Текст книги "Я люблю дышать и только"

Бабушка Александра Владиславовна была наша строгая воспитательница, наставница и пример для подражания. Она управляла домом, родителями и обеими внучками Алисой и Сашей.

Гордились «А.В.» – так мы ее любовно и сокращенно звали, не только внучки, но и мы с Марьяной.

В молодости «А.В.» была певицей с незаурядными еще и театральными способностями. Диапазона ее голосовых связок хватало на четыре октавы. При этом она не напрягалась и тянула театральный рисунок так же легко, как и ноты арий.

Почему, сейчас, когда стоит думать совсем о другом, я вспомнила «А.В.»? Знаю, потому что именно она готовила своих девочек к блистательной карьере. С сыном у нее не получилось. ОН любил естественные науки. Петр Анатольевич не любил театр и сцену ровно на столько, насколько его мать обожала. Он сделался биологом и кропотливо и удачно корпел над диссертациями. Мать Алисы и Саши и вовсе не понимала, зачем рояль занимает столько места в гостиной, где развернуться невозможно. Она читала книги. По-моему, все без разбору. Работая в литературном архиве, Вера Николаевна заходилась в экстазе от того, что к ним приходили разные писатели и вообще знаменитые люди, которые работали с редкими книгами, а им работникам невидимого фронта оставляли автографы на долгую память. Ничего плохого про такое увлечение сказать было бы невозможно, кроме того, что ни одну подписанную книгу нельзя был взять с полки и уж тем более вынести из дома.

Девочки довольствовались либо школьной библиотекой, либо брали у однокашников.

«А.В.» фыркала каждый раз, когда начиналась сцена «ну эту-то книгу можно?» Она уводила девочек к себе и давала старинные факсимильные издания выдающихся писателей и поэтов, которые дарили оперной певицы в знак почитания и поклонения.

Одно было плохо. Почти все эти выдающиеся представители литературного цеха были запрещены вскоре после революции.

Можно сказать, что образование девочек не страдало, а наоборот уровень их знаний повышался, но отметки ставили за идейно выдержанных литературных знаменосцев.

Сколько времени я уже сижу, если я вспомнила всю нашу детскую жизнь. Где Марьяна и Яна.

Я встала из-за стола, оставив вещи на диванчике, и двинулась к лестнице.

– Ты куда? Мы же к тебе несемся на всех парусах, – девчонки чмокнули меня в обе щеки и тут же побежали к стойке бара.

– Так хочу, есть, – отчиталась Яна, жуя на ходу еще не оплаченный пирог со шпинатом.

– Давайте подогрею, – предложила барменша. – Так невкусно.

– А я не заметила, что он холодный. Второй – подогрейте.

– Мне тоже со шпинатом и салат с крабами, – влезла с заказом Марьянка.

– Где шуба? – Поинтересовалась я. – Не может быть, что нашёлся сейф, которому ты доверила шиншиллу.

– У тебя, Кира, нет воображения. Я пошла в кабинет к председателю и спросила у секретарши, вернётся ли он сегодня? Она ответила, что навряд ли. Так как я умею строить с людьми хорошие отношения, и Валечка мне разрешила запереть в шкаф начальника шубу, и даже ключ взять с собой.

– А ключ от себя и своей приемной не дала? – На полном серьёзе спросила Яна.

– Нет, – взволновалась Марьяна. А что должна была?

Мы прыснули так, что весь замечательный кофе начал медленной струйкой литься на вещи. Но даже эта неудача стоила выражения лица Марьяны.

– Я сейчас поднимусь и попрошу…

– Чтобы она себя заперла? – Я погладила Марьяну по дрожащему плечу и ласково объяснила, что всё она, Маша, сделала правильно.

Я понимала Машкино состояние. Шуба – была единственным её богатством. И досталось она ей не за горячие ночи с противным олигархом, а за то, что она много лет ухаживала за матерью подруги. Когда женщина скончалась, и дочь приехала на похороны в Москву, она привезла раздетой и бедной Машке шикарную шубу из шиншиллы.

