Текст книги "Я не твоя игрушка"

Я не твоя игрушка
Любовь Давиденко

© Любовь Давиденко, 2024

ISBN 978-5-0062-7537-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1 Мертвая вода

Часть 1 Игрушка колдуна

Ярко-ярко рыжее, почти красное солнце достаточно быстро опускалось за горизонт, оставляя яркие отблески на застывших в безмолвии деревьях. Небо покрывалось алым закатом, плавно переходящим в бордовый и фиолетовый. Всё глубже и темнее, по мере погружения солнца за кайму парковой изгороди и произрастающих подле неё высоких кустов цветущей сирени и акации, запах которых заполнял собою всё вокруг, унося сад в мир неких фантазий и иллюзорных мыслей.

Небосвод медленно затягивали с двух сторон ленивые тучи, заслоняя собой краски заката. Так медленно и лениво, будто призывая всё живое отойти ко сну. И чем гуще становились тучи, тем меньше воздуха оставалось в саду. Словно накрыв его сверху неким подобием колпака, полностью обездвижив деревья. Теперь воздух стал более едким, тяжелым и густым. Тот запах, что навеивал мечты, усилился и перемешался с сырым, своеобразным запахом наступающей грозы.

Вдалеке сверкнула молния, после чего раздался внушительный грохот, рассыпавшийся отголосками по обширной площади небесного свода. Второй удар не заставил себя долго ждать, наполнив небо ярким отливом света и еще более внушительным грохотом. Следом еще один и еще один удар. Ох, он всё ближе и ближе, и как бы то ни было, странно, но от этого становилось как-то легче на душе, спокойнее. Будто душа готовилась к чему-то новому и неизвестному. Где-то слышался шорох листьев и звон, еле слышный и монотонный. Начинался дождь. Но это всё оставалось там, где-то позади, словно гроза боялась зайти в сад.

Виктория закрыла глаза в предвкушении, греясь в последних лучах солнца. Свет которого озарял её столь еще юное лицо. Но тучи поглотили закат, и лицо девушки покрылось тенью, и ей стало грустно. Что-то угнетало её, наполняя дурными мыслями, наполняя её лицо еле заметными морщинками.

– «Прекрасный сад под стать грядущему урагану», – раздался подле неё женский суховатый голос, моментально заставив Викторию открыть глаза.

– «Кто Вы?» – отшатнувшись от испугавшей её неожиданной встречи, промямлила Вика. – «Как Вы здесь оказались? Войти сюда можно лишь через дом, а стражники чужих не пускают?!»

Вика внимательно наблюдала за своей абоненткой, так и не соблаговолившей объясниться. Незнакомка лет тридцати на вид слегка лишь улыбнулась такой пустой и безжизненной улыбкой холодной. Такую улыбку Вика видела лишь у кукол, что любил дарить ей отец в те времена, когда она была еще маленькой девочкой. А ей было стыдно ему признаться в своих страхах. Как она просто прятала этих кукол в коробку и убирала как можно глубже в шкаф, чтобы их никогда не видеть. Вдруг Виктория резко встала с каменной лавки с выбитым на ней кружевным орнаментом. Как-то стало страшно опять, и от этого становилось как-то не по себе, обдавая кожу холодком, заставляя бежать по коже мурашки.

Незнакомка тоже поднялась с лавки, сделав один шаг к девушке. Легкий шорох длинного темно-синего платья вонзился в слух Вики, заставив её нервно отступить назад. «Кто Вы?» – снова спросила Виктория, и было слышно, как меняется её голос, наполняясь страхом чего-то неизвестного, а между тем сердце молчало, даже можно сказать, почти не стучало, словно именно эту встречу оно и ждало. «Кто Вы» – снова повторила она. Но незнакомка просто молчаливо смотрела в её голубые глаза таким мертвым, пустым взглядом с проблеском еле заметной боли. Её длинные темные волосы выпадали из нелепого пучка, нежно облегая шею и грудь, спускаясь ниже и касаясь своими кончиками тонких бледных пальцев рук, сложенных вместе внизу живота. Стройную талию подчеркивал золотой пояс, усеянный крупными каменьями граната. Длинные рукава платья скрывали почти полностью ладони, оставляя на виду лишь пальцы и длинные заостренные цвета топленого молока ногти.

