Текст книги "Свадьба – навсегда! (сборник)"

Девчонки еще немного пошатались по центру и свернули на привокзальный рынок. Там они издали, как хищники за добычей, понаблюдали, как рассовывают по коробам непроданное шмотье уличные пэбэюлы. Они обе, но особенно Танька, любили в завершающий момент выцыганить у торгашей, утомленных бесконечным стоянием на ветру, что-нибудь уж по совсем смешной цене. Но сейчас надо было расходиться, и они двинулись к пятачку, где гужевался автотранспорт. Все вроде обсудили.

История с девичьим расстрелом закончилась – хотя бы в формальном смысле. А что будет потом – время покажет.

Утром четверга, сказала Анна Романна Кристине, на работу должен выйти сам удрученный потерей гендиректор. Кристина прониклась моментом, оделась особенно тщательно, в мягкие, пастельные тона… Никакого траура! Разве что уголок темного джемперочка под персиковым жакетом. Зачем напоминать о горе лишний раз? Все просто и скромненько. Понятно – ведь несчастный отец привык видеть на этом месте любимую доченьку, а надо же… Там – брык! – и совсем чужая девочка… Такая потеря! Врагу не пожелаешь. Пусть хоть глазу его приятно будет.

Хотя!.. Папа Ку мужчина нестарый, крепкий, без вэпэ и мог бы вполне родить себе еще наследника. Вот женушка, правда, старовата для этой высокой миссии… Но и это не проблема – часто ведь супруги, потерявшие ребенка, расходятся. Сколько фильмов и сериалов на этом построено… Вот, к примеру…

Неспешный ход мыслей Кристины был прерван появлением гендиректорской замши.

– Кристиночка…

Кристина заметила, что заместительница была расстроена, даже, скорее, ошарашена… Помята с лица, обескуражена.

– Вы… если будут спрашивать, Пал Иосича сегодня не будет… И до следующей недели. Все важные звонки переключайте на меня.

– А что случилось? – Сейчас Кристина имела право задавать такие вопросы – все-таки она тоже замещает довольно важный пост.

Анна Романна поджала губы, словно размышляя, говорить – не говорить. Но решилась:

– Фаина Викторовна скончалась. Сегодня утром рано, скоропостижно. – Она промокнула платочком уголки глаз. – Сердце не выдержало. Виталик звонил… вот. Его тоже не будет.

– О-о-ох! – схватилась за щеку Кристина, старательно изображая вселенскую скорбь о даме, которую видела издали раза три-четыре. – Правильно говорят…

– Что?! – встрепенулась Анна Романна. – Кто говорит?!

– Ну… знаете, где два – там третий… А?

– Ну да, да… – Замша взяла себя в руки. – Эту информацию давать строго дозированно. Только в случае крайней необходимости.

– Понятно, Анна Романовна, – сказала Кристина, сбрасывая видимость скорби и заменяя ее видимостью невероятной собранности. – В экстренных случаях я буду обращаться к вам за консультацией.

– Это очень правильное решение, Кристиночка.

Едва закрылась дверь предбанника, Кристина взялась за мобильный и дергающимися от вожделения пальцами отбила эсэмэску Таньке: «Мадам Ку загнулась!»

Через десять минут – Кристина только и успела, что перебросить какой-то звонок в договорный отдел – пришел ответ: «Байду гонишь, плесень?!» Кристина отщелкала: «Верняк! Из первых рук!» – и получила ответ: «Жесть!!! Увидимся в рыгаловке».

Тут пошли один за одним дурацкие звонки и имейлы, которые надо было сортировать и рассовывать по виртуальным почтовым ящикам ведущих специалистов, коль скоро папа Ку выпал из бизнеса еще минимум на неделю. И это только физически!

Саша Клык был жутко зол и в дуплянку раздосадован. Он упорно сидел дома – на улице прохожие казались ему ментами в штатском, даже писклявые школьники и молоденькие дамочки с колясками.

Точно, эта девка откажется платить! Скажет – все было сделано через задницу, не в срок, неаккуратно, с диким, неуместным шумом и прочее. И то, что эта старая коза померла, загнувшись от инфаркта, – чистая случайность. И Саша Клык не имеет к этому радостному событию практически никакого отношения, и гонорара ему за этого жмурика, соответственно, не положено.

