Текст книги "Свадьба – навсегда! (сборник)"

– Не важно, – ответила ей Маринка. – Раз горячее, значит, незаразное.

– Утешила, – буркнула Илона и все-таки стала есть, сначала осторожно, потом решительно работая челюстями.

Третья их африканская ночь опрокинулась на них сразу, и никогда она не была такой всеобъемлющей. Вероятно, оттого, что здесь не было даже такого освещения, как в гостинице, – только тусклые лампочки под потолком. Но и эти пришлось выключить, потому что на них стали слетаться невероятных размеров мохнатые, как прямиком из Антарктиды, бабочки. Некоторые, потеряв ориентацию, вдруг стали пикировать на голову Маринки и старались залезть поглубже в ее буйные, чуть порыжевшие на солнце кудряшки.

– Уй, одолели! – взвизгнула Маринка, запуская пятерни в волосы. – Димк, свет на хрен долой и закрой окошко!

– Это они тебя опылить хотят! – задорно улыбаясь, проурчал Дима, бросаясь выполнять ценные указания. – Местные бабочки – они таки-и-е!

– «Бабочки!»… Офигели совсем!.. У меня для опыления муж есть, – сказала Маринка, забираясь под казенное одеялко из закатавшегося флисса. – Всем отдыхать!

Знал бы несчастный Димон, чем закончится для них завтрашний, поголовно свадебный день, воздержался бы от высказываний подобного рода! А то все – опылять, опылять… Там же в Африке совсем другие законы, и физики, и психологии в том числе! Но пока никто ничего не знал…

Утром на прилегающей к их становищу территории явно ощущался радостный подъем. Туристы, двинувшиеся муравьиной цепочкой за Галиной Палной к месту действия, заметили, что лагерь почти пуст, костерки погасли, выдавая себя лишь тощими полосками сизого дыма, а издалека несутся гулкие ритмы настоящих тамтамов… Почему они знали, что настоящих? Так ведь Африка же!

– Сейчас мы пройдем в спецсектор для иностранных гостей…

– Типа ВИП-ложи, да? – решил сумничать кто-то.

– Ну, – снисходительно улыбнулась Галина Пална. – Если такое определение вас греет, то да.

На подходах к брачным «Лужникам» толпились молодые, нетерпеливо переминавшиеся на ногах африканцы в праздничной раскраске на лице, в кокетливых цветастых юбочках и все поголовно с копьями. Над толпой висел переливчатый, гортанно-цокающий гомон.

– А чей-то одни мужики? Телки-то где? – блудливо оглядываясь вокруг, поинтересовался у сталкерши какой-то белобрысый парень.

– Телки, как вы изволили выразиться, – въедливо произнесла Галина Пална, – в другом месте пасутся. А тут – девушки на выданье. Они по протоколу отдельно должны быть.

Белобрысый попытался что-то сказать, но они уже дошли до огороженного красной лентой места, где тусовалась даже пара голоногих полицейских в мятых выцветших формах. Еще там были трибуны под навесом, где уже сидели, галдя по-европейски, десятка два белых.

– Смотри, вроде наши, – сказал Дима, оборачиваясь в подотставшей Маринке.

– Ага, понаехало нас тут, – как-то мрачно ответила Маринка, не очень любившая пеших сборищ.

Ну, ведь в Африке норвежцы и те за «наших» сойдут.

Маринке с Димой достались места в третьем из шести рядов – не очень хорошо, поскольку уже было пыльно и шумно, и, судя по тому, как прибывало раскрашенных, взволнованных женихов, ситуация будет только усугубляться.

К Диме полез знакомиться вовсе не юный, в рыжих пятнышках по рукам и лицу, с пивной жестянкой, то ли немец, то ли скандинав.

– Оу, рашенз! – удивился он в ответ на приветствие и что-то заклекотал своей тощей, одетой в холщовый мешок с карманами спутнице. – Итз о’кей, итс о’кей!

– Чего он хочет? – спросила Маринка недовольно, но руку обоим пожала, даже улыбнулась.

– Да просто общается… Смотри, вроде зашевелились.

На поле, видно сосватавшем не одно поколение шоколадных зайцев, выстроилась длинная-предлинная шеренга женихов. Поодаль стояли, тоже в рядок, но не такой плотный, девицы, одетые в ситцевые платьица жизнерадостных оттенков и с пестренькими чалмами на головах.