Мы долго возмущались, зачем Марьяшке, у которой гроша в кармане нет, и работы в тот момент тоже не было, шикарный мех, прикрывающий голь перекатную. Но мы ошиблись. Именно появление в мехах, чуть спущенных с округлых белых плеч красивой Марьяны, и дало ей работу.

– Я что-то есть не хочу. Меня тошнит заранее от разговора, который сейчас начнет Кира, – Яна отодвинула, несколько демонстративно кофе и пирожок, который в разогретом виде очень хорошо пах.

– Я не собираюсь вести, никакие душещипательные беседы. Просто, каждой из нас придется давать показания. А ведь они у нас разные. И не потому, что кто-то из нас собирается выкручиваться или врать. Мы столкнулись с обстоятельствами в разное время и отреагировали по-разному.

– Да, но мы все помогали, то есть скрывали истину. Более того, мы и сейчас не знаем, как обстоят дела на самом деле. – Марьяна отхлебнула капучино и облизала кремовые губы. – Ты, дорогая Кира, можешь ответить, кого умыкнули сегодня ночью? Я нет. Поэтому мои показания ничего не дадут.

– Не надейся, они из нас выковыряют все, что было до этой истории и после, – я с надеждой посмотрела на подруг. – Сначала, неплохо бы разобраться в собственных отношениях.

Мы замолчали.

– Пошли отсюда. На меня плохо действует «Останкино», словно кровь высасывает, – Яна поднялась из-за стола. – Я буду ждать вас на входе.

– Мне нужно шубку забрать. Я быстро, – Марьянка понеслась на высоких каблучках, стук которых распугивал шедших к лифтам.

Я взяла норковый жакет, и подумала, что для машины он намного удобнее. Стоило позвонить дочери, спросить, как прошел день. Ответ я знаю заранее, а ее тон бесил меня и почему-то отнимал последние силы.

Наши дети были так далеки от нас, как будто не мы их рожали, кормили, обучали. Когда мы маялись от непонимания, бабушка «А.В.», довольно просто нам все объяснила.

– Вы родились и большую часть жизни прожили при Советской власти, как и поколение ваших родителей и ваше понимание жизни гораздо ближе и понятнее друг другу. Вы пользовались вещами и ели продукты, которые назывались одинаково и не менялись годами… Даже мне, пришлось слишком много лет ублажать оперные вкусы верхушки советских руководителей. Дети ваши перешагнули сразу через век, даже те, кто родился в 90-е. Уйдут долгие годы, пока ваши вкусы и понимания сомкнуться. А может и вовсе такое не произойдет. Не терроризируйте их. Постарайтесь услышать в их бредовых идеях капли истины, которую вам только придется познать. Учитесь у них…

Мы все втроем были возмущены. Ещё не хватало, чтобы эти пигалицы нас поучали. «А.В.» улыбалась и кивала головой, то ли соглашаясь с нами, то ли давая понять, что по-другому не будет.

Я не знаю, почему я так издалека начала анализировать историю, которая сегодня, может быть, закончится и перестанет нас мучить ночными кошмарами.

Пока я ждала Марьянку и смотрела через стекло на Яну, которая вытащила сигарету и никак не могла прикурить на ветру, мне казалось, что она думает о том же и пугается вовсе не последствий. Хотя они могут оказаться для нас фатальными, а того дня, когда мы согласились поучаствовать в шутке.

Шутка оказалась неудачной.

– Куда пойдём, только в место пошикарней, – Марьяшка повела красивыми плечиками, обволакивающими мехом переливающейся шиншиллой.

Шёл снег, но не липкий, а хрустальный. Мы стояли под фонарём, который освещал только половину наших озабоченных лиц.

Точно также мы переминались с ноги на ногу, принимая решение, которое кому-то сегодня стоило жизни, а нам глубоких раздумий и чувства непреодолимой вины.

– Нет, пойдём, где тихо и мало народу. Я уже за целый день очумела от шума и гама гостей. Я даже телефон выключу, – Яна демонстративно вытащила старенький потертый от постоянного использования мобильный и нажала кнопку.

– А два других? – Спросила я. Те, ты тоже выключишь.

Яна, неохотно вытащила ещё пару мобильных.

