Текст книги "Подлинная история А-кью"
Автор книги: Лу Синь
Жанр: Зарубежная классика, Зарубежная литература
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Лу Синь
Подлинная история А-кью
I
Введение
Бот уже не один год я собираюсь написать подлинную историю А-кью, но все колеблюсь, и уж одно это доказывает, что я не из числа тех, кто «оставляет поучение в слове».[1]1
«…оставляет поучение в слове» – один из трех видов деятельности человека, которые, согласно конфуцианскому учению, могли обессмертить его имя и стать образцом для подражания. В комментарии «Цзочжуань» говорится: «В глубокой древности утверждали себя в добродетели, потом утверждали себя в подвигах, потом утверждали себя в слове…» Например, легендарные императоры Хуан-ди, Яо, Шунь про славились своей добродетелью: покоритель потопа император Юй – своими подвигами, связанными с покорением стихии; мудрые советники Ши И, Цзан Вэнь-чжун знамениты своими поучениями.
[Закрыть] Всегда так бывает: кисти бессмертных пишут о бессмертных; люди становятся бессмертными благодаря бессмертным произведениям, произведения становятся бессмертными благодаря бессмертным людям, и теперь уже совершенно непонятно, что от чего зависит. И все же дернул меня черт взяться писать биографию А-кью.
Но едва я взялся за кисть, чтобы написать это недолговечное сочинение, как передо мной сразу же возникли непреодолимые трудности.
Первая – как назвать сочинение. Еще Конфуций сказал: «Если название неправильно, то и слова не повинуются».[2]2
«Если название неправильно…» – слова из книги «Луньюй».
[Закрыть] На это следует обратить особое внимание. Названий для подобных биографических трудов очень много: биография, официальная биография,[3]3
Официальная биография (лечжуанъ) – составлялась придворным историографом и включалась в биографический отдел официальной династийной истории.
[Закрыть] автобиография,[4]4
Автобиография (цзычжуань). – Примером произведения в атом жанре может служить «Автобиография Цзы Лю-цзы» танского поэта Лю Юй-си (772–842).
[Закрыть] частная биография,[5]5
Частная биография (нэйчжуань) – беллетризованное жизнеописание, концентрирующее внимание на событиях, не нашедших достаточного отражения в официальной биографии. Примером может служить «Частная биография ханьского У-ди», приписываемая историку Бань Гу (32–92), но на самом деле представляющая собой позднейшую подделку (IV–V вв. и. э.); в центре повествования – рассказ о поездке У-ди к владычице Запада Сиванму за эликсиром бессмертия.
[Закрыть] неофициальная биография,[6]6
. Неофициальная биография (вайчжуань) – противопоставляется официальной; примером может служить «Неофициальная биография Цай Янь», составленная Ван Жэнь-цзюнем при династии Цин. Цай Янь (II–III вв.) – известная поэтесса.
[Закрыть] дополнительная биография,[7]7
Дополнительная биография (бечжуань) – или отдельная биография, составлявшаяся, как правило, в дополнение к официальной, включенной в династийную историю. Например, в «Истории Поздней Хань» («Хоу Хань шу») есть официальная биография комментатора конфуцианских книг Чжэн Сюаня (127–200), но Хун И-юань при династии Цин составил еще «Дополнительную биографию Чжэн Сюаня».
[Закрыть] семейная биография,[8]8
Семейная биография (цзячжуань) – семейная хроника, чаще всего составлялась по просьбе родственников и имела целью сохранить для потомков память об особо отличившихся представителях рода. Примером может служить «Семейная биография Чзнь Лун-чжэна», составленная Чэнь Куем. Чэнь Лун-чжэн жил при минской династии.
[Закрыть] краткая биография[9]9
Краткая биография (сяочжуань) – противопоставлялась полной официальной. Танский поэт Ли Шан-инь (813–858) составил «Краткую биографию Ли Хэ» – другого танского поэта, жившего в 790–816 гг.
[Закрыть]… жаль только, что все они не подходят для моего сочинения. «Биография»? Но мое сочинение недостойно того, чтобы его ставить в один ряд с биографиями великих людей, и оно не войдет в «династийную» историю. «Автобиография»? Но ведь я не А-кью. «Неофициальная биография», «Официальная биография» – тоже не годится. Ведь «Неофициальная биография» обычно пишется о святом, а А-кью вовсе не святой. Просто «Официальная биография»? Но А-кью никогда не удостаивался правительственной награды в виде указа президента республики, предписывающего департаменту геральдии[10]10
Департамент геральдии – ведомство при дворе императора, занимавшееся распределением титулов и предоставлением привилегий.