– А прикид у них ничего, клевенький, – сказала Маринка и оглянулась. – Галина Пална, а почему они в платьях? Почти как у нас… Вон рукав-фонарик, типа в тренде…

– Так им, наверное, удобнее, – пожала плечами экскурсоводша, сидевшая чуть выше и в стороне. – Женщины более чутко следуют переменам в моде.

Тут девушки стали бить в ладоши и запели чуть дребезжащими голосами нечто призывно-ободряющее.

– То, что вы видите, – громко и нравоучительно произнесла Галина Пална, – является самым древним видом искусства – синкретическим, то есть когда артист и зритель – это одно лицо.

Тут на полоску, что осталась между противоположными полами, из большого ряда женихов поспешно, как на последний троллейбус, выбежали два расписных хлопца с копьями.

– О, щас метелить друг друга будут! – радостно объявил голос Витька, который почему-то пересел к ним со своего комфортного шестого ряда. – Кайф в натуре!

– Никто никого метелить не будет, – поморщилась Галина Пална. – Они будут…

– Ну да, «не будут»! Будут! – нахально возразил Витек и отпихнул руку Илоны, которая пыталась его утихомирить. – Стоило сюда петюкать, раз не будут!

Но африканцы действительно не стали друг друга убивать. Напротив, они, уловив призывный, с явно сексуальным подтекстом, ритм, принялись подскакивать на месте, с тщанием и удивительно резво, прямо с копьями в руках. Подпрыгнув раз пятнадцать, они быстро разбежались в разные стороны, а на их место уже спешили другие, тоже с горящими глазами и решительностью хоть помереть тут же, но жениться.

Так продолжалось довольно долго. Африканцы выбегали на середину, крутили свои тридцать два фуэте и разбегались, так и не зарядив сопернику в гузло.

– О, я понял, – удовлетворенно сказал Дима. – Тот, кто выше скачет, уходит направо, кто недоскочил, налево.

– Ага, типа квалификационных боев, – тоже обрадовался Витек.

– Все вы об этом, – поморщилась Галина Пална.

– А долго это будет продолжаться? – осведомилась Маринка сварливо.

– До вечера, – беззаботно ответила Галина Пална.

– Ого! – грохнула Маринка так, что на нее оглянулся полицейский, мотавшийся между полем и трибуной. – Ни фига себе! Да я тут рехнусь в натуре!.. До вечера! А потом что?!

– А потом массовая африканская свадьба с фейерверком и бассейн шампанского, – прошипела Илона, тоже, видимо, заскучавшая. – Я б эту…

Но она не договорила.

Тот тощий, пятнисто-рыжий скандинав, подозрительно примолкший на время, поставил опорожненную канистру с пивом себе под ноги, утробно, по-лошадиному всхрапнул и, на ходу вытягивая из джинсов рубашку, напролом перешагивая через скамьи и зрителей, ринулся на пятачок, где рьяно скакала очередная пара.

– Ой! – вскрикнул кто-то, на кого он наступил по дороге, и вслед скандинаву понеслись разнообразные варианты английского слова на букву «эф».

– Господи, а где ж их гид? – Галина Пална привстала и держась за щеку, будто у нее внезапно заболели зубы, стала шарить глазами по жиденько засаженным белыми сахибами трибуне.

Между тем скандинав, раздевшись по дороге, выбежал на середину между рядами туземцев, не преминув сделать враждебный выпад в сторону враз оробевших женихов. Там, на авансцене, скандинав принялся старательно скакать, но не по-суахильски, элегантно и сдержанно, но поочередно задирая ноги – как распутная канканеска из парижского «Мулен Ружа». Девичье пение почти сразу расстроилось, кое-кто из невест взвизгнул.

– Так, традиция международных скандалов получила свое развитие, – сквозь зубы проклокотала Маринка.

– Боже, да сделайте что-нибудь! – почти зарыдала Галина Пална, простирая руки к трибуне. – Махен зи этвас, битте шен!

– А че нам беспокоиться-то – он же не наш! – сказал Витек, сосредоточенно ловя скандинава мобильником.

– В котле или там, на вертеле, все-превсе «наши» станем, – поеживаясь, ответила Илона тихо.

