Текст книги "Гуси-лебеди"

Любовь Федоровна Воронкова
Гуси-лебеди

1. Аниска

Это было интересное зрелище. Розовый дождевой червяк высунулся на свет возле самого муравейника. Муравьи вцепились в него и начали вытаскивать из земли. Червяк, видно, почуял недоброе. Он упёрся. А потом и совсем испугался, заворочался, начал пятиться обратно в землю. Но муравьи не давали ему уйти…

Аниска сидела над ними неподвижно. Муравьи бегали по её босым ногам, но не кусались – никогда муравей не тронет Человека, если его не пугать. Изредка она поднимала ресницы, оглядывалась на густые берёзки, осыпанные острыми солнечными огоньками, на мохнатые сосенки, на коричневые иглы муравейника, тёплые и блестящие под солнцем, на цветущие лесные травы… И, улыбнувшись неизвестно чему, снова устремляла свои тёмно-серые, немножко косые глаза на червяка и муравьёв.

Низко, почти над головой, пролетела любопытная синичка. Села на куст и поглядела на Аниску сначала одним глазом, потом другим: «Что это? Человек сидит? Или так, растёт что-то?..»

Аниска улыбнулась:

– Что смотришь?

«Человек!» – в страхе чивикнула синичка и скрылась.

Аниска снова опустила глаза:

– Вытащили!

Муравьи волокли червяка к себе в муравейник. Червяк скорчился, уцепился за траву. Тогда чёрные хищники навалились на него и розняли на две половинки. Аниска, удивлённая такой свирепостью, смотрела, как они запихивали червяка в отверстия муравейника.

– Аниска, ау!

– Аниска, ты где? Ты что делаешь?!

Аниска встала. Девочки пробирались к ней сквозь кусты.

– Чего нашла? Чего нашла? – звонко и торопливо, как птица, повторяла Танюшка. – Что смотришь?

Она заглянула своими быстрыми чёрными глазами в Анискину корзинку. В корзинке топорщились сухие еловые шишки – Аниска набрала разжигать самовар.

– Ничего? А почему здесь сидишь?

Аниска помедлила – рассказать или не надо?

– Тут одна история была…

Танюшка тотчас пристала:

– Какая история? Какая? Что сделалось?

Катя молча глядела на Аниску спокойными ожидающими глазами. Солнце просвечивало сквозь её белёсые волосы, торчавшие над голубой ленточкой, и голова её была похожа на пушистый одуванчик.

– Вот я видела… Отсюда червяк вылез…

– Ой! Вот так история, – закричала Танюшка, – про червяка!

– Червяк вылез. А потом? – спросила Катя.

– А потом муравьи напали, разорвали его и утащили.

– И всё?..

Аниска и сама не могла понять, почему ей так интересно было смотреть, а рассказ вышел совсем неинтересный.

– А ну-ка я сама погляжу!

Танюшка схватила рыжую сухую ветку и быстро разворошила край муравейника. Муравьи закипели-забегали, потащили куда-то свои белые коконы…

Аниска оттолкнула Танюшку, вырвала у неё ветку и забросила в чащу.

– Ты что? Драться, да?! – У Танюшки в голосе послышались слёзы. – Уж скорей драться, да?

– А ты не мучай.

– А кого я мучаю? Кого? Кого я мучаю?

– Муравьёв. Они строили, а ты ломаешь.

– Ну и сиди со своими муравьями. Косуля!.. Кать, пойдём! Пусть одна ходит!.. Косуля, Косуля!

Катя невозмутимо запела тоненьким голоском и пошла по лесу. Она не любила, когда плачут и когда ссорятся.

Аниска хмуро посмотрела им вслед. На смуглых скулах выступил румянец. Всегда так. Когда сказать нечего, так сейчас – «Косуля».

А это слово Аниске было больней всего на свете.

2. Братец Николька, с которым можно разговаривать

Мать уходила из дому и наказывала Лизе, старшей Анискиной сестре:

– Гляди за домом. Уберись в избе, подмети, посуду вымой. А перед зеркалом довольно вертеться – не доросла ещё.

