Текст книги "Омичка навсегда. Лирика и мистика"

«Сколько в мае нам маяться, милый…»

 
Сколько в мае нам маяться, милый,
То дожди, то снега, то туман,
Снова черное небо спустилось
Мне на плечи, царивший обман
Заставляет укутаться в пледы
И забыть о минувшей жаре,
Жду я друга сегодня к обеду,
Но камин запыхтел, догорев.
Никого, ничего не осталось,
Только странные блики картин,
И к себе непонятная жалость,
И унылые лица мужчин.
Словно все тут вдовцы и расстриги,
В ком и жизнь угасает, и свет
Не появится, старые книги
Я листаю, а радости нет.
Это май вечно мается с нами,
Провожает весну и грустит,
Небо черное, словно бы знамя
Надо мной и тобою парит.
Я на Любинский вырвусь из дома,
Чтобы путы унынья порвать,
И свою незавидную долю
Рифмовать, рифмовать, рифмовать.
На пирушку к художнику снова
Загляну, хоть непрошеный гость,
И вдохну я сирень, и по-новому
Мир увижу сквозь трепет и боль.
Мы расправили крылья к июню.
Мы взлетаем, черемухи бред
Вдруг внушит, что по-прежнему юные
Излучаем таинственный свет.
 

«И этот месяц тоже май…»

В тот месяц май, в тот месяц мой

во мне была такая легкость,

Б. Ахмадулина

 
И этот месяц тоже май,
Я маяться давно устала,
Но ты приди и наливай
Нам кофе, чтобы трепетала
 
 
Строка от вдохновенья вновь,
И пусть там бабочки запляшут,
Что остается нам? Любовь,
Свидание на старом пляже,
 
 
Где возле ног шумит Иртыш,
И никого еще не встретить,
И только я, и только ты
Совсем одни на белом свете.
 
 
В беседке приблудился кот,
Он черен, потому прекрасен,
И он нам счастье принесет.
Свиданье наше – это праздник.
 
 
Иртыш ворчит, и кот шипит,
Гуляет рядом пес с поэтом,
И это месяц май бурлит,
Увитый сном перед рассветом.
 
 
Мне столько хочется сказать,
Слова уносит в пропасть ветер,
Останется стихи читать,
Когда заря тебя осветит,
 
 
Рассвет, не может быть, мой бог,
Как время катится незримо,
И на одной из тех дорог
Тень адмирала недвижима,
 
 
Нет, неподвижна, слов игра,
И чувств счастливая бравада,
И мы с тобою до утра,
В беседке, торопить не надо
 
 
Ход времени, и этот май
Не страсть, любовь, шутя, приносит,
А если чувства через край,
То не страшна нам больше осень..
 
 
Нам до нее хранить любовь,
И встретиться, любя и веря,
Резвится ветер, кот с тобой,
И я забыла все потери.
 

«Неделю дождь не перестал плясать…»

 
Неделю дождь не перестал плясать,
Над городом, окутанным туманом,
А мы с тобой пытались пробежать
Над пеленой таинственных обманов.
 
 
Со мною снова был мой черный кот,
Он вымок, и шипел, не понимая,
Куда нас дождь по берегу ведет,
И почему его не замечаем.
 
 
И все темней казались облака,
А кот орал, и окна гасли рядом,
И музыка была там так легка
И белый вальс с дожем, моя отрада,
 
 
От чаянья любви немела вновь
Моя душа, промокшая до нитки,
И не смущали дождь и эта ночь,
Ведь кто-то там играл еще на скрипке
 
 
На скрипке грез, мышиная возня
Усталых туч, нас только забавляла,
Но кот смотрел с тоской на меня,
– Ну что тебе все мало, мало, мало.
 
 
И музыка смолкала, и луна
Пробилась среди туч и засветила.
И я была как прежде влюблена,
И даже этот нудный дождь любила…
 
 
А мы с тобой пытались пробежать
Над пеленой таинственных обманов.
Неделю дождь не перестал плясать,
Над городом, окутанным туманом,
 

Между адом и раем

В белом просторе парят и сливаются

Души, друг другу верны.

