Текст книги "Добро пожаловать, Эдвин Гуд"

Добро пожаловать, Эдвин Гуд
Луна Ашборн

© Луна Ашборн, 2024

ISBN 978-5-0064-6999-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1 – Приятно познакомиться, Эдвин Гуд

– Дети любят сказки. Не важно, рыцари в них сражаются с драконами, или единороги скачут по волшебной радуге, уходящей за край света. Сказки являются неотъемлемой частью взросления, и, если для ребёнка реальность смешивается с тем сказочным миром, который существует в его голове, это нормально.

В строгом кабинете без особых излишеств, без ярких красок, но с цветами на подоконнике, в кожаном кресле сидел мужчина. На его плечи, вопреки внешнему виду кабинета, был накинут халат с забавной лиловой уточкой, пришитой к кармашку. Доктор, мистер Гуд – так его называют приходящие к нему взрослые. Робин Гуд, Волшебник, Эдвин или Эдди – так его называют дети. Он представляет собой детского психотерапевта и выглядит очень образованным и разбирающимся в сути дела человеком, особенно когда в очередной раз решает поправить очки на носу. Но, как только родители покидают пределы кабинета, и он остается один на один с ребенком, точно по мановению волшебной палочки, мистер Гуд превращается в друга. Вот так просто, в самого обыкновенного, настоящего, понимающего друга, с которым можно лепить, рисовать и давать волю всему, что творится внутри.

– Но, доктор, иногда он отказывается выходить на связь с нами, будучи в этих фантазиях. А недавно школьный учитель передал рисунок какого-то чудовища. Вы понимаете? Это не добрые сказки, а какие-то кошмары!

– Кто же вам сказал, что сказки всегда обязательно добрые? – возразил мистер Гуд. – Даже будь в них тысяча радуг, всегда найдется место чему-то темному. Мы существа, наделенные множеством страхов, сомнений и переживаний. Они и есть наши чудовища.

– И чего же моему сыну бояться? Его никто не обижает, он обычный прилежный мальчик.

Доктор вздохнул. На прошлой встрече (ему не нравилось называть посещения «консультациями» или «сеансами») мальчик рассказал, что школа для него то еще испытание. Его задирают, и он не может ответить тем же, а репутация всезнайки, отличника, только ухудшает положение, делая его самой заметной мишенью. Однако быть не всезнайкой не представляется возможным, так как, с другой стороны, дома мама тщательно следит за выполнением каждого домашнего задания и контролирует все, что касается школы. Так вышло, что мальчик оказался в ловушке. Что же ему делать, как не рисовать на уроках чудовищ?

В общем, мистер Гуд в своей профессии уже более двадцати лет, и за это время он увидел и выслушал всякое. Но никогда, даже будучи сильно уставшим от чужих мыслей, он не хотел сменить деятельность. Давать возможность детям проявлять себя, выражать свои чувства в странных фигурах из пластилина, которые позже оказываются жирафами, или даже лепить самому – вот что заставляло его день за днем вставать с кровати в семь утра.

Впрочем, уже очень давно Эдвин Гуд нормально не спал. Из-за этого в последнее время сильно ухудшилось его здоровье. В конце концов, когда тебе за пятьдесят, ты отчетливо ощущаешь влияние недосыпа на самочувствии. Порой приходится прибегать к снотворным, но они совсем не по душе доктору, потому что с ними он засыпает слишком крепко. А заснуть слишком крепко означает лишиться чего-то очень дорогого.

