сюда, чтобы посчитаться с ними… или уже нет?

Сандро покачал головой.

– Тогда что же ты хочешь с ними сделать?

Сандро сел в гамаке, спустил ноги, и они болтались у него в пустоте.

– Пока индейцы в таком состоянии, их ничем не проймешь.

– В таком состоянии?

– Они самодостаточны…

– Не вижу, как это можно изменить.

– Это община, их бытие размеренно…

– А ты можешь перевести это на нормальный язык, философ?

Сандро метнул на него сердитый взгляд.

– Не надо так меня называть! – сказал он резко.

Кракюс опять куснул банан, раздраженный словами клиента. Его манера раздражаться по пустякам без видимой причины просто невыносима. Даже комплимент может его обидеть.

– Если бы ты говорил как все, – пробурчал он с набитым ртом.

Сандро, недовольный, долгое время оставался неподвижным.

– Я хочу сказать, что они с полной отдачей проживают каждый момент своей жизни, ничего не ожидая, не думая о том, что сделают через пять минут, через час или на будущей неделе. Когда они смотрят на цветок – они смотрят на цветок. Когда они кого-нибудь слушают – то слушают. Когда они едят ананас – они едят ананас…

Кракюс нахмурился и вновь откусил банан, пристально глядя на собеседника. Этот тип и вправду говорит чепуху с самым вдохновенным видом. Долгое обучение приводит к тому, что некоторые становятся полными тупицами.

Сандро продолжал:

– Они наслаждаются каждым глотком в тишине, полностью осознавая свои чувства. Они глубоко чувствуют, проживая каждый момент. Когда они с кем-то встречаются, они не ждут, что ими будут восхищаться или уважать, не знаю, что там еще. Они всегда искренни. Они не судят других и не боятся, что осудят их самих. Они… свободны.

Кракюс поперхнулся, чуть не задохнувшись, и начал кашлять. Он открыл дверь и зашвырнул подальше остатки банана. «Я тоже свободен», – сказал он про себя, продолжая делать вид, что его интересует то, о чем толкует клиент.

– Ну тогда как же ты хочешь взяться за них?

Сандро потянулся и тихо вздохнул. Гамак слегка покачивался из стороны в сторону, все медленнее и медленнее, все слабее и слабее.

Кракюс терпеливо ждал.

– Нужно, – проговорил наконец Сандро, – усыпить их сознание, разум, сделать их бесчувственными.

– Сделать их бесчувственными.

– Нужно найти такое средство, которое могло бы отвлечь их внимание от них самих и от реального мира. Нужно, ну не знаю, загипнотизировать их, что ли.

– Загипнотизировать…

– Да, загипнотизировать… Особенно утром, когда они только проснутся. Психотерапевты знают, что первое дело, за которое человек берется после пробуждения, интерпретируется мозгом как самое важное, и тогда впоследствии он направляет все ресурсы на выполнение подобных задач в ущерб другим.

Кракюс помрачнел:

– Первое, что я делаю утром, – это иду помочиться.

– Я имею в виду важные дела. Например, если ты начинаешь свой рабочий день, проверяя электронную почту, твой мозг думает, что для тебя самое важное – это получение внешней информации. Если ты делаешь это каждый день, тогда тебе будет все труднее и труднее сконцентрироваться, чтобы думать самому, так как твой мозг в основном будет настроен получать внешние стимулы, нежели производить внутреннюю работу.

– Электронная почта… Я живу в джунглях одиннадцать месяцев из двенадцати.

– Одним словом, для индейцев нужно придумать такой трюк, чтобы завалить их внешними стимулами, постоянно гипнотизируя их с момента пробуждения.

Кракюс посмотрел в окно, затянутое москитной сеткой, закрывавшей отверстие в стене. В воздухе витал запах срезанного тростника, который служил опорными стойками хижины.

Метрах в пятнадцати Марко с Альфонсо курили перед хижиной, сидя на пнях. У них за спиной какой-то мелкий грызун пытался пробраться в жилище, вероятно привлеченный запахом пищи, оставленной внутри.

– Я поговорю об этом с Годи. У него голова лучше всех варит. Ему можно доверять.

Сандро обхватил голову руками.

– Нужно будет найти такое средство, которое оторвало бы их от реальности… – проговорил он задумчиво. – Надо, чтобы они перестали пользоваться своими пятью чувствами, своей интуицией и инстинктами, ощущая и воспринимая мир, мы навяжем им искаженное видение реальности.

– Ну да… а точнее?

