Текст книги "Сын Дьявола"

Глава 20

Это, разумеется, неправильно. И чувства, гейзером всколыхнувшиеся внутри тела, запретны. И осознание, почему именно про чистые руки Максим сказал, бьет по мозгу пожарным набатом.

Я не могу оторвать взгляд, смотря как его иссиня-черные волосы высвечивает уличный фонарь, а блики на лице делают его более хмурым. Он способен на насилие. Горящая щека недвусмысленно об этом напоминает, но почему же страха перед ним нет совсем.

Лишь тягучая, сладостная, жалящая сердце, нега и ноющая боль глубоко в груди. Да и руки у него действительно грязные и от таких денег он отказался.

Прячу купюру в рюкзак, вешаю его на спину и, поворачиваясь, через плечо кидаю:

– Я вылезала из дома тайком, так что придется через заднюю дверь.

– Не боись, – слышу смешок. – Если парадный вход пока недоступен, можем и сзади.

Я замираю, пытаясь уловить в его словах смыл, потому что намек весьма очевиден и очень грязен. И теперь после его толчка в спину и спокойного «пошли уже» я не могу думать ни о чем другом, как о задних и передних входах, в которые он может ворваться. А я, что самое постыдное, готова его впустить.

Когда подходим к двери, он меня останавливает и сам заглядывает, еще раз доказывая, что вся его жизнь не подчинялась правилам.

Правила, правила, их так много в моей жизни, а сегодня ночью я нарушаю буквально все. Но в душе нет дискомфорта, скорее пьяняще чувство свободы и желание познать запретный, сладостный плод.

И он был передо мной, вел по моему собственному дому, прекрасно ориентируясь в темноте, иногда только спрашивая точное направление.

Страх узлом скручивает внутренности.

Вдруг его здесь обнаружат? Что обо мне скажут? Побьют, или отправят в приют к таким, как Максим. К первому я готова, а вот ко второму…

Но мысли разом разлетаются стайкой птиц, вспорхнувшей в небо, когда Максим заталкивает меня в спальню и мягко закрывает двери. На ключ.

Он стоит все еще спиной, я уже с трудом дышу, ощущая, как сгустился вокруг нас свежий воздух. Стоило ему взглянуть на меня из-за плеча, как сердце почти остановилось, и я тут же опускаю взгляд, не выдерживая внутреннего напряжения. Дрожащих коленей.

– Ванная там, – указываю я на приоткрытую дверь, из который виднеется полоска света. И вот теперь он оглядывается. Пусть темно, но ему хорошо видно обилие розовых оттенков и ажура, потому что он иронично усмехается.

Очень долго смотрит на широкую расправленную постель. Туда его манит магнитом, но он резко шагает в ванную, не забыв схватить меня привычным движением за запястье.

– Гигиена прежде всего, – говорит он уже в ванной и сразу идет задергивать шторку. Быстрым, оценивающим взглядом окидывает помещение.

– У нас спальни такого размера, – замечает он и отрывает шкафчик с идеально расставленными в ряд баночками, берет пачку тампонов.

К моим щекам, и без того горящим, приливает жар, и я мысленно бью себя по голове.

Ну хватит. Как дома, честное слово.

Подхожу и рывком забираю у него пачку тампакса, ставлю на место и с хлопком закрываю дверцу шкафчика.

– У тебя руки грязные или менструация началась.

– А у тебя когда начнется? – тут же нахально, сверкая темно-синими глазами, спрашивает он, и я закатываю глаза.

– Идиот…

Иду к раковине, кивая на кусок ванильного мыла.

Открываю воду, замечая, как долго он держит в руке мыло и рассматривает его почти как под лупой.

И внутри все переворачивается от мысли, что я могла жить как он. Не знать ни удобной кровати, ни душистого мыла, ни безопасности, которую мне обеспечил этот дом.

И самое ужасное, что я наглым образом все пытаюсь похерить своим поступком. Приглашением оборванца к себе. В не свой дом. «Хочу свой», – вдруг подумалось мне.

Хочу Максима поторопить, но он сам, как будто все понимает, кивает на окно.

