Текст книги "Гуру"

– Лиза, ты серьезно до сих пор злишься из-за того… – Саманте показалось, будто бы она вернулась в детство, когда во время игр в софтбол одноклассники всегда выбирали ее последней к себе в команду. Ей вдруг захотелось убежать к маме и поплакаться: «Меня сегодня в школе обидели!»

– Не тебе говорить мне, из-за чего я должна и не должна злиться. В прошлом это сработало бы. Но те дни давно позади. Я хочу, чтобы ты ушла прямо сейчас.

– Просто так я не смогу уйти, – заметила Сэм. – Я вернулась в Бенфорд, потому что волновалась за тебя…

Лиза не смогла подавить мерзкий смешок.

– Ты волновалась за меня? Нет уж. Ты вернулась, потому что беспокоишься за себя. По крайней мере, не ври.

– Чем я тебя так обидела? – слезы были близко. Сэм ощутила, как у нее защипало в глазах. – Что я сделала, чтобы ты меня так возненавидела? Возненавидела так, чтобы врать обо мне?

– Хватит набивать себе цену. Уже забыла все про «Блэкаут»? Не думала, что я прочитаю твое эссе? – Лиза обожгла Сэм взглядом. – О чем ты вообще думала?

– Я не… Весь Бенфорд, что ли, зачитывается «Блэкаут»?

– Да откуда тебе знать, кто и что у нас делает или не делает? Ты и двух часов здесь не провела с конца школы.

– И кто в этом виноват? Я уехала только потому, что ты хотела этого.

– Не надо пороть старую чушь. – Подбородок Лизы выдвинулся вперед. – Я никогда не просила тебя уезжать. Школа в Юте – целиком твоя задумка. Ты всегда так делаешь. Всегда все перевираешь. Ты всегда хочешь быть обиженной, Сэм.

– Вот это уж совсем не справедливо! Я ничего не перевираю. Твое письмо меня испугало. Будто бы не ты его писала. Ты не способна взять и заявить, что я…

– Сил нет на все это, – вырвалось у Лизы. Она наклонилась, чтобы собрать выпавшие у нее из рук по возвращении домой покупки, и начала подбирать пакет лежащих на полу яблок, бутыль молока и большую пачку колечек на завтрак. Сэм понаблюдала за тем, как Лиза разбирается с пакетами. Наконец подруга повторила: – Уходи. Прямо сейчас.

– Даже не подумаю. Мне нужно понять, что тебе нужно от меня. Хочешь, чтобы я опубликовала опровержение на эссе? – Лиза ничего не ответила. Сэм продолжила: – Ты… – Сэм переборола гадливое ощущение и заставила себя закончить вопрос. – Ты хочешь, чтобы все узнали твою историю?

– И в чем здесь вселенская трагедия, Сэм? Что люди узнают о тебе правду?

– Но это даже не правда! И ты сама знаешь, что это неправда. Мы обе были там той ночью, и ты знаешь, что именно произошло. Ты совсем рехнулась? Откуда у тебя все это пошло…

– Что случилось? – Джош вошел, прикрывая за собой дверь в холл. – Наверху слышно, как вы ссоритесь. Девочки волнуются. – Его глаза метались между двумя женщинами. – Сэм, – еле слышно пробормотал он. – Сэм, что ты…

– Да ничего я не сделала! – Сэм сорвалась на крик. – Хватит винить меня в какой-то херне, которую я даже не делала. Я написала эссе, вот и все. Оказывается, писать эссе теперь у нас считается преступлением.

– Какое эссе? – удивленно спросил Джош. – О чем ты? – Он перевел взгляд на Лизу. – О чем она, солнышко? – Но Лиза уже осела на стуле, будто бы из ее тела разом вынули все косточки. – Милая, – проговорил он. – Ты меня пугаешь. Что происходит?

– Я написала эссе, – медленно сказала Сэм. Кто-то должен был озвучить правду, и этим кем-то, по всей видимости, должна была стать она сама. – В качестве анонса для моей новой книги. Я рассказала о ночи после дня рождения Лизы.

У Джоша кровь отхлынула от лица.

– Сэм, – прошептал он. – Что ты наделала?

– А Лиза написала письмо моему менеджеру, – продолжила она. – Говорит, что той ночью… Лиза сказала… – она дала себе время собраться с мыслями. – Лиза говорит, что то, что было между нами, было против ее воли.