[Закрыть] составить его генеалогию. Хотя и утверждают, что в исторических анналах Англии нет «биографий игроков», но знаменитый писатель Диккенс все же написал «Частную биографию игрока».[11]11
«Частная биография игрока». – Под таким названием в 1907 г. в переводе Чэнь Да-чэна был издан роман А. Конан-Дойля (1859–1930) «Родней Стоун», авторство которого Лу Синь по ошибке приписал Ч. Диккенсу; впоследствии, в письме к Вэй Су-юаню от 8 августа 1926 г. он сам указал на допущенную ошибку.
[Закрыть] Однако то, что дозволено прославленному писателю, совершенно Непозволительно такому, как я. Затем идет «Семейная биография». Но я не знаю, есть ли у меня с А-кью общие предки, а его потомки никогда не просили меня написать его биографию. Может быть, озаглавить мое сочинение «Краткая биография»? Так ведь у А-кью не было другой, «Полной биографии». Скорее всего это, пожалуй, будет «Генеалогия». Но само содержание, грубый стиль и язык, как у «возчиков и уличных торговцев соей»,[12]12
Слова из открытого письма, с которым писатель Линь Шу (1852–1924) обратился в марте 1919 г. к тогдашнему ректору Пекинского университета Цай Юань-нэю (1868–1940): «Если упразднить древние книги и использовать в литературе простонародную речь, то это значит снизойти до языка, на котором говорят возчики и уличные торговцы соей».
[Закрыть] не позволяют мне назвать так свое сочинение. Писатели, не принадлежащие ни к трем религиозным школам,[13]13
Три религиозные школы… – конфуцианство, даосизм и буддизм.
[Закрыть] ни к девяти философским течениям,[14]14
Девять философских течений – девять философских школ древнего Китая: конфуцианцы, даосы, натурфилософы, легисты, софисты, монеты, дипломаты, эклектики, аграрники; эту классификацию предложил ученый и библиограф Лю Синь (ок. 46 г. до и. э. – 23 г. н. э.).
[Закрыть] обычно пишут: «Довольно праздных слов, перейдем к подлинной истории!» И вот я решил озаглавить мое сочинение двумя словами: «Подлинная история». Если же кто-нибудь спутает его с теми названиями, которые в древности присваивались сочинениям других жанров (например, «Подлинная история каллиграфического искусства»[15]15
«Подлинная история каллиграфического искусства» («Шуфа чжэн-чжуань») – руководство по каллиграфии, написанное каллиграфом XVII в. Фэн У. Слово «подлинная» употребляется здесь в значении «достоверная», «надежная».
[Закрыть]), то здесь уж ничего не поделаешь.
Вторая трудность состояла в том, что, по установленному порядку, каждая биография должна начинаться словами: «Такой-то, по прозвищу такой-то, родом оттуда-то…» А я не знал даже фамилии А-кью! Однажды я подумал было, что его фамилия Чжао, но уже на следующий день усомнился в этом. А дело было вот как: сын почтенного Чжао добился, наконец, ученой степени сюцая, и об этом, под удары гонгов, официально оповестили всю деревню. А-кыо, который только что влил в себя две чашки желтого вина, размахивая руками, заявил, что это и для него почет, так как он, в сущности, принадлежит к одной фамилии с почтенным Чжао. и если тщательнее разобраться в родстве, так он на три степени старше, чем сюцай. После этого заявления все присутствующие сразу же прониклись уважением к А-кью. Ведь никто не знал, что на следующий день староста деревни позовет А-кью в дом почтенного Чжао и что почтенный Чжао, едва увидев его, покраснеет и закричит:
– А-кью, тварь ты этакая!.. Ты хвастал, что принадлежишь к нашей фамилии?
А-кью молчал.
Тут почтенный Чжао так разъярился, что подскочил к нему и заорал:
– Как ты смеешь нести такой вздор? Разве могу я быть одного с тобой рода? И разве твоя фамилия Чжао?
А-кью продолжал молчать, придумывая, как бы улизнуть, но тут почтенный Чжао вплотную подошел к нему и дал пощечину:
– Воображает, что он из рода Чжао! Да разве достоин ты такой фамилии?…
А-кью и не пытался настаивать на том, что его фамилия действительно Чжао, и лишь молча потирал щеку. Наконец, в сопровождении старосты, А-кью выбрался па улицу. Тут он получил от старосты должное внушение и отблагодарил его двумястами медяков на вино. Узнавшие об этом происшествии решили, что взбалмошный А-кью сам напросился на пощечину и что вряд ли его фамилия Чжао; но даже окажись его слова правдой – все равно было бы глупо болтать об этом, раз уж в деревне живет почтенный Чжао. После этого случая никто больше не интересовался фамилией А-кью. Так она и осталась неизвестной.