– А Аниске – что?

– А ей – с Николькой сидеть.

И, уже выходя из избы, крикнула:

– Не обижайте Никольку, смотрите!

Лиза с тоской посмотрела на молочные кринки с застывшей белой кромкой по краям, на сальные чугунки, на большую плошку с остатками щей… А она только что причесалась и покрылась чистым голубым платком – можно бы и на улицу…

Она стояла возле печки и острыми мышиными глазами искоса поглядывала на Аниску. Взялась было за ухват, чтоб достать горячей воды, и снова со вздохом поглядела на Аниску:

– Может, ты вымоешь… а?

Аниска поливала свои цветы. Цветы у неё стояли на всех окнах – в горшках, в консервных банках, в кринках с отбитым горлышком.

– Мать велела тебе, – ответила Аниска, – а мне с Николькой.

– Ну, Николька-то ведь спит! А? Мне ведь на школьный участок надо! Я же платье запачкаю!..

– А ты фартук надень.

– У, Косуля! Вот сейчас побросаю все твои цветы!

Аниска растопырила руки. Ей показалось, что Лиза и вправду сейчас набросится на её горшки и плошки.

– Во! Как наседка расшиперилась! – засмеялась Лиза. – А как будто я их после разбросать не могу!

– А я матери скажу!

– Скажи. Она и сама рада будет – в избе светлей. Говори – не будешь мыть?

Аниска посмотрела на свои фуксии, «огоньки» и «крапивки» – такие они были беззащитные, словно маленькие детки! Они глядели на неё малиновыми и лиловыми глазками, словно просили не давать в обиду.

– Иди уж!..

Аниска налила в миску горячей воды и взялась за мочалку.

Лиза повеселела:

– Ты сейчас вымоешь… А я после обеда. Уж после обеда к тебе не пристану!

Она ещё раз заглянула в зеркало и проворно выскочила из избы. Лишь бы сейчас не мыть, а там видно будет!

Жаркая тишина в избе. Слабый запах цветущей сирени плывёт в открытые окна. На рябине поют скворцы…

Всегда было так. Девчонки водятся друг с другом, а она с ними никак поладить не может. Вот и опять – поссорилась с Танюшкой. А из-за чего? Из-за каких-то муравьёв!..

…Аниска тёрла кринки горячей мочалкой, обливала их чистой холодной водой…

А на что ей нужны эти муравьи?

Но вспомнилась их суматоха, их муравьиная паника, их беготня. И Аниска сказала, обращаясь к большой миске:

– А она пусть не ломает. Им ведь тоже не легко строить-то! А к чему она сломала? Ну?..

В окно влетела бархатная оранжевая бабочка. Аниска поймала её, трепетавшую на стекле:

– Красавица ты моя! И кто ж тебя так нарядил? И кто ж тебя так разукрасил?

Аниска глядела на бабочку, ожидая ответа:

– Ну, скажи – ты откуда? Ну, скажи – как тебя зовут?

На кровати захныкал Николька. Аниска тихо вздохнула:

– Ну лети. Прощай. Прилетай ещё – ты меня не бойся!

Проводив глазами вспорхнувшую бабочку, Аниска подошла к кровати.

Никольке ещё года не было. Он говорить не умел, только гукал. Но зато умел слушать. Он слушал всё, что бы Аниска ему ни рассказывала. И только он один не ссорился с ней и не называл её Косулей.

Аниска усадила братца на полу, на разостланное одеяло, дала ему вместо игрушки расписную деревянную ложку.

– Сиди. А мне надо посуду вымыть. А то Лиза придёт – знаешь, какая у нас Лиза? Она теперь с девчонками на речку убежала. Хоть и сказала, что на участок. Да уж я знаю… Сегодня жарко-жарко! Ну, зачем на пол сползаешь? Сиди на одеяле. Вот так. А тебе на речку хочется?

– А-гу… – отвечал Николька.