Вдалеке, со стороны замка, раздался лай собак, становившийся более гулким и злобным по мере их приближения. А вместе с ними стали отчетливо слышны и голоса стражи. – «Мой отец знает, что вы здесь! Он уже идет!» – успокаиваясь, сказала Вика, но незнакомка лишь слегка качнула головой ей в ответ и, сняв с золотого пояса один из десятка маленький флакончик, сдернула с него пробку легким движением одного пальца левой руки и выплеснула его содержимое девушке в лицо. Виктория упала на землю, не дыша, её светло-русые волосы волнами расползлись по каменной кладке узких тропинок. А тем временем лай собак был почти за спиной. «Жаль! Симпатичная…» – раздался немного противный, звонкий, но с хрипотцой (как бывает при простуде) мужской голос. «Была!» – он ухмылялся. Этот непонятно откуда появившийся человек. Да и человеком его в принципе было трудно назвать. Этакая грозная туча. Изогнутый в три погибели, со слегка подкосившимися, согнутыми ногами и здоровенным горбом за спиной, более выраженным с левой стороны. Ловким движением он закинул девушку себе на плечо, лишь слегка покачнувшись. «Уф!» – вздохнул он, не спуская с лица немного диковатой, я бы даже сказала, сумасшедшей улыбки. – «А с виду худенькая!» – не переставая при этом показывать, что ноша явно ему по душе. – «Ну, ты тут приберись, а я пошел! Не люблю собак и всяких там с железками!» – попытался он съязвить, но на лице у женщины не появилось ни капли эмоций. На что горбун просто махнул рукой и, поудобнее разместив девушку на своем плече и крепко сдавив её ляжку в районе колена, исчез в темноте сада.

Собаки приблизились, рыча и скалясь, но стоило женщине бросить на них свой взгляд, как они тут же успокоились и, усевшись вокруг нее, замахали хвостами. Тут подоспела и стража, окружая ее, но женщина, будто неживая, стояла и молчала, лишь опустив слегка вниз глаза. – «Где Виктория?!» – Один из толпы мужчин выбежал вперед и, приблизившись к женщине, затряс за плечи. – «Куда ты ее дела? Кто ты?» – Женщина подняла на него свои пустые глаза, уставившись в его глаза, словно пытаясь вобрать в себя хоть капельку чувств, переполняющих его: злость и испуг. Она молчала, словно немая, словно и вовсе никогда не умела говорить. – «Я тебя спрашиваю, где девушка?!» – Молчание начинало выводить молодого человека из себя, что он, не удержавшись, замахнулся в порыве влепить сильную пощечину, но, совладав с собой, сквозь скрежет своей злобы опустил руку. – «Свяжите ей руки и следите, чтоб не убежала. Пускай князь сам с ней разбирается». – И как бы он ни пытался показать безразличие, у него этого не удавалось. Незнакомка провожала его своим всё таким же пустым взглядом. Один из стражников толкнул ее в спину, и она послушно пошла вперед. Как послушная деревянная марионетка, что подчиняется каждому движению, как приказу кукловода, безмятежно и безвольно, готовая принять любую участь, что не была бы ей уготована. И казалось, ей безразличны и жизнь, и смерть, и все вокруг. Наполненная лишь своей безвольностью. И быть может, она и ждала всегда смерти, как некоего спасения от своей кукольной жизни. Сбежать от всего того, что управляет ею, что отнимает жизнь и губит, сжигает изнутри, хуже любой заразы или тяжелой болезни. И в тот же миг с неба хлынула вода. Проливным столбом падали грозные капли, грубые, сильные, причиняющие боль. Едкий запах сирени испарился, воздух посвежел, стал легче и мягче. Женщина притормозила в дверях замка, обернувшись и посмотрев, как идет дождь и как быстро образуются лужи на лужайках и дорожках. Внимая шуму ливня, словно понимая, что он говорит, о ком плачет. – «Прости». – Прошептала она и, глубоко вздохнув, набрав полную грудь свежего воздуха, вошла в душные стены замка.

Часть 2 клетка

Огромная зала с закрытыми окнами и толпой людей, придворных, съедала весь воздух, отчего безумно кружилась голова и расплывалось в глазах. От галдежа беснующейся толпы, эхом отражающимися от стен, пронзая слух, так, что чуть ли не лопались ушные перепонки. – «Вот её мы поймали в саду, больше не было там никого!» – произнес тот самый молодой человек, указав пальцем в сторону незнакомки.

