Текст книги "Приключения в стране бизонов"

Глава XIV

Преклонение индейцев перед телесной силой и ловкостью. – Фрикэ не хочет пользоваться преимуществами, если они не будут распространены и на Андрэ. – Отряд движется на север, потом на запад. – Индейские собаки. – Вигвамы. – Неласковый прием. – Как Кровавый Череп прекращает обмороки. – Хижина вождя. – Фрикэ Железная Рука узнает, что он великий воин. – Планы побега. – Каким способом Кровавый Череп захватил трех пленников.

Часть предсказаний американца относительно двоих пленников исполнилась. По окончании дружеского состязания вождь отряда приказал сниматься с лагеря и выступать.

Связанного полковника без церемоний опять взвалили на лошадь, как тюк, привязали и повезли. Парижанин с неудовольствием ожидал и себе такой же участи, но ему подвели оседланного и взнузданного коня и предложили на него сесть. Старик-индеец объяснил, что такое снисхождение оказывается за его доблесть, но что он должен все-таки смириться с тем, что ему свяжут руки спереди на груди.

– Ну что ж, – сказал он, – если иначе нельзя, то я подчиняюсь. Но только, как же тогда я буду править лошадью?

– Ее возьмет за повод воин, который будет скакать рядом с тобой.

Парижанин дал себя связать и с помощью воина влез на седло.

– Все же и это плюс, – рассуждал он. – А потом увидим… Эй, нет, стойте! Так нельзя! Для monsieur Андрэ извольте сделать то же, что и для меня, иначе я не согласен. Тогда уж и меня опять извольте связать.

Воины не понимали. Лихой парижанин сделал сверхчеловеческое усилие, поднатужился – и ремни, которыми он был связан, лопнули, как простые бечевки. Быстро спрыгнул он на землю, выхватил у одного воина висевший сбоку нож для скальпов и в один миг перерезал ремни, которыми был связан его друг.

Дикари были ошеломлены.

Фрикэ же преспокойно взял ножик за острие и с самым любезным видом подал владельцу, говоря:

– Вот вам, душенька, ваш ланцет. У меня и в мыслях не было употребить его во зло. Я только хочу, чтобы вы с monsieur Андрэ, который стоит дюжины таких, как я, обращались не хуже, чем со мной. Только и всего. Поняли, а?

Индейцы опять заволновались и ударились в бесконечный спор. Они не поняли слов, но уловили смысл всего проясходящего. Далеко не всем улыбалось исполнять требование парижанина.

– Как угодно, но только уж тогда вяжите и меня. Правда, он не устраивал перед вами акробатического представления, но я старался за него и за себя. Если награждать, то уж награждать. Я все сказал.

Индейцы догадались, что Фрикэ желает остаться связанным, если они не изменят отношения к ему другу. Это расположило их в его пользу еще больше.

В сущности, всякая попытка убежать была бы совершенно бесполезна. Поэтому дикари согласились развязать Андрэ ноги. Но на этот раз руки двум друзьям скрутили вдвое крепче прежнего.

Отряд, задержавшись из-за этого инцидента, по крайней мере на полчаса, наконец, выступил.

Двигались сначала в северном направлении, мимо цепи так называемых Теземенских озер, потом свернули на запад к озеру Калиспельму и, проведя в дороге весь остаток дня и всю ночь, на рассвете прибыли в долину, по которой в живописном беспорядке были разбросаны многочисленные хижины из бизоньих шкур.

Послышалось яростное рычание, и к приезжим кинулась целая свора собак весьма злобного вида. «Друзья человека» почти совсем не ласкались к своим хозяевам, а на пленников и вовсе оскалили острые белые клыки.

Неласковость индейских собак к своим хозяевам отмечена давно. Она объясняется, во-первых, дурным обращением с ними самих индейцев, которые одинаково грубы и с ними, и с лошадьми, и со своими женами, а во-вторых, тем, что во время голодовок собак преспокойно убивают и едят.

Собачий лай и вой перебудил все сонное население хижин.

Индейская хижина, или вигвам, стоит того, чтобы описать ее хотя бы кратко.

Представьте себе воткнутые в землю жерди, которые соединены вверху в одной точке. Общая длина жердей от пяти до шести метров. На этот остов натягивают бизоньи шкуры или холст, оставляя вверху отверстия для выхода дыма.

По одну сторону вигвама проделывается входное отверстие, в которое можно проникнуть только ползком. Его занавешивают бобровой шкурой или просто холстиной, прибитой сверху гвоздями. Это дверь.

