Текст книги "Копия"

Внутри почему-то пахло кремом для обуви, потом и оружием. Два солдата в камуфляже стояли на карауле. Они шли по узкому коридору, покрытому грязным ковролином. В темноте виднелась узкая лестница, сплошь покрытая следами грязных подошв. Джемма понимала, что, как только они поднимутся по ней (куда бы ни вели эти ступени), все будет потеряно.

– Вы совершаете огромную ошибку, – ее голос сорвался. Сколько часов она не пила ни капли жидкости? – Позвоните моему отцу. Позвоните ему!

– Не надо было вытаскивать кляп, – пробурчал мужчина, ведущий Пита.

Он подтолкнул парня к ступенькам, но внезапно Пит, качнувшись, словно пьяный, освободился от его захвата. Руки у него все еще были связаны, но он сильно ударил мужчину головой в челюсть. Джемма даже услышала глухой хруст.

В одно мгновение коридор наполнился криками. Она тоже кричала, потому что солдаты одновременно набросились на Пита.

– Не трогайте его! Прошу. Прошу, – Джемма была слишком испугана, чтобы плакать. На секунду в гуще борющихся тел она потеряла его из виду. Один из солдат случайно задел ее локтем, и она едва не прикусила себе язык.

– Полегче, парень, полегче, – двое подняли Пита на ноги и зажали между собой. А он все еще брыкался, стараясь освободиться. Никогда прежде она не видела его таким. Внезапно Джемма вспомнила одно видео, которое показывала ей Эйприл в период своего увлечения вегетарианством. На нем бойцовских собак били палками и жгли сигаретными окурками, пока они не превращались в отчаянных разъяренных зверей, готовых буквально разорвать друг друга на куски.

Собаки на видео понимали, что все равно умрут, и именно это заставляло их драться: им незачем было жить.

– Отпустите меня. – Лицо Пита было искажено гневом и пугало даже Джемму. – Уберите от меня свои грязные руки!

– Лучше уйми своего парня. – Бугай, который вел Пита раньше, теперь потирал челюсть, уставившись на нее. – Или ему башку снесут.

– Пожалуйста, – прохрипела она. – Прошу тебя, Пит.

Услышав ее голос, парень наконец затих.

– Хороший мальчик, – сказал один из солдат. – Мы не желаем тебе зла.

Ни Пит, ни Джемма не потрудились им возразить, хоть это прозвучало неправдоподобно.

– Наверх его, – скомандовал бугай, продолжая тереть подбородок. Он явно был взбешен.

Этот приказ снова разъярил Пита.

– Нет, я не оставлю ее.

Но солдаты силой затолкали его на лестницу.

– Позвольте мне остаться с ней. Прошу!

И тогда Джемма заплакала. Слезы хлынули сами собой, она ничего не могла поделать. Казалось, она смотрела на Пита с другого конца телескопа. Он все удалялся и удалялся, хотя в реальности находился всего в паре футов от нее.

– Все в порядке, все нормально, – повторяла она, пока звук его голоса отдалялся, превращаясь в тихое эхо. Хотя на самом деле все было в жутком беспорядке. И ничего нормального не осталось в ее жизни. И никогда уже не будет.

– Пожалуйста, – она в последний раз решила попробовать объяснить, – послушайте. Я говорю правду. Джефри Ивз – мой отец. Спросите доктора Саперштайна. Спросите кого угодно…

Но она замолчала, потому что в конце коридора внезапно открылась дверь.

– Что здесь за шум? – раздался женский голос, низкий и на удивление теплый. На секунду силуэт застыл в дверях. Но когда женщина приблизилась, Джемма испытала некий шок. Она выглядела как мама любого из ее одноклассников или как любая из подруг Кристины. Даже одета дамочка была в штаны для йоги.

– Ничего особенного. – Бугай наконец перестал массировать челюсть и выпрямился. – Саперштайн вернулся?

Любительница йоги покачала головой.

– Вернется во вторник.

Джемма ощутила во рту горький привкус разжеванной таблетки. Саперштайн знал ее отца. Она могла рассчитывать на этот факт. Надеялась, что он поможет. Она утешала себя тем, что, куда бы ее ни доставили, там будет Саперштайн.

Но что здесь сделают с ними до вторника?