– Я один отключу, – сказала она жалостливо. Второй – это же связь с домом, а там мама, Катя Мотя, Соня, Вадим.

– Ладно, – всё равно, потом в недрах твоей широченной юбки найдётся еще один или два.

Яна жила в ритме, который ни то, что нормальная женщина не выдержала, но и богатырь не в состоянии перенести. Она была обременена большой семьей. Все они сидели на ее шее. Шея, правда, была не тонкая. Янка – крупная большая, всегда веселая немного привирающая, любимая подруга. Лжет она не от большой выгоды, а потому что ничего не успевает. Ей нужно заработать много, очень много денег. Чтобы прокормить всех, держать домработниц. И сама Яна, обожает дорогие цацки. Эта единственная радость, да еще редкие поездки заграницу, чтобы отключиться ото всех проблем и людей. Сейчас на ней тоже было надето несколько, совершенно неподходящих друг другу изумительных колец, серьги – совершенно другого стиля и века и много разных браслеток, сияющих разными цветами и столетиями. Она всегда ходит нараспашку. Она большая и теплая и очень верная. К ней всегда хочется прижаться и полежать, закрыв глаза, на ее большой теплой груди.

Я не потому так подробно описываю своих подружек, чтобы подчеркнуть их негативные качества. Совсем, напротив – именно их странности и умение рисковать, делает их очень привлекательными и близкими для меня. Мы все не вписываемся в общий стиль телевизионного формата.

* * *

Начнем сначала.

– Ты о чем все время думаешь? – Тревожно спросила Машка. – Опять сочиняешь сценарий или еще хуже – книжку?

– Не угадала, – я засмеялась. – Я пытаюсь вспомнить нашу молодость. Вы не заметили, в какую сторону мы направляемся?

– Боже, а твоя машина? – Яна оглянулась к безумной гуще автомобилей около «Останкино». Мы пешком пойдём?

– А что? Разучилась? – Я подхватила девушек и направила через дорогу. Хочу дойти до нашего старого дома. Как вы думаете, осилим?

– Ты как себе представляешь? – Я, в длинной шубе, подметая грязный снег, прусь к старому развальному строению? Ты сошла с ума, – чуть не плакала обладательница единственной роскошной вещи.

– Хватит ныть. Обрежем и будет казаться, что у тебя новая шубка, – Янка строго посмотрела на Марьяну. Я могу тебе дать свою норковую. Тебе как раз будет, как жакет.

Я с удовольствием слушала их перебранку. Мы, очень давно, вот так не гуляли, не ссорились и не смеялись, издеваясь шутливо, друг над другом. Последние несколько лет мы добросовестно посещали дни рождения каждой из нас. Помогали, если нужны были гости для программ, обменивались VIP телефонами, которые так не достать и пару раз в неделю созванивались, отчитывались, что все хорошо и помощь пока не нужна. Такие близкие и отстраненные отношения сложились неслучайно. Мы не хотели обсуждать ту самую программу, на которой мы неофициально работали.

* * *

Итак, однажды три девочки пошли в прогулочную группу с английским языком на Советском сквере. Это в центре Москвы, там, где стоит памятник Юрию Долгорукому. Крошечного роста Кира с длинной косой, длинноножка Марьяна и прелестная, как ангел рыжеватая блондинка Сашенька.

Прогулочная группа отличается от детского сада тем, что там только гуляют – три часа – утром и два часа – вечером. Разговаривала с нами воспитательница Евгения Карловна по-английски, хотя сама была немка. Но в то время, когда мы росли, популярен стал английский, особенно, после победной войны над всем немецким. Евгения Карловна весьма образованная бонна в бывших родовитых домах с лёгким немецким акцентом учила нас английскому.

Еще одна интересная история связала трех девочек. В то время, когда мы рождались, в моде были популярны имена Лена, Оля, Наташа и все остальные простые имена. Наши мамы, видимо начитались импортной литературы или насмотрелись трофейного кино и я, и Марьяша получили иностранные экзотические имена. У Сашеньки более понятная ситуация – ее назвали в честь бабушки. Но имелась и старшая сестра Алиса. Почему ее начитанная мама так назвала, не знает никто. Семья «А.В.» приветствовала это имя, так как Алиса родилась злато рыжей и в доме её звали лиса Алиса.