Дома Эдвина всегда ждет жена. Ей пятьдесят два, она старше мужа всего на год. Будучи на пенсии, она, все же, время от времени пишет статьи в журналы на самые разные темы. Знакомые и друзья знают ее, как очень разностороннюю, начитанную и интересную даму. Эдвин с ними абсолютно согласен. Вот только брак – штука сложная, и со временем она легче не становится. В браке даже самого интересного человека начинаешь узнавать с не самых интересных сторон. Поэтому, пожалуй, лучшим вариантом для молодых людей будет найти кого-то, с чьими недостатками легко ужиться. Так, в пятьдесят два, когда эти недостатки могут проявить себя еще ярче, будет не так трудно, как приходится сейчас мистеру и миссис Гуд. Они поженились спустя месяц после знакомства, охваченные радостью и воодушевлением, и только потом узнали друг о друге, что Анжела является перфекционисткой, которая не терпит, если в доме что-то неидеально, а Эдвин бывает рассеян, и его вполне устраивают отвалившаяся ручка ящика и бардак на кровати. И вроде бы ситуация не смертельная, можно найти компромисс и отнестись друг к другу с пониманием. Но на жесткие принципы и непреклонные взгляды жены, как назло, всегда находились отрешенный взгляд и пожимание плечами мужа.

– До свидания, Эдвин! – вежливо попрощался с доктором мальчик.

– Пока-пока, Кристофер.

На этом рабочий день был завершен, и можно было отправляться домой. Наконец-то, время для отдыха и сна, которых Эдвин ждал с нетерпением. Несмотря на все свои образованность, эрудированность и начитанность, он не мог объяснить даже самому себе, что с ним происходило по ночам. Это странное помешательство, которое он не вполне мог с медицинской точки зрения или не вполне хотел с точки зрения человеческой называть болезнью. Определенно, это не было расстройством. Эдвин так не считал. Он считал это даром и проклятием, от которого не в силах был отказаться.

Мама редко читала ему сказки на ночь, да и с тех времен маленький Эдвин Гуд мало что запомнил. Ее сказки стали эхом воспоминаний. Поэтому очень скоро он научился читать сам и взял все в свои руки. Волшебные приключения, написанные людьми со всего света, так полюбились ему, что в какой-то момент он понял: фантазировать для него так же ценно, как есть сладости или пить на ночь теплое молоко с медом. Когда наступали трудные времена, именно сказки помогали ему справиться.

И вот однажды, в одну из долгих ночей, он открыл в себе нечто столь же волшебное, как Экскалибур из легенд про короля Артура. Поначалу оно было пугающим, жутким и непонятным. Теперь же, отучившись на медицинском, работая психотерапевтом и в целом многое повидав в жизни, Эдвин Гуд не опасается метаморфоз, происходящих с ним. Хотя даже в пятьдесят один их происхождение понятнее не стало.

– Как прошел день, милая? – спрашивал он жену за чашкой вечернего чая. То, что он вечерний, важно, поскольку это означало присутствие в нем мяты и облепихи для расслабления. Утром же чай должен был быть обязательно с лимоном и чабрецом.

– Опять они нашли ошибки в моей статье. Я им говорю, что пишу уже не первый год, не второй и даже не пятый, а они бубнят в ответ что-то несуразное. Докопаются до чего угодно, лишь бы докопаться! – жаловалась Анжела, во время пауз прихлебывая свой кофе. Она готова была пить его в любое время суток и при любых обстоятельствах. Как ни странно, напиток не мешал ей крепко заснуть.

– Уверен, ты отлично справляешься.

– Конечно отлично, я пишу отличные статьи!

– Это точно.

– Ну хорошо, – она смахнула прядь седых волос с лица. – А как твои дела?

– Чудесно.

Эдвин Гуд задумался о чем-то своем. Такое часто случалось (а с возрастом стало происходить еще чаще), что во время разговора или в какой-либо другой момент он мог внезапно отключиться и уйти в свои размышления. Его внимание рассеивалось, тело расслаблялось, и все, что бы ни доносилось до его ушей, пролетало мимо.

– Эдвин, я с тобой говорю!

– Я слушаю, – внезапно отозвался он.

– А мне кажется, ты меня не слушаешь. Все как обычно! Лучше бы оторвался от своих мыслей на пять минут и поговорил с женой, ты и так это редко делаешь. Да и говорим мы не то чтобы о чем-то интересном.

Демонстративно поднявшись с гордостью женщины, которая в жизни не принимала во внимание мнение, что она в чем-то не права, и которая никогда не оставалась в стороне, если кто-то ее чем-то обижал, Анжела ушла в другую комнату, готовиться ко сну. Эдвин Гуд тяжело вздохнул и следом вышел из кухни.