– А я ей скажу – не было бы двух первых мертвяков, не было бы и инфаркта! – вдруг заговорил вслух он, даже испугавшись своего голоса.

Хотя голос был, если честно, неуверенный, сиплый и жалко клянчащий.

Да, напортачил он, напортачил… Это факт. Если заказчица попеняет ему лишним трупом, даже двумя, в чем-то она будет права… Шум, конечно, он учинил на пол-области! А городишко этот поганый так и жужжит, так и жужжит! Задетым оказался очень авторитетный мужик, оттого-то и менты злобствуют… Народ в транспорте и в магазинах этих девок убитых перетирает… Да кто, да за что, да зачем?! Кому мешали?

– А еще я ей скажу: да вы все, телки современные – от семнадцати и до пятидесяти, – все ж на одно лицо! Крашеные, тощие, шмотье на всех как под копирку, из одного сундука вытащили… В прицел – ну, как одна! Ну, вот и обознался… Пытался исправить ошибку – опять как-то нескладно вышло… Бывает, жисть такая! Но уговор-то выполнен! Бабы того упакованного крутяги больше нет! Бери его голыми руками, если есть на это такое твое желание!.. Все путем. Разве нет?

Саша Клык набрал с городского аппарата домашний номер заказчицы.

– Алло? – ответила та после третьего звонка.

– Ты того, подруга, когда оставшиеся шуршики подгонишь?

– Кто это? – недовольно спросила собеседница.

Голос у нее был хрипловатый – видно, еще не вставала, оттягивалась субботним утром.

– Александр, – с достоинством ответил Саша Клык. – Уговорчик у нас маленький был – не припоминаешь? На тетеньку одну?

Голос в трубке откашлялся.

– Ну, уговорчик-то был…

По интонации Саша понял сразу – с деньгами еще придется поваландаться.

– Но вот качество выполнения… оставляет желать.

– Ты знаешь…

– Знаю. – Голос откашлялся еще раз и зазвенел металлическими нотками. – Но сейчас мне говорить некогда. Заплатить я тебе заплачу…

Саша успел прикрыть трубку ладонью – как бы заказчица не услыхала вздоха облегчения и не заартачилась снова.

– … Но чуть позже – деньги надо с карточки снять, а это только в одном месте можно, а мне до него далековато. Понял?

– Ну да. Как бы…

– Как бы перезвонишь вечером. Я скажу, куда прийти.

Наверное, она все-таки уловила его гнусную неуверенность и считала возможным навязывать свои условия. Да это ладно! Знамо дело – баба! Лишь бы повыеживаться… Пусть бы хоть что-то заплатила… Хоть за два лишних мертвяка по полцены… Как за одну ту бабулю. Но может, все-таки… За переработку?

– А… того – за дополнительную работу… накинешь?

– Не-а, – ответил голос нахально. – Это твои личные проблемы. Я заказывала одну единицу товара. За одну заплачу, это да. Остальное – извини. Твои накладные расходы.

– Акх-х, – огорченно начал Саша Клык.

– Ве-че-ром! – отчеканил девичий голосок. – Перезвони! Я скажу адрес, куда за баблом подъехать. И после этого – разбежались! Конкретно!

– … Ой, я тебе набираю, по городскому, по мобильному! – Кристина едва успела вылезти из постели, как снова зазвонил телефон, и в трубке задребезжала Танька. – А ты ну никак… Мне тут такое в голову пришло, такое!

– И чего? – скептически поинтересовалась Кристина.

– Я знаю, кого тогда хотели убить!

– Кого ж – Ламарку преподобную, – мысленно пожала плечами Кристина.

– Не-е-ет! – просто заблеяла Танька восторженно. – Это совсем не про любовь история! Это совсе-ем про другое! Виталька наш тут совсе-ем ни при чем! И твоя девка в кустах – тоже не из нашей истории… Слушай, у меня так хорошо все в голове выстроилось – ты не представляешь! Сначала я подумала…

– Давай не по телефону, а? Кто знает, что там милиционеры придумали… Может, у нас теперь весь город на прослушке! Включая грудных детей и ветеранов Куликовской битвы. Охота было неприятности наживать.

– Так тебе чего – не интересно? Я так здорово все это разрулила…

Кристина прямо увидела, как на другом конце провода Танька сделала кислую, обиженную рожицу.