Третья трудность – я не знал, как пишется имя А-кью. При жизни все звали его А-кыо, а после смерти его имени вообще никто не поминал. Где уж тут быть «древним записям на бамбуке и шелке»![16]16
«Древние записи на бамбуке и шелке». – В древности в Китае писали на бамбуковых планках и на шелке; здесь это выражение приобретает иронический оттенок: незачем искать имя безродного А-кью в древних анналах.
[Закрыть]
Это сочинение можно считать первым сочинением об А-кью, и потому естественно, что передо мной сразу же возникла означенная трудность. Я долго думал, как пишется это самое «А-кью»: «А-гуй» – через иероглиф «гуй», обозначающий «лунный цветок», или «А-гуй» – через «гуй», обозначающий «знатность». Если бы его звали «Юэ-тин»[17]17
Если бы его звали «Юэ-тин» – «лунный павильон»!.. – В старом Китае образованные китайцы имели обыкновение брать себе второе имя (цзы), а также псевдоним (хао), один или несколько.
[Закрыть] – «лунный павильон», или если бы он родился в августе, когда цветет «гуй», «лунное дерево»,[18]18
«Лунное дерево» – так китайцы называют коричное дерево, которое, согласно легенде, растет и на луне; здесь речь идет об омонимах (гуй), которые записывались разными иероглифами.
[Закрыть] тогда я, конечно, написал бы «А-гуй» в значении «лунный цветок». Но ведь у него не было даже прозвища (а может быть, и было, но никто его не знал). Неизвестен был также день его рождения, поскольку писателям никогда не рассылались извещения с просьбой сочинить что-нибудь в честь этого дня, так что писать «А-кью» иероглифом «гуй» в значении «лунный цветок» значило бы допустить вольность. Вот если бы у него был старший или младший брат, по прозвищу «А-фу» – «богатство», тогда по аналогии можно было бы написать его имя иероглифом «гуй», означающим «знатность». Однако родни он не имел, значит, писать так тоже не было оснований. Как-то я заговорил об этом с господином сюцаем, сыном почтенного Чжао. Но кто бы мог подумать, что такой высокообразованный человек окажется несведущим?
Правда, он заметил, что исследовать интересующий меня вопрос невозможно, потому что издаваемый Чэнь Ду-сю журнал «Новая молодежь» стал ратовать за иностранные буквы,[19]19
Журнал «Новая молодежь» выступал за реформу иероглифической письменности и за введение фонетического письма на базе латинского алфавита. Эти призывы вызвали раздражение у консерваторов, обвинивших участников «Новой молодежи» в посягательстве на пресловутую «чистоту национального духа». Чэнь Ду-сю (1880–1942) – один из основателей и редакторов «Новой молодежи», активный деятель литературной и культурной революции периода «4-го мая» 1919 г… профессор Пекинского университета; в первый период китайской революции участвовал в пропаганде марксизма и в создании Коммунистической партии Китая. До 1927 г. был генеральным секретарем ЦК КПК. В 1929 г. за троцкизм и правый оппортунизм был исключен из КПК.
[Закрыть] отчего наша культура утратила свою самобытность. Тогда я прибег к последнему средству – поручил одному моему земляку исследовать судебные документы, связанные с делом А-кью. Восемь месяцев спустя он ответил мне, что в этих документах не упоминается человек с таким именем. Не знаю, Действительно ли там нет такого имени или он не сумел найти его, – во всяком случае, у меня не оказалось других способов eзнать об этом. Мне очень совестно, но если даже господин сюцай не знает, какой нужно писать иероглиф, то чего же требовать от меня? Боюсь, что китайский фонетический алфавит[20]20
Китайский фонетический алфавит (чжуинь цзыму) – состоял из 38 букв и был введен в 1913 г. для записи чтения иероглифов и унификации произношения, в дальнейшем подвергался некоторым усовершенствованиям (например, была добавлена еще одна буква). По своей графике этот алфавит напоминает простейшие иероглифы или их составные элементы.
[Закрыть] еще не приобрел у нас широкой популярности, поэтому мне приходится прибегнуть к «заморским буквам»: A-Quei, сокращенно же – A-Q.[21]21
В данном издании A-Q обозначено русскими буквами.
[Закрыть] Пытаясь написать это имя, я прибег к распространенной английской транскрипции. Это, безусловно, может показаться слепым подражанием журналу «Новая молодежь», о чем очень сожалею, но если даже господин сюцай несведущ, то могу ли я успешно выйти из положения?