– «Она?!» – казалось, князя охватил ужас, его голос выдавал нервозные тембры, заставляя дрожать всё его тело. Так, что он даже сам не заметил, как оказался рядом с незваной гостьей. – «Ты дрянь, где моя дочь?! Она жива? Куда он её забрал?» – куча вопросов и паника, паника, паника. Бешенные блестящие глаза, против её невообразимого, и, как на тот миг казалось всем присутствующим, хамского молчания и безразличия. В порывах гнева князь схватил незнакомку за волосы, окончательно растормошил её пучок. Волосы в тот же миг распушились, рассыпавшись небрежно по лицу, скрыв столь же крупные, как и пояс, золотые серьги, украшенные непонятными символами. – «Я знаю, кто ты, и знаю, чего тебе надо!» – кричал князь. – «Я еще вобью в вас страх, а ты будешь молить о смерти!» – Тогда он слегка охладел и, вытерев руку о свой красный кафтан, обшитый мехом, так, словно обмарался, проговорил: «Запереть её в башню, не давать ей ни воды, ни еды. Заковать и не подходить к ней. А самое главное – не трогайте её руки. Сила её – в руках».

– «Кто она?» – спросил у князя молодой человек.

– «Всего лишь одна из причуд мерзкого гада!» – с ненавистью ответил князь.

Невыносимый затхлый запах, такой, будто кто-то сдох и его благополучно похоронили под соломой, постеленной на полу. Сухая и колючая, она вонзалась в кожу, оставляя кровоточащие следы, ломаясь в бороздках и образуя занозы. Стены каменной кладки возносились вокруг, тянулись высоко-высоко, образуя угнетающую темноту, и лишь легкий отблеск света от прорезей маленьких окошек с двух сторон башни где-то там, так же высоко, почти у самой крыши вносил дыхание некой жизни в душную темноту, освещая деревянную дверь, крепко запертую на засов. Мощные железные оковы сдавливали запястья, оставляя иссини-красные пятна синяков. Острые грубые края располосовали кожу, оставляя кровоточащие порезы. Разносящие свой запах по всему помещению, отчего становилось ясно, что это единственная влага, и казалось, что даже обезвоженные стены требовали её, словно шептали: «Кровь! Кровь!»

Цепи змеями ползли к стенам, равномерно располагаясь на полу и поднимаясь почти на два метра вверх, цепляясь за большой крюк с одной стороны. Вторая же цепь тянулась к противоположной стене, закручиваясь в некий несложный механизм вроде катушки с тормозным креплением, позволяющий натягивать или ослаблять цепь по мере необходимости.

Прежде шикарное платье превратилось в лохмотья. Грязный и рваный подол обматывал разодранные колючей соломой ноги. Вьющиеся локоны длинных волос запутались, образовав некое подобие пакли. Золотые украшения тянули вниз, казались безумно тяжелыми. Измученное, обезвоженное, почти безжизненное бледное лицо. Но всё тот же пустой взгляд, убивающий, ненавистный, вызывающий злобу. – «Где моя дочь?!» – неустанно твердил князь. Каждый день продолжая надеяться на утешительный ответ. Но в ответ лишь тоже молчание. – «Ты же знаешь, он за тобой не вернется. Вирса, стоит только сказать, где она, и я обещаю, что подарю тебе свободу!» – князь стоял перед пленницей, возвышаясь. Бывшие когда-то черными, съеденные сединой волосы закручивались в легкую спираль. Величественный вид и стан в этом полумраке делали его значительно моложе, чем было на самом деле.

– «Если он не пришел, значит, она уже мертва», – еле слышно пробормотала женщина. – «Ты же сам знаешь. Долги надо возвращать».

– «Тебе ли говорить о долгах?»

– «Ты забрал у него, он забрал у тебя! Увы, твоей дочке не повезло, видно, взяла больше твоей крови», – глаза женщины в тот миг блеснули, а на лице появилась натянутая ухмылка, будто кто-то, дергая за ниточки, как марионетку, заставляет ее это говорить и делать. Не зная, что делать, еле сдержавшись от рукоприкладства, князь вышел вон из комнаты, строго-настрого приказав стражникам не давать пленнице ни еды, ни воды. А тот, кто нарушит его волю, сжалится над женщиной, будет сурово наказан.