– Нет, мне интересно. Просто это опять не телефонный разговор. Давай я к тебе после обеда прискачу? Мамка где у тебя?

– Она на сутки ушла, дежурит.

– Ну, так сам бог велел! – обрадовалась Кристина. – Я как освобожусь, так тебе звякну. Увидимся, потрындим вволю.

– Ага, хорошо… Давай, звони!

– До связи, подруга!

– Ага, до сексуальной…

– Я даже не представляю, Павел Иосифович, как я такого не разглядела! – Кристина плакала почти навзрыд, а генеральный директор утешал ее как мог. – Мы столько лет дружили, и хорошо дружили… А она… такое!

– Вы просто сами хороший человек, Кристина, поэтому и не заметили этой червоточины. Это понятно. В конце концов, мы все так или иначе судим по себе. Я ведь тоже ничего не замечал за ней, хотя в отцы вам обеим гожусь.

– Так вы на меня, – Кристина подняла на шефа зареванные глаза, – не сердитесь? Не выгоните?

– Ну-у, – протестующе замахал руками гендиректор. – Вы-то здесь при чем?

– Ну как… Дружили ведь мы с этой… Татьяной. А… может, все-таки это не она? Оговорил ее этот подонок?

– Да нет… – как-то даже виновато отвел взгляд Кучинский. – Все сходится. Она не хотела расплачиваться с ним, ну вот… Все вышло так, как вышло.

– Ну не верится, не верится, – покачала головой Кристина. – Ведь подругами были столько лет.

– Да, а она за вашей спиной организовала преступную группу… И поплатилась за это. Как еще вы не пострадали!..

Кристина, еще раз промокнув покрасневшие глаза, молча смотрела в окно, за которым уже чуть зеленели ветки. Рабочий день давно закончился, а они с Кучинским все обсуждали ужасный конец этой кошмарной истории.

– Да, я ведь с этим бандитом, что Ламочку… и саму Татьяну… буквально нос к носу столкнулась, да… Прямо в подъезде! Хотя тогда и не знала этого. Жуткий тип!.. Глаза белые, рот ра зинут… Я целый день ей названивала, а потом забеспокоилась и проверить решила… Ну вот и… увидела… такое.

Кристина уронила голову на руку в изнеможении, а папа Ку нежно, по-отечески погладил ее по загривку, как любимую лошадку.

– Ну что делать, что делать… Всем нам немало досталось…

– Ну-у, – подняла голову Кристина. – Вам ли сравнивать!

Папа Ку гордо поднял голову и стал прохаживаться между окном и длинным полированным столом, за которым обычно заседало правление фирмы.

– Мне нельзя расслабляться – на мне ответственность за стольких людей.

– Вы потрясающе держитесь, Павел Иосифович! – Кристина прижала ручки к груди и покачала головой. – Никто и не думал, что вы так скоро на работу выйдете…

– Работа – лучшее лекарство от огорчений, Кристина.

– Да, да! – радостно подтвердила Кристина, озаряясь непосредственной, почти детской улыбкой. – Мне и родители всегда это говорили!

– М-да, но наш рабочий день давно закончился, – не смог не улыбнуться в ответ папа Ку.

– Ох, это же я вас задержала своими дурацкими истериками! Извините! Это так бестактно с моей стороны… Простите, пожалуйста… Я ухожу.

Кристина поспешно, даже неуклюже встала. Кучинский грустно покачал головой:

– О нет, нет! Я совсем не это имел в виду. Мне ведь сейчас, как вы понимаете, спешить не к кому.

– Ах да… – Кристина стояла и хлопала мокрыми ресницами, как бы не зная, что ей делать. – Но я все равно… пойду? У вас на сегодня ко мне больше ничего нет?

Папа Ку глубоко вздохнул:

– Да вроде нет… Хотя знаете что… Давайте поедем ужинать?

Кристина удивленно подняла темные, изящно выщипанные запятой бровки.

– Вы… не заняты, нет?

– Да нет… Но я в таком виде…

– Не беда! – по-отечески снисходительно улыбнулся генеральный директор. – У девушек, в отличие от нас, мужчин, столько способов быть красивыми… Получаса вам на подготовку хватит? А я пока сделаю пару звонков.