Я начала с нас, потому что Яна приехала из другого города и сначала получала образование в судостроительном институте. Объяснить, почему, никто не мог.

Моя мама сидела дома и воспитывала двух разнополых детей. Старший брат – был мальчик, не требующий особых усилий. Он был отличник, помощником маме и потрясающий старший брат. Разница у Марка и Киры была двенадцать лет, и старший брат стал непререкаемым авторитетом для сестры, а вскоре в силу жесткости характера и для мамы. Отец у нас быстро исчез. Оставив после себя осадок ужаса и желания больше никогда с ним не встречаться. Такая подробность описания моей семьи нужна лишь для того, чтобы объяснить, почему мне так хотелось бегать, в уютную комнату «А.В.». Мама вынуждена была много работать, а Марк пошел работать в кино, а после блистательно поступил во ВГИК. Мы видели мы его редко, а вскоре он женился, и наше общение свелось к государственным и домашним праздникам.

Марьяша росла тоже в неполной семье только с отцом. Мама у нее умерла рано, и суровое справедливое воспитание отца несколько коробило маленькую нежную девочку. Ей тоже хотелось варенья с белым хлебом и маслом. Я присоединилась к ее сладкому увлечению. «А.В.» всегда ждала нас с тарелочкой сладостей и крепким чаем с молоком.

Тогда мы не могли себе толково объяснить, почему нас тянет в дом «А.В.». Да, это был именно её дом и её любимых внучек. Сын обитал в лаборатории со своими жабками, а мама, даже, если и присутствовала в квартире, то все время читала огромные фолианты, причитая, что, когда девочки вырастут, они оценят, какую сокровищницу она для них приготовила. Пока девочки, разница в возрасте у которых была пять лет, с трудом оценивали работы древних философов и академические издания классиков, которые нельзя было листать и слюнявить. Эти проблемки не сильно беспокоили подростков. У них была «А.В.», которая давала читать любые книжки, даже не очень понятные по смыслу. Но, главное было не в этом. Девочки садились, как завороженные, впихиваясь в Вольтеровское кресло, на подлокотники взбирались мы с Марьяшкой и внимали магии подготовки к работе над ролью. «А.В.» садилась за рояль и начинала медленно листать ноты. Она тихонечко напевала мелодии, которые попадались и которые особенно любила. Найдя необходимую арию, «А.В.» отворачивалась от нас, так, что нам был виден только ее гордый профиль с двумя гордыми подбородками, подпертыми обязательным воротничком с брошью. Не думаю, что такая поза для работы была ей удобна. Но «А.В.» хотела видеть большое окно и ту женщину, чью арию она в данный момент будет петь.

Мы сначала думали, что сидеть нужно как мыши, иначе нас выгонят. Постепенно обнаглев, мы стали елозить по креслу, сползать с него и даже падать с большим шумом. «А.В.» не обращала на нас никого внимания, словно ушла в мир оперных приключений.

Как-то раз Алиса, как самая старшая спросила бабушку, не мешаем ли мы ей.

– Наоборот, помогаете. Я слышу дыхание публики и другие посторонние звуки, которые обычно раздаются из-за кулис.

Наши разговоры о музыке и о будущей жизни начались далеко не в первый год нашего знакомства. Долгие годы мы просто пили чай. «А.В.» рассказывала забавные случаи из театральной жизни. Чем старше мы становились, тем истории были откровенней и даже фривольней, ровно настолько насколько молодым девушкам было прилично их рассказывать. Чувство меры и вкуса никогда не изменяли «А.В.».

Когда мы с Сашей и Марьяной были в классе в шестом, а Алиса в десятом, «А.В.» долгим взглядом осматривала нас, пока мы баловались плюшками и, поставив бесшумно большую элегантную чашку на стол, спросила:

– Девочки, а у вас есть мечты? – Взгляд её был строг и непреклонен.

– Какого рода мечтания тебя интересуют? – Хихикая, спросила Алиса. Вслед за ней зарделись и хмыкнули мы.