С. Ольшевскими

 
Мой друг в раю, а мне б в пределы ада
И на пирушку в тесный круг друзей,
Где тосковать о брошенном не надо,
Где все свои среди своих чертей.
А мне бы веселиться до заката
И вспоминать о том, что было там,
И в чем была я вечно виновата,
И пес какой все ходит по пятам.
По дубу в рай подняться мне едва ли,
Дурман сирены вызывает грусть.
Нет, мы б с друзьями вечно пировали,
Прогнав чертей с котами, ну и пусть
Там жарковато, там темно порою.
Но если рядом ты, а ты в аду,
То двери рая ангел пусть закроет,
Я к ним по дубу точно не дойду.
Ну что ж, прощай, в твоем раю спокойно,
Но пусть не снится даже нам покой,
Унынье прочь, и так легко не больно,
Когда друзья пируют там с тобой.
Плен медовухи, вечная отрада,
Пусть ангелы достанутся другим.
Бродить в аллеях бесконечных сада,
Писать богам и оды там и гимны
Увольте, не об этом я мечтала,
Прости же Зевс, и Посейдон прости,
Я с Персефоной спорила устало.
В объятия к Аиду мне идти
 

Парк 30 летия ВЛКСМ

 
В старом доме гуляет ветер,
Он уносит куда-то листья
И листки со стихами, светит
Нам фонарик, являя лица
 
 
Но луна черты искажает.
Не узнать мне тебя, мой Демон.
Пианист все еще играет,
Тихо тает музыка где-тоэ
 
 
То ли явь, то ли сон не ясный,
В старом доме мелькают тени,
Возвращается мир прекрасный,
Откровенны мы нынче с теми,
 
 
Кто далек, и никто не знает,
Как вернуть нам листки и листья,
И судьбой Пианист играет,
И Луна искажает лица.
 
 
В старом парке проснулись птицы,
И летят внезапно куда-то,
И мелькают родные лица,
И забыты боль и утраты.
 
 
Говорят, что покой лишь снится,
Приходите сюда вы снова,
Чтобы Музыкой насладиться,
Чтобы снова услышать Слово
 

Ночная прогулка

 
И каждое мое стихотворенье
Еще в утробе мыслей и идей
Пытается нас вырвать из забвенья
И бросить в бесконечность площадей.
И в городе, снегами занесенном,
Где храм чуть прикрывает серый дом,
Мы бродим, и взираем так влюбленно,
На то, что открывается с трудом,
 
 
И узник рвется к небу, и Любаша
Нас ждет покорно, книгу опустив,
И признаюсь я в том, что было страшно
Тебя не встретить, страсть похоронив.
Но все случилось, город мой внимает,
И понимает, что прекрасна жизнь,
Он твердо верит, он прекрасно знает,
Как души улетают вдаль и высь.
 
 
Но милый, в ту стихию страсти нежной
Вернемся снова мы на Новый год.
Метельно все в душе и безмятежно,
Когда любимый рядышком идет.
И в старом парке проступив внезапно,
Мы будем целоваться в тишине.
Да, жизнь прекрасна, яростна, внезапна
И краткосрочна, и всегда в цене.
 

О чем задумался Степаныч?

 
Ну вот и лето, сколько стройных ног,
И каблучки стучат по мостовой.
И только он, уставший, изнемог,
Не просто управляться под землей,
И жизненный иссяк как будто пыл,
Чини иль не чини, все рвется вновь.
Ван Гог напротив с музою застыл.
У всех весна, у всех теперь любовь.
Да, город жив, но кто оценит труд,
Им невдомек как хрупко все внутри.
Они к нему, когда ЧП, придут,
Когда труба прорвется. Фонари
Уже горят, и в вечер погружен,
Мир замирает от земных забот.
И лишь Степаныч хмур и удивлен,
Не до страстей в пылу его работы.
Вот пьяница открытья ждет пивной,
Ему и море по колено вновь,
Перекурил, когда там выходной,
И снова исчезает под землей.
 

Тарские врата

 
Поднимемся от Любочки опять,
Ее оставив, не прощаясь там,
И вновь пойдем беспечные гулять.
К воротам Тарским – К царским воротам, —
 
 
Так говорила бабушка, когда
Мы были с нею тут, сто лет назад.
Шли к храму, и блестящая звезда.
Сияла в небе, о, тот звездопад.
 
 
Ворота возвышаются вдали,
Исток и слава, тени и судьба,
Здесь говорят о вере и любви,
Здесь декабристы, жены их, пальба,
 
 
Какие-то другие времена,
Тень Ермака над грозным Иртышем,
И смех Кучума, и молчит она
Пред адмиралом, знает – обречен.
 