В этом неудобном жилище постоянно горит огонь в очаге, и вокруг огня разложена куханная утварь, всегда идеально грязная: котлы, чугуны, горшки и т. д. Вся мебель – это бизоньи шкуры, служащие и постелями, и одеялами. Одежда – грязная, рваная – развешана по жердям на гвоздях вместе с копчеными бизоньими тушами и сыромятными ремнями. Прибавьте к этому деревянные сундуки с более ценной рухлядью и вещами, присовокупите невыносимую вонь – и вот вам жилье для полдюжины индейских душ обоего пола.

У всех хижин поднялись дверные занавески и высунулись кирпичные лица с черными глазами. Отвратительные старухи, типичные мегеры, злобно растягивали до ушей свои противные беззубые рты и визжали как гиены, перекрывая временами даже собачий лай. Вслед за ними из отверстий полезли дети, потом женщины, демонстрирующие свою ненависть к белым, и, наконец, люди «солидные», считающие ниже своего достоинства выражать чувства.

Несмотря на то, что кони устали, воины не могли отказать себе в удовольствии от небольшой скачки. При пленниках остались только Кровавый Череп и старик, с очень странным именем – Тот, Который Видел Великого Отца.

После оживленного спора между ними обоими, причем старик, видимо, был вынужден в чем-то уступить, последний помог Фрикэ и Андрэ слезть с лошади, а Кровавый Череп, словно тюк, стащил полковника Билля. Видя, что полковник почти потерял сознание, он несколько раз кольнул его ножом в ладони, чтобы привести в чувство. Ковбой открыл глаза, вздохнул глубоко-глубоко и устремил на врага блуждающий взгляд.

Тот, Который Видел Великого Отца объяснил пленникам, что они вместе с американцем будут жить в хижине Кровавого Черепа, пока совет вождей не решит их участи. Старик очень бы желал взять их к себе, но Кровавый Череп не соглашается. Для них сделана только одна уступка: пищу будет доставлять его жена – Мать Трех Силачей, потому что, он не доверяет своему мстительному товарищу.

Друзья поблагодарили старика и пошли за Кровавым Черепом, сопровождаемые орущими ребятишками, разъяренными женщинами и лающими псами. Женщины, кроме того, грозили пленникам кулаками, а псы свирепо скалили зубы.

Полковник не мог идти. Ноги распухли, отказывались служить. Кровавый Череп, желая сохранить своего врага для предстоящих пыток, сам растер ему больные члены и в конце концов понес его на руках. Ненависть исполнила долг человеколюбия!

Пленники дошли до хижины вождя и поспешили укрыться в ней от шума и гама. Несмотря на то, что за время своих скитании привыкли ко всему, они невольно вскрикнули от отвращения – до такой степени было там грязно и зловонно. Индеец вошел спокойно, опустил полковника на бизонью шкуру и сел около него в позе гранитной статуи. Дым, копоть, вонь от полусгнившего мяса до такой степени возбуждали тошноту, что Фрикэ сказал:

– Ффа!.. Это, по-моему, начало пыток. Вот омерзительное логовище.

И он обратился по-английски к вождю, который не сводил с полковника взгляда неутоленной ненависти.

– Послушайте, гражданин, вы ведь говорите немного по-английски. Неужели нельзя приоткрыть немного дверь? Очень уж у вас тут душно.

Кровавый Череп как бы нехотя отвел взгляд от ковбоя и важно ответил:

– Железная Рука – человек молодой, но великий воин. Он может поступать как ему угодно.

– Железная Рука?.. Это что такое?.. Ах, да, вспомнил: мое индейское прозвище. Спасибо, почтеннейший. Я воспользуюсь разрешением и проветрю немного хижину. Здравствуй, ветерочек, добро пожаловать! Что же это, monsieur Андрэ, говорю все только я один? Примите и вы участие в беседе.

– Продолжай свои шутки и развлекай по возможности этого негодяя, – отвечал вполголоса Андрэ. – Я помолчу и обдумаю, нельзя ли как-нибудь освободиться отсюда.

– Я заранее согласен на любой план, как бы ни велики были шансы на успех. А у вас уж что-нибудь зародилось?

– Да. Но надобно подождать, когда полковник соберется с силами.

– Понятно. А что тогда?