Вот только стражники, уж захмелев от скуки, решили на свою усладу удовольствие найти. – «Ну что, дружище!» – сказал один другому, отперев замок и ввалившись в темную комнату. – «Все равно ей подыхать, раз уж наш князек совсем умом слаб стал. Так, может, доставим девушке удовольствие перед смертью!» – Тогда мужчина подошел к ней вплотную и, нагнувшись над Вирсой, сдавил грубыми руками ее шею, оттягивая голову в сторону, сбросил с её тела свисающие пакли волос назад. Впился губами в её губы, беспощадно, мерзко слюнявя её кожу. – «Подарим немного любви и ласки!» – второй в это время стоял между дверью и механизмом, держащим цепи в натянутом состоянии, так что тело женщины слегка поднялось и оторвалось от земли. Распятые руки ужасно болели, оковы раздирали запястья в клочья, так что кровь из ран алыми ручейками стекала по рукам до локтей, затекая в рваные рукава платья, пачкая их. Некоторые из ручейков останавливались раньше, набираясь в обильную каплю, свисающую с кожи и падающую вниз. Так что под ними образовывались небольшие лужицы, которые постепенно густели и впитывались в каменный пол. Устало перебирая ногами, она пыталась достать коленями пола, чтобы хоть немного ослабить невыносимую боль. Но она не кричала. Лишь, как всегда, безмолвно терпела прикосновения его мерзкого, склизкого языка на своей измученной коже. То, как он спускается ниже по шее, обнажив ее грудь, вгрызаясь зубами в соски, сдавливая их с невыносимой силой. Хотелось плакать, но она не могла. Точнее, она плакала без слез где-то там внутри себя.

Но что-то пошло не так, и, издав жуткий скрип, механизм пошатнулся, и цепь сама по себе закрутилась, ослабляясь. Вирса мертвым грузом упала на пол, сначала на колени, опрокинувшись после назад. Мужчина не сдавал своих позиций, нависая над женщиной, как хищник над жертвой, принялся рвать на ней платье. Отбрасывая по кускам в сторону корсет, взял подол юбки у самого края и, применив силу, разорвал его до самого основания, после забравшись рукой под подол её нижней юбки.

Широко открыв глаза, Вирса очнулась, приподнявшись, она схватила стражника за серо-коричневые одежды, отшвырнула его к стене, к которой была прикреплена вторая цепь. Так, словно это была не слабая женщина, а здоровенный мужик. Окончательно поднявшись на ноги, пошатнувшись в сторону. Рваное платье окончательно свалилось с её тела. Вирса подошла к человеку и грузом навалившись на него сверху, прошептала: «А ты хочешь любви и ласки?!» Тогда она прижала свои покрасневшие от крови ладони к его сердцу и прошептала: «Кем был по жизни, тем и будь». И в тот же миг человек превратился в крысу. Обычную серую крысу, выползающую из-под одежды.

– «Ведьма!» – заорал второй стражник и бросился на неё, обеими руками схватив её за запястья, стараясь сдержать её руки. Так, чтобы она не могла дотронуться до него. Но женщина оказалась сильнее, с ненавистью и гневом, ярко выраженным на её лице, Вирса сжала его голову ладонями, словно в тиски, прижала мужчину к стене. Её глаза блестели пламенем, а из приоткрытого рта шел пар. И вот, когда его череп уже, казалось, вот-вот затрещит и лопнет, что-то отбросило женщину в сторону, оторвав её руки от головы стражника. И лишь когда мужчина открыл глаза, понял, что его спасением оказался тот самый молодой человек, что и поймал Вирсу.

– «Пошел прочь!» – грубо окликнул он стражника, и тот послушно, спотыкаясь, побежал к выходу. – «Ну всё, успокойся! Тебя больше никто не тронет!» – молодой человек приблизился к женщине, но она, отшатнувшись от него, прижалась спиной к стене. Обернувшись, прикрывая обнаженное тело рваной, серой от грязи рубахой, Вирса сползла вниз, упала на колени и склонила голову. – «Я обещаю!» – молодой человек снова приблизился к незнакомке, спустившись на колени перед нею, ласково провел ладонью, убрав волосы с её лица, окончательно успокоив. – «Я не причиню тебе вреда». – И тогда её лицо снова стало спокойным, но уже не таким пустым, как было раньше, хоть и почти лишенным жизни. – «Нет, так нельзя!» – прошептал он и, сняв с себя рубаху, накинул на плечи женщине, оголив свой подтянутый торс. Затем он вышел за дверь, вернувшись через мгновенье с полной кружкой воды. – «На, пей!» – сказал молодой человек, протянув Вирсе кружку.