– Что? – Джош отшатнулся назад. – Нет. Нет, не может быть… Лиза. – Он подошел к жене и приподнял ее голову за подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза. – Она же шутит. Ты не могла… Почему ты мне ничего не сказала?

– Мы же вообще о ней не говорим, – ответила Лиза. Комната как будто начала схлопываться. Подступающие стены будто хотели вдавить Сэм лицом в эти колкие слова, чтобы их острые края разодрали ее в клочья. Она постоянно вспоминала о Джоше и Лизе. А они вообще о ней не думали. Все как в школе. Снова она была никому не нужна. Третья лишняя.

– Я думаю, что тебе пора, Сэм. – Джош встал рядом с Лизой, но больше не предпринимал попыток дотронуться до жены.

– Не делайте этого со мной. Умоляю. Я не засл…

– Саманта, вон отсюда! – выкрикнул он так мощно, что она испуганно отпрыгнула назад. – Мне нужно поговорить с моей женой. Без посторонних.

8

Последнее, что хотела увидеть Саманта по возвращении в свой гостиничный номер, так это свою мать. Каролина сидела на краешке кровати, чинно сдвинув коленки вместе. Ее платье с запахом в блеклый цветочек идеально вписывалось в убранство комнаты, будто бы мать заранее подбирала себе образ в тон гостиничного номера. Ее практически седые волосы были собраны в аккуратный пучок у шеи, чтобы не скрывать от взора окружающих жемчужные сережки с бриллиантами, доставшиеся ей по наследству от бабушки Андерсон. Мать оставалась красивой даже в свои семьдесят шесть лет. Доктор Каролина Андерсон-Миллер была обязана хрупкости своего телосложения ничуть не меньше, чем своим уверенным рукам, за убежденность мамочек Верхнего Ист-Сайда в том, что ей-то они точно могут доверить заботу о своих драгоценных чадах.

– Черт побери! – вскрикнула Сэм, испуганно схватившись за грудь. – Тебя-то как угораздило здесь оказаться?

– Пожалуйста, не ругайся, прошу тебя. Мы с отцом растили не морячку. К тому же, думаю, мы обе понимаем, что вопрос в другом: что ты здесь делаешь?

Сэм бросила пальто на спинку кресла-качалки и начала стряхивать снежинки со шляпы. Наконец она села и уставилась на мать.

– Так как ты все же пробралась сюда?

– Молодой человек на ресепшен оказался очень любезным. Поделился запасным ключом, когда я объяснила ситуацию.

– Какую ситуацию? Что ты решила ворваться ко мне в номер? Я почти уверена, что ты сейчас вне закона, мама.

Каролина расправила ткань платья, встала и подошла к Саманте. Той на секунду даже показалось, что ее собираются обнять. До нее донесся аромат маминых духов: цитрусы вперемешку с подсолнухом из желто-белого флакона, который очень подошел бы для крема от загара. Каролина носила эти духи, потому что ей их когда-то подарила ее собственная мать, заявив, что этот аромат «достойный». Этого замечания было вполне достаточно для Каролины, которая всегда поступала так, как от нее требовали. Ей было неведомо, почему Саманта не могла быть такой же. Жизнь дочери Каролины была бы намного проще, если бы она следовала правилам.

– Я в самом деле не понимаю, зачем ты покупаешь себе такую красивую одежду и потом бросаешься ей как попало, – проговорила Каролина, подбирая пальто Сэм и вешая его на крючок на двери. – Глаза отказывались верить тому бардаку, который был здесь, когда я переступила порог комнаты.

– Я торопилась, я… – Сэм заткнулась. Она была слишком взрослым человеком, чтобы что-либо объяснять матери. Вместе с психотерапевтом они много раз репетировали эту сцену, отрабатывая, как Сэм сохранит самообладание и будет степенно говорить с Каролиной. И вопреки всей подготовке Саманта все же начала себя вести, как девушка-подросток, готовая в любой момент завопить: «Я не просила тебя рожать меня!» Пересилив себя, Сэм сделала попытку удержаться в рамках. – Было бестактно заходить сюда без моего согласия. Уважай мое личное пространство.

