Электронная библиотека » Людмила Козлова » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 8 сентября 2017, 02:35


Автор книги: Людмила Козлова


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Я – крапива

Я бы верно служила царю моему. Я сама!

Я бы точно служила, когда бы могла и умела.

Не дарила бы силы сверкающей искре ума,

Притворилась бы вечнозелёной цветущею розою белой..


Не удержишь потока колючих, как ёжики, дум,

Жизнь моя на крапиву – бродяжку так странно похожа.

Сжёг царя моего мой крапивный безжалостный ум,

Обернулась цветущая роза какой-то случайной прохожей.


Я бы верно служила. Но я не сумела – прости,

Я крапива. Я жгучее, друг мой, растенье.

Где мой царь – команданте? В далёком железном пути.

Да и где я сама —

та, готовая быть

зачарованной тенью?

Дорога длиною в жизнь

А.К.

1.

Придёшь в сей мир, и вот тебе награда —

Игрушка-Жизнь. Играй себе, играй!

Подарочек от Бога и де Сада —

Играть людей, чертей – посланцев ада,

И всуе поминать любовный рай.

Но мальчику вот этому – сломали

Его игрушку. Кончился завод.

Ни горя, ни заботы, ни печали:

Он без игрушки – мёртвеньким живёт.

Ушёл в себя, не ведая иного —

Всё дальше вглубь его уводит путь.

Он слышит, но не чувствует ни слова —

Поломанной игрушки не вернуть!

2.

Включились запретные датчики —

я знаю, так пахнет беда.

Душа моя плачет о мальчике,

ушедшем в себя навсегда.

К любимому дому, далёкому —

мальчишку ведёт естество.

Те царства, где око за око,

Теперь не достанут его.

И всё же не скажешь иначе —

Я знаю, так пахнет беда!

Душа моя плачет о мальчике,

ушедшем в себя навсегда.

Погибель-князь

Чужой пришёл и в горницу стучится —

Я, дескать, ваш сосед – торговец пиццей.

Я вам принёс чудеснейший пирог:

С приправой – ювенальною юстицией.

И вот уже мостится за порог.


И мы – почти товарищи пришельца

Или играть готовы таковых.

Но кто-то спохватился – это ж Ельцин!

И сыт, и пьян – живее всех живых!


Когда одним мизинчиком в содоме,

То и хозяин – не хозяин в доме.

Спроси его, где денежки лежат?

Они зарыты в праздничную пиццу,

А пицца – выпекалась за границей

из ядовитых мидий и ежат.


Свиной порядок – вот закон содома.

Хозяин кровью не марает дома.

Чужой придёт – повсюду кровь и грязь.

Ему и день и ночь, а всё – кладбИще!

В пустых мозгах разбойный ветер свищет —

Рогатый ферт,

Свинец,

Погибель-князь.

Санкции

На радостях говяжьи туши

Растут в цене, ну, хоть убей!

Пророк Матвей торгует грушей,

На рынок тащит голубей.


Всё дорожает, друг-приятель,

И вздорожать ещё не прочь,

Но рад партийный обыватель

Производителю помочь.


То наш ответ с большим приветом

На европейский аусвайс.

И одобрительно с портрета

Крымнаш приветствует Чубайс.


Он наш, сознательнейший архи,

Такой простой, КАК ТЫ – точь-в-точь!

Он шёл геройски в олигархи,

Чтоб нашей Родине помочь!


Мы любим наших олигархов —

Патриотичных пареньков,

чья жизнь, друзья мои, не сахар,

В тисках финансовых оков.


А между тем, говяжьи туши

Критиковал в трудах Тацит.

Пророк Матвей торгует грушей,

Да и картошка – дефицит.

Дзен

Великий Будда определил: любое дело —

пустой избыток.

Жизнь – воробьиная песнь смертника

в Саду Пыток.

Мир создан из ничего, создан давно и зря.

Успевай рассмотреть себя,

пока не взошла заря.

Дзен – искусство познать себя,

пока не выгорел изнутри.

Не говори ничего, не говори.

Не нужны слова, мелодии —

только дождя шорох,

Только сердце – горючий порох,

Выжигающий изнутри.

Дзен – самозваная капля дождя,

выговаривающая

«умри!».