Под покровом ночи в квартире стихло. Только настенные часы в коридоре отстукивали свой ритм. Шторы в спальне были плотно задернуты, поскольку прямо напротив окон на улице нелепо стоял фонарь и светил в лицо всем жильцам дома, у которых окна расположены с той же стороны. Район, где проживали мистер и миссис Гуд, был зеленым и спокойным. Трасса располагалась достаточно далеко, поэтому шум машин не тревожил сон. Эдвин категорически не мог выносить дорожного гула, и когда-то потратил очень много времени на то, чтобы подыскать им с женой эту квартирку. На этом заканчивался весь его вклад в семейное жилье. Остальное, включая возню с документами и планирование ремонта, делала Анжела. Однако ее это вполне устраивало. Более того, она бы не смогла считать своим место, где что-то сделано не так, как ей бы того хотелось. А у нее всегда и на все есть своя точка зрения.

– Эдвин, просыпайся! – раздался хрипловатый голос посреди ночи. – Мы тебя заждались.

Сон Эдвина в большинстве случаев был поверхностным, так что ему не составило труда открыть глаза и подняться с кровати.

Перед ним стоял фавн. Самый что ни на есть настоящий фавн, как в книжках про мифологию Древней Греции, к примеру. На поясе, к которому прикреплялась набедренная повязка, висела флейта. Было видно, что фавн нервничал: он не мог устоять на месте, нетерпеливо топая копытами по полу.

– Тише, ты разбудишь Анжелу, – предупредил его мистер Гуд.

– Да-да, я знаю, пойдем же скорее, у нас случилось ужасное!

Они подошли к двери спальни, фавн протянул руку, в которой держал маленький золотой ключ, и вставил его в замочную скважину. Ключ был, разумеется, не от спальни, но прекрасно подошел к замку. Как, в общем-то, подошел бы к любому другому. Провернув его определенное количество раз, фавн вытащил ключ и открыл дверь. Перед ними оказался вовсе не коридор, а место столь сказочное, что его невозможно было спутать с реальным, из мира обыкновенных людей.

– Ступай, – поторопило существо Эдвина, и тот охотно послушался.

Пожалуй, если бы Анжела увидела это, она бы не поверила своим глазам и обязательно потащила бы мужа, не себя, к специалисту. А когда супруг стал бы заверять ее, что все в порядке, и ничего страшного и опасного в происходящем нет, скорее всего, мысленно повесила на обсуждение случившегося табличку со словом «табу». Она не любила странностей. Главной странностью ее жизни стал муж, и больше ей не нужно. Понимание этого пришло к Эдвину не сразу, хотя он никогда бы не подумал, что захочет выдать ей свой секрет.

Эти самые странности начали происходить с ним давным-давно, когда он был еще ребенком. Детские фантазии неожиданно воплотились в жизнь, или жизнь обратилась в детские фантазии. Но никто ему не поверил. Он довольно рано понял, что не стоит пытаться хоть кому-то об этом рассказывать, иначе быть беде.

Поначалу Эдвин и сам боялся внезапно ворвавшихся в его жизнь волшебных существ, появившихся в доме. Но вскоре так к ним привык, что решил поверить в их рассказы и пойти вслед за фавном с золотым ключом, открывающим врата в совершенно другой мир.

– Что же у вас случилось? – спросил Эдвин Гуд, очутившись на лесной опушке, усеянной красными, голубыми, жёлтыми – самыми разными цветами.

– Злая ведьма пропала, – отвечал фавн, не глядя на собеседника, а словно ища что-то взглядом. Спустя мгновение он припал к земле и стал рассматривать опушку. – И ладно, если бы она одна куда-то делась, она на то и злая, что никому не нужна. Но вскоре после того пропала и принцесса.

– Которая из?

– А ты сам как думаешь? – повернув голову и нахмурившись, фавн задал риторический вопрос.

– Значит, принцесса Зеркал, праправнучка Алисы. Неужели ведьма захотела сбежать в Зазеркалье?