К скандинаву уже подбежали те двое полицейских, а он, ловко увертываясь от них в прыжке, все скакал и скакал. Странно, но почему-то местным девушкам это понравилось. Они, уловив поначалу чуждый им ритм, начали ему похлопывать, а потом снова запели – что-то, очевидно, более подходящее к данному случаю.

– Да где же их гид?! – все бормотала Галина Пална, оглядываясь. – Где? Почему не остановят это позорище?

– А может, они дикарями отдыхают? Сами по себе, – предположила Маринка. – И почему позорище? Наш-то неплохо держится… Пока.

– Погодите, – решительно сказал Дима, вставая. – Как бы не допрыгался этот викинг…

Он двинулся к арене тем же почти путем, что и рыжий, только бросая по сторонам «вери, вери сори», добежал до скандинава и полицейских и стал что-то кричать рыжему. Но безрезультатно! Тот хоть и утомился, но продолжал прыгать, неловко, но высоко, поэтому, вероятно, слова Димины до него просто не долетали. Надо ли вам рассказывать, что Дима, как разумный человек, принял единственно верное решение – поддержать заданный алгоритм общения, и тоже стал прыгать. По гостевой трибуне и по рядам африканцев на плацу прокатился вздох восхищения – прыгал Дима ничуть не ниже, но гораздо изящнее, нежели развязный скандинав, и при этом еще громко, заметно перекрывая народный хор, вопил интеллигентным голосом на хорошем английском языке.

Правда, непонятно, что именно… Но скажите, разве это так уж важно?

– Наш так не продержится, – задумчиво проговорила Илона.

– Не твое дело! – рявкнула Маринка и сунула ей в руки сумку. – Подержи!.. Ща я их все построю! И наших, и ваших!

Узенькая юбчонка не дала Маринке возможности лезть напрямую через ряды. Она ринулась по ногам сидящих рядом и выбежала на пятачок, существенно уменьшившийся, поскольку туземцы стали приближаться к месту события. Налетев со спины, она размела полицейских, схватила за руку мужа и потащила его назад на трибуну. Дима, продолжая увещевать скандинава, послушно перестал скакать и повелся, но не тут-то было…

На пути у Маринки с по инерции лопочущим по-английски, запыхавшимся Димой вырос некий аутентичный туземец, с перышками в копне седых волос, в особо яркой, красно-бело-черной раскраске и юбке-миди из каких-то цветных веревочек. Он, выставив вперед копье, попытался отковырнуть им Маринку от Димы, причем еще и схватил последнего за рукав.

– Э, а ты кто такой?! – замерла Маринка, как кобра перед выпадом. – А ну отзынь от маво мужика! Живо! Порву, как заяц капусту!

Но седой не отпустил Диму, который, видно, с устатку, делал лишь слабые попытки освободиться. К ним уже подтянулись полицейские с чуть подпрыгивавшим на ходу, донельзя, видимо, довольным скандинавом.

– Галина Пална! – взвизгнула Маринка, озираясь на трибунку. – Заклинание подскажите! А то я этого… щас!..

Но экскурсоводша уже была рядом и что-то, захлебываясь, лопотала по-местному. Седой и стражи порядка послушали ее секунд тридцать, причем африканец не выпускал Димин рукав, но потом дружно, размахивая руками, завозражали.

– Чего они гонят, а?! – закричала Маринка. – Переведите!

– Господи, я ж предупреждала! Без меня – никуда! – воскликнула Галина Пална в отчаянии, но тут же взяла себя в руки. – Ваш муж, Марина, очень удачно выступил в данном… э-э… виде программы соревнований, и теперь этот уважаемый человек желает выдать за него своих юных и прекрасных дочерей…

– Чего?! – Маринка так выкатила глаза на «уважаемого», что тот слегка, на пару маленьких шажков, отступил, но Димин рукав так и не выпустил, а копье держал в положении «на изготовку». – Каких таких «дочерей»?!

– Димон, соглашайся пока не поздно! – послышался откуда-то из образовавшейся вокруг них толпы задорный голос Витька. – Потом всю жизнь жалеть будешь!

– В крайнем случае поможем! – гоготнул кто-то.

Дима, до этого молчавший по причине запыхалости, попробовал что-то сказать, но ему не дала Маринка.