– Негодяя-индейца мы свяжем, завладеем оружием – его в хижине много, переоденемся индейцами…

– Захватим каждый по мустангу – и были таковы. Разыграем спектакль «Дочь воздуха»[11]11
  Название пьесы.


[Закрыть].

– Так. И если нам удастся эта первая часть нашего предприятия, мы поскачем в прерию.

– Само собой.

– Вот тут-то и начнутся всевозможные трудности.

– Без этого ничего не дается.

– Так вот ты и предоставь мне на свободе все обдумать как можно основательнее.

– Идет. А я тем временем буду любезничать с противным индейцем и, быть может, вытяну из него какие-нибудь полезные сведения. Тс!.. Он что-то говорит полковнику. Послушаем, это, наверное, интересно.

Кровавый Череп не обращал никакого внимания на французов. Он был весь поглощен своим врагом и наслаждался будущим мщением. Теперь он принялся рассказывать на ломаном английской языке, каким образом ему удалось взять его в плен.

– А!.. А!.. Белый Сниматель Скальпов считал себя в полной безопасности. Он забыл, что ненависть краснокожего воина не засыпает никогда. Кровавый Череп бывал среди белых, одевался в их одежду. Живал в деревянных и каменных домах. Много раз он близко-близко подходил к Белому Снимателю Скальпов, но тот его не узнавал. Кровавый Череп часто имел возможность убить его и снять с него скальп. Но Кровавому Черепу этого мало. Он хочет видеть своего врага на столбе пыток. Хочет послушать, как будет шипеть его тело на огне, как будут трещать его кости; хочет видеть, как потечет его кровь; хочет насладиться его страданиями; хочет довести его до того, что он будет просить себе смерти как милости. Когда Белый Сниматель Скальпов выезжал с отрядом охотников из Валлулы, он не узнал Кровавого Черепа среди других индейцев. С тех пор Кровавый Череп все время следит за ним, не выпуская из вида. Он собрал своих друзей из трех племен и устроил засаду, в которой погибли белые. Он взял их скальпы.

– Так вот кто убийца! – проговорил в сторону Фрикэ. – Принимаю к сведению и при случае не пощажу.

– Кровавый Череп – великий вождь, – продолжал индеец, все больше и больше воодушевляясь. – Он поджег прерию, когда Белый Сниматель Скальпов убил Лосиного Рога, собиравшегося его схватить. Он последовал за белыми в землю «каменных сердец». Он отогнал и заманил белых туда, где их взяли в плен. И вот теперь Белый Сниматель Скальпов во власти Кровавого Черепа. Теперь уж ему не уйти от заслуженного мщения. Воины Кровавого Черепа находятся сейчас не на своей земле, а на земле мирных индейцев, выродков, сделавшихся подданными Великого Отца, живущего в Вашингтоне. Поэтому с казнью необходимо спешить. Завтра соберется великий совет вождей, а послезавтра белые будут привязаны к столбу. Ты слышишь это, Белый Сниматель Скальпов? Послезавтра. Кровавому Черепу теперь можно будет успокоиться и закопать в землю топор войны, потому что твой скальп заменит у него на голове эту шапку. Я сказал.

– Черт возьми! – пробормотал Фрикэ. – Это не особенно весело. Если я верно понял, что говорил этот урод, то у нас впереди только две ночи и один день. Над этим стоит хорошенько поразмышлять.

Глава XV

В индейской хижине. – Мать Трех Силачей. – Шествие. – Хижина, где проходит совет. – Семь вождей. – Их одеяние. – Шляпы, шляпы и шляпы. – Какофония. – Церемониал. – Слепой Бобр, великий вождь. – Кровавый Череп в роли прокурора. – На выставке. – Небольшой, но ценный подарок. – Предполагаемый обмен скальпами. – Осуждение полковника. – Кровавый Череп требует три жертвы. – Речь Фрикэ.

Несмотря на вонь и испарения, царящие в хижине, пленники в конце концов кренко уснули.

Их тяжелый сон, с кошмарами, с неприятным чувством удушья продолжался до самого позднего утра. Когда они проснулись, огонь в очаге давно потух, а в верхнее, дымовое, отверстие хижины врывались веселые лучи солнца. Пленники были в хижине одни, но стража находилась поблизости: снаружи доносились голоса. Кто-то с кем-то вел переговоры.

Вдруг голоса умолкли. Дверную занавеску подняла чья-то сухая, изможденная рука. Появилась старуха, измученная не столько годами, сколько непосильным трудом. Она принесла пленникам пищу.

– Мать Трех Силачей исполняет то, что обещал Тот, Который Видел Великого Отца, – сказала она. – Пусть белые едят, но только побыстрее: сейчас их поведут на суд вождей.

Фрикэ и Андрэ торопливо проглотили несколько больших кусков жареной дичи, сгрызли несколько очень вкусных маисовых лепешек и накормили американца.

Женщина сказала правду.

Едва пленники успели докончить свой незатейливый, но сытный завтрак, как в хижину вошел Кровавый Череп в полном вооружении и размалеванный краской, обозначающей войну.

– Белые должны встать и идти за мной, – проговорил он грубо. – Они предстанут перед своими судьями и увидят великих воинов.

– Так нас будут судить? – перебил Фрикэ. – Мы, значит, не осуждены заранее? Это любопытно. Мы увидим интересные вещи.

Он прибавил, обращаясь непосредственно к вождю, который в своей раскраске, в военных доспехах и украшениях казался еще суровее:

– Вот что, гражданин, извольте нам развязать ноги. Так идти неудобно и некрасиво, и вообще мы так не желаем.

– Кровавый Череп согласен, – со злой улыбкой проговорил индеец. – Пусть белые попользуются свободой за несколько минут перед тем, как их привяжут к столбу пыток.

– Вот уж придушил бы я тебя, молодчик, если б тут не было двухсот таких же негодяев, как ты, – проговорил в сторону Фрикэ. – Ну, да мы еще посмотрим…

– Идем, – сказал Андрэ, когда индеец закончил развязывать ноги полковнику.

Они вышли из хижины. Впереди шел вождь, а сзади воины, что стояли с ружьями у хижины. Появление пленников произвело на толпу заметное впечатление, но по бесстрастным лицам краснокожих трудно было судить, относится к ним толпа с ненавистью или только с любопытством. Женщин и детей не было. Очевидно, им запретили показываться. В толпе были только мужчины.

Шествие приблизилось к хижине, что была поболе других. В ней свободно могли поместиться человек двадцать. Серая холстина, которой обычно она покрыта, оказалась со всех сторон приподнятой до половины – в предупреждение духоты и чтобы было светлее.

Воины разместились вокруг хижины, дабы преградить доступ любопытным и лучше все видеть самим.

Кровавый Череп вошел в хижину между двумя жердями. Вокруг очага, на котором среди золы тлело несколько угольев, сидели в ряд семь индейцев в полном воинском убранстве, то есть обвешанные всевозможными нелепыми украшениями и амулетами, похожими на шутовские погремушки и придававшие воинам весьма странный и смешной вид.

Когда пленники без страха, но и без пустого бахвальства остановились перед вождями, те запели что-то дикое, нестройное, с какими-то выкриками, похожими на звериный визг или вой. Пение длилось довольно долго; этим временем Андрэ и Фрикэ воспользовались для своих наблюдений, а американец нашел у себя в кармане немного табаку, запихнул его в рот и стал с наслаждением жевать.

Посередине, на переднем месте, сидел древний старик с мутными, слепыми глазами. Он был очень стар, но сохранил бодрость и свежесть.

Фрикэ заметил, что у всех вождей на головах были шляпы американского производства. Но в каком виде! Бог ты мой! Волосы старика цвета вороного крыла покрывал шелковый цилиндр, порыжелый и взлохмаченный так, что ворс сделался похож на мех лишайной черной кошки. Кроме того, цилиндр был измят и сплющен. Ничего, все-таки шляпа… На другом вожде был также надет цилиндр, но еще в более худшем виде: без полей и с укороченной тульей. В этом индейце Фрикэ узнал своего друга и покровителя – Того, Который Видел Великого Отца. Мягкие фетровые шляпы остальных вождей были не менее затасканными и грязными.

Лица у всех были расписаны синей, желтой, красной и черной краской.

Выглядели они безобразно и карикатурно.

Костюмы были не менее ужасны: оборванные, засаленные мундиры американских офицеров, пиджаки, фланелевые блузы с разрезом сзади, как у сюртука, оборванные и обрезанные брюки, старые сапоги и башмаки, да еще к тому же разрозненные – например, на одной ноге сапог, а на другой башмак или мокасин. Но зато на всех вождях были надеты ожерелья из раковин, серебряных долларов, зубов, когтей и даже из металлических ружейных гильз.

Важнейшим украшением, видимо, считался золотой мексиканский пиастр, просверленный с краю и привешенный на веревочке. У главного вождя место пиастра занимало круглое зеркальце грошовой стоимости. На Том, Который Видел Великого Отца торжественно висела большая серебряная медаль, пожалованная президентом Линкольном, принимавшим его в Вашингтоне в числе других индейских депутатов. По этому случаю он и получил свое длинное прозвище.

Когда пение кончилось, Кровавый Череп стал направо от пленников. Он не занял места рядом с судьями, а выступил в роли прокурора. Взяв трубку с камышовым чубуком, он насыпал в нее табаку, на табак положил уголек и вложил чубук в руку слепого вождя.

Тот затянулся три раза, прокричал: «Агу!» и медленно произнес:

– Я Слепой Бобр.

После этого он передал трубку соседу. Тот также затянулся три раза, прокричал «Агу!» и прибавил:

– Я Лосиный Рог.

Трубка пошла вкруговую, причем каждый вождь курил, вскрикивал «Агу!» и представлялся:

– Я – Тот, Который Видел Великого Отца.

– Я – Серый Медведь.

– Я – Длинный Шест.

– Я – Похититель Меда.

– Я – Раненный В Лицо.

Потом все опять разом крикнули:

– Агу!

Кровавый Череп покурил после всех. Он разломал чубук и сказал:

– Я – Кровавый Череп, помощник Ситтинг-Булля, великого вождя сиуксов-огаллалов.

– Сын мой, Кровавый Череп, – великий воин, – отвечал, помолчав, Слепой Бобр. – Мы приветствуем его!

Остальные шесть вождей повторили по очереди:

– Кровавый Череп – великий воин, мы приветствуем его! Агу!

Слепой Бобр заговорил опять:

– Кровавый Череп – великий воин, такой же вождь, как и мы. Почему он не садится рядом с нами?

– Его место не рядом с великими вождями Запада. Он перед нами стоит как проситель.

– О чем же просит сын мой, вождь огаллалов?

– Отец, твои глаза слепы, они не могут меня видеть, но твои уши могут слышать голос несчастного. Отец, я умоляю о правосудии.

– Сын мой, мои уши открыты твоему голосу. Правосудие тебе будет оказано.

– Братья!.. Я умоляю о правосудии!

– Правосудие тебе будет оказано, брат мой, – проговорили поочередно все вожди.

Слепой Бобр продолжал:

– Говори без страха, сын мой. Вожди дали тебе слово.

Кровавый Череп на минуту задумался, потом вдруг выпрямился, трясясь от злобы, сорвал с себя меховую шапку и швырнул наземь. Перед судьями открылся его протиный изуродованный череп, покрытый блестящей розовой кожей.

Вожди не могли удержаться, чтобы не вскрикнуть от гнева и ужаса. До сих пор сиукс никому еще не демонстрировал своего увечья; в первый раз он показал его полковнику, теперь вождям.

– Отец, – произнес он задыхающимся голосом, становясь на колени перед Слепым Бобром, – твои глаза не могут видеть того места, где у меня вились раньше длинные пряди черных волос, краса и гордость воина. Положи твою руку на мою голову, голую, как горб ободранного бизона.

Старик тихо, без малейшего волнения провел рукой по голому черепу и проговорил мрачным, глухим, как бы замогильным голосом:

– Мои руки осязают. Моя мысль видит. Сын мой лишился скальпа. Сын мой очень несчастлив, но о бесчестье для такого знаменитого воина не может быть и речи.

– Агу! Отец сказал хорошо! – подтвердили вожди.

– Спасибо, братья. Вы не отвергаете Кровавого Черепа. Но что скажут наши предки, когда мое тело останется здесь, а дух полетит в вечнозеленую прерию, где люди нашей расы на быстрых, как ветер, мустангах охотятся за бизонами? Они не примут в свою среду воина, у которого голова похожа на чешую черепахи…

– Агу! – печально согласились вожди, не находя возражений.

– Однако, отец мой, – продолжал Кровавый Череп, – ты носишь звание великого вождя и обладаешь мудростью, свойственной старому возрасту. Скажи, как ты полагаешь: если я добуду скальп своего врага и оскорбителя, простят ли меня тогда наши предки?

Старик с минуту подумал. Потом, среди глубокого молчания, медленно приподнялся, ощупал свой пояс, снял с него нож для скальпов и сказал, подавая его Кровавому Черепу:

– Вот, сын мой, возьми этот нож, снявший много скальпов. Порази им того, кто поразил тебя. Иди смело, сын мой! Пусть глаз твой будет спокоен, рука тверда и сердце крепко. Предки примут тебя, если ты добудешь скальп врага.

Прочие вожди восторженно одобрили слова своего председателя. Индейцы по натуре мстительны и кровожадны.

– Узнай же, отец мой, – вскричал Кровавый Череп, потрясая полученным ножом, – узнай, что я с другими воинами, твоими сыновьями и моими приемными братьями, захватил в плен этого врага. Это белый. Это Длинный Нож. Он здесь, перед тобой!

– Агу! – перебил старый вождь, как будто только сейчас узнал эту новость. – Сын мой знает, что ему делать!

– Отцу моему должно быть ведомо, что мой враг, Белый Сниматель Скальпов – тоже великий воин. Он много лет воевал с Кровавым Черепом. Разве он, прежде чем лишиться скальпа, не должен показать краснокожим людям, что он не боится мучений? Не должен ли он поплатиться за тот позор, который я, благодаря ему, испытываю вот уже много лет? Не следует ли нам привязать его к столбу и принести в жертву предкам? Ведь таков наш обычай.

– Сын мой, ты сказал хорошо. Белый Сниматель Скальпов – великий воин. С ним должно поступить как с воином. Он будет привязан к столбу и пытан огнем. Что скажут на это мои сыновья, остальные вожди?

– Отец мой хорошо сказал, – отвечал Лосиный Рог. – Снимателя Скальпов получат сперва наши младшие воины, а потом Кровавый Череп после пытки снимет с него скальп. Агу!

Пятеро остальных вождей повторили слово в слово эту формулировку.

Первая часть заседания окончилась.

Американец был бесповоротно осужден.

Три пленника за все время не произнесли ни слова.

Кровавый Череп засунул полученный нож за пояс и сел на пол, даже не взглянув на полковника. Тот был презрительно спокоен и все время плевал на очаг меткими плевками, словно все свои способности хотел употребить на то, чтобы потушить головню.

Наступила пауза, продлившаяся не менее пяти минут. Кровавый Череп вновь поднялся и, указывая на двух французов, снова вошел в роль публичного обвинителя.

– Послушай дальше, отец мой. Какого наказания заслуживают те люди, которые держат сторону наших врагов, опустошают наши земли, истребляют наших бизонов и всячески нас притесняют?

– Что ты хочешь сказать, сын мой?

– Твои воины под моим начальством взяли в плен еще двоих бледнолицых; эти люди – товарищи Белого Снимателя Скальпов. Я требую также и для них казни, а скальпы их украсят пояса, двух самых младших из наших воинов.

Американец все время переводил товарищам слова индейца. Сиукс собирался продолжать свою речь дальше, как вдруг Фрикэ перебил его своим звонким голосом:

– Эй вы, злобный человек с голым, как камень, черепом! Что вы там за вздор несете? К чему вы обманываете старика? Что за наглая ложь? Коли говорить, так правду. Во-первых, мы вовсе не держим сторону ваших врагов, мы просто мирные путешественники. Во-вторых, мы охотились не на вашей земле, а у наших друзей, у «каменных сердец», с их разрешения. А вот вы пришли на их землю браконьерствовать. В-третьих, мы здесь никого не притесняем, ни у кого землю не отнимаем, а приезжали просто попутешествовать и скоро собираемся домой к себе на родину. В ваши дела не вмешивались и не вмешиваемся, у нас и своих дел довольно. С американцами у вас сейчас мир, а не война, поэтому на каком основании вы лишили нас свободы?

– Что говорит белый человек? – спросил старик, который, конечно, ничего не понял из этой речи: Фрикэ произнес ее залпом и по-французски.

Полковник перевел ее почти буквально.

– Правду ли говорит бледнолицый? – переспросил старик.

Американец перевел. Фрикэ ответил:

– Вот что, старик: я иногда шучу для смеха, но не лгу никогда.

– Что скажет Кровавый Череп? – спросил старик.

– Я скажу, отец, что все белые люди – наши враги. Они нарушают договор, захватывают наши земли, похищают у нас женщин, убивают нас, где только могут, и вообще хотят истребить всю нашу расу. Мы должны их уничтожать, если не хотим сами быть уничтоженными. Если я имею перед вами хоть какие-нибудь заслуги, много лет пробыв рядом с вами и начальствуя над вашими воинами, то я прошу себе награды: прошу предать смерти обоих этих белых.