– Не хочу слышать эти психологические разглагольствования. – Каролина разместила свою сумочку на згибе локтя на манер британской королевы. – Не было бы нужды пробираться к тебе в номер, если бы ты позвонила и сообщила мне, что ты в городе, как поступил бы любой нормальный ребенок. Впрочем, о чем я? Ведь моя собственная дочь мне заявила, что никоим образом не сможет оказаться дома на праздники, ведь у нее так много работы…

– Мам, я же пригласила тебя в «Таверну на лужайке»[11]11
  Tavern on the Green. Фешенебельный ресторан на территории Центрального парка в Нью-Йорке.


[Закрыть], чтобы как-то загладить вину. А потом мы пошли в треклятый Рокфеллеровский центр, чтобы поглядеть на елку! Чего еще тебе от меня нужно?

– И вот… – Каролина продолжила монолог, будто бы Сэм вообще ничего не сказала. – Не прошло и двух недель, и я совершенно случайно узнаю, что дочь остановилась в гостинице «Бенфорд». К тому же от кого я это узнала? От Лидии Томас. Боже, Саманта, ты же сама знаешь, что это за женщина. «А вы что, не знали?» Она зашлась в восторге, что именно от нее я все это слышу в первый раз.

– А она-то как пронюхала, что я вернулась? Я здесь буквально со вчерашнего вечера. Да и гостиницу практически не покидала.

– У нее здесь племянница работает помощницей управляющего, – Каролина презрительно махнула рукой. – Впрочем, какая уж теперь разница.

– Мам, я…

– Ничего не хочу слышать. Собирайся. Мы едем домой.

В интервью Сэм всегда говорила, что в детстве она довольно часто чувствовала себя одинокой. Ее родители вообще не были уверены в том, что хотели иметь детей. Их карьеры отнимали массу времени, а их жизнь вертелась в вихре званых ужинов, выставочных вернисажей, билетов на новые постановки и приглашений посетить только что открывшиеся галереи. Сэм была результатом одной пропущенной таблетки, и ее всегда заставляли ощущать себя ошибкой. Она не была ни сыном, которого хотел бы ее отец, ни безвольно покладистой куколкой, которую ее мать могла бы превратить в свою копию. При помощи сессий направляемых визуализаций по спасению ее внутреннего ребенка (такие же курсы, как те, что благодаря ее настойчивости были доступны для ее девочек через «Шакти», чтобы те могли пройти тот же путь исцеления, что и она) Сэм умудрилась примириться со своим прошлым. И все же путь до дома матери прошел в повторении про себя мантр: «Я всесильна. Я дитя Вселенной. Я достойна любви и уважения». К тому моменту, когда она припарковалась позади материнского «БМВ», потные ладони уже отказывались держать руль. Сэм опустила боковое стекло и посмотрела на дом, где прошло ее детство.

– Блин, – буркнула она себе под нос. Все же было жутковато, насколько похожи были их дома. Разве никто в городке не заметил, что ее бывшая лучшая подруга решилась разыграть в жизни сценарий «Одинокой белой женщины»? Должен же был кто-то удивиться тому, что Тейлоры выстроили себе особняк, до малейших деталей копировавший ее старый дом?

– Саманта, – выкрикнула ее мать, разворачиваясь перед входной дверью. – На улице минус восемь, и я уже не та, что прежде. Если ты не против, я хотела бы сегодня избежать обморожения. – Сэм поспешила нагнать Каролину.

По пути из прихожей в гостиную Сэм заметила, что на стенах, декорированных тончайшими обоями в квазикитайском стиле, появилось больше фотографий. Свадьба родителей и медовый месяц в Париже. Официальный снимок с их тридцатой годовщины: они сидят на диване, легонько касаясь друг друга коленками. Тем вечером они закатили большую вечеринку. В саду был установлен шатер, под которым официанты носились с бокалами «Дом Периньон». Сэм на праздник никто не позвал.

– Что ты постоянно об этом вспоминаешь? Ты была вне доступа, – обычно жалостливо сокрушалась ее мать. Сэм тогда находилась на реабилитации, корчилась от ломки в заведении где-то в глубине штата Нью-Йорк. Годовщина свадьбы родителей наложилась на сессию семейной терапии, которую без лишних рассуждений отодвинули на потом. – Да делов-то, милая! – щебетала мать по телефону. «Я не о том», – все порывалась вставить Сэм. Ей было нужно, чтобы они хоть раз пошли ей навстречу. И в очередной раз этого не произошло.