«Не к кому спешить, да? – подумала Кристина, восстанавливая старательно размазанную тушь. – Ничего, Пал Иосич, это как раз совсем не беда. Того, к кому можно было бы спешить, я вам обеспечу… Я и за дочку могу, и за жену… Хотите вместе, хотите по отдельности».

Она погляделась в зеркало. Все в порядке. Немного усталый вид, чуть впавшие щечки. Это даже хорошо. «Пусть папа Ку видит во мне прекрасное отражение своих горестей – так, глядишь, и сроднимся потихоньку.

Да, а что касается третьей покойницы… Как ни смотри, а все сошлось. Мадам Кучинская не в счет – ее, по большому счету, никто конкретно не убивал. А моя бедная Танечка… Так ведь говорила я ей – не лезь, не лезь!.. На то и подруги, чтобы хорошие советы давать. Просто их слушать надо… Пыталась я – не надо, не стоит! Без нас разберутся! А ты?… «Зеленые туфли, зеленые туфли!..» Вот и получилось… что получилось. Правильно папа Ку сказал… А что до способа быть красивым, то… У мужчины всегда есть отличный способ быть неотразимым. Это быть богатым… А диадемка та действительно недурна… Даст бог, надену на свадьбу. – Кристина закрыла пудреницу. – Вот чем хороши свадьбы? Тем, что в жизни их может быть сколько угодно! Да хоть по три на год! И все разные!»

Кардинальное средство

– Ну, ты у нас, Алиса, феномен, – добродушно проворчал Василий Федорович, мельком взглянув на жену Нину Петровну. – Обычно ж девки замуж рвутся – не удержишь! На твоем месте другая бы…

– Так то ж «девки», – скучно пожала плечами их соседка по даче и дальняя родственница, столичная штучка Алиса. – На мое место прошу не претендовать, мне там самой неплохо. И если замуж – я, может быть, тоже не против была бы. Но!

Алиска многозначительно воздела пальчик с длиннющим загнутым ногтем и заодно поправила бретельку сарафана.

– Но жениться-то никто не хочет! За меня все замуж хотят! За-муж-ж! На шею сесть и ноги свесить, так вжик-вжик!.. И не только мужики – такие же вот, как я сама, «девки».

– Да, – решила вставить словечко Нина Петровна, – после войны, когда ребят мало было, побили всех, говорят, частушка даже была… Как это, Вася? Мама твоя говорила… «Из Москвы пришла печать – девку с девкою венчать»… А?

– Ага, – расплылся дядя Вася, очень почему-то довольный. – Это было, говаривали: «Девок много, девок много, девок некуда девать…»

Дядя Вася даже стал подпрыгивать на плетеном венском кресле, словно слышал залихватские переливы деревенской гармошки.

– Дело не в количестве, а в качестве, – досадливо уточнила Алиса. – Желающих окольцеваться – пруд пруди, а жену с детьми кормить – нет. Глистам собственным на прокорм не зарабатывают.

– Фу, Алиса, за столом, – поморщилась Нина Петровна.

– Извините, тетя Нина, – поджала губки гостья. – Я, кстати, совсем не против многоженства. Я даже очень, очень за!

– Ну да? – удивилась тетя Нина. – Тебе подлить?… Как это – за?

– Да, немного, если нетрудно… А так вот и за. Если всех непристроенных и страждущих девиц хоть вторыми-третьими женами возьмут, мне в подружки никто набиваться не будет. Уже хорошо! Они то плачутся, то делятся… А чем делятся? Тот обманул, этот напакостил… Каждый следующий хахаль оказывается хуже предыдущего. И жаднее, и требовательнее… А я все на свою голову это воспринимай… Очень надо! Распихать бы их всех… – Алиска передернула плечами и замолчала.

– Ну, какая-то больно… неприступная. – Тетя Нина только укоризненно покачала головой, но не стала высказывать Алиске своего открытого осуждения – а какое она право имела указывать взрослой, самостоятельной бабешке тридцати с лишком лет? – однако своих чувств скрывать не могла. – Как-то ты это странно все воспринимаешь. «Подруги делятся»… На то и подруги… И как это так – многоженство?

Алиска было набрала воздуху, чтобы развернуть перед родственницей перспективы внедрения многоженства на православной Руси, но ее перебил дядя Вася, до этого с хитрым прищуром слушавший пустую бабью болтовню.

– А что? Многоженство – это, того, неплохо, – активно строя жене глазки, принялся подзуживать он. – Очень даже ничего… может выйти. Раз мужик может содержать трех жен со всем приплодом – так флаг ему в руки!!

– Скажешь тоже! – как-то резко, не в шутливый тон беседы, оборвала разговор Нина Петровна, бросила на стол чайную ложечку и ушла в дом, на ходу снимая фартук – вот вам!

– Ой, а чего это она? – удивилась, даже чуть испугалась Алиса. – Я вроде так… Для поддержания беседы. Она чего – обиделась на меня?

Дядя Вася слегка махнул рукой – мол, не переживай, обойдется! – и, будто собираясь с мыслями или припоминая что-то, принялся обмахиваться рекламной газеткой.

Стояли умеренно жаркие, развернувшиеся во всей своей атласной красе июньские дни. Ночи словно и не было: к полуночи небо темнело до глубокой синевы, в зените выскакивали самые яркие звезды, и тотчас на горизонте высветлилась зеленоватая полоска рассвета. Почти сразу налилась она, как созревающая на глазах ягода смородины, красным соком. А там, глядишь, побежали по земле длинные тени – это солнце высунуло из-за горизонта яркий ободок…

Цвела липа – последнее бурное начинание убегавшей весны. Будто стыдясь за свои невзрачные, мелкие цветочки, липы наполняли воздух дачного поселка невероятной, томной и округлой сладостью. Легкие порывы ветра с трудом сдвигали эти медовые клубы и обрушивали их на домики и людей. Иной раз и дыхание могло перехватить от их сладкой густоты…

Многие здешние обитатели собирали эти дары, часами стоя под деревьями с целлофановыми пакетиками. Делать это надо было с осторожностью – на липовый цвет находились и другие охотницы – пчелы. Почти из каждого соцветия торчала трясущаяся от вожделения мохнатая полосатая попка, и надо было приглядывать повнимательнее, чтобы не схватить невзначай вместе с цветками крылатую труженицу и не получить заслуженное атанде в виде укуса… Вообще, пчелы конкурентов так, задаром, не цапали – слишком были заняты, просто, утробно гудя, перебирались повыше. И к тому же в их распоряжении была еще и ночная смена. Пчелки не ложились спать, как обычно, с заходом солнца, а продолжали летать туда-сюда в сумерках, как заведенные, ловя недолгие дни липового рая.

– Ты тут ни при чем, – добродушно объяснил дядя Вася. – Это, скорей, на меня она… Молодость вспомнила моя Ниночка Петровна, да!..

Дядя Вася, устраиваясь поудобнее, поерзал в креслице – да так, что заскрипела под ним витая лоза. Алиска поняла, что застряла тут по крайней мере еще на час – любил Василий Федорович побаловать окружающих историями из своей долгой и бурной жизни! Любил и делал это охотно и с чувством. Сейчас Алиса не возражала – домой спешить не было резону. Сегодня им должны были принести для целевого ознакомления очередное, найденное любящей мамой ничтожество несостоявшегося мужского пола, попросту говоря, жениха-претендента на бесплатное Алискино кухонно-прачечное обслуживание. Похоже, что свидание не состоится, мама устроит очередной скандал со слезами… Пусть, это вещь привычная, домой Алиса уж никак не спешила. Авось гости посидят-посидят да и уйдут восвояси, поняв, что ничего, кроме маминых стенаний о трагичной дочкиной непристроенности, не услышат.

– Вот ты все от женихов отмахиваешься, – мягко, но категорично обличил дядя Вася.

Алиса пожала плечами и потупила взор – есть грешок, есть, не спорю.

– Во-от! – поднял указательный палец родственник. – Это вы сейчас такие, самостоятельные. А мы-то к другому поколению относимся. В наше время девки за парней мертвой хваткой цеплялись! Прыг, цап-царап и в кустики! В ЗАГС то есть. Считалось: двадцать лет девчонке и она не замужем, значит – все, пролетела! Парней холостых уже нет, следовательно, осталась в вековухах.