Четвертая трудность – вопрос о родине А-кью. Носи он фамилию Чжао, можно было бы, опираясь на старый обычай, согласовывать фамилии с названиями провинций, справиться по «Фамильным записям провинций»,[22]22
«Фамильные записи провинций» («Цзюньмин байцзясин») – одна из разновидностей книги «Байцзясин» («Сто фамилий»), по которой в старом Китае начинали учиться грамоте; после каждой фамилии в книге дается пояснение, из какой древней области происходит данная фамилия. Например, род Чжао происходит из Тяньинуя, род Цянь – из Пэнчэна и т. д.
[Закрыть] где говорится, например: «родом из Тяньшуя провинции Ганьсу». К сожалению, фамилия А-кыо неизвестна, поэтому и нельзя выяснить, где его родина. Он чаще жил в деревне Вэнчжуан, по часто бывал и в других местах, так что вэйчжуанцем его назвать нельзя. Если же написать «родом из Вэйчжуана», то это будет противоречить точному историческому методу.
Меня утешает лишь то обстоятельство, что, по крайней мере, приставка «А» вполне достоверна,[23]23
Приставка «А» – употреблялась в именах при фамильярном обращении к собеседнику.
[Закрыть] в ней нет никакой ошибки, ее можно рекомендовать вниманию знатоков. Что же касается всех остальных затруднений, то при моей невысокой эрудиции одолеть их невозможно. Остается лишь одна надежда, что «любители истории и текстологии»,[24]24
«Любители истории и текстологии». – К их числу причислял себя профессор Ху Ши (1891–1962), представлявший правое крыло в литературной революции периода «4-го мая» 1919 г. и в журнале «Новая молодежь». Отодвинув на второй план современные проблемы, Ху Ши занялся «упорядочением национальной старины», пропагандой американского прагматизма, выступал против распространения в Китае марксизма, призывал китайских ученых уделять больше внимания истории и текстологии.
[Закрыть] такие, как ученики господина Ху Ши, смогут, пожалуй, представить много новых данных по этому вопросу, но к тому времени, боюсь, моя «Подлинная история А-кью» будет предана забвению.
Все вышесказанное можно считать введением.
II
Вкратце о блестящих победах
Не только фамилия и место рождения А-кью, но даже его прошлые «деяния» были покрыты мраком неизвестности. Жители деревни Вэйчжуан требовали от него только поденной работы да насмехались над ним; его «деяниями» никто не интересовался. Сам А-кью никогда о них не рассказывал; только, поругавшись с кем-нибудь, он таращил глаза и орал:
– Мои предки намного знатнее твоих! А ты что собой представляешь?
В Вэйчжуане А-кью жил в храме Бога земли,[25]25
В китайской деревне всегда имелся храм в честь местного бога-покровителя, чаще всего в честь особо почитаемого крестьянами бога земли, или бога земледелия.
[Закрыть] он не имел ни семьи, ни определенных занятий – был простым поденщиком. Нужно было жать пшеницу – он жал; нужно было очищать рис – очищал; нужно было грести – греб. Если работа затягивалась, он переселялся в дом хозяина, к которому нанялся, но, закончив работу, сразу же уходил. Поэтому во время страды, когда А-кью был нужен, о нем вспоминали – вернее, вспоминали о его руках, способных выполнять ту или иную работу, а после страды о нем быстро забывали. Что же тут было говорить о «деяниях»? Никто о них и не думал. Только однажды какой-то старик, глядя на А-кью, обнаженного до пояса, тощего и усталого, одобрительно заметил: «А-кыо – настоящий мастер». Никто не знал, всерьез это было сказано или в насмешку, но А-кью остался очень доволен.
Вообще-то А-кью был о себе весьма высокого мнения, а всех остальных жителей Вэйчжуана ни во что не ставил, особенно двух местных «грамотеев». По его мнению, они не стоили даже насмешки. Однако в будущем они могли, пожалуй, стать сюцаями. Один из них был сыном почтенного Чжао, другой – сыном почтенного Цяня; и Чжао и Цянь пользовались уважением односельчан не только за свое богатство, но и благодаря таким ученым сыновьям. Один лишь А-кыо не выказывал грамотеям особого уважения и думал про себя: «Мой сын мог быть познатнее их». К тому же А-кью несколько раз бывал в городе и от этого еще больше вырос в собственных глазах. Однако горожан он презирал за их чудачества. Деревянное сиденье в три чи длиной и три цуня[26]26
Цунь – мера длины, один цунь равен 3,2 см.
[Закрыть] шириной вэйчжуанцы называли просто «лавкой», как и сам А-кыо, а горожане говорили «скамья», – и он думал: «Неправильно говорят… вот чудаки!» Рыбью голову, поджаренную в масле, вэйчжуанцы приправляли зеленым луком в полцуня длиной, а горожане лук нарезали мелко, и А-кью опять думал: «Неправильно делают… вот чудаки!» Однако вэйчжуанцы в его глазах были просто неотесанной деревенщиной, не знающей света: ведь они понятия не имели, как жарят рыбу в городе!
А-кью, с его «именитыми предками», высокими званиями, Да притом еще «настоящий мастер», был бы, в сущности, почти «совершенным человеком», если бы не кое-какие физические недостатки. Особенно неприятно выглядели плешины – след неизвестно когда появившихся лишаев. Хотя плешины и были его собственные, но они, по-видимому, ничего не прибавляли к его достоинствам, потому что он запрещал произносить при нем слово «плешь», а также и другие слова, в которых содержался какой-либо неприятный намек. Постепенно он увеличил число запрещенных слов. «Свет», «блеск», а потом даже «лампа» и «свечка» стали запретными. Когда этот запрет умышленно или случайно нарушали, А-кью приходил в ярость, краснел до самой плеши и, смотря но тому, кто был его оскорбителем, либо ругал его, либо, если тот был слабее, избивал. Впрочем, избитым почему-то чаще всего оказывался сам А-кью. Поэтому он постепенно изменил тактику и стал разить своих противников только гневными взглядами.
Кто бы мог подумать, что из-за этой системы гневных взглядов вэйчжуанские бездельники будут еще больше насмехаться над ним?
– Ху! Смотрите, свет появился! – в притворном изумлении восклицали они, завидев А-кью.
А-кыо приходил в ярость и окидывал их гневным взглядом.
– Да ведь это же карманный фонарь, – продолжали они бесстрашно.
– А ты недостоин и такой… – презрительно отвечал А-кью, словно у него была не простая, а какая-то необыкновенная, благородная плешь. Выше уже упоминалось, что А-кью был чрезвычайно мудр: он мгновенно соображал, что произнести слово «плешь» – значит нарушить собственный запрет, и потому не заканчивал фразы.
Но бездельники не унимались, они продолжали дразнить его, и дело, как правило, кончалось дракой. Со стороны могло показаться, что А-кыо терпит поражение: противники, ухватив его за тусклую косу[27]27
По китайским народным представлениям, у бедных волосы тусклые, а у богатых – лоснящиеся.
[Закрыть] и стукнув несколько раз головой о стенку, уходили, довольные собой. А-кыо стоял еще с минуту, размышляя: «Будем считать, что меня побил мой недостойный сын[28]28
«Будем считать, что меня побил мой недостойный сын…» – Всякое оскорбление старшего младшим, особенно отца сыном, рассматривается в китайской семье как тяжкое преступление против общепринятых норм морали, оно оборачивается позором для оскорбившего и возвеличивает оскорбленного. Оправдывая свое поражение, А-кью уподобляет себя отцу, оскорбленному недостойным сыном.
[Закрыть]… Нынешний век ни на что не похож». И, преисполненный сознанием одержанной победы, он с достоинством удалялся.
Все, что было у А-кью на уме, он в конце концов выбалтывал. Поэтому бездельники, дразнившие его, очень скоро узнали о его «победах». С этого времени, дергая его за косу, они внушали ему:
– А-кью, это не сын бьет отца, а человек скотину. Повтори-ка, человек бьет скотину.
А-кыо, ухватившись обеими руками за свою косу у самых корней волос, говорил:
– По-твоему, хорошо бить козявку? А ведь я – козявка. Ну что, теперь отпустишь?
Хотя он и признавал себя козявкой, бездельники не сразу отпускали его, а норовили на прощанье еще раз стукнуть головой обо что попало. После этого они уходили, торжествуя победу, ибо считали, что наконец-то оставят А-кью посрамленным. Но не проходило и десяти секунд, как А-кью снова преисполнялся сознанием, что победа осталась за ним. В душе считая себя первым среди униженных, он даже мысленно не произносил слово «униженный» – и таким образом оказывался просто «первым». «Разве чжуанъюань[29]29
Чжуанъюань – так называли особо отличившихся среди выдержавших экзамены на высшую ученую степень цзиньши (буквально «вступающий на службу»), которая давала право ее обладателю претендовать на должность в столице.
[Закрыть] – не первый среди лучших. А вы что такое?» – кричал он вдогонку своим обидчикам. Одержав таким великолепным способом новую победу над ненавистными врагами, А-кью на радостях спешил в винную лавку: там он пропускал несколько чарок вина, шутил, ругался, одерживал еще одну победу, навеселе возвращался в храм Бога земли и погружался в сон. Когда у А-кью появлялись деньги, он отправлялся играть в кости. Игроки тесным кружком сидели на корточках на земле. А-кью, весь потный, протискивался в середину. Голос его бывал особенно пронзителен, когда он кричал:
– На «Зеленого дракона» четыреста медяков!
– Эй!.. Ну, открывай!
Сдающий, такой же разгоряченный, открывал ящик с костями и возглашал:
– «Небесные ворота» и «Углы»! «Человек» и «Сквозняк» – пусто! Ну-ка, А-кью, выкладывай денежки!
– Ставлю на «Сквозняк» сто!.. Нет, сто пятьдесят! – кричал А-кью.
И под эти возгласы его деньги постепенно переходили за пояса других, таких же азартных игроков, у которых от волнения лица покрывались потом. А-кью оттесняли и, стоя позади и волнуясь за других, он смотрел на игру, пока все не расходились по домам. Тогда и он неохотно возвращался в храм, а на следующий день с заспанными глазами отправлялся на работу.
Правильно говорят: «Старик потерял лошадь, но как знать – может быть, это к счастью».[30]30
«Старик потерял лошадь…» – поговорка, основанная на рассказе, приводимом в книге «Хуайнаньцзы» (II в. до н. э.). У одного старика, жившего при пограничном палисаде, пропала лошадь. Соседи стали выражать ему сочувствие, на что старик заметил: «Как знать, а не к счастью ли это?» И верно, несколько месяцев спустя лошадь вернулась и привела с собой другую лошадь – гуннского скакуна. На поздравления соседей старик ответил словами: «Как знать, а не к несчастью ли это?» Вскоре сын старика, объезжая новую лошадь, упал и сломал себе ногу. Соседи пришли выразить сочувствие, но старик сказал им: «Как знать, а не к счастью ли это?» Через год в Китай вторглись кочевники, и почти все здоровые молодые люди из приграничных областей погибли в сражениях, а сын старика из-за сломанной ноги не пошел на войну и уцелел. Так счастье оборачивалось несчастьем, а несчастье – счастьем.
[Закрыть] Однажды А-кыо выиграл, но это чуть не привело его к поражению. Это случилось вечером, в праздник местного божества. По обычаю, в этот вечер в деревне были построены театральные подмостки, а рядом с ними, тоже по обычаю, расставлены игральные столы. Но гонги и барабаны, гремевшие в театре, доносились до А-кью словно издалека: он слышал только выкрики банкомета. Он все выигрывал и выигрывал. Медяки превращались в серебряную мелочь, серебро – в юани, и вскоре перед ним выросла целая куча денег. Радости А-кью не было предела; в азарте он кричал:
– Два юаня на «Небесные ворота»!
Он не понял, кто с кем и из-за чего затеял драку. Ругань, удары, топот ног – все смешалось у него в голове, а когда он очнулся, вокруг не было ни столов, ни людей; во всем теле он чувствовал боль, точно его долго топтали ногами. У него было смутное ощущение какой-то потери, и он немедленно отправился в храм. Только там он окончательно пришел в себя и вспомнил, что куча юаней исчезла. Почти все собравшиеся на праздник игроки пришли из других деревень. Где уж там было их искать!..
Светлая, блестящая куча денег, его собственных денег, безвозвратно исчезла! Сказать, что ее украл недостойный сын, – это не утешение; сказать, что сам он, А-кыо, козявка, – столь же малое утешение… На этот раз А-кью испытал горечь поражения.
Однако А-кыо тотчас же превратил поражение в победу: правой рукой он с силой дал себе две пощечины, лицо его. запылало, и в душе воцарилось спокойствие, точно в себе он избил кого-то другого и этот «другой», отделавшись от него, стал просто чужим человеком. Лицо А-кью все еще горело, но, удовлетворенный своей победой, он спокойно улегся и заснул.
III
Продолжение списка блестящих побед
Хотя А-кью постоянно одерживал победы, вэйчжуанцы узнали об этом лишь после того, как он получил пощечину от почтенного Чжао.
Отсчитав старосте двести вэней на вино, А-кью, очень злой. улегся спать, но тотчас же успокоил себя, подумав: «Теперешний век ни на что не похож… Мальчишки бьют стариков…» Он подумал о внушающей страх репутации почтенного Чжао и мгновенно поставил его на место своего недостойного сына. Этого было достаточно, чтобы к А-кью вернулось хорошее настроение. Он встал веселый и, напевая «Молодая вдова на могиле»,[31]31
«Молодая вдова на могиле» – популярная пьеса шаосинского местного театра.
[Закрыть] отправился в винную лавку; но по дороге оп почему-то подумал, что почтенный Чжао все же стоит ступенькой выше других людей.
Странно сказать, с тех нор как А-кью получил от почтенного Чжао пощечину, вэйчжуанцы почувствовали к нему особое уважение. Сам А-кью объяснял это тем, что он стал как бы отцом почтенного Чжао. На самом деле причина была иная. В Вэйчжуане никогда не считалось событием, если А-седьмой колотил А-восьмого или Ли-четвертый бил Чжана-третьего, и только когда дело касалось таких именитых особ, как почтенный Чжао, о драке говорила вся деревня. Тогда благодаря известности бившего и побитый приобщался к славе.
Вряд ли нужно говорить, что виноват был А-кыо. Почему? Да просто потому, что почтенный Чжао не мог быть ни в чем виноват. Почему же тогда все стали выказывать А-кью особое уважение? Объяснить это трудно. Может быть, потому, что он заявил о своей принадлежности к фамилии Чжао. Хотя за это его и побили, у всех, однако, осталось сомнение: а вдруг в его словах есть доля правды? Лучше уж, на всякий случай, оказывать ему некоторое почтение. А может быть, с А-кью случилось то же, что с жертвенной коровой в храме Конфуция:[32]32
Во время церемонии жертвоприношения в храме Конфуция в жертву приносились норова, баран и свинья, при этом корова считалась главным жертвенным животным.
[Закрыть] после того как священномудрый прикоснулся к ней своими обеденными палочками, никто из конфуцианцев не смеет больше дотрагиваться до нее, хотя она ничем не отличается от простых свиней и баранов.
После того как почтенный Чжао дал ему пощечину, А-кью наслаждался своей победой много лет.
И наступил такой год, когда в ясный весенний день А-кью, совершенно пьяный, шел по улице и на солнечной стороне около степы увидел Бородатого Вана. Тот сидел, обнаженный по пояс, и ловил вшей. В ту же минуту и А-кью почувствовал зуд во всем теле. Ван был плешив и бородат, и все называли его «Плешивый и Бородатый Ван». А-кью, как известно, не произносил слова «плешивый» и в то же время глубоко презирал Бородатого Вана. С точки зрения А-кью, плешь Вана не вызывала никакого удивления, а вот его большая борода – это вещь невероятная, поразительная и совершенно нетерпимая для человеческого глаза. А-кью сел рядом с Ваном. Будь это какой-нибудь другой бездельник, А-кью не решился бы так свободно подсесть к нему. Но Бородатый Ван!.. Чего тут опасаться? В сущности, то, что А-кыо присел рядом, только делало Вану честь.
А-кью тоже сиял свою рваную куртку в принялся осматривать ее, но потому ли, что она была свежевыстиранная, пли потому, что А-кью был невнимателен, он выловил всего три-четыре вши, а Бородатый Ван так и хватал одну за другой.
Сначала А-кью почувствовал разочарованно, а потом рассердился. У Вала, с его нетерпимой для человеческого глаза бородой, так много вшей, а у него так мало! Что за неприличное положение! Ему очень хотелось найти несколько больших, но нашлась только одна, и то среднего размера. Он со злостью раздавил ее – раздался треск, но не такой громкий, как у Бородатого Вана.
Вся плешь А-кью покраснела, он швырнул куртку на землю, сплюнул и сказал:
– Волосатый червяк!
– Плешивая собака! Кого это ты ругаешь? – презрительно взглянув на него, отозвался Ван.
Хотя в последнее время вэйчжуанцы относились к А-кью довольно почтительно (поэтому он и преисполнился высокомерия), все же он побаивался постоянно нападавших на него бездельников. Но на этот раз он стал необычайно храбрым. Что еще смеет болтать эта заросшая волосами тварь?
– Кто откликается – того и ругаю! – он встал, подбоченясь.
– У тебя что, кости чешутся? – спросил Бородатый Ван, тоже вставая и надевая рубашку.
Вообразив, что Ван хочет убежать, А-кью замахнулся и бросился к нему, но не успел еще он опустить кулак, как Ван схватил его за руку, рванул к себе, и А-кью чуть не упал. В ту же минуту Бородатый Ван ухватил его за косу и потащил, чтобы по установившемуся порядку стукнуть головой об стенку.
– Благородный муж[33]33
Благородный муж (нзюньцзы) – человек, отличающийся высокими нравственными качествами, предписанными конфуцианским этико-моральным кодексом. А-кью хочет самому себе казаться таким «благородным мужем».
[Закрыть] рассуждает ртом, а не руками, – повернув голову, сказал А-кью, но Бородатый Ван, как видно, не был «благородным мужем». Не обращая внимания на слово А-кью, он стукнул его раз пять головой об стенку, потом толкнул так, что А-кью отлетел на несколько шагов, в лишь тогда, удовлетворенный, ушел.