– Ну хорошо, нужно, чтобы кто-нибудь делал за них их работу, засыпал их сведениями, дающими иллюзию, что они хорошо понимают свой мир…

– А, понимаю…

– Так убьем сразу двух зайцев, – сказал Сандро, выпрямляясь в гамаке. – Можно, кстати, еще и подорвать их мораль, покончив с их позитивным отношением к миру.

– Да?

Сандро внезапно, одним прыжком, вскочил и начал ходить взад и вперед.

– Нужно создать новый ритуал их жизни. Нужно, чтобы кто-нибудь каждый день в один и тот же час говорил им о том, что все идет в деревне не так, затронуть все проблемы, все опасности, все, что плохо…

Кракюс косо посмотрел на своего клиента и поморщился:

– Не получится.

– Конечно получится.

– Нет, это не выйдет по одной простой причине.

– По какой же?

– Никто не придет слушать кого-нибудь просто так! Никто не захочет постоянно слушать неприятные вещи. Они не мазохисты.

Сандро посмотрел на Кракюса с улыбкой:

– Наоборот, именно потому, что он будет говорить о плохом, они и придут его послушать. Именно потому, что он будет вестником дурных новостей, они обратят внимание на его слова.

Кракюс недоверчиво покачал головой. Сандро сделал шаг к нему:

– Плохие новости, проблемы, опасности завладевают всем нашим вниманием, так как стимулируют наш инстинкт выживания. Это сильнее нас, это почти физиология… Они не устоят. Поверь.

Кракюс не знал, что и думать. В окно он увидел выходящего из хижины грызуна, несущего в зубах пучок злаков. А эти идиоты Марко и Альфонсо сидят совсем рядом и ничего не замечают.

– Во всяком случае, не так уж трудно находить каждый день отрицательные стороны жизни и говорить о них. Это не проблема…

– Когда хотят найти проблему, ее находят, поверь мне, а кроме того, можно сделать и кое-что еще…

– Что?

Сандро вновь уселся в гамак.

– Повременим немного. Трудность в том, что эти дикари во всем видят положительную сторону. Светит солнце. Они довольны. Дождь. Они рады. Сорняки заполонили поля посаженной ими маниоки. Они довольны. Нужно добиться того, чтобы они начали видеть негатив в нейтральных вещах.

– И как же ты это сделаешь?

– Нужно научить их отличать отрицательные вещи, и тогда они в конце концов их заметят.

– Отличать?

– Они должны научиться называть дождь плохой погодой, молодые побеги – «сорная трава», некоторые запахи – «вонь» и так далее.

– Понятно.

– Это изменит их восприятие. Скоро их мир не покажется им столь прекрасным.

Кракюс вздохнул, почти убежденный.

– Как ты думаешь, мог бы ты за такое взяться? – спросил Сандро.

– Я занимаюсь всем, философ, – поспешил ответить тот.

Взгляд Сандро резко помрачнел, в нем мелькнула странная смесь гнева и отчаяния. Кракюс подумал, что лучше было бы промолчать. Удивительно видеть человека, у которого так быстро меняется настроение.

– Я запрещаю тебе называть меня философом, – сказал Сандро почти замогильным голосом.

– Я думал, ты препод филологии?

– Филология и философия – разные вещи.

Он растянулся в гамаке, явно раздосадованный.

– И… какая разница? – осмелился поинтересоваться Кракюс.

Сандро закрыл глаза и промолчал. Кракюс некоторое время колебался, что лучше – уйти или дождаться ответа. Но Сандро наконец прервал молчание:

– Ты в детстве посещал колледж?

– Да, совсем немного.

– Помнишь естественные науки, тему «Половое размножение»?

– Это, наверное, единственное, что осталось у меня в голове.

– А учителя, который тебе это преподавал…

– Мадам да Сильва ее звали…

Кракюс еще не забыл свою старую учительницу, ей было неловко, и она излагала эту тему, пользуясь самыми нейтральными медицинскими терминами.

– Она хорошо знала предмет?

– Ну… да, я полагаю.

– Ты думаешь, это сделало из нее сексуальное животное?

8

– Ну что, договорились?

Кракюс взглянул на ватагу радостных детей. Хорошо ли они его поняли?

Он хлопнул в ладоши, подбадривая их.

– Давайте! Вы рассказываете мне, что плохого в деревне, роще, реке – повсюду, все свои маленькие заботы, проблемы, все, что не ладится. Как только увидите животное, которое кусается, растение, которое жжется… говорите мне! Я хочу знать все.