Зонг*
(Голос рабыни – 2015 или Атлантида – наш дом)

* «Зонг» или «Невольничий корабль» – картина Уильяма Тернера, на которой изображён терпящий крушение во время шторма невольничий корабль. Хозяева сбрасывают связанных рабов в океан, освобождая трюмы, чтобы спастись самим. Картина 17 века до сих пор остаётся символом цивилизации планеты Земля.


Меня влекло туда, где за стеклом

Вскрывался день, обременённый тайной,

Где всё цвело, взрывалось и текло,

Где Вера Странствий трогала чело,

И шторм гудел над миром не случайно.

Пришла пора меняться и менять,

Достать из-за картины новый ластик.

Пришла пора незнанье применять

И отменять бетон и стеклопластик.

Я погружаюсь, друг мой, в океан,

В глубины шторма, ветреные сонмы.

Сливаясь воедино Инь и Ян,

Меня рождают заново бездомной,

Свободной, одинокой, золотой.

И я плыву, пророчица Царь-рыба,

Одаренная Божьей немотой,

В подводном царстве

царственных Карибов.

Несёт меня Божественный поток —

Солёная, но бережная сила.

А кто-то скажет – видно, Бог жесток.

Но я об этом именно просила.

Там, на картине, пусто и светло —

В руке Архангел держит

тонкий ластик.

Душа пробила ломкое стекло

и позабыла жесть и стеклопластик.

Но одного понять мне не дано —

Зачем по кругу странствует планида,

И Атлантиды терпкое вино

На дне похоронила Артемида?

Я не спрошу намеренно, друг мой,

Зачем в песок и камень пали гунны,

Ведь я плыву туда, к себе домой,

Где под ногой мерцает

жемчуг лунный.

Эпоха Лейрус квинкестриатус

Человек в летаргическом сне

и не выйдет из комы.

Надвигается мир потепления,

мир насекомых.

Синий дождь на высоких ногах

через горы шагает —

День, неделю и месяц шагает, и два.

Наступает вода.

Наступает эпоха другая.

Что ж, готовься – тебе пригодится

твоя голова.

Мир изменится, друг мой,

до атомов и до ионов,

Динозавры проснутся

сквозь времени каменный треск.

И в новейшие крылья обрядится

род скорпионов —

Их фантомное облако

станет кошмаром небес.


***

Познакомьтесь —

Лейурус Квинкестреатус,

скорпион красавец, киллер,

Укус в миллион ядовитых промилле.

Невозвратный, безжалостно строгий —

Выточен точной копией бытия.

Членисторукий и членистоногий —

Киллер-красавец и судия.

Однажды Лейурус взлетит

над планетой!

Видишь,

как яростен жала мрак.

Киллер крылатый

страшнее любой кометы.

Что-то с планетою нашей не так.

Никому не рассказывай это

Семечко Времени однажды травинкой взошло,

Расцвело Васильком

поднебесного цвета.

В его колокольцах – Добро и Зло.

Умоляю тебя —

никому не рассказывай это!

В его колокольцах – Жизнь и Смерть,

Любовь, Ненависть, Бессмыслие, Мука.

Ничего в этой Жизни не нужно уметь,

Потому что Жизнь —

живородящая сука.

Просто родился, учился, жил,

Просто исчез – слово такое: «умер».

Душу выматывал и, всё-таки, сокрушил.

Вот и замолк твой щенячий старательный зуммер.

Вот и состарился Времени Василёк,

Отлетели его поднебесные колокольца.

Успокоился, упокоился,

в землю песчинкой лёг.

Кобра Смерти сомкнула

стальные узорные кольца.

Где он, твой синий волшебный

живой Василёк,

Любовь, Ненависть, Бессмыслие, Мука?

Только и всего – в землю сырую лёг.

Слышишь, вокруг тишина —

Ни ветерка!

Ни звука!

Биоробот

Каркас телесный – биоробот —

Танцует зомби-тарантеллу.

Жесток и беспощаден опыт

Души, вмещённой в кокон тела.

Она, пленённая от века

В тисках костей, в скафандре кожи,

Должна исправить человека.

Эксперимент бессмыслен, ложен!

Смирись, Господь, оставь гордыню —

Разъедини несовместимых:

Не помещается святыня

В пределах мнимых.

Я – потребитель!

Мы добрались до сладостных времён.