– Ваши любовные глупости меня не интересуют. Все это проходит раньше или позже, но с одинаковым разочарованием и слезами.

– Почему так горько? – Спросила я. – Разве первая любовь не может быть навсегда? – Я мечтательно вознесла глаза к потолку.

– Любовь может. Но распознать ее в вашем щенячьем возрасте трудно. Ну, об этом позже. Я имею в виду вашу судьбу, характер, профессию.… В нашей семье всегда были знаменитости. Они могли петь, как я, или быть пианистами известными, или академиками, как вскоре станет мой «жабкин» сын. «А.В.», весело засмеялась, и было видно, что достижения сына ей крайне приятны. Дожила. А к чему стремитесь вы все?

Мы опешили от такого серьезного разговора. Если Алисе и пора было задуматься над судьбой, то нашу жизнь пока формировали родители и таких глубоких вопросов не задавали.

– Молчите. Плохо. Алиса – ты обещала мне рассказать о своих задумках, – «А.В.» нахмурилась, и теплое яблочное лицо превратилось в сушеный банан.

– Я хотела попробовать тоже начать петь, – Алиса съёжилась, словно ожидала, что хлыст со свистом пронесется над её головой.

– Неплохо, конечно. Но, у тебя нет оперных данных, – бабушка ухмыльнулась и уставилась на старшую внучку.

– Я хочу петь эстраду, – Алиса снова зажалась, и кулачки её покраснели от боли.

– Я не ослышалась? Ты будешь петь эту безвкусицу, – «А.В.» встала и пошла к роялю. – Садитесь. Она начала играть очаровательные лёгкие как пёрышки мелодии, потом перешла на тягучие и томные романсы и снова были песенки, только грустные как падающие капли дождя.

Мы молчали, потому что боялись спросить. Чей это репертуар, и кто написал такую прелесть.

– Теперь же я вам сыграю то, что Алиса назвала эстрадой. Бабушка бойко начала играть современные песенки, легко переходя от одной к другой. И только, раза-два она остановилась и сказала, а вот это действительно песни и шлягеры. Но их уже поют. У тебя есть композитор, который создаст под твой чуть хрипловатый, почти пародийный оттенок репертуар, чтобы ты могла переходить из одного песенного жанра в другой.

– Нет, и ты прекрасно знаешь, – Алиса встала и вышла из комнаты.

– Кто следующий на препарирование? – «А.В.» взглянула на меня и, я, как под гипнозом пошла к креслу.

– Я петь и танцевать не хочу. Я буду заниматься языком. Мне дается он легко, и я получаю от этого удовольствие. Если будет не лень – выучу второй, какой-нибудь экзотический.

– Ясно. Хорошо сформулированная среднестатистическая мысль. Мы еще посмотрим на твой вкус к иностранным культурам. Мне кажется, что у тебя не хватит усидчивости вызубривать все сложения, спряжения, старинные формы. Тебе не захочется быть чьей-то тенью, которая переводит «умные» мысли сильных мира сего.

Я была крайне обескуражена такой безаппеляционностью «А.В.», но, возразить побоялась.

– Марьяша, а какая у тебя голубая мечта? – «А.В.» улыбнулась, словно точно знала ответ.

– Я хотела бы заниматься танцами. По-моему, мне неплохо удаётся, – гордо подняв голову, ответила Маша.

«А.В.» внимательно посмотрела на Марьяшину фигуру и тут же отмела Машкин выбор.

– Ты скоро располнеешь, а сдерживать ты себя не умеешь. Если не успеешь выйти замуж за олигарха в ближайшие пять лет, то нужно думать о чем-то другом.

– Я могу стать моделью, – робко прошептала девушка.

– У тебя не хватит характера улыбаться каждому, а то и ложиться под любого.

Мы были потрясены такой откровенности с девочками 13-15 лет.

– Я говорю вам все это не для такого, чтобы шокировать ваши детские ранимые души. Вы девочки романтические и не очень наблюдательные, – «А.В.» ласково оглядела нас. Сейчас, пришли жестокие и безвкусные времена. Я такие времена уже один раз пережила и с трудом устояла. А, характер у меня стойкий. Вам придется еще хуже. Когда я была молодой и мечтательной еще жили люди той эпохи, которые могли дать нам опору, вкус, силу в жизни. У вас таких, кроме меня, нет, – «А.В.» громко засмеялась. Именно поэтому, я так рано начала вас теребить.