Гостиная была оформлена в голубых тонах. Выполненный по индивидуальному заказу гарнитур из дивана и кресел с закругленными спинками был накрыт шелковой драпировкой оттенка пудры. Сэм присела, боясь пошевелиться. В детстве ее вообще не пускали в эту комнату. И даже сейчас она занервничала, что может неосторожно пролить чай на ковер или оставить мокрый отпечаток от чашки на кофейном столике из орехового дерева. Сэм заметила маленькую фотокарточку в серебристой рамке, засунутую за резную хрустальную вазу, наполненную каллами. На изображении она увидела саму себя. Маленькая девочка задувает свечки на торте «Красный бархат», а рядом с ней Лиза, с благоговением смотрящая на лакомство. Это было самое раннее воспоминание из детства Сэм. Ее четвертый день рождения: лиловое платьице с белыми звездочками, которое резким движением натянула ей через голову мать, поход в местный «Чак И. Чиз»[12]12
  Chuck E. Cheese – американская сеть семейных ресторанов и детских развлекательных центров, особенно популярная в 1990-е годы.


[Закрыть], официанты, сначала спевшие ей «С днем рождения тебя», а потом быстро прибравшие стол, пока она была в уборной. К тому моменту, когда она вернулась, на ее месте уже была другая девочка со своим собственным тортом.

– Мой первый день рождения в Бенфорде, – проговорила она, разворачивая рамку навстречу Каролине.

Мать кинула взгляд на фото:

– Нет, это Нью-Йорк. Мы тебя отвезли в «Плазу», помнишь? Ты хотела быть как Элоиза из «Плазы»[13]13
  Героиня серии детских книг, написанных американской писательницей Кей Томпсон в 1950-х годах. По сюжету Элоиза живет в «Плазе» – пятизвездочной гостинице в Нью-Йорке, одном из старейших отелей города.


[Закрыть].

Сэм снова посмотрела на себя в детстве.

– Да, ты права, – она поставила рамку обратно. – А ты знаешь, что она живет поблизости? – Сэм достала телефон, чтобы проверить, не было ли писем от ее менеджера, и, не увидев новых сообщений, отправила мобильник обратно в сумку. – Я имею в виду Лизу. Их дом абсолютно такой же, как твой. Это очень странно. Ты видела его? – Мать, собравшаяся было налить чай в чашку Сэм, вернула чайник на зеркальный поднос.

– Видела, – осторожно начала она. – Джошуа навестил меня, когда они строились, и я… – Она остановила себя. – Не знала, что ты снова общаешься с Лизой.

– А мы и не общаемся. Ты же знаешь, что мы и словом не обмолвились со школы. Боже. Тяжело было видеть ее сегодня. Не знаю, на что я рассчитывала, но… – Сэм заморгала, чтобы сдержать слезы. – Впрочем, я разберусь. – Она попыталась улыбнуться. – О, макарончики! Они веганские? – Сэм потянулась за печеньем, но мать перехватила ее за кисть. Кожа у Каролины была холодной, как лед. У нее была поразительно сильная хватка для женщины ее возраста.

– Не надо снова мутить воду, – сказала она. – С них достаточно проблем. Просто оставь их в покое. В этот раз.

Сэм вырвала руку. Макарон упал обратно на тарелку.

– Ты ничего не знаешь об этом, мам. Но почему-то ты немедленно делаешь вывод, что я в чем-то виновата.

Саманте было больно осознавать, что родители всегда видели в ней самое худшее. В прошлом Сэм допускала ошибки, она это прекрасно понимала. В разгар зависимости она обидела не одного человека. На нее тогда нельзя было рассчитывать, она не заслуживала доверия. Она врала, крала вещи у друзей и коллег. Она делала такое, о чем ей и сейчас было стыдно вспоминать. Бесчисленные незнакомые комнаты, в которых она пробуждалась. Множество мужчин, к которым и прикасаться не стоило. Ковыляние домой с синяками неизвестного происхождения и закупоривающей горло рвотой. Попытки забыть, что было прошлой ночью. Вдавленное в подушку с запахом духов другой женщины лицо. Изливавшийся поток слез, когда какой-то мужик назвал ее «грязной шлюхой» и даже не остановился, чтобы проверить, все ли с ней в порядке. Такие мужчины не знали, когда было лучше остановиться. Вызов автомобиля за счет журнала и звонок в офис с сообщением, что она чувствует себя неважно. Ее квартира становилась убежищем на весь оставшийся день. Таблетка диазепама, чтобы умиротворить ужас, который взбирался по ее спине. Обещания, что завтра будет другой день. Но наступало завтра, которое было примерно таким же. Даже она сама уже не могла верить собственным вракам. Саманта проделала необходимую работу на пути к реабилитации. Но с каждым возвращением в Бенфорд она ощущала, как под кожей вновь начинал биться пульс той, прежней Сэм. Во всем виновата мать, подумала она. Каролина лучше кого-либо знала, где были нанесены швы и как легко распороть новую личину, которую создала для себя Сэм. Каролина – вот, кто виноват.