 
И если б камни рассказать могли.
Стою одна, давно их в мире нет,
И только в свете алом той зари
Мне видится иной, кровавый след.
 
 
Латышские стрелки пришли карать,
И валятся тела на берегу,
А Тарские ворота – стон и стать
На набережной тех событий гул…
 
 
Пройдем еще, и там ютится храм,
Он выстоял в лихие времена,
Там бабушка и свечи с неба нам
Все говорит, что кончилась война.
 
 
И город спит, внимая словесам,
И никого на этой стороне,
И только у истоков, где-то там
Еще живем в реальности и сне…
 

Тень из прошлого

 
Мертвый город его спасает,
Бережет арестанта Омск,
И к таким он причастен тайнам,
Хоть и мертвым его зовет.
Хмур опять генерал-губернатор,
Оправданья свои ища,
Не правитель, и не сенатор,
Арестанта трогать нельзя.
Потому что потом родится
Слава русской культуры здесь,
Только он все туда стремится,
О, столицы, забытой спесь.
Там страшней и мертвее, знаю.
Там Раскольников с топором
И за ним в тишине шагает,
Свидригайлов кричит о нем.
Но дубравы немая сила,
Не спасает от той тоски,
И играючи и игриво,
Он стремится в болот тиски.
Там отца они убивают,
Там Порфирий готовит суд,
Мертвый город его спасает,
И ему это все зачтут.
Но душе приказать не в силах,
Снится снова там казино,
Необъятная ширь России
Не спасает его все равно.
И Раскольников не сдается,
Не раскается никогда.
Мертвый город, как лучик солнца,
Как во тьме кромешной звезда
 

Памяти Н. В. Степанца

Мне часто снится Николай Васильевич, он снова требует Годовой отчет и смотрит так сурово.

Воспоминания бабушки

 
Пришла я не к нему на тот погост,
И вдруг он смотрит на меня сурово,
И город, что трудами так прирос
Он вспоминает, видит он по-новому,
 
 
И ничего, что позабыли там
О грозном и прекрасном, не в обиде.
Бываю на проспекте Степанца,
И снова тень его у дома вижу.
 
 
Дождь моросит, и город мирно спит,
А мы пройдемся молча по аллее.
О чем он спросит, что он говорит.
О времени о том и я жалею.
 
 
И новый век с его блатной братвой,
Он отвергает в ярости и гневе,
И где-то там, на звездной мостовой
Пойдем опять к разрушенной Арене.
 
 
– Да как так строить. И стоит суров,
Не видя ни начала, ни конца,
Спит мирно город, и уйдет без слов,
Я молча провожаю Степанца.
 
 
– О, Николай Василич, город спит,
Он позабыл о многих, он спокоен.
Но этот созидательный мотив
Останется, он и один был воин,
 
 
Таких сегодня вряд ли отыскать,
Он бабушке моей ночами снится,
Заслуженный, умевший благо дать,
Он в час беды к нам снова возвратится.
 
 
Проснется зачарованный король,
И город свой от бесов охраняя,
Великий воин, строить он готов,
И созидать, наш мир, не разрушая.
 

Сложившийся в XX веке облик Омска и даже местоположение ряда микрорайонов во многом определил именно Николай Васильевич Степанец.

«А вот и закончился дождь до заката…»

 
А вот и закончился дождь до заката,
И сразу просохли дорожки у сквера,
И мокрые птицы летели куда-то,
И гнали их в пропасть ночные химеры.
 
 
И было так странно и горько, и больно,
Что в сумраке грез я тебя не встречала,
И все же опомнилась как-то невольно,
Застыла в тумане на миг у причала.
 
 
Художник писал ту сирень на закате,
И женские лица в цветах проступали,
А город, окутанный ливнями, в страхе
Уносит куда-то труды и печали.
 
 
Присяду на миг, полюбуюсь работой,
Как пишет – легко и тревожно, и звездно,
И надо идти, умножая заботы,
И кажется, что я живу не серьезно.
 
 
В тумане проступят любимые лица,
Ушедших из жизни, о как же их много,
И будут в печали своей веселиться,
Вдыхая прохладу, забытого бога.
 
 
Припомнят и снова промчатся столетья,
И кто-то чужой, полотно созерцая,
Отметит, что счастливы были в то лето
Художник и женщина эта чужая.
 