– А, хочется! – продолжала Аниска. – А мне, думаешь, не хочется? А вот надо с тобой сидеть. И посуду мыть. И в избе убираться. А то мамка придёт, скажет: почему не убрано? Лизе от матери попадёт. А мне от Лизы ещё больше попадёт. Уж лучше вот я домою посуду да вымету…

– А-гы… – отвечал Николька.

– Да, тебе всё «агы». А у меня смотри какие руки! Чугунок-то в саже был. Ну это, Николька, всё ничего. А вот, знаешь, мне бы надо в лес сбегать. Мне бы на весь день… я бы тогда ронжу нашла. Отец говорит, у нас в лесу ронжи есть. Только далеко, за Лощинами, – он-то их видел. А знаешь, какие эти ронжи? Как полетят, как развернут крылья – так лес и осветят! Красные у них крылья-то. А я вот сколько хожу по лесу – никогда эту птицу не видела!

Никольке надоело сидеть на полу. Он закричал, забросил свою ложку под лавку. Аниска заторопилась:

– Ну подожди! Вот только блюдо осталось! Ну что, не можешь подождать, да? Ну сейчас, сейчас! Беру! Беру!

Аниска убрала посуду, взяла Никольку на руки и вышла из избы. Николька зажмурился от солнца.

– На лужайку пойдём?

– А-гу-у, – пропел Николька.

Аниска кивнула головой:

– Ну я так и знала, что тебе на лужайку хочется!

Лужайка была среди деревни, возле колодца – зелёная луговинка, наполовину затенённая старой липой. Здесь ребята играют в салочки и в горелки, здесь под липой на брёвнышках сидят по вечерам…

Но вышла Аниска с Николькой на руках из калитки, дошла до лужайки и остановилась, раскрыв от изумления свои серые косые глаза.

3. Ласковое слово

Лиза не убежала с девчонками на реку. Все они стояли здесь, сбившись в кружок, – и Катя, пушистая как одуванчик, и черномазая Танюшка, и курносая Верка, с розовыми, словно полированными щеками. Тут же лепился и Прошка Грачихин, белый с белыми ресницами, коренастый и по виду настырный.

И среди них Аниска увидела чужую девочку. Она была в коротком красном платье; аккуратные тоненькие косички с большими бантами лежали на плечах. Лиза кружилась возле неё, щупала её платье, разглядывала пуговки на груди. А Танюшка щебетала, как воробей:

– Ты на всё лето приехала? А с нами водиться будешь? А на реку пойдёшь? А на школьный участок пойдёшь?

Девочка улыбалась. Аниска заметила, что верхние зубы у неё немножко торчат. Но эти два маленьких белых зуба нисколько не портили её улыбки.

– Косуля пришла, – вдруг сказал Прошка и спрятался за чью-то спину: за «Косулю» Аниска и влепить не замедлит.

– Косуля? – спросила чужая девочка. – А почему же Косуля? Косули – ведь это животные такие. Ну, вроде оленей, что ли…

– А она же у нас косая, – объяснила Лиза, – у неё один глаз к носу забегает.

– Глаза по ложке, не видят ни крошки, – сказала румяная Верка и засмеялась.

А Танюшка сквозь смех скорчила рожу и вытаращила глаза, представляя Аниску.

Аниска стояла не говоря ни слова, будто не о ней шла речь. Она никогда не думала, чтобы у человека могло быть такое белое лицо, как у этой чужой девочки, и такие прозрачные нежные голубые глаза.

Эти голубые глаза весело глядели на Аниску:

– А как её зовут? Как тебя зовут, а?

– Аниска, – ответила за сестру Лиза и добавила, понизив голос: – Хоть бы причесалась. Вечно как помело!

– Аниска? Аниса, значит. Надо вежливо называть друг друга.

Чужая девочка подошла к Аниске и взяла её за руку.

– А меня зовут Светлана. Я к бабушке в гости приехала. Марья Михайловна Туманова – это моя бабушка. А это твой братик, да? Ой… какой маленький!..

– Это Николька, – сказала Аниска и покраснела.

Танюшка не вытерпела, дёрнула Светлану за платье:

– Не водись с ней. Она дерётся.

Аниска сразу нахмурилась и стала похожа на ежа.

– Вот и буду драться!

– Словно петухи… – негромко сказала Катя и улыбнулась, как большая на маленьких.

Светлана удивилась:

– А почему драться? Из-за чего?

Тут вся Танюшкина обида вырвалась на волю.

– Из-за всего! Она из-за всего дерётся! Крылья у слепня оторвёшь – дерётся! Кошку стали купать в пруду – дерётся! Мальчишки полезут за гнёздами – и с мальчишками и то дерётся!

Все постарались вставить словечко. И Верка, у которой Аниска однажды отняла лягушку и бросила в пруд. И Прошка, которому попало от неё за то, что он подшиб грача. И даже Лиза – Аниска ей житья дома не даёт из-за цветов: не толкни их да не задень их!

Только светлоглазая Катя молча глядела куда-то на далёкие облака. Ленивая у Кати была душа – ни бранить, ни защищать не хотела.

Светлана поглядела на Аниску с любопытством. Но вдруг неожиданно повернулась к девочкам и сказала:

– Ну, а раз ей их жалко?

Скуластое Анискино лицо потемнело от жаркого румянца. Глаза засветились, как вода в калужинах, когда в них заглянет солнце. Светлана заступилась за неё! Она сразу всё поняла и никого не послушала!

Тут Николька неожиданно закапризничал и заплакал. Аниска вспомнила, что не покормила его. Она почему-то была уверена, что если Никольку не покормить вовремя, то он может сразу умереть. Она испугалась, прижала его к себе и побежала домой.

Светлана удивилась этому. А потом легко догнала её и, расставив руки, загородила ей дорогу.

– Аниса, ты куда? Ты рассердилась?

Аниска широко раскрыла свои прекрасные, серые, немного косящие глаза. Это она-то рассердилась? Она! На Светлану!..

Аниска хотела бы сказать, что она даже и не думала сердиться, что, наоборот, ей весело, а Светлана ей вся – одна радость!.. Но вместо этого она пробурчала еле слышно:

– А что оставаться-то? Мне ещё избу убирать…

Светлана удерживать её не стала:

– Ну ладно. А потом приходи ко мне. Я тебе заколку дам. А то у тебя волосы какие-то косматые…

И отвернулась к девчонкам:

– Ну что ж – мы хотели на реку?

Девочки ответили хором:

– На реку! На реку!

Трава на усадьбах краснела от дрёмы и цветущего щавеля, золотилась от ярко-жёлтой куриной слепоты. Сладким, тёплым запахом тянуло оттуда. Аниска с крыльца глядела девочкам вслед, пока они не скрылись в кустах. Потом крепко прижалась лицом к Никольке.

– Ой, Николька! И откуда она взялась? Ты слышал, как она: «Аниса… Аниса»? И за руку взяла, а девчонки сразу и замолчали. Ой, какая девочка к нам приехала! А ты слышал? Она сказала, чтобы я к ней пришла!

Что случилось на свете? Какое высокое и какое ясное сегодня небо! Воробьи щебечут так радостно и неистово – праздник у них, что ли? А может, это у Аниски праздник?

Аниска вдруг почувствовала, что сердце у неё большое-большое, во всю грудь, и что всё оно такое живое и тёплое. Хоть бы скорей отец пришёл со стройки. С самой весны он в совхозе строит телятник. Всё нет и нет дома отца, только на воскресенье приходит. А сегодня вторник. Но как придёт в субботу вечером отец – Аниска сразу расскажет ему, какая к бабушке Тумановой приехала внучка и как она сразу заступилась за Аниску. «Ну, а раз ей их жалко?» – вот что она сказала.

4. Анискины бредни

Бабушка Туманова с утра с вилами в руках разбивала навоз в огороде, носила его под рассаду. Светлана, соскучившись в избе, пришла к ней в огород и, аккуратно приподняв платьице, присела на брёвнышко.

– Это что растёт? – спросила она.

– Капуста.

– Капуста? Но… бабушка! Вы же её испортите этим!

Бабушка удивилась:

– Чем – этим? Навозом-то?

– Ну да. Она же будет плохо пахнуть!

– Это добро всякий злак любит, – сказала бабушка, – и капуста тоже. А ты что фыркаешь – нешто оно поганое?

Светлана чуть-чуть скривила губы и приподняла свой маленький, словно защипнутый нос. Уж эта бабушка – скажет тоже!

Пушистые светло-зелёные кусты малины, росшие у изгороди, вдруг тихонько зашуршали и раздвинулись. В щёлочку глядели на Светлану большие Анискины глаза.

– Бабушка, – с улыбкой сказала Светлана, – гляди-ка!

Бабушка выпрямилась:

– Кто там? Аниска? А! Ну иди сюда, иди, не бойся, чай, не кусаюсь.

Аниска обогнула огород и вошла в калитку.

– Ты за заколкой пришла, да? – спросила Светлана.

Аниска отрицательно покачала головой.

– А зачем же тогда?

– Ну что такое – зачем да зачем! – сказала бабушка. – Пришла, да и всё! Вот что, Аниска, возьми-ка нашу барышню да поведи куда-нибудь. Вишь, сидит без дела, не знает куда себя девать.

Аниска улыбнулась, крупные зубы сверкнули, как белая речная галька.

Светлана вскочила:

– Бабушка!

– Ну, чего ты?

Светлана подошла к ней, пригнула к себе её голову и зашептала в самое ухо:

– Бабушка, что вы! Как я с ней пойду? Ведь она же чудная…

Бабушка посмотрела на Светлану сурово, с неудовольствием:

– Это кто же тебе такую басню сказал?

– Девочки.

– Экие злыдни твои девочки! Если человек на них не похож, так у них уж и «чудная»! Иди, иди, она плохому не научит!

Светлана подошла к Аниске:

– Ну… пойдём.

– Со мной? – спросила Аниска с затаённой радостью.

– Ну конечно.

– В лес?

– Ну хоть в лес…

Девочки вышли на узкую тропочку, которая сквозь кудрявую травку пробиралась вдоль деревни к пруду.

– Только ты, Аниса, мне что-нибудь рассказывай. А то будешь молчать да молчать… Я тогда от тебя убегу!

Аниска задумчиво посмотрела на неё:

– А рассказывать про всё?

Светлана повела тонкими бровками:

– Какая ты странная. Конечно, про всё, почему же нет?

– Вот здесь наш дедушка умер, – вдруг сказала Аниска.

Светлана остановилась:

– Где?

– Вот на этой тропочке.

– Как?.. Почему?..

– А у нас немцы были тогда. Они не велели вечером на улицу выходить. А дедушка вышел. Покурить ему захотелось, уж очень ему захотелось покурить. Он пошёл к дяде Егору – нет ли у него самосаду? А немец ему кричит: «Стой! Стой!» А дедушка наш глухой был. Идёт да идёт. Ведь ещё и не темно было, смеркалось только. А немец из ружья – бум! Дедушка схватился за грудь, покачался, покачался и лёг на снег. Вот здесь и умер.

– А ты почём знаешь? Ты же не видела!

– Мать рассказывала…

Светлана со страхом смотрела на зелёную солнечную тропочку:

– Ой… Уйдём отсюда. Уйдём скорей! Побежим в поле – догоняй!

Светлана припустилась бежать, лёгкая, как котёнок. Красные ленточки в косах распустились на ветру. Аниска бросилась за ней. У неё были крепкие ноги, и бегала она, топая, как жеребёнок. Она уже раз пять догоняла Светлану, но, догнав, не решалась схватить её – а вдруг рассердится?

А Светлана останавливалась, прыгала на одной ножке и, смеясь, дразнила:

– Не догнать! Не догнать!

И была очень рада, что Аниска никак её не догонит.

Потом тихонько шли к лесу без тропки, прямо через поле, засеянное льном. Тонкие жёсткие стебли стегали по ногам.

– А на этом поле весной самолёты садились, – сказала Аниска.

Светлана удивилась:

– Настоящие?

– Ага. Настоящие. С лётчиками. У нас тогда на зеленя какой-то вредитель напал – вот с этих самолётов всё поле и опрыскивали. Как дождиком.

– И ты видела?

– Все видели. А Стёпка Лукошкин у лётчика спросил: «Можешь без отдыха до границы долететь?» А лётчик говорит: «А почему без отдыха? Мы можем на облачко присесть, отдохнуть да и дальше!»

Светлана поглядела на тёплое синее небо, на крутое белое облако с тёмным донышком.

– Как на облака присядешь? Ведь они из пара! Ты ведь знаешь, что они из пара? Ты в каком классе?

– Во втором. Буду в третьем.

– У, большая, а во втором! Я уже в четвёртый перешла! Ты, значит, и не пионерка?

– Нет.

– А меня зимой приняли. А почему не вступаешь?

– Не примут.

– Почему? – Светлана удивлённо посмотрела на неё.

Аниска отвела глаза.

– Я с ребятами дерусь. Они всегда дразнятся. Я и дерусь.

– А почему же вожатая не заступится?! – Светлана даже плечами пожала от возмущения.

– А она почём знает? – глухо сказала Аниска. – Я же не говорю, почему дерусь… Да ну и пусть не принимают. – Аниска насупила брови.

И Светлана тотчас переменила разговор:

– А мне мама новую форму сшила. Шерстяное коричневое платье и чёрный фартук с широкими плечиками. А ты в чём?

– В этом.

– Но ведь это ситцевое!

– А ещё есть синее с горошками…

– Ну и не похожа на ученицу. Надо, чтобы коричневое и чёрный фартук. Только тебе не сошьют…

– А может, и сошьют? У матери трудодней много – она у нас огородница. Попрошу, и сошьёт… И отец у нас плотник. – И добавила чуть слышно: – Он сейчас в совхозе работает. А может, он там, в магазине, купит и принесёт.

Но Светлана только засмеялась на это:

– Так он и будет помнить про твоё платье!

У Аниски опять сошлись брови.

– Будет. Он мне в ту осень башмаки с галошами купил!

– Фу, галоши! – Светлана сморщила нос. – Терпеть не могу никаких галош!

Аниска хотела было вспылить. А как же в новых башмаках прямо по грязи в школу идти? Эти башмаки отцу легко было заработать, что ли? Помаши-ка топором-то с утра до ночи!

Но посмотрела на Светлану и промолчала. Неужели надо Аниске ещё и с ней поссориться?

Лён кончился у самой лесной опушки. Аниска вдруг, ничего не сказав, побежала куда-то в сторону.

– Куда ты? – закричала Светлана.

Ей стало страшно: а вдруг Аниска убежит и бросит её одну?

Но Аниска не думала убегать. Она залезла в заросли шиповника, осторожно пригнула тонкую колючую ветку с розовым бутоном на конце:

– Посмотри! Посмотри, какая красавица! Понюхай!

Светлана понюхала:

– Ну подумаешь! Вот розы – это да! Мама ставила в вазу – вот те пахнут! А эти что…

Аниска замахала на неё рукой:

– Не говори! Не говори!

Отвела её от куста и зашептала:

– Зачем так говоришь-то? Ведь ему тоже обидно!

– Кому?

– А шиповнику. Он зацветает, а ты!..

Светлана поглядела на неё с некоторой опаской: «Отколотит?»

Но Аниска была кротка и задумчива.

– Мне вот всё думается – откуда он эти розовые цветочки берёт? Листья зелёные, и почки зелёные, а из зелёного – вдруг розовый цветочек. Ну, откуда? Почему? Как он может?.. Я вот всегда так гляжу и думаю… Ты не знаешь?

Светлана ответила уверенно, но не глядя в глаза:

– Конечно, знаю! Вот ещё пустяки… Только… пойдём домой…

– А хочешь, я тебе партизанскую могилу покажу?

– А далеко?

– Да нет. Вот тут через овражек. Иди за мной.

Аниска бегом бросилась в овраг, заросший ольшнягом и малинником. Светлана поспешила за ней. Кусты царапали ей руки и цеплялись за платье, а под ноги то и дело подвёртывались острые сучья и корявые пеньки. На дне оврага, в ручье, Светлана промочила свои жёлтые туфли. Кое-как перебравшись на ту сторону, она оглянулась в страхе:

– Аниса, ты где?

В ответ ей только шершавые солнечные листья ольшняга тихонько шелестели под ветром. Светлана, не глядя под ноги, изо всех сил карабкалась по крутой стороне оврага. Косы у неё растрепались, одна ленточка осталась где-то на ветке… Ей уже представилось, что Аниска убежала, что она осталась одна и теперь совсем пропадёт в лесу…

Но, выбравшись наверх, она сразу увидела Аниску.

– Ты что же не откликалась?! – сердито, чуть не со слезами, крикнула она.

Но Аниска сделала ей знак рукой:

– Не кричи. Здесь нельзя кричать… Видишь?

На бугорке, обнесённая частой оградой, зеленела большая могила. Широкая черёмуха прикрывала её свежей душистой тенью.

– На этой черёмухе очень много цветов бывает, – тихо сказала Аниска. – Как начнёт отцветать – так с неё и сыплется и сыплется на могилу… Будто летом снежок идёт…

– А ты видела?

– Да.

– Что же, вы часто сюда ходите?

– Я хожу.

– Одна?

– Да.

– А девочки?

– Они не ходят.

– Ну, а почему же ты ходишь?

– Так. Побыть с ними.

– С кем?

– Ну, с ними. Которые здесь лежат.

Светлана поёжилась от страха.

– Ну тебя! Ты мне нарочно, чтобы я боялась! Не буду с тобой ходить, ни за что не буду!

Но Аниска глядела на неё ясными и печальными косыми глазами:

– А чего ты боишься? Мне их очень жалко. Ведь к ним на могилу родные не придут. Кто их знает, где у них родные? А ведь им тоже хочется, чтобы их помнили. Наши-то, деревенские, помнят – могилу каждую весну оправляют. Ну, а всё-таки… К ним ведь и приходить тоже надо!

– Аниса, пойдём отсюда, – прошептала Светлана, – пойдём, я домой хочу!

Аниска поглядела на солнце:

– Что ты! Рано ещё!

– Всё равно пойдём. Только не через овраг – там сыро.

Аниска вывела Светлану на лесную тропочку. Высокие молчаливые ёлки и берёзы стали по сторонам.

– А ты не заблудишься? – опасливо спросила Светлана.

Аниска улыбнулась:

– В своём лесу-то? Да я тут с закрытыми глазами пройду. Вот на этой ёлке дятлово гнездо. Видишь?

– Нет.

– Да вот же!

– Да никакого там гнезда нету! Только дырка в стволе.

– Дырка! – засмеялась Аниска. – Это и есть гнездо. А ты думала, дятлы гнёзда вроде грачиных делают? Тише!.. Летит…

Девочки притихли. Чёрный дятел с малиновым затылком бесшумно юркнул в маленькое круглое дупло.

Прошла минута… другая. Светлана потянула Аниску за платье:

– Пойдём, ну чего стоять-то?

– А может, он вылезет!

– Ну и пусть вылезает. А что интересного?

Аниска с сожалением отошла от ёлки. Хотелось посмотреть, что в дупле. Может, там уже детки есть? А может, ещё только яички лежат…

Девочки молча шли по усыпанной старой хвоей лесной тропинке. Светлана изредка срывала цветок – то душистый жёлтый бубенчик, то крупную незабудку, растущую возле старой колдобины.

– Как чудно… – наконец сказала Аниска. – Вот дятлы яйца кладут белые-белые! Даже блестят. А птицы из них вырастают чёрные… Вот я и думаю – почему?..

Светлана нетерпеливо тряхнула косичками:

– «Думаю-думаю»!.. А тебе не всё равно? Какая тропка длинная, идём-идём, а всё из лесу не выйдем!

– А зачем тебе надо поскорей из лесу выходить? Разве плохо в лесу-то?

– Не плохо… А как-то страшно…

Светлана насупила тонкие бровки и оглянулась по сторонам:

– Всё деревья, деревья… Столпились кругом и ничего из-за них не видно!

– Я все эти деревья давно знаю, – возразила Аниска, – и они меня тоже знают…

Светлана поглядела на неё с удивлением:

– Они тебя знают? Деревья?

Аниска кивнула головой.

– Да, знают. Вот ёлка – видишь? Косматая такая, как медведь. Когда меня в лесу дождик застаёт, так она машет, машет мне потихоньку – иди! Иди укройся! А вон там – берёзка. Вон та, кудрявая. Когда сделается мне скучно-скучно… Ну вот так скучно-скучно сделается! Даже слеза пробивает… Ну, мало ли там почему. Другой раз и сама не знаю… Вот и прибегу сюда, к ней. А она меня встречает такая весёленькая, радуется мне. И мне тогда станет веселее.

Светлана молча ускорила шаг. Хоть бы выйти поскорей из этого леса! И дорога незнакомая, и дом неизвестно где. А подруга и в самом деле у неё чудная, какие-то бредни говорит… А может, она и сама-то дорогу не знает как следует, может, им и не выбраться теперь отсюда?!

Аниска тоже примолкла. С каждым шагом приближался конец её праздника, её радости. Сейчас кончится тропка – и всё кончится. Дома, если матери нет, Лиза нападёт на неё. Убежала, а её с Николькой оставила. А Светлана уйдёт к девчонкам – разве она будет водиться с Аниской!

А может, будет? Целое лето впереди – сколько раз ещё пойдут они по полям и лесам со Светланой! Аниска сводит её к Лощинам – там белые грибы родятся. Покажет кабанью нору. Поведёт на вырубку, в малинник – ни одна девочка не знает это малинное местечко! А шмелиное гнездо, а ёжик, который встречается на овсяной меже, а лосиные следы у ручья… Да мало ли! Они везде будут ходить со Светланой.

– Я тебе когда-нибудь ронжу покажу! – сказала Аниска. – Они у нас в лесу водятся.

– Какую ронжу?

Аниска весело удивилась:

– Не знаешь? Птица такая. Как полетит – будто огонь загорится. Красная вся – и крылья и хвост. Только шапочка чёрная. Отец её сколько раз видел.

– Ну, отец! А ты же не видела. Может, отец тебе нарочно сказал. Такие птицы только в жарких странах бывают!

Аниску снова бросило в жар от гнева. Что же отец будет её обманывать? У них отец не такой, он никогда не обманывает! Он в лесу жил, когда на лесопилке работал, – там и ронжу видел. Только вот как всё это высказать Светлане, чтобы и за отца заступиться и её не обидеть?

– Деревню вижу, – вдруг радостно крикнула Светлана, – нашу избу вижу! Я теперь дорогу знаю, – запела она, – я дорогу знаю и сама!..

И, словно забыв про Аниску, побежала в деревню. У околицы на пруду плескались Верка и Катя.

– Что это вы делаете? – крикнула Светлана.

– Идите к нам! – позвала Катя.

– Светлана, иди к нам! – подхватила Верка. – Мы куклино бельё стираем!

Аниска замедлила шаг. Что же? Так и уйдёт? И не оглянется даже?

Светлана оглянулась. Но глаза у неё были весёлые, прозрачные и совсем далёкие:

– Тебе домой надо, да? Ну иди! Я с ними буду!

А на крыльце уже стояла Лиза с Николькой на руках.

– Ах ты Косуля! Убежит и не спросится! Бери Никольку. Она будет бегать, а я дома сидеть – ишь ты, какую моду взяла! Он мне всю кофточку обмуслякал!