Я сам себе – стратег-наполеон.

Я сам себе – творец-домохозяин.

Я сам, один! Я – город и район!

Я солнцелик, велик и осязаем!

В окрестном мире – прах, песок и тлен,

И там никто пока не встал с колен.

И все они, конечно, не у дел.

Я сам – король

в алмазном королевстве.

Ну, может быть, я где-то перебдел,

зато на ужин

есть

сосиска в тесте!

Вот оно, счастье!

Жизнь – это вместе есть сыр,

Ты – Мышка, я – твой Батыр!

Имеющий уши да услышь —

Предскажу будущее, окажу честь.

Встретишь единомышленника, Мышь,

Станете вместе сыр есть.

И не будет лучше вас едоков,

И не будет Любови сильней-вкусней.

Все остальные – мир чудаков,

Не видят жизни, не знают о ней.

Жизнь – это вместе есть сыр.

Привет, моя Мышка!

Привет, Батыр!

Пить вредно или пленённые требухой

Мохнатые, пузатые, тигриные

Мелькают осы в тачках за окном.

Миазмами убойного зарина

Вписался в листопад запойный гном.


Сивушным перегаром переполнен,

Взлетел вонючим шариком в зенит.

Воздушные его кидают волны,

А он, не знамо чем – звенит, звенит.


Вот так и улетел в просторы неба,

Хотя – кому он нужен там бухой.

Была картинка зла и непотребна —

Таков итог пленённых требухой.

Коммерческая зона
Некоторым, мнящим себя великими

Сметая травы хилого газона,

Косец косит под внука всех чертей.

О, город – алетейя алетей,

Свободная коммерческая зона!

Здесь каждый отличиться норовит —

Товаром сделать даже пару строчек.

О, я – прозаик, царственный пиит!

Любой мои труды прочесть захочет.

Куда спешишь, пучинный таракашка,

Незнамокто, прелестник, червослов?

Не просто мелок – мелочен улов

И жалок, словно драная рубашка.

Гордыня, брат,

весьма прельстива лягва —

Фасад, фасад, реклама – бесов дар.

Испей-ка из копытца – «Злато-аква»,

Залей содомской жадности пожар!

Катунский Джон Леннон

Дебют в Катуни Бирюзовой

(О, эпохален сей дебют!)

Фанатам рОковых тусовок

Маэстро Леннона дают.

Прекрасен мрамор плащаницы,

Вполне естественен Христос.

Там диск виниловый струится,

Там жук ползёт, торгуют пиццей —

Культурный уровень подрос.

Уютно необыкновенно,

Но промах скульптор допустил —

Похож на Сноудена Леннон.

Похож, ну, просто нету сил!

Вот так на фоне горной пиццы

Христос и Сноуден навек

Смогли легко соединиться.

Лишь стоит чуть подсуетиться,

Всё может русский человек!

Бийск

То ливни бьют,

то жарит солнцебог.

Кержацкий град

лежит в торговой коме.

И каждый, кто до нитки не промок,

Люля-кебабом млеет на пароме.

По берегам ристалища осок,

Русалка завораживает лето.

И всякий обыватель, если б мог,

Завлёк её блесной или конфетой.

Хрусталит во/ды август золотой,

и уходить не хочет наводненье.

Кержацкий город славен простотой

Неве/денья, незнания сомненья.

Торговых улиц хитрый коготок

Вонзает в глаз соцветия рекламы.

Шатёр цветной – услужливый лоток,

Сто пятый клон – дацан святого ламы.

Здесь всё – товар, китайский божий дар

От разномастных тканей до булавки.

Носки, перчатки – символ брачных пар,

С портретом Пу ночные камилавки.

Китайский лама всем душевно рад,

Кержацкий говор выучил отменно

Торговый град, почти наукоград,

Ну, или станет оным

непременно.

Если измерить

Если измерить на вес откровенья журналов

московских,

Псковских, сибирских

и тьмутараканских (о, да!),

Тяжести их

позавидуют смертные доски,

В текстах увязнет навек Золотая Орда.


Если измерить на вес

олигархов российских загашник —

Псковских, московских, сибирских

и тьмутараканских (о, да!),

Тяжесть его

пошатнёт Вавилонскую башню,

Столько бабла никогда не имела Орда.