Светлой памяти Ивана Романовича Алексеева

Обняли нежные женские руки

Звездочки прожитых лет

Вальс

 
Входил, стремительно взлетая,
Все расступалось перед ним,
Сегодня улица такая
Осталась, и на ней грустим.
 
 
Иван Романович, как звездно,
Как все красиво в этот час,
Пришла я к вам сегодня поздно,
Часы на башне той стучат…
 
 
В приемной все так было живо,
И Пушкин со стены взирал,
Он был веселый и красивый
Наш седовласый генерал.
 
 
Души прекрасные порывы
Он в каждом живо находил,
Какими были мы счастливыми
У каждого полет и пыл…
 
 
Замру на улице и снова
Увижу в звездной вышине
Его высокого, живого,
Что это нынче? Сон во сне…
 
 
И в пелене другой эпохи
Наш мир сражался и играл.
Но в каждом жесте, в каждом вздохе
Великолепный генерал…
 
 
Развод на набережной снова,
И замирают перед ним,
И окрылен, и так взволнован,
Идет опять навстречу к ним.
 
 
Стою на улице, немея,
И на свиданье пригласив,
Тот белый вальс звучит над нею.
Мы кружимся среди светил…
 

Сибирская Венеция

 
И словно в Венеции дальней,
Бреду в тишине по воде,
И рядом поэт мой печальный,
Не Бродский, покорный судьбе,
 
 
Бунтарь, тут таких не, бывало,
Печали дождя вопреки,
То смотрит на воду устало,
То снова читает стили…
 
 
Да что там, поэмы в потопе
Так странно, так славно звучат,
На улице Жукова строки,
Как птицы в тумане летят…
 
 
И больше нам ливень не страшен,
До нитки промокла душа,
Стоим, замирая у башни,
К театру идем не спеша.
 
 
Князь Петр сегодня темнее,
В потоках воды и тоски,
И даже Февронья не смеет
Напомнить про княжьи грехи.
 
 
И бес вырубает фонтаны,
И музыку слышим вдали,
А дождь все стучит неустанно
О ненависти и о любви
 

Был Омск тогда

Памяти командира полка ППС подполковника

А.П.Лобады

 
Был Омск тогда пристанищем поэтов,
Художников, и музыку творя,
Мой город сад зимою или летом
Доказывал, что мы живем не зря.
 
 
Порывист, словно ветер и прекрасен,
Он управлял патрульно постовой,
И каждый день, как будто новый праздник,
Зато сегодня каждый день как бой.
 
 
Тогда же мы порхали и любили,
И не было ужасных преступлений.
И просто генералы приходили,
Припоминая чудные мгновенья.
 
 
Их форма не чернела в полумраке,
Они любили серый цвет, и мы,
Покой не снился, не было и драмы,
Я помню свет совсем другой страны.
 
 
Улыбка наши лица освещала,
Был командир полка прекрасней всех,
Он чем-то мне напомнил Адмирала,
А Омск – столицу и героев тех,
 
 
Когда развод на Набережной снится,
Встают в одном порыве восемь рот.
И город снова древняя столица,
Все молодым, никто там не умрет..
 
 
Мой город сад зимою или летом
Доказывал, что мы живем не зря.
Был Омск тогда пристанищем поэтов,
Художников, была счастливой я
 

Осенний день

Памяти Начальника ОООП, полковника

Мамаева Юрия Константиновича

Он не любит разгильдяев

Этот наш большой Мамаев

(народный фольклор 90-х)

 
На старом кладбище порядок и уют,
Спешу я к деду, солнце так слепит,
Вдруг понимаю, что полковник тут,
Под мраморной плитою он лежит.
 
 
Ну вот и встреча новая, мой Бог,
А как всегда немного окрылен,
Входил он так спокойно на порог
– Ну, здравствуйте, приемная, – и сон
 
 
Потом он повторялся столько раз,
И так хотелось все вернуть назад,
Он был суров и не любил прикрас,
При нем они в строю опять стоят.
 
 
Общественный порядок он хранил,
Одним приказом все легко менял,
И звездочки с достоинством носил,
И никогда себе не изменял.
 
 
Я розы на могиле вижу вновь,
И каждый раз теперь иду к нему,
И говорю, что над страною ночь,
И очень жаль теперь его страну.
 
 
Она совсем другая, всюду стон,
И разгильдяев развелось, увы,
И кажется, что это страшный сон,
А на граните золото листвы
 
 
Вдруг понимаю, что полковник тут,
Под мраморной плитою он лежит.
На старом кладбище порядок и уют,
Спешу я к деду, солнце так слепит.
 