– Джошуа и Лиза могли бы быть мягче с тобой, когда вы были подростками. Я понимаю это, – продолжила мать. – Но сейчас они счастливы. Они забыли о прошлом. Тебе бы это тоже не помешало.

– Тебе просто об этом рассуждать. – Сэм вскочила на ноги. У нее чесались руки перевернуть тахту и раскидать чашки, тарелочки и старинные серебряные ложечки, которыми так дорожила ее мать. Чертовы ложечки ей, наверное, были более по душе, чем собственная дочь. О них она точно больше заботилась. – Почему ты всегда не на моей стороне?

– Ради всего святого, здесь нет «сторон». Ты не ребенок.

– Заткнись! Оставь меня в покое! – заорала Сэм самым что ни на есть голосом ребенка, которым, со слов ее матери, она уже не могла быть. И она ринулась в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Сэм постояла за дверью, пытаясь перевести дух. До нее донеслись четкие слова матери:

– Ну и, естественно, они не веганские. Это же практически безе.

Сэм почему-то думала, что ее спальня будет такой же, какой она оставила ее в восемнадцать лет: лифчики с вкладышами на полу, шлепки от «Стив Мэдден» под кроватью, аромат «Кельвин Кляйн Ван» в воздухе, беспорядочно расставленные флакончики лака для ногтей на туалетном столике, диск Фионы Эппл и стопка журналов на прикроватном столике. Эдакая капсула времени, доказательство, что она существует и когда-то даже жила здесь. Но у матери были свои задумки. Это сразу бросалось в глаза. Каролина полностью вычистила комнату, выложила пол керамической плиткой и выставила на винтажную шифоньерку древнюю лампу, которая Сэм никогда не нравилась. В комнате разместилось кресло в стиле королевы Анны и зеркало, декорированное жемчугом и слоновой костью. Черно-белая фотография девушки в платье с оборками и сигаретой в руке висела у освинцованного окна. Конечно же, мать не собиралась делать из комнаты храм, как было бы, если бы ее дочь трагически умерла и передвижение даже одного тюбика туши могло бы принести ей невыносимые страдания. Каролина была несентиментальной особой. Даже если Сэм не стало бы – а это вполне могло произойти, подумала она ожесточенно, ведь так много раз она была почти что при смерти, когда, шатаясь от хмеля, усаживалась в горячие ванны и представляла себе, как здорово было бы окунуться под воду и так там и остаться. Все равно мать ухватилась бы за возможность обновить декор.

Саманта бросила сумку у подножия кровати и плюхнулась на матрас. Она позволила себе выкричать свое раздражение в подушку. Затем Сэм скинула сапоги, стянула свитер и дала себе поваляться на постели в одних легинсах и лифчике, силясь отдышаться. Нужно было позвонить Диане, организовать экстренную сессию по Зуму. Психотерапевт понимала, что эти невротические паттерны так глубоко укоренились в ней, что было крайне легко вернуться к прежним моделям поведения. «Наш мозг всегда выбирает себе путь наименьшего сопротивления, – всегда напоминала ей Диана. – От старых привычек так просто не отделаться». Сэм также могла бы выйти в «Инстаграм». Она уже несколько дней не публиковала ничего в рубрике #СэмНаСвязи и хорошо понимала, что какой бы досадной ни была встреча с матерью, этот опыт мог бы быть полезен ее девочкам. Они вполне могли бы извлечь для себя что-то ценное из этого противостояния. В силу молодости они все еще ощущали, как силен позыв впасть в детство, когда возвращаешься в родной дом. «Вот так и работаем над собой», – заключила бы Сэм, наблюдая за всплывающими на экране комментами. «Привет из Бразилии! Любим тебя, Сэм!» Она всегда старалась делиться с ними собственной болью. Может быть, им от этого станет легче.