– «Ты что творишь?! Князь всех нас отправит на плаху! Не давай ей воды!» – окликнул его стражник, но, поняв, что его никто не желает слушать, махнул на него рукой и захлопнул дверь.

– «Ты не такой, как они». – Еле слышно, видно, от слабости, произнесла Вирса и, вцепившись обеими руками в металлическую кружку, вылила часть воды себе на голову, остальное растерла по рукам и лицу, вместо того чтобы выпить. После она отдала молодому человеку кружку и, закрыв глаза, провела ладонями по мокрым волосам, а потом по лицу и шее. Молодой человек с удивлением наблюдал за тем, как приходят в сознание её волосы, словно растения оживают после дождя, завиваясь в легкие спирали. Кожа посвежела, наполнилась жизнью, приобрела приятный телесный цвет. На щеках заиграл легкий румянец, исчезли все впадины и шрамы. – «Волшебство!» – пробормотал молодой человек, не отводя обезумевших от восторга и удивления глаз. – «Ты и прям ведьма!»

– «Нет». – Улыбнулась девушка такой живой и светлой улыбкой, какую даже вообразить нельзя было раньше. С тела сошли все следы насилия. Кожа вместе с водой впитала в себя и кровь, она просто растворилась. Ногти выровнялись, заблестев нежно-розовым отливом. Синяки и ссадины исчезли все. И лишь тяжелые кандалы продолжали тянуть руки к полу. – «Но я и не человек!»

– «Кто же ты?»

– «Лишь сила стихии, запертая в человеческом сосуде».

– «А…!» – протянул он, совершенно ничего не понимая. – «И давно это с тобой?» – продолжал он, не спуская с женщины удивлённых глаз.

– «Сколько я себя помню». – Вздохнула она, отклонившись, отведя в сторону взгляд. – «Это проклятье веками лежало на моей семье».

– «Удивительно!» – на выдохе снова протянул молодой человек и вновь уставил удивленный взор на Вирсу, вызвав этим звонкий хохот. А молодой человек просто не мог скрывать своих эмоций, которые так ярко рисовались на его лице. Опьяненный ею, казалось, он был безумно счастлив видеть её такой, радостной, живой и нежной. Её глаза, пристально смотрящие на него, просто сводили с ума. Он улетал куда-то вдаль своих чувств. Влюбленный, казалось, он и сам уже понимал это.

Но, резко успокоившись, женщина снова загрустила и, сняв с шеи тяжелое золотое ожерелье, переливающееся самоцветами, протянула человеку. – «Спасибо за помощь. И за воду». – Проговорила она, но тот, покачав головой, взял из её рук ожерелье и снова повесил ей на шею. Но Вирса снова сняла его с себя, все же вложив в руки молодому человеку. – «А ты отдай ему. В уплату за молчание». – Вирса указала неловким, но красивым и нежным жестом руки на деревянную дверь.

– «Хорошо!» – покачал он в ответ головой, сжав в ладони ожерелье. – «Я обещаю тебе, клянусь всеми святыми. Я буду приходить каждый день, приносить еду и воду. Чтобы ни говорил князь, нельзя умерщвлять человека таким безжалостным способом!»

– «Странный ты человек». – С легкой утомленной улыбкой сказала Вирса. – «И пахнет от тебя странно».

– «Ам…» – промычал молодой человек, явно не ожидая подобных слов. – «Я обещаю помыться, прежде чем прийти». – Неуверенно пробормотал он, направившись к выходу.

И тогда женщина окликнула его, заставив остановиться. – «Меня зовут Вирса». – Её голос играл, как лучи солнца на воде, продолжая завораживать мужчину. На вздохе он пробормотал: – «Я Артур!» – и поспешно скрылся за деревянной дверью. Она слышала, как с глухим стуком запирается засов. И, развернув его рубаху, покрутила её в руках, разглядывая, после посмотрела на оковы на запястьях. Подумав, влезла ногами в ворот, проскользнув внутрь, и завязала рукава за шеей. – «Странный, странный человек». – Пробормотала она. Цепи змеёй лежали на полу, вцепляясь в её руки. Но Вирсу это не беспокоило боле. Плавно, словно кошка, что готовится к прыжку, она прокрутилась вокруг и, пройдя по одной из цепей, слегка расставила руки и, придерживая равновесие, утомленно опустилась на солому. Укутав голые стройные ноги подолом от рваного платья.

Так началась их дружба, и, как обещал, Артур приходил к ней каждый день. По несколько часов они проводили вместе. Беседы, нежные взгляды, прикосновения. Всё сразу предвещало что-то большее. Так пролетели месяцы. И всё бы шло хорошо, но вот только решил князь проверить пленницу. Переполненный желанием найти в башне иссохшее, смердящее, бездыханное тело.

Часть 3 Правда не колющая глаз

Вот уже и солома перестала греть, оставляя в воздухе лишь едкий запах разлагающейся травы. От каменного пола исходило ощущение холода, поднимающегося, становясь немного тяжелее. И иногда при свете уже более тусклых лучей, попадающих в помещение, можно было его разглядеть. Еле видные, напоминающие туман дымчатые струйки. Стопы Вирсы уже давно покраснели и полопались от холода, и столь же изуродованные пальцы рук, тонкие и сухие, с потрескавшейся кожей до кровоточащих трещин, исполосовывающих ладони, огрубевшие, шершавые, с болью сгибаемые. Те ощущения, которые когда-то казалось невозможно терпеть, теперь становились обычными, повседневными, не ощущаемыми. Как будто так было всегда.

И как же было приятно ощутить теплое покрывало на своем теле среди таких холодных осенних дней, тем более когда он был рядом, просто держал её за руку, слегка прижимался к её телу. И всё это было так мило, благородно, без всякого намека на что-то большее. Что просто захотелось сделать самой первый шаг в бездну. И она просто прижалась к нему сильнее, крепко цепляясь измученными пальцами за его руки. – «Как хорошо, что ты есть на свете!» – прошептала Вирса, и в тот момент их глаза встретились, упиваясь глубиною друг друга. Настолько глубоко, что просто невозможно было удержаться. Тогда их губы слились в поцелуе крепком, желанном, распаляющем всё вокруг. Вирса скинула с плеч покрывало и, приподнявшись на коленях с гибкостью кошки, обвила руками шею Артура, крепко впившись своими губами в его, смакуя каждое прикосновение, улавливая каждый вздох, не опуская опаляющих, разгоряченных глаз. Руками она ласкала его грудь, нежными движениями перебирая пальцами рук волосок за волоском, то поднимаясь наверх, то опускаясь снова вниз. Каждый изгиб её тела был наполнен страстью, сводящей молодого человека с ума, заставляя дрожать все фибры его души, источающие сладостным стоном. Артур гладил её белые голые ноги, категорически запрещая себе сделать легкое движение наверх, лишь слегка залезть под подол рубашки. Воспитание не позволяло ему. Ему хотелось спросить её, хочет ли она заняться с ним любовью. Словно не понимая это по её жестам и повадкам. По её сладостным глазам, по греховному жару её бедер, касающихся низа его живота. «Что бы ответила она? Что бы подумала? Ну зачем? Зачем она дразнит? Раззадоривает?» – звучало в его голове, в то время как всё тело кричало: «Сделай это. Просто сядь на него сверху и, покрывая божественными поцелуями, медленно покачиваясь, подари наслаждение». Он представлял это всё себе так, будто это происходило на самом деле. Артур закрыл глаза и просто представлял, как развязывает узелок на её шее, спуская с плеч рубашку так, словно разворачивая долгожданный подарок. И, покрывая её губы, щеки, шею мелкими поцелуями, опрокидывает на холодный пол и, расположив её поудобнее, спускается ниже, продолжая покрывать поцелуями её грудь, живот, слегка прикусывая её возбужденные соски, спускаясь ниже. Чувствуя её нежные пальцы в своих волосах. Как ему хотелось доставить ей удовольствие. Покрыть поцелуями от макушки до пят. Как ему хотелось стать на время хищным зверем и насладиться ею всласть на этом полу. А тем временем губы и руки Вирсы шептали ему каждой частичкой, каждой молекулой, их составляющей. «Ну возьми же меня, возьми! Я хочу быть твоею здесь и сейчас! Сделай это! Я прошу!» – шептала и она ему на ухо в унисон бушующим чувствам. Но Артур, казалось, не слышал её мольбы.

И кого бы не смогла разозлить такая картина, и как можно было простить или просто понять возможности уподобиться ему. Разве можно было позволить повториться истории? Нет, этого допустить нельзя! И в то же время хотелось сейчас же войти туда и свернуть шею той, что напоминала о любимой женщине и о пропавшей дочери. И в то же время ведь она всего лишь игрушка, марионетка, жалкая кукла с поломанной жизнью. Проклятый колдун! Как всегда, так рядом, но так далеко! Как всегда, ненавистен. И будь проклят день их встречи! И будьте прокляты все, кто соединил их судьбы! Всё нутро рвалось войти и покончить раз и навсегда с его наследием, но что-то не давало сделать и шаг. И оставалось лишь стоять неподвижно и молча наблюдать через щель в двери. Вспоминать то время, когда также стремился к раю с той, что принадлежала другому миру, как хотелось вернуть то сладостное время. И хотелось уничтожить того, кто всё оборвал. И как же вовремя под руки попался Марк, слуга его сына, мечущийся по круглой завитой лестнице в попытке скрыться из виду. Но эх! Не удалось! И вот уже стражник притащил его к двери темницы. «Передай своему хозяину, что я его жду!» – властно произнес князь, пройдя мимо слуги. Тогда Марк, дождавшись, когда исчезнет в глубине лестниц тень князя, выдернув своё плечо из-под тяжелой ладони стражника, поправив замызганную коричневого цвета рубашку, вошел внутрь. – «Артур, тебя князь ищет!» – спокойным голосом проговорил слуга. Но вдруг его тело обуяла дрожь, а нервный взгляд впившейся в лицо женщины беспорядочно кричал, что он её знает. И она слегка качнула в сторону головой, будто птичка, разглядев в нем знакомые черты. Но Артур даже не заметил этого, поспешно покинув помещение. Слуга же, простояв еще так долю секунды, вышел следом за ним.

В искаженных, в полумраке лучах солнца летала пыль. Вирса сидела, прижавшись спиною к стене, и тихо наблюдала за пылью через щелки слегка приоткрытых глаз, словно кошка, бездвижно. И даже можно было подумать, что она уже не дышала. Забавно! В чем можно найти развлечение или, может, даже утешение, если ты заперт в четырех стенах? Но вдруг дверь заскрипела. Кто-то вошел. А из-за легкого дуновения ветра пылинки заиграли еще веселее, переворачиваясь и поднимаясь в воздух. – «Тебя забавляет то, что ты видишь?» – еле слышно пробормотала она, не отводя глаз от пыли, словно завороженная ею. Бросив лишь мимолетный взгляд краешком глаза в тень, из которой вышла мужская фигура. – «Что тебе мешало меня сразу убить?»

– «Не ты ли любила веселые игры, смакуя минуты в убийстве и проклятии? Не ты ли губила всех, кого коснется и твоя рука?» – И как бы ни пытался князь сдерживать свои эмоции, они брали над ним верх. Его голос дрожал, и что-то, словно мурашки, бегало по его лицу, делая его более раздраженным. – «Я ожидал от стражников предательства, с чарами бороться тяжело. Хотя в глубине души я надеялся, что они порвут тебя на части!»

Вирса слегка улыбнулась и, поднявшись с пола, подошла к князю почти вплотную. Она обвила его шею руками и, приподнявшись на цыпочки, чтобы стать повыше, коснулась слегка губами его щеки. – «Скажи, я похожа на ту, что ты любил?» – прошептала женщина, продолжая нежно улыбаться, завораживая князя своим взглядом. – «Говорили, что Солин умела управлять разумом мужчин». – Вирса немного отдалилась от мужчины, убрав от него руки, и, сделав круг вокруг него, остановилась за ним. Уткнувшись лбом в его спину, глубоко вздохнула. – «Как странно было наблюдать со стороны. Знаешь, ведь она так же убивала людей, жгла и разрушала. Солин всегда была его любимицей».

– «Вы абсолютно разные!» – тихо произнес он и, полностью успокоившись, развернулся к женщине лицом, прижав её к себе, страстно заключил в объятья. – «Она была доброй и нежной, и чтобы она ни делала для колдуна, всё было против её воли. Я любил её всем сердцем и знаю точно, что и она любила меня!» – Тогда князь приподнял слегка женщину, прижав её к стене, поцеловав в губы. – «Я знаю точно, что Солин никогда бы не стала целовать другого». – Продолжал князь покрывать её поцелуями. – «Скажи, а ты любишь моего сына так же, как он любит тебя?»

Вирса громко засмеялась, прикрыв рот мужчины ладонью, запретив ему себя целовать. – «Ну, храбрец ли, не иначе!» – С её лица не сходила ухмылка, и даже казалось, что её карие с зеленцой глаза мерцали той же ухмылкой. Она снова обошла вокруг князя, касаясь его тела лишь кончиком безымянного пальца правой руки. – «Он забрал не то дитя ведь, правда? Теперь понятно, почему у него такой странный запах. Он её сын». – И лишь цепи, тянущие вниз её руки, звучали в унисон её голосу. – «У тебя больше выбора нет, мой друг. Ты ведь прав, я не она. Я не знаю любви! Верным псом он пойдет за мной во тьму, вот только дочурку твою я вернуть не смогу. Что попадает в руки колдуна, ему на веки достается!» – Женщина вернулась к стене, спустившись вниз, как и сидела раньше. – «Ты сам виноват! Но, видно, так должно было случиться!»

– «Да. Ты права. Я слишком долго всем врал! И поэтому я дарю тебе эту ночь. Выспись, ведь утром у тебя свидание с палачом!» – Но Вирса не проронила больше ни слова, проводив князя взглядом, таким же холодным, как и встретила. И лишь когда захлопнулась дверь и заскрипели засовы, упала на холодный пол, в истерике извиваясь змеёй. Впервые за долгие-долгие года из её глаз текли настоящие слезы, без грамма фальши, лишь боль, терзающая её изнутри. – «Как ты мог! Говорил, что безродный!» – бормотала она. – «Обманул! И сам не знал ты правды? Или знал? Я бы никогда не поверила словам твоим, если бы могла понять, чей запах кожи так похож на твой. Нет больше места в этом мире для меня, не так ли? Тогда и тебя будет окружать повсюду пустота». – Она не понимала, что с ней происходит. Никогда не знала любви, лишь глупая наигранная страсть была её спутницей по жизни. И такая же безжалостная, как и сама Вирса. И каково сознавать, что старая жизнь без чувств была хуже этой боли.

Свежий зелёный мох ласково окутывал сыроватые камни стен. И как же приятно опустить в этот мох ладони и поглотить живительную влагу. Вобрать в себя кусочек жизни, чувствовать её. Раздался легкий писк и шуршание соломы. Вирса оглянулась, внимательно рассматривая разбросанное сено. – «Ну, здравствуй, милый друг!» – улыбаясь сквозь слезы, проговорила она, присев на корточки и поманив крысенка руками. Подзывая к себе. – «Хочешь снова стать человеком?» – Она протянула руку, коснувшись пальцами с тыльной стороны ладони каменного пола. А из-под сена выбежала крыса и, забравшись к женщине на ладонь, завертелась волчком. – «Собери своих пушистых друзей как можно больше. Убейте всех, кого встретите в замке, женщины, дети. Мне все равно! Только молодого князя не трогать и его слугу. На них у меня другие планы!» – Тогда она опустила крысу на пол, и та побежала, снова зарывшись в сене. Вирса глубоко вздохнула. Она сжала ладонями железные кандалы, рука об руку. Кандалы стали мягкими, теряя свою консистенцию, словно восковые свечи, начали таять, пока не свалились на пол с характерным глухим звуком. Она медленно, будто неживая, подошла к деревянной двери и прильнула к ней всем телом. – «Ты слышишь меня, Вик?» – громче, чем обычно, проговорила она, услышав положительный ответ. – «Ты должен уйти как можно дальше от этого места». – Тут дверь приоткрылась, и Вирса отошла от нее на шаг.