Если измерить на вес

простодушье народных холопов —

Псковских, московских, сибирских

и тьмутараканских (о, да!),

Их простодушие

больше журнального трёпа,

Больше того,

что возьмёт с олигархов Европа,

Больше того,

что когда-то имела Орда!

Карусель

Смешалось всё – трагедия и фарс,

Как некто Ельцин с путчем августовским —

И в перигелий движущийся Марс,

И с обнажённым торсом Хворостовский.

Гуманитарный груз и Красный крест,

Пропавший где-то в дебрях Украины,

И воробьи, поющие окрест,

И Боинга расстрельные руины.

Недаром, брат, мне снилась карусель

И впавший в детство батюшка Егорий.

Мы жить успели, но отсель – досель.

А дальше – карусель фантасмагорий.

Ворона

На высоком тополе горюет ворона —

Скрипичный ключ вороньего стона —

Гнездо, разорённое человеческим клоном:

Любит он, больше жизни,

крушить-ломать.

Ворона ли это?

Безутешная мать!

Плачет ворона, горюет скрипка,

Вечер крадётся

в картофельный город дач.

Человек – не зверь, не птица,

просто ошибка —

То ли дьявола радость,

то ли Божий калач.

Позолоченным запахом канифоли

Продолжается запах горючей боли.

Выгорает что-то неведомое, живое,

Смычок, смазанный канифолью, воет.

Плачет скрипка – ночное чадо,

Плачет, значит, вот так и надо.

В небо стучится

её канифольный плач.

Там,

над картофельным городом дач.

Хорошо сидим

Странное утро туманное.

Через туман прорывается гром —

То ли грозы гремят, то ли манна

Небесная

Перекатывается в нём.

А вот и манна падает сытным дождём.

Ждём-пождём, не дождёмся, когда

Упадёт прямо на стол утренняя еда —

Пирожки со смаком – с пылу-с-жару,

Кофе, сливки.

Вот такая беда!

Ну, что ж, если ударит молния!

Быть пожару!

На всё – божие предписание!

Пожар пожаром,

А завтрак по расписанию.

Мы попали

Узконосые человекообразные —

Виртуалы, попавшие в сеть,

Как вам в этой сети висеть?

Ах, удобно, приятно, классно!

Тролли врут, что в сети опасно.

Мы всеядны, но осторожны,

Соображаем, что нельзя, что можно.

Есть, говорят, Некто Над Сетью,

Но мы не видим его, не знаем.

Некто – это, должно быть, такой добрый Йети,

Что-то среднее между конфетой и раем.

Тролли врут, что это Паук —

Пауков выдумал Интернет.

Тук-тук, отведай, мой друг,

Информационных котлет —

Пища наша!

Вкусней

Ничего

Нет!

Мама

Они говорят – со мною одни проблемы.

Я говорю – проблемы ваши!

Для них – неразрешимая дилемма:

Лапша на уши или поварёшка каши?

Они выбирают лапшу.

А я стряхну их сырые спагетти

И снова Правду пишу.

Они раскинут магнитные сети,

А я, мама, их сокрушу.

Они говорят – ах, как здесь хорошо —

Лужок зелёный, берёзы, осины.

А сами глазами погибельными

Тянут во хлябь трясины.

Отведи от меня доброжелателей,

жару, мошкару,

Оценщиков тряпья и хлама,

Дарителей дармового спама,

Холоднокровных железных гуру,

Всех отведи от меня, мама!

Из твоего далёкого высокого

Золотого Храма,

Помоги, мама!

Пророчество

Будет жизнь принимать невозвратно крысиные формы,

В низовые пещеры и норы прессуясь тайком.

Разродятся вулканы чудовищем чёрным.

Мы с тобою по берегу моря уйдём босиком.

Мы покинем взъерошенный мир новострасти —

Эту зону шипящих хитиновых тел.

Мы ведь помним, какое оно, настоящее счастье.

Видишь, Ангел за нами уже прилетел.

Хлеба и зрелищ

Знаешь ли ты, о, владелец сердечных отмычек,

Мудрость печальна, опасна и следует в ад —

Истинный разум, он зряч и токсичен!


Хлеба и зрелищ – вот всё, что живые хотят.

Дружно и плотно, привычно шагают на месте,

Там, где вчера ещё памятник чей-то сидел —

Камень не выдержал лжи, равнодушия, лести.