Сэм поводила рукой вверх-вниз по краю кровати и замерла, когда палец зацепился за крошечную зарубку на дереве. Наматрасник кровати был новый – стеганый жаккард с тем же узором, что на кресле. Но сохранила ли мать старый каркас? Сэм соскользнула на пол и попыталась заглянуть под кровать, но там было слишком темно, чтобы что-то толком разглядеть. Сэм покопалась в сумке, нашла телефон, включила фонарик и протиснулась под каркас. Прячущаяся под кроватью девушка на обложке «Добровольного безмолвия», а потом и на постере к фильму, не была случайностью. Сэм залезала под кровать каждый раз, когда у родителей начиналась ссора по поводу того, сколько часов в неделю работала Каролина, или, например, по поводу журнала, который опубликовал сюжет о ее новой врачебной практике.

– Я вынужден узнавать об этом от парней на работе. Ты понимаешь, как я выгляжу? – разъяренно орал отец в тот день. Сэм продолжала прятаться под кроватью и в юности всякий раз, когда до нее из холла доносилась легкая поступь ее матери. «И здесь ее нет, – вздыхала Каролина, обнаруживая комнату дочери пустой. – Ума не приложу, что будет с этой девчонкой». Просачивающиеся через щелочки в половицах обрывки разговора родителей: «Это противоестественно, они всегда были слишком близки». Сэм закрывалась наушниками, врубала погромче Аланис на своем Дискмене и делала пометки черным маркером на нижней части каркаса постели. «Родители снова ссорятся, 16.10.1993» с одной стороны, «Паническая атака сегодня, папа отправил меня в комнату, чтобы я «психовала» здесь, 27.07.1995» с другой стороны. Только Лиза знала о том, что она здесь пряталась. Сэм показала ей свое убежище как-то после школы, жестом предложив подруге проследовать за ней под кровать. Лиза фонариком освещала написанное и зачитывала вслух.

– А я думаю, что мой отец вообще ненавидит меня, – выдохнула она, ища руку Сэм.

– Даже если так, не важно, – ответила та, беря руку подруги в свою. – Я тебя люблю. И буду любить всегда.

И вот Сэм снова под старой кроватью, пробегает пальцами по грубому дереву, нащупывая вены своей подростковой боли. Прожужжал смартфон. Письмо от Джейн с кричащим заголовком «СРОЧНО!!!!!!» Когда Сэм вылезла наружу, ее нога ударилась о нечто твердое. Сэм опустилась на колени и вытянула из-под кровати на ковер большой деревянный ящик с геометрическим трафаретным узором по краям. Красивая штука, обитая внутри голубым бархатом, с перламутровым замочком-крючком. Сэм открыла ящичек и от радости даже вскрикнула. Каролина позвонила, когда дочь только переехала в большой город, и сообщила о посылке из Юты. Что нужно было сделать со всеми этими вещами? Сожги их, ответила тогда Сэм. К чему ей были старые воспоминания, если можно было создать себе новые, получше? Но мать сохранила все: корешки билетов из кинотеатров и их с Лизой полароидные снимки, где они в гольфах по колено, надетых по случаю выхода на экраны «Бестолковых» (от вспышки их макияж выглядел мертвенно-бледным); билеты на концерт No Doubt в Хартфорде; десятки выцветших валентинок; а заодно ее старые дневники, еле державшиеся на своих хлипких замочках, которые она сейчас легко сломала вопреки выведенному на обложке большими буквами предупреждению: «ОТКРЫВАТЬ ЗАПРЕЩЕНО!» Сэм полистала одну из книжиц, хихикая над тем, какой впечатлительной она когда-то была. «Не могу поверить, что Лиза сказала Бекки, что мне нравится МК!!!! – писала она в марте 1997 года. Интересно, кто такой МК, подумала Сэм. Никто стоящий с такими инициалами на ум не приходил. – Никогда ей не прощу это, пока я жива. А она еще сделала вид, что вообще не понимает, о чем я, когда я ей все высказала в лицо! ДА КОНЕЧНО!! Клянусь, мы ВСЁ. Скажу ей, если она зайдет к нам после школы. Удачи и счастья им с Бекки!!!» И так продолжалось в том же духе не одну страницу. Сэм в мельчайших деталях описывала, как именно она собиралась наказать Лизу за проступок. Ссора тогда, может быть, и была принципиально важной, но сейчас Сэм не могла отыскать в своей голове каких-либо воспоминаний об этом происшествии. Погружение в глубины сознания результатов не давало. В самом низу ящика ее ждала стопка писем. Сэм почувствовала, что коченеет при виде игривого шрифта Comic Sans и местами смазанных принтерных чернил.