Радужный город

 
И радуга снова висит на закате,
Над городом сонным, омытым дождем,
Какая-то радость сознанье охватит,
И мы остаемся сегодня вдвоем.
 
 
Есть мост к небесам или к дому дорога,
Все ладно, все ярко и город расцвечен,
И снова смеемся, помедлив немного,
О, как же хорош этот радужный вечер,
 
 
Июньский закат в Иртыше отражался,
Печали тонули, и радость порхала,
Мой радужный город в жару обнажался,
Нагая русалка во мгле танцевала.
 
 
И мчались куда-то устало мажоры,
А нам торопиться с тобой не пристало,
И нас обнимал этот радужный город,
И ты говорил о любви у причала.
 
 
Уже полыхала над нами зарница.
И мы оставались в плену до рассвета,
Потом это все будет сниться и сниться,
Пусть сбудутся сны этим радужным летом
 

«О, как устали души от тоски…»

 
О, как устали души от тоски,
Навеянной бессменными дождями,
Листаю в тишине черновики,
И не могу исправить, и с друзьями
 
 
Давно не вижусь, там ведь снова дождь,
А вымокнуть не хочется до нитки.
И бабушка ворчит: -Чего ты ждешь?
Жду солнца, жду звонка или открытки.
 
 
Но в электронной почте проку нет,
Одни рекламы, все везде нелепо,
И только дальних звезд незримый свет
Вдруг разукрасит призрачное небо.
 
 
Какие звезды, если снова дождь,
Откуда эта жажда пониманья,
По Любинскому ты ко мне идешь,
И музыка звучала на прощанье,
 
 
Художник дописал во мгле шедевр,
И вышел покурить такой счастливый,
Ель голубая, ветками задев,
И музыки далекой переливы,
 
 
Все вовсе и не грустно, ангел мой,
Возьму кота, пойду к нему навстречу,
И шар луны висит над головой,
И понимаю, что еще не вечер…
 
 
Листаю в тишине черновики,
И так давно не виделась с друзьями.
О, как устали души от тоски,
Навеянной бессменными дождями.
 

Призрак на проспекте Маркса

 
А эта беспечная дама
Из блоковских лет и иллюзий
Пришла к нам светла и упряма,
И замерли звери и люди.
И кот с ней, откуда явился,
И Рыжий идет по пятам,
Он в зеркале не отразился,
И странно подмигивал нам.
А мы, позабыв о заботах,
О том, что куда-то спешили,
Вдруг стали немы отчего-то,
Решив, что неправильно жили.
– Какая чудная старуха,
Твердит за спиною юнец,
И весь он из зренья и слуха
Вдруг соткан, и это конец
Для той, что его полюбила,
Он бросит все в бездну забот,
И белая чайка кружилась
Над призраком, рядом и тот.
И все из иного романа
В реальность нам брошено вновь.
Она состоит из обмана
И верность ее, и любовь.
Но Фауст не выйдет навстречу.
И каменный князь не сойдет
К ней снова, отчаянный вечер,
Какой-то неведомый год.
– Женись на мне, – снова твердила
Феврония в облаке сна.
И мимо она проходила,
И лишь усмехалась она.
 

«Ночь сомкнула свое покрывало…»

 
Ночь сомкнула свое покрывало,
Дождь смывает следы торжества,
И о чем-то во тьме ворковала
Та, что так откровенна была.
Засыпает мой призрачный город.
Он не помнит, о чем нам грустилось,
Да и радость забудется скоро,
Остается надежда и милость.
Окна гаснут, как будто случайно
Загораются лица и свечи.
И за каждым какая-то тайна
Сохранится, и хочется вечером
Рассмотреть ту картину заката,
Как Иртыш тяжело теперь дышит,
И уносятся птицы куда-то,
И никто меня больше не слышит.
Середина июля, а лето,
Где-то словно давно заплутало,
И приносит нам снова к рассвету
Тот цветок, улыбаясь, Купало.
Но дороже чудес и сокровищ
Вдохновенья веселая сила,
Ночь раскинула звезды становищ *
Прямо в бездне небес, как красиво.
Там пируют князья и дружины,
Там меды наполняют братину,
Русь небесная гордой и сильной
Остается, и мы не покинем
Тишина – это звездное небо,
Вдохновенье пьянит, окрыляет,
Середина июля, а лето
Затерялось и где-то плутает..
 