– Пф! – фыркнула Алиска, выпятив губу с ободком съевшейся малиновой помады. – Что за ерунда! Теперь и до тридцати пяти не выходят вполне сознательно, и не особо переживают. Была охота…

– О-о! – еще раз поднял палец дядя Вася. – А у нас так велось – раз в восемнадцать, прямо из школы, не выскочила – все, значит, второй сорт. Потом разве что за разведенного или сильно пьющего. – Алиска сделала презрительную мину, но промолчала, ожидая развития темы. – Да, так что такие, как я, – чтоб все в дом, тверезые, уважительные ребята – были на вес золота.

– Ну, – искренне улыбнулась Алиска, – это я согласна. Вас, дядя Вася, хоть сейчас на слитки и в казну!

– Ага, как помру, так сразу в печь да на переплавку! Охо-хо! – добродушно грохнул Василий Федорович так, что даже приподнял голову кудлатый пес, валявшийся тряпка тряпкой в тени своей будки.

На веранду выглянула Нина Петровна, обежала недоуменным взглядом окрестности и снова спряталась. Сидевшие на веранде ее не заметили, а пес, убедившись, что ни лаять, ни тем более кусаться нет необходимости, снова опустил голову на траву и блаженно закрыл глаза.

– Последишь, чтоб по дороге не скрали, а, племяшка?!

Алиска чуть поморщилась:

– Не по делу выступаете, дядя Вася.

– Во-о, а сейчас очень по делу будет… Помню я, мы с моей теперешней супругой тогда уже месяца три гуляли, серьезно, без глупостей – тогда не полагалось. Тем более девушка она была положительная, так что я и не пытался. И даже вроде и намеки делал на оформление отношений, а она как-то… никак. К себе не приглашала, с папой-мамой не знакомила. Доведу ее до уголка, в щечку поцелую, и она домой уходит.

– А вы ее с родителями, ну, со своими то есть, знакомить не пробовали?

– Так я ж там два года после вуза отрабатывал, только в отпуск мог домой поехать, а до этого далеко было… Так вот – гуляем мы так, гуляем, а она все мнется… А я-то молодой, горячий! Мне ж невтерпеж! Тем более Ниночка-то и в девках ох аппетитна была – коса русая, щечки с ямочками, и тут у нее, – дядя Вася потряс пятернями перед собой, – был полнейший порядок… Ну и в один прекрасный момент, когда мы в городском парке под ручку гуляли, я набрался храбрости и заявляю: надо нам как-то с этим решать, или давай мне тут же ответ, или… Тут Ниночка моя мне на шею и в слезы: я тебя, Вася, очень люблю, но… И плачет, и плачет! Я тут, грешным делом, думаю: а ну как она передо мной, ну, как перед будущим мужем по девичьей части виновата? Ну, так, околицей, спросил… Не помню уж как… А она аж вскинулась – как про меня такое подумать мог?! Я, мол, честная девушка! Усадил я тогда мою честную девушку на скамеечку, за ручку взял, в глазки ее зареванные поглядел, утешил как мог… А она мне и рассказала, как на духу, что вроде до меня за ней еще два хлопца увивались – и оба по-серьезному. И обоих она домой приглашала. А они, говорит Ниночка, пару-тройку раз пришли, а потом как отрезало – не звонят, депеш не шлют, вроде как и ничего не было. А Ниночке моей уж двадцать второй годок шел, техникум закончила уж год, а не замужем…

– Засиделка по тем временам, да? – не смогла не съехидничать Алиска.

– Ну, я-то такого мнения не придерживался, но жениться на ней сильно хотел, сильно… А она в том смысле выразилась, что прямо какой-то сглаз на ней: стоит жениху у них в доме побывать, хоть пару раз, так он куда-то пропадает. И вот, мол, боится она, что и я так исчезну.

– Может, и вправду кто-то наворожил? – задумчиво проговорила Алиска. – Сейчас такое не отрицается.

– Ну, можно сказать и так – сглаз, но это все потом только выяснилось. А тогда я сказал своей любимой: давай сделаем все как у людей. Не верю я ни в какую эту антисоветскую ворожбу, знакомь с родителями, заявление подадим и будем думать, как нам жизнь совместную устраивать. Она опять заслезокапила: я тебя потерять боюсь, люблю – не могу, и все такое в том же духе. Я ее заверять стал, что ни при каких таких условиях от нее не откажусь, хоть в одном этом платьишке возьму. Посидели мы так, поворковали, пока комары одолевать не начали, договорились, что в следующее воскресенье я чин чинарем явлюсь пред оченьки ее родителей – как натурально жених.