А-кью не помнил, чтобы когда-либо в жизни он был так посрамлен. Ван с его нетерпимой бородой являл собою предмет насмешек для А-кью, и, уж конечно, речи не могло быть о том, чтобы Ван посмел его бить. И вдруг – посмел! Прямо невероятно! Видно, правду говорят на базаре, будто император отменил экзамены и не желает больше иметь ни сюцаев, ни цзюй-жэней; наверно, поэтому так пало уважение к семье Чжао. Может быть, потому и на него, А-кью, стали теперь смотреть с пренебрежением.
А-кыо стоял в полной растерянности, не зная, что делать.
Вдали показался человек. Это приближался еще один его враг, презираемый им старший сын почтенного Цяня. Раньше он учился в иностранной школе в городе, а затем неизвестно как попал в Японию; спустя полгода он вернулся домой без косы и стал ходить на прямых ногах.[34]34
В старом Китае среди народа существовало представление, будто иностранцы, в отличие от китайцев, ходят не сгибая колен.
[Закрыть] Мать его долго плакала, а жена с горя трижды прыгала в колодец. Потом его мать всюду рассказывала:
– Какие-то негодяи напоили моего сына пьяным и отрезали ему косу. Он мог бы стать большим чиновником, а теперь придется ждать, пока коса отрастет.
Но А-кью не верил этой истории и за глаза называл молодого Цяня «Поддельным заморским чертом» или «Тайным иностранным агентом» и обычно, завидев его издали, сразу же начинал ругаться про себя.
А-кью, пользуясь изречением Конфуция, «глубоко презирал и ненавидел» поддельную косу сына почтенного Цяня. Ведь если даже коса поддельная, значит, в человеке нет ничего человеческого; а то, что его жена не прыгнула в колодец в четвертый раз, доказывает лишь, что она нехорошая женщина. Поддельный заморский черт подошел ближе.
– Плешивый осел! – вырвалось у А-кью ругательство, которое он обычно произносил только про себя, так сильно он был расстроен и жаждал мести. Поддельный заморский черт неожиданно поднял желтую лакированную палку, ту самую, которую А-кью называл «похоронным посохом»,[35]35
«Похоронный посох» – палка, на которую во время похорон родителей надлежало опираться сыну, поскольку предполагалось, что он от горя физически ослабевает и не может твердо держаться на ногах.
[Закрыть] и большими шагами направился к нему. Смекнув, что его собираются бить, А-кью втянул голову в плечи и стал ждать нападения. И в самом деле вскоре на его голову посыпались удары.
– Это я его так ругал! – запротестовал А-кью, показывая на ребенка,[36]36
Маленьким детям в Китае бреют голову, оставляя на макушке два пучка волос.
[Закрыть] стоявшего поодаль. Но удары продолжали сыпаться.
Можно считать, что в памяти А-кыо это был второй случай, когда он оказался посрамленным. К счастью, удары лакированной палки словно завершили какой-то процесс, происходящий в А-кью: он почувствовал облегчение, а потом и «забвение» – драгоценное наследие, завещанное нам предками. И А-кью не спеша направился в винную лавку. Ко входу он подошел веселый и беззаботный.
Но тут он заметил проходившую мимо маленькую монашку из монастыря «Спокойствие и Очищение». Обычно, встретив на пути монашку, А-кью ругался и плевался, но что же он должен был делать теперь, будучи посрамлен второй раз в своей жизни?
«А я-то не знал, почему мне сегодня так не везло. Оказывается, это ты шла мне навстречу!» – подумал А-кью.
Он шагнул к монашке и в сердцах плюнул.
Когда же монашка, опустив голову, поравнялась с ним, А-кью неожиданно протянул руку и притронулся к ее бритой голове.[37]37
Буддийские монахини, так же как буддийские монахи, наголо бреют голову.
[Закрыть]
– Бритая! Торопись, монах тебя ждет! – нахально крикнул он и захохотал.
– Ты рукам воли не давай! – покраснев, отгрызнулась монашка и ускорила шаг.
Завсегдатаи винной лавки расхохотались. Это подзадорило А-кью, и он совсем разошелся.
– Монаху можно, а мне нельзя? – И он ущипнул ее за щеку.
В лавке еще громче захохотали. А-кью, восхищенный собой и желая еще больше угодить публике, ущипнул монашку сильнее и только после этого дал ей возможность уйти.
В этом сражении он совсем забыл и Бородатого Вана и Поддельного заморского черта, словно все его поражения были разом отомщены. И, странно, его тело вдруг стало легким, ему показалось, что он вот-вот взлетит.
– Эх ты… бездетный А-кью! – донесся до него издалека плачущий голос убегающей монашки.
– Ха! Ха! Ха! – хохотал А-кью, очень довольный собой.
– Ха! Ха! Ха! – вторили ему завсегдатаи лавки, хоть и не так восторженно.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?