Текст книги "Мимолетное счастье"

Луиджи Капуана
Мимолетное счастье

Переведенный по долгу службы в маленькое местечко Сицилии, заброшенное, как он говорил, и Богом, и людьми, Пиетро Ветере нашел способ продолжать и здесь свой прежний ленивый образ жизни, несмотря на то, что он занимал должность почтово-телеграфного чиновника.

Правда, что корреспонденция и количество принимаемых и отправляемых телеграмм были не настолько велики, чтобы заставлять его работать с утра до вечера. Передав почтальону в семь часов утра сумку с письмами, чтобы тот успел приехать в гостиницу Коломбаччио раньше, чем проедет почта – помещение и конюшни гостиницы служили почтовою станциею для смены лошадей, – Пиетро Ветере должен был ждать до девяти часов, чтобы открыть почтово-телеграфную контору, состоящую из огромной комнаты, разделенной двумя грубыми перегородками на три части: одно переднее отделение с окошечками для обслуживания публики и два внутренних, отведенных для разбора писем, счетоводной части и работы телеграфного аппарата.

В течение полутора лет он редко утруждал себя по утрам, чтобы спускаться в контору из комнат верхнего этажа, предоставленных ему городскою думою для личного пользования. Он посвятил свою молодую жену во все мельчайшие тайны почтовой администрации, научил ее в весьма короткое время прекрасно отправлять и принимать телеграммы и, благодаря благосклонному содействию городского головы и местного депутата, добился назначения своей жены помощницею; таким образом он снял с себя ответственность перед начальством. Положим, о назначении он подумал немного поздно, а именно через шесть или семь месяцев после того, как его жена уже исполняла незаконным образом все его обязанности и даже подписывала за него все, что следовало, с поразительною ловкостью подделывая его почерк.

Потому он оставался в постели в ожидании, пока жена, отправив почтальона, не принесет ему обычной чашки кофе с молоком вместе с трубкою и одною или двумя газетами, пришедшими накануне, которые он прочитывал от доски до доски прежде, чем передать их подписчикам.

Кончив утренний завтрак, он преспокойно отправлялся напротив в аптеку Руссо сражаться с аптекарем в карты. Их воинственные партии привлекали к ним кружок бездельников, ярых сторонников того или другого, не менее яро державших пари за того или за другого.

По возвращении почтальона с корреспонденцией Пиетро Ветере делал вид, что он торопится вернуться в контору для исполнения своих обязанностей. На самом же деле он только аккуратно набивал свою глиняную трубку и спокойно курил в углу, поглядывая на работавшую за него жену и бегло просматривая иллюстрированные журналы «Гражданское Обозрение» и «Рабочее Общество», за которыми присылали, как только приходила почта.

Время от времени жена брала кончиками пальцев письмо и показывала его мужу с хитрою улыбкою.

– Еще?

– Еще. Вот уже месяц, что ответы так и сыплются.

– Какие это ответы, раз баронесса никогда не пишет!

– Как ты глуп! Она пишет, но посылает свои письма из другого места.

– Конечно, это возможно.

– Иногда у меня является поползновение…

– О, Деа, Деа!

(Синьору Ветере звали Доротея, но это имя попросту сокращалось в Деа).

– А, ведь, ты же сам сказал мне…

Делая строгим тоном упрек жене, Пиетро Ветере совершенно забыл, что он сообщил ей раз по секрету, как подобное же любопытство овладевало им несколько раз, и объяснил ей тогда, каким образом, можно было бесследно вскрывать и снова заклеивать письмо без печати.

– Вдобавок, – коротко отрезал он: – есть вещи, которые делаются, но о которых не говорят.

Ему показалось, что это была необычайно красивая фраза.

К счастью любопытство синьоры Деи не шло так далеко; с нее достаточно было знать, что любовная затея баронессы Торони все еще продолжалась. Теперь она узнавала даже издали почерк ее возлюбленного; его образ жизни и чудеса были известны всем кругом. Только барон по-видимому, не знал еще ничего, и только он один верил или делал вид, что верит, будто баронесса не уехала со своим возлюбленным, но отправилась гостить в имение к своим дальним родственникам.

При словах мужа синьора Деа пожала плечами, желая показать этим, что в сущности ей не было никакого дела до вольного поведения баронессы, и продолжала распределять по отделениям письма и газеты.

– Я пойду опять в аптеку. Если что-нибудь понадобится…

– Ступай, ступай…

В голове Пиетро Ветере, ленивого эгоиста, ни разу не возникал вопрос: – Неужели это прекрасное и молодое бедное создание не скучает, оставаясь всегда одиноким?

По правде сказать синьора Деа не скучала, особенно в течение последних трех месяцев. Как только муж уходил из дому, телеграф начинал стучать: тик-так, тик-так…

– Свободно?

– Свободно.

Эго были условные знаки, и бумажная лента начинала свертываться с колеса, зажигая на лице молодой женщины пламя удовольствия и вызывая прелестную улыбку на ее губах.

– Не забудь штепсель.

– Мы уже выключились. А твое письмо?

– Только что брошено в ящик. Я получил твое. Благодарю и целую.

– Как жаль, что мы не можем видеться и даже познакомиться!