– Ой, как здорово! – всплеснула руками Алиса. – Как мило это у вас тогда было! Так очаровательно…

– Ну, было-то по-всякому – случалось, и через партком женились. Или, мол, расписывайся с девчонкой, раз испортил, или партбилет на стол и с солидного предприятия с «волчьим билетом».

Алиска вздернула бровки, но промолчала, ожидая продолжения истории.

– Вот таким макаром я, при всем тогдашнем моем возможном параде, в воскресенье заявляюсь к Ниночке домой. Ноги, конечно, ватные, язык распух слегка, но ничего, ворочается… Родители ее люди хорошие были, царство им небесное, приветливые, сестренка Ниночкина младшая, Тоня, года на четыре, что ли, Ниночки помладше, там же крутилась. Школу тогда она только закончила. Ладно, сидим, про то про се с тестем будущим толкуем, дамы наши на кухне угощение стряпают. Ну, вот вроде и ладно, поговорили культурно так, посидели. Потом я засобирался, а Ниночка пошла меня провожать. День хороший был, вроде как сейчас, гуляем. Только чувствую я, в животе у меня революционная обстановка намечается…

– Чего это? – не поняла Алиса.

– А то, что в утробе бурлит, урчит и бунтует, даже спутница моя драгоценная подозрительно коситься стала. Да еще, понимаешь, в сон клонить стало. Самочувствие очень… не очень. Чувствую – прогулка наша с любимой на сегодня заканчивается, хотя еще день-деньской на дворе. И с каждой минутой мне все поганее – глаза слипаются, а в животе военные действия начались нешуточные. Соображаю – еще десять минут такого чилийского переворота, я перед невестой моей опозорюсь раз и навсегда. Мозги совсем слиплись – что сказать, как сбежать, чтоб ее не обидеть?… И не соображаю ничего, хоть головой об дорогу колотись! Наконец соврал я Ниночке, что мне как бы на дежурство надо по общежитию, где я тогда как молодой специалист проживал. И ходом, ходом как угорелый – ну, как мог в том моем ватном состоянии… Хорошо, городок тот был небольшой, во все стороны, считай, двадцать минут бодрой ходьбы, а то б!..

Дядя Вася, будто снова переживая тот кошмарный момент, схватился за шею, сокрушенно покрутил головой в седом ежике и шумно вздохнул, почти застонал.

– И не знаю, как до туалета типа сортир добежал… Хорошо, хоть в воскресенье народ весь на гулянке был, очередь на оправку не стояла, а то осрамотился бы перед общественностью, как пить дать… А сам едва на ногах держусь – как в толчок не спланировал, не знаю. Глаза сами закрываются, хоть спички под веки подставляй… Как я из нужника выполз, как в своей комнатенке спать ткнулся – не помню, хоть убей!

– М-да, что-то там было неладное, – решила посочувствовать Алиса. – Странная ситуация.

– Очень противная ситуация, скажу прямо, племяша дорогая. Когда одновременно спать и срать тянет, это – уж извини, девонько, за выражение такое – хуже не придумать.

– Да, с этим трудно не согласиться, – едва сдерживая противный смешок, сказала Алиса. – Положеньице незавидное. И что дальше было? Хоть незаразное что-нибудь оказалось?

– Да нет, одноразовое удовольствие мне вышло. Проснулся я, ну так, в относительном порядке, уже под вечер, когда народ с танцев-свиданок косяком повалил, топот по коридору, голоса. Чувствую – голова тяжелая, а в утробе, одно слово, как в сейфе после бандитского налета – пустота, аж эхом отдает… Что было там, чувствую, даже Ниночкиной мамаши угощение, все как шрапнелью вымело! Голодно и одиноко мне тогда было – не передать словами!

Дядя Вася шумно вздохнул и замолчал, переживая, видимо, то свое давнее душевное сокрушение. На веранду в два мягких скачка поднялся любимый теть-Нинин серый кот. Он поставил милицейским жезлом полосатый хвост, оценил, поводя прищуренными зелеными глазами, обстановку, чуть подумал и направился к Алисе. Присев на задние лапы, он запрыгнул ей на колени, потоптался там и лег, утробно мурлыкая. Алиса почесала котику загривочек.