– Тьфу ты, Эдвин, ты словно первый раз в Стране Тысячи Солнц. Путь в Зазеркалье давно потерян, а само Зазеркалье завалено всяким хламом, никому не придёт в голову туда искать дорогу. Там нечего делать.

– Ты сегодня какой-то особенно нервный, – заметил мистер Гуд.

– Нашёл! – воскликнул его приятель, раздвинул руками высокорослые цветы и достал оттуда сумку, набитую вещами. – На, держи, я припрятал тебе. Одевайся, и пойдём скорее.

– Почему тебя так беспокоит пропажа принцессы? – спросил Эдвин Гуд фавна. – Скорее всего, за ней уже послали сотню рыцарей, и какой-нибудь принц на белом коне поскакал вдогонку. У меня же только меч, и тот спрятан далеко отсюда.

– Во-первых, все принцы – идиоты, – напомнил ему фавн, покосившись на Эдвина так, будто тот ума лишился. Надо же, думать, что принцы нынче такие же, как во времена зарождения Страны Тысячи Солнц, когда кровь лилась реками, а впереди каждого войска стоял не только главнокомандующий, но и принц, желающий доказать королю, что он чего-то стоит. Теперь-то принцы если и отправляются на подвиги, то только на не самые опасные.

– Во-вторых, Эдвин, отец нашей пропавшей бедняжки относится к тебе с уважением и доверием. Если он узнает, что ты вновь появился здесь, но не пошёл спасать его дочурку, ты это доверие потеряешь. Тогда тебя повесят, а я точно лишусь возможности стать королевским музыкантом.

Конечно, каждому известно, что фавны – лучшие музыканты среди всех существ, включая людей. Они умело овладевают всеми музыкальными инструментами, за какие возьмутся. Вот только редко кто из них добивается высот в своём деле. Многие остаются жить в лесах и возле озёр, напевая свои песни нимфам под ветвями ив. Остальных же отказывается признавать власть. Короли и королевы здесь больше похожи на людей и стремятся держать в близком кругу себе подобных. Чего можно ждать от фавна?

– Ну и, в-третьих, рыцари будут шляться по всей округе без дела. Ты же знаешь, какие из них следопыты. Чтобы выследить ведьму, нужен ум, чтобы в котелке что-то варилось. А они себе всё в боях отбили. Ты подумай, они знают о ведьме только то, что она злая и колдует себе что-то нехорошее время от времени. А ты что? Ты с ней встречался и знаешь куда больше.

– Тут ты прав, мой друг, – согласился Эдвин.

– Ну тогда пошли скорее за твоим мечом, пока принцессу не съели. Времени у нас до заката.

Каждую ночь, попадая в волшебный мир, Эдвин Гуд жалел только об одном: что ночи длятся не вечно. По какой-то причине ему не удавалось задержаться в волшебном мире надолго. Как только в мире реальном наступало утро, он тут же обнаруживал себя дома, в своей спальне, возле жены. И начиналась его нормальная, обыкновенная жизнь, на которую он, само собой, не мог жаловаться.

Меч Эдвина был спрятан надёжно. Более того, каждое утро, по дороге из леса, фавн проверял целостность сокровища. Да и кому было его красть? Он находился в вырытой приятелями норе, в одном из холмов, что пролегали в Неописуемой долине. Та долина являлась настоящим Раем, как сказали бы мы, люди. Признаться честно, если бы Эдвин Гуд мог выбирать, он бы точно выбрал поселиться там навсегда.

Как только фавн и его человеческий друг забрали оружие, они сразу же направились в совершенно противоположную сторону. Туда, где, если уж продолжать сравнение, находился Ад. Где деревья не успевали отращивать листву, как тут же роняли её. Где птицы не пели, а в воздухе кружили разве что стервятники. Где сказка про добрых единорогов, милых зайчиков и радугу заканчивалась, и начинался кошмар про Серого волка, с голода давно уже начавшего употреблять забродившие ягоды, которые находил; где те редкие существа, что там обитали, познали тяжёлую жизнь настолько, что им уже не хотелось сражаться с добром, а хотелось только, чтобы их оставили в покое.