– Надеюсь, он не в Пенсильванию отправился?

– Нет, в Вашингтон. – Дамочка в штанах перевела взгляд на Джемму. – Где вы ее нашли?

– Там, где и предполагалось. – Похитительница Джеммы так сильно сжимала ее плечо, что ногти впивались девушке в кожу. – Она говорит, все это большая ошибка, и она не отсюда.

– Правда? – Женщина все еще разглядывала Джемму с неподдельным любопытством. Не со злобой или отвращением, а с живым интересом. – Что ж, по крайней мере, кто-то ее откормил.

Джемма почувствовала жгучую вспышку ненависти.

– Я не лгу, – сказала она. – И могу доказать это. Позвоните Саперштайну. Спросите его сами.

Но, похоже, любительница йоги ее даже не слушала. Она выглядела слегка озадаченной, словно Джемма говорила на неизвестном ей языке. Через мгновение она развернулась и ушла, но Джемма, замирая от страха, прислушивалась к тихим голосам. Женщина разговаривала с кем-то, кто оставался вне поля зрения. О чем они говорили?

Минуту спустя несколько человек в медицинских халатах проследовали по коридору к лестнице и поднялись наверх, полностью игнорируя присутствие Джеммы и ее охранников. Они выглядели, как обычно выглядит любой медицинский персонал: деловитыми, торопливыми, профессиональными и слишком занятыми, чтобы их беспокоили. Это вопиюще нелепое сочетание – штаны для йоги, белые халаты, солдаты с автоматами, запах пота – все это повергло девушку в странное состояние, близкое к истерике.

Женщина в спортивных штанах вернулась и вглядывалась в потолок, словно прислушивалась к шагам, которые раздавались над их головами.

– Отвести ее наверх? – спросила похитительница, но дамочка покачала головой.

– Через минуту. Сначала пусть их приведут вниз.

– Кого приведут? – выдохнула пленница.

Женщина не ответила, но звук шагов становился все громче, приближаясь. Дверь наверху распахнулась. Доктора, медсестры – или кем они были – вернулись.

И с ними были три Джеммы.

Три Джеммы спустились по лестнице. Три Джеммы уставились на нее. Три наголо бритые Джеммы в одинаковых грязных пижамах. Мешковатые штаны едва держатся на тощих бедрах. Три Джеммы, дрожащие, словно мышки, напоминающие отражения в кривых зеркалах.

Девушка перестала дышать. Прямо под ней разверзлась бездонная пропасть, и она полетела вниз с головокружительной скоростью.

В последнюю секунду она успела заметить, что женщина все же обернулась к ней.

– Мои доказательства, – спокойно сказала она.

В конце концов Джемму отвели наверх. Здание аэропорта было набито военными в камуфляже и медперсоналом в белых халатах, которых объединяли грязные волосы и выражение крайней степени усталости на лицах. Одна женщина в брючном костюме, напоминающая манекен с Пятой авеню, массировала лоб идеально наманикюренными пальцами. Девушка даже боялась представить себе, к какой правительственной организации женщина принадлежит. Аэропорт сбивал с толку не столько своими размерами, сколько лабиринтами совершенно идентичных, лишенных мебели коридоров, стойками, экранами прибытия. Освещение было очень скудным. Перегородки, наспех сооруженные из листов фанеры, разделяли импровизированные комнатки. Панелей на потолке кое-где не хватало.

Джемму отвели в туалет, где не было кабинок. Только унитазы, прикрученные к полу на одинаковом расстоянии друг от друга. Пришла сонная медсестра, одетая в мешковатый медицинский халат поверх своей обычной одежды. Пока она писала, медсестра стащила с нее мокрые штаны и белье. Сама девушка все равно не смогла бы этого сделать, так как с нее до сих пор не сняли наручники.

Руки у медсестры были холодные. Джемма попыталась сморгнуть внезапные слезы.

– Прости, – прошептала она. – Мы найдем тебе что-нибудь сухое.

Но пленница почувствовала, как внутри ее что-то надломилось, что-то рухнуло.

Кондиционера не было. Зато был запах сырой древесины, грязные углы, свисающие отовсюду мотки кабеля и пыль, засевшая в трещинах стен. И простая четкая мысль: это место не имеет ничего общего с Хэвеном. Здесь не будет медицинских исследований, анализов и осмотров. Это не исследовательский институт. Это загон.