– Тут второй этаж, забор не высокий, я успею если что. Не подставлю тебя, Лана… – поднимает он от мыла взгляд, и я тону. Тону в его глазах, голосе, в его серьезном, красивом лице. Теряюсь в ауре, скрытой мощи поджарого тела, мускулистые руки которого так хорошо видны из-под летней безрукавки с капюшоном.

– Спасибо, – сдавленно выговариваю я, и все-таки принимаюсь за помывку рук, но и тут он не оставляет меня в покое.

Легким ударом толкает в сторону и встает рядом. Очень близко.

– Двинься, толстушка…

– Это я-то толстая…? – ахаю и тут же хмурюсь, нацеливаясь в его смешливые глаза через отражение в зеркале. Он становится серьезным, сексуальным и качает головой.

– Нет, конечно, ты идеальная, сама же знаешь… – говорит он и приступает к обильному намыливанию рук, специально или нет, не знаю, но тут же касается моих пальцев. Мне бы уже надо их отнять, но его цепкий взгляд не позволяет нарушить контакт. Нигде.

И я сглатываю вязкую слюну, слежу, как наши руки, словно щупальца под струей воды спутываются, гладят друг друга, и не хотят разрывать порочное, но такое сладостное касание.

Просто руки, просто пальцы. Просто гигиена. Но в теле зачинается ураган, закручивающий эмоции и чувства в тугой комок нервов, по которым словно оголенным проводом проходится Максим.

Острым взглядом. Горячим телом. Сильными, длинными пальцами, что уже не стесняясь чертят линии между моими, уже не намекая, а почти прямо демонстрируя, чего Максим хочет.

– Мне кажется, – не узнаю свой сдавленный, приглушенный голос. – Достаточно…

Отнимаю дрожащие руки и поворачиваюсь к полотенцу, краем глаза замечая, как он прикрывает воду и делает шаг ко мне, окружает длинными сильными руками.

Через огрубевшую кожу вижу проступающие вены и, кажется, забываю, как дышать. Максим притискивается все ближе, спиной ощущаю стояк, прекрасно помня размеры и красоту его органа.

Максим стискивает руками мои и вытирается полотенцем, продолжая играть с моими пальцами, носом зарываясь мне в волосы, дыша глубоко и рванно.

– Не думала, что в приюте учат так умело флиртовать, – говорю я тихо и обращаю голову к его лицу, вижу твердую линию губ и скулы, довольно крупный нос. Сердце бьется в грудь все чаще, предупреждая о надвигающейся грозе, ноги почти не удерживают, в голове шумит ливнем возбуждение.

– В приюте, Принцесса, многому учат, но только не флирту…

– Тогда откуда…

– Оттягиваю удовольствие, смакую то, что скоро начну пожирать без остатка…

– Изнасилуешь меня, – шепчу, хоть и испугано, но чувствую на своих губах жгучее дыхание, а полотенце тем временем летит на вешалку.

– А ты хочешь грубо?

– Я как бы, вообще, ничего не хочу, – пытаюсь придержать последнюю дистанцию, но вторая рука ложится ладонью на живот и пальцами поддевает резинку штанов, дотрагивается до подрагивающей горячей кожи… Поглаживает линию лобка…

– Тогда меня бы здесь не было, Лана, – шепчет Максим, заглядывает в глаза и вынимает кончик языка, принуждая меня буквально задыхаться от желания. От лихорадки во всем теле.

Язык задевает верхнюю губу, нежно чертит контур, а рука взлетает и нажимает на нижнюю, заставляя отворить рот и принять в себя плоть языка.

Ощущаю его горьковатый сигаретный вкус, и дергаюсь от пронзительной силы удовольствия. Тут же поворачиваюсь и руками цепляюсь за его безрукавку, как за единственный ориентир во мраке страсти, в который Максим меня тащит все активнее и жестче, орудуя языком. Хлестко атакуя мой, не давая продыху ни на мгновение, не давая возможности даже вдохнуть порцию воздуха. И этот поцелуй такой правильно влажный, дерзкий, грязный, пошлый, с причмокивающими звуками, от которых разум давно махнул на меня рукой.

И я дрожу. Внизу живота пламя. Между ног потоп и я издаю протяжное мычание. Сквозь грешный морок ощущаю, как меня поднимают в воздух, хватая за задницу, заставляют обнять мужскую талию ногами, и куда-то тащат.

Во тьму спальни. В омут страсти. В порочную тюрьму похоти, от которой надзиратель Максим просто выкинул ключи.

Глава 21. Максим

Мягкий шелк простыней, мягкий шелк волос, мягкое дыхание в губы, мягкий взгляд зеленых глаз. Наверное, это в первые в жизни. Когда все настолько мягко, когда можно расслабиться и просто глубоко дышать, массажируя затылок красивой девки.

Держу крепким захватом голову, смотрю в глаза, переводя взгляд на приоткрытые, дрожащие губы. Она ждет поцелуя, а я тяну, мучаю, пытаю, вклинившись между ног и потираясь о промежность. Медленно. Все так сладко медленно. И я не хочу спешить, боюсь, что одно прикосновение и вся сдержанность полетит к чертям, как с обрыва. Прямо на острые колья похоти, которые стремительно выпустят наружу животное.

И я держу его в руках, контролирую, но мне все тяжелее, потому что она даже не пытается противиться желаниям, подчиняется каждому движению, ласково пальцами перебирает волосы. Эти нежные движения сводят с ума, заставляют буквально задыхаться. Она вся сама нежность. Красивая, прямо вот сейчас моя. Только моя. И пусть завтра она будет кричать, что это было насилием, пусть завтра я сяду в кутузку.

Когда-нибудь это все равно произойдет, но прямо сейчас, здесь, я буду наслаждаться каждой секундой, тем тактильным кайфом, который дарит мне Лана.

Одной рукой продолжаю держать затылок, другой кочую ниже, к шее. Мягким, нежным губам. Провожу по ним большим пальцем, лаская как в колыбели ее лицо остальными.

Она тут же берет мой палец в рот, елозя подо мной все быстрее.

– Детка, ты просто бомба, – шепчу в губы, чувствуя, как палец обволакивает влажное тепло. – Знала бы ты, как мне хочется разодрать на тебе одежду и просто вставить, чтобы яйца перестали гудеть, а член болеть…

– О, боже, – мычит она сквозь мой палец, и я размазываю влагу по губам, жажду снова ощутить их вкус… – Почему ты не целуешь меня?

– Куда, – тут же усмехаюсь я, и слышу еле слышный шепот.

– Не знаю, куда угодно… Просто я, кажется, умру без этого…

– А я сдохну, как только это случится…

– Тогда у нас дилемма, – соблазнительно улыбается Лана, скручивая мои внутренности жгутом еще сильнее. – Тогда я тебя сама поцелую. Это будет называться компромисс.

– Мне нравятся компромиссы, – рычу я и дергаю бедрами между ног сильнее, словно пытаясь пробиться сквозь тканевый барьер. И снова. И снова. Почти трахая Лану через одежду.

– А мне нравишься ты, – выдыхает она после очередного толчка и короткого стона.

Сама касается моих губ. Нежно, так нежно гладит их своими, кончиком языка прося разрешения на вход.

И я теряюсь. В ней. В нас. В чувствах. В эмоциях. Даже не думал, что секс на кровати может быть настолько хорош. Но до секса далеко. Сначала я хочу попробовать кое-что другое.

Вставить и кончить я успею всегда, тем более Лана уже полностью отдала мне бразды правления, дала понять, кто сегодня владеет этим прекрасным телом.

Последнее грубое вторжение языка в рот, чтобы почти задохнулась, и веду дорожку поцелуев вниз, по шее. Прикусываю губами. Резко, до ее вскрика, ставлю засос и продолжаю свой развратный путь ниже.

Резко задираю водолазку и, пока не опомнилась, стягиваю через голову, стараясь не смотреть в глаза. Замираю, смотря на дерзко торчащие острые вершины, невероятно просящиеся в рот.

Провожу пальцем по окружности небольших сисечек, делая восьмерку, наблюдая, как дрожит у Ланы тело. Из-за меня дрожит. Только из-за меня.

– Отличные титьки…

– Господи, Максим, – смеется она… – Слово титьки такое не сексуальное…

– А как, – дую на соски, вижу, как они твердеют еще больше, пальцем поглаживаю один из них. – Как еще их можно назвать, если это титьки.

– Грудь, – предлагает она и я ухмыляюсь. Грудь плоская, а тут две отличные титечки, которые очень удобно ложатся в руку и дрожат от этого.

Накрываю одну из них губами, тут же слышу вскрик и грубо закрываю рот ладонью. Не стоит никого будить.

Меньше всего я хочу отсюда драпать, я хочу остаться до утра.

Обвожу второй сосок языком, втягивая его в рот, и резко отпускаю. Она изгибается, как пронзенная током. Член уже нещадно болит, яйца гудят, но я не пацан какой-то, я могу потерпеть. Тем более, что между стройных ног меня ждет самое вкусное.

Я видел это в порно, но сам и представить не мог, что мне захочется отлизать девке.

Отпускаю сиську, обещая себе к ней обязательно вернуться, и подцепляю резинку брюк.

Ее руки тут же накрывают мои, и мы сталкивается взглядами, уже задыхаясь.

– Не надо… Давай здесь остановимся…

– Останавливаться надо было, когда я сюда шел. Тем более, – нагло вру я и знаю, что она это осознает. – Я трусы снимать не буду.

– Не будешь? – облизывает губы и уже держит руки не так крепко.

– И не собирался… – трахаться можно и не снимая белья.

Стягиваю брючки, сходя с ума от влажного пятнышка на серых, простых трусах, и тут же делаю его больше языком. Вылизываю, давлю, чувствую пульсацию за полоской ткани.

Поднимаю взгляд. Лана закусывает губы и сжимает сисечки руками, теребит соски. Охуенное зрелище, стоит того, чтобы просрать и пять касов. Даже сесть в тюрьму.

Пальцами касаюсь шелка кожи, глажу ноги, продолжая мочить ткань трусов слюной, вдыхать терпкий сладкий запах ее смазки.

Оставляю одну руку на колене, держу, чтобы не дергалась, пальцами другой подцепляю полоску ткани, отвожу в сторону. Это конец, пацаны, кажется, я умер и попал в рай, потому что еще тогда в лесу я понял, что не видел манды совершеннее.

Чувствую, как время замерло. Носом касаюсь гладко выбритого лобка, и кончиком языка вбираю влагу. Провожу вверх-вниз, слышу вскрик и злюсь.

– Закрой рот, Лана! Не хватало, чтобы сейчас весь дом сбежался.

– Никого нет… Петровна внизу, – хрипит она, и в голове что-то взрывается.

Клетка со зверем распахивается, и он с рычанием вырывается наружу.

С треском и ее писком рву тонкие трусы и больше не сдерживаюсь, накрываю половые губы, ласкаю языком клитор, на пол фаланга входя в жар и лаская его.

– Макс, о Боже… – шепчет она, дрожит, руки вцепляются в волосы, пока я отчаянно, остервенело вылизываю всю натекающую из дырки влагу. – Да, да, вот так, там. Чуть сильнее.

Предвкушаю, как я тоже буду учить ее доставлять мне удовольствие и хлещу языком все активнее, чувствуя, как рот наполнился слюной, и слушая приглушенные стоны.

Спустя еще пару движений она натягивается струной, тянет мне волосы руками, и хрипло выдыхает:

– Твою же мать… Боже, Боже… Макс… Да-а!

Ее трясет, плоть под языком пульсирует, а влагу я собираю себе в рот, ощущая ее сладко-соленный вкус.

Тут же поднимаюсь наверх, нависаю, наблюдая, как она корчится в спазмах, сотрясается в оргазме, и ликую. Довел девку с первого раза языком. Красавчик.

Она распахивает глаза и смотрит ошалело, словно после затяжки травки. Открывает рот, хочет что-то сказать, но я тут же спускаю туда влагу из рта тоненькой струйкой, вижу, как глотает и тут же целую. Грубо, напоминая, кто сегодня ее хозяин.

– Я тоже хочу, – говорит она мне, когда стягиваю с себя безрукавку, и наслаждаюсь ее восхищенным взглядом на свой натруженный пресак.

– Что хочешь, – тут же кладу ее скромную руку на свой член, так, чтобы ее пальцы его обхватили.

– Ну… – опускает она взгляд на свою руку, поднимает на торс, потом на лицо. – Ты говорил у тебя там болит… Я бы хотела помочь, снять боль, если это возможно.

Глава 22. Лана

Наверное, я схожу с ума, потому что поверить в то, что здесь и сейчас находится Максим Одинцов, просто невозможно. Невероятно.

И еще более невероятно, что его огромный стояк упирается мне между ног, а язык только что вознес меня на невероятную вершину экстаза.

А может быть это только сон? Несложно представить, что из кошмара с собакой вышло вот такое вот эротическое приключение.

И если это только сон, то почему бы не продолжить его… Когда еще я такое переживу… То есть, когда еще мне такое приснится… А значит, можно продолжить, отпустить себя и забыться в крепости сильных рук, в настойчивости твердых, обветренных губ, изощренности языка, которым Максим не только целуется как бог, но и ловко орудует гораздо ниже. Между ног. Там, где сейчас пошло-мокро и сильно пульсирует.

– Может быть, я могу помочь, – предлагаю я, ступая на тонкий развратный путь. И проводник не даст мне повернуть назад.

Ловкое движение рук и вот Максим уже лежит на кровати, а я сижу сверху, ошеломленно моргая.

– Да, – хриплый шёпот мурашками разносится по спине, стекает капелей пота. – Ты можешь мне помочь.

Он кивает вниз, на виднеющийся из брюк стояк, и тянет мою руку прямо к нему. Настойчиво, но не сильно.

И я сжимаю мягкую головку, ощущая, насколько тверд ствол ниже. Пальцами обнимаю его и медленно вожу через ткань. Вверх-вниз.

– Достань его, не мучай…

И я смотрю в глаза, облизываю губы и тяжело дыша достаю то, мысли о чем не оставляли меня всю неделю. Сразу чувствую шелковистость его головки, провожу по ней пальцем, чувствуя капельку влаги.

– Посмотри, как я хочу тебя, посмотри на него, – тянет он руку к моему подбородку, большим пальцем давит, заставляет опустить голову и столкнуться, наконец, с тем, на что я подписалась.

Член мерцает в темноте влагой, вздымаясь над пахом, как водонапорная башня. И я резко выдыхаю горячий воздух, не в силах оторвать взгляд от этого органа. Смотрю и смотрю, слыша, как дыхание Максима в унисон моему становится прерывистым, тяжелым.

Рот заполняется слюной, и я хочу сглотнуть, но он словно знает… Все, всё обо мне знает.

– Не сглатывай, – требует Максим, и я поднимаю взгляд.

– Спусти слюну на хер и размажь по всей длине.

Это настолько же грязно, насколько возбуждает. И еще с ума сводит запах, не острый, скорее размытый как краска, терпкий, приглушенный, чисто мужской. Я киваю, не в силах противостоять своему телу, которое запускает команду в мозг. Сделать все так, как хочет Максим, довериться ему. Слушаться его.

И я, не сводя взгляда, приоткрываю рот, спускаю обильную струйку слюны, чувствую, как заливает пальцы. Они не двигаются на внушительном органе, ждут распоряжений его владельца.

Большой палец Максима гладит мне нижнюю губу, давит, и я беру его в рот, всасываю и ласкаю языком.

Другую руку Максим тянет к моей, что застыла на члене, и задает темп движений. Направляет, управляет. Владеет. Свергая касанием руки последние барьеры сомнений.

Максим смотрит в глаза и не отпускает из эмоционального плена. Рука в руке все чаще по гладкому стволу, и я отпускаю его палец изо рта, спускаю новую порцию слюны.

Вижу, как Максима потряхивает, меня тоже уже трясет, внизу между ног настоящий шторм, в груди рванный стук сердца.

Его рука вдруг хватает меня за волосы, и он тянется к своим губам. Целует грубо, резко. Шепчет сдавленно:

– Любишь сосательные конфеты?

– Только если с начинкой, – отвечаю, не думая, стремительно и тут же понимаю в чем суть вопроса.

Глава 23

А руки между тем гладят член все чаще, заставляя его разбухать все больше.

– Тогда знаешь, что нужно с этим делать, – толкает он мою голову вниз и убирает руки, оставляя меня наблюдать, как пульсирует уздечка на темной головке.

– Я никогда… – пытаюсь поднять голову, но он больше не дает и дернуться, теперь он настойчиво требует завершить то, на что я весь вечер дразнила.

И мне нужно отказать, выгнать его! Прямо сейчас. Но во рту новая порция слюны, а член манит красотой и совершенством испещряющих его вен.

– Плевать как, Лана, просто возьми в рот. Хоть ненадолго.

И я раскрываю губы, бросая последний взгляд на напряженное лицо Максима, сведенную челюсть, каплю пота на виске и совершенство торса и языком касаюсь шелка самого кончика. Облизываю по кругу, как мороженное, чувствуя солоноватый вкус, как у фисташкового, и с трудом вбиваю вершину.

Макс чуть поднимается, напрягая пресс, гортанно стонет, двумя руками обхватывает мою голову и держит крепким захватом. Секунда, другая дать мне привыкнуть к величине, и вот уже Максим насаживает мой рот на свой член.

Уже упираюсь руками в бедра, чувствуя, как внушительный толстый орган вошел только наполовину, уперся концом в щеку, надавил.

Очень надеюсь, что Максиму не приспичит насиловать мой рот.

Но я зря боялась. Напряжение внутри Максима было столь высоко, что по его телу проходится судорога, а мне в горло стреляет рваным потоком обжигающая лава, заполняя рот настолько обильно, что приходится глотать.

Я с выдохом и кашлем отпускаю изо рта член и смотрю на взъерошенного Макса и снова вниз. Облизываю влагу с губ.

Гигиена превыше всего, и я вытаскиваю язык, начиная по всей длине слизывать сперму, вычищая все под чистую. Его руки тянут меня к себе, массажируют затылок, заставляя тело сотрясаться в не прекращающихся конвульсия.

Глаза в глаза. Губы в губы. Он тянет меня на себя и грубо целует, вылизывая всю полость, смешивая вкусы и запахи. Дарит мне настоящий, ни с чем не сравнимый, кайф, и я дергаюсь, ахаю, чувствуя между половых губ головку члена.

Она елозит у клитора, и я закрываю глаза, приготовившись прямо сейчас потерять девственность и зная, что ни пожалею ни о единой секунде этой ночи.

– Там был кто-нибудь? – низким, гортанным голосом задает вопрос Максим мне в губы и второй рукой тянется в груди, ласкает сосок, чуть дергает его на себя. Наполняет все тело предвкушением и сладкой негой.

– Никого… Ты же знаешь, что никого. Нигде…

Он долго смотрит в глаза, пытаясь найти проблеск лжи и, втянув воздух, начинает медленное, такое медленное погружение внутрь.

Открывает половые губы, головкой раздвигает тугой вход.

– Бля, как же узко… – выдыхает он и прижимается к губам, смотрит в глаза.

Член упирается в преграду. Мы замираем, отсчитывая секунды до падения в последний омут страсти.

Раз…

Два…

Выдох, три… Ну, давай же… Сделай это. Сделай меня своей. Разрушь меня окончательно.

Звонок.

Что?

Во тьму сознания пробивается луч света телефонной трелью айфона, и я тут же слетаю с члена, так и не успев лишиться чести.

Спрыгиваю с кровати, оглядываясь. В темноте, сквозь ткань безрукавки Максима нахожу мелькающий аппарат. Вытаскиваю и не глядя нажимаю вызов.

– Да! – говорю, запыхавшись от скорости движений. Передо мной тут же вырастает Максим, пряча все еще твердый член в спортивные штаны. Сама не знаю, рада ли я тому, что нас отвлекли.

– Светка, ты че запыхалась? Дрочила что ль?

Это Виталик, как всегда со своим неуместным юмором. Хотя в этот раз он был почти прав.

– Нет, конечно… – отвечаю я и думаю, что сильно бы удивила его сказав, что почти трахнулась с парнем из приюта. – Что тебе?

– Мне тут шепнули, что ты одна в доме… Так, может, я…

Слово «шепнули» мне не понравилось. Кто ему обо мне докладывает, и почему тогда не доложили о Максиме.

Этот молчаливый истукан вдруг вырывает у меня телефон и прикладывает к уху, прекрасно расслышав все, что мне сказал Виталик.