Дети весело рассыпались в разные стороны. Какое счастье, что они тут есть. Кракюсу так и не удалось уговорить взрослых. Все отворачивались, при этом сохраняя на лице свои проклятые улыбки. Их неспособность выразить свою личность ужасно его бесила. Невозможно найти ну никакого подхода к этим дикарям. Они были настолько тупы, что не способны понять, что он принадлежит к куда более развитой цивилизации. Им следовало бы уважать его, подражать ему…

Он заметил вдалеке Элианту. Несколько часов назад он познакомился с ней и изложил свой проект сообщения информации «на благо всех». Она благосклонно улыбнулась, что на самом деле ничего не означало.

Он помахал ей рукой. Она подошла. Стройное, изящно вытянутое тело. Очень гладкая золотистая кожа, как папайя на солнце. Только грудь слишком маленькая – не в его вкусе.

– Ты мне нужна, – сказал он ей. – Ты не могла бы мне помочь?

– Конечно, – сказала она самым естественным тоном.

Он почувствовал облегчение. Наконец-то хоть одна готова сотрудничать.

– Вот дети принесут мне кучу сведений. Нужно, чтобы кто-нибудь передал их всем, всей деревне. Нужно рассказать все, что они разузнают. Мы будем делать это каждый день.

– Я понимаю.

«Уже кое-что», – подумал Кракюс.

– А хочешь взять это на себя? Это почетная роль, понимаешь? Все будут восхищаться тобой и даже завидовать. Ты сможешь гордиться.

На миг она нахмурилась, а потом вновь заулыбалась:

– Я поклялась не гордиться тем, что я делаю. Очень жаль, но я не могу принять ваше предложение.

– Ты поклялась…

Она покачала головой.

Кракюс постарался взять себя в руки. Эти проклятые индейцы доведут его до ручки. Вдруг его осенило.

– Хорошо. Ты только что сказала, что готова мне помочь…

– Да.

– Тогда вот что: найди женщину, которая согласится играть эту роль и будет выполнять это каждый день. Но не предлагай всем, я хочу, чтобы ты доверила это самой красивой женщине деревни. Понимаешь? Самой красивой.

Элианта кивнула в знак согласия и удалилась.

Кракюс посмотрел ей вслед и пошел к своему лагерю.

Было жарко, одежда стесняла его, не говоря уж о черных кожаных ботинках. Но он привык не слишком обращать на это внимание. Это было необходимым неудобством.

Он приблизился к территории Годи. Именно территории, это самое подходящее слово: доктор постарался изолировать свое жилище от всех, обнеся его двухметровой изгородью из остатков бамбука, тростника и всего, что можно было найти, точно птица, которая строит гнездо. Получился совершенно закрытый участок площадью в сто квадратных метров. Хижина стояла в середине, словно соломенный дворец, окруженный стенами. И в отличие от других, это жилище было… без окон. Не стоит и говорить, что никто не мог встретиться с ним взглядом даже во время еды, которую он согласился принимать со всеми. Часто он забирал с собой остатки завтрака, что позволяло ему не выходить к обеду.

Кракюс подошел к двери и прислушался. Изнутри доносились обрывки фраз:

– …Да, да, да! Конечно… Дыра… А, да… А… Господи… Господи, почему это остается холодным?.. А… Это так…

Неужто человек, владеющий связной речью, оставшись наедине с собой, может вот так слетать с катушек?

Кракюс схватил деревяшку, подвешенную на веревке к изгороди, и ударил по старой консервной банке, прикрепленной к стене. Послышался странный шум: это загрохотали камни, лежащие в банке. Тотчас наступила тишина.

Кракюс терпеливо ждал. Долго. Затем повторил операцию.

– Кто там? – раздался наконец бесстрастный голос врача.

– Это я.

Тишина.

– Кто это «я»?

– Я, Роберто. Роберто Кракюс! Хочешь, чтобы я просунул документы под дверь?

Послышался шум. Должно быть, отодвигали предмет, прислоненный к двери. Дверь наконец приоткрылась, и в щель просунулась голова Годи в его квадратных очках с двойной фокусировкой. Стекла были грязные, и трудно было разглядеть его глаза.

– Мы можем поговорить?

Годи разглядывал его некоторое время, затем отступил.

Кракюс толкнул дверь. Доктор направился в тот угол участка, где были сложены канистры с бензином. Он поставил две канистры друг против друга, на приличном расстоянии, вместо табуреток. Они сели.

– Мне нужна твоя помощь.

Годи ничего не ответил, но Кракюс почувствовал, как он слегка напрягся.

– Нужно, чтобы ты придумал какую-нибудь штуку, чтобы загипнотизировать индейцев.

Молчание. Кракюс задавался вопросом, почему всегда чувствует себя каким-то глупым, когда разговаривает с Годи. Даже когда тот не раскрывает рта.

– Какую-нибудь штуку? – повторил тот несколько высокомерно.

– Да, что-то такое, что сможет поглотить их внимание и отвлечь от всего остального. Ну, ты понимаешь.

Годи поднял бровь. Одну. Кракюс никогда не встречал людей, способных на такое.

– Отвлечь?

Кракюс постарался говорить немного торжественнее:

– Нужно, чтобы это помогло сделать их бесчувственными.

Годи посмотрел на него с легким оттенком презрения:

– Души не существует…

– Это Сандро так сказал, – пробормотал Кракюс, – это его слова… Он говорит, нужно придумать что-нибудь, чтобы сделать их бессознательными и каждый день усыплять их сознание.

Годи поднес ко рту сигарету и вытащил из кармана коробок спичек.

– Ты что, совсем спятил! Мы сидим на минах!

Доктор искоса посмотрел в его сторону:

– И что? Нет никакого риска.

И открыл коробок.

Кракюс вскочил:

– Ты что, сумасшедший? Достаточно одной искры, чтобы все взлетело!

– Пока канистры хорошо закрыты, они не могут воспламениться.

Он вытащил спичку.

– Остановись!!! А если они плохо закрыты… Может, они вообще негерметичны!

– Если бы они не были герметичны, горючее бы испарилось. Канистры наполнены под горло.

Он чиркнул спичкой и спокойно зажег сигарету.

Кракюс отступил на несколько шагов:

– Ну ладно… я ухожу… подумай, как там насчет индейцев… Держи меня в курсе.

★

Элианта сидела на берегу. Она любила приходить в это место, расположенное в стороне от деревни. Здесь спокойное течение плавно устремлялось к водопаду, где вода начинала мощно бурлить, перед тем как обрушиться с двадцатиметровой высоты.

У воды воздух казался более прохладным, и легкий ветерок приносил чудесные запахи леса. Она любила завораживающие ароматы хвойных – все их нежные и терпкие оттенки. Бывало, она подходила к одному из величественных деревьев, обнимала его, чувствуя волны энергии, прокатывающиеся по животу и всему телу. Тогда она нежно прикасалась губами к шершавому стволу, закрывала глаза и отдавалась своим ощущениям – и опьянению этим божественным запахом.

Она вспомнила просьбу Кракюса. Поручить такую миссию ей – бесспорно, признак доверия. Ей хотелось исполнить ее как можно лучше.

Элианта протянула руку, схватила палку и бросила в начало водопада, проследив его траекторию.

«Найди самую красивую женщину», – сказал он.

Самую красивую женщину… Как же выбрать? Элианте никогда не приходило в голову сравнивать женщин племени между собой… Как это? Они все красивые. Как же тут быть?

Она постаралась мысленно представить себе каждую из них. Самая красивая женщина… Может, это Алиана, молодая женщина со светящимся взглядом, в глубине которого таится ангел? Или Нита, которая выказала беспримерное мужество при испытаниях? А может, Амадаи? Доброта ее сердца может сравниться только с его чистотой… Как же их сравнить? Кого выбрать?

Она схватила своими тонкими пальчиками лист, упавший с дерева, положила его на воду, потом тихонько подула. Лист отошел от берега, его понесло течением к водопаду, но он зацепился за ветку вапа и наполовину погрузился в воду.

Элианта поднялась и пошла в деревню. Потом неожиданно решила обойти малоку и дойти до лагеря белых: ей стало любопытно взглянуть поближе на их странные жилища. Почему же они построили три хижины, когда хватило бы и одной? Ведь их всего четверо…

Может быть, двое из них изгнаны из общины и вынуждены жить отдельно?

Она тихо подошла, ловко обходя кусты, лианы, лежащие ветки, и оказалась перед одной из хижин. Она показалась ей очень странной – с перегородками под прямым углом и непонятным квадратным отверстием посередине. А крыша…

И тут вдруг появился человек, увидел ее и остолбенел. Она не встречала его в деревне и до сих пор не подозревала о его существовании. У него были глаза… невероятной голубизны. Такого цвета она никогда не видела. А взгляд… Она ощутила душу, хрупкость которой неожиданно глубоко ее тронула. Человек сразу же отвернулся, но за этот краткий миг, не дольше, чем падает звезда, она разглядела в его глазах такую боль, что у нее защемило сердце.

Он скрылся в хижине, и дверь за ним закрылась.