– Бабушка, а почему ты ничего не говоришь про меня? – Возмутилась младшая внучка.

– С тобой, милая Александра, сложнее всего. Ты – нераскрытая книга и не знаю, сможешь ли вырваться из плотной скорлупы. Ты живёшь, как понарошку. Немного рисуешь, немного играешь на рояле, хотя сейчас уже и не играешь. Читаешь какую-то бредятину, и главное абсолютно не имеешь собственных планов. Я не права? – Бабушка жёстко посмотрела на Сашу.

– Тебе не приходило в голову всезнайка, что ты меня знаешь хуже всех. Я не хочу раскрывать сердце и душу перед всеми, – Саша встала и вышла из комнаты.

– Жаль, что я не понимаю, какую боль, идею или мечту, Сашенька скрывает. Это может кончиться большой бедой.

– Бабуль, ты заигралась несколько в прорицательницу, – Алиса подошла к «А.В.» нежно прижала ее и с удивлением посмотрела.

– Дай Бог, чтобы я ошиблась. Главное, девочки стремитесь к лучшему, что еще осталось в этом поникшем мире.

Судя по приведенному выше разговору можно представить, что «А.В.» суровая, мрачная старуха. Ничего подобного. Она была веселой, шаловливой и обожала разыгрывать и попадаться на удочку. Она хохотала больше всех и только причитала, что она так и знала, что ее опять обведут вокруг пальца. Именно, поэтому мы обожали посещать её дом.

Мне показалось, что вскоре мы все позабыли о судьбоносной беседе. Пожалуй, только Алиса стала больше заниматься с бабушкой, да Марьяшка, перестала есть, вообще.

* * *

Мы шли по снежной Москве, кутая те места, которые особо продувало, и достигли нашего дома на Цветном бульваре.

Дворик сильно изменился с тех пор, как мы поверяли в нем друг другу самые важные секреты. Тогда, это был старозаветный дворик. Несколько невысоких домов, построенных в разные времена. Два из них – еще до революций. С виду они казались, наклонившимися как «Пизанская Башня». Мы несколько раз бывали там, у школьных друзей и внутри квартиры были весьма крепкими и даже не особо требующие ремонта. В комнатах было много лепнины, которую, к счастью никто не вознамерился сбить. Полы паркетные и тогда даже пахли замечательным праздничным запахом мастики.

Именно в таких барских апартаментах жила семья «А.В.».

Ремонт там не делался никогда, но лёгкий запах плесени от стен и старых дорогих вещей придавал дому особый флёр.

О доме, где мы жили с Марьяшей, рассказывать так подробно, не стоит. Кооператив, построенный в 1927 году для деятелей искусства и эстрады. Стандартные большие квадратные комнаты, кухня и одна из комнат с балконом. С этих балконов мы – девчонки перекрикивались, договариваясь о встречах и обсуждая насущные проблемы. Так что весь двор был прекрасно осведомлен о нашей молодой задорной жизни.

«А.В.», постоянно этим возмущалась, однако внимательно слушала наши «уникальные» новости и видимо, делала выводы.

* * *

Я не случайно так подробно описала наш юный быт и место, где в основном обитали. У нас не было беседки, но был тополиный сад. С мая по конец июня мы жили в летней зиме. Все ругались и чихали, но понимали, что какой-то импрессионистский изыск в этом есть.

В нашем дворе произошло много событий, которые сегодня тянут нас обратно в молодость. На первой лавочки от входа в палисадник, началась история, которая, то ли закончилась так ужасно сегодня, то ли только начинается.

Останавливаться сегодня во дворе не хотелось. Его весь перекопали. Окружили старые дома огромными стеклянными «аэродромами». Создавалось ощущение, что с высоких этажей стекляшек ведется наблюдения за нами, муравьями, суетящимися внизу.

Мне не обижались на новомодное строительство, но приходить в садик не хотелось. Окруженный машинами, которые стояли почти друг на друге, загазовывая бывшее тополино-липовое пространство. Деваться нам было некуда. Мы пошли на Цветной бульвар. Он тоже сильно изменился.

Я засмеялась неожиданно и громко.

– Ты что? – Испугалась неадекватной реакции, Яна.

– Я вспомнила, как мы гуляли поздней ночью, ранней перестройкой и пели. Потом остановились у памятника трех железных колхозниц и запели «Ой, цветет, калина…».

Девчонки захмыкали и гуськом, держась друг, за друга скользя на раскатанном снегу, направлялись к тем самым металлическим теткам. Но их тоже унесли, как нашу беззаботную молодость.

– Кира, ты помнишь, как мы ночью ходили, летом с твоим мужем Артёмом, Стасом и Левкой на бульвар, к первым кооперативным палаткам за «Сникерсами» и пугали продавцов известными лицами наших мужиков. Они же тогда были самые знаменитые на телевидение.

– Помню, как мы гордились этим. Еще помню, как Левка поставил новый «Джип» под нашими окнами, в полной уверенности, что уж его – звезды, машину не тронут. Утром – все колеса были спущены.

– Я помню, как он орал по мобильному, на весь двор, – засмеялась Марьяшка, вскочила как ошпаренная. Звонил, он кажется, Стасу.

– Да. Было только восемь утра. Мы развлекли весь двор. Встали все и высунулись из окон, чтобы посмотреть на аттракцион как три телеведущих ничего не умея, ругаясь и напевая, «Ни кочегары мы, ни плотники…» доламывали машину», – у меня на глазах выступили капельки. Наверное, мокрый снег. – Радости было всем.

Хотя я и Марьяна продолжали, как и семья Дашковых жить в том же дворе, но он стал совсем другой, как впрочем и мы.

– Девушки, мы так долго можем вспоминать наше прощанье с молодостью. Мы ведь собрались по другому делу, – Яна строго посмотрела сквозь заснеженные ресницы. Я должна домой бежать. У меня там полный дом несмышленых обалдуев.

– Я не знаю с чего начать, – заныла Марьяна. – Я вообще не вижу своей вины…

– А тебя никто не обвиняет? Но мы должны сформулировать версию, я многозначительно замолчала.

– Ты имеешь в виду, что, правда, должна остаться между нами? – Яна с ужасом посмотрела на нас. Почему мы должны отвечать за весь этот трагифарс?

– Мы дали слово «А.В.», – я не стану нарушать обещания.

– Девочки, мы сегодня на слишком большом взводе. Лучше разбежаться и подумать. Машка, ты, куда к очередному другу, – Яна поцеловала подружку, потому что Марьяша надула губы. Не обижайся. Я твёрдо верю, что ты найдёшь своего золотого мальчика. Я побежала ловить такси. Чао.

Янка умчалась, на ходу поднимая руку, призывая машин остановиться.

* * *

Мы с Марьяной, не сговариваясь, уселись на мокрую скамейку.

Все-таки история эта достаточно далека от Яны, – задумчиво сказала Марьяша. Она еще даже не была нашей знакомой.

– Ну, основную часть она должна хорошо знать. Мы же все вместе собирались и давали клятвы и переходили с одной работы на другую, никому ничего не объясняя.

– Как нам мог прийти такой бред в голову, – Марьяша вопросительно посмотрела на меня.

– Ты вспомни, что происходило тогда со страной и нами.

* * *

80-е годы «Прощание с молодостью»

В 1980 году мы с Сашей, Марьяной заканчивали школу. После того многозначительного разговора, когда нам было по 13-14 лет, «А.В.» больше никогда не возвращалась к этой теме. Мы забыли о ней еще быстрее. Все устремления бабушки сконцентрировались на Алисе. Она блестяще выпустилась из средне-образовательного учреждения. Да, по-другому в семье Дашковых не могло быть. «А.В.» несла победу своей семьи в любой области искусства и науки как знамя. Опустить его или приспустить было невозможно. Такие же правила относились к тем, кто посещал дом «А.В.». Иногда, складывалось ощущение, что гости, и друзья вносят штандарты своих полков и складывают их к ногам бабули. Она уж умела отобрать, кого допускать, а кого придержать в большой прихожей, где висел огромный портрет самой А.В и напротив такое же большое старинное зеркало. Так что в нем отражалась только бабуля, которая каждое утро проверяла состояние внешнего вида. Свет был выставлен так, что с одной стороны он прятал все изъяны «А.В.», а с другой, намекал, что, то тут, то там надо похудеть, подтянуть и подкрасить.