«Мороз по коже, темная печаль…»

 
Мороз по коже, темная печаль,
И летний зной лишь душу холодит,
И все прошло, и ничего не жаль.
Все тяжелеет тело от обид.
Нырнуть бы в лето, но не хватит сил.
Расстаться с грузом призрачных обид,
И призрак там, на Любинском застыл,
И мне о чем-то важном говорит…
И лето обернется вдруг зимой,
И ливень не спасет, как слов поток,
И больше нет его, и ты чужой,
Так на судьбе написано, дружок…
И что твои измены, ссоры, ложь.
Пустые сотрясания страстей.
По пуху, как по снегу, ты идешь.
И на душе в тот зной все холодней.
И никого, и ничего кругом,
Мир без людей, какая это боль.
И где-то там, в тумане за углом,
Мы никогда не встретимся с тобой.
В лесу чужом бреду среди болот,
А там то вой волков, то детский плач.
Но даже этот ужас не спасет,
И не разбудит в сонме неудач.
И все-таки мне Леший в тишине
Протянет руку и укажет путь.
На Любинском застыла и ко мне
Шагает Врубель, просит – Позабудь.
Но что забыть, таинственны слова,
Мороз по коже и иная даль.
И, кажется, что я была права,
Да только дней и лет сожжённых жаль.
 

От храма к лесу

 
За поворотом ждет тебя любовь,
Хотя она умножит боль страданий,
Уйдет мужчина грубый и чужой,
Она ему помашет на прощанье.
 
 
За поворотом ждет тебя весна
Хотя ты осень ждешь с улыбкой странной,
Внезапная и шумная она,
Блеснет звездой или открытой раной.
 
 
Но все-таки она опять пришла,
И в этот свет поверишь утром ранним,
Как много в мире света и тепла,
Как быстро затянулись снова раны.
 
 
И лес вдыхал покой и тишину,
И воскресал давно ушедший в грезы,
А мир подлунный в тишине тонул,
Благоухали на поляне розы
 
 
Откуда им тут взяться? Мне ли знать,
И солнце поднималась над туманом,
За поворотом ждет тебя твой князь,
Твой дивный муж. И в мире этом странном,
 
 
Где рев сражений победит Любовь,
Где тучи проступают из-за леса,
Идет к тебе твой Велес молодой,
И мы, купаясь в летнем зное, свата
 
 
Не позабыли, дивная пора,
Печаль и радость – все здесь остается,
И растворилась в тишине хандра,
И сердце от любви моей встряхнется.
 
 
И белый конь в печальной тишине
Спешит ко мне, он унесет куда-то,
Там гусли, свет и песни при луне,
И хоровод русалок в миг заката.
 

Светлой памяти С.Н.Поварцова

 
Когда звезда в тумане возникает,
И освещает твой унылый путь,
Она порою ярко так сверкает,
Что слепнут слабаки, но не свернуть
 
 
С того пути, мы это понимали,
И слышали в осенний первый день,
Его победы и его печали,
Всех наших были выше и ясней.
 
 
О возвращенных снова говорили,
И тень нависла над его челом,
Там Мережковский, изменив все стили,
Явился в измерении ином.
 
 
Запел Мартынов, заглушая грозы,
И были мы так странно далеки,
Когда улыбки, разговоры, слезы,
Вдруг проступили, и шаги легко.
 
 
Открытья и восторги принимая,
Желая на разрыв и жить и петь,
Мы в этот мир отважно так шагая,
Боялись лишь чего-то не успеть.
 
 
И с нами он витая в эмпиреях,
На землю опускался в грозный час,
Казалось, ни о чем не пожалеем,
И это все касалось снова нас.
 
 
Но солнце так внезапно закатилось,
Когда на мир упала снова тьма,
И лишь душа его с пути не сбиралась.
И освещала этот путь сама.
 
 
Мы все потом куда-то улетали,
Тот свет в душе отчаянно храня,
Мы верили, любили, точно знали,
Не погасить вовек того огня…
 
 
И свет сгоревших звезд опять вернется,
Когда в тумане, в поле у реки,
Он к нам придет, вернется, рассмеется,
Раскритикует слабые стихи.
 
 
Конечно, эта жизнь несовершенна,
Но где-то там, за призрачной рекой,
Мы встречи ждем. Он выйдет незабвенный,
И увлечет нас снова за собой