Там, по смелому и вполне разумному предположению мистера Гуда, должна была оказаться ведьма с похищенной принцессой. Конечно, на первый взгляд место слишком очевидное, а ведьма-то не глупая. Но, с другой стороны, она не выносит солнечного света. А в Стране Тысячи Солнц единственное место, где света поменьше, это Топи, тот самый Ад, лежащий на границе. Никто не любит это место. Ещё бы! Оно порочит репутацию королевства. Но и уничтожить его никак нельзя. Срубишь деревья – вырастут новые, ещё уродливее прежних. Прогонишь чудовищ – их место займут монстры страшнее. У Топей своя неповторимая аура, которая всегда, во все времена будет притягивать нечисть. Потому что сказки не обходятся без кошмаров, как и добро не может существовать без зла.

– Как там Анжела? – по дороге спрашивал фавн. Как близкий друг Эдвина, он знал всё о его жизни.

– Она прекрасно, спасибо.

– Не понимаю, как ты можешь жить с женщиной, с которой вы почти не разговариваете.

– Но мы разговариваем. Просто у нас обоих много работы и мало времени на личную жизнь.

– Вам по пятьдесят. Хорошо, если у вас впереди ещё много лет хоть какой-нибудь жизни. Я хочу сказать, что мне это кажется странным. Когда я был влюблён…

– Да-да, я тысячу раз слышал эту историю, – прервал его Гуд, не обратив внимания на колкость относительно возраста. Он привык к несносному характеру фавна и готов был это ему простить.

– Мог бы и ещё раз послушать.

– Моя жена хороший человек, правда. Она замечательная, и, пожалуй, я её недостоин.

– Это да, сложно быть достойным человека, у которого ко всему, что движется и не движется, требований с великанову гору.

– Я думаю, мы просто не совсем подходим друг другу.

– Хотел бы я взглянуть на того, кто ей подходит, – фавн усмехнулся.

Вообще, он ничего не имел против Анжелы. Он не знал её, и ему было всё равно на то, какой она человек, чем она занимается и всё такое. Единственное, что его беспокоило, это состояние приятеля. Он считал, что Эдвину нужен кто-то, кто разделил бы его странствия по Стране Тысячи Солнц. Или хотя бы тот, кто смог бы выслушать рассказы о приключениях. Фавн знал, что от Анжелы лучше всего было скрывать подобные истории, и не понимал, как можно жить, не имея возможности поделиться сокровенным с близким тебе человеком. Вот когда он был влюблён…

Это было очень давно и мимолётно. На самом деле, события заняли двадцать лет, но для фавнов подобный срок – мгновение. Они только взрослеют к семидесяти (а некоторые, честно говоря, и в двести остаются с ветром в голове).

Её звали Жизель. Это достаточно важно, поскольку фавну нравится повторять её имя раз по сто, к тому же, оно вырезано на его флейте. Жизель была крайне умной, грациозной, красивой, изящной, бесподобной – так он её описывает. Они встретились, будучи молодыми, и провели друг с другом замечательные двадцать лет. С утра до ночи они могли вести беседы обо всём на свете, говоря о высоком или отпуская не самые приятные шутки в сторону других. Справедливости ради стоит сказать, что это было исключительно между ними. Так или иначе, оба чувствовали, будто созданы друг для друга. Им не бывало скучно, они разделяли многие интересы своей второй половинки. Их любовь можно было назвать сказкой. Впрочем, фавн не любит доходить до концовки истории, в которой Жизель внезапно исчезла из его жизни, обретя собственный путь, но оставив за собой шлейф приятных воспоминаний. Так он называет то, что она встретила другого и вышла за него замуж.

Тем временем друзья подошли к роще, где начинались Топи, и в которой некоторые из деревьев ещё стояли в листве. Но чем дальше идёшь, тем воздух становится зловоннее, а мрак сгущается вокруг.

– Пришли.