Эти же дружно шагают на месте, на месте —

разум не нужен,

когда коллективно и вместе!


Разум токсичен,

а значит, всегда – не у дел.

Легенды Алтая

ШИПОВНИК – РОЗА МЕТАНОЙЯ*

1.

Памяти брата Николая – ночного велосипедиста


В час сумерек туман восточный мглист,

А в нём, не зная страха и простоя,

Летает призрак – велосипедист.

Бесшумно, ниоткуда возникая,

Летучей мышью, тенью промелькнёт.

Должно быть, у него судьба такая —

Ломать пространство сумрачных тенёт.

Несёт велосипед его крылатый

В зрачок Луны, взорвавшей горизонт.

Так чёток силуэт на горном плато.

Зарницы. Ночь.

Алмазный звёздный зонт.

Хранят вершины тысячи историй,

Здесь Дух с людьми на равных говорит.

Шиповник – роза диких плоскогорий

Благоухает.

Млечный Путь искрит.

__________________________

Роза метанойя* – плетистая крупная роза


2.

Лежала себе в своём ледяном саркофаге

Принцесса У-Кок – золотая тату.

Но вот появились толпою ученые фаги —

Солнечным светом казнить темноту.

Быть беде – говорили, ворчали шаманы.

Быть беде – шелестели июльские травы.

Задрожали скалы, спустились в урман туманы.

Верховный Дух из кубка плеснул отравы.

Сорок скал провалились в подземные схроны,

Воды взбесились, забыли плен берегов.

Зачем чужие руки коснулись короны,

Каменной тайны, хранящей покой веков!

То ли будет ещё – говорят и теперь шаманы.

Быть беде – города украдут людей.

А в горах над рекой

Поплывут, оживут туманы,

Облака, похожие

на белых лебедей.


3.

Где-то в горах на плато У-Кок

Когти точит седой Дракон.

Если синицей взлететь не смог,

Примешь на плечи его Закон.


Всё стерпи да не смотри в глаза —

Сердце неба Дракон украл.

Скоро скалы порвёт гроза —

в мире родится шаман Марал.


Слово его – золотой Закон,

Слава его – небесный хорал.

Был силён да пропал Дракон.

Время правит шаман Марал.

Вечна времени круговерть —

Жизнь бессмертна,

Мгновенна смерть.

Дух Цветения, сотвори

Цвет маральника —

свет зари!


4.

Окраина окраины – Алтай.

Алиса, твой мудрец Шалтай-болтай*

Рассыпался и к нам упал на кручи

Снегами расчленённой ветром тучи.

Зацвёл маральник в день пурги черёмух.

Шалтай-болтай, а ты, мой друг, не промах —

Ты знал о перевалах и паромах,

О том, как зло цветёт в горах сирень,

Спят идолы на древних космодромах.

Шалтай-болтай, берём твои дары!

Смотри – Башкаус прыгает с горы

И серебром кидается летучим.

В пустынных кручах выстрелит цикорий,

Восстанет на утёсах Марьин-корень.

Тропа всё у/же. Вьюжит наверху.

В меху кедровом прячется кедровка.

Синица сообщает: «Здесь-Ал-тай».

А вот и небо, друг Шалтай-болтай!

Здесь жатва Духа и его посев.

Большое небо – общее для всех!

__________________________________________

* Шалтай-болтай – персонаж сказки Льюиса Керрола «Алиса в Зазеркалье»

Караван-сарай-страна

Торговые плодятся супермонстры,

Как слухи про холодный термояд.

И каждый Змей-Горыныч Коза Ностры

Бенгальским светом доллара объят.

И даже там, в районах приболотных,

Где «нариков» съедает брат Кощей,

Друг к другу притулившись зло и плотно,

Торгуют концентратом кислых щей

И пустотою кубиков бульонных,

И всячиною всякой на развес,

Китайских безделушек миллионы

На полках безразмерных и бездонных —

Спаси меня, любимый МЧС!

А, впрочем, пусть играют зазывалы

В азартную игру – а мне-то что!

Мне дела нет! Мне это – ёлы-палы!


Народ доволен, радостен?

А то!

Бес Ивашка

Ночью с полки свалилась книга

И открылась на слове «фига».

Бог тебе – не сосед Ивашка,

Не гадалка с ромашкой-решкой.