Рядом с туалетом их поджидала женщина в брючном костюме. Она зевнула, прикрывшись рукой.

– Итак? – спросила она при появлении Джеммы.

– Что «итак»? – переспросила медсестра. Она держала девушку за локоть на удивление мягко, словно пыталась сгладить то, что произошло в туалете.

– Эта – последняя, да?

– Откуда мне знать? – Женщины определенно друг друга недолюбливали. – Это – ваше дело. А мое дело – следить за тем, чтобы они были живы.

Джемме не понравилось, как сестра произнесла это последнее слово. Создавалось впечатление, что та, вторая, имела целью нечто противоположное.

– Нет нужды огрызаться. Я только спросила. Просто для меня они все на одно лицо. Даже те, которых не клонировали.

– Не сомневаюсь. – В голосе медсестры сквозил неприкрытый сарказм. – Мы до сих пор опознали не все тела. От некоторых остались только пальцы… по вашей милости. – Она шумно вдохнула воздух через нос. – Но если вы так считаете, так тому и быть.

Они снова двинулись по длинному коридору, изрезанному тенями, где тут и там попадалась брошенная мебель: стойки, старая разбитая витрина. Джемма представила, как за этим стеклом когда-то красовались аппетитные сэндвичи.

И этот мерзкий запах – мусорного контейнера или человеческих внутренностей, – смешанный со стойким запахом мочи.

Они остановились, чтобы набрать воды из огромной промышленной раковины, рядом с которой стоял переполненный стаканчиками мусорный бак. Медсестра держала стаканчик, а Джемма, словно ребенок, пила из ее рук. Но она не стала возражать – слишком давно уже мечтала о глотке воды. Затем, к ее удивлению, женщина повернула ее спиной и освободила от наручников. Джемма едва не упала в обморок от счастья, когда снова смогла свободно двигать плечами. Но она прекрасно понимала, почему все предосторожности были теперь излишними. Повсюду, словно дробь дождевых капель, раздавались приглушенные шаги тяжелых сапог. Вооруженные солдаты. Даже в темноте она различала металлический блеск их стволов, мерцающих, словно чьи-то глаза.

– Веди себя хорошо, девочка, и все будет в порядке, – сказала медсестра. Впервые с момента похищения Джемма почувствовала некий проблеск надежды. Эта женщина не была злой. Может, удастся ее убедить. Может, она поверит.

– Пожалуйста, послушайте меня, – прошептала она. Горло сдавливали подступающие рыдания. – Меня зовут Джемма Ивз. Я живу в Чапел-Хилле, Северная Каролина. У меня есть родители. И они меня ищут.

Но она не была уверена, что женщина ее слушает. В этой части аэропорта было совсем темно, только ряд дешевых маленьких фонариков обозначал проход, подобно тем, что используют в самолетах для освещения пути к аварийному выходу. Вокруг них в темноте лежали кучки поломанной мебели. Запах здесь тоже был не лучше. Плотный воздух как будто имел собственный вес, форму и текстуру. Они остановились перед пластиковыми полками с дешевыми футболками и застиранными хлопковыми штанами.

– День стирки – пятница, – сказала медсестра. – Получишь смену одежды и белья.

– Поверьте, – повторила Джемма шепотом. Горло снова царапал страх. – Я не из этого места.

Кто-то застонал. Затем в темноте раздался крик, но быстро стих. И все же крик, достигнув ее слуха, застрял где-то внутри, в ее груди, вышибая дух. В то же время глаза наконец привыкли к темноте, и она осознала, что ошибочно приняла за груды старой мебели живых людей. Сотни одинаково одетых девушек, некоторые серьезно ранены, другие ужасно тощие, кожа да кости. Все они спали прямо на полу: на матрасах, одеялах, каких-то тряпках.

– Никто не отсюда, девочка, – наконец ответила медсестра. Ее пальцы перебирали золотой крестик на шее. – Даже сам дьявол.

Часть вторая

Первый день пятьдесят первого года своей жизни Кристина Ивз провела в слезах, до крови сдирая кутикулы. Потом она лежала в постели, мелко дрожа всем телом, и ждала, чтобы ксанакс[5]5
  Ксанакс – популярное в США успокоительное средство, помогающее побороть чувство тревоги.


[Закрыть] наконец подействовал. А второй день она коротала, считая все уродливое, что попадалось ей на пути в Нэшвилл, Теннесси.

Мертвый олень на обочине. Заброшенный старый дом. Словно из вспоротого брюха, на крыльцо вывалилось всякое гнилье. Билборды, рекламирующие стрип-клубы, магазины для взрослых или лечение эректильной дисфункции.

С тех пор как родилась Джемма, она почти не путешествовала. Ей нравилось быть дома в окружении знакомых вещей. Кристина любила свой красивый дом с толстыми коврами, по которым ступаешь абсолютно бесшумно, Руфуса и кошек. Любила бассейн, у которого летом можно было прилечь с влажными от хождения по свежей траве ногами и почитать книгу под отдаленный монотонный гул газонокосилки, усыпляющий не хуже одной из ее волшебных таблеток.

У них был дом в Вейле, куда Джеф частенько приглашал клиентов, но в последний раз она появлялась там, когда Джемма была совсем еще малышкой. Муж хотел научить ее кататься на лыжах, но она никогда этого не понимала. Нужно одеваться в специальный костюм, брать в аренду инвентарь, стоять в огромной очереди и добираться до вершины на подъемнике, чтобы в конечном итоге снова скатиться с горы.

Один-единственный раз ему удалось убедить ее позволить Джемме отправиться на урок в лыжную школу. Тогда малышке было четыре, не больше. Сама она этого случая не запомнила. Кристина стояла в толпе других родителей и наблюдала из помещения за тем, как дети в ярких костюмчиках готовились к спуску. Остальные мамы и случайно затесавшийся в их компанию папа абсолютно не волновались. Одни потягивали горячее какао, другие сами отправлялись кататься. Одна она не отлипала от окна, туманя стекло своим дыханием. Она не сводила глаз с маленькой фигурки в фиолетовом, своей единственной дочери. Джемма была милой, забавной и сообразительной. А щечки у нее были такие пухленькие, что так и хотелось укусить.

Кристина читала, что во время Второй мировой войны многие евреи, готовясь к бегству, зашивали свои ценности (деньги, часы, украшения) в подкладку верхней одежды. Так и с Джеммой. Она была маленьким секретом, драгоценностью, вшитой не в пальто Кристины, а в самое ее сердце, в то, чем она являлась на самом деле глубоко внутри.

На том спуске в ее душе навечно поселился страх. Через мгновение она увидела, как Джемма, одетая в толстый пуховик, неуклюже взмахнула маленькими ручками, балансируя на крохотных лыжах. И в ту же секунду Кристина, словно обладала рентгеновским зрением, увидела скрытые под массивной курткой и нежной кожей хрупкие узкие косточки и уязвимые внутренние органы, которые так легко задеть, проткнуть, сместить, повредить. Она выскочила на улицу, умоляя дочку не двигаться с места, быть осторожнее, остановиться. Малышка обернулась на зов матери и, конечно же, упала.

Больше Кристина не ездила в Вейл. Еще у них был дом в Аутер-бэнкс, но и там она была редким гостем. Джемме там очень нравилось, но ее мать не могла избавиться от ужасных картин, которые рисовало ее воображение: вот маленькая дочь тонет в волнах, захлебывается, и ее легкие наполняются морской водой. И еще один страх, глубже, чем этот, мучил ее: придется отвезти малышку в незнакомый госпиталь. Там врачи возьмут у нее кровь, просветят кости и как-нибудь догадаются. И преступление, которое они с Джефри совершили, закодированное в каждой клеточке тела их дочери, въевшееся в ее ДНК, станет явным.

Она была на кухне, когда раздался звонок. Ополаскивала стаканы, которые, видимо, принес от бассейна Джеф. Воскресенье. Лучший день недели. Кристина любила мыть посуду, хотя необходимости в этом не было. Для такого у них была прислуга. Но Кристине нравился звук льющейся воды, облака мыльной пены и то, как звенели стаканы, когда она постукивала по ним ногтями.

– Джемма? – не глядя на дисплей, ответила она. Кто еще мог звонить в такую рань в воскресенье?

Но это была Эйприл. Как только женщина услышала ее голос, она все поняла.

– Миссис Ивз, – и это тоже было плохим знаком, ведь с третьего класса подруга дочери называла ее только по имени, – я волнуюсь за Джемму.

Эйприл торопливо рассказала ей, что подруга на самом деле не ночевала у нее, а уехала с Питом, чтобы навестить Лиру в той ужасной обувной коробке, куда засунул Рика Харлисса Джефри, и должна была уже вернуться к этому времени.

Но она не вернулась и не отвечала на звонки. И Пит не брал трубку. Каким-то чудом Кристине удалось раздобыть номер Харлисса, нацарапанный на листке бумаги и запрятанный глубоко в выдвижной ящик, где они хранили всякую ерунду, которую не оставишь на видном месте, но и не выбросишь: вдруг еще пригодится.

Дома у Рика никто не отвечал, а его мобильный сразу переадресовывал звонок на голосовую почту.

Тогда она пошла к Джефу. Кристина всегда так делала, она была приучена так делать. Он решил проверить кредитку Джеммы, чтобы увидеть, снимала ли она деньги. Оказалось, рано утром она купила билеты на автобус из Ноксвилла в Нэшвилл, Теннесси. Позже она сняла в банкомате в Кроссвилле триста долларов. Около полуночи кто-то использовал ее карту, чтобы заплатить за номер в мотеле в Нэшвилле, но к утру выяснилось, что это ложный след. Парень и девушка, похоже, украли карту, хоть и клялись, что просто нашли ее.

И все же они могли украсть ее у Джеммы. А значит, она была в Нэшвилле.

Но зачем? С какой целью она туда отправилась? И почему не отвечала на звонки? И Пит тоже?

И куда в таком случае подевался Рик Харлисс?

– Ты клянешься, что не имеешь к этому отношения? – спросила она мужа после ужасной бессонной ночи, в течение которой периодически впадала в вызванное снотворным кратковременное забытье. – Клянешься, что ты ничего-ничего об этом не знаешь?

– Конечно, нет, – быстро ответил Джеф. – Как ты могла такое подумать?

И она поверила. А что еще ей оставалось? Она всегда верила мужу. Это было так же непреложно для нее, как вращение Земли вокруг Солнца. Эту веру они выстроили сами, словно замок, возводя одно на другое объяснения, которые изобретали друг для друга. Вот только стены и потолки, колонны и башенки – все было из тончайшего льда. Одна маленькая трещина – и все рухнет.

Кристина продолжила считать: перевернувшийся грузовик на обочине, придорожный памятник на месте смертельной аварии. Знак, оповещающий о том, что поблизости находится тюрьма строгого режима. Уродливо, уродливо, уродливо. Бетонные развалины и засохшие на жаре кустарники. И где-то там ее Джемма, крошка-дочь, маленький драгоценный секрет. Всех успокоительных на свете не хватит, чтобы заглушить ее страх. Если бы только она могла проглотить его, будто маленькую белую таблетку, чтобы он бесследно растворился в желудке.

На секунду перед ними мелькнул и исчез знак. От Нэшвилла их отделяло всего тринадцать миль.

– Откуда оно?

В понедельник именно эти слова разбудили Джемму, вырвав ее из одного кошмарного сна. Правда, она тут же погрузилась в другой.

Сначала девушка подумала, что перед ней зеркала. Живые, трехмерные зеркала с одинаковым выражением любопытства на идентичных лицах. Она невольно поднесла руки к лицу, затем снова опустила, чтобы убедиться, что это все же не отражения. Что она сама не отражение.

– Ты какой Номер? – спросило одно из зеркал.

– Ты не Кассиопея, – заметило второе.

– Кассиопея умерла, – напомнило третье.

– Я Каллиопа, – добавило первое. – Номер Семь.

В ее глазах Джемма видела свое отражение. Отражение в отражении отражения. Симметрия, но какого-то жуткого свойства. Она села в кровати, отчасти ожидая, что отражения отзовутся какими-нибудь движениями. Но они оставались неподвижными.

– Думаешь, она тупая? – спросила одна из девушек.

– Насколько тупая? – отозвалась другая.

– Как Номер Восемь, – ответила первая и обернулась. – Как Гусиный Пух.

Бум-бум-бум.

Только тут Джемма заметила четвертую, скрючившуюся в углу. Она была еще худее, чем остальные, и на ней был памперс. Босые тощие ноги покрыты сыпью. Из-за неестественной худобы голова казалась огромной и напоминала круглый аквариум.

Бум-бум-бум.

Она поднимала голову и билась ею о стену: раз, два, три. Солнечный луч выхватывал часть оштукатуренной стены и пыль, взметающуюся в воздух при каждом ударе.

Самые больные из реплик были отделены от остальных ветхозаветными занавесками из мешковины. Джемма слышала, что большую часть времени они проводят в бессознательном состоянии благодаря ежедневной дозе морфина. Если бы не запах, она наверняка решилась бы заглянуть за занавеску.

Кровь. Истекающие кровью тела. Отказывающие органы. Разложение.

Кого-то все время рвало в туалете, возле мусорной корзины, а когда корзины не было поблизости – прямо на пол. Джемма знала, что прионы[6]6
  Прионы – белковые частицы, заражение которыми ведет к тяжелым заболеваниям.


[Закрыть] незаразны. По крайней мере, они не передаются воздушно-капельным путем, и все же она не могла не думать о том, как они кружатся в воздухе вокруг нее, подобно снежинкам или пуху от одуванчиков, и застревают в ее легких при каждом вдохе.

Постоянно кричали малыши. Дети постарше, которые так и не научились ходить, ползали между кучами грязного тряпья или сосали пальцы и плакали. Медсестры скользили по коридорам, словно бесплотные призраки. Они делали все, что могли, в условиях нехватки медикаментов и постоянных перебоев с электричеством.

Все разместились в одном здании в форме буквы «г». Женскую часть от мужской отделял только пост охраны. Солдаты сновали между этими ходячими трупами с ввалившимися щеками и горящими глазами, изнуренными болезнями и голодом, отталкивая их своими винтовками.

Когда одна из солдат, девушка с тугими косами, остановилась, чтобы помочь реплике, которую рвало, ей сразу сделали выговор:

– Ты не должна так вести себя с ними, – сказал мужчина-военный с блеклыми ресницами и прыщавым лбом, – в итоге будет еще хуже.

Джемма попыталась пробраться к Питу, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, но ее остановил рыжеволосый парень, облаченный с головы до ног в камуфляж. Он казался таким юным, что мог бы быть ее одноклассником.

– Назад, – сказал он. – Ты понимаешь человеческую речь? Разворачивайся.

Еще одна девушка в военной форме сидела в одиноком пластиковом кресле, прикрученном к полу.

– Они все говорят по-английски, глупыш, – мягко сказала она. Судя по звукам, девушка играла в видеоигру на телефоне.

– А мне так не кажется, – возразил он. Джемма развернулась и двинулась назад, но недостаточно быстро. Она все же услышала его следующую фразу. – Вот черт. Меня даже близнецы всегда пугали.

Ей хотелось закричать, но, словно в кошмаре, голос не слушался ее.

«Это не я! – закричала бы она. – Вы поймали не ту!»

Но какой смысл? Когда еще три Джеммы ходят за ней хвостом. Три Джеммы стояли плечом к плечу, дышали ее легкими, двигали ее руками и крутили такими же, как у нее, короткими шеями.

И никто не придет ее спасть. Ни одной живой душе не известно, где она. Даже если машину Пита обнаружили, а это наверняка уже произошло, ничто не поможет полиции их найти. Никаких следов, никто не попросит выкуп.

Остается только надеяться на то, что ее родители как-нибудь отыщут Лиру и Ориона и догадаются, что произошло. Тогда ее отец задействует все свои связи и пригрозит засудить их всех, от Саперштайна до президента США, и они с Питом будут спасены. Но она также знала, что в этом случае их места займут Лира и Орион. Во всем этом дерьме была даже своя романтика. После стольких лет она вернулась туда, где появилась на свет. В родной дом.

Лучше и не думать. Она перестала пытаться с кем-то заговорить или заставить кого-то поговорить с ней. Когда доктор Саперштайн вернется, он увидит ее, узнает и поймет свою ошибку. Это если отец не вызволит ее раньше.

А до тех пор нужно просто выжить.