– И чем же это, мм, приключение закончилось? – изобразив жалостное сочувствие, поинтересовалась она у дяди Васи. – Революция победила?

– Если и кого победила, то меня. Но ничего, вроде оклемался я к утру, к работе, хоть и спал да сблендул чуть с лица. На той неделе с суженой моей мы только мельком виделись – конец квартала был, план гнали, а я ж молодой специалист, руководитель, тогда за это строго спрашивали… Ниночка моя внима-а-ательно на меня все посматривала – не собираюсь ли я деру дать после знакомства с родителями?…

– Как те два предыдущих кандидата? – хитро улыбнулась Алиска.

– Ну да… Я ж так споро от нее сбежал тогда, хотя и по уважительной причине. Что угодно подумать могла. На выходных она меня опять в гости позвала, уже обедать, за общим столом, как члена семьи.

– А, тогда уж вам точно жениться бы пришлось! Как у Чехова – помните?

– Да я ж за тем и шел. Ну, пообедали, поговорили о международной обстановке с Ниночкиным папой, и опять мы пошли пройтись. М-да…

– И?… – Алиска напряглась, ожидая, что скажет дядя Вася.

– И ничего, душевно так гуляли, до речки тамошней дошли, целовались в охотку, соловейка нам пощебетал-пощелкал сладко, э-эх!

Василий Федорович возвел глаза горе, вспоминая тот соловьиный час и чудную прогулку с пышногрудой Ниночкой.

– И что, обошлось без… приключений? – решила все-таки уточнить Алиса.

Кот на ее коленях, похоже, пригрелся, заснул, забыв даже мурлыкать.

– Да, все путем было… А под вечер невеста моя, считай, уже официальная, меня опять домой привела – ужинать. Я ведь по столовкам прикармливался, а тут уж все закрыто было. И опять все вроде нормалек.

Алиска подняла брови: и в чем тогда фишка?

– Да, а вот ночью, когда в нашей общаге затихли все, даже самые шебутные, меня опять прихватило: едва я зенки продрал, а?! Хорошо, успел все-таки проснуться и до сортира доскакать… А то бы в койке казенной или по пути до объекта и обоср…

– Не надо! – Алиска задрала подбородок, а котик недовольно завозился у нее на коленях. – Все понятно! Дальше!

– Да-а-альше? – сумрачно протянул дядя Вася. – До утра я еще пару раз ту дистанцию пробежал, пока все не отдал, что взял накануне. И опять на службу явился с интересной бледностью на физиономии.

– А любимой поведали о своих ночных подвигах? – по-деревенски прыснула в ладошку Алиска.

– Да нет, как же я дивчине скромной про такое! Но сам все думаю упорно: к чему бы это? Хотя причина, почему от нее женихи разбегались, уже понемногу вытанцовывается… И опять – на неделе с невестой гуляем, мороженое кушаем, прикидываем, как бы нам заявку на регистрацию подать, и все у нас сердечно и здорово – любому бы так.

– Ну и по логике вашего захватывающего повествования, наступил третий, решающий раунд… Так, да?

– Правильно ты все поняла. Мне впору у Ниночкиных родителей официально руки ее просить – куда ж дольше тянуть? Вроде все на мази. Никто не возражает… Пора бы решать конкретно. Ну и являюсь к ним в субботу, как пятак медный горю: мол, так и так, папа-мама уважаемые, примите как сына! Дочку вашу, мол, люблю и желаю взять в законные супруги, обещаю холить-лелеять, а вас почитать, как родных. Ну, они, понятно, раз так, мы дочке нашей не враги – бери и владей!

Алиска представила, как родители тети Нины вручают молодому дяде Васе невесту, запакованную в целлофан, как подарок. Алиса зафыркала, пытаясь сдержать смешок. Дядя Вася не понял, а просто тоже стал посмеиваться, заговорщицки подмигивая племяннице. Кот, понявший, что в такой обстановке толком не поспишь, соскочил с Алискиных коленей, глухо топнув лапами в дощатый пол веранды, напоказ, нарочито – а мне и без вас хорошо! – потянулся и пошел в дом.