Скучаю по тебе, Мышка. А ты скучаешь по мне? Здесь так скучно. У тебя уже появились новые друзья?

Сэм пробежалась взглядом по письмам. Они все были от Лизы и были адресованы Сэм, когда та училась в Юте. Каждое послание заканчивалось одной и той же подписью: «Вечно твоя, Мышка. Люблю». Так Лизу называли в семье, потому что она была очень застенчивой в детском возрасте. Когда Сэм узнала об этом, она сразу же выпалила: «Раз ты Мышка, то и я хочу быть Мышкой!» Во время написания «Целомудрия» она все время думала о том, что значило быть лучшей подругой Лизы. Привязанность на грани одержимости, которая объединяла их с детства, постоянное желание напоминать друг другу, что они любимы и что они нужны друг другу. В ночь, когда скончался ее отец, Сэм неотрывно смотрела на телефон, думая, кому можно было бы позвонить. И был только один такой человек: Лиза. Никто другой не понял бы, какие сложные эмоции вызывала в ней эта боль. Как можно оплакивать утрату того, чего у тебя никогда не было? В тот момент она расплакалась. Оплакивая утрату не только отца, но и Лизы.

Зазвенел мобильник.

– Привет, – ответила Сэм, все еще сжимая одно из писем в руке. Она не хотела с ними расставаться. В листах бумаги будто бы еще чувствовалась энергия подруги.

– Привет, – прокричала Джейн. На заднем фоне было шумно. Кто-то орал. Эхом от стен отражались пульсирующие такты позабытого трека Принса. – Получила мое сообщение? Хотела свериться. Понять, как у тебя дела.

– Ты где?

– Поехала ужинать с Мэдди и ее ребятами. – Мэдди Морган – вновь обратившаяся в веру христианка, которая оккупировала сегмент рынка самосовершенствования для верующих женщин поколения зуммеров, – была еще одной клиенткой Джейн. Первая книга Мэдди, «Блаженная», сразу же стала бестселлером. Сэм, конечно, хотелось поддерживать коллегу. Сильные женщины должны служить опорой всем остальным, как она постоянно говорила своим девочкам. И все же ее несколько укололо осознание того, что она не так давно упустила из-за Мэдди пару возможностей. «Ну не могли быть на мероприятии одни белые женщины, – пояснила тогда Джейн. – «Твиттер» бы просто изошелся дерьмом». Сэм лишь улыбнулась, изображая, будто она ни в коей мере не ощущает приступ паранойи от мысли, что ее менеджер все больше внимания уделяет более молодой клиентке. Джейн дорожила Сэм, но еще больше она дорожила своими пятнадцатью процентами. Источник, откуда текли эти проценты, был уже не столь важен.

– Ты переговорила с Л…

– Да, – отрезала Сэм. – Сегодня там была. Боже, Джейн, какая же она худая. Беспокоюсь за нее.

– Она объяснила, чего добивается? Денег, отзыва эссе? Чего она хочет?

– Не уверена. Мы не успели обсудить. – Сэм ощутила нетерпение своего менеджера и поспешила продолжить: – Но никогда не догадаешься, что я откопала! Целую коробку писем, которые мне писала Лиза, когда я была в Юте. Десятки писем. Послушай, сейчас прочитаю. – Она разгладила лист и начала читать вслух: – «Здесь невероятно скучно, Мышка». Тогда мы друг друга назвали «Мышками». Такое смешное прозвище… Извини, знаю, что у тебя дела. – Она прочистила горло и продолжила чтение: – «Здесь ничего не происходит, Мышка. Каждый день все одно и то же. Ужасно, что ты так далеко. Вчера заснула в слезах. Скучаю. Как же сильно я скучаю по тебе». – Сэм была вынуждена остановиться, чтобы сдержать дрожь в голосе.

– А когда это было написано?