– Заткнитесь, уроды! – рявкнула она, оглянувшись. – Этого рыжего пусть берет… А мы уходим!

Она силой оторвала коричневую, в браслетах по локоть руку африканца от мужниного рукава, отбросила с дороги его копье, которое чуть не засветило в лоб одному из полицейских, и двинулась было прочь. Но она не понимала ситуации – не терпелось, видно, тому седому сбыть с рук засидевшихся в девках дочек. «Уважаемый», мгновенно вскипев, двинулся вслед за Маринкой и Димой. Полицейские тоже гортанно запротестовали, поддерживая, видимо, его законные требования.

– Скажите им – эта-мой-му-у-жжж! – крикнул Маринка Галине Палне.

– Ой, лучше не надо! – сжалась в комочек та.

– А то что – меня съедят, как салат оливье, а его все равно на… этих… женят? – невольно остановилась Маринка.

– Ну да, – смутилась Галина Пална. – Вроде… Местная специфика!

– Ну, порядочки тут у вас!.. И что теперь делать будем?

– Не знаю, – покачала головой Галина Пална. – Не знаю…

«Уважаемый», воспользовавшись промедлением, снова вцепился в Димину рубашку и стал тянуть его в сторону, где за ситуацией зорко наблюдали девицы-невесты количеством в полсотни. Своих женихов они оттеснили и рыжего скандинава далеко не отпускали.

– Так, – решительно сказала Маринка, берясь за другой рукав мужниной рубашки. – Сколько?

– Ой, девушка…

– Сколько, я спрашиваю?! Переведите ему! Ну?

Галина Пална, судорожно вздохнув, что-то сказала седому. Тот насторожился, переводя глаза с налившимися кровью белками то на Маринку, то на Диму. Подумав и пошевелив толстыми губами, он выдал пулеметную очередь гневных междометий.

– По десять долларов за каждую, – смущенно опустив глаза долу, перевела Галина Пална.

– И сколько этих кукол он настругал? – уперлась руки в боки Маринка.

– Шесть…

– Ё-моё! – восхищенно выдал Витек, время от времени щелкавший колоритное сборище мобильником. – Во свезло те, Димон! Поле деятельности не пахано!

– Ну хорошо. – Маринка выпустила мужнин рукав и полезла в карман юбочки за бумажником. – Вот этому чучелу полтяшок – и пусть гребет отсюда на хрен!

– Шесть, Мариночка, – напомнила Галина Пална жалостно.

– Хватит!.. Моему мужу все равно столько не освоить! Он человек интеллигентный! – Маринка сунула Галине Палне мятый американский полтинник и, отпихнув с дороги пускавших слюни зрителей обоего цвета, пошла к трибуне. – Все свободны, всем разойтись! Шоу из оувер!

– Ну, после этого я подарки у чужих брать тем более стесняться не буду, – все еще кипела Маринка, когда они уже в кромешных африканских сумерках, под затейливые вопли гиен вернулись на базу – гостиницей этот караван-сарай никто даже в мыслях не называл. – Это ж надо – такое разводилово устроить, а?

– Мне кажется, дорогая, ты несправедлива. Это все чистая случайность… Кто мог знать, как это все обернется?

– А по-моему, они этого рыжего специально держат и подсаживают среди публики – чтоб народ провоцировал скакать! А те, в перьях-бусах, лохов конкретно и разводят! У них все просчитано было!

– Маришка, дорогая, ты просто проецируешь свой мощный интеллект на поведение вполне средних людей, – убеждал жену Дима, когда после всех перипетий и поездок они остались одни. – Никто бы до этого не додумался.

– А я уверена…

В стенку недвусмысленно постучали, и Маринка понизила голос:

– … что они всех этих девок нам бы загнали, и не один раз, да! Оптом!

– Мариш, давай баиньки? Так, вишь, я напрыгался… А? Тем более завтра тоже экскурсия.

– Ну да, – сообразила Маринка. – Извини… Просто полтяшка жалко. Ни за что отдала.

– Да ерунда, заработаем… И не ни за что, а вроде как за меня. Разница же есть?

Маринка еще что-то тихонько пошипывала о том, что неплохо бы Анджелине Джоли сюда наведаться да всю эту прорву девок удочерить, а ее пупсику Брэдику их конкретно оприходовать, но это уже были остатки. История с общеафриканской комсомольской свадьбой счастливо завершилась.

На следующий день Галина Пална действительно вывезла их в местную степь – поглазеть на диких животных. Те были вялые, явно голодные – видно, в ожидании дождливого сезона, когда полезет, как ненормальная, местная мурава, наполнятся реки и у зверья начнется сладкая пора ухаживания и сватовства.

– Но тогда они очень агрессивные, – сказала экскурсоводша, показав им одиноко пасшегося носорога. – Может, и к лучшему, что мы здесь в такой сезон.

– Ага, тот вон бугай сослепу нашу тачку за бегемотиху примет – и давай ее!.. Бум-бум-бум!

– Помолчи, Виктор, – тихо, но решительно сказала Илона. – Сними его лучше, пока он в самом деле не бросился.

– Представляю, какой голос у этого КамАЗа, – пробормотал Витек, наводя на зверя видеокамеру.

Галина Пална собралась было ответить, но носорог, будто услыхав, поднял рыло от пыльной земли и, вытянув губы трубочкой в сторону непрошеных гостей, издал писклявый, жалобный звук.

– Ну ты и Басков! – прыснула в кулачок Маринка. – Совсем отощал бедняга!.. Жаль, яблочка нет…

На обратном пути из пустыни они еще день пробыли в столице, оказавшейся кучкой белостенных дворцов в окружении одноэтажных домишек, накупили сувениров и улетели на родину.

– Я знаю, почему все африканцы такие бедные, – сказала Маринка, когда они уже выруливали к причалу в Шереметьево.

– Отчего, милая? – вежливо поинтересовался Дима.

– Потому что они образовались из тех, у кого не было денег на обратный билет.

Дима в сомнении покачал головой, но возражать почему-то не стал.

– … Ух, как не к себе домой! – сказала Маринка, когда они ввалились в свой остывший домик.

– Да, – теперь согласился с ней Дима. – Похоже, это не мы сменили обстановку, а она сменила нас.

– Не проблема… Главное, съездили и вернулись!

Через неделю после возвращения, когда были отданы все визиты, розданы все подарки, рассказаны – за исключением некоторых необязательных подробностей – все приключения, перед Маринкой и Димой опять, как плесень из теплого угла, выполз и нагло разлегся на полу гостиной денежный вопрос.

– Да, а чей-то друг-то наш не звонит? – вдруг вспомнил Дима, занятый сейчас по большей части своими эпохальными научными разработками. – На него не похоже.

– М-да, не похоже… Звони ты, это солиднее. А то мне эти его сюси-пуси…

Дима послушно набрал номер Якова Ефимовича. В трубке долго и как-то безнадежно вякало, а потом мобильник и вовсе отключился.

– Странно… Может, на промысле? Обеднел, пока мы там носорогов гоняли, – предположил Дима.

Но старый мошенник не отвечал до вечера.

– Мариш, ты попробуй, а? Может, тебе повезет, – предложил раздосадованный Дима, когда за окном уже были синие весенние сумерки. – Едем мы завтра, нет?

– По-любому едем, – отрезала Маринка, но взялась за трубку местной городской пятизначки, чего они обычно не делали по веской причине «лень крутить этот дурацкий диск».

Дима сидел и смотрел, как Маринка слушает все те же противные гудки в трубке.

– Але! – вдруг подпрыгнула она. – Але? А Яков Ефимыча можно?… Это… знакомая… Ну да?

Все то время, что Маринка делала бровки домиком и слушала, Дима наблюдал за выражением ее лица, менявшимся от сосредоточенного к растерянному.

– Ну, все понятно, извините, – сказала она наконец и положила старомодно-горбатую трубку. – Крандец Ефимычу!

– Как так? – подскочил Дима.

– Помер Ефимыч… Как есть! То есть как был, так и помер.

Оказалось, несчастный старик, оголодав за недолгое Маринкино-Димино отсутствие, взялся за прежнее – тырить по магазинам. Но!.. Верно говорят опытные исполнители-виртуозы и пожилые донжуаны-распутники, чем мастер старше, тем губительнее для его техники перерывы в тренировках! Утративший сноровку старый шоплифтер попался на довольно крупной краже, а хозяин торговой точки, озлясь на потенциальные потери ото всех, кто тащил товар мимо кассы, решил в лице Ефимыча всыпать магазинным воришкам по полной и вызвал милицию. И менты в тот день суровые попались – не вняли стенаниям ветерана о маленькой пенсии. «Не хрен тогда икру с ветчинкой переть!» – и тут же забрали деда в отделение, чтобы наваять на него административку. И не выдержало у старика сердце, завалился Ефимыч на бочок прямо в сумраке «обезьянника», а когда менты это увидели и вызвали «скорую», уже поздно было… Так вот и свезли одинокого бедолагу на погост. Теперь в выморочном жилище готовился поселиться совсем чужой человек, который и поведал Маринке эту печальную историю.

– М-да, – выпятил губу Дима, – а я как-то даже привык к нему. Шебутной он был, забавный… С ним хорошо работалось. Продуктивно…

– Да, – вздохнула Маринка. – Надо, что ли, найти кого-то…

– Ага, – фыркнул Дима. – Объявление в газету дадим: «В преступную группу срочно требуется…»

– Димк, не транди! Тошно…

– Извини, дорогая… А завтра мы едем?

– Еще не решила. Но надо бы… Эх, был бы сейчас тот полтяшок! Хоть было бы время покрутить все, обдумать…

Да, ехать на промысел все-таки пришлось – после Африки кушать хотелось не меньше, чем обычно. Без Ефимыча работа шла скучно и вяло – бродить по торговым площадям, шумно лобзаться за каждым стеллажом приходилось не менее получаса. Пока еще какой-нибудь сентиментальный идиот – или, скорее, идиотка – примется восторженно всплескивать руками и дарить им разные пустячки, а за ним начнут разогреваться и другие покупатели… Но свое матположение, объехав за субботу три дальних универсама, они все-таки пусть ненадолго, но подправили.

– Ничего, мы свой кураж не утратили, не утратили, – довольно потирая руки, приговаривал Дима, разбирая добычу. – Есть чем Ефимыча помянуть!.. Интересно, возьмет тетя Даша на реализацию крем для рук «Огородница» и подставку под вареные яйца?

– Если крем не возьмет, себе оставлю на лето. А насчет под яйца… Ладно, предложить всегда можно.

Так же, с приличным результатом, окончился для Маринки с Димой и этот уик-энд, и следующий. Вероятно, пробуждавшаяся природа давала толчок сексуальным фантазиям обывателей, и те живее реагировали на их страстные чмоки-чмоки. Вроде и убыль в бессрочный отпуск их аниматора была не особенно заметна… Но могут ли люди просить чье-то уж слишком большое счастье? Нет, не могут – и не ждите!

Бандитский удар пришел к влюбленным совсем не с той стороны, с которой они могли бы ожидать… Да ведь они его ни с какой стороны не ожидали.

Уж месяц минул с их возвращения из Сахеля, и третий успешный рейд по магазинам и лавкам был завершен.

– О, кто-то нам что-то прислал, – сказала Маринка, вынимая из щелки в двери коттеджа свернутую вчетверо бумажку.

– На бумажном носителе? – удивился Дима, тащивший за ней сумки с добычей. – Странно.

Всю почту они давно получали на Димин ноутбук. Да и в деревню к ним никто особо в гости не рвался…

– Так… На-ча-лось! – мрачно проговорила Маринка, пробежав глазами листок, отдала его через плечо мужу, отперла дверь и вошла в дом.

Дима задержался на крылечке, читая подметное письмо, сляпанное в лучших уголовных традициях – из кусочков накромсанных газетных заголовков:

«В ближайшую субботу оставьте на крыльце 50 000 рублей. Иначе весь город узнает, чем вы промышляете. Сраму не оберетесь».

– И что мы теперь будем делать? – спросил Дима, войдя в дом.

– Думать, что делать!.. «Молнию» расстегни.

– У нас нет этих пятидесяти тысяч, – сказал Дима грустно, когда Маринка вернулась из чуланчика, приспособленного под гардеробную.

– А хоть бы и были! – сделала Маринка какое-то движение, словно хотела изловить на лету надоедливую муху. – Или б лучше я на эти деньги заказала того, кто нам… так… Уй, как я зла!

Обычно радостно проходившая церемония разбора и сортировки добычи на этот раз была молчаливой и нервной. Ужин, довольно богатый, тоже прошел в напряженном молчании. Маринка что-то упорно соображала, ну а Дима, понятно, старался не вмешиваться в работу их семейного мозгового центра.

Маринка размышляла почти до вечера, а потом, когда Дима сидел за компом и разучивал наизусть собственную диссертацию, подошла и сказала:

– Ничего никому мы платить не будем!

– Да, дорогая, – радостно улыбнулся Дима. – У нас и нечем.

– Не-ва-на! – Маринка помахала пальцем у мужа перед носом, будто он и был тем грязным шантажистом. – Мы его вычислим, поймаем и накажем!

– Как?! – встрепенулся Дима. – Я против насилия, Мариш, ты знаешь.

– Взялся за гуж – не говори, что не муж! – выдала Маринка, правда, не очень уверенно. – Сначала-то изловить надо.

– А кто, по-твоему, этот… ну?…

– Кто-то, кто хорошо нас обоих знает. И не очень любит… По крайней мере, одного из нас.

Маринка сузила черные азиатские глаза и сделала из собственного пухлого алого ротика противное морщинистое колечко.

– Ты подозреваешь… мою маму?! – возмутился Дима, вскочил и забегал по гостиной боком и неловко, потому что засиделся. – Ты с ума сошла от злости, дорогая!

– Нет, – даже не думая злиться, кротко сказала Маринка. – Я с ума не сходила, поэтому я так и не думаю. Это кто-то другой… Засек нас на деле, скумекал по-быстрому, что происходит… Ну и решил развести на бабки… Так что это кто угодно, но только не твоя мама.

Дима намек понял, чуть успокоился и сел.

– Ничего мы этому оставлять не будем. Сразу же он не станет по городу бегать и нас светить? Попытается все-таки слупить денежки. Условия изменит, угрожать станет… Подождем до следующей недели… А?

– Да, это психологически верно, – кивнул Дима. – Но рискованно. У меня же скоро защита.

– А что кому он может про нас сказать? – продолжала, видимо, Маринка внутренний мыслительный процесс. – Ну, видели нас в магазине… Ну и что?

– Да ничего, – просветлев, пожал плечами Дима. – Да это вообще не мы были… Особенно ты. Ты же брюнетка, а та…

– Ага, соображаешь. А ты каким концом там?

– А таким образом документальный материал собирал… Психологию потребителя изучал. Для диссертации. Подходит?

– Во-во! – совсем развеселилась Маринка. – Пусть болтают, чего хотят… А мы их потом за клевету – ап! Еще и заработаем!

Дима кивнул не совсем уверенно, но дискуссия на этом прекратилась.

Нельзя сказать, что эта неделя прошла для Маринки с Димой как-то особенно радостно и беззаботно. Каждый, как нашкодивший на хозяйский ковер щенок, в душе мелко вилял хвостиком и исподтишка оглядывался по сторонам: а ну как шантажист выдаст себя ехидным взглядом или злобным выпадом? Но ничего не произошло.

На их следующей охоте все было как всегда. Отрепетированное выступление. Появление – нежные взгляды сквозь других покупателей – поцелуи посреди торгового зала – приятная суета с подарками – всеобщее ликование. Замечательно, что у нас столько хороших, щедрых людей! Разбор полетов, то есть, простите, подношений.

В субботу утром, когда они выходили из коттеджа, чтобы отправиться на охоту, Дима внимательно оглянулся по сторонам – не наблюдает ли за ними кто-то из соседей? Но ближние домики до лета стояли пустыми, деревенские жители, особенно по утрам, были заняты тем, что и всегда, то есть тупыми поисками денег на законную уикэндовскую пьянку. Никого… Улицу в весенних лужах разнообразила только мини-стайка из трех гусей, с озабоченным гоготом шлепавших куда-то по грязи.

Воскресную смену Маринка с Димой тоже отработали добросовестно, привезя домой пару увесистых сумок со снедью и нехилой галантерейкой – Маринка вычитала в рекламной газетке об открытии нового магазина и с ходу, на свежачка, решила его окучить. И окучила! Так заливисто щебетала и переливчато смеялась, организовав игру «А ну-ка догони!» прямо по мясному отделу!..