Мне доставляло неимоверное удовольствие тайком из-за угла наблюдать за этой примеркой самой себя.

Сашка говорила, что поначалу она тоже, как завороженная смотрела и даже пыталась подражать и бабушка не возражала, хотя всё видела. Алиса никогда не подражала и не слизывала бабулины манеры. Саня уверяла, что «А.В.» ей не разрешала. Только, младшая внучка не знала почему.

Марьяшка прибегала реже. Она училась в балетном училище, и ей было совсем некогда копировать кого-либо. Да и осанка у неё была прямая, а волосы затянуты в нежный девичий пучок и «А.В.» это очень нравилось.

Как-то раз, я зашла вместе с Саней к Дашковым, и мы услышали громкий на все четыре октавы ревевший голос бабули. Ничего подобного никогда в доме не наблюдалась. Конечно, «А.В.» разговаривала властно и достаточно громко, но повышать тон ей даже не было необходимости. Ее и так все хорошо слышали и все беспрекословно выполняли.

– Какого черта, ты, моя любимая старшая внучка вместо того, чтобы готовиться в консерваторию, завела роман, забеременела и теперь срочно прибежала ко мне. Что ты хочешь от меня?

– Бабуль, мне нужны деньги, сделать аборт. Я не хочу этого ребенка. Я подготовлюсь в Консерваторию. Ты же знаешь, что я тебя не подведу.

«А.В.» медленно села в Вольтеровское кресло и изрекла:

– Я дам тебе врача и денег. После операции, ты уедешь в Крым и там начнешь заниматься с моей подругой Ольгой Леонидовной – она гениальный педагог. Лучше, чем я. Я с тобой всё равно сейчас не хочу общаться и видеть, Алиса, тебя не могу. Иди.

Мы на цыпочках отошли от входной двери и отправились на улицу.

– Как ты думаешь, «А.В.» догадается, что мы все слышали? С интересом и страхом спросила Саша.

– Не знаю. На всякий случай, пойдем ко мне и позвоним, предупредим, что делаем уроки у меня.

Настроения разговаривать не было никакого. Обсуждать, поступки и слова «А.В.» мы не стали. Это априори было непринято. Известия, которые принесла Алиса, были удивительны и явно разочаровали бабушку.

Мы сосредоточенно занимались. Через два часа позвонила «А.В.» и сказала, что уроки девочек седьмого класса не могут занимать больше полутора часов.

Сашка быстро собрала портфель и так, не сказав ни слова, помчалась домой.

Меня распирало все пересказать Марьяне, которая уже должна была вернуться из училища.

Я ходила по комнате вдоль и поперек, решая, впервые в жизни, непростой вопрос. Если выдать чужую тайну, я стану предательницей, если скрыть от близкой подруги, значит, я ей не доверяю. Я вся взмокла от попытки решить проблему. Но, все получилось наилучшим, как мне тогда казалось, образом.

– Кира, мне Саша сказала, что вы случайно слышали наш неприятный разговор с Алисой, – голос «А.В.» был жёсткий и сухой. – Ты ничего не слышала.

Марьяне я сама всё объясню. Всё остается как всегда. Ты меня хорошо поняла?

– Да. Я могу к вам приходить? – Робко поинтересовалась я.

– Всё как всегда. Хотя, я думаю, что скоро у вас не останется свободного времени на посиделки. Надеюсь, ты готовишься в институт?

– А как же. Только этим и занимаюсь, – с иронией сообщила я.

Бабушка не приняла моего сарказма.

– Вот и продолжай.

Александра Владиславовна выполнила все решения. Алиса исчезла из дома, не попрощавшись ни с кем. Мы стали встречаться крайне редко. Исключительно в школе.