Сэм сверилась с датой вверху листа.

– Примерно через два месяца после того, как у меня началась учеба в Юте.

– Иными словами… уже после той ночи, когда, с ее слов, ты ее изнасиловала.

– Боже, она не называла это «изнасилованием». Ей…

– Времени мало, чтобы обсуждать семантику. Главное – она отправила тебе это письмо после той ночи. Вот это интересно, правда? Сколько у тебя писем? – коротко бросила менеджер. Сэм почти слышала, как в мозгу Джейн зашевелились остренькие шестеренки, перемалывая мысли.

– Более двадцати.

– И все в таком же духе?

– Ну да, – ответила Сэм, вытягивая ноги вперед и укладывая стопку писем к себе на колени. – И все подписаны: «Вечно твоя. Люблю тебя».

– И воооот тебе название для новой книги. Классно! У меня уже есть идея, – воскликнула Джейн. – Отбираем, например, лучшие пятнадцать писем. И каждая глава начинается с одного письма. Гениально! Как думаешь, у Лизы остались письма, которые ты ей направляла?

– Не знаю. – Сэм даже не могла подумать о том, чтобы завести разговор об этом с Лизой, особенно после событий уходящего дня. – Я тебе не для этого рассказала про письма, я не думаю, что…

– Послушай, это золотая жила, – прервала ее Джейн. – Продажи «Целомудрия» зашкаливают, у тебя давно не было таких показателей. Представляешь себе, что будет с сиквелом? Трахнула подругу в юности, та стала всемирной знаменитостью, а ты мамаша в захолустье. Какая затравка! «Три женщины»[14]14
  Нон-фикшен книга американского автора Лизы Таддео, посвященная воздействию секса на жизни трех реальных женщин.


[Закрыть], только на анаболиках.

– Джейн, пожалуйста… остановись. Не говори так. Здесь на кону жизнь другого человека. Я почему-то постоянно вынуждена напоминать тебе об этом.

– А я вынуждена тебе напоминать, что на кону твоя карьера. Если это все станет известно… – Джейн выдержала паузу, дав Сэм все представить самостоятельно. Обвинения разносятся по Интернету. У каждого свое мнение. Ее боль муссируют все кому не лень. Ведь это Тема с большой буквы. Все мужчины, которые возненавидели ее после того, как она рассказала историю совершенного над ней насилия, выступают с заявлениями, что она все наврала. «Наверняка Саманта Миллер трахает парней только с вяленькими писюнами, чуть встало у мужика – вот он сразу и насильником заделывается», – написал кто-то в сабреддите, где все только и думали, как бы порвать ее в клочья. В груди затрепетала хорошо знакомая паника. Сэм услышала, как из нее вырывается глубокий стон.

– Надо мыслить стратегически, – Джейн несколько смягчила тон. – Вспомни о последней книжке Гленнон Дойл. Она была в чарте эдак с миллион недель[15]15
  Речь об автобиографии «Неукротимая», которая продержалась в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс» десять недель.


[Закрыть]. Мы хотим проделать то же самое с тобой. Ты уже один раз этого добилась. И мы обе знаем, что ты можешь повторить успех. – Она остановилась. – Я не шучу: я думаю, что такая книжка может стать еще большим феноменом, чем «Безмолвие».

– Вау. – Сэм ощутила прилив адреналина во всем теле. – Ты правда так думаешь?

– Ну конечно. – Менеджер издала хриплый смешок. – Боже, как же я рада! Не знаю, как ты умудряешься проворачивать все это дерьмо, но ты уникум, Саманта Миллер. Ты непотопляема.

Сэм отключилась, собрала письма и аккуратно убрала их в резной ящик. Тут ей на глаза попалась еще одна их фотография с Лизой. Они обе были одеты, как Дрю Бэрримор в «Безумной любви»: белые майки без рукавов и клетчатые рубашки, повязанные поверх джинсов. Сэм и Лиза, держась за руки, отклонялись друг от друга в противоположных направлениях, будто бы выполняя упражнение на доверие в ходе корпоративного тимбилдинга. На улице уже стемнело, а Саманта все еще вглядывалась в фото, пытаясь сдержать ужас, который бился в ней, будто бы у нее в груди выросло второе сердце. Они любили друг друга когда-то, в этом Сэм была уверена. Теперь надо было только напомнить об этом Лизе.