Вообще-то смехуечки эти Маринкины были неспроста, ежику понятно. Оба они, конечно, нервничали больше обычного, да… А кто б не нервничал на их месте, скажите на милость? Вероятно, поэтому их игра в этот выезд была столь яркой и экспрессивной, броски друг другу в объятия столь точными и жаркими, а поцелуи петардами взрывали озабоченную экономией атмосферу нового супермаркета… И народ ответил на вдохновенную игру щедрыми взносами в будущую счастливую семейную жизнь Маринки и Димы!

Чувствуя, что сегодня добыча даже увесистее обычного, они вышли из торгового центра радостными и полными приятных впечатлений. Но по мере приближения к дому радость постепенно сошла на нет. Хотя… Это общее свойство всех людских радостей как таковых, но сейчас Маринка с Димой сами хорошо понимали, отчего это происходит.

– Ага, – злорадно произнесла Маринка, взойдя на крылечко. – Гости были… Но ушли ни с чем.

Она надула щечки и издала губами неприличный звук.

– А как ты это определила, родная? – воодушевившись ее оптимистичным настроем, поинтересовался Дима.

– Так я же вчера вечером крыльцо-то вымела, да?

– Разумеется, – с готовностью подтвердил Дима, хотя сам этого, конечно, не видел.

– И у нас, когда мы выходили, копыта, поди, чистые были?

Дима охотно кивнул.

– А эти ошметья откуда?!! – рыкнула Маринка, указывая пальцам на присохшие к доскам ляпы желтой грязи. – Был кто-то – потоптался, утерся и уехал!

– Я не перестаю поражаться твоим интеллектом, любимая.

Они зашли в дом, но все-таки тоже с оглядкой, осторожно, будто там могла быть засада. Но в их гнездышке все было по-старому. Тепло, уютно и не слишком прибрано.

– Теперь этот мерзавец знает, что мы его не боимся, – с запалом произнес Дима, внося в кухню сумку с продуктами.

– Ну да, знает, – задумчиво согласилась Маринка. – И злится…

– Может, он от нас отвяжется, а? – добродушно предположил за ужином Дима. – Чего ему от нас надо?

– Если умный, то отстанет… Но умный бы за это и не взялся. Не те у нас средства, если по-честному, чтобы с нас так много тянуть. Умный бы затаился, пока б мы за него не взялись по-серьезному. Ну да ладно! В крайнем случае я свою ранишнюю братву подключу. Бывших байкеров не-бу-ва-ет!

Дима в задумчивости выпятил губу, но промолчал. Пусть… Хоть байкеры Маринкины у них в активе были.

Неделя прошла, как обычно, в умственных хлопотах. Как-никак оба заканчивали учебу. Никто их больше не беспокоил – видно, незадачливый шантажист просто решил взять их на пушку: заплатят – не заплатят, а так особенно и не напрягался. Уже почти и не вспоминая о неприятном эпизоде, сладкая парочка докарабкалась до выходных. Суббота была занята зачетами у Маринки и заседанием кафедры у Димы. А вот в воскресенье надо было, хошь не хошь, поехать затариться на перспективу. Крутой облом накатил совсем не с той стороны, с которой его можно было ожидать…

Они уже переоделись в свои обычные костюмы – Маринка говорила, что им с Димой можно было бы подать заявку на внесение в Книгу рекордов Гиннесса «Самое длительное пребывание в свадебных нарядах» – и загрузились в машину. Они неторопливо, чтобы не забрызгаться, почти выехали со двора, но тут немолодая газелька, утробно хрюкнув, споткнулась и заглохла.

– Уй ты блин, – сморщилась Маринка и попыталась завести старую кобылку.

Безрезультатно. Несколько раз послышались хрипы умирающей, но потом и они стихли. Маринка приложила кулачком по рулю.

– Тоже мне… нашла время, кляча!

– Не нервничай, дорогая, – сказал Дима. – Ты же обязательно что-то придумаешь.

– Уже придумала!.. Надо звонить отцу. Выгружаемся!

Газелька, видимо довольная произведенным на хозяев эффектом, свернулась калачиком и задремала на солнышке. Хотя, может, она и вправду умерла… В любом случае нужен был транспорт – труповозка ли, «скорая», и Маринка взялась за мобильник.