Глава 2 – Детство

Эдвин Гуд был достаточно жизнерадостным ребёнком. Во всяком случае, знакомые семьи всегда отзывались о нём крайне положительно. Мол, он послушный, скромный, тихий и доброжелательный. Наверное, такие качества и ценятся в детях?

Впрочем, с его отцом невозможно было вести себя по-другому. Мамы в их жизни не было с тех пор, как Эдвину стукнуло четыре. Вероятнее всего, сейчас у неё другая, полноценная, счастливая семья, какую она всегда хотела. Отец же либо не говорил о ней ничего, либо отзывался несколько пренебрежительно, твердя, что она «предала» их с сыном. Эдвину Гуду было тяжело и грустно слышать это. Ему хотелось найти в папе поддержку, чтобы быть уверенным хотя бы в одном родителе. Но её он, к сожалению, не нашёл.

– Мне в школе задали нарисовать своего питомца, – сказал маленький Эдвин как-то папе, держа лист бумаги за спиной.

– У нас нет животных, – папа смотрел телевизор. Он не сделал тише, потому что прекрасно слышал своего сына, и не повернулся, потому что необязательно видеть кого-то, чтобы с ним говорить.

– Ну или какого питомца я бы хотел, – тут же ответил Эдвин.

– И кого ты нарисовал?

– Вот, – он протянул отцу свой рисунок, который представлял собой большую собаку с коротким хвостом, но огромными ушами.

– А чего у неё уши такие здоровые? Где ты таких собак видел?

– Мне просто так нравится.

– И тело, смотри, – отец ткнул пальцем в рисунок, – голова маленькая, как будто её пришили к телу. Разве тебе поставят за это хорошую оценку?

– Не знаю, – Эдвин пожал плечами, – я тогда пойду, перерисую.

– Да вообще нормально вышло, пёс как пёс.

Но мальчик уже шёл исправлять то, что он сделал.

Больше всего Эдвину Гуду нравилась одна игра, в которую они часто играли с отцом. Она представляла собой сражение. Эдвин придумывал, кем они должны быть в очередной раз, поскольку у отца с воображением плохо: он никогда не предлагал ничего нового в играх, так как не мог ничего придумать. Кем только они не были! Индейцами, пиратами, рыцарями. А их оружием могло стать что угодно, от подушки до вытянутых рук, служащих мечами. Конечно, у Эдвина был и настоящий игрушечный меч. Но ему запрещено было играть им с кем-то, тем более с папой.

«Ещё раз направишь его на кого-то, я сломаю и его, и руку» – как-то раз услышал он. С тех пор меч оставался пылиться на полке, а его батарейки, подсвечивающие «лезвие», давно вышли из строя, да и сам он не выглядел больше столь же привлекательным.

Правда, и без меча Эдвин Гуд умел доставлять неприятности. В одном из таких сражений он совершенно случайно заехал локтем папе в глаз, когда тот упал на диван, изображая ранение. Ушиба не было, да и удар был не очень сильный, однако папа сильно разозлился, и Эдвину прилетело в ответ. К счастью, на нём любые раны быстро заживали, а потому уже через три дня синяков словно и не было.

У отца часто случались вспышки гнева. Иногда создавалось впечатление, что в нём живёт чудовище, которому всё же удаётся прорываться наружу время от времени. Притом вспышки могли случаться как каждый день, так и по нескольку раз за день. Причиной служило безобразное поведение маленького Эдвина Гуда: то он вазу уронит и разобьёт, то долго не может додуматься до решения задачи по математике, то задерживается на улице, играя с ребятами возле дома. Конечно, мальчик старался не доводить папу, но ему не всегда удавалось контролировать ситуацию, так что приходилось сразу же начинать умолять о прощении, громко не плакать, ведь это злит отца ещё больше, а также вести себя покладисто и прилежно, как и должен вести себя хороший ребёнок.

За долгие годы Эдвину не удалось победить чудовище и избавить от него своего родителя. Он не нашёл заклинания, способного расколдовать отца, поэтому пришлось при первой возможности уехать далеко и начать жить собственной жизнью, в которой нужно нести ответственность только за себя и, так сказать, зализывать старые раны.

Чудовище же это выглядело точь-в-точь как в одном из путешествий, в которое Эдвин Гуд отправился как-то, будучи ребёнком. Разумеется, он был не один, ему помогал тот самый фавн, с которым они уже успели познакомиться, и который, конечно, испугался человеческого ребёнка в волшебном мире, но всё же решил присмотреть за малышом. В конце концов, каждому уважающему себя фавну, который метит в королевские музыканты, нужен оружейник. Или простой носильщик, раз уж оружия как такового нет.

Так вот, в этом путешествии им пришлось столкнуться с так называемым Подземным – монстром, живущим, как, наверное, уже стало понятно, под землёй, но вылезающим на поверхность по ночам. Монстр тот, добравшись до Лютни небесного фавна – так назывались владения этих существ, – приносил множество неприятностей и даже успел кое-кого съесть. Как же все обрадовались, когда маленький воин, Эдвин Гуд, вместе со своим товарищем победил чудовище. Тогда сам король впервые обратил на них своё внимание. Хотя пригласит их к себе и подарит Эдвину волшебный меч он ещё не скоро, а спустя долгие человеческие десять лет.

Мальчику с раннего возраста пришлось привыкнуть к существованию какого-то другого мира. Он до конца не осознавал, сон это наяву, или действительно каждую ночь он отправляется в дальние края и пускается вместе с настоящим фавном в невиданные приключения. Вряд ли на этот вопрос когда-либо сможет появиться вразумительный ответ. Но когда фантазии Эдвина начали оживать в самый первый раз, это его здорово напугало.

Ему тогда было почти шесть лет. В одну из ночей он проснулся от странного звука, похожего на шум переливающейся воды, точно он стоял у ручья. Открыв глаза, он увидел, что обои в его комнате сияют. Синий цвет, цвет моря, разливался по всему потолку, на котором вскоре появились настоящие волны. Почти шестилетний Эдвин Гуд пристально наблюдал за картиной. И вдруг раз! С потолка высунулся раздвоенный рыбий хвост и тут же нырнул обратно. Мальчик громко закричал, затем в его глазах потемнело, и очнулся он от того, что его тряс за плечи отец. Только потом, спустя несколько подобных видений, он увидит самих русалок, зашедших к нему из любопытства. Несмотря на то, что у них зубы и спинной плавник, как у акул, они достаточно симпатичные. Во всяком случае, по мнению Эдвина. Когда же он начал с ними разговаривать, он понял, что они также и крайне интересные собеседники. Долгие ночи напролёт они рассказывали ему сказки своего народа. И вскоре он уже не представлял своей жизни без магического пространства, отчасти вытеснившего реальность.

– Папа, я хочу тебе рассказать секрет.

– Давай.

– Только ты никому не скажешь?

– Не скажу конечно, зачем мне кому-то говорить?

– И ты не будешь меня ругать?

– Ну смотря что ты натворил, – отец недоверчиво покосился на сына.

– Я ничего не творил, честно-честно! Это вообще само произошло, не знаю, как. Оно вдруг появилось и всё.

– Рассказывай.

Эдвин вдохнул поглубже, надеясь и веря, что вместе с воздухом в лёгкие проникает отвага.

– Я видел русалок.

Отец вздохнул.

– Опять ты со своей ерундой. Ты что, девчонка? Какие русалки?

– Нет, правда видел! Своими глазами. Вода появилась на потолке, и оттуда выплыли русалки. Они говорят со мной. Всякие истории рассказывают. Они приходят каждую ночь.

– Довольно ерунды, – одним жестом отец словно отрезал все пути отступления. – Чтобы я больше не слышал подобной чуши. Пора думать о настоящих вещах, а не о своих фантазиях. Реальные люди здесь живут, на земле. А если ты что-то видишь, то я тебя быстро к психиатру отвезу, тебя там таблетками накормят и будешь, как овощ.

Когда отец состроил гримасу и изобразил «овоща», Эдвину Гуду стало совсем жутко. С тех пор он почти никому не решался рассказать о своей особенности, долгое время считая её болезнью и пытаясь бороться с этим. Став взрослее, он пил снотворные, пробовал запрещённые вещества, пытался напиваться, но это лишь усугубляло ситуацию. Он снова и снова оказывался в плену фантазий, однако, если в его крови был алкоголь, то всё перед глазами смешивалось, состояние ухудшалось, а рука не могла поднять и камня, не то что меч. Любые изменения сознания превращались в пытку, агонию, завладевающую телом. Позже Эдвин поступил в медицинский. Но даже теперь, в пятьдесят два года, он разбирался в головах других гораздо лучше, чем в своей.

Маму Эдвин помнил, по большей части, с фотографий. На всех из них она выглядела хорошо, у неё были красивая причёска и чудесные костюмы и платья. Но больше всего Эдвину Гуду хотелось узнать, как пахнут её духи. Ему нравилось слушать ароматы проходящих мимо людей. Он также слышал, как некоторые дети говорили, что у них дома пахнет пирогами, потому что мама любит готовить, или что у мамы дорогие духи, поэтому от неё веет «взрослой красивой леди». Как пахнет его мама, мальчик не мог вспомнить. Он мог лишь попытаться угадать. Судя по своему впечатлению от фотографий, она должна была пахнуть яблоками в солёной карамели. Сладковато-фруктовый аромат. Возможно, он чувствовал его когда-то давно, когда мама рассказывала ему сказки на ночь, поправляя одеяло, чтобы стало уютнее. Или когда они смотрели какой-нибудь мультфильм. Конечно, Эдвин точно не помнил, смотрели ли они мультфильмы, но считал, что наверняка так и было. А потом вместе они запекали яблоки в духовке. Но вместо них в память Эдвина Гуда врезался один лишь едкий одеколон и табачный дым, которые по сей день он выносить не может.

Папа не всегда был строгим и суровым, как могло показаться. Вместе с сыном он часто смеялся, у них были свои шутки, которые понимали только они, а также каждое воскресенье они отправлялись вместе в магазин на старой папиной машине бордового цвета. Эта традиция очень нравилась маленькому Эдвину. Хотя он крайне не любил ранние подъемы, в воскресенье его едва ли приходилось долго и упорно будить – он вскакивал, как ужаленный, и бежал одеваться.

В такие моменты Эдвину казалось, что они с папой очень близки. И что было бы здорово, если бы они много всего друг другу рассказывали. Сам он, конечно, умеет хранить секреты. Так что, в один из дней, когда мальчик играл с динозаврами и бородатым садовым гномом, пожалуй, самой странной своей игрушкой, которую он считал ещё и девочкой (прочитав «Хоббита», он прекрасно знал, что у женщин-гномов тоже есть борода), в нём взыграло любопытство. Наверное, тогда-то и случился его первый поцелуй. Неумелый и совсем невинный, совершенный из детского интереса к тому, зачем взрослые вообще целуются, и можно ли таким образом получить детей. К его счастью, дети у них с девочкой-гномом не получились, но маленький Эдвин был под таким впечатлением, что отважился рассказать отцу о своём поступке. Он даже не боялся, что над ним посмеются, потому что его не пугало выглядеть глупо. Скорее, он хотел бы узнать чуть больше про эти странные взрослые поцелуи. В конце концов, он тоже должен был скоро стать взрослым. А, как говорится, предупреждён – значит вооружён.

– Папа, можно я кое-что расскажу?

– Только не говори, что это опять про твои бредни сивой кобылы.

– Нет-нет, – Эдвин выдавил глупую улыбку, чтобы поддержать папу в его шутке.

– Рассказывай, в чём дело.

– Я просто играл, там, ну, с гномихой. У нас ещё динозавры были, они ходили рядом, и я представлял, что они едят траву и на самом деле просто огромные! – он развёл руками в воздухе, показывая масштабы. Это был его любимый и самый безопасный приём: заговорить зубы или начать издалека, чтобы переключить внимание отца и успокоить его самого.

– Хорошо, – кивнул отец, – и что было дальше?