На! Прочувствуй всю прелесть мига —

В этом мире ты просто пешка!

Бог, ну да – не сосед бессменный,

Да и я поддаюсь не вдруг.

Ставлю книгу на край Вселенной —

Пусть синицей летит на юг.

Много слов в этой книге-птице —

Дальний путь, неизвестность, рай,

Здесь – предать, там – душой трудиться.

Выбирай… рай, рай, рай…

Не броди средь оград-преград —

Там бетонное слово «Ад».

Ночью книга с небес слетела.

Птица Рая осанну пела,

Дожидаясь начала дня.

Расцвела под окном ромашка,

и сорвал её бес Ивашка.

Для меня.

Медвежий уголок

Очнёшься утром в космосе Земли,

Где крик петуший гонит вурдалаков,

Дорога упирается вдали

В большую вазу сладких козинаков.

Протянешь руку к чашке кофейку,

Зевнёшь и снова таешь на боку,

Вокруг цветут кипрей, душица, донник.

Нечаянно уронишь телефон

В траву – за подоконник.

Махнёшь рукой – а ну его, и пусть!

Я всё равно обратно не вернусь.

Но птица-провозвестница сорока

Бесстыдно расхохочется до срока.

И вдруг бродяжкой-мышкой издалёка

Прошелестит невидимая грусть.

Достанешь телефон, а он назло

Вдруг запоёт на жутком новоязе.

Не повезло, опять не повезло —

Мой Домовой-суседушко на связи.

А я ему в подарочек – стишок

О том, как лето прыгает с карниза.

Мой позывной: «Прекрасная маркиза,

Всё хорошо, всё хорошо!»

Но этот самый умник-Домовой

Такой поднимет заполошный вой,

Что, дескать, без тебя не жизнь – отрава.

Прав Домовой, ведь он имеет право.

Присяду, пригорюнясь, на пенёк:

всё решено, а прочее – забава:

Я не вернусь! Ну, разве на денёк?

Когда-то

Тот прежний город – он внутри меня,

Прикинувшись безделицею дня,

Гнёт улицы пустынным лабиринтом,

Дома рисует методом репринта,

Трамвайным звоном в прошлое гоня.


Коронами воздушными искря,

Трамвай в песок кидает якоря,

Из каждого минутного простоя,

Пытаясь что-то выудить живое.

Но лабиринт придуман был не зря.


Бежит по рельсам кру/гом в никуда

Трамвайных тел железная орда,

Вскрывая на ходу гармошки-двери.

Вот так добычу ожидают звери,

Так в чёрную дыру глядит звезда.


Безумная мелодия сама

Включается, колотится в дома —

Всё заросло мобильной паутиной.

В ней бьётся крик далёкий журавлиный,

И детский голос: «Мама, мама, ма…»

Херувим
Памяти жертв крушения Boeing-777 над Украиной

Где-то в просторах высот беспредельных

Еле слышим, неуловим,

Рвёт стратосферу стрелою прицельной

Дюралюминиевый Херувим —

Лайнер крылатый и рукотворный.

В чреве спрессованы сотни людей.

В небе рыдают валторны

Сквозь голоса детей.

Вот просвистело мгновение мимо,

Кровью омыло окно.

Сколько отпущено жить Херувиму,

Столько и детям дано.

Вечной любовью их Смерть полюбила.

Что это было?

За что это было?

Включаю дождь

Внимание! Отключаю зной, включаю дождь.

Нет, пусть это будет такой основательный ливень,

Идёт себе на уме – свободен, красив, хорош!

Теперь он везде – в босоножках, в цветах,

В кабине хозяйственной «Нивы»,

В твоём мороженом, тающем на ходу,

В каждом закрытом-открытом подъезде,

В твоём личном уютном домашнем аду,

В любви, ненависти, в женихе, невесте.

Меняю то, чего нет, и не было никогда,

На ветер меняю, на вздохи гулящей бури.

Ещё лучше, если в ответ упадёт звезда,

Какая-нибудь безжалостная Принцесса Нури.

Океан расплещет солёный тяжёлый стон,

Сомкнутся Атлантика и Эвксинский Понт.

Отключаю зной,

включаю глубоководный сон.

Иду ко дну.

Нет – улетаю

за горизонт!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации