Текст книги "Музей души. Стихи"

Музыка

 
Музыка сегодня очень нежная,
Тихая, она едва проснулась,
Скоро зазвучит и всех разбудит,
Музыка сего дня.
 
 
Если утром я ее не слышу,
Для чего мне наступивший день?
 

Акварели

 
Растеклась по стеклу акварель сентября —
Стала улица желто-зеленой,
И запахло листочком того букваря,
Что носила я в сумке холщовой…
 
 
Мутно-розовый, серый рассвет
Растекался в кленовой аллее,
И, прижавшись к щеке, георгинов букет
Все шептал мне: в саду веселее…
 
 
Весь сентябрь, кочерыжкой капустной хрустя,
Я училась размешивать краски,
Букв кривых частокол украшала, пыхтя,
Фиолетовой в прописях кляксой…
 
 
…Акварели тех лет все размыты дождем,
Полиняли и выцвели, стерлись…
Снова мокрая осень в окошке моем
Иллюстрирует старую повесть…
 

Стихи возникают…

 
…Стихи возникают
                               стихийно,
Как радуга в синей тиши,
Как струйки с ветвей
                               после ливня,
Как пар
                      над заливом души…
 

Январь

 
Журчит река под косогором,
За ней – остатние снега…
Недружным подпевает хором
Ветрам колючая тайга.
 
 
Такое нынче было лето,
Такая странная зима…
Ах, прохудилось что-то где-то,
Иль Дед Мороз сошел с ума.
 

Февраль

 
Сегодня ночь да с мокрым снегом,
Со злым дождем.
Зима то плакать человеком,
То выть зверьем.
 
 
Ее сожжёт – под смех и пляски —
Хмельной народ.
Таков конец волшебной сказки
Про Новый Год.
 

В эту слякотную зиму

 
В эту слякотную зиму
Вся внутри промерзла сущность,
Новый год проходит мимо,
Снега словно бы и нет.
Этой жизни пантомима
Выдает любую сучность,
И горит неутолимо
Жажда свой оставить след.
 
 
Где следы? Они смешались,
Их читает ветер-неуч…
Помирают люди – жалость,
Вся скукожилась страна.
И осталась только малость —
Это Юрьич и Сергеич,
Нам в наследие достались
Их, великих, имена.
 
 
В эту слякотную зиму
Нет стихов.
                    Есть пантомима.
Маска смерти, маска скорби,
Маска плача,
                         пьяно форте.
 

Март

 
Зима заточила свой зуб,
Оскалилась в марте волчищем.
Никто мне не скажет: Люб,
Давай тебе крышу почищу…
 
 
Не надо мне чистить крышу,
Пускай сосульки висят.
Мелодию марта слышу —
Капели живой звукоряд.
 
 
Пичуга устала крутиться,
Порхая за гранью стекла,
Как будто шальная синица,
Что море случайно зажгла.
 
 
Уходит старуха-зима,
Скользя по каткам-тротуарам,
И как-то вздохнули дома,
И пахнет весенним угаром.
 

Я искала тебя…

 
Я искала тебя, любимый мой,
Столько зим холодных, заснеженных,
Столько вёсен, звенящих льдинками,
Столько лет моих жарких, засушливых…
Я искала тебя, мой ненайденный,
Робким взором очей синих…
 
 
Потерялся, прошел ли мимо ты,
Не заметил меня, не выделил
Из толпы одиноких девушек…
И глаза мои стали серыми,
Навсегда в них осень дождливая,
И лицо мое стало – облаком…
 

Белое тело и черное платье

 
Красное платье в белый горошек,
Щечки румяные, белые зубы…
И сандалетки на бледненьких ножках…
– Внучка приехала с городу, Люба…
 
 
Белое тело и черное платье…
Кудри ржаные, вишневые губы…
Жарко целуешь ты, крепки объятья…
Мне – тридцать шесть, я влюбленная глупо…
 
 
Белое платье, поблекшее тело,
Кудри седые и бледные губы…
Чмокнулись в щеки. – Привет! Постарела!
И засмеюсь я, как прежняя Люба.
 
 
Алые губы и красное сердце
Мне нарисуйте, но только не грубо.
Тайны закроются черные дверцы,
В платьице белом бабушка Люба…
 
 
Новая девочка бегает, Люба,
В розовом платье, смеется счастливо…
Я не целую детей прямо в губы —
Все к ним придет: и любовь, и порывы…
 

Синеглазая

 
Нежная, нежная сказка —
Вечные тайны любви…
Здесь я, твоя Синеглазка,
Вспомни меня, позови…
 
 
Будешь играть на свирели,
Кудри мои вороши…
Сяду у ног на постели:
– Сколько пробудешь, скажи…
 
 
– Милая, если бы знал я,
Сколько отпущено мне…
Вьюга уж кружится злая,
Сердце остудит во сне…
 
 
…Милый, живи долго-долго,
Помни меня вдалеке!
Бросив жену-недотрогу,
Пей за Любовь в кабаке!
 
 
Станешь ты нищим и старым,
С носом опухшим, в крови —
Вот Синеглазке и пара!
Вечная тайна любви…
 

Нежность

 
У  девчонок звонкие
Голоса.
Переливы  тонкие —
Чудеса.
Нежная  мелодия
Так  звучна!
При  любой  погоде  им —
Все  весна…
 
 
 У  старух  скрипучие
Голоса.
До  чего  тягучие —
Не  сказать.
 Вот  и  я  нетонко
Тебе  пою.
Не  меняй  на  звонкую
Нежность  мою…
 

А небеса такие синие

 
А небеса такие синие…
А хрусталя-то в колеях!
За зиму словно обессилела —
Теперь не ох, а только – ах!
 
 
Смотри, шагаю осторожно я,
Ледок прозрачный над водой…
Хочу поверить в невозможное:
Мне двадцать лет, ты молодой.
 

Август

 
На серебряных барашках,
Свесив ноги в синеву,
Август, мальчик-замарашка,
Прокатился наяву.
 
 
На щеках его  разводы
От малин  и от черник,
Он залез и в огороды,
И тайком в сады проник.
 
 
Август, август, месяц неги!
Крепок юноша, румян,
В тихой светлице Онеги
Почиет, туманом пьян.
 

Уеду

 
Я  в  глушь  какую-то  уеду,
И  повторится  всё  как  встарь:
Дрова – сырые, света – нету,
На  полке – книжка  и  сухарь.
 
 
…Я  в  глушь  подальше  заберусь,
Пусть повторится всё,
                                   что  снилось:
В  ромашках  спрятанная  Русь,
И  тишина, как  Божья  милость…
 

Мне навстречу бегут дерева…

 
Мне навстречу бегут дерева,
Раскидав свои ветви-объятья,
Тянет стебли трава-мурава,
И кусты поклонились, как братья…
 
 
Еду, еду! Глазами целую
Каждый листик, кивнувший: привет!
По тебе лишь, дорога, тоскую,
А по дому – пожалуй, что нет…
 
 
То ли поезд меня, то ль  автобус
Мчит к закату, качает, трясет —
Как дитя, обхватившее глобус,
На котором себя не найдет…
 

Итомля томно возлежит

 
Итомля  томно  возлежит
Среди  полей  и  перелесков.
Здесь  время  медленно  бежит,
Сплетая  судьбы  из  обрезков.
 
 
И  на  краю  у  самой  бездны
Вдруг  видишь  тропок  паутину.
Но  где  сумеешь, неизвестно,
Родной  почувствовать  чужбину.
 
 
И  не  открылась  мне  Итомля,
Как  тайна  призрачных  миров.
Прощай же, я  тебя  запомню.
Из  странных  ты, но  вещих  снов.
 

Деревня Выставка

 
Заплакали ивы прибрежные,
Стряхнули последний наряд.
По узким дорогам неезженым
На Выставку – кто чем богат —
 
 
Бредет запоздалым художником
Ноябрьское утро в тиши,
Проведать паломником Божиим
Селение это в глуши.
 
 
Не видно людей, и не слышно их,
Звериные только следы.
А может, то замысел Вышнего —
Очистить, как прежде, холсты…
 
 
Пуста галерея картинная —
Давно уже Выставки нет.
Лишь барыня-осень капризная
Себе присмотрела портрет.
 

Уходило лето

 
Уходило лето не прощаясь,
Как из тесной гавани корабль…
Плыл под облаками месяц Август…
Следом шел торжественно Сентябрь:
 
 
Будет гостевать и веселиться,
И разложит щедрые дары…
Слезы льет небесная царица,
Но оплатит все его пиры…
 

Старица-осень

 
В Старице осень по улицам бродит,
Что потеряла – никак не находит.
Катит тяжелые воды река,
Бьет и лелеет свои берега,
С посохом бабка бредет, а в котомке
Хлеба горбушка в тряпице с бахромкой.
Сядет на лавку, крестясь, пожует,
Листик узорный с земли подберет.
Волга свинцовая, небо багровое,
Старые церкви, аллеи кленовые…
Что она ищет? В столетьях бредет,
Золото осени тихо крадет.
 

Упокой

 
Когда над вечным упокоем
Душа вдруг мягко воспарит —
Ужель отринется живое,
Ужель нигде не заболит?
 
 
Ужели слез иссохнет чаша,
Ужели груз забот падет?
И потому грущу все чаще,
Что все пройдет, что все пройдет…
 
 
Блаженство позабыть печали,
Простить себя за все в тиши…
Но ощутим его едва ли
Своей молекулой души.
 

Верлибр для К. И. С.

 
Мне кажется, что глажу я рукою нежной
Небритую щетинку на щеках твоих, мой рыцарь.
Разгладила б все на лице морщинки,
Ты стал бы молодеть, преобразился
Опять в веселого, беспечного ребенка,
Но оттолкнул бы старческую руку
И побежал в поля свои гулять.
 

Что оставляю

 
Препарирую глазом действительность,
Нарезаю пласт за пластом.
Жизни пагубная стремительность
Бьет по нежному кулаком.
 
 
Отсеку безжалостно лишнее,
Зачеркну предавших друзей.
И под звуки вальса неслышные
Ухожу, ухожу все быстрей.
 
 
Я оставлю тебя, неуклюжего,
В самом сердце на донышке дней.
Эх, засыпало, эх, завьюжило,
Заморозило до корней.
 

Видение на холме

 
Виднелась церковь на холме —
Ее горели купола
В спокойной неба синеве;
Она росла, плыла, светла,
 
 
И я в ней оказалась вдруг —
Не помню, как туда зашла.
Мне в полумраке певчих круг
Не виден был… свечу зажгла
 
 
И так стояла пред икон,
Внимая сладким голосам,
И был утешным этот сон,
И незнакомым этот храм.
 
 
Не разбирая слов молитв,
Стояла тихо, вся в слезах…
Проснулась, сон свой не закрыв,
И были слезы на глазах.
 

На болоте

 
На топком пахучем болоте,
Где леший едва не увяз,
Где змей черно-синих угодья,
Открылся вороний глаз.
 
 
И смотрит, и смотрит пытливо
За клюквенный за горизонт.
Лосиха замрет боязливо,
Где волчье лыко растет.
 
 
Богато болото, красиво…
Упруги над ямами  мхи.
На тонких кривых осинах
Кикимор висят рюкзаки.
 

В поле чистом

 
В поле чистом, с чистотелом,
с медуницей и ромашкой,
быть всегда бы я хотела
не какой-нибудь букашкой,
не былинкою-травою,
иль березою —
а вечернею зарею,
в платье розовом…
Чтобы поле чуть дышало
от волнения,
чтобы вечность трепетала
во мгновении…
 
 
Но я буду ночью вечной
над травою серебристой,
над дорогой этой млечной
посреди долины мглистой…
Будет музыка звучать
незнакомая,
сладко телу замирать:
вот и дома я.
 

Ель в листопаде за окном

 
С порывом ветра – нету слада…
Береза дарит елке янтари,
Сама без пламени горит,
А в небе пахнет снегопадом…
 
 
На вальс желая приглашенья,
Трепещет ель на праздничном балу,
Теряя за иглой иглу,
Вся в предвкушении круженья.
 
 
И чтоб прикрыть ее позор —
Немолода и уж лысеет —
Пускай бы лег уже скорее
Ей снежный на плечи убор…
 

Как Будда

 
С молоком,
Пью свой утренний кофе.
В стену кто-то стучит молотком,
Гвоздь вбивает в раму
Моего бытия.
Я как Будда
Не слышу.
 

Эвкалиптовый верлибр

 
Купила по ошибке одеяло
Двуспальное себе. Воздушное,
Ткань белоснежный с вышивкой атлас,
Внутри наполовину эвкалипт.
Раскинула на узеньком диване
Да пригорюнилась: нет, замуж не хочу.
Вот обмотаюсь снежным эвкалиптом,
Перенесусь в ту рощу за Сухумом,
Где эвкалипт увидела впервые
И сразу навсегда в него влюбилась.
Он пах смолой и теплым Черным морем,
Но в одеяле прислан он ко мне.
В объятьях эвкалипта засыпаю,
Как и велел мне старенький невролог.
Знать, сам он под  бамбуковым почиет,
Поскольку говорит, что стал буддистом.
 

Таежный верлибр

 
К.И.С.
 
 
Опять совру, что все прекрасно,
Зачем за тыщу верст мне каяться
В унылом, сером бытии среди разлуки…
А ты опять ушел, наверно, на рыбалку,
С утра пораньше, свистя  как чижик
Или щегол, беспечно… каждая минута
Была пахуча и искриста средь тайги,
И сыпали все ветви на тебя
Вчерашнего дождя живые капли…
То были слезы нежности моей,
К далекому незнаемому другу,
А ты ругался: сыро, холоднО,
И крепче плащ запахивал на теле,
Геолог будто бы моей души разлучной…
 

Другу Константину

 
К.И.С.
 
 
Чем тебя, мой друг, развеселить?
Что пообещать тебе в грядущем?
Ты привык печально-скромно жить,
Обходя неведомые  кущи…
 
 
Чем тебя утешить? Догорит
И твоя когда-нибудь лампада:
То ли Бог, то ль доктор Айболит
Приласкает плачущее чадо.
 
 
Только знай: нескоро отдохнешь!
Ковылять тебе по белу свету
Много лет – и зубы все сжуешь,
И глухим ты, брат, помрешь поэтом.
 

Знать

 
К чему нам знать, как знать живет?
Роскошно, царственно и сыто,
Тесня друг друга от корыта,
К чему нам знать, скажи, народ?
 
 
К чему нам знать, кто с кем и как
Сплетался узами родства,
Грешил ли  против естества,
К чему нам знать, скажи, чудак?
 
 
Такая знать, что наплевать
Порою хочется на рожи.
И чей там муж жены моложе,
Зачем нам, друг, с тобою знать?
 
 
А вот в заброшенной деревне
Живет забытый человек,
Который корчился весь век
На пашне предков своих древних,
 
 
И я о нем хочу все знать.
Как жил он честно, непорочно,
Как он состарился досрочно,
Кормя бесстыжей знати рать.
 
 
Элита нищего народа,
Шутов позорный карнавал,
Хвальба, кто что наворовал,
Но ведь в семье – не без урода,
Народ сказал.
 

Я – Тверь

 
Я – Тверь,
Разноголосая, седая,
И все ж при этом молодая,
Я – твердь.
 
 
Меж Волгою, Тверцой и Тьмакой
Свидетель я эпохи той,
Что волком выла в век собаки
Ордынской страшной золотой.
 
 
Да откупилась, слава князю.
Секли дожди, мороз ковал,
И вышла твердь покрепче грязи,
И Тверью люд ее назвал.
 
 
Я – Тверь,
Провинциальная, простая,
С церквями, скверами, мостами,
Я – твердь.
 

Шаг ночи

 
Хрустящий шаг январской ночи
По переулкам и полям
Луны явление пророчит
Сегодня к четырем часам.
 
 
Луна куда-то убывает,
Секрет космический храня,
И нарождаясь, выплывает,
К себе лунатиков маня.
 
 
Я – твой лунатик, и не скрою:
Когда уходишь в мрак порой,
Твоею темной стороною
Не освещен мой сон ночной —
 
 
Тревожно так, что нету мочи…
А где-то чувствуешь ты сам
Скользящий шаг озябшей ночи
По переулкам и полям…
 

Ничто не дрогнуло во мне

 
Ничто не дрогнуло во мне,
Когда он рядом сел.
Сдавил, прижал меня к стене,
Монокль мой запотел.
 
 
Он дышит очень тяжело,
И слышен сердца стук.
Ах, мне ужасно повезло:
Я выхожу, мой друг.
 
 
Маршрутка как всегда битком,
Но я не задержусь.
Расселся, видишь, стариком…
Еще и дремлет, гусь,
 
 
А нет бы счастье за крыло
Схватил, окольцевал…
Ой, мне ужасно повезло —
Я выхожу: вокзал.
 
 
Уеду в дальние края,
Где нету стариков.
Там только молодость моя
И песни про любовь.
 

Ветер слов

 
Не надо лишних слов.
Не надо трепотни.
Среди вселенских снов
Мы не одни.
 
 
Нас слушают они,
Волшебники миров,
И их горят огни
Из наших слов.
 
 
Желаний и обид
Пылают вороха…
И ярко так горит
Стихов труха…
 
 
Без болтовни живи,
Твой век в словах увяз,
И именем любви —
Не надо фраз.
 

Утро совы

 
За какими-то сонными мыслями
И обрывками снов в голове,
За прочтенными в мейле записками,
Нелегко в это утро сове.
 
 
Всю-то ноченьку глазки таращила,
На суку просидела впотьмах.
А хорошего, настоящего —
И не высмотрела жениха.
 
 
Пробегали волчища клыкастые,
Лисы лаяли, зайца гоня.
Наконец-то уснула глазастая
На рассвете февральского дня.
 
 
Я не знаю, душа моя грешная,
Приключается ль в жизни сов —
Настоящая, страстная, нежная,
Неизменчивая любовь…
 
 
Ну пойду, кофейку себе сделаю.
Утро свежее, уж не до сна.
Что-то жаворонки несмелые,
Спят еще. А уже весна!
 

Та, которая ушла

 
Ищу в твоих словах себя.
Не нахожу, не вижу…
Роскошно юная – не я,
Тут про таких не пишут.
 
 
Роскошно стройная – не я,
С копной кудряшек рыжих.
И грудь такая не моя,
Нет, про меня не пишут.
 
 
Она ушла, девчонкой той,
С высокой грудью белой,
И помахала всем рукой,
Послав привет несмелый.
 
 
Пошла неведомо куда,
И хоть кричи, хоть свистни —
Уж не вернется никогда
Назад, через полжизни.
 

Домик Евы

 
Нет, не по полочкам, бирок не надо —
В домике все у меня вперемешку:
Грусть и веселье, кайф  и досада,
Мягкая нежность – и злая насмешка.
 
 
Сейчас графомана пилю на кусочки,
Завтра пародий ему надарю.
Я ваша мама. Я ваша дочка.
Ева, хозяйка в своем раю.
 

Я как Она есть

 
Лирична.
Эротична.
Саркастична.
Последнее по возрасту прилично,
А в первом убедитесь лично.
Второго блюда вам не подадут,
Здесь вам не тут.
 

Неведомые силы

 
Неведомые силы поднимают
С постели утром.
О, грация расправленной руки!
Протянутой к орущему будильнику.
Вот мой единственный,
Кто помнит обо мне.
И то недолго.
Заводить придется.
А кто меня-то заведет?
Прости, Господь,
Не это я имела
В виду.
Так, размышляла
Себе спросонья
О смысле жизни,
О движущих мотивах бытия.
 

Рубеж

 
Отмирают мечты и желанья,
Может, рано? может, шучу?
Кем измерено расстоянье
До последнего «не хочу»
 
 
От последнего «я желаю»?..
Что-то делаю я не так,
И какая-то музыка злая
Все звенит, барабанит в ушах.
 
 
Кто-то сердится, что напрасно
Понадеялся на меня.
Видно, замысел был прекрасный —
Угадать не сумела я…
 
 
Все бежала, петляла в чаще,
Откликаясь на зов страстей…
Расплескала досрочно чашу
Драгоценной жизни своей.
 
 
А теперь ничего не надо,
Да и я не нужна уже.
Но порою звучит серенада
В не уснувшей еще душе.
 

Полночный вор

 
Хожу как ключница, затворы проверяю.
Сокровища свои, строф шелк и кружева,
Я никому теперь не доверяю,
Хочу убрать ненужные слова.
 
 
Поистрепались от чужого взгляда,
Из моды вышли, стерты на локтях,
Кому в наследство оставлять наряды?
Да и цена им – ворох за пятак.
 
 
Перебираю в памяти все бреши,
Как броши и мониста давних пор…
В чужом дворе собака где-то брешет,
И мой сундук крадет полночный вор.
 
 
Уносит к лешему куда-то на задворки
И громыхает ломом в тишине…
И над сокровищем моим рыдает горько,
Навек разочарованный во мне.
 

Путь

 
По пустырю, по бездорожью,
Плутая в сумерках тревожных,
Бредешь, взыскуя милость Божью
И чертыхаясь, как безбожник.
 
 
Всю жизнь надеялся на чудо,
Повинен в том, что смысла ищешь.
А смысла нового не будет,
Лишь добывать огня и пищи.
 
 
Иди, страдая от разгадки,
Что вслед за отдыхом – усталость,
Придет конец всем играм в прятки…
Терпи, немного уж осталось.
 
 
Как разница – лет двадцать,
Или два месяца… Успеть бы!
Вот главный стимул просыпаться
И напоследок что-то спеть бы.
 

Бывает, бывает…

 
Бывает, бывает – тоска нападает,
В душе словно вьюга-метель завывает,
И холодно сердцу, и стиснув виски,
Сжав зубы, не смеешь рыдать от тоски.
 
 
Ведь грех унывать, ну о чем ты скорбишь?
Тех не воротишь, не исцелишь.
Радуйся, детка, минуте любой.
В горе и радости Ангел с тобой,
 
 
Он не оставит голодным и голым..
А ночью приходит судья с протоколом:
Вот здесь неправа, и вот здесь виновата!
И просишь совесть: не надо… не надо…
 
 
Нету спасенья в вине и снотворном,
И в покаяньи, отчасти притворном.
Судья неподкупен, жестокий маньяк.
Не защитишься ничем и никак.
 
 
Вот отчего и тоска нападает,
Вот отчего голова-то седая.
 

Скорбен

 
А если б мы могли услышать
Все стоны матери-земли,
Родных рыданья о погибших —
С ума б сошли.
 
 
И вот мы слепы, глухи, немы…
И аппетит не пропадет…
А кто скорбит от этой темы,
С ума сойдет…
 
 
И в книгах стареньких церковных
Попы писали: скорбен быв.
Так сумасшествие от скорби
Не различив.
 

Живем в преддверии конца

 
Живем в преддверии конца
То ль декабря, а то ли света…
Померкнет то, померкнет это,
И превратится в пыль пыльца,
 
 
Растает лед, снег закипит,
Взлетят на облака синицы,
И побледнеют наши лица,
Когда поймем, что мир убит.
 
 
Он навсегда убит, навечно,
Вселенной уж не воскресить…
И веселимся мы беспечно,
Чтоб миг последний ухватить.
 

Предсказание. Русь

 
А что потом будет с Россией,
Не знаю, трудно мне гадать.
Какой пророк или мессия
Предскажет Божью благодать…
 
 
Ну, выходите, где оракул,
Вещать прекрасное силен?
В России вряд ли будет драка,
И снится мне все тот же сон:
 
 
Иное имя у России,
Иные песни и язык.
В ее озера голубые
С усмешкой смотрится таджик.
 
 
В ее лесах бредет китаец,
Довольный полнотою недр,
Но может быть, американец
Протянет лапу, чертов негр.
 
 
А я там в шкуре леопарда
Сижу под сению шатра,
И улыбается коварно
Моя раскосая сестра.
 

Взгляд в будущее

 
А кто останется потом,
Когда уж нас с тобой не будет?
Такие ж звери, птицы, люди,
Как на античной на посуде
В наш межпланетный общий дом
Заселены во время Будды,
Тутанхамона и Рамзеса…
А мы с тобой уйдем безвестно
И не узнаем никогда,
Какие будут города,
И хватит ли в них людям места,
Или собаки и бобры
Прогонят всех в тартарары,
Иль будет царство шестикрылых,
Как обещали мудрецы,
Грозя нам пальцем из могилы:
Хрущев, Тагор и Лао-Цзы.
 

Оптимистичный хоккуй

 
Опять эта хмурая, серая  осень.
Медведи готовятся к долгому сну.
Теперь и Европа заснет безмятежно,
Окончилась сказка о мертвой руке.
 
 
Сказал генерал, что она бесполезна,
И ржавой ракетой до них не достать.
Рука отвалилась. Но мертвой ногою
Страна наша гордая даст всем пинка.
 
 
Про мертвую ногу никто не болтает,
Но я уже чую, что есть она, есть.
И хоккуй не хоккуй, но кто-то ведь будет
Смеяться последним на голой Земле.
 

Черно-белый стих

 
Всех мне жаль.
И больных, и убогих.
Но они не жалеют нас.
Опять готовят свой яд,
Мину, ракету, фугас…
 
 
Всех мне жаль,
Я слышу молитвы.
Они заклинают: умрите,
Вас не должно просто быть,
Вы не так дышите и говорите.
 
 
Всех мне жаль.
Жаль этот мир, который не может
Жить без ненависти – вот печаль…
Никто не может остановить
Безумие. Мне очень жаль…
 

Вчера так страшно грохотало

 
Вчера так страшно грохотало —
Как будто купол неба треснул.
Дождем июльским омывало…
И из земли грибы полезли.
 
 
И эта мирная природа
Не понимала человека:
За что воюете, народы?
Не будет Ноева ковчега!
 
 
А где-то страшно громыхало —
Ярились с правой и неправой,
Со всех сторон, и было мало
Железных ягод в пир кровавый.
 
 
Когда ж конец? И чья победа?
И какова цена ее?
Не будет внятного ответа,
А только стоны: ё-моё!..
 
 
А стороне, понятно, правой,
Не будет почестей и славы.
Тому в истории примеры:
Легенды, басни и химеры.
 

Когда закончатся все войны

 
Когда закончатся все войны,
Когда поделятся все земли,
Когда утихнут гнева волны,
Когда развяжутся все петли,
 
 
Сгниют железа и могилы,
И в прах рассыплются снаряды,
То кто останется в наряде
Стереть штрих-код того, что было?
 
 
Последним станет он героем,
И очевидцем всех событий —
Но вряд ли Бог ему откроет,
Как сжечь мосты, порвать все  нити…
 
 
Адамом алчущим и Евой
Населит снова райский сад он,
И в обезьяннике Вселенной
Заточен клык на брата братом…
 

Истина. Разлад

 
Нет готовых ответов. Но истина где-то живет.
Стонет и ходит босая, побитая.
Ни за какую монету не купишь ее.
Молча иди за нею и впитывай.
 
 
Кто виноват и зачем началось,
Ангел смерти так злобно смеялся…
Что делать теперь, когда все стряслось?
Треснуло зеркало истины, пазл распался.
 
 
Каждый с осколком в своем глазу
День начинает со слез и проклятий.
Мертвую истину на погост свезут